Глава 7. Прощание с Ниной.
Я не узнала квартиру Солнцевых, так она преобразилась, стала совсем чужая. Исчезли всякие мелочи, салфеточки, а главное, в атмосфере дома веяло разрушением и бедой. Вещи все уже были собраны, И я, не успев даже с Ниной перекинуться несколькими словами, уже садилась со всей семьей в машину.
Когда мы приехали на вокзал, состав был уже подан, ведь ветка на Йошкар-Олу в то время была тупиковой, и состав формировался здесь. Мы с Ниной плакали, взявшись за руки, стоя у вагона, номер девять, который вот-вот заберет у меня мою любимую подругу. Почти два года, изо дня в день, и в школе, и дома мы с ней были неразлучны. Какие только приключения и мечты нас с ней не связывали! Мы воистину были, как родные сестры. Все в слезах мы машинально произносили стандартные бесполезные слова:
- Не забывайте! Пишите! Не унывайте - все будет хорошо!
Мы с Ниной плачем, Тамара Осиповна вся в слезах, как впрочем и все эти дни. Лида попрощалась первой, и с Анечкой на руках пошла в вагон. Одна Анечка, не понимавшая, что происходит, веселилась, громко смеялась и ко всем нам тянула ручки. Отец Нины стоял тут же. Высокий, стройный, с холодными голубыми глазами, с бледным аристократическим лицом, с чувственным ртом и прямым тонким носом, он нисколько не был смущен, не расстроен. Наоборот, он держался высокомерно и все твердил:
- К чему эта поспешность и истерика, можно было подождать до лета и дать девочкам закончить школу.
Тамара Осиповна, отвернувшись, не отвечала ему, и по ее постаревшему лицу непрерывно катились слезы. Она поцеловала меня, махнула прощально рукой Борису и вслед за Лидой вошла в вагон. Лида, видимо, с отцом не разговаривала и не прощалась. Мне показалось, что Нина тяжелее всех переносит эту семейную катастрофу. Она очень любила отца и была его любимицей. Он подошел к ней, обнял на прощание, а она сквозь слезы говорила:
- Ой, папа! Зачем все это? До свидания.
- Ниночка! - целуя ее, ответил отец, - не плачь! Мы не надолго с тобой расстаемся. Скоро опять будем вместе.
Нина не отстранилась от него, и мне подумалось, что если эту сцену прощания видела Тамара Осиповна, то, наверное, эта картина причинила ей лишнюю боль. Нина поднялась на подножку и стала у двери, и поезд начал медленно-медленно двигаться. Нина махала нам прощально рукой и еще кому-то, кто стоял сзади нас. Поезд набирал скорость, и вскоре в ранних зимних сумерках растаял огонек последнего вагона. Я разревелась, как маленькая, и потому что я любила Нину и очень привыкла к ее обществу, а еще потому, как говорил мой отец, что умела радости и печали возводить в квадрат.
- Пойдем, Борис, - всхлипывая, обратилась я к Борису, - вот и остались мы с тобой одни.
- Нет! Не одни! - раздался сзади голос Эрика, - и я здесь. Я просто не хотел вам мешать и не выдавал своего присутствия. Ну, Льдинка-Снежинка, тебе нельзя так сильно плакать, а то еще растаешь.
- Тебе-то хорошо острить, - зло сказала я, - все твои друзья при тебе. Что для тебя значит Нина? Ничего!
И я заплакала еще сильнее и взяла под руку Бориса, так как считала, что мы с ним друзья по несчастью.
- Мне не так-то уж и хорошо, - медленно ответил Эрик, - хотя бы потому, что ты плачешь.
Я не ответила, мне так сейчас хотелось побыть одной и очень хотелось, чтобы Эрика сейчас не было, но Борис вдруг заговорил на другую тему, видимо для того, чтобы успокоить меня:
- Елка, - сказал он, обращаясь ко мне, - ты убежала с урока физкультуры, а завтра у нас два урока подряд: лыжи, не забудь про форму, а то по поведению и по физкультуре получишь неуд.
- Хорошо, - ответила я, - спасибо, что напомнил.
