Дата 28.10.01 КОМАНДИР ТРАФФИКА
(игра)
Валентину Сысоеву вчера исполнилось тридцать два, ещё годик и возраст Христа - пора подводить первые жизненные итоги. Человек начинает не только вспоминать славное прошлое, но и задумываться о будущем. Мечтания уж отринуты перед лицом суровой действительности - приходит время серьёзных оргвыводов и тоски перед наступающим возрастом. Впрочем у Валентина ничего такого не было, времени он не опасался, насчёт жизненных перспектив был трезв и потому не боялся сокрушения мечт и грядущих подвохов. На день рождения купил бутылку тёрпкого кагора одесского разлива, хорошего сыра, колбасы, помидоров, два пирожных и банку кофе. Пришёл домой, поставил пластинку Трейси Чэпмэн и стал праздновать. Уже после полбутылки почувствовал осоловение, стал подщёлкивать певице пальцами и моргать глазами. Всё выключил и улёгся спать, ожидая какого-нибудь приятного сновидения, но вместо этого приснилась тягучая история из жизни рабочего класса. Прямо соцреализм какой-то с описанием свинцовых мерзостей жизни. Поэтому проснулся не в духе и хотел было быстренько встать, но вспомнил, что вредно. В медицинском журнале читал, что вскакивать с кровати нельзя, нужно, проснувшись, полежать немного, приготовить организм к бодрствованию и медленно подняться. Сысоев лежал приоткрыв глаза и пытался чувствовать, как организм отходит ото сна. Лежал на боку, как всегда немного клубочком. Вроде взрослый мужчина был, но спал в столь детских позах, что самому за себя неудобно было. На бочку, одна ладошка под щекой, вторая между подогнутыми коленями, не то двухлетний гражданин, не тот медвежонок в берлоге. Валентин улыбался, в который раз думаю про себя так и вдруг увидел руку. Не испугался, не удивился, потому что рука то была его. Левая. Но глаз как-то зацепился и уж не оторвать. Пришла в голову глупая мысль, что это он. Понятно он, рука же его! Но очарованно посматривал. Потом дал приказ пальцам пошевелиться и они затрепетали, вялые, отдавленные за ночь щекой. В сосудах отлёжанной руки с мелкими покалываниями бежала кровь, а Сысоев почему-то радовался наблюдаемому, хотя рука была как рука. Тонкая, чуть волосатая, со шрамиком на запястье.
Всю идиллию нарушил заверещавший будильник. Утихомирил его кнопкой, но очарование прошло, потому поплёлся на кухню греть воду. Крепкого кофе, обязательно с сыром, чтоб не портились зубы, помыть посуду и на работу. Сысоев порядок не любил, но чувствовал его необходимость, а потому придерживался. Тем более, что жил сам. Подружка от него ушла с месяц назад. Странная история. Жили себе жили, нормально, не жаловались, а потом начались какие-то обиды, плакала, злилась, а что ей нужно толком сказать не могла. В себе Валентин был уверен. Относился к ней хорошо, никогда не обижал, подлостей не творил, не изменял. Спрашивал её напрямик, что не так, чего беситься? Может денег мало или мужик он квёлый? Она головой крутит, слезы пускает и говорит всякие разности к делу отношения не имеющие. Сысоев такого не понимал. Мучит себя человек с неизвестных причин, глупо это. Когда собрала вещи и ушла, так даже с облегчением вздохнул. Последние дни очень уж тяжело было. А самому всегда легче, потому что себя понимаешь хорошо, весь как на ладони и никакие вопросительные знаки тебе душу не скребут. Живешь тихо, потребляешь потихоньку всякие приятности и нету лишних забот.
Уже когда ехал в маршрутке, то подумал, что наверное люди говорят на неправильном языке. Испорченном. Потому что решительно их не понимал. Валентин работал в отделе главного конструктора и точно знал, что люди говорят на двух разных языках. Один понятный и правильный, рабочий язык с четкими терминами и понятиями, где всё установлено и придерживаются, где даже сомнительность учтена и окорочена то ли припуском, то ли люфтом. Сысоеву было легко общаться на этом языке, на котором понимали его и понимал он. Но был и другой язык, путанный, дёрганный, многословный, нервный и тревожащий. На котором изъяснялись люди вне работы. Этим языком и она выплакивала свои претензии. Непонятно в чём и непонятно кому. Сысоев был воспитан так, что ежели человек плачет, то ему нужно помочь, вернуть в прежнее беспечальное состояние. Поэтому долго терпел, выслушивая малопонятные жалобы и недоумевая. Она говорила о каких-то вещах, которых и сама не понимала. Что они не вместе, что всё равно одинокие. Валентина это даже злило. Как же не вместе, когда живут в одной квартире, едят из одной кастрюли, спят в одной кровати! Глупости. Поначитались в женских романах за три пятьдесят и мучаются теперь неизвестно из-за чего. Вслух так не говорил, потому что был человек деликатный, но думал так часто. Теперь уже перегорел и даже жалел её. Одно дело, когда люди вокруг тебя говорят на непонятном языке. Это создает проблемы, но еще терпимо. Однако если сам начинаешь говорить на непонятном себе языке, то это уж кромешный беспросвет. Потому что человек сам себе единственная опора и крепость в этой суматошной жизни, полной невнятности и тягучей неразберихи. Человек сам себе будто черепаший панцирь, сразу дом и крепость, население и гарнизон. Ежели панциря нет, то человек беззащитен и неприятна его судьба. Сысоев по честному пытался это объяснить, хотел даже помочь и ей обзавестись панцирем, но она не понимала. Только кивала головой и отворачивалась. Хорошо хоть догадалась уйти, чтоб не мучиться вдвоем дальше. Без неё стало спокойно, хотя иногда Сысоев вспоминал шрамик над её левым соском, а пальцы будто щупали её ягодицы. Чтоб не расстраивать организм, переводил всё на юмор. Что вот мол загадка. У них была два абсолютно одинаковых шрамика. У Валентина на руке, у неё на груди, оба не помнили где их заполучили. Мистика прямо. При слове "мистика" Сысоев всегда улыбался, вспоминая плохо пахнущих эзотериков, суматошно говоривших о Блаватской, что видимо давало им право не чистить зубы или всегда плохо одетых последователей Рериха.
