Глава 5
Студент Иван Цусимов жил в небольшом подвальчике дома на пересечении улиц Ленина и Каплан. Подвальчик этот первоначально был куплен им под мастерскую на деньги, полученные от продажи сконструированного Цусимовым особо эффективного преобразователя для сверхточных приборов. Своему новому хозяину преобразователь принес прибыль, на которую тот смог купить ряд заводов в Швейцарии.
Впоследствии Цусимов пожалел о столь расточительном приобретении, как мастерская, так как в виду систематической неуплаты коммунальных услуг его двухкомнатная квартира была конфискована и передана более платежеспособному квартиросъемщику. Да и студентом Цусимов был лишь до позавчерашнего дня. Из института он был отчислен за незнание санскрита. До сих пор в его ушах звучали слова декана, брошенные Ивану перед всей аудиторией: «Мы не можем держать в стенах нашего красносинежелтознаменного института паршивую овцу, которая наплевательски относится к языку наших предков. Так что, Цусимов, вы свободны, и я надеюсь, что на ваше место придет более сознательный студент…» — и, помолчав, добавил, — «И не с такой дурацкой фамилией, как ваша». Последний убийственный аргумент Иван никак не мог оспорить, поэтому молча удалился из института в твердой уверенности, что его нога никогда больше не ступит на ступеньки, ведущие в подвал высшего образования.
Так Цусимов сидел в своем подвале и уже второй день кряду глушил медицинский спирт, подаренный бывшей его подругой медсестрой Кларочкой — на день рождения. Иван опрокинул в рот очередную порцию высокоградусной жидкости, запил ее дистиллированной водой, которую дистиллировал с помощью дистиллятора собственной конструкции тут же, у себя в мастерской. Потом он жалостливым тоном затянул русскую народную песню о черном вороне, который вьется над головой и никак не может дождаться добычи. Пел он это таким голосом, что, слушая данного исполнителя, больше всего было жаль ворона, ожидаемого судя по текстовке, но так и не дождавшегося.
Нескладные звуки, издаваемые Иваном, были оборваны писклявым голосом за его спиной.
— Добрый вечер!
Иван обернулся. Возле него стоял высокий человек в полувоенной униформе с огромной, свисающей до пояса бородой. Он смотрел на Ивана своими большими глазами, которые более походили на глаза какого- то животного из семейства кошачьих, чем на человечьи. От неожиданности Иван даже протрезвел, тем более он хорошо понимал, что дверь в мастерскую была заперта им изнутри собственноручно.
— Привет, — ответил Иван, машинально выливая очередную, уже приготовленную к употреблению порцию спирта на пол. — Вы кто?
— Зовите меня просто Карл.
— Как вы сюда попали, ведь дверь была заперта?
— Это не так важно. Куда важнее, что сейчас творится в городе.
— А что, собственно, там творится?
Иван пристально рассматривал своего нежданного собеседника при свете двадцативаттной настольной лампы.
— Как, вы не знаете? — возмущенно воскликнул Карл.
— Нет.
— Власть в городе переменилась! Теперь вы гражданин суверенного государства ФИЛИН. Нет, на головы людей все же должно обрушиться глобальное стихийное бедствие вроде всемирного потопа, чтобы хоть на какое- то время полностью и одновременно приковать к себе внимание всего человечества!
— Ну и что? Филин — так филин. Хоть полярная сова! Насколько я понял из истории, смена режимов — любимое хобби народа в свободное от работы время, а так как режимы приводят к тому, что многие люди остаются без работы, то свободного времени у этих людей становится слишком много. Более смелые устраивают государственные перевороты, а более умные пьют медицинский спирт в это время. И я не вижу никакой причины в связи с этим вламываться в дома граждан через закрытые двери.
— Опять вы со своими дверями! Давайте мы вернемся к ним чуточку попозже, а сейчас я бы хотел с вами поговорить о том, что творится там, по ту сторону этих злополучных дверей.
— С какой стати я должен об этом говорить?
