Несостоявшаяся любовь

Xena
…Я чувствую, что потихоньку деградирую тут. Я полный аутсайдер – единственная из всех одноклассников, кто не смог сдать вступительные экзамены. Почти год мне надо проработать здесь машинисткой… А я не могу, боюсь, что не смогу этого выдержать!

Народ здесь такой: женская часть – сам коллектив – от 27-летней девушки до 60-летней старушки. Я - самая младшая, мне не верят, когда я запинаясь говорю, что мне 18 (никак не могу привыкнуть), выгляжу я и, правда, лет на 15-16 – эдакая наивная девочка, немножко пухленькая, с курчавой челкой, плохой подростковой кожей и отсутствием косметики.

Мужская часть, приходящая, – всякий вспомогательный персонал – от грузчиков, дворников и сторожей до строителей и электриков (здесь постоянно что-то ремонтируют). Практически вся мужская часть пьет и матерится.

Честно говоря, сначала я пребываю в полном ужасе, ибо никто до этого не позволял в моем присутствии таких слов – видимо, боялись поранить мою детскую нежную психику…


…Я сижу и печатаю платежки для грузчиков. Их двое – Саша и Боря. Они сидят тут же рядом. Им обоим, наверное, лет за 40, но все называют их по имени, я тоже. От них всегда неприятно несет перегаром, уже с самого утра. Тем не менее, я всегда с ними первая здороваюсь и улыбаюсь. Сначала они удивляются, потом привыкают, и иногда мы даже разговариваем на отвлеченные от работы темы. Со мной они очень вежливы.

Однажды я слышу, как Боря переругивается с завхозом – ему не положено таскать какие-то там мешки, а он их таскает. Я слышу, как завхоз спокойно отвечает – не положено – не таскай! И Боря, этот алкоголик с седыми волосами, одетый в замызганный ватник, громко орет: «Ну не могу же я смотреть, как женщины надрываются!» Я слегка фигею от этой фразы. От алкоголика я такого не ожидала. Чего-то не понимаю я в этом мире… Как-то не вяжется Боря с образом благородного рыцаря. Но с тех пор я смотрю на него совсем другими глазами.

Грузчики уходят. Я снова сижу в одиночестве. У меня здесь странное место – в коридоре, напротив кабинета начальницы, но меня не видно – потому что рядом дверь в соседнюю проходную комнату, она всегда открыта и меня загораживает. Если табельщица из той комнаты не приходит – я практически отрезана от остальных.

Меня почему-то все воспринимают как секретаршу и пытаются посылать по мелким поручениям. На самом деле, я всего лишь машинистка, да и то по недоразумению… Но я молчу, мое положение здесь очень шаткое, устроили меня по знакомству, и каждый раз я боюсь, что моей родственнице достанется, если я что-то не сделаю.

Приходит Анатолий Иванович. Это генеральный директор. Не наш. У него какой-то там договор с нашей конторой, я не вникаю в их дела. Он просит меня напечатать смету. У меня есть полное право отказаться – я не обязана тратить казенные средства на «левые» заказы. Но я не умею говорить людям «нет». К тому же, у меня есть свободное время. Я соглашаюсь, и он уходит.

Мне не нравится, как он на меня смотрит. Он похож на сытого кота – широколицый, с усами, высокого роста и очень небрежно одетый. Ему где-то около 40 лет. Однажды он сильно меня напугал – оказалось, что он тихонько подошел и встал за моей спиной, пока я печатала. Увидела я его случайно и прямо подпрыгнула от неожиданности. Сколько он так простоял сзади?

Довольно быстро он понимает, что меня вполне можно использовать для перепечатки смет и не тратить на это особых средств. Он начинает притаскивать мне шоколадки. Я очень смущаюсь, но не отказываюсь. В конце концов, он прямым текстом просит меня для него поработать за этот дурацкий шоколад, и я опять не могу отказать…

В конце концов, Анатолию Ивановичу приходит в голову, что надо бы договориться с моей начальницей, чтобы я официально работала и на него тоже. Меня он об этом не спрашивает, видимо, думает, что я восприму это на «ура». Он обо всем договаривается и тут все-таки догадывается спросить мое мнение. Я отчаянно краснею, но твердым голосом говорю, что у меня, вообще-то, другие планы. Да, у меня есть свободное время, но я трачу его на подготовку к экзаменам. «Тебе что – не нужны деньги?», - спрашивает он меня. «Ну, деньги всем нужны…» - почему-то говорю я, хотя хочу сказать совсем другое. Я собираюсь с силами и объясняю ему, что не собираюсь торчать тут в машинистках, что для меня эта работа – временная, поэтому для меня важнее учеба, и работать я к нему не пойду. Он раздосадован моим ответом. Он спрашивает, буду ли я хоть иногда помогать ему. Я говорю, что если будет свободное время…

