Перед чемпионатом мира 1986 года все в один голос утверждали, что у сборной СССР есть прекрасный шанс – занять первое место. Или второе. Или, нехотя цедили сквозь зубы отдельные скептики, на худой конец – третье. Но уж никак не ниже! Напомню, что лишь в Англии советские футболисты выступили относительно удачно, став в соревновании четвёртыми. Спустя двадцать лет главной команде страны, руководимой Лобановским, или, как его ещё называли в кругу болельщиков, «Лобаном», великим тренером, на мой взгляд, – команде очень лёгкой, играющей, действительно, изящно, казалось, было по силам сделать шаг вперёд. Или – два. Или...
Господи! Как мы верили в игроков. Всюду, где только собирались любители футбола, только и слышалось: «Не-е-а, ну ты посмотришь – «наши» с таким составом всем сраку разорвут!», «Ой, мля, бразильцы, финтюлины коцаные (или немцы – обязательно сравнивавшиеся с бездушными автоматами, или итальянцы, тогдашние чемпионы мира – что, оказывается, горазды только трескать макароны и придуриваться, выкидывать на поле коленца, катаясь по полчаса, когда их чуть заденут), в них ни фига нет хорошего... Да у нас один Белан чего стоит. А ещё Васька Рац. А Демьян? А Завар как бегает, ты видел? Как конь: он их всех «уделает». Не-е-а, этим всем фраерам отходняк можно заказывать, точно. А Пашка Яковенко? Он их всех, знаешь, где видал?» После чего очередной оратор с повышенной горячностью докладывал, где именно Павел Яковенко видал фаворитов чемпионата.
Люди постарше вели себя более солидно, горло не драли, вспоминая мировые первенства, проводимые ещё в доледниковый период, где, увы, нашей сборной ни черта не светило. Как всегда. Перечислялись фамилии: Бубукин, Ильин, Яшин, Маслаченко... И отчего-то дальше, отталкиваясь от этих уже принадлежащих далёкой истории имён, выстраивалась в сознании следующая цепочка: кукуруза – поэт Евтушенко – Гагарин... И они, болельщики со стажем, сокрушённо вздыхали, переглядывались и обречённо качали головой, когда упоминали Стрельцова. На власть уже можно было в открытую плевать – задним числом. На неё и плевали, проклиная попутно тех, кто «додумался засандалить в тюрягу оболганного Стрельца». «Шанс у нас был, по имени Эдик». Глаза стариков после этой с болью выпеваемой, как романс о несчастливой житейской доле, фразы, странно затуманивались: им тоже ведь верилось, что «золото» будет «нашим». Или «серебро». Или – неужели? тьфу, тьфу, не сглазить бы, – «бронза». Словом, сомневающихся в успехе сборной практически не было.
Каюсь. И у меня где-то в глубине души теплилась надежда.
25 мая Михаил Владимирович Байхонь, мой непосредственный начальник, вызвал меня к себе и, чего за ним никогда не наблюдалось, неожиданно спросил:
– Как дела?
Обычно он с ходу начинал распекать. Или молчал, хмуря брови. Предоставляя «приглашённому на ковёр» мучиться в ожидании приговора. Который обжалованию никогда не подлежал. Который был достаточно суров. И вполне ясен для перешагнувшего порог его кабинета – с самого начала и без пояснений: «если я – начальник, ты, значит – ...» Ну, думаю, понятно о чём речь.
– Нормально. – Если б я знал! Если б я знал, какой уготован мне «кусок счастья», отвечая так шаблонно.
– Нормально, говоришь? – Несмотря на майскую жару, Байхонь был в тёплом добротном костюме. Он для чего-то поправил пёстрый галстук. – Отлично. Выедешь 29-го в Москву на месяц. Там какой-то организуется семинар по обмену опытом. Иди в бухгалтерию, оформляй документы.
Подобной подлости – подлости, точно рассчитанной, от которой, казалось, сейчас, после этих холодных слов, разверзнется земля и обрушатся небеса, я не ожидал. Яркий, кричащий галстук привлёк моё внимание: на нём своего начальника я бы с превеликим удовольствием повесил. Именно в дни чемпионата мира, проводимого в далёкой Мексике, когда все нормальные люди будут следить дома, развалившись на диване, за триумфом нашей сборной, я, оказавшийся на обочине событий по дурной воле Байхоня, должен болтаться где-то в Москве и слушать всякую псевдонаучную муть!
Ну, скажите, какой мерзавец вообще надумал организовать сей семинар?
– Почему я? Почему, например, не Колыкин? Он опытнее меня.
– Опытнее. – подтвердил Байхонь равнодушно и широко зевнул. – Потому ему и не надо, что опыта своего уже навалом, а ты – молодой.
– А Гуревич?
– Ты что, не слышал? – Начальник стал печален, как траурная лента. – Он не может. У него семейные нелады.
