Настольная лампа бросает рваную тень на безразличную стену. Приподнявшись на локте, Саша тушит в пепельнице зловонный окурок. «Я просил тебя, туши сигареты нормально». Молчание, привычное молчание. Он встает, шарит на замусоренном низком столе и находит тарелку с ископаемыми останками селедки. Ухватив съедобную рыбу за тонкую талию, он срывает с нее все, что можно. Запивает горьким застоявшимся чаем. И решительно одевается. Катенька по-прежнему демонстрирует ему свою неподвижную спину. О том, что она жива, говорит только легкое подергивание левой ступни. «Пойду в ларек». На кровати все также тихо.
На темной лестнице шарахаются коты, старуха безумно бредет в поисках пропавшей дочери, цепляя страшными пальцами рубцеватую стену. В листопаде маленьких квадратиков читаются обещания починить что-то «раз и навсегда». Возле лифта пылятся липкие бутылки. Все как всегда.
Саша щелкает длинными пальцами. Его путь непрост, но озарен надеждой.
Раньше он пытался понять себя, он выпадал таблеткой димедрола в кислое пиво разума. Перед глазами начинали плыть воздушные рыбы, и вертелся хоровод маленьких угольных негров. Он читал странные сочетания черных значков на светлом хрупком материале. Кажется, это называется «книга». Там говорилось о том, как под огромным дубом сидел голый человек с закрытыми раскосыми глазами и писал эти самые значки. Он водил пальцем по своему острому колену и вокруг него искрились радуги. Дерево росло из морской глади, казалось мачтой утонувшего парусника. Саша курил пахнущий навозом гашиш и, тупея, пытался разглядеть в сдвинувшейся перспективе себя. Он повторял какие-то речевки, что-то вроде «рама мыла наму», в кругу оранжевых призраков. И всюду искал себя. И все время выходило, что там, где появлялся силуэт этого самого «себя», мгновением позже расплывалась издевательская рожа, оказывалось свежее конское яблоко или дачный сортирчик с косой дверью.
Но это в прошлом. Сегодня Саша – Другой Человек. У него есть любимый осел из коричневой глины, красные бусы из дат советских праздников и что-то еще, кажется, женщина. Ее даже зовут Катенькой. Она симпатичная такая. Саша мало говорит и много слушает. Катенька много слушает и мало говорит. Саша мало о ней знает. Но ведь о себе он знает еще меньше.
Сейчас ему весело, он идет в ларек. Он не знает еще, что именно он купит и от этого жить становится интересно. Прохладная ночь мокрыми тротуарами и кострами фар в свежих лужах негромко шлепает его по рифленым подошвам. Он идет, и все шагает рядом с ним в настоящем времени. В презент континиусе. «I am going, I am going, where streams of whisky are flowing» Саша хочет подтвердить свой континиус. Он прыгает через черную кляксу на дороге и входит в магазин с очевидным названием «Харчи», чья белая туша громоздится в темном переулке, как чистоплотный утопленник в ободранной коммунальной ванне. Саша цепляется ботинком за высокий порог и влетает в освещенный аквариум. «Дайте мне нектара жгучего, оросить бы глаза жестокие, чтоб задергалось левое веко и запрыгали по полу пугвицы», - обращается он к тусклой продавщице. «Чего сегодня?» - улыбается мышь. «Сейчас будем гадать», - отвечает Саша. Десятки бутылок и в каждой – джин(н). Он вытаскивает из кармана проволочку и сгибает ее в виде буквы «Г». Проволочка бешено вертится в его пальцах, искрит и сгорает. «Значит ром», - просто говорит Саша.
Обратный путь, как в мыльном растворе. Всюду пузыри желаний, пузыри глаз, дома выдувают пузыри чьих то жизней. В руках пульсирует квадратная бутыль. Ее нужно будет тереть, ведь Аладдин свою тер? Или то был Омар Хайям? Или не бутыль, а лампу? Джинн, который оттуда появится, исполнит все его желания, это уж точно. Ведь никаких желаний на самом деле у него нет. Саша подбирает с земли сломанную конечность акации. Белый, мертвый запах, сладость и горечь, живое растение и труп. Два в одном.