Сам Сысоев одевался всегда хорошо. Не дорого, но опрятно и со вкусом. Все его коллеги носили мятые брюки да серые свитера, он же только в костюме, при галстуке и в начищенных туфлях. Начальство это отмечало, справедливо полагая, что если человек себя может упорядочить, то уж работу тем более. Потому годика через два светила Сысоеву должность заведующего лабораторией, с повышением оклада и выделением отдельного кабинета. Он не то чтобы уж только об этом и мечтал, но принимал как должное. Карьеристом не был и уже давно успокоился мыслью, что завидовать нечему. Счастье от должности или денег не зависит. Правда никому об этом не говорил, потому что говорящий такое в заведомо проигрышной ситуации. Всем остальным кажется, что он проигравший и прикрывает рассуждениями свою потерянность. Оправдывается. Сысоеву оправдываться было не в чем. Говорить не с кем. А уверен он был, после того как увидел лицо соседки по площадке. Старушка, пенсионерка, сын алкоголик помер несколько лет назад, жила сама на маленькую пенсию, Валентин её никогда не видел с колбасой. Может потому что старался на неё не смотреть. При ней испытывал чувство какой-то неловкости и всегда с поспешностью сбегал. Хотя ничего не должен и даже на похороны помог деньгами. Однако избегал, пока однажды случайно не увидел её лицо. Выходил из лифта, а тут она. Не улыбалась, песен не пела, но сквозь морщины так радость и пробивала. Сысоев сначала подумал на водку, расспросил соседей, но никто старушку пьяной не видел. А насчёт счастливого лица не поняли, посмеялись. Какое уж тут счастье, если в нищете, старость и одинокая. Не чуди парень. Он спорить не стал, но взял себе на заметку, как явное доказательство очень приятного тезиса. Что путь к счастью открыт почти для каждого. Вся хитрость в том, что не распылять себя надеждами на некое завтра. Мол тогда будет лучше. А стараться счастье обресть сейчас, с тем, чем есть. Это как в истории с жабой, половинившей прыжки. Каждый последующий прыжок вроде приближает её к цели, но на самом деле уводить в далёкую бесконечность. Так и с человеком бывает, что прыгает, прыгает, вот вот уже казалось бы и цель, еще немножко, но растекается оно морем и не переплыть. Пока не положат в гробик и заиграет оркестр похоронный марш.
По возрасту Валентин вступил в пору первого вала смертей. Когда умирают бабушки и дедушки. Поэтому насмотрелся, наслушался, гробницы из крошки, равнодушные и спитые мужики из похоронного оркестра, белые полотенца по красной обивке гроба, неприятное ощущение, что тебя обманули, а пожаловаться некому. Смерть это обман. Дыра, куда без остатка уходит человек. Раз даже пришлось могилу помогать копать, то есть даже сырость действенно почувствовал. Всё боялся, что хлопнет под лопатой, будто гриб-вонючка, чей-то старый черепок. Но, к великому облегчению, на старые захоронения не наткнулись. Многое понял. Что смерть гуляет рядом и не надо рот разевать, да придумывать всякие небылицы. Пользуйся тем, чем есть. Это не надолго.
Стал совершенно по иному воспринимать жизнь. И изменил свою жизнь. Стал ценить теплое, вкусное и тихое. Возлюбил шерстяные вещи, восточные приправы, шампанскому стал предпочитать кагоры. И часто застывал на миг, чтоб почувствовать наличное счастье. По ощущениям схоже на выход из теплого помещения на мороз. Когда пахнёт на тебя холодом, а потом передернет всего, пойдет по телу тепло и вожмешься в одеяния, чувствуя неизъяснимую приятность. Только у большинства это редкостные моменты в холода, а у Сысоева и по несколько раз в день возникало ощущение счастье. Не какое-то невиданное торжество, что кровь бурлит, сердце трепещет. Вполне обыденное, привычное, но оттого не менее приятное состояние.
В рабочее время старался не счастить, дел и так хватало. Специалист он был толковый, знающий, мастера из цехов его уважали, хотя слегка и недолюбливали за брезгование производством. Не любил Валентин спускаться из уютных комнаток конструкторского бюро в грязные и шумные цеха. Показывал всё на чертежах, доходчиво объяснял, тем и ограничивался. Начальство это терпело, притом, что знал Сысоев обстановку в передовой науке, первым узнавал о всяких достижениях и ратовал о нововведениях. Никогда, правда, в этом не усердствовал, справедливо полгая, что его дело предложить, а там уж начальству виднее. Согласно своей концепции счастья не должен был ни к чему особенно прицепляться, чтоб потом не было больно. Это касалось и проектов и людей. Сам до глупости не снисходил, но даже на работе видел массу поучительных примеров. Когда жил себе человек и горя не знал, а потом вдруг начинал мучаться и суетиться. Обычно это бывало у сотрудников помладше на женской почве. Когда вдруг приударяли они за дамочками. Ладно когда успешно, но чаще то нет. И оттуда страдания. Валентин вполне ясно видел, что подкат к барышне, будто первобытная торговля. Приносишь товар в виде своего предпочтения, кладешь в определенном месте и удаляешься. Там уж как получиться, либо обнаружишь там взаимность, либо насмешку. Если не хватает мудрости, чтоб от таких примитивных операций отказаться, так хоть должно было хватать ума, чтоб не расстраиваться из-за неудачного оборота. Но молодёжь бедствовала, вызывая у Сысоева лишь улыбку. Не понимал он их.