Однажды он приходит в нетрезвом состоянии. Он рассказывает, что у него случилось большое горе – его племянница Светочка попала под машину, лежит в реанимации, ей столько же лет, сколько и мне… Я не знаю, как утешать взрослых людей. Он и впрямь сильно расстроен. «Я из-за этого и напился», - говорит он мне проникновенно. Неожиданно он наклоняется ко мне совсем близко: «Мне так плохо сейчас… можно я тебя поцелую?»

Я отшатываюсь в сторону, сердце у меня уходит в пятки – я неожиданно понимаю, что я здесь совсем одна, а рядом громадный пьяный мужик… случись что… «Нет, не стоит этого делать», - говорю я ему. «Почему?» - спрашивает он. «Мне не хочется…» - я говорю это очень серьезно, и он вроде все понимает и, наконец, уходит. Черт, значит, я не ошиблась – он, действительно, всегда странно на меня смотрел.

Иногда прибегает Толик. Он тоже гендиректор, только уже другой конторы. Он молод и всегда спешит, со мной он ведет себя довольно приветливо. Для него я тоже иногда что-нибудь печатаю.

Начинается старая история – начальницы нет, она не предупреждает, когда будет, и весь народ, который к ней приходит, сваливается на меня…


…Несколько раз я вижу незнакомого парнишку в коридоре, довольно симпатичного. Я узнаю, что он наш шофер. Однажды он подходит ко мне и спрашивает, не могу ли я для его матери перепечатать какой-то там документ. Слово за слово – и мы начинаем общаться. Его зовут Сережка. Оказывается, что он почти мой ровесник – 19 лет, а я-то думала, что он гораздо старше.

Сережка начинает каждый раз забегать ко мне поболтать, когда по утрам ждет грузчиков или вечером приходит подписывать платежку. Я из окна узнаю его машину – громадный ЗИЛ, и мое сердце почему-то начинает замирать… Мне нравится, что он совсем не пьет. Я знаю, что у него есть две маленькие сестренки и нет отца.

Мы обмениваемся телефонами. Он живет довольно далеко от меня, почти на окраине. Несколько раз он спрашивает, не могу ли я пораньше отпроситься с работы, его смена заканчивается на час раньше, и он должен успеть поставить машину в гараж. Пару раз меня выручает табельщица – она сидит за стенкой и все прекрасно слышит. Она отпускает меня, и мы едем на заправку. Я просто на седьмом небе от счастья, мне нравится в кабине ЗИЛа – во-первых, высоко, во-вторых, тепло, в-третьих, хорошая музыка. Как мне относиться к Сережке я еще не решила, поэтому отношусь немного настороженно, не знаю, чего можно от него ожидать. Мы выясняем, что оба слушаем рок, а Сережка еще и играет на гитаре. С заправки он отвозит меня домой и на прощанье целует в щечку. Мне неловко, но ужасно приятно. Меня никто до этого не целовал, да и целоваться я не умею.

С Сережкой мы начинаем встречаться. Я привожу его домой – он попросил вынести гитару, но я знаю, что мама не выпустит меня обратно… «Скажи, что ты с другом», - говорит Сережка. У меня теплеет все внутри. Мне нравится, что он считает себя моим другом. Мы сидим на лестнице в подъезде, и Сережка играет для меня песни «Крематория».

Маме он не нравится. У него тоже плохая кожа, даже хуже чем у меня – мама предупреждает, что я из-за него буду ходить вся в прыщах. Меня это сильно коробит. Черт побери! Что ж из-за этого не встречаться с человеком, который мне нравится?!

Сережка приглашает меня на свидание. Вечером мы гуляем по улицам, а потом по лесу. Он обнимает меня за плечи, и я чувствую себя удивительно защищенной, мне нравится прижиматься к его плечу. При этом я с удивлением отмечаю, что большего мне и не надо. Похоже, что к Сережке я отношусь, действительно, как другу, но не больше. Он хочет поцеловать меня в губы, но я отворачиваюсь и говорю, что целоваться не умею. Мы опять ходит по лесу, и он начинает меня разводить на поцелуй. Мне становится смешно – Сережка подшучивает надо мной, говорит, что мне должно быть стыдно – я уже большая девочка, а не умею целоваться. В конце концов, я соглашаюсь. Мы целуемся, и я совершенно не врубаюсь, что люди в этом такого приятного находят – подумаешь, языки и губы…

Потом мы встречаемся еще раз, но как-то неудачно. Сережка спешит домой и говорит, что до моего дома недалеко, я и сама спокойно дойду, а у него автобус. Я обижаюсь, но не показываю вида. Мы расстаемся, и я топаю одна по темнянке. Никого нет вокруг, мне страшно… Внезапно откуда-то сверху прямо передо мной падает и разбивается ком снега. Еще бы немного – и наверное, я бы осталась там лежать. Я бегу домой и едва сдерживаю слезы – ну зачем приглашать девушку на свидание, если потом не можешь довести ее до дома в целости и сохранности?