— А с той стати, что пришедшая власть — власть интеллектуальных фашистов — исповедует высшую форму диктатуры: диктатуру людей, чей умственный и творческий потенциал может полностью раскрыться и подняться над миром, дабы осветить его светом знания и вывести из того тупика, в который его завели пустоголовые политики и безмозглые стада рабов. И вы, как один из немногих носителей этих знаний должны и просто- таки обязаны помочь нам.
— Во-первых, я ничего никому не обязан, а во-вторых… В детстве мне с молоком матери внушили, что существующая власть — моя и только моя. Когда я чуть повзрослел, мне объяснили, что та власть — совсем даже не моя, и что на смену ей приходит другая, самая гуманная и свободная, которая и освободит меня от оков рабства и даст мне все то, о чем я мечтал. Я спокойно жил и при этой новой власти, глядя на то, как мои сверстники, имеющие больше резаной бумаги с водяными знаками и больше родственно-дружеских знакомств, оставшихся от прежней власти, занимают те места, которые по праву моих знаний и моей титанической работы должны были принадлежать мне. Потом пришли новые люди и сказали, что той власти, что есть, также не должно быть, навязав при этом новый вариант пути к свободе и освобождению меня. И вот я, наконец, полностью свободен от всего: от учебы, от работы, от денег — от всего. Вопрос только — для чего пришли вы? Вероятно, чтобы освободить меня от последнего, что у меня осталось — от моей и без того не нужной никому жизни?! Так вперед, пожалуйста! Я не сопротивлялся раньше, тем более не буду сопротивляться теперь!
— Чушь вы говорите, батенька! Обыкновенную чушь, — перебил Ивана Карл. — Мы пришли для того, чтобы преобразовать реальность и в инертно-аморфную массу людей внедрить живой разум. Это единственная цель, для которой подходит старый добрый постулат иезуитов насчет оправдания, и для реализации этой великой цели нам нужны вы и ваш мозг. Поэтому забирать, как вы говорите, вашу «и без того никому не нужную жизнь» было бы также глупо, как пилоту во время полета разбивать стекла иллюминатора.
Иван взглянул на недопитую бутылку спирта, затем на униформу Карла — и тяжело вздохнул.
— Вы знаете — я вряд ли смогу вам чем-либо помочь. Во-первых, мне уже глубоко плевать, что там будет за дверью — тоталитарный коммунизм, живодерческий капитализм, шизофренический национализм или же ваш этот культурный фашизм. Во-вторых — после того, как я однажды проиграл в покер одному депутату пятьдесят баксов, я дал себе зарок: не играть в покер и не заниматься политикой. Я из тех, кому, несмотря на их молодой возраст, уже ничего не нужно. Я хочу одного — чтобы меня оставили в покое и дали мне спокойно дожить столько, сколько мне напророчила какая-то неизвестная мне кукушка.
— Ах-ах, как трогательно! Значит, вам плевать на все, вы хотите покоя? Так подумайте, какой покой вас может здесь ждать. Вы знаете, что вас здесь ждет?
— Не знаю, но если серьезно, то я как-нибудь без вас смогу построить свою жизнь. В принципе, все здесь зависит только от меня.
— А вот и ошибаетесь, батенька! Сильно ошибаетесь. Жизнь каждого человека полностью — до мелочей — расписана свыше. Ему лишь оставлены небольшие тропинки, по которым он может свернуть и попасть в новую реальность своей жизни. Проблема только в том, как в бесчеловечно жестоких условиях житейской суеты и смертоносном ралли времени отыскать эти тропинки. Да и куда — на высшую или на низшую из дорог они приведут — это, как говорится, еще большой вопрос. Ваше положение, Цусимов, в подобных обстоятельствах отличается выгодностью, если сравнивать с остальными смертными. Вы сейчас стоите у одной из таких тропинок, ведущих вверх, и я, несмотря на ваше упорство, пытаюсь вывести вас на нее. Вы никогда не задумывались, что с вами будет через год, два, пять?.. Наверняка задумывались, но, в отличие от вас, я не предполагаю, а располагаю. Ну что ж, я, пожалуй, покажу ваше «светлое» будущее, только, дабы вы не подумали, что это обыкновенный сеанс парапсихологии, вернемся в этот же день, двадцатое октября, только прошлого года.