– Ну, а Стеклов? – От волнения у меня перехватило горло: Стеклов был убеждённый холостяк; неужто сейчас объявят, что он внезапно женится, и ему по закону полагается месяц мёд ложками хлебать?
Взгляд Михаила Владимировича помягчел, и весь он как-то оттаял:
– Видишь ли, Стеклов со вчерашнего дня не работник, принёс справку. Что-то у него с желудком. Мучается. Врачи категорически запретили ему питаться всухомятку. А ты сам знаешь, как в командировке...
Я понял. Я сразу сообразил, в чём дело, как только Байхонь элегантно «вывел из-под удара» Колыкина, но, наивный, продолжал сопротивляться. За меня всё давно решили. Наверное, сообща прикинули: Папирус – самый молодой, и этих чемпионатов у него ещё будет: смотри – не хочу. Недаром тот же Колыкин говорил хохоча не раз, что у меня под носом ещё университетская сопля пузырится.
Впрочем, не всё было так скверно, как я думал.
Поселили нас, «участников семинара по обмену опытом», на Соколе в каком-то захудалом общежитии, где, самое главное, на каждом этаже был телевизор.
Когда наша группа собралась в первый раз для ознакомления с порядком проведения лекций, я обратил внимание на её состав. Естественно, женщины имели численный перевес. Я бы сказал даже – ощутимый. Но вот оставшаяся часть – мужская, на девяносто девять процентов состояла из моих сверстников. Коих так же изящно, по причине их молодости, отлучили от футбола старшие товарищи. Как и меня. Был, правда, некий Яхунец, посланец из славного града Чернигова, что на наши коллективные стенания о свершившейся несправедливости, своеобразно отреагировал. Ему, заявил Яхунец, на футбол насрать, ему, Яхунцу, главное, «достать» тихоокеанской селёдки – две банки, круг сухой колбасы – потому как в Чернигове чёрт знает что стало твориться, а здесь, в Москве, пока рай, и – детскую «какую-нибудь шухерную игрушку». Внучку в подарок. Судя по морщинам, избороздившим его чело, Яхунец, определённо, участвовал ещё в битве при Полтаве.
Вот из-за этого Яхунца всё и началось.
Он меня удивил тем, что за месяц вперёд купил целых три, а не один, как говорил, круга колбасы, опасаясь, видимо, подвоха со стороны столицы, могущей ему завтра показать кукиш «дефицита». Похвастав перед нами добытым продуктом, премного собой довольный, Яхунец побежал прятать его в комнатке комендантши, здоровенной бабы, всех без исключения называвшей, и мужчин и женщин, отчего-то «сюликами». «Эй, сюлик, тут для тебя телеграмма есть» С первым пунктом поставленной задачи Яхунец, таким образом, успешно справился.
Как-то так вышло, что за одной «партой» я оказался с высоким симпатичным парнем по имени Стас. Мы и в общежитии в одной комнате поселились. Он был из Ташкента, считая, что географическое положение может являться как достоинством человека так и его недостатком. «У жителя затраханной деревни Быково менталитет на два порядка ниже моего», загадочно убеждал он меня. Я и не спорил: пресловутый быковец мог бы обойтись теми же туманными формулировками, доказывая своё преимущество. Зато! Зато у узбеков Стас научился, по его словам, устанавливать с "нужными" ему людьми контакт. Следовало лишь, обволакивая собеседника ласковостью тона, время от времени тревожно-влюблённо заглядывать ему в глаза."Да я вообще с кем хочешь найду общий язык", добавил он самодовольно. Стасу это якобы очень в жизни помогало. До сих пор. Положительное сие качество уравнивалось существенным недостатком: Стас любил поговорить. Он тут же мне выложил свои соображения насчёт футбола. Пальма первенства им предусмотрительно была отдана советским спортсменам. Стас, правда, отчего-то, в отличие от многих, ставку делал на Протасова и старого гвардейца, Блохина.
Умение «подбирать ключик к сердцам» сыграло, кстати, со Стасом злую шутку. Футбол футболом, заявил этот среднеазиатский Казанова в первый же день, а в столицу он приехал не для того чтобы только телевизор смотреть. «Ты посмотри, сколько вокруг тёлок. Бесхозное мясо бродит. Я вон ту в два счёта захомутаю» И Стас указал на одну из наших «сосеминарниц», что, кажется, годилась ему в матери. Выбирать не приходилось: на женской половине, не интересующейся спортом, положение было прямо противоположным нашему. Сюда рекрутировались как раз представительницы старшего командного состава, все – в годах, поощрённые, видимо, за многолетнюю трудовую деятельность дармовой поездкой и внеплановым отдыхом. У намеченной жертвы была приятная внешность. Уж не знаю, как Стас вёл осаду крепости и долго ли вообще штурмовал её, но вечером он вернулся мрачным и с подбитым глазом. Дамочка явно не церемонилась. Из разряда «тёлок» она только почему-то перешла в класс «кобыл». «Ты взгляни, как эта кобыла меня лягнула», процедил Стас расстроенно, указывая на свой повреждённый орган зрения. Однако подкреплять фразу фактами он не пожелал.