На работе я неожиданно узнаю, что это меня «сосватали» добрые тетушки – несколько раз намекали Сережке, какая замечательная девушка здесь работает. Я чувствую себя обманутой. Я-то думала, что он сам обратил на меня внимание. И уж окончательно меня вымораживает, когда мне рассказывают, что первый его вопрос про меня был: «А сколько она зарабатывает?»

Я начинаю вспоминать другие не особо приятные моменты. Например, как Сережка, приглашая в гости, пообещал меня у себя дома накрасить. Мне не нравится, когда люди пытаются меня изменить. Я считаю, что и так выгляжу неплохо. Вспоминаю, как он несколько раз обещал позвонить и не перезванивал. И понимаю, что все, приехали.

Еще какое-то время мы пытаемся общаться, но каждый раз Сережка на прощанье пытается меня поцеловать в губы. Я не умею врать. Поэтому отворачиваюсь. Зачем целоваться, если не испытываешь к человеку должных чувств? Наконец, в очередной раз, когда я убираю голову, он спрашивает: «Что, не хочешь целоваться?» Я мотаю головой. Сережка разворачивается и уходит, не говоря ни слова.

Больше он не приходит со мной болтать, сидит в машине. А мое сердце просто выворачивается наизнанку – мне обидно, что все так вышло, но в глубине души я понимаю, что он просто хотел поразвлекаться. Все вокруг меня спрашивают, из-за чего мы поссорились. Грузчик Саша передает мне привет от Сережки и говорит, что тот по мне скучает. Я вижу, что Саша просто хочет сказать мне что-нибудь приятное и утешительное, а на самом деле никакого привета не было.


Все становится по-прежнему. Мужская часть часто останавливается со мной поболтать. Например, электрики. Их двое – Денис и Андрей. Они вряд ли намного старше меня, но я обращаюсь к ним на «вы», держу дистанцию. Андрей смотрит сквозь меня. Я знаю, что у него есть девушка, я их несколько раз видела на улице. Денис наоборот каждый раз подмигивает и проявляет ко мне внимание. Я понимаю, что он дурачится, но мне нравится, что он такой веселый. У него громкий голос, он рассказывает мне, что пиво в банках – полное «г…», от него только в туалет бегаешь. Потом неожиданно спрашивает, есть ли у меня бой-френд. Я вежливо отвечаю, что это не его дело. Он удивляется и говорит, что ему кажется, что у меня никого нет и это не порядок. Я опять вежливо сообщаю, что может он прав, а может быть, и нет…

Однажды я отношу какой-то документ на подпись в другое крыло. Электрики меняют там светильники, и проход весь загорожен стремянками. Я пытаюсь пролезть, и вдруг Денис загораживает мне дорогу и говорит, что пропустит меня только за поцелуй. Я вижу, что он опять дурачится, и пытаюсь пройти. Неожиданно он прижимает меня к стенке, и я понимаю, что вырваться не могу. Денис начинает нести совсем полный бред насчет хорошеньких девушек, а я прошу, чтоб он меня отпустил. Голос у меня дрожит. Помучив меня еще какое-то время, Денис пропускает меня, а я не могу отделаться от ощущения какой-то гадости. Мне ужасно противно и стыдно. От собственного бессилия. Зачем я родилась девушкой?

Иногда приходит странный субъект. Он работает здесь дворником, совсем молодой парень. Взяли его из жалости. Его жена – воспитатель в детском саду, и у них совсем нет денег. Приходит он всегда в подпитии. Он садится напротив и начинает сверлить меня взглядом. Меня это раздражает – ну хоть бы говорил что-нибудь, что ли! Хочется стукнуть его по башке, как телевизор, у которого отошел контакт… Когда я спрашиваю, что ему от меня надо, он говорит, что хотел бы со мной встречаться. Я напоминаю ему, что он женат. Он говорит, что «жена – там, а я – здесь, и одно другого не касается». Мне в нем ничего не нравится, кроме имени – его зовут Алексей. Этот дурацкий разговор повторяется каждый раз. Через пару недель его увольняют за воровство…