А тут мы как раз вышли на вокзальную площадь, и я, не дав мальчишкам опомниться, вскочила в автобус, который тут же закрыл двери, трогаясь. Домой пришла заплаканная, но к маминому приходу умылась и постаралась сделать веселое лицо. Маму нельзя расстраивать, она и так была еле живая из-за гибели отца. И только когда Лиза, узнавшая, что завтра у меня урок физкультуры, вынула мне из свертка прекрасные черные лыжные брюки, видимо, Лидины, я разревелась. Это был как бы последний привет от Нины. Не сделав уроки, я улеглась спать, ведь в юности, когда наплачешься, так легко спится.
Глава 8. Лыжи.
Я пришла в школу без спортивного костюма и без лыж, решив, что сбегаю за ними на большой перемене: школа ведь рядом. Первый урок был математика, и я, как всегда, влетела в класс вместе с учителем. Ни на кого не глядя, села я на свою сиротливую парту. А Юрка уже тут, как тут:
- Что-то Ростова сегодня не в духе, и вид какой-то не такой? Дурно время провела?
Я огрызнулась:
- Ты угадал, милейший Пьер. Забыл уже все, что ли? С тобой всю ночь водку пила.
Юрка с удивлением глянул на меня своими красивыми синими глазами и молча сел на свою парту. Видимо, у меня вид действительно был необычный, что даже этот вечный зубоскал понял, что мне сейчас не до шуток. Я занялась математикой.
- Наталья, - вдруг шепнул мне Юрка, - а где твоя тень, где Солнцева?
- Отстань, - только и сказала я, решая уравнение. В классе кроме меня, Эрика и Бориса никто не знал о том, что Нина уехала навсегда.
На перемене я не успела выйти из-за парты, как около меня оказался Эрик, но Клара, уже было, обернувшись к нему, схватила его за рукав пиджака и стала ему что-то говорить. Я стремглав выскочила из класса и вернулась, когда прозвенел звонок, с Алексей Михайловичем.
На большой перемене я помчалась домой и вернулась в школу как раз тогда, когда зазвонил звонок на физкультуру. Весь наш класс уже стоял во дворе школы. Клара и Настя резко выделялись среди всех девочек. В ярких лыжных костюмах, в нарядных вязаных шапочках, красивые и большеглазые, да еще и одеты, как куклы. Их окружила вся свита “высшего общества”, девочки и мальчики, Эрик тоже стоял недалеко от них и о чем-то говорил с Юркой. Юрка сверкал ослепительной улыбкой, а Эрик был серьезен. Издали все виднее, и пока я подходила к классу, я заметила, что на фоне всех Эрик выглядел совсем взрослым. И какой он симпатичный, но почему-то грустный!
Опомнившись от своих восторгов, я, как заклинание, произнесла:
- Гусь свинье не товарищ, - и встала среди самых скромных девочек и, пожалуй, еще совсем маленьких и некрасивых, между Ритой Соколовой и Галей Ершовой. Рядом с Галей стоял Виталька Ходоровский, высокий и нескладный парень. Но и я сегодня, на мой взгляд, была одета не хуже Клары и Насти, благодаря подаркам Солнцевых: черные, прекрасно сидящие на мне лыжные брюки, яркая голубая курточка, отороченная белым заячьим мехом и Лизина пуховая шапочка.
Прежде, чем мы двинулись на лыжах к лесу, я успела отметиться у учителя. Так как я встала в строй почти в хвосте, то меня ни Эрик, ни Юрка, ни Борис не видели. Хотя и Эрик, и Борис, идущие впереди цепочки, пару раз оглядывались, но меня не заметили.
Класс вышел за город, и мы покатили по лыжне. Искрящаяся белизна снега слепила, а покрытая дымкой полоска леса, призывно манила к себе.
Клара и Настя частенько падали и кричали:
- Эрик! Юрка! Помогите встать, дайте руку!
И те, как настоящие рыцари, подъезжали к ним, поднимали, отряхивали. Мне было грустно, одиноко без Нины и противно на это смотреть. Лыжня вывела нас на крутую горку с трамплином. Учитель, Сергей Павлович, обращаясь к мальчикам, сказал:
- Ну, добрые молодцы, кто из вас справится с трамплином, может попробовать одолеть эту горку, а девочки и все остальные направо в объезд. Встречаемся вон у того леска.
Клара и Настя первыми трусливо заскользили в объезд, пока другие раздумывали. А я, вдруг сорвалась с места, и, обгоняя всех объезжающих и раздумывающих, с разгону покатилась с горы. Скорость нарастала, лес мчался мне навстречу, в лицо летели от лыж снежные брызги, а я, сжавшись в комок, готовилась к прыжку.
