Н.ОРЕХОВ
ПАРИ
Одним из качеств человека, отличающих его от всего живого на Земле, является наличие в нем некоторого множества "Я". Иначе говоря, в любом человеке одновременно уживаются несколько сущностей, или – натур. Может случится и так, что за недолгую жизнь человека не все из спрятавшихся в потаенных уголках его организма натуры проявятся – все зависит от обстоятельств. Сколько же в конкретном человеке "Я" и, самое главное, каких "Я" не может предсказать никто, даже он сам. Ошибочным, к примеру, является утверждение о том, что деньги и власть портят человека. Ничего подобного! Внутреннее его содержание ни качественно, ни количественно не изменяется. Изменяются обстоятельства, и откуда-нибудь из-под селезенки, выползает не очень, скажем, приятная в своих проявлениях натура, до сих пор мирно спящая, и, подавив слабые протесты своих соседей, начинает править бал. Сам же человек, конечно при этом не "портится", он может, и рад бы вести себя по-другому, и говорить не те слова, что из него льются, но не под силу ему совладать с проснувшейся в нем сущностью. Только изменение обстоятельств могут способствовать победе другой, более приятной для окружающих и для него самого натуры над натурой ныне доминирующей.
К сожалению, наличие у человека множества "Я" – это не диагноз, это - факт. Их нельзя удалить хирургически, от них невозможно избавиться таблетками, как от шизофрении. Непредсказуемость, в связи с этим, человека доставляет большие неудобства не только другим, но ему самому. Особенно в тех случаях, когда изменения внешних обстоятельств носят характер временный. И рад бы стать прежним, да не получается. И как бы не старался заставить заснуть натуру, однажды в тебе проснувшуюся – бесполезно. Всю оставшуюся жизнь она будет о себе напоминать и проявляться в той или иной мере, ничего, кроме неудобств при этом, не доставляя. Ну, а если эти натуры еще и конфликтуют между собой, тогда человеку уж совсем не позавидуешь: так и мечется всю жизнь, не решаясь отдать какой-либо из них предпочтение.
Павлу Сергеевичу Комякину в этом плане, надо сказать, до некоторого времени везло. Две его натуры мирно сосуществовали и, дополняя друг друга, образовывали нечто единое целое. Одна из них, обеспечивающая материальную составляющую жизни Комякина, была натурой ученой. Благодаря ей, он уже к двадцати восьми годам имел степень кандидата наук и звание доцента. Под воздействием же своей второй натуры – творческой, Комякин любил, грешным делом, для души стишками побаловаться, когда и пьеску на-гора выдавал, а в последнее время как-то все на рассказы тянуло. Удачное сочетание двух составляющих внешне проявлялось в том, что и в науке и в творчестве Комякин проявлял не дюжий талант. Любой факт, представляющий собой хоть маломальский интерес для науки, он обрабатывал и преподносил так, что это воспринималось как минимум научным достижением.
- Поздравляю вас, - искренне радовалась в таких случаях за свою соседку натура творческая, - вы опять на высоте!
- Спасибо, - отвечала ей натура ученая, - да только и вам не престало скромничать. В моем успехе ваши литературные способности сыграли далеко не последнюю роль.
- Ну, если так, то, может быть, позволите мне украсть немного вашего драгоценного времени и выдать что-нибудь для души?!
- Конечно, о чем вы говорите! – Поддерживала шутливый тон натура ученая. – Могу даже подбросить идейку, из которой наверняка получиться что-то вроде научной фантастики.
- Премного вам благодарна!
- Опять будете творить без черновиков?!
- А к чему они? Только время на них тратишь.
- Завидую я вашему таланту!