…Вечером ко мне приходит общаться сторож. Хороший такой пожилой дядька, добрый и приветливый. Видно, ему не с кем поговорить. Совершенно неожиданно он дарит мне маленький красивый крестик и желает счастья. Он делает их сам на продажу, я знаю, что они довольно дорого стоят. Крестик мне нравится, я жалею, что не люблю носить украшения, он просто лежит у меня с тех пор в кармане…


...Мимо меня постоянно шатаются строители - у нас в здании начинается ремонт. Они практически все время нетрезвые. Особенно один. Его зовут Юрик. У него красивые карие глаза и черные волосы. Когда он первый раз меня видит, он очень осторожно целует мне руку.

Юрик всегда первый со мной здоровается. Однажды он проходит мимо без рубашки, и я неожиданно замечаю, что у него фигура «что надо», мне всегда такие нравились.

Каждый раз он останавливается, чтобы поговорить со мной. Он в два раза старше меня, но я понимаю, что начинаю в него безнадежно влюбляться. В этого 35-летнего алкоголика. А что он – алкоголик, это безо всякого сомнения… Юрик рассказывает мне, что живет вдвоем с матерью, показывает след на руке от ожога утюгом, короче, несет полный бред, но мне это нравится. Я каждый день начинаю ждать его появления.

Я вспоминаю свою троюродную сестру – она старше меня на три года и вышла замуж за ровесника своего отца… кстати, этот ее избранник тоже пьет. Наследственное у нас это, что ли? Я пытаюсь представить себе, как мы с Юриком живем вместе… я прошу его не пить, а он так сильно меня любит, что завязывает с этим делом… Проклятое кино! Вот что оно делает с человеком!

Совсем под Новый год Юрик вместо того, чтобы пройти как всегда мимо, неожиданно подходит к моему столу и усаживается прямо на пол, перегораживая проход. Теперь при всем своем желании я не могу выбраться со своего рабочего места. «Знаешь, а я ведь мог бы тебя трахнуть!» - заявляет он мне. К мату я уже успела привыкнуть, но от этих слов во мне все сжимается. Я понимаю, что он, действительно, мог бы это сделать. И более того… может, я бы сама сделала шаг навстречу… а потом бы очень сильно раскаивалась. «Я понимаю», - говорю ему очень серьезно.

«Да, я бы тебя трахнул, - продолжает Юрик, - но не буду этого делать!». Я на полном серьезе говорю ему спасибо. Я, действительно, начинаю думать, что он делает мне большое одолжение, и что я и вправду могла бы попасть в неприятную историю. Юрик не унимается, он начинает развивать эту тему, говорит, какая я замечательная девушка, и что я обязательно встречу хорошего парня.

Народ, который проходит мимо, смотрит на нас очень странными взглядами, но никто ничего не говорит. Я уже не рада, что Юрик тут появился, но не знаю, как его послать. Несколько раз выходит табельщица. Она - единственная, кто пытается уговорить Юрика уйти, но он называет ее «бабкой», смеется и не уходит.

«Понимаешь, ведь я мог бы тебя трахнуть…», - в который раз говорит Юрик, и я опять очень серьезно его благодарю за то, что он этого делать не собирается.

Наконец, приходит начальник Юрика – Алик. Он сразу все понимает и пытается меня выручить. «Она выйдет замуж за моего брата», - говорит Алик и подмигивает. Тут уже я не выдерживаю. Ну сколько можно меня сватать и выдавать замуж! Совершенно непроизвольно я говорю, что они оба мне надоели. Алик все же пытается увести Юрика, они припираются. Юрик говорит, что он знает, что мне нужно – для того, чтобы все у меня было хорошо, я должна буду в Новый год, пока бьют часы, выпить бокал шампанского и загадать желание. Он сообщает, что он колдун, поэтому ему надо верить. Я говорю, что верю. Он, наконец, встает, с улыбкой целует мне руку и уходит.


…Я не пью совсем. Когда-то давно я дала себе слово, что пить не буду не при каких обстоятельствах, и держалась до 18 лет. Из-за Юрика я нарушаю свое слово… Как легко, оказывается, можно изменить своим убеждениям.

...После Нового года я его уже не вижу – его увольняют за пьянство. Потом в течение двух лет я, идя домой, специально делаю крюк, чтобы пройти по улице, на которой он живет. Я мечтаю, что как-нибудь его увижу… Любовь зла…


Кстати, я, действительно, встречаю хорошего парня. Через два года. Но это уже совсем другая история…