Они не понимали его. Не только молодые, но и прочие сослуживцы. Был на работе один, что ничуть не угнетало. Валентин думал, что одиночество тяжело, когда человеческий панцирь обладателю как тюрьма. Тогда и тяжело и больно, всё как разные поэты описывают. Когда же панцирь свой тебе дом родной, то одиночество только в радость и из недостатков переходит в благость. И вообще Валентин считал одиночество уделом бездельников. Когда человек занят, ему не до тоски. Сысоеву дел хватало и на работе и дома. Тем более, что недавно купил компьютер и выхлопотал у начальства вспомоществование на проводку интернета. Теперь часто сиживал ночами перед дисплеем, выискивал разные сайты по своей специальности. Отсюда и осведомленность, которой так не хватало сотрудникам постарше. Кроме информации по работе, Сысоев любил читнуть фантастики, особенно той, которая с мечами, колдунами, чудовищами и белокурыми красавицами, почти всегда отдававшими предпочтение добру перед злом. Не то чтобы Сысоев верил во всё это, не глупый же пятиклашка, но читать было забавно. Тем более эти романы согласовались с его установкой о возможности счастья. Там, правда, для этого нужно было много скакать и рубить, а тут нужно было просто использовать то, что есть. Но главное, что в конце счастье. И можно выключить компьютер, пойти на кухню, пить там крепкий кофе, думать о главных героях, о том, что они сейчас в одной стране - в счастье. Стране, где всё понятно ещё до того, как произнесено. Сысоев улыбался и чувствовал как мокреют глаза от умиления происходящим. Потом шел посмотреть телевизор, особенно любил французские комедии, а новостей, из-за безысходности избегал. Если хороших фильмов не было, то засыпал, улыбаясь мысли, что счастливому человеку даже крепкий кофе спать не мешает.
Но в этот вечер всё было не так. Хотя начиналось обыденно. Поужинал, загрузил в стиральную машинку партию рубашек, вынес ведро с мусором и сел за компьютер. Ещё вчера нашёл интересный французский сайт, вытягивал оттуда чертежи и радовался, что их может понимать любой знающий человек во всем мире. Чертежи - универсальный язык и вот бы переложить все знания человечества на чертежи. И общаться тоже исключительно их посредством. Конечно на первых порах возникли бы трудности, но потом в мире установилась бы невиданная гармония. Однако Валентин несовершенство мира понимал и не обольщался. Непонятство продолжиться и дальше. Ничего не поделаешь. Может даже люди заинтересованы в нынешнем непонимании. Ведь не каждый достоин счастья, не каждый по настоящему его желает. Говорят о нём многие, но большинству если счастья дай, так они поживут не много и взвоют. Потому что счастье не просто так, а требует дисциплины. Соответственного подхода и крепости воли. Иному счастья дай, оно его и завалит.
И дальше, как пошёл Сысоев правильные мысли думать, задумался и очнулся только когда увидел, что чертежи уж вытянулись, а посреди экрана висит прямоугольничек с красным крестиком, который выскакивает всякий раз при неприятностях с системой. Сысоев ничуть не испугался, так как был приучен к порядочности техники. Вот она какая, даже предупреждает о возможных неприятностях, не то что человек, который может улыбаться, а через секунду истерику закатить. Улыбнулся и поперхнулся, прочитав текст сообщения на прямоугольнике.
"Ваша жизнь подошла к концу, идёт процесс выключения Вас из процесса, пожалуйста подождите."
Командир траффика
Сысоев нажал спасительный крестик в правом верхнем углу и сообщение исчезло, оставив Валентина одного. И впервые за много лет, он почувствовал себя не уютно в своём панцире. Причем дело было не в оболочке, а в том, что его собирались оттуда выселять. Он то слыхал про смерть, но как-то безотносительно к себе. Пожилые люди, те, кому не повезло. А тут такое. И сразу почувствовал себя моллюском, которого ножом, непременно ржавым, выколупывают из ракушки. Без всякого объяснения и разрешения. Сысоев почти уж запаниковал, когда вспомнил о хакерах. То есть он же не совсем в панцире. Он сидит с приоткрытой форточкой в виде интернета. Через эту форточку ему и швырнули камень. Глупость какая. Он месяц назад проходил медкомиссию, врачи сказали, что хоть в космос посылай, настолько здоров. Подошла к концу жизнь. Это же глупо, это шутка, очень тупая. И достигшая цели, Валентин пожурил себя за испуг и перешёл на сайт фантастической литературы, где не дочитал ещё две главы романа о славном межпланетном рыцаре Георгатосе. Только прочитал абзац, где восьмирукие чудовища напали на героя и едва не уничтожили, как прямоугольничек выскочил снова. С тем же текстом. Щёлкнул по крестику, закрыл все окна и выключил компьютер. Сысоев привык к уюту и к тому, что один, а тут будто под микроскопом. Если в форточку бросают камни, её нужно закрыть.