После подобных переговоров двух своих натур Комякин прикрывал поплотнее дверь рабочего кабинета, усаживался за компьютер, предназначенный, естественно, для использования только в служебных целях, и начинал творить. Черновиков у него действительно не было. Все тексты Комякин писал практически набело, внося в них впоследствии лишь незначительные правки. Такая неординарная способность компенсировала ему отсутствие домашнего компьютера, приобрести который не позволяла скромное жалование доцента, и ограниченность времени использования компьютера служебного. Творил же Комякин исключительно для души, писателем становиться не собирался, по издательствам не ходил. В одном из виртуальных литературных журналов он имел свою страницу, на которой размещал плоды своего творчества и с нетерпением ждал отзывов читателей. Особой активности, в общем-то, в высказывании впечатлений от прочитанного посетители его страницы, к сожалению, не проявляли и потому каждому новому отклику он радовался как ребенок. А поступающие отзывы, надо сказать, давали повод для такой радости: в основном это была похвала стилю изложения, или той легкости, с которой читаются его творения. Комякин понимал, что рано или поздно найдется и такой читатель, которому не понравится то, что он пишет, или как пишет, и каждый раз заходил на свою страницу в интернете с легким замиранием сердца. И, конечно, такой читатель нашелся.
Однажды, прочитав очередной комментарий к последнему рассказу, Комякин тяжело вздохнул, встал, походил с минуту по кабинету, вернулся к компьютеру и еще раз, стараясь понять, о чем идет речь, пробежал глазами по тексту на экране. Комментарий ему не нравился: в нем не было конкретики. Читатель заявил, что есть претензии к сюжету, но в чем заключаются эти претензии – не объяснил. Расстроившись, Комякин хотел, было, не отвечать, но, будучи все-таки человеком культурным, отстучал на клавиатуре благодарность за проявленное к его рассказу внимание, выключил компьютер и ушел домой. Творческая натура Комякина, находясь в полном смятении, буквально не находила себе места.
- Перестаньте так нервничать, - успокаивала натура ученая свою соседку, - стоит ли обращать внимание на подобные глупости.
- Ах, что вы говорите, какие глупости?! – Не могла успокоиться натура творческая. – Я чувствовала, чувствовала, что с сюжетом что-то не так!
- Послушайте, о чем вы говорите?! А где доказательства, где факты? Фактов нет – только общие фразы!
- Может быть, вы и правы, - сокрушалась натура творческая, - а что если прав он, этот читатель?
- Глупости какие. Один отзыв, который и отрицательным-то назвать нельзя, против нескольких однозначно положительных! Статистика явно в вашу пользу…
- Ну при чем здесь ваши научные выкладки! Это творчество, понимаете!
- Перестаньте паниковать! Вы талантливы! Будьте увереннее в себе! Вспомните все, что вам говорили до этого и успокойтесь. Ваши беспричинные сомнения ни к чему, кроме выброса адреналина не приведут.
- Ах, я безмерно благодарна вам за поддержку, но, все-таки… все- таки… скажите, я, правда, похожа на графоманку?
- Так! Началось! Я всегда говорила, что ваша чрезмерная впечатлительность больше вредит, чем помогает. Вы что же, думали, что вас всегда будут только по шерстке гладить?
- Да нет, конечно!
- Тогда давайте сейчас успокоимся, все проанализируем и попытаемся, как следует, во всем разобраться…
Разбирательство продолжалось всю ночь, но безрезультатно. Не выспавшийся Комякин в плохом настроении пришел на работу на полчаса раньше обычного. С надеждой на то, что к этому времени кто-нибудь оставит еще один отзыв, но уже положительный, он включил компьютер. Новых отзывов не было, зато был ответ на высказанную им вчера благодарность. Причем ответ такой, что его можно было понимать и как шутку, и как хамство.
Неопределенность ответа еще больше расстраивала. Потирая с досады лоб, Комякин не отрывал взгляда от повисших на экране двух строчек: "С вас три доллара, запихните их в дисковод немедленно, соединитесь с интернетом и нажмите кнопку send на корпусе компьютера". Комякин до такой степени растерялся, что, вместо того, чтобы плюнуть на все это дело и забыть, мучался вопросом – одной или тремя купюрами, и где в это время взять доллары. При этом он прекрасно осознавал, что трехдолларовых купюр не бывает. Дальнейшие действия Комякина наиболее точно можно объяснить двумя выражениями из богатого фразеологизмами разговорного русского языка. Одно из них: шиза посетила, второе: гуси полетели. Однако последовавшие за этим события показали, что наиболее подходящим в данной ситуации будет все-таки словарный фразеологизм – по наитию.
