В край Осьмидесяти островов
Мы уплываем.
Близким моим передай
Эту весть, о лодка рыбачья !
Санги Такамура (802 - 852)
"Песни странствий"
В апреле Шон потерял работу, дом пришлось отдать за долги, осталась одна мебель под открытым небом, потому, что увозить её было некуда.
От дождя мебель всё же укрыли огромным куском белой материи, но никак нельзя было защититься от насекомых, живущих в земле. На пятый день, когда стало ясно что вся мебель в новую квартиру не войдет, Шон и Лора потащили диваны к мусорнику. Выбившись из сил, едва дотащили самый огромный из всех, тот, который они когда-то ждали почти год.
-- Повезёт кому-то, не нужно будет так долго ждать, -- пошутила Лора. -- Завтра заберут его.
-- Ничего, -- сказал Шон. -- Купим новый когда-нибудь.
Без мебели жить стало так же просто, как и двенадцать лет назад, когда они встретились на пляже в Доминиканской Республике. Тогда было тепло, были танцы, океан, тропики, любовь и перевёрнутое созвездие Ursa Major. "Ты думаешь обо мне ?" -- спрашивала тогда Лора. "Да" -- отвечал Шон.
Это была неправда. За день до встречи с Лорой, Шон наблюдал как белая птица взлетала над зеленью джунглей.
Двенадцать лет назад год был тёплым как та белая птица. Теперь даже в апреле шёл снег и под его тяжестью вороны не желали взлетать, и уходили, переваливаясь, в сосновый лес на холме.
Лора работала в одном из престижных банков, кассиром во вторую смену, до восьми вечера. Шон тоже где-то работал, очень далеко от дома, но это было лучше, чем ничего. Шон уходил на работу в шесть тридцать утра, Лора возвращалась в девять вечера. С девяти вечера до двенадцати ночи они были семьёй О"Доннел -- смотрели новости, ужинали вместе, строили планы на воскресенье. Лора работала и по субботам -- поэтому воскресенье был единственным днём, днём Воскресения.
По воскресеньям они направлялись в парк, иногда выбирались в театр. Если спектакль был хорошим, Лора зажигала свечу в их комнате и ночь, короткая сама по себе, сокращалась наполовину.
Если поход в театр надежд не оправдывал, Шон подсчитывал число воскресений в году и умножал полученную цифру на тридцать. Через несколько лет он вдруг стал умножать ту же цифру на двадцать пять, потом и вовсе забросил умножения и просто лежал и думал ни о чём.
Иногда звонил отец Шона, как правило, утром, когда Шон был уже на работе. Отца это не смущало, наверно, ему нравилось разговаривать с Лорой. Отец рассказывал, как он плавал в бассейне клуба, как он бегал трусцой в парке, как он открыл для себя какого-то японского композитора, как однажды ночью он видел комету, как ему нравится жить.
Мать Шона называла отца гугенотом, за то, что тот принадлежал к англиканской церкви и даже в день Святого Патрика, когда всё вокруг становилось зелёным, потихоньку надевал оранжевые трусы. "Бог накажет тебя", -- говорила мать. "Один накажет -- другой спасёт", -- отвечал отец. Бог католический оказался более суровым -- три года назад мать ушла навсегда.
Отец больше не надевал ни оранжевого, ни зелёного, только чёрное… Он вдруг стал слушать католические программы, потому что мать слушала их каждое воскресенье и он привык, и даже иногда обращался к ней вслух.
Наверно, это не понравилось Богу протестантскому, и у отца воспалилась прдстательная железа. По специальному катетеру моча отходила в небольшую пластмассовую ёмкость на боку. Бегать трусцой и плавать в бассейне отец теперь не мог, но ничто не помешало бы ему когда-нибудь увидеть комету.
Через несколько дней катетер сняли, но лучше от этого не стало, моча разрывала переполненный мочевой пузырь, причиняя ужасную боль. Срочно нужно было вновь ставить катетер и Шон повёз отца в больницу.
В больнице пришлось ждать, так как не оказалось на месте медсестры, заведующей катетерами. Отец сидеть не мог и только ходил от стены к стене.
Иногда неслышно шептал что-то.
Потом вслух сказал:
-- Я хочу в туалет… Я всего лишь хочу в туалет…
Потом заплакал.
Потом вдруг запел:
Явись, Господь!
И дрогнет враг!
К счастью, тут же появилась медсестра.
К осени отец поправился, кажется, это было осенью, но точно сказать нельзя -- в холодный год не бывает ни весны, ни лета, ни осени.
Зато в холодный год хорошо видны огромные звёзды, которые никогда не падают, потому, что не исполняют желаний.
Прошлой осенью в три часа ночи Шон вышел из дома, чтобы наблюдать поток метеоров -- падающих звёзд. Ни одна звезда не упала тогда, и Шон вернулся домой больным, кашляя от простуды. Было это в Холодный Год, Ночь Первую.
Холодный Год не прощает свидетелей своего прихода. Свидетели должны замёрзнуть. Никто не должен видеть, как приходит Холодный Год. Свидетелям нет спасения, непременно покроются они коркой льда и никто больше не услышит о них. Лишь один на миллион уцелеет, кто увидит Год Следующий, далеко, в галактике Андромеды или М18.
Лишь тот, кто способен увидеть далёкую М18, -- спасётся.
С той ночи Шон всё сильнее кашлял, во рту появился противный привкус, есть не хотелось… Вначале Шон верил, что это аллергия и скоро пройдёт. Потом свой диагноз поставил врач.
В день, когда это случилось, Шон купил книгу о строении и судьбе Вселенной.
Книга называлась "Краткая история времени", и времени в ней было очень много -- миллиарды и миллиарды лет.
Но даже этого было недостаточно, чтобы предсказать, куда разлетятся галактики, когда умрут звёзды, прийдёт ли когда-нибудь Последний Год.
Вечером вернулась Лора, и Шон долго объяснял ей, что такое время, и как непросто это понять, и как оно связано с пространством, где мы живём, вот с этим столом, с этими цветами в вазе, с озером, где можно увидеть ветер. И как время зависит от света. И почему свет иногда не идёт по прямой.
Лору это забавляло до тех пор, пока не заметила она чёрный переплёт "Истории времени".
-- Что сказал доктор ? -- спросила Лора.
-- Будем бороться, -- ответил Шон.
И они боролись -- шесть таблеток в день, уколы три раза в неделю, обильное питьё.
Но и время тоже боролось. Против.
Время выставляло против них тяжёлые понедельники, незаметные вторники, пустые среды, фальшивые четверги, невыносимые пятницы, упущенные субботы и маленькие, ничтожные воскресенья с прописной буквы.
Так продолжалось очень долго, но однажды, во сне, под утро, увидел Шон человека, поющего гимн ветру.
И дрогнул враг…