Маленькими ножками бегает по моей спине жизнь. Белесыми слепыми глазками смотрит во тьму и тянет ручки к стрелкам часов. Толку только-то...
Тянет порой колмыцким напевом песню, будит соседей и родных, ноет пока не повернусь на спину - не со зла, просто во сне - тогда хнычет и гладит нежной рукой между лопаток. Говорят...
А те, кто говорят, те, что просыпаются порой чаще меня,а порой те, на которых проснувшись могу смотреть не отрываясь, ловя лодонью их дыханье, - они, кажется, привыкли к ручному ночному команданте, что грохочет ночь за ночью по моей спине и поет жалобно, не умея увидеть в будущем, неспособный забыть из прошлого. Говорят, что привыкли... Доверяю и верю за неимением...
Милая живность ждет чего-то, тоскует, глядя сквозь глухие шторы в небо, бегает по спине. Думаю - ждет. Никого не ждет, кроме кого-то, но ни мне, ни соседям, ни родне, ни проснувшейся раньше меня от этого не легче. Беда с тобой, команданте!
И вот ведь фокус. Порой, открывая утреннему свету глаза и все еще слыша шорох шажков за плечами, я хватаю за тонкий хвостик смысл... и каждый раз упорно забываю его, стряхнув с плеча натоптанное за ночь...
И остается лишь надпись на стене. Кривой рукой, гвоздем по кирпичам: «Будь терпелив, команданте, она обязательно вернется, кабальерос не плачут... даже по ночам...»
И еще, пожалуй, шажки...