Комякин суетливо достал кошелек, не обращая внимания на протестующие возмущенные вопли натуры ученой, вынул из него десятирублевую купюру и аккуратно уложил ее на рамку для компакт-дисков. С едва слышным жужжанием рамка плавно вползла в дисковод. Индикатор трижды мигнул, и рамка также плавно выползала назад. На пол посыпались обрывки купюры, а из дисковода потянуло горелой пластмассой. Комякин окончательно впал в депрессию. Обе его натуры молчали, происходящее находилось за пределами их понимания. Тяжело вздохнув, покачав головой, Комякин достал из ящика стола отвертку, выключил компьютер и снял дисковод. Дождавшись появления на работе заведующего кафедрой, он сказал ему, что весь день будет сегодня в библиотеке, и пошел искать мастерскую, где ремонтируют дисководы.
Долго ходить не пришлось. Буквально в двухстах метрах от университета на обшарпанной двери, на которой еще вчера висело объявление о сдаче в аренду помещения под магазин, красовалась новенькая вывеска – "Ремонт компьютерной техники". Долговязый, белобрысый паренек, лет двадцати, предложил Комякину присесть, внимательно его выслушал, взял дисковод и, попросив подождать, ушел в соседнюю комнату. Минут пять Комякин разглядывал требующие ремонта стены. Мебели, не считая стола и двух стульев, никакой не было. Постепенно его охватило беспокойство, и он уже собрался встать и пройти туда, куда ушел молодой человек, но не успел. Парень вернулся, сказал, что все уже в порядке, и взял с Комякина за ремонт всего пять рублей.
- Бред какой-то, - возмутилась натура ученая, - таких цен не бывает, что-то здесь не так.
- Я, пожалуй, в данном случае присоединюсь к вашему мнению, - согласилась с ней натура творческая, - но при нашем безденежье…
- Да уж, это, конечно, аргумент, но все-таки… впрочем, давайте помолчим. Посмотрим, что будет дальше. По крайней мере, от всего происходящего есть одна польза: я вижу, что вы успокоились.
Вернувшись на работу, Комякин установил дисковод, включил компьютер. На экране вновь появился все те же две строчки. "Да на вот тебе, не жалко!" – зло процедил Комякин сквозь зубы и вложил в отремонтированный дисковод еще одну десятирублевую купюру. Однако в этот раз индикатор, загоревшись, не мигал и с минуту показывал, что дисковод работает, а после того, как он погас, на экран выскочило сообщение: работа программы завершена. Комякин смотрел на монитор, пытаясь понять, что же сие означает. Натура ученая молчала, выражая тем самым протест против явно антинаучных экспериментов. Между тем сообщение исчезло, рамка дисковода сама собой выползла, а на ней лежали две десятирублевые купюры. Но Комякин был уверен, что он положил в дисковод одну купюру!
- Сделали из дисковода ксерокс, - хмыкнула натура ученая, - не хватало нам еще этого.
- А что, очень даже интересно, - оживилась натура творческая, - по крайней мере, сюжетец явно не ординарный.
- О чем вы говорите, об этих фальшивках?!
Но водяные знаки у обеих бумажек были на месте, номера – разные. Комякин вернул купюры в дисковод. Все повторилось, но на этот раз дисковод выдал четыре купюры! Причем все были с разными номерами! "Ничего не понимаю, ничего не понимаю!" – бормотал Комякин расхаживая по кабинету, потирая виски и, то и дело, поглядывая на компьютер. Наконец он сел, дрожащей рукой вложил в дисковод сторублевую купюру. Дисковод тут же вернул ее в одном экземпляре, а на экране появилось сообщение: не более трех копий в сутки! "Идиот! – Застонал Комякин, стуча кулаком по коленке. - Идиот!"
