БЕСКОМПРОМИССНЫЕ КРАСКИ ФРАНЦИИ
Темнеет в глазах. Я люблю поговорить, да поговорить не с кем. Гладкие лица.
Гладкая кожа мотоциклиста. Револьверные выстрелы, падают красные листья.
Срывая с веток красные листья жёлтыми пальцами так красиво. Освещая дорогу тёмную под мелким святым дождём жёлтым светом. Освещая просёлочную дорогу и лес из папье-маше, и овраг с крутыми грязными склонами, и серебряный родник на дне оврага. Успокаивая мотор в темноте. Сидя на грязной земле спиной к ещё тёплому металлу. Наконец-то голоса умолкают, уступая шуму леса, тишине леса.
И ты понимаешь, что лес неживой.
Блестящие мечущиеся белки глаз и испуганное дыхание. Скорее одень маску! - ты единственный здесь, кто ещё не сделал этого.
Полицейский в чёрной форме на посту. За его спиной плывёт серый город из тумана, его город. Сваренный желток восходящего солнца и ярче его - растущая на дороге фара мотоцикла.
Полицейский делает знак. Мотоцикл останавливается. Снимается шлем, достаются документы. Они в полном порядке. Мотоциклист слезает с мотоцикла и идёт в сторону города. Как назвать его теперь?
- Вам он что, не нужен? - кричит полицейский вслед немотоциклисту.
- Нет! - кричит тот, не оборачиваясь. Кричит это городу.
Не с кем разговаривать. Полицейский чувствует себя очень неудобно, ему вдруг становится холодно, он вдруг становится обыкновенным ментом и идёт в свою стеклянную будку.
Вспыхивает голубым металл; чёрная фигурка на дороге в город становится всё меньше и меньше. Пробившийся сквозь облака солнечный свет делает будку тесной, а полицейского - не спавшим ночь уставшим человеком, не знающим, что в этот момент правда открылась ему. Он жмёт на чёрную кнопку селектора, раздаётся противный электрический гудок, и свет снова меркнет.
Новый камень, новое бирюзовое стекло отпускает чёрную раму. Так холодно утром; такой холодный, новый камень летит в окно мастерской.
Бросая всё новые камни в лицо предательских стёкол: ты смотришь из мастерской и видишь бирюзовый мир, но, глядя с улицы, ты не видишь никого у окна, будто тебя и нет. Но ты существуешь, а значит - мыслишь, а значит можешь доказать, что окна лгут. Это доказательство - камни.
Глядя, как летит камень в последнее стекло, и как оно, ослабляя щупальца, безвольной искрящейся занавесью с лицом старой шлюхи...
- Вы сделали это? - толстый палец ткнул в сторону белого стола, голубого тела на нём. Потом это место заслонило полное лицо старика в форме, а голос, следуя за движениями губ, продолжил. - Вас видели тем утром на шоссе, а возле жертвы на земле нашли след от мотоцикла. Вашего мотоцикла. Теперь, просто для отчистки совести, скажите: вы сделали это?
- В каком-то смысле, - ответил человек с разбитым носом и немножко отшатнулся от удара. - Я не убивал её. Если вы прикажете снять с меня наручники, я покажу вам, что произошло на самом деле.
- Покажете? - опешил старик. Его лицо одрябло.
- Именно покажу, - в ответ на кивок старика в сторону щёлкнули браслеты, и он (а это был именно он), не теряя времени, начал раздеваться. Стянув, после всего, майку, он лёг на соседний с девушкой стол и сделал стражам порядка знак приблизиться. Те подошли.
- Да он издевается!
- Нисколько. Вы здесь, но не вы убили меня, хоть и были рядом. Так это и было, - сказав это, он дёрнулся и, замерев, уставился на какую-то невидимую точку за их спинами.
- Притворяется?
- Дыхания нет. Сердце не бьётся.
- Он мёртв?
- Да, - за их спинами он заканчивал одеваться.
- Это, - он подошёл к столу и показал на лежащее там тело, - мёртвый человек, такой же, как и та девушка. Вот они лежат: Девушка и Мотоциклист, жертва и преступник. Он умер, пытаясь хоть как-то доказать, что он причастен к убийству, к тому, как на месте человека возникает безвольное чучело. Это преступно, он будет гореть за это в аду. Посмотрите на него!
Смотришь внимательно, пытаясь унять дрожь от ветра в ночных окнах. Ветер в окнах, набухшая электрическая лампочка и картина с человеком, указывающим на собственное обнажённое тело на столе, указывающим людям в чёрной полицейской форме. За их спинами - другой стол, с другим телом, женским.
Смотришь на деревянный каркас и холст, когда-то бывший белым...
Рисуя красные листья и синий револьвер на чёрной коже мотоциклиста; смотря на лампочку и думая о солнце, кутаясь в одеяло.
- Никакого интереса к жизни. Никаких чувств: но фантазии никогда не покинут меня. Боль никогда не покинет меня.
- Это что, одно и то же? Вы не захотели продавать их.
- Я их раздал, подарил. Искусство бесценно, а значит - бесплатно.
- Многие считают, что вам лучше было бы рисовать комиксы.
- Почему бы и нет? То есть, вы имеете в виду, что то, что я написал, не было комиксом?
