1.
Возле парапета вода покрыта тонким слоем радужной пленки. Эта пленка колышется, оставляя разводы на бетонном заграждении. Органайзер, лежащий рядом со мной, теряет еще один листик. Скручивая его в шарик, я подбрасываю его на ладони. Порыв ветра подхватывает бумажку и кидает в воду.
- Удачи, - киваю на прощанье шарику, и тянусь за следующим листком.
Мне грустно, спокойно грустно. В моей душе мир и покой. И грусть. Наверное, так всегда бывает. Наверное, так всегда будет. Но в этот раз, это новое ощущение для меня. После стольких крайностей, стольких переживаний, перебрасывания из хорошего в плохое. И обратно. Нет больше мыслей, нет больше давящей тяжести в голове. Есть воспоминания. И еще одно – я живой. Пока.
- Открой окно, солнышко, - улыбаюсь я своим мыслям. – Просто открой окно.
…
- Как прошел день? – спрашиваю я.
- Не очень, - отмахивается она. – Могло быть и лучше.
Она снимает пальто, вешает его в шкаф и подходит ко мне.
- А ты как?
- Вполне неплохо, - я закрываю текстовый редактор. – Даже пришел рано.
- Вижу. Знаешь, - она наклоняет голову. – Я рада.
Компьютер играет музыку. Тихо-тихо, на пределе слышимости. Ее рука проводит по моему плечу.
- Я тоже рад тебя видеть, - чуть хрипло говорю я. – Не устала?
- Нет, - ее рука ласково проводит рукой по волосам. – Совсем не устала.
Не отрывая руки, она садится мне на колени. Чуть прижалась, отстранилась и смотрит в глаза:
- А что у нас новенького?
- Ты, - шепчу я. – Ты всегда новая.
Яркие огоньки в ее глазах притягивают меня. Ее лицо совсем рядом:
- Всегда, всегда?
- Да.
Я веду рукой по ее лицу, задержавшись на безупречной линии губ. Она касается моих пальцев легким поцелуем, провожая мое движение.
- Скажи, - требует она.
- Что?
- Скажи это еще раз.
Ее дыхание учащается, на скулах проявляется легкий румянец. Я понимаю, что она хочет услышать. И готов говорить ей это все время.
- Я люблю тебя.
- Еще, - она закрывает глаза, притягивая меня так, что мои губы приникают к ее уху.
- Я люблю тебя, - тихо повторяю. – Люблю.
Нежно целую в ухо, прижимая к себе. Она напрягается в моих руках.
- Еще, - это уже к поцелую.
Ее рука скользит по моему плечу, опускается ниже.
- Еще, - говорит она. – Целуй меня.
У нас общее дыхание. Мы целуемся – медленно, осторожно и нежно. Ее рука продолжает свой путь.
- Еще, - это уже я. - Люблю тебя.
Не сдержавшись, она издает чуть слышный стон.
- Не останавливайся, - уже неважно, кто это сказал, и нас накрывает волной.
…
- Душно, - захожу я в комнату. – Надо проветрить.
Она потягивается на кровати:
- А ты открой окно, солнышко, - сонно бормочет она. – Просто открой окно.
- Не продует?
- Меня? – она фыркает. – Нет, не продует. Открывай, не бойся.
Поток холодного воздуха врывается в комнату. Подхожу к кровати и накрываю ее одеялом.
- Не надо, - протестует она и сбрасывает его.
- Тогда мне придется тебя согревать другими способами?
- Это, какими же?
Наклоняюсь над ней и провожу рукой по телу.
- Что-то я стала замерзать особенно сильно в некоторых местах, - сообщает она, прикрыв глаза.
- Укажи где именно.
Она указывает, и я начинаю согревать ее.
2.
Вода. Заманчивая, притягивающая и гипнотизирующая. Всегда разная. Еще один листик плашмя ложится на воду, отражая солнечный свет - еще одно яркое пятно.
Я перегибаюсь, и вижу свое отражение: темный, колышущийся силуэт.
- Ты всегда ждал, правда? – говорю я ему. – Всегда. До последнего.
Отражение плещет об бортик, не подтверждая и не отрицая мои слова. Отражения всегда молчаливы.
- Даже, когда злился, - продолжаю. – Все равно ждал. Терпел, молчал. Ждал. И любил.
По реке проходит теплоход, волна, поднятая им, сминает мой силуэт и топит листик. Ему на смену падает следующий.
- Всегда ждал, - говорю я про себя. – Всегда. Даже когда не знал, что именно ее ты ждешь. И даже, когда не получалось.
…
- Это последний троллейбус или нет? – думаю я. – Или еще будут?
Я жду. Уже два часа. И еще сорок минут. Вечер потихоньку перешел в ночь. Но я жду. И буду ждать. До последнего троллейбуса.
Рука в кармане нашаривает пачку сигарет. Вытаскиваю одну, отламываю фильтр и сжимаю его в зубах. Хочется курить.
Троллейбус неторопливо откатывается от остановки. Я провожаю его взглядом до поворота.
- Еще полчаса, - твержу в голове. – Еще полчаса.