- Так, нам еще этого не хватало! – Возмутилась натура ученая. – В таком состоянии невозможно заниматься чем-либо серьезным. Надо немедленно прекратить эти антинаучные эксперименты.
- Какое непредсказуемое развитие событий! – В некотором недоумении воскликнула натура творческая. – Нарочно, пожалуй, такое и не придумаешь…
- Молчать, дармоедки! – Неожиданно одернул их незнакомый властный голос. – Это мои деньги!
- Кто это здесь еще? – Удивленно и испуганно пролепетали натуры ученая и творческая.
- Хватит ерундой заниматься! Это говорю я! Можете называть меня жадность, стяжательство, или как вам вздумается. Мне на это плевать! От вас обеих вместе взятых нет никакого толку. Ни машины, ни квартиры приличной! Жизнь от зарплаты до зарплаты! Деньги, деньги надо делать, пока есть возможность! – Изрыгая такие лозунги, жадность, разбуженная шелестом купюр, выползшая из какого-то закоулка возле поджелудочной железы, до которого и патологоанатом при случае не доберется, разрослась так, что буквально сдавила натуры творческую и ученую, и те лишь слабо что-то попискивали. – А ты, неудачник, - продолжала между тем жадность, обращаясь к Комякину в качестве внутреннего голоса, - не мог сразу доллары в дисковод положить? Сколько денег потерял!.. Нашел, кого слушать – ученых да стихоплетов! Ну, теперь я возьмусь за твое воспитание!
Промучившись еще одну бессонную ночь, в ожидании утра, беспрестанно подсчитывая сумму, потерянную из-за сомнений натуры ученой, Комякин прибежал на работу и уложил на рамку дисковода три стодолларовых купюры – весь свой капитал, накопленный за два последних года. Все повторилось! На шести купюрах, которые Комякин держал в руках, были разные номера. Дождавшись открытия ближайшего пункта обмены валюты, Комякин проверил в нем подлинность копий. Никаких сомнений не осталось: отремонтированный за пять рублей дисковод был не чем иным, как денежным станком!
С этого дня Комякина ни чего не интересовало, кроме денег. Каждое утро начиналось с получения трех стодолларовых купюр. Научная работа была заброшена. Ни стихов, ни рассказов Комякин больше не писал. Третья натура заняла доминирующее положение, и слабые протесты ее оппонентов им не воспринимались. Через три месяца он уволился из университета, перенеся предварительно дисковод на свой новенький домашний компьютер. Руководитель кафедры предлагал Комякину не спешить, подумать, а на прощанье сказал, что будет ждать его возвращенья. Через год Комякин был известен всему городу как преуспевающий бизнесмен, владеющий небольшой сетью магазинов. Сами собой появились знакомства во властьимущих кругах, а также в кругах, живущих по понятиям. Это была совсем другая жизнь, в которой ничего, кроме денег не существовало. Разумеется, изменились и стиль поведения, и стиль общения. Имея, казалось бы, неисчерпаемый источник богатства, Комякин наращивал свой капитал, не слишком огорчаясь случавшимся изредка неудачам, и строил грандиозные планы.
- Учитесь жить, нищета! – Снисходительно покрикивала на примолкших соседок жадность. – И не мешайте, а лучше помогайте. Слышишь ты, творческая! Ты бы лучше осваивала новый язык, которым общаются в делах денежных. И пусть – жаргон! Зато результат есть, а что толку от твоего литературного сюсюканья! А ты, ученая, не лезь со своими надуманными сомнениями. Сама как-нибудь разберусь! Вы, поди, о такой жизни и не мечтали!
Однако кончилось все также неожиданно, как и началось. Случайно Комякин узнал, что одна из зарубежных компаний готова приобрести всю продукцию местного машиностроительного завода, которая пылилась на складах и была до сих пор ни кем не востребована. Причем цену давали вдвое большую, чем цена установленная заводом.