Мы с отцом часто катались в этом месте на лыжах, и этот трамплин был для меня давно пройденным этапом. И мне было ни капельки не страшно, только мелькнувшая мысль об отце и о том, что он никогда уже не съедет с этой горки, разбередила в сердце скорбь о нем. А летящие мне вдогонку предостерегающие крики учителя и ребят, отогнали мрачные мысли. И я перестала реагировать на все окружающее. Лыжня, волшебница лыжня, увлекла и поглотила меня всю. А вот и трамплин, подкинувший меня к небу! Мне показалось, что я летела в воздухе бесконечно долго, сердце замирало. Этот полет чем-то напоминал кружение в вальсе в большой зале. Сжавшись и низко наклонившись, я удачно приземлилась и радостно заскользила по лыжне до развилки, но повернула не к лесу, а в поле, по нашей любимой с отцом лыжне. Сзади мне опять послышались крики, и кто-то окликал меня по имени. Я обернулась, за мной мчались учитель и Эрик.
- Вот у нас какие мастера спорта по лыжам скрываются, - воскликнул Сергей Павлович, - ну и напугала ты меня!
- Ах ты, Льдинка-Снежинка, с тобой не соскучишься, - сказал Эрик, - я не удивлюсь, если ты вдруг возьмешь и полетишь, как птица! Такое вытворить!
- А что тут особенного, я ведь не персона из вашего “высшего общества”, где девочкам положено падать и пищать, чтобы таким, как ты, Эрик, не пришлось скучать. А трамплин этот - мой старый друг, я его с пеленок знаю.
- Молодей, Новикова, - похвалил меня учитель, - ставлю тебе отлично и зачисляю в школьную лыжную команду. Будешь участвовать в городских соревнованиях.
- Я не умею соревноваться, на лыжне единоличницей быть люблю, - улыбаясь, отнекивалась я.
- Научишься! А теперь поворачивайте к лесу, нас там ждет класс, - и он поехал впереди.
Но я продолжала скользить по полю, а Эрик устремился вслед за мной. Сначала мы ехали быстро-быстро, а потом я вдруг очень захотела, есть и почувствовала, что устала. Я вдруг остановилась, набрала полную горсть снега и только поднесла руку ко рту, как подоспевший Эрик схватил мою руку. Резко повернувшись, я выронила снег и неожиданно потеряла равновесие из-за того, что лыжи у меня разъехались, и я упала, подмяв под себя лыжи. Эрик бросился меня поднимать, а я сердито кричала:
- Не трогай меня! Я сама встану.
Поднимая и стряхивая с меня снег, Эрик приговаривал:
- Вредная Льдинка-Снежинка, все время от меня убегает! Почему?
Я молчала. А он стал оттирать мои замерзшие руки в мокрых варежках. Мне это показалось приятно и непривычно, и я рук не отняла.
- Лена, - глядя мне в глаза, сказал Эрик, - поехали к лесу.
Я, не прерывая молчания, раздумывала: лыжня звала меня в поле, а стоящий с классом у леса учитель жестами торопил нас.
- Эрик, - решилась я, наконец, - ты поезжай к классу, а я прокачусь по своей любимой лыжне.
- Нельзя, смотри, Сергей Павлович уже сердится и поставит нам неуд по поведению.
- Никуда я, Эрик, не поеду, поезжай один, а то получишь неуд по поведению, что за ненужные жертвы из-за меня. Я устала. И отвернувшись от него, оперлась на палки и подставила лицо яркому солнцу.
Эрик, внимательно посмотрев на меня, спросил:
- А ты не забыла утром поесть?
Я расхохоталась, представив продовольственную картину у нас дома. Хлеб и галеты по карточкам мы съели за несколько дней вперед и Лиза замучилась жарить нам оладьи из тертой картошки на рыбьем жире.
- Забыла? - насмешливо повторила я, - ты прямо ясновидящий.
Эрик виновато улыбнулся и достал из кармана куртки почти целую плитку шоколада.
- Вот если поедешь сейчас со мной к лесу - шоколад твой, - приветливо улыбаясь, уговаривал он меня, как маленькую.