- Не лучше ли тогда перестать писать?
- Я скорее умру.
- Что ж, большое спасибо.
- Вам спасибо. Для вас это работа, а я люблю поговорить: вот только не с кем.
ПОХОЖАЯ ДЕВУШКА
Девушка похожа... на другую девушку. Среди полупрозрачных, несущихся по кругу лиц я становлюсь похожим, пытаюсь стать всех и ничьим. Чтобы сказать ничьей девушке: "Я люблю тебя", "Спасибо" и "До свидания"; чтобы только один человек вышел потом из той комнаты.
...На много лет я потерял свободу, много лет восход стрелял в моё сердце в упор. За много лет я разучился забывать, разучился любить на вздохе...
И из той комнаты она выйдет одна.
ЦВЕТЫ, ЧТОБЫ ПРИЯТНО ПРОВЕСТИ ЛЕТО
Снисходят, падают бархатные лепестки фиалок. Росинки на них - звёзды - выводят светом в небе твоё лицо. И тёмное тело, как преданный пёс, нежно держит за горло.
Лепестки опускаются на глаза - глаза закрываются лепестками. Цвета растущего света - розовые твои уста. Когда приоткрываешь рот, кажется, что твоя душа сейчас покинет тело маленьким солнышком, лучистым и жарким.
Жалко, что ни ты, ни я сейчас не умрём. Тела наши в мареве. Длинные твои волосы девушки мечты, как крылья падшего ангела, падшего и пытающегося взлететь, раскачиваются. В голубом небе над твоей головой развеваются сотни солнечных песчинок, это небо - это незабудки.
Ладонь сжимает ладонь, она в тени - чёрная. А другая - в оранжевом закатном луче, похожая, только похожая на цветок - это закатный луч, и только. Секунд двадцать - вот сколько осталось держать твою руку. Она уже невесома.
В невесомости сплю, сверкая, вращаюсь зародышем, безлик. Сердце - как разъярённый бык на пустой арене. Пульсирует в вене сонных галактик время...
Надеюсь, что сумею, рано или поздно, покинуть орбиту твоего лица навсегда...
ФИЛОФОБИЯ
- Человек мыслит, значит я существую.
Так сказал мне однажды один знакомый таракан, он до этого долгое время жил в книге по философии.
- Правда, - добавил он, вздохнув, - люди никогда не могли понять тараканов. Туфлем по башке - вот и вся философия.
ДНИ РОЖДЕНИЯ
У меня под окном работает машина. Она вырабатывает снег, чтобы умчаться по нему далеко-далеко, куда-то туда, где я и думать не смогу, а только смотреть за окно, да засыпать под рёв двигателя, который сейчас унесёт моего друга далеко-далеко, прочь от меня.
Детство кончилось. Только тогда мы хотели бы быть вместе. И теперь, когда мы встречаем его на улице, теперь наше детство превратилось в машину, вырабатывающую снег, чтобы умчаться по нему.
ПИСЬМО И ОТВЕТ
Однажды я решил написать письмо любимой с голубыми глазами и яркой восходящей луной и блестящей ночью в глазах.
Как только я его написал, оно стало всё дальше уплывать от меня, сквозь дома и улицы, и ветви деревьев, оно закружилось в ночном небе, и ветер умчал его прочь - вслед за сотнями таких же писем, играя им и меняя местами слова, не меняя смысла, мчась, словно табун диких лошадей, как воспоминание о её волосах, скользящих по ладони. Оно распустилось на полпути, тонкими белыми нитями оно легло на спящий мир, не оставив и тени в свете полной луны.
А на следующую ночь я получил ответ. Получить ответ несложно: ветер играет нами так же, как и нашими письмами. Его прозрачное течение струится по щекам, меняя черты наших лиц, соединяя их, и в конце концов рассеивая их в лунном свете. А на следующую ночь приходит ответ.
СТЕНА
Стену построил я, чтоб ты не мог до меня добраться. Ночью стук в неё меня разбудил.
Это был не ты, потому что я тебе безразличен. И не я - я ведь сам её и воздвиг. Кто-то ещё тоже не мог это сделать - никто не знает о нас.
Я знаю точно, никого не было, это билась сама стена - прекрасная стена, воздвигнувшая нас с тобой.
НОЧЬ, КОГДА БАРМЕН НЕ СМОГ ПОДОЙТИ К СТОЛИКУ
Все они упились этой ночью, они уже ничего не соображали, когда наш вампир зашёл в бар. После того, как он прикончил четвёртого, он уже тоже ничего не соображал.
– Бармен! Бармен! Принеси мне ещё одного, я требую! – орал он в помещении, до отказа забитом мертвецки пьяными людьми.
Но бармен был слишком занят. Чертовски занят... И чем, я вас спрашиваю, ЧЕМ мог быть занят бармен – в полночь, в баре, до отказа полном мертвецки пьяными людьми!?
– Чёрт тебя подери, проклятый бармен, какого чёрта ты не подходишь ко мне в этом баре до отказа полном мертвецки пьяными людьми!?!?
Бармен тоже был пьян, он не мог подойти, бармен тоже был пьян, он не смог подойти. Бармен набрался тоже – кровопийца. Сердце кровью обливается: че, ло, ве, чес-кой!..