Теперь домой. В большой квартире нет мебели. Только кровать. Вернее, деревянный настил, на котором лежит старый матрац. И стол – овальное зеркало на четырех кирпичах. Посреди его таинственного поля Катенька нарисовала ярко-красной помадой два пересекающихся треугольника, вершинами в противоположные стороны. Горят толстые восковые свечи, оплывают сморщенными пенисами. На бесконечной стене – темная тяжелая маска с белыми дырами нездешних глаз. В полу торчит странный кинжал с рукоятью в виде воробьиной головы.
«Катенька, смотри». Катенька смотрит. Ее лицо мягкое, красивое, улыбчивое, как теплая ткань перчатки, смотрит нарисованными на бархате глазами. «У тебя оттопырились уши», - заботливо подсказывает она. «Саша, дай мне, пожалуйста, ключ от холодильника, я очень проголодалась». Ее холодильник всегда закрыт на ключ. А его – нет. Хотя холодильник у них один и тот же.
«Сейчас я буду тереть эту лампу, нет, яблоко, нет, обезьяну. И выйдет Джим, нет, Джин Леннон с ладонями, как крылья ветряной мельницы. А за спиной его раскроет свои воздушные объятия ветер моей радости», - говорит Саша. Теплая грань бутылки расходится кругами под кожей ладони. Янтарь комнаты распадается на две оранжевые половины и на пол выпадает жучок. «Такой вот я джинн...», - оправдывается жучок. Саша с сомнением смотрит на джинна на шести тонких кривых лапках.
- «Ты можешь все?»
- «Нет, я, в общем, могу все, конечно, только не всегда».
- «Дай мне Катенькину душу, я хочу в ней порыться, посмотреть, чего там есть съедобного».
- «Нет, друг, этого как раз и не-ельзя», - заикаясь, ответил жук.
«Что так?», - насмешливо спросил Саша.
«У вас на двоих одна душа всего. Поэтому-то у нее холодильник заперт. Я у нее забрать ее половину не могу, там никакой половины и нет. Она очень крепкая, душа. Понимаешь?».
Жучок включает какой-то рычажок и улетает, тяжело отдуваясь и увеличиваясь в размерах по мере удаления. Наконец он становится величиной с полнеба и проглатывает желтую таблетку луны. Саша и Катенька смотрят в зеркало.
В темной синей глубине зеркала жучиное небо выделяет из себя точку, которая сразу устремляется к нашим наблюдателям. Те видят, что прямо на них, размахивая грязными крыльями, летит чайка. Ее бессмысленные глаза кажутся удивительно живыми. Стремительное движение заканчивается резким ударом в недовольно задрожавшее зеркальное стекло: «Бах!!!» И сразу перья становятся еще более некрасивыми и грязными, а лапы скрючиваются, и тело камнем падает в метнувшуюся к нему тень. «Не Бах, а Чехов», поправляет Саша. «Или Трилок Гурту какой-нибудь. Но все равно не Бах.»
«Так вот оно как, это как компьютер с хреновой памятью», - думает Саша. «Пока не закроешь одно приложение, второе не будет идти. Вот почему Катенька все время «висит», пока я что-то делаю и действует только когда я сплю. Одна душа на двоих. И почему для того, чтобы все это понять, обязательно нужно брать бутылку?»
«Катенька, в этой жизни каждый может быть или чайкой или селедкой. Ты что выбираешь?»
«Я – как ты», тихо резонирует девушка. «У меня для тебя...» , начинает Саша, «... плохие новости...», подхватывает Катенька, «...ты и есть»-- «...я!», заканчивает девушка.
Они смотрят друг другу в глаза и какой-то темный занавес дергается в сторону и застывает.
«ПРОГРАММА ВЫПОЛНИЛА НЕДОПУСТИМУЮ ОПЕРАЦИЮ И БУДЕТ ЗАКРЫТА. ЕСЛИ ЭТА ОШИБКА БУДЕТ ВОЗНИКАТЬ В ДАЛЬНЕЙШЕМ, ОБРАТИТЕСЬ К РАЗРАБОТЧИКУ»
О, Господи, обращаюсь я к разработчику, когда же я уже куплю нормальный компьютер?