Где его искать?
Если безлунной августовской ночью вглядеться в небо над собой попристальнее, то без сомнения можно будет там узреть это диво-дивное - мосток такой длинненький, сверкающий призывно и переливчатый.
Мосток этот перекинулся прямёхонько через курящмеся туманами разноцветными тихие заводи Млечного Пути.
Длинный такой мосток!
Навесной, с низенькими перилами.
Если для верности по звёздам ориентироваться, то лежит он, однако, гигадюймах в трёх-четырёх правее правого заднего копыта созвездия Кентавра, отмеренных на глазок.
Когда стоит безветренная погода, то утопает он в сиреневых испарениях Млечного Пути.
А также окружающих его Кисельных Берегов.
Когда дуют ветры разные - баргузины с бореями или муссоны с пассатами - мосток качается и пронзительно скрипит.
Противненько так, словно душа телесную оболочку покидает.
Когда же идешь по нему, то мягко и ритмично колышется он, рождая невнятные звуки, немного похожие на приглушенный женский плач.
Так его местные небожители, кстати, и называют: Плачущий Мост.
Космические Девы
На широких поручнях Плачущего Моста целыми днями напролет меланхолично раскачиваются эвридики, наяды, ундины, сильфиды, дриады, амазонки и прочие длинновласые, златокудрые, а также среброхвостые обитательницы Неистощимого На Выдумку По Части Форменного Разнообразия Космоса.
Поэтому перила Плачущего Моста отполированы настолько тщательно, что сколько ни веди по ним ладонью - никогда ладошку не занозишь.
В отличие, скажем, от сердца.
Даже с размаху.
Да и сработаны они, к тому же, небесными мастерами на совесть - вовсе не из досок каких-нибудь второсортных, а из перламутра дивной красоты жемчужниц космических.
Девушки на перилах обычно рассаживаются рядками в мелких и средних группках, заплетают волосы в тысячи тонких косичек с разноцветными бусинками, желательно потуже, чтобы торчали в разные стороны, как у Пеппилоттыдлинногочулка, меланхолично размахивают ногами, хвостами или крыльями (это уж у кого что в наличии имеется) и задушевными голосами жалобно так выводят: "О чем, дева, плачешь? О чем, дева, плачешь? О чем, дева, плачешь? О чем слезы льешь?"
И Мосток раскачивается в такт их печальной песне, и откровенно рыдает на особо драматических местах повествования, даже не пытаясь сдерживать нахлынувшие на него чувства.
Хотя, быть может, лишь кажется так.
Под влиянием странности момента.
Толпы их почитателей
В такие чарующие минуты неподалеку от мостка собираются парубки, хлопцы, вьюноши и другие молодые, юные и даже средних лет представители мужеского полу из Пиратов, Рыцарей, Викингов, Индейцев и всяких прочих, населяющих весь - прямо скажем - неохватный объем Терпеливого Космоса, народов, народностей, кланов, каст, племен, орденов, а также малых этнических групп с подгруппами.
И слушают они небесное пение, забывая обо всем.
И невест себе выбирают.
Поскольку если, понимаешь, девки поют, значит время уже на дворе.
Ну, и, понятно, если косы заплетают, то явно хотят, чтобы кто-нибудь их непременно расплел.
Значит, понимаешь, веслето на носу и пора уже поспешать.
Поелику дюже краткое оно, а дел, понимаешь, выше Эйфелевой башни.
Такое вот странное поверье здесь бытовало.
Истинная примета
И еще одно немаловажное обстоятельство этому сопутствует.
А именно - народная примета, которая, хочет этого кто-нибудь или нет, упрямо гласит: если с Плачущего Моста тебе суженная досталась, будешь счастлив с ней до самой смерти.
Неважно - сколько тебе осталось и кто тебе достался.
Хоть наяда, хоть кракозябра какая-нибудь.
Все твое.
До последнего фунта, дюйма, минуты и вздоха.
И причины усомниться в сей примете до сих пор еще не сыскалось.