- Обманут, ох обманут, - сокрушалась натура ученая, - не бывает так…
- Это почему же не бывает?! – Набросилась на нее жадность. – А может они эти железяки на переплавку покупают? Может, в них металл какой особенный есть, им нужный. Молчи, не высовывайся, тут такой навар светит!
- Проконсультироваться надо бы, справки навести об этой компании, - не унималась натура ученая.
- Ага, не хватало нам еще делиться! Молчать!
Натура творческая в таких спорах участия не принимала. Она в тайне надеялась, что когда-нибудь ее хозяин пресытится деньгами и вернется к творчеству, создав ей самые, что ни на есть, комфортные условия.
Сделку Комякин решил провести в одиночку, ни с кем не советуясь. Его не пугало то, что сумма требовалась большая, и денег на его счетах в банках явно не хватало. Ради маячившей впереди прибыли в триста процентов он продал все магазины и два мерседеса последней модели. Комякин продал квартиру в самом престижном в городе доме и перебрался в небольшую двухкомнатную квартирку в доме постройки семидесятых годов прошлого века. По условиям договора сделка должна была быть застрахована в конкретной страховой компании. Комякин разыскал нужную компанию в том же помещении, где почти год назад ему за пять рублей отремонтировали дисковод. Это обстоятельство несколько смущало, но, все-таки, он выполнил условия договора. Все сомнения и протесты натуры ученой, ее возгласы о том, что она еще тогда чувствовала, что добром это не кончится, что эта страховая компания подставная, были подавлены в самой грубой форме и не приняты во внимание. После оформления всех, необходимых при осуществлении такой сделки бумаг, до отказа груженое никому до этого не нужным товаром судно с символическим названием "Надежда" вышло из порта.
Через месяц в средствах массовой информации появилось сообщение о крушении "Надежды". Команду удалось спасти, но само судно и груз оказались безвозвратно утеряны. Комякин бросился в страховую компанию, но наткнулся на обшарпанную дверь с объявлением о сдаче торговых площадей в аренду. Находясь почти в шоковом состоянии, Комякин добрался до дома, включил компьютер и прочел на мониторе сообщение об окончании срока действия лицензии на программу, управляющую дисководом. До утра он просидел в ступоре, не отрывая взгляда от монитора и пытаясь осознать происшедшее. Все рухнуло! Денег нет, дисковод не работает! Весь следующий день, едва придя в себя, Комякин пытался связаться с друзьями и знакомыми, с деловыми партнерами, но в конечном итоге понял, что остался один на один со своими проблемами. Слух о его теперешнем финансовом состоянии распространился очень быстро, и никто не хотел иметь с ним дело. Слова друг и безденежье в тех кругах, в которые он еще недавно был вхож, обозначали понятия несочетаемые. Жадность притихла, явно утратив свое доминирующее положение, но две другие натуры в такой ситуации помочь ни чем не могли и потому молчали.
Еще два дня Комякин безуспешно разыскивал страховую компанию, но никаких ее следов не обнаружил. После очередной попытки использовать дисковод в качестве печатного денежного станка, оказавшейся, как и все предыдущие, тщетной, у Комякина потемнело в глазах, он опустился на пол, с трудом дополз до телефона и вызвал скорую помощь, которая доставила его в городской кардиоцентр.
- Ну что, - повысив голос обратилась натура ученая к жадности, - допрыгались! Инфаркт заработали...
- Ничего, выкарабкаемся! Мы еще себя покажем, нам хоть какой-нибудь малюсенький шанс, а уж там развернемся! Еще и не столько заработаем…
- Да где уж тут заработать, - подала голос натура творческая, - нас теперь и знать никто не хочет. Рассказик бы написать самое время, и обстановка располагает…
- Вот и напиши, только такой, чтобы любое издательство с руками оторвало! – Переключилась жадность на натуру творческую. - Боевик давай, чтобы куча трупов, кровавых насильников! А не то придется мне с вами на хлебе с водой сидеть!
- Извините, - неуверенно возразила натура творческая, - но какое отношение имеет то, о чем вы говорите, к литературе?