Я взглянула на него, собираясь возразить, но что-то вдруг все вокруг изменилось. Я впервые отчетливо поняла, что я и Эрик отныне уже чем-то связаны таким, что мы уже не чужие. Передо мной стоял не гордый, насмешливый мальчик из “высшего общества”, а мой Эрик, зависящий от меня и мне покорный. У него было такое беззащитное и просительное выражение его голубых глаз, какого я никогда раньше не видела. Даже когда он разговаривал с Кларой, у него всегда был такой самоуверенный, надменный вид.
- Давай шоколадку, - протянула я к нему руку, - кто же в наше время от такого отказывается.
Он подъехал ко мне близко-близко и положил дольку шоколадки прямо мне в рот, поцеловав протянутую к нему руку.
И опять от его присутствия рядом появилось это новое ощущение полета. Я ему улыбнулась, сказав:
- Спасибо. - И мы покатили к лесу, по дороге останавливались и ели шоколад. Едва мы приблизилась к нашим, как Рита Русинова подъехала к нам и нараспев выкрикнула:
- Ну, ты, Ленка, и фокусница! Так бегаешь за Эриком, что жизни своей не щадишь, чтобы привлечь его внимание, бросилась на трамплин и чуть ноги себе не сломала.
А я ни капельки не расстроилась и не обиделась. Происшедшее со мной, пока мы с Эриком были в поле на лыжне, преобразило меня. Теперь я знала силу своей власти над Эриком, и вся моя закомплексованность и стеснительность исчезли, уступив место веселой самоуверенности.
- И все-то ты, Рита, знаешь, - отпарировала я, - Эрик видный мальчик, и почему бы за ним не побегать? Тем более что все мы произошли от обезьян, и я подражаю твоим подружкам, Но только они действительно бегают за ним, а он на трамплин мчался за мной, хотя я его не звала.
Весь класс хохотал, а Юрка сказал:
- Да ладно уж вам, всем девочкам бегать за Эриком, а за мной-то кто побежит? Наталья, хоть ты меня не подведи!
Я ответила:
- Если ты съедешь с этой горки, я, честное пионерское, помчусь за тобой! Сергей Павлович, - обратилась я к учителю, - можно еще раз съехать? Это такая прелесть!
- Хороша прелесть, - заворчала Клара, еще позвоночник сломать можно или шею. Эрик, - капризно позвала она, - подойди на минуточку сюда.
Но Эрик, собирающийся составить мне компанию, крикнул ей по пути на трамплин:
- Извини, Клара! Съеду с горки, тогда и поговорим.
Я с разбегу окунулась в вихрь снежной пыли, и все блаженство повторилось. Следом за мной съехали почти все мальчишки, и вроде бы благополучно, только Виталий Ходаровский сломал лыжу. Когда мы возвращались домой всем классом и весело шутили, Виталька сказал мне:
- Вот видишь, Лена, как я за тобой бегаю, даже лыжи не пожалел.
- Молодец, Виталик, - сказала я под общий смех, - надо будет получше присмотреться к тебе.
Всю дорогу до школы Эрик нес свои и мои лыжи, а я представляла, как от злости перемывали мне косточки Клара с Настей и вся их свита. Когда подошли к школе, Эрик спросил:
- Давай вечером куда-нибудь сходим.
- Не могу, Эрик, сегодня в Йошкар-Олу должна приехать большая партия эвакуированных и раненых, мы с Борисом пойдем помогать на эвакопункт.
- Жаль, - задумчиво сказал Эрик, - а когда ты вернешься?
- Не знаю точно, где-то после шести.
Мы попрощались, Эрик пошел в школу за портфелем, а я, отвергнув его предложение проводить меня, помчалась домой.
Глава 9. Телефонный код.
Несмотря на то, что Йошкар-Ола была в глубоком тылу, война уже давала о себе знать в городе. Вот и у нас, после бомбежки Казани, ввели затемнение, и к нам полились потоки эвакуированных людей и предприятий. Сегодня должны привезти детей, потерявших своих родителей. Я отправилась на эвакопункт. Увидев это печальное зрелище, я расстроилась до слез. От трехлетних карапузов до двенадцатилетних подростков, все разные, оборванные, испуганные, голодные, с недетскими глазами. Особенно запомнилась малюсенькая девочка с огромными голубыми глазами в когда-то нарядном, а теперь грязном капоре, прижимающая крепко к себе куклу с оторванной рукой. Девочка у всех спрашивала:
- А где моя мама? Хочу к маме.