Ушел смотреть телевизор. Но там была редкостная помойка и было обидно, что он уже у себя в доме не хозяин. Так как был человек технического склада ума, то быстро придумал как выйти из ситуации. Отключил модем, чтоб камни не влетали и включил компьютер. Хотел почитать то, что успел скачать ранее. Но не прошло и нескольких минут, как снова читал об окончании жизни. Своей. Три раза перезагружал машину, но надпись на прямоугольнике всякий раз выскакивала. Выключил компьютер и решил завтра позвонить в магазин. Там у него знакомый работал, который и советовал в какой модификации и что ему нужно. Хороший специалист, для него надпись искоренить труда не составит. Это видимо какой-то хулиганский вирус. Хоть бы компьютер не испортил.
На ночь Сысоев выпил тёплого молока, но впервые за долгие годы спал плохо. Крутился на месте, то жарко, то холодно, под утро даже голова заболела. Съел таблетку и пошёл на работу. Там первоочередное сделал и, в освободившийся перерыв, позвонил в магазин, где покупал компьютер.
-Стаса Сергиенко можно?
Минуты две пришлось ждать, наверное с туалета снял парня, у него то телефон рядом.
-Привет Стас, это Валентин Сысоев.
-А, привет! Как дела?
Сергиенко был как всегда весел и в отличном настроении, что среди компьютерщиков редкость.
-Нормально. Стас, тут такое дело. Мой комп глюканул.
-Что такое?
-Выдаёт блямбу такую, прямоугольную с красным крестиком и бредом всяким, что вроде мне умирать пора.
-Чего?
-Да видимо вирус какой то. Сообщает, что жизнь моя подошла к концу и идет отключение, нужно подождать.
Смеха не послышалось. Молчание и раздражающее сопение в трубку.
-Стас, что такое.
-Это пришло на твою машину?
-Да, вчера. Я отключил модем, но оно видимо уже залезло вовнутрь и всё равно высовывалось. Я и машину перезагружал.
-А подпись была?
-Да, командир траффика. Глупость какая-то. Стас, да что такое, почему ты молчишь?
-А что говорить?
-Как эту фигню убрать?
-Убрать можно, только это не поможет.
-В каком смысле?
-В прямом. Я не знаю, нужно ли это говорить, но… Ладно, нет.
-Стас, ты что шутишь так?
-Валик, пойми, это не шутка!
Он кричал в трубку. Сысоев закрыл глаза и молчал. Два человека слушали сопение друг друга по разные стороны провода.
-А что Стас, что это!
-Правда. Я несколько раз слышал о таком. Приходит извещение и … Слушай, когда у тебя обеденный перерыв?
-С часу.
-Давай встретимся в центре, нужно поговорить.
-Хорошо, где?
-На входе в ЦУМ, слева.
-Давай лучше справа, а то слева менялы, начнут приставать с обменом.
-Хорошо, справа.
Сысоев положил трубку и углубился в работу, чтоб не давать повода для пересудов сотрудникам. Все нормально, всё под контролем, глупость какая-то. Одно из залогов Сысоевского счастья было то, что он мог сбегать от докучливых мыслей. Хотя бы на время. Нечего есть себя дурными предположениями, если в час всё выясниться. Работал, почти как ни в чём ни бывало, только с недоверием косился на два компьютера в комнате. Это были одры ещё советского производства, могущие натужно работать исключительно в режиме печатных машинок. Все ждали, чтобы они испортились, тогда можно было требовать замены. Но машины, будто старые ослы, тянули свою ношу и хотя ломались, но не окончательно.
-Валентин, что за шутки!
Сысоев нервно обернулся. К нему обращалась Зинаида Петровна, бывший инженер, ныне смиренно набиравшая тексты, только бы до пенсии не выгнали. Сидела тише воды, ниже травы и на тебе, возникла.
-Валентин, что вы наделали!
-Что такое, Зинаида Петровна?
-Из-за ваших шуток мой компьютер завис!
Она смотрела столь возмущенно, будто Сысоев лишил её девственницы.
-Что вы такое говорите!
Валентин был не в настроении и может быть даже отчитал бы глупую бабу. Но увидел знакомый прямоугольник. Только текст чуть другой.
"Влентин Сысоев - Ваша жизнь подошла к концу, идёт процесс выключения Вас из процесса, пожалуйста ничего не предпринимайте и ждите."
Командир траффика
Именно с ошибкой в имени, что казалось ещё более унизительным. Зинаида Петровна стала говорить учительствующем тоном, что нехорошо, но она прощает, она добрая женщина. Стали подходить коллеги.
-Это не я, это чьи-то глупые шутки.
Он обернулся, поглядел на ухмыляющихся коллег. Они не понимали, что это не он. Кто же ещё в этой вороньей слободке может так лихо обращаться с компьютером, что даже на черно-белом экране устаревшего советского ящика выдавать прямоугольники синеватого цвета. Он, конечно он. Никто даже не задумывался, зачем ему это нужно. Такой-то текст. Сысоев глянул на часы и вышел. В прошлом году ездил на базу отдыха, жил там в номере с одним собачником. От него научился, что главное не бежать. Пусть страшно, неприятно, подмывает и кажется, что это выход, но не бежать. Иначе догонят и разорвут. Сысоев спокойно вышел из комнаты и пошёл к начальству. Доложил о безобразиях, творимых неизвестными злодеями. Не жаловался, не просил, а просто сообщил. Начальство пообещало разобраться. Когда вернулся за стол, то с обеими компьютерами возился программист Клюев, специалист хороший, но злоупотребляющий спиртным. Вот и сейчас осоловело смотрел на компьютерные внутренности и о чем-то тяжело соображал. Без четверти час ушёл, Сысоев следом за ним.