- А какая тебе разница, главное – продается?
- Послушайте, - вмешалась натура ученая, - перестаньте тыкать, это же просто хамство!
- А ты бы лучше о докторской подумала! – Отрезала жадность. – Профессорство – оно бы нам для таких вот случаев пригодилось бы!
- Может вы и правы, - задумчиво произнесла натура творческая, - материальное положение, конечно, много значит…
- Вот, вот! Я смотрю, ты за ум начинаешь браться. Давно пора!
Находясь в сомнениях, Комякин никак не мог определиться, чем же он теперь будет заниматься, как и на что будет жить. Будущее представлялось ему весьма туманным.
Через неделю в палату Комякина вошел посетитель с небольшим коричневым кейсом в руках. Это был тот самый долговязый парень, который отремонтировал ему дисковод. Никого, кроме Комякина в палате в этот момент не было. Жадность насторожилась и приготовилась к бою.
- Наконец-то, слава Богу! – кинулся, было Комякин на встречу, но осекся под холодным, недобрым взглядом кудесника дисководов и остался лежать на кровати.
Неожиданный гость приставил к кровати Комякина стул, сел и положил на колени свой кейс.
- Я, в общем-то, на минутку, - произнес посетитель твердым, далеко не юношеским голосом, - Времени у меня мало, поэтому слушайте и молчите.
- Что значит - времени мало? А как же все это...
- Я, видите ли, являюсь членом Межпланетного Совета, - продолжил юнец, не обращая внимания на реплику Комякина. - Год назад в Совете решался вопрос о снятии запрета на официальные контакты с вашей планетой. Все члены Совета были против этого, аргументируя свое решение тем, что единственным смыслом всех действий населения вашей планеты является добывание пищи и денег. И в большинстве своем - вы строите жизнь ради денег. Никаких других ценностей, кроме денег, для вас не существует. Я пытался убедить Совет, что среди вас найдутся и такие, для которых есть ценности важнее денег. При этом я ссылался на писателей, особенно на тех, кто не зарабатывает творчеством на жизнь, а пишет, так сказать, для души. Я заключил с Советом пари, что я найду такого человека. Совет согласился пересмотреть свое решение с условием, что выбор писателя будет случайным. Но если пари будет проиграно, я лишаюсь права голоса в Совете на три земных года. Выбор пал на вас, а пари я проиграл. Я не знаю, зачем я пришел сказать вам об этом… Вы можете мне верить, а можете принять все это за бред. Для вас все осталось в том виде, в каком и началось. У вас есть квартира, вы вернетесь на кафедру...
На протяжении всего этого нелепого монолога три натуры Комякина пытались определиться с тем, что же, собственно говоря, происходит.
- Я официально заявляю, - торжественно произнесла натура творческая, - что это очередной подвох. Лингвоанализ речи показывает, что никакой он не инопланетянин. А использование выражений, присущих нашим, земным политикам, и стиль построения фраз это подтверждает.
- Полностью с вами согласна, - вторила ей натура ученая, - только наши земные политики принимают судьбоносные решения подобным образом. Это же глупость какая-то! Они, видите ли, заключили пари!
- Все что вы говорите, это ерунда! – резко возразила жадность. - Откуда и кто знает, что собой представляют эти инопланетяне? С чего вы решили, что они умнее землян? Вы их видели? Вы с ними разговаривали? Да и какая, в конце концов, разница кто он такой? Главное, что он имеет отношение к деньгам, к моим деньгам!..
- Так это ты... - прошипел Комякин, - этот заказ на рухлядь, эта страховая компания - это все ты подстроил?
- А ваша планета, продолжал равнодушно посетитель, - еще на триста лет будет изолирована от межпланетного сообщества. Вы для него бесполезны.
- Да чем вы сами-то от нас отличаетесь, если такие решения принимаете на спор, - съязвил Комякин, - да и говор ваш от речей наших парламентариев мало чем отличается.
- Ну, наконец-то, - облегченно вздохнули натуры ученая и творческая, - он опять стал к нам прислушиваться.