До начала первого матча с венграми настроение у Стаса оставалось скверным. Самолюбие его было задето, он, несомненно, раб своего необузданного характера, попытался ещё раз «захомутать тёлку», отчего-то полагая, что вдали от дома женщины только и ищут случай, чтобы изменить мужу, но – вновь получил отпор.
Матчи с противоположной стороны света транслировали, если память меня не подводит, в записи вечером. Не объявляя предварительно результат.
Я ту блистательную игру с венграми помню! К четвёртой минуте «наши» вели уже 2:0. Все сомнения, которые ещё оставались, что – а вдруг не получится, не заладится дело – мгновенно рассеялись. И Пашка Яковенко, «который видал всех», открыл фестиваль голов.
Мы, собравшиеся в холле, орали, как сумасшедшие, вместе со всей страной. И громче всех кричал Стас, мгновенно позабывший о своём фиаско. Подбитый глаз его излучал счастье. Свершилось! Чемпионат можно было не проводить дальше. И уже мячу, забитому Беланом, Игорем Белановым, в середине первого тайма, мы не удивились. Так и должно быть! Счёт стал 3:0.
– Всё! Всё! Увидишь! – Надрывался Стас, подскакивая на своём стуле от возбуждения. – «Наши» с ними, как с детьми, со всеми, разделаются. По самые «не хочу» натолкают голов – и бразильцам, и аргентинцам, и фээргешникам...
В общем-то, с этим никто и не спорил: песенка была хорошо знакома.
И тут ошивавшийся где-то в задних рядах Яхунец, который к футболу вроде как интереса не проявлял, подал голос:
– Да ни хрена подобного. Это им повезло. Что, не видно, как венгры похабно играют?
Откуда он взялся? Что он тут делал? Ходил бы себе по Москве, из магазина в магазин, и развлекался, сельдь особого посола выискивая. Тоже мне, спец – Яхунец!
Скептицизм Яхунца, задним числом надо сказать, здоровый, подзавёл Стаса.
Он озвучил мою мысль, чуть её изменив.
– Дедушка, вас колбасные прилавки столицы ждут. – Количества ехидства, заложенного в эту фразу, должно было, по мнению Стаса, хватить, чтобы уничтожить противника.
Яхунец ещё что-то сказал, Стас огрызнулся довольно зло. На этом всё, казалось бы, и закончилось.
Разговор сей непринуждённый происходил до перерыва. А матч, как известно, завершился со счётом 6:0.
– Ну что? – Спросил Яхунца Стас, когда прозвучал финальный свисток, охватывая поджарую фигуру колбасопыта с какой-то разудалой наглостью. – Есть ещё мнение?
- Они чемпионами не станут. – Яхунец, в отличие от Стаса, не нервничал. – Они даже в тройку призёров не попадут. Увидите, молодой человек. Я могу с вами поспорить.
Что он там, впереди, оракул футбольный, тогда разглядел? Какие изъяны в игре советских футболистов в первой же игре подметил? Выдержка изменила Стасу, и он заорал. Не подумав о последствиях:
– Спорим!!!
Болельщики, слышавшие условия пари, говорили потом, расходясь, разное. И что не надо было их «разбивать». И что можно рассматривать любой спор как шутку. И что всё зависит от воли победителя: как он поведёт себя – настоит на своём или великодушно противника простит. Но – короче.
Мне кажется, условия пари были не в пользу Стаса. Он, однако, согласился на них без промедления. Видимо, настолько был парень уверен в возможностях команды Лобана. Итак, если сборная СССР занимает место в тройке призёров (о чемпионстве речь уже не велась; за ориентир были приняты последние слова), все три килограмма колбасы на глазах у публики должен съесть – без хлеба и «сопутствующих напитков», как огласил важно разбивщик, судья, – сам Яхунец. В противном случае Стас обязывался проглотить одного... дождевого червяка. Яхунец, обронивший как бы лениво своё предложение, обладал слишком уж буйной фантазией. Или наоборот? Мне бы такое в голову не пришло. Почему именно – червяк? Я подозревал, что Яхунец – любитель рыбалки, который представил Стаса в виде глупой рыбы, только и мечтающей о том, как поизящнее насадиться на крючок. Вот отчего Стас, горячая душа, не протестовал, а без раздумий согласился?