Попалась маршрутка и к универмагу приехал на три минуты раньше назначенного, успел купить себе плавленый сырок, чтоб показать спокойствие. Своего достиг. Когда Сергиенко узрел его, спокойно кушающего сырок, то вытаращился, будто на инопланетянина. Махнул ему рукой, стали возле витрины с винами, где людей было мало и можно спокойно поговорить.
-Стас, что такое?
-Валик, понимаешь, я и сам не знаю как это объяснить. С разговора думаю и не знаю. Потому что выглядит всё глупо, а выходит печально.
-Что глупо и что печально?
-Сообщение правдивое.
-В каком смысле?
-В прямом. Твоя жизнь оканчивается.
-Меня что, убьют?
-Да причём тут!
-Не кричи.
-Извини. Никого не убьют. Просто ты умрёшь.
-Почему это я умру?
-Валик, я тебе сразу хочу объяснить кое-что, чтоб не было лишних вопросов. Я не знаю, что происходит, почему, зачем, кто в этом участвует и прочее. Я только слышал, что такие сообщения приходят и они всегда верны. То есть человек умирает. Я понимаю, что тебе такое обидно слушать. Хочешь, я скажу, что всё это не правда, что это я выдумал, пошутил?
-Не нужно. Рассказывай дальше.
-Рассказывать нечего. Сообщение приходит и человек в течении двух-трёх дней умирает. Безо всякого криминала. Потом оказывается, что сердце или кровоизлияние в мозг или ещё что-то. Но результат один.
-Но это же глупо?
-Я знаю, я сам не верил, пока у нас на работе такое не случилось. Молодой парень, получил сообщение, потом оказалось, что у него дефект сердца был.
-А если я пойду в милицию?
-А сходи. Я об этом даже не подумал. Никто, насколько я знаю, в милицию не обращался. Может действительно поможет!
Сысоев так и не понял, действительно ли знакомый верил в помощь милиции или это так соболезновал. Валентин сказал до свиданья, Стас - прощай и разошлись. Валентин направился в парикмахерскую. Там была очередь, пока в кресле ожидал, успел проверить весь организм и никаких сбоев не обнаружил. Что-то непохоже было, что умирать ему. Постригся и прибыл на работу с опозданием, что ему дозволялось. Начальство знало о его старательности, о том, что всегда сделает в срок и качественно. До вечера напряженно отработал, получился даже задел на завтра, вдруг решится в милицию пойти. Хотя что там говорить? У него же ни единого доказательства, кроме мигающего прямоугольника. Стыдно, как-то было. Валентин отвлекался работой, но только вышел за проходную, как нахлынули разные страхи. Обычному человеку страхи терпеть не привыкать. А для Сысоева это было тяжело и не привычно. Однако боролся, дома заставил себя гладить постиранное и пылесосить пол. Когда звонок. Звонить было некому, даже удивился, но к трубке подошёл.
-Валик, ты?
-Я Стас, что такое?
-Я это, в общем разузнал, что есть средство одно.
-Какое средство?
-От сообщений.
-И что?
-Нужно добыть себе дополнительную жизнь.
-Как это?
-Как в компьютерных играх. Знаешь, бродилки, ходишь с пистолетом по коридорам, мочишь чудовищ и находишь ящики с жизнью.
-Ты это серьёзно?
-Валик, хочешь верь, хочешь нет. Я ничего гарантировать не могу. За что купил, за то и продаю. Продолжать?
-Да.
-Знаешь где сахарный завод расположен?
-Знаю.
-От него дорога идёт к гаражам, там свалки по обе стороны.
-Знаю.
-И здание двухэтажное, железобетонное, заброшенное. Там в прошлом году два групповых изнасилования было, все газеты писали.
-Помню.
-Возле входа в здание есть площадка, вымощенная бетоном. Там четыре люка. В один из них нужно влезть.
-Ну и? Что дальше?
-Дальше не знаю. Сказали, что надо влезть и там может дополнительная жизнь быть. Вроде один человек так спасся. Вот это всё, что узнал.
-Не густо. А что туда брать нужно?
-Не знаю. Если есть какое-нибудь оружие, возьми оружие, вдруг пригодится. Больше ничего не знаю.
-Может милицию туда послать?
-Они вряд ли поверят.
Помолчали в трубку и попрощались. Сысоев и сам знал, что не поверят. И чему тут верить, когда чудачество сплошное. Милиция была в городе серьёзная и мигом бы спровадила в дурдом. Спеленают в смирительную рубаху и не вырвешься. А время у него ограничено. Два-три дня Сергиенко сказал, значит по состоянию на завтрашнее утро день. Или ноль. Могло так статься, что к утру умрёт. Хотел позвонить Стасу, но у того не было домашнего телефона. Сысоев решил собираться сейчас. Ну и пусть вечер. Темноты он не боялся. Приготовил плотный ужин, оделся в крепкую одежду вроде джинсов и штормовок. Только с оружием проблема вышла. Одни кухонные ножи да топорик для разделки мяса. Ну ещё три патрона для мелкокалиберной винтовки, невесть когда украденные с занятий по допризывной подготовке. Арсенал был слаб, но Валентин не испугался. В романах герои часто начинали свой путь с голыми руками. Зато оканчивали с обручальными перстнями и царскими жезлами. Сысоеву нужна была лишь дополнительная жизнь. Закрыл квартиру, шёл к остановке и думал, как выглядит эта дополнительная жизнь. Несколько раз играл в бродилки, так там жизнь изображалась в виде непрезентабельного ящика. Подходишь к нему и жизнь вроде перетекает в тебя. Сысоев, как человек технически образованный, понимал, что на самом деле не всё так просто, переток жизни должен был выходить как-то по иному. Как - увидит. В ночнике купил несколько свечек и упаковку спичек на случай, если во взятом с дому фонаре сядут батарейки. Ведь ходить может придётся долго. Не дай бог ещё несколько уровней, тогда совсем тяжело.