Вот все и отираются тут с утра пораньше.
Процесс съёма
Сам процесс съёма... хм... как бы это сказать...
В общем, необычный немного.
Надо разогнаться как следует (для пущей верности - лучше на лошадке), закрыть глаза и сигануть прямо вперед, в самую середину какой-нибудь сладко заливающейся группки.
Что словишь - то и твоё.
От кончиков волос до кончиков ногтей.
И тем, что между ними расположено.
Не словишь ничего - не обессудь.
Знать, не прикатило ещё твоё время.
Счастье твоё - оно ж всегда в твоих руках.
Жди теперь следующего веслета.
Следует не забывать, однако, что при этом воспрещено нарушать три золотые правила сего действа священного.
Во-первых, делать повторную попытку.
Во-вторых, смотреть, когда летишь, и видеть, кого ловишь, в момент захвата.
Зажмурился, растопырил ладони и прыгнул.
Поймал - твоё, не поймал - свободен.
А в-третьих, сигать, пока девчонок не осенило хвостом Кометы Единения Вечного.
Комета, надо сказать, летит быстро, так что у тебя в распоряжении имеется три, а то и пять наносекунд времени.
Сиганешь раньше или позже означенного времени - шибко пожалеешь: девки так тебя отхлещут с перекошенными от омерзения лицами, что мало никому не покажется.
Не только тебе.
Будешь остаток жизни на фармакологические препараты работать.
Для её приемлемого обеспечения.
Вся штука в том, что излучение от хвоста Кометы Единения Вечного такое вот странное - по середине объединяющее, а по краям - разъединяющее.
В качестве компенсации, наверное.
Инсинуации по поводу синусоиды
А сам Мосток такой длинный, что вставши на одном его конце, противоположного узреть невозможно!
Даже в полевой бинокль.
Даже в подзорную трубу.
И уж тем более - в радиотелескоп.
Никто по этому поводу и не грузился особо, пока один фраер залётный как-то не брякнул сдуру, что нет, мол, у Мостка ни конца, ни начала.
И не было.
Как у замкнутой синусоиды.
Или кольца.
Вот, дескать, и не вернулся ещё до сих пор никто.
И не вернётся уже.
Поскольку уходит оно из нашего пространства в какое-то другое.
В неизвестно какое, но другое.
Где жизнь прекрасна, а существование сказочно.
Какой же дурак оттуда вернётся?
Да никакой!
Чё они - дураки?
Брякнул и удрал сразу же.
Чтобы по шее не получить.
Истинные естествоиспытатели
Отыскать же хотя бы один из концов того Мостка многие пытались.
Ой, многие!
Да так никто назад и не вернулся.
Так что насчёт этого всё было чики-чики - истинная правда.
Уж и в самых разных местах приставали к нему рыцари орденов и образин различных, странники да пилигримы, путешественники и естествоиспытатели, спешивались неторопливо, коней огнедышащих к перилам привязывали, да в долгий путь, бряцая оружием, отправлялись.
Кто куда.
Каждый в свою сторону.
С бодрыми криками: "Да мы! Да в пять сек!".
С тех пор и сгинули бесследно.
Только застоявшиеся кони ржут тревожно, в истоме трепетной поджидая хозяев своих заблудших, да копытами стуча призывно.
Ан - нет!
Молчание им тишиной.
Вы, конечно, спросите: почему же они прямо на кониках не поехали?
Всяко же сподручнее.
А вот!
Не схотели коники восходить на этот Мост отчего-то.
Не положено было.
Такой вот сельдерей, понимаешь, случился.
Ещё одна примета
Хозяев их, горемычных, и в живых уж, скорее всего, нет.
Во всяком случае - не в этом времени, не в этом пространстве.
И, кстати сказать, примета такая существовала издревле: куда по мосту ни пойдешь - обратно уже не вернешься.
И не по пропавшим ли горемыкам убивается Плачущий Мост?
Кто его знает.
Кто его знает.