- С кем поведешься... - вздохнул парень, - вы ведь теперь тоже больше не литературным языком изъясняетесь.
- А как же с тобой прикажешь разговаривать, - забурчала жадность, - если ты меня на деньги кинул?!
- Подожди, подожди, браток... - сменил тон Комякин, видя, что гость собирается уходить, - как это бесполезны?! Послушай, только спокойно, не суетись. Восстанови дисковод, мы с тобой столько денег сделаем - всему вашему сообществу...
- Ваша планета единственная, где существуют деньги, и где жизнь посвящена, в конечном итоге, только им.
- А как же без денег?! - Комякин присел на кровати, схватив гостя за руку. - У вас там что-то не то, не то что-то у вас... Ведь без денег-то - нельзя, без них... Ладно, пусть без денег! Мы купим золото, много золота! И тогда ваш Совет...
Парень, покачивая головой, вздохнул, раскрыл кейс, оказавшийся переносным компьютером и повернул его к Комякину. По экрану монитора быстро разбегались в разные стороны маленькие яркие точки.
- Это что, новая заставка? - Спросил Комякин, но ответа не последовало.
Бег точек замедлился. В нижнем правом углу монитора выделилась одна точка и увеличилась, заняв собой четверть экрана. Она казалась бесформенным гранитным камнем. Внизу экрана побежала строчка: вес объекта - двадцать две тонны, состав - сто процентов золота. Если бы Комякин видел себя сейчас в зеркале - то он немедленно закрыл бы рот. Метеорит плавно полз по диагонали снизу вверх. Позади него появилось нечто, напоминающее два соединенных шарниром локатора, наползло на метеорит, створки тарелок-локаторов захлопнулись. Бегущая строка сообщила: цель захвачена, время доставки в пункт назначения согласно заданному графику.
- Вот это да! – Восхитилась жадность. – Да пусть он будет хоть чертом, с ним обязательно надо иметь дело!
- В космосе больше чем достаточно того, что является для вас высшей ценностью и смыслом жизни, - равнодушно произнес парень, - и все это доступно в любом объеме...
- А нефть! У нас пока еще есть нефть...
- Вы имеете в виду источник энергии? Нет, энергия космоса безгранична, только вы ей пользоваться не умеете. - Парень захлопнул чемоданчик, встал. - Прощайте, все ваши ценности интересны только вам самим. И потом, разве можно иметь с вами дело, если невозможно предсказать, как вы себя поведете после того, когда получите доступ ко всему… - недосказанная фраза повисла в воздухе, посетитель Комякина развернулся и направился к дверям.
- Постой, подожди! Давай поговорим! Я напишу рассказ, стихи! Я снова начну...
- А зачем? Ради денег?! С собой сначала разберитесь! - Бросил презрительно через плечо парень и вышел.
- А на что жить?! - Комякин запутался, вставая, в пододеяльнике, - послушай, а метеорит...- так и не попав ногами в тапочки, он выскочил в коридор босиком. В коридоре никого, кроме тоскующей на посту дежурной медсестры, не было.
- Какой посетитель, больной? - процедила пренебрежительно сестра, - вернитесь в палату, в это время посещения запрещены.
Комякин рухнул, как подкошенный, и очнулся только в реанимационной палате.
После выписки из больницы, Комякин вернулся на кафедру. В борьбе его натур установилось шаткое равновесие. Жадность требовала от творческой натуры писать коньюктурщину, и зарабатывать тем самым деньги, и торопила натуру ученую с докторской диссертацией, без которой нельзя было продвинуться по служебной лестнице. Комякин, не решась окончательно отдать какой-либо из, теперь уже трех, натур предпочтение, жил по-прежнему: делал науку, а в конце рабочего дня усаживался у компьютера. Только теперь Павел Сергеевич Комякин и сам не смог бы точно сказать, чего он ждет больше: комментариев читателей или возвращения белобрысого паренька, лишенного из-за него на три земных года права голоса в Межпланетном Совете.