Детей рассортировали, некоторых из самых младших взяли в семьи, а других отправили в ближайший детский дом.
Насмотревшись на чужую беду, вернувшись домой, я там тоже не увидела ничего радостного. Осиротевшие братишки, вечная забота о том, что поесть. Хорошо еще мама из командировки, кое-что привезла с собой. Я села учить уроки. Зазвонил телефон, Лиза взяла трубку и долго и придирчиво вопрошала:
- Кто спрашивает? А зачем вам она? Уже поздно.
Я не обращала внимание на ее возгласы, как вдруг Лиза подошла с озабоченно-каменным выражением на лице, какое у нее бывало в стрессовых ситуациях и произнесла сиплым от волнения голосом:
- Лена! Тебя к телефону зовет какой-то незнакомый мужчина, да еще врет, что он твой одноклассник. Иди поговори, но будь осторожна, тут что-то нечисто.
Я удивилась и с сомнением подошла к телефону. И вместо голоса незнакомого мужчины, я узнала голос того, кто, ворвавшись внезапно в мою жизнь, сделал ее такой интересной.
- Льдинка-Снежинка, - со смехом сказал он, - тебя к телефону позвать все равно, что на военный аэродром попасть. Что делаешь?
- Уроки учу, - ответила я.
- Много осталось?
- Начать и кончить. Химию постигаю.
- Приходи ко мне, я помогу.
- Ну что ты, Эрик! Как это я к тебе приду?
- Тогда поучи еще немного и пойдем погуляем. Я тебя спрошу, и что тебе непонятно, объясню.
- Хорошо, - согласилась я, - ты мне позвони через полчаса.
- Ну, уж нет! Лучше ты мне позвони, а то у тебя такая цензура, что не дозвонишься.
- А ты, Эрик, позвони мне по коду.
- Как это? - не понял он.
- Дай два звонка и повесь трубку. А потом снова позвони нормально, и я возьму трубку.
- Молодец! Хорошо придумала, позвоню по коду, - похвалил он меня и повесил трубку.
Пока я разговаривала с Эриком, Лиза не отходила от телефона, прислушивалась и с подозрением глядела на меня.
- Кто это? С таким мужским басом твой одноклассник быть не может.
- Ну, Лиза, - возмутилась я, - ты настоящий чекист! Это же Эрик, я тебе о нем рассказывала, ему в январе будет восемнадцать, почти совершеннолетний.
- Вот я и говорю, что это взрослый мужчина, тебе рано еще с такими водиться, еще в беду попадешь.
- Водиться, - передразнила я Лизу, - он же не ребенок. Вожусь я со Стасиком и Коленькой, а с ним я дружу. Это мой школьный друг. Наоборот, из любой беды выручит.
И я рассказала ей об истории на лыжной прогулке. Лиза покачала головой:
- Все ясно, он в тебя влюблен! А ведь ты совсем дитя. Будь осторожна, учти, что все мужчины гады.
- Ну, уж и все. А как же папа? Как он маму любил!
- Твой папа был необычный, святой человек. Таких на грешной земле мало. А вспомни, что сделал Нинин папа!
- Но Эрик всего-навсего мой одноклассник, а мне уже скоро будет семнадцать лет. Какое же я дитя? Успокойся, Лиза, и не бойся за меня, все будет хорошо.
Химия никак не училась, и я в ожидании звонка стала собираться. Потянулась было за новым пальто, но увидев Лизино настороженное лицо, надела старое.
- Ты куда? - подскочила она ко мне.
- Пойду погуляю.
- Уже поздно. На улице темно, сиди дома.
- А я не одна, я с Ритой, - соврала я.
В это время раздались два телефонных звонка, а затем телефон зазвенел весело, как обычно. Я, опережая Лизу, схватила трубку.
- Да, - сказала я.
- Ну что, Снежинка, иду к тебе, выходи через десять минут.
- Хорошо, Рита, - ответила я, давясь смехом.
- Что? - захохотал Эрик, понятно, до встречи, Льдинка-конспиратор, заключил он веселым голосом.
Лиза ничего не сказала, грустно глядя на меня, и только предостерегающе погрозила мне пальцем.