Газонокосильщики
1.
К слову сказать, Индейцы местные, представители суверенного племени Нестриженных Газонов, в просторечии и просторучерии известные более как Газонокосильщики (насмехался над ними кто-то, что ли?), в своем фольклоре называют Плачущий Мост гордым именем "Аляхо Маляхо".
Или же более кратко - "Балясина".
Зато намного выразительнее.
2.
А переводится это примерно как "Тропинка, вытоптанная человеческими ногами, соединяющая Ничто и другое Ничто и плачущая от горя по всякому поводу".
В общем, кто-то перевёл, все остальные приняли и иных толкований уже больше не искали.
Пока однажды Маклайский - тип с вечно неудовлетворённой жаждой познания - не залез по какой-то левой надобности в словарик русско-индейской письменности, после чего совершенно случайно обнаружил, что это "Аляху Маляху" можно перевести также и как "Тропинка, вытоптанная человеческими ногами, соединяющая Ничто и другое Ничто, плящущая от радости без повода и всякой на то заметной причины".
Вот так да! - удивился Маклайский.
Ничего себе двойственность лингвистических смыслов!
3.
А называли, оказывается, Газонокосильщики Аляху Маляху так потому, что когда идешь ты бодрыми шагами по Плачущему Мосту в какую-нибудь сторону, то он радостно подпрыгивает в такт твоим шагам и словно бы приплясывает от удовольствия.
Того и гляди запоет!
4.
Вот и спрашивается: чему можно так беззастенчиво радоваться, когда столько отважных парней, храбрых рыцарей, гарных хлопцев и добрых молодцев бесследно сгинуло в разных его концах?
А это, как ни крути, лучшие люди современности.
Элитный генофонд, так сказать.
5.
Поневоле задумаешься: что это за мосток такой странный, идущий из незнамо откуда и уходящий в неведомо куда?
Сразу же возникает и ряд других вопросов.
Как то: какую такую цель преследовали его создатели?
Каков смысл имеет его настоящее существование?
А, главное, кому это понадобилось?
И ещё главнее - зачем?
Понятно, что эти вопросы как оставались без ответов, так и останутся без них.
Как глас вопиющего в великой звездной пустыне.
6.
К слову сказать, такая примета также существовала: если Мосток радуется, когда ты по нем у идешь, - обязательно быть беде!
Если же плачет - непременно к удаче!
Озарение Мык-Мака
1.
У Газонокосильщиков, между прочим, любопытные предания на этот счет имеются.
А также относительно Моста.
Маклайский долго и старательно переводил изъеденные галактическими кожеедами пожухлые манускрипты с древнегазонокосильщицкого, да баллады всякие, исполненые темного смысла, с юморными частушками индейских бабушек по сто раз подряд перепевать заставлял.
Пока, понимаешь, до него дойдет истинный смысл высказываний!
Бабушки, бывало, даже замертво падали от усталости.
Уж на что выносливыми в местных краях слывут!
А диктофон Маклайскому было лень купить.
Нашатырь предпочитал, паршивец, для бабушек.
Всяко дешевле.
2.
В общем, мучил-мучил Маклайский бабушек индейских, читал-читал умные книги Индейские.
Да так начитался и наслушался, что на древнегазоноксильщицком, как на родном заговорил.
Идет, бывало, и выкрикивает во все горло: "Мсвнкптр оояяааиа! Ксктрвр ааиоаооа!"
Ну, и так далее.
Переводить не буду, поскольку тут такая игра слов, что с дешифратором не разгребешь за полгода.
И глаза у Мык-Мака во время этих выкрикиваний светом таким странным светятся, точно зажженные изнутри.
А Газонокосильщики как услышат это, так сразу к Мык-Маку сбегаются.
Позырить на огонь, послушать чего говорит и дотронуться до самого ааооа.
По нашему - это нечто вроде Просвещённого означает.
Но Маклайский в такие минуты никого не замечал, а шел широким шагом в даль светлую.
Уперев глаза в края небосвода.