Когда залезал в маршрутку, едва не порезался ножом, спрятанным во внутреннем кармане. Сказывалось неумение обращаться с оружием. Будь у него пистолет, там ума большого не нужно. На курок нажал и готов товарищ. С ножом нужно умение. Вспоминал какой-то роман, где главного героя учили бить ножом. Всё никак не мог вспомнить, то ли сверху вниз, то ли наоборот. А может для разных ножа по своему. Вылез из маршрутки в темноту возле сахарного завода, давно не работающего и разграбленного. Говорят там жили бомжи и ели собак. Валентина в детстве укусила собака, поэтому к этим животным он тёплых чувств не питал и даже как-то понимал бомжей. Шёл вдоль полуобвалившегося забора. Ещё при советских временах произошёл здесь несчастный случай. Тогда на заводе ещё делали сахар и соответственно пёрли. На проходной была охрана с которой нужно делиться, поэтому часто бросали мешки с сахаром через забор, где их уже ждали. Только раз с местом перепутали, бросили в другом и прямо на хмельного автомобилиста, возвращавшегося с гаражей. Пятьдесят килограмм дело не шуточное и хоть говорят, что пьяного бог бережёт, однако сломало бедняге шею и помер. Сейчас такой незадачи можно было не опасаться, сахара на заводе уж давно не было. Поэтому шёл под самим забором, где хоть чуток уцелел асфальт и не было большой грязи. Хотя было темно, но фонариком не подсвечивал, чтобы себя не выдать. Скоро забор окончился, поплёлся по разбитому просёлку, кое-где укрепленному битым кирпичом. Пару раз чуть не падал спотыкаясь. Наконец увидел двухэтажный долгострой. Что-то хотели выстроить, но затеяли это дело в перестройку и средств не хватило. Сысоев остановился и прислушался. Очень не хотелось, чтоб в руинах заседала пьяная компания, ещё увидят, как он в люк нырнёт. Но в здании было тихо, никаких признаков жизни. Включил фонарь, стал шарить по земле, отыскивая люки. Нашёл бетонную площадку, уже покрытую изрядными наслоениями мусора. Только все четыре люка очищены и лезь хоть сейчас. Решил лезть в правый верхний, это он будто крестик нажимает и закрывает не нужное окно. Опустился на колени, хотел пальцами захватить люк, но не вышло. Ножом даже не пробовал подваживать, боясь сломать. Ухитрился топором, отодвинул люк и посветил вниз. Там был обычный колодец, бетонные круги с лесенкой арматуры по одной стороне, внизу вода, немного. Влез и закрыл над собой люк, привык к панцирному существованию и не хотел оставлять щелей и дырок. Спустился на дно и увидел проход. Шагнул туда, очутился в большой комнате. Ожидал сплетений труб, каких-нибудь сетей, а то пустая комната. Большая и с несколькими широкими выходами. Валентин сделал несколько взмахов ножом, привыкая к новой обстановке. Слыхал рассказы, что ощущение оружия в руке будит древние инстинкты, кровь бодро бежит по венам, мужество, желваки, предчувствие битвы.
Однако как собой не интересовался, а ничего такого не чувствовал. Ни битвы, ни страха. Зато услышал шум. Пыхтение, будто где-то рядом ехал маленький паровоз древней конструкции. У Валентина в детстве была игра "Железная дорога", там паровоз шумел точно так же. Сысоев улыбнулся и навёл фонарь на звук. Вместо паровоза из прохода показалось чудовище, похожее на смесь таракана с черепахой, при этом увеличенное раз в сто. Средний таракан длиной полутора сантиметров, чудовище было длинной до двух метров. Примерно в сто раз. Сысоев представил чертёж чудовища и аккуратный циферки 1:100 в графе "Масштаб". Чудовище тем временем надвигалось, так же умиротворенно пыхтя. Валентин был человек мирный и за всю жизнь дрался только несколько раз, поэтому предпочёл бы побрататься с существом на основании общей принадлежности к разряду панцирных. Однако из романов знал, что братание невозможно. Коли есть чудовище, то нужно с ним сражаться, иного не дано. Ладно бы мудрая обезьяна или дельфин с повышенным интеллектом, а то примитивное чудище. Как с ним брататься. Сысоев вынул из полотняной сумки топор для рубки мяса и посветил на чудовище. У того были усища, больше похожие на слоновьи хоботы, клешни как у рака, панцирь, точь-в-точь черепаший, выпуклые черные глазки и маленький, слюнявый, поросший кусками черного мха рот. Мерзкое создание. Валентин наметил огреть его топориком по голове. Потом отскочить, снова ударить и так извести постепенными действиями. Будто быка на корриде. Но только Сысоев изготовился делать первый выпад, как нечто схватило его за ноги и резко приподняло метра на два. Висел на высоте в темноте, потому что от резкости движений выронил фонарь. Топорик тоже. Копошился в поисках ножа, когда обе клешни сомкнулись на его теле и в считанные секунды разрезали на множество кусков. Трудно сказать, почувствовал ли Сысоев боль, но когда небрежно уроненная голова его покатилась по пахнущему мочой песку, то без сомнения ему было обидно.