В матче с Францией, командой Платини, «наши» сыграли вничью. В общем-то, закономерный результат. Обе сборные считались фаворитами в своей группе. Но! После удара Раца команда СССР, имевшая, на мой взгляд, небольшой игровой перевес, повела в счёте. Яхунец, настойчиво продолжавший выполнение своего задания по поиску и сбору дефицитных товаров, отсутствовал. Посему торжествующего вопля Стаса, переходящего местами в какое-то немыслимое клекотание, что, несомненно, выделялось из общего ора, он не слышал. Как, впрочем, и его очередных попыток обосновать на примере забитого гола будущее чемпионство советских фуболистов. Усилия Стаса пропали втуне. И даже вызвали у окружающих некоторое раздражение. Сколько можно говорить об очевидном? Через несколько минут Фернандес забил ответный мяч.
– Лобан знает, что делает, – успокоил меня Стас, как будто я его самого обвинял в пропущенном голе, – ребят надо к «восьмушке» вывести отдохнувшими.
Про игру с канадцами говорить особо нечего. Выиграли 2:0 уверенно.
И вот игра с бельгийцами – игра «на вылет».
Да, мы ждали чуда. Да, мы орали, как оглашенные, когда Белан забил изумительный по красоте мяч, и «наши» повели. А ещё забить голы могли Завар и Рац. Казалось, всё складывается замечательно. Как и ожидалось.
Стас сидел отчего-то притихший, прекрасно осознавая, что с сего этапа, как в задачке о двух поездах, он и червяк начали двигаться навстречу друг другу. Встречное движение напрямую зависело от игры сборной СССР. Яхунец, приобретший два дня назад игрушку для внука, пожарную машину, эдакую миниатюрную красотку с сиреной, выдвигающейся лестницей, шлангом и брандспойтом, после праведных трудов, беготни и толчеи в очередях, отдыхал – прятался, по обыкновению, сзади. И тоже молчал. Три килограмма сухой колбасы, что он приберёг для семьи, могли стать кошмаром.
Всё изменилось во второй половине игры. О надвигающейся беде ничто не говорило ещё. Шифо, правда, счёт сравнял. Но спустя четверть часа вновь Беланов вдохнул надежду в Стаса. Играть оставалось – чуть меньше двадцати минут. Сколько лет прошло, а у меня перед глазами стоит этот нелепый гол, забитый явно из положения «вне игры» Кулемансом. Ибо боковой судья дал, фиксируя офсайд, отмашку, но главный, швед Фредрикссон, её проигнорировал; а наши игроки отчего-то остановились, ожидая свистка...
– А я помню, как здесь же, в Мексике, в семидесятом, мы в четвертьфинале проиграли уругвайцам – и так же нелепо, посчитав, что мяч ушёл за линию, – проскрипел Яхунец. В голосе его, как ни странно, были обида и недоумение. – Играть надо, играть – до конца, не останавливаясь.
Но Стас к интонациям соперника не прислушивался. Скорее всего, за матчем он уже не следил, а прикидывал, с какой стороны лучше ему подступиться к десерту.
В дополнительное время бельгийцы играли лучше. Какая-то обречённость появилась в действиях советских футболистов, сломленных, кажется, несправедливым решением. 4:3 – в пользу подопечных Тиса.
Я не пошёл вместе со всеми глядеть на то, как Стас будет расправляться с несчастным червяком, вытащенным на свет божий из-под земли. От одной мысли, как это всё произойдёт, меня тошнило.
Рассказывали всякое о длине найденного экземпляра. Можно было подумать, что речь идёт об анаконде. С толщиной тоже не церемонились. Судя по описываемым размерам, Стас сильно рисковал порвать себе рот.
В последнюю минуту якобы Яхунец проявил ожидаемое великодушие, огласив местность, где проистекали события, жалобным криком, что он не настаивает на выполнении условий пари и что он лишь хотел проучить спорщика. И якобы Стас в ответ лишь демонически рассмеялся и, обронив сакраментальное «пари есть пари», впихнул шевелящуюся полоску в рот. При том, говорят, он старался не дышать. А ещё говорят, что Стас попытался изобразить состояние расслабленнности, что следует за сытным обедом, но это ему плохо удалось. Он как-то враз побледенел и чуть не упал в обморок.
Стас быстро утешился, найдя таки себе на бескрайних столичных полях «тёлку», с которой он и пасся до окончания семинара. О футболе не мог и слышать, сразу же отсекая все мои попытки завести на эту тему разговор. Признавался, что при словах «гол», «мяч», «атака» и т.д. рот его мгновенно наполняется слюной – с привкусом земли. А мы с Яхунцом продолжали наблюдать за тем, как сборная Аргентины во главе с лукавым Марадоной летит на всех парах к чемпионству. И после каждой игры с их участием Яхунец, неизвестно к кому обращаясь, говорил:
– Вот так надо играть – с первой минуты и до последней. Не останавливаясь. Мать вашу!.. А ведь был, и вправду, шанс...