И длинные одежды его флагами развевались на звёздном ветру.
3.
Когда же Маклайский перечитал им же самим переведённое, то даже глазам своим не поверил.
Плачуще-Плящущий Мост для Газонокосильщиков оказался первым и самым главным божеством.
Даже Великого Маниту они не признавали.
Вернее, признавали, но гораздо меньше, чем Аляхо Маляхо.
Впрочем, судите сами.
Песни у них - о Мосте.
Сказки - о Мосте.
Стихи, предания, мифы и легенды - все о Мосте.
Пляски - и те о Мосте!
Словом, Плачущий Мост для Газонокосильщика - все равно что для Лисянского Крузенштерн!
Вот такая нетривиальная подробность открылась изумленному взору пытливого интеллекта Мык-Мака.
Из жизни Газонокосильщиков.
4.
В сказках, мифах и преданиях Газонокосильщицких Маклайский обнаружил удивительную деталь: в них говорилось о том, что если идти по мосту с любого места и в любую сторону, то через некоторое время он обязательно приведет к камню, после которого непременно расколется натрое.
А на камне том надпись: мол, куда ни пойдешь - что-нибудь да потеряешь.
Хоть что-нибудь - но непременно.
5.
Уяснив себе это с полной отчетливостью и удостоверившись, что за ошибки надо обязательно платить, причем не только сейчас, но и раньше такое же было, Маклайский очень огорчился.
Просто почернел от горя.
На время.
Потом, конечно, оттаял немного.
И снова киноварью покрылся.
6.
Ну почему эта дурацкая жизнь устроена так, что все время что-нибудь да теряешь?
То деньги, то друзей.
А что получаешь?
Да ничего!
Смерть, разлука да болезни - вот и все твои самонаилучшие находки.
Пойдешь по одной дорожке - коня потеряешь, по другой - голову, прямо - себя.
Вот и выбирай!
И вообще - как можно что-то терять, если человек и есть это триедное существо.
И потеря каждой из его частей - грозит необратимой утратой гармонического единства.
Куда человеку без коня?
А без головы?
Вот то-то и оно.
И, главное, назад дороги-то нет!
Назвался гусем - лезь в болото!
Назвался цаплей - ешь лягушек.
Да ещё впереди - неизвестно что.
Было бы хоть что-то определённое!
Нет же - туман и неизвестность.
7.
Впрочем, решил Мык-Мак, судя по несметному количеству коней, что скопилось у перил Плачуще-Пляшущего Моста, понятно какую стезю выбрали доблестные и бравые рыцари.
А вот коники не в пример умнее своих хозяев оказались.
Ясно же было на камне сказано: коня потеряешь.
Так понятно, что даже коню.
Потому и не торопились они ринуться по Мосту, сломя голову.
Хорошо, хоть добрые Газонокосильщики охаживают и облелеивают коней, брошенных хозяевами на произвол судьбы, словно своих собственных, да застояться им не позволяют.
То скачки с гандикапом устроят, то поле какое-нибудь вспашут для-ради корыстных целей, то в поло партейку сгоняют.
Решив так, Маклайский успокоился немного.
Подумал - и принялся изучать местный фольклор дальше.
8.
И через некоторое время на него снизошло откровение!
Это же был Трансцедентальный Мост!
Ну, елы-палы!
Ну, точно!
Как же он это сразу не понял?
Тот самый мифический Трансцедентальный Мост, который разыскивали испокон миллениума, еще начиная с Малкольма Пытливого да Сеньки Пересмешника!
А он - вот он!
На самом виду!
Любуйтесь, люди добрые!
После этого озарения Маклайский понял все.
Ну, то есть, вообще все.
Все-все-все-все.
И даже чуть-чуть больше.
События, происшедшие с ним, на его глазах, или те, что были описаны в книгах мудреных, вдруг приобрели стройную ясность, первозданную глубину и неопровержимую логичность.
Он так и на ВЦ сообщил.
Но его в ответ оборжали.