Очнулся на бильярдном столе. С ощущением слабости в теле. Открыл глаза и чуть пошевелился. Не все части выполняли команды сразу, но потихоньку наладил взаимодействие, через полчаса встал и шатаясь прохаживался. Осмотрел здоровенный пулемёт в углу. Таким пулемётом хоть кого искрошить. Но предпочёл бы меч и доспехи. Всё-таки любил фэнтэзи, а не примитивные боевики.
Почувствовал холод. Ходил ведь в чём мать родила. Одежда пропала в пасти чудовища. Пропал в принципе и он, потому что был расчленён и даже пожёван отдельными кусками. Однако его вырвали из пасти животного и склеили обратно. Чего не доставало - добавили из запасов. Поэтому полностью он уже не был прежним. Хотя главное сознание. По-прежнему ощущал себя Сысоевым Валентином. Знал где он и зачем. Ему нужна дополнительная жизнь. Точнее две. Одна, чтобы вернуть долг и вторая для себя. Так ему сказали, когда собирали. Даже не сказали, потому что уши пришивали последними, а вырезали ржавым ножом с пластмассовой ручкой на мозгах. Потому что сказанное можно забыть, но вырезанное в мозгах остается навечно и человек об этом помнит даже после смерти.
Теперь же он родился заново, потому что был собран из многих других и от себя прежнего осталось только имя. Впрочем и его помнил неуверенно, так что может быть ничего и не осталось. Но сейчас не это было главным, а добыть две жизни. Выполнить вырезанное на мозгах.
Вскинул пулемёт на плечо и подивился его лёгкости. Когда был в юности на сборах, то едва поднимал. Глянул на свои руки и увидел тугие узлы мышц. Оглядел всего себя и с удивлением обнаружил, что стал амбалом. Здоровенной детиной с лоснящейся загорелой кожей. Он победит. Он богатырь и гигант, он сбивает одним ударом кулака быка. Он Арнольд Шварценегер или даже сильнее.
Шагнул в один из сырых коридоров. Мерные удары сердца, лёгкие шаги, готовность ко всему. И мгновенная реакция, когда в лицо кинулась огромная змея. Рассёк её пулеметной очередью и почувствовал капельки яда на коже. Побежал вперёд. Какой-то ханаток с пистолетом, снова очередь и путь свободен.
Валентину стало это нравиться. В прошлой жизни он был человек спокойный и игры со стрельбой недолюбливал, видя в увлечении ними доказательство слабого умственного развития. А тут прямо ожил. Кровь заиграла, ноздри раздуваются, блеск в глазах. Чужая что ли кровь. Но думать отчего-то не хотелось и побежал дальше.
Там уж посыпалось. Всякие чудовища, дикари злобного вида, мутанты и жертвы абортов, взращенные в адских клиниках доктора Ядрова. Стрелял их без устали, ничуть не надоедало, а уж восторг был кромешный. Как он их истреблял, уничтожал беспощадно и кроваво, так что летели кишки и мозги, хотя последнего было гораздо меньше ввиду слабого умственного развития тварей.
Сысоев неожиданно почувствовал просыпающийся охотничий азарт. Все мы ведем своё происхождение от дикарей, поэтому ежели глубоко копнуть, то обнаружиться в каждом квёлый червячок, возбуждающийся от драк и убийства. В Сысоеве червячок вдруг стал удавом и пронизал всего свежеслепленного героя. Валентин так разошёлся, что уж начал было искать точку опоры дабы перевернуть мир, но тут кончились патроны. Он был неискушен в бродилках и думал, что здесь патроны не заканчиваются, как в боевиках. Но курок бессильно щёлкал и магазин был подозрительно лёгок. Сысоев хотел было растеряться и даже впустить в себя немножко страха, но новый организм был чужд этому. Схватил оружие за дуло и превратил его в грозную палицу. Тут же снёс башку некоему слизистому чудовищу.
И хотел снова бежать, когда услышал голос. Сразу понял, что её. Такой голос в таком подземелье мог принадлежать только ей. Развернулся и увидел красавицу неземной красоты, скованную цепями. Садо-мазо тут не причём, это была похищенная принцесса. Сысоев взмахнул пулеметом и ударил по цепям. Красавица упала и закричала. Цепи остались целыми. Чтобы не тонуть в объяснениях, Валентин подхватил её и снова побежал. Она болталась на плечи, кричала, что дурак и больно, а потом стала просить спасти её из мерзкого подземелья и вернуть папе, начальнику нефтебазы. Валентин пообещал всё сделать как надо и бежал дальше, удивляясь своему ровному дыханию и отсутствию потовыделения. Наверное, когда собирали, не нашлось потовых желез, решил он для себя. О том, что покойники не потеют даже не задумывался.
В темноте коридора не заметил ящика с патронами, зацепился и упал. Бежал быстро, сам пролетел несколько метров по холодным камням, а красавица ещё дальше. Как и положено женщине заплакала. Сысоев между тем запасся патронами и спросил про жизнь.
-Что жизнь?
-В чём тут жизнь, а то пробегу и не замечу!
-Тут жизнь в подземелье.
Сысоев хотел объяснить, что имеет ввиду, но хотелось битвы, а не разговоров. Снова забросил её на плечо и побежал дальше. Коридор, коридор, коридор, никакого конца или хотя бы изменения. И никто больше не нападал. Красавица попросилась писать. Спустил её на землю и стыдливо отвернулся, внимательно прислушиваясь. Но ничего кроме едва слышного шуршания одежды, потом переливов струйки и легкого попёрдывания в заключение. Мерзавка, несколько романтику подпортила. Ещё и выть начала.