С этими словами Карл подошел к Ивану сзади и, положив одну руку ему на затылок, другой — ладонью — закрыл ему глаза.
— Не бойтесь, мы всего лишь заглянем в аквариум жизни, и ты сам, своими глазами сможешь посмотреть в прошлое, не причиняя при этом никакого неудобства рыбкам.
Иван почувствовал легкое головокружение, после чего его ослепил яркий белый свет, из подсознания всплыл оттиск годичной давности.
… Какая- то вечеринка, он сидит на кухне со своим старым другом, ныне уехавшим в Штаты Володей Мишкевичем, о чем- то спорят.
«Нет, Володя, — услышал свой голос Иван, — я отсюда никуда не уеду. Кому я там нужен!? А здесь у меня друзья, подруги, дом. Дом не в смысле — Родина (от всего этого я давно отошел), и не в смысле «квартира» (к этому я еще не пришел), а в смысле «место, где тебя всегда ждут». Нет, и не уговаривай.
— Глупый ты, Ваня, — обречено вздохнул Мишкевич, — ты там нужен, у тебя ведь золотые руки, а здесь вся твоя карьера будет заключаться в ремонте компьютеров на какой-нибудь фирме, да и то — это в лучшем случае…»
На этих словах изображение погасло, и Иван вновь увидел лишь яркий белый свет.
— Ну что ж, в прошлое мы с тобой сходили, — послышался откуда-то голос Карла, — настоящее нас пока не интересует, заглянем теперь на годик в будущее.
В ту же секунду белый свет стал переходить в оранжевый, затем в кроваво-красный, перед глазами вновь показалась картинка: какое- то помещение, вероятно, больничная палата. На койке лежит человек, очень бледный, с нездоровыми синяками под глазами и неприятной темной щетиной на лице. Напротив — человек в белом халате, видимо, врач.
«— Доктор, мне очень плохо, — обращается к врачу человек со щетиной.
— А кому сейчас хорошо, Цусимов? — безразличным голосом отвечает на реплику больного врач. — Сейчас всем плохо. Видите ли, Цусимов, тут у нас возникли кое-какие трудности. День в нашей больнице стоит пятьдесят долларов, а вас к нам привезли в бессознательном состоянии, поэтому врачи не смогли осведомиться о вашем состоянии финансов. Так что теперь мы не можем более вас здесь оставлять. Вы меня понимаете?
— Понимаю, — отвечает больной и, опираясь на тумбочку, встает с кровати.
— Есть, конечно, один выход. У нас тут поломался ряд компьютеров, вы не могли бы посмотреть? Я слышал, вы были компьютерщиком. А мы бы, в свою очередь, оставили и подлечили вас пару денечков…»
Изображение резко покраснело и исчезло. Иван вновь услышал голос Карла:
- Ну, а теперь перенесемся еще на годик вперед.
Из красного изображение трансформировалось в фиолетовое, через него проступила картинка: замусоренный тротуар, ветер непринужденно гонит по асфальту клочки бумаг. На тротуаре лежит грязный, заросший человек. Уткнувшись в старое, рваное пальто, и загородившись от ветра какой–то коробкой, дремлет. К нему подходит милиционер и обращается, предварительно разбудив ударом ноги в бок.
- Цусимов, опять ты здесь!? А ну, проваливай, чтоб духа твоего в моем районе не было!
- Но господин милиционер, я ведь только на минуточку прилег отдохнуть. - Задыхаясь от накатившего кашля, пролепетал человек.
- Я что, неясно говорю? Давно по морде не получал? Расплодилось тут всякой рвани. Моя бы воля всех бы вас бродячих собак перевешал!
Изображение вновь утонуло в фиолетовом цвете, только на этот раз он расплывался, так как глаза Ивана были полны слез.
- Ну что, - злорадным тоном произнес Карл. - Остановим наше время - проектор или крутанем его еще годика на три вперед?