-Отпусти меня.
-Ты в своём уме! Это ж подземелье, тут темно и чудовища! А ты хочешь, чтоб я тебя бросил. Со мной же безопасней, видела какой я богатырь!
Поиграл мышцами, к которым уже несколько привык и нравились.
-Куда ты бежишь?
-За жизнью.
-Нужно не бежать, нужно жить.
-Но мне нечем!
-Разве ты никого не любишь?
-Люблю.
-Ну и живи этим. Любви вполне достаточно для жизни!
-Да!
Сысоеву неожиданно понравились такие слова. В тему были. Тут некая фантазия разворачивалась, с красотками и чудовищами. Самое место для высоких слов. Приосанился, хотел сказать, что любит её подхватить на руки, обнять и поцеловать. Прилив небывалой нежности накрыл его. Это было тоже от предков, тех замечательных цельных людей, которые не разбегались по углам мыслей, а сполна отдавались жизни. Воевали, гибли, побеждали, возвращались домой и неистово любили своих жён, от чего происходили такие же цельные потомки. Они были рядом с природой и не позволяли губить себя размышлениями. Валентин, подчиняясь порыву из далёкого прошлого, захотел почувствовать её губы.
-Мне надо домой, у меня там ребёнок голодный, муж нервничает.
Самое время было растеряться, но Сысоев захохотал.
-Забудь про них! Здесь, в подземелье всё начинается сначала! Здесь всё по другому! Здесь нет проклятой обыденности! Здесь мы можем быть героями!
-Как сначала, почему?
Сысоев не знал, а потому поцеловал её во влажные растерянные губы, подхватил и помчался дальше. Он знал, что скоро должен был начаться второй уровень. Может там он найдёт жизни.
-Отпусти меня! Я хочу домой!
-Мы победим!
-Я хочу домой!
-Мы победим!
Она плакала и просилась наружу, а Сысоев бежал, чувствуя непривычную силу, разливающуюся по телу. Амбалище, гигант, силищи неимоверной! Несся, не забывая смотреть насчёт жизни. Её все не было. И чудовищ не было. Даже каких-нибудь маленьких. Уже и меч нашёл, чем драться было, теперь нужно было с кем. А то что ж просто так бегать. Брало сомнение и баба начала верещать да царапаться. Сомнение выгнал, бабу оглушил и понёсся дальше.
Стал кричать, а то может чудовища рядом ходят да найти не могут. И вправду появились, многоловые да в чешуе. А Сысоев, бабу положил у стены и в бой. Как махнёт мечом и две шеи перерубал, потом бах в грудь, почти по рукоятку вогнал, потом вытащил и сверху кромсать стал, потом ноги подрезал, свалил и давай крушить до полной победы. Отдышался. Тут ещё чудовище, вроде динозавра. Пасть зловонная, в крови вся, видать только что кого-то запорола. Лапки маленькие, но на каждом пальце будто по ножу привязано. Шевелит. Валентин подумал, что неплохо бы щит заиметь и ринулся в атаку. Верный меч впереди и хана чудовищу. Замахнулся, оно увернулось, только взрезал чуть кожу на длинной шее. И хвостом как саданёт. Сысоев отлетел к стенке, ударился головой о камень, но сознания не потерял, чуть осел по слизкой стене и вскочил. Чудовище летело на него, ударил мечом, рассёк челюсть, но масса врага была велика и сбила с ног. Сырая тяжесть земноводной плоти надавила и обездвижила. Меч был рядом, но сделать ничего не было возможно. Сысоев попытался чуть пошевелится, но только поцарапал тело об острые чешуи чудовища. Как ни было печально нынешнее Сысоевское положение, но не расстроился и думать о смерти не стал. Всё-таки большое дело иметь крепкий организм. Неизвестно зачем стал шарить левой рукой по полу и, надо же!, нащупал острый нож. Им стал вырезать куски мяса чудовища, чтоб можно было вылезть. Заливался синей кровью ящера, но резал быстро, будто всю жизнь только то и делал, что свежевал туши. Наконец-то вылез и прислонился к стене, чувствуя слабость и круги перед глазами. Думал, что это в прошлом. Потом догадался, что чудовище забрало у него много жизни и нужно подпитаться. Позвал женщину, но она не отозвалась. Чуть-чуть поискал и ушёл сам. Почему то налево, хотя наметил идти направо. Долго блуждал этажами, уже на исходе сил победил ещё несколько чудовищ помельче и уж совсем изнемог, когда наткнулся на неказистый ящик из пластика. Что-то заставило его упасть на ящик сверху, а когда через несколько минут встал, то был бодр и силён, будто ничего и не было. Догадался, что это жизнь. Улыбнулся, довольный, прошёл несколько метров, бросил меч и подобрал пулемёт, почти такой же как и был.
Хотел остановиться и подобрать меч, потому что сражаться им понравилось. Настоящая схватка, а не тупая огнестрельная бойня. Но побежал, сотрясая подземелье воинственным криком. Потому как сам собой не командовал, подчиняясь во всём играющему.
До сих пор там бегает, то сам, то с красавицей. Супруг барышни, руководитель нефтебазы, готов хорошие деньги заплатить, что жену вернуть. Но из всех, соблазнённых наградой, ни один не вернулся. На первом уровне все и загнулись. Только и осталось безутешному мужу, что наблюдать за трансляций игры на специальном сайте. Называется "Командир Траффика". Милости просим. Только просьба относится к Сысоеву гуманно, не бросать в бой без оружия и не заставлять спариваться с чудовищами. А то всякие извращенцы бывают.
6.04.02