Иван еле сдерживал рыдания. Все, что он смог из себя выдавить - это слово «еще». В ту же секунду фиолетовый цвет стал темнеть, превращаясь в иссиня-черный. Воцарилась давящая на уши тишина. Так продолжалось минуты три, но Ивану показалось, что прошла вечность. Он не выдержал и крикнул в пустоту темноты: «Эй!» – Ей- ей – ей! – разнесло эхо брошенный в никуда голос. – « Здесь есть кто-нибудь?» – Будь- будь- будь! Ивану стало не по себе и даже немного жутковато. Чтобы как-то развеять страх, он крикнул: «В конце концов, где обещанное кино?» Но- но – но! – ответило эхо.
- «Кина не будет», – послышался писклявый голос. – «Это конец фильма. Здесь тебя нет, а значит, нет ничего для тебя».
- « Как нет, я что умер»?
- - «Да, да – умер, сдох, окочурился, дал дуба, завернул ласты! Эпитетов много. Выбирай сам. Ладно, хватит, кино окончено».
На этом месте Цусимов очнулся. Он по-прежнему сидел в кресле, в своей мастерской. На столе по-прежнему стояла недопитая бутылка спирта, рядом лежал перевернутый стакан. По другую сторону стоял Карл и вертел в руке карту пикового туза. Иван вышел из оцепенения и перевел глаза на потолок.
– «Это что, все правда?»
- «Нет, я пошутил, конечно правда», – ответил Карл продолжая свои упражнения с картой. – «Это то, что тебя ждет, если ты свернешь не на ту тропинку, на которую я тебе показал».
- Так, ладно, что вы хотите? - выдохнул Цусимов.
- Вот это другой разговор, как говорится «речь не мальчика, но мужа». Это вам, - с этими словами Карл сунул пикового туза Цусимову в карман пиджака.
Цусимов потянулся чтобы вытащить туза, но Карл его остановил.
- Не надо, пока не надо этого делать. - Посмотрев на Ивана таким взглядом, что по его спине забегали мурашки. - Так вот, мы хотим лишь справедливости во имя торжества разума, и в этом вы можете нам помочь. Известно, что человек по своей природе слаб и не всегда его интеллект может найти себе нужное применение. Главной движущей силой развития личности является ее желания, и не всегда они подчиняются мозгу. Поэтому насилие над желаниями являются самым действенным способом открыть дорогу мышлениям и освободить человека от гнетущих его комплексов. Но здесь возникает проблема, как выявить умственный коэффициент индивидуума? «Экзамены?» – но нынешняя система образования позволяет их сдавать зачастую полным идиотам. И срезает действительно умные головы. «Тесты?» - не эффективно, так как их тоже придумывают люди, и не один тест не сможет охватить все сферы проявления человеческого интеллекта. Так прирожденный гуманитарий лезет всеми правдами и неправдами лезет в технический ВУЗ, и удивляется, почему он (вроде бы не полный кретин) не может научиться брать интеграл. Помочь в определении умственного коэффициента может только условно свободная самообучающаяся система…
- Ах, вот вы о чем, - перебил Карла Иван, - о моем НОИ – Независимом Определителе Интеллекта, так он забракован, как вредное шарлатанство и дискредитирующее науку изыскание.
- Ну это как раз вполне объяснимо, люди всегда страшатся нового, это банально, но факт. Страх прогресса это не более чем мировой инстинкт самосохранения. Мы клеймим позором инквизиторские костры, а представьте на минуточку, что их бы не было. Человечество чуть раньше узнало бы, что земля круглая, а затем, всего лишь на пяток лет раньше изобрело бы атомную бомбу. И все, прогресс был бы остановлен, так как было бы не для кого и некому его развивать. Я ознакомлен с функциями и системой работы вашей машины несколько, больше чем члены приемной комиссии. НОИ берет информацию из всего, из радиоволн, из звуковых электромагнитных колебаний и даже из нервных импульсов, на расстоянии тысяч километров он может прослушивать радиотелеэфир, разговоры людей и читать их мысли. Представляете, если такая штука попала бы в руки прежней власти. Из независимого определителя интеллекта НОИ превратился бы в жандарма, стукача, в орудие системы для подавления разума, а не для его выявления. Запомните, Цусимов, страх прогресса тоже является одним из его двигателей. Ладно, показывайте вашего НОЯ.
Иван обречено встал и, подойдя к старому шифоньеру, открыл дверцу. Взору Карла предстала машина с монитором, на первый взгляд напоминающая компьютер, только из системного блока торчала медная пластинка с углублением в виде человеческой руки, а над машиной буквой «Т» до самого верха возвышалась странная конструкция, сплетенная из тонких ажурных проволочек.
- Это и есть ваш НОИ? – недоверчиво спросил Карл.
- Да, это он. Сейчас машина находиться в режиме сбора информации. Вверху антенна для ее приема, затем усилитель сигнала, систематизатор и так далее.
- А в работе можете его показать?
- Да, конечно! – Иван открыл небольшой ящик с дырочкой и вытащил оттуда за хвост серую мышку. Затем он поместил грызуна на пластину, накрыл стаканом и нажал какие–то клавиши на клавиатуре компьютера. На мониторе зажглась надпись: «Привет! Эксперимент № 997. По коэффициенту интеллекта я могу предположить, что данный объект является полевой мышью или депутатом Украинского Парламента. Но так как депутата трудно накрыть стаканом, то данный объект является полевой мышью». - Цусимов улыбнулся. - Не беспокойтесь, Карл, машина в полном порядке, просто так как НОИ хватает информацию отовсюду, то поневоле его интеллект стал постепенно очеловечиваться и, как всякому человеку, ему присуще чувство юмора.
На лице Карла также промелькнуло подобие улыбки.
– Ну, хорошо, а как насчет более высших существ?
- Это, пожалуйста, - ответил Цусимов, и убрав мышь обратно в ящик, поместил на ее место свою руку. На мониторе вновь появилась надпись: «Эксперимент № 998. Опять ты, Ваня, как ты мне надоел, успокойся, ты умный, по десятибалльной шкале твой коэффициент 7,9, при норме 4,5, адью!» - монитор погас.
- Слишком он у вас своенравный, Цусимов. Информацию о юморе можно изъять из его памяти?
- Вполне. А вы, Карл, не желаете провериться? – сказал Иван с некоторой издевкой.
- Хм, что ж, с превеликим удовольствием, - ответил Карл, и лукаво взглянув на Ивана, приложил свою руку к пластине. На экране загорелось: Эксперимент № 999… Всякая информация отсутствует, уровень интеллекта неопределим, дальнейший анализ запрещен»
Иван машинально стукнул по корпусу.
– Ничего не понимаю, что за ахинея? У нас есть любая информация даже о грудных младенцах, а тут «анализ запрещен», «нет информации» - идиотизм.
- Нет, Иван, никакой это не идиотизм, все правильно. Ваш НОИ отличная машина, но я хотел бы последний раз спросить вас: вы действительно согласны с нами сотрудничать?
Иван на несколько минут задумался, но вспомнив времяпроектор, вздохнул и кивнул головой.
- Тогда пойдемте со мной, - сказал Карл.
- - Куда?
- В ваши новые апартаменты, как никак вы сейчас третий человек в государстве после меня и Великого диктатора.
Они вышли во двор, где уже стояло два БТРа и черная «волга». Новоиспеченные соратники сели в «волгу», которая, взвизгнув тормозами, тут же рванулась с места. Иван успел бросить удивленный взгляд на БТРы затем перевел его на Карла.
- Зачем бронемашины? – опередив Ивана, задал ему самому вопрос Карл, и сам же ответил: - Для охраны вашей мастерской. Мною отдан приказ стрелять в каждого, кто приблизиться к ней. Мы не можем рисковать. Кстати, вы можете теперь вытащить карту, подаренную вам.
Иван сунул руку в карман пиджака и вытащил оттуда пачку стодолларовых купюр, перевязанных банковской лентой.
- - Что это?
- Это вам, Цусимов, задаток только за то, чтобы вы не задавали лишних вопросов.
- Кто вы? – не без доли страха спросил Иван.
- Вот именно такие вопросы я и считаю лишними. И я бы попросил: уберите из машины информацию о юморе. Политика – штука конечно веселая, но дабы она была еще веселее, ее надо делать с серьезным видом.