Беспокойство в голове мешает думать о чем-нибудь другом. Начинаю считать редкие машины, выхватывающие фарами мою остановку, но это занятие быстро надоедает, и я опять изучаю провода. Качаются или нет? Если качаются, то от ветра или от троллейбуса? Если от троллейбуса, то от ушедшего или приближающегося?
Колебание проводов проходит, беспокойство нарастает. Иду к дежурному киоску, покупаю чупа-чупс и с наслаждением, выплюнув разжеванный фильтр, начинаю грызть леденец.
Троллейбус мягко подкатывает к остановке. Я знаю, что он последний. Двери распахиваются, и из задней двери появляется она.
- Привет, - говорит она, улыбаясь. – Я опоздала.
В ее взгляде все: и озорство, и толика облегчения, и вызов.
- Ты же знаешь, - улыбаюсь я в ответ. – Что я всегда жду.
- Знаю, - она становится серьезней. – Поэтому и приехала.
Мне хочется обнять ее, схватить и прижать к себе. Но наши отношения – чисто дружеские.
- Все в порядке? – спрашиваю я.
- Да, только в институте задержали. А потом встретила знакомого, вот в результате, - она вздыхает. – Задержалась.
- Ничего страшного.
- Так, ладно, - встряхивается она. – Вот возьми.
Протягивает мне дискету.
- Просмотришь файл, хорошо?
- Да, конечно, - протягиваю ей в ответ другую. – Вот еще пара исходников.
- Какая ты умничка, - радуется она, и прикасается ко мне, ласково проводя по руке, одновременно забирая дискету.
Вздрагиваю, но тут же отступаю на шаг:
- Ладно, мне, наверное, уже пора, - смотрю на часы. – Тебе куда?
- Мне рядом, - она показывает на дом. – Я решила, что раз уж сюда еду, тогда останусь у одного человека. Он как раз здесь живет.
- Хорошо, тогда я пошел? Просмотрю.
Мы прощаемся, договариваясь об утреннем звонке. Она заходит в подъезд, а я торопливо направляюсь к перекрестку, ловить машину.
- Ты меня любишь? – спрашивает, через три часа, лежащая рядом со мной девушка.
Внимательно смотрю на нее:
- Я же сплю с тобой.
- Угу, - девушка отворачивается. – Точно. А еще чужим именем называешь, когда кончаешь.
Мы оба знаем, что наши отношения – временные. Оба знаем, что через два дня расстанемся и больше не увидимся. Но все равно…
- Гадко, - спокойно говорит девушка, озвучивая мои мысли, и снова поворачивается. – Но, давай повторим?
3.
Органайзер, потеряв всю записную книжку, становится на удивление худым. Часть листков в урне, стоящей рядом и, почему-то, напоминающую китайскую вазу. Еще часть поглотила вода. Остальные я держу в руке. Мне трудно с ними расстаться. На них ее почерк. Старательно сохраняя всякую мелочь, - билеты, программки, халявные листочки, раздаваемые возле метро, - я понимаю, что от этих листков надо избавиться. Но не могу. Они связывают меня.
Сжимаю их, сажусь на парапет и закрываю глаза, подставляя лицо не по-зимнему яркому и теплому солнцу.
Грустно. Но это лучше, чем ощущение безысходности и тоски. Лучше, чем висеть в воздухе, не зная, как упадешь – орлом или решкой. Умиротворенная грусть. Мне спокойно. Я прощаюсь. И свыкся с этим расставанием.
- Примирился, - усмехаюсь я. – Совсем тихий стал. Даже ссориться разучился.
…
Злобно щурюсь, считая в очередной раз до…
- Десять, - сквозь зубы цежу я.
- Что? - почти кричит она, - Что десять, ты, урод?
- Ничего, - также бросаю я. – Послушай, причем очень внимательно! Это мое действие, мой выбор. Не совершай его за меня, ясно?
- Да ну? – говорит она, наклонив голову. – Правда?
- Абсолютно, - я тоже на грани крика. – Не лезь в это.
Внимательно смотрю на нее и делаю открытие:
- Тебя это заводит?! – немного потеряно говорю я.
Она облизывает пересохшие губы и начинает улыбаться. Ее глаза сверкают, показывая внутреннюю заведенную пружину.
Вдох и выдох, вдох и выдох. Пытаюсь взять ее за руку, она уворачивается, сама хватает меня за воротник.
- Ох, как мы будем ругаться, - ее глаза все ближе и ближе, ярче и ярче.
- Ага, - почти растерянно киваю.
Пораженный ее видом, не удерживаюсь и целую ее. На долю секунду отодвинувшись, она яростно приникает ко мне. Поддавшись напору, я опускаюсь с ней на кровать, где мы продолжаем целоваться. Ярость во мне стихает, уступая место преувеличенной нежности. Только она, еще в пылу, кусает меня за губу так, что слезы выступают на глазах. Но следующий поцелуй заставляет забыть о боли.
- Ну же, - шипит она, расстегивая мои брюки. Потом поднимает руки, чтобы я стянул с нее кофту. – Давай.
Хватает мою голову и прижимает к груди:
- Давай, - выдыхает она. – Еще.
- На нас еще много лишнего, - толчками выговариваю я.
Мы решаем этот вопрос, без излишней стыдливости и смущения, и отдаемся полностью во власть друг друга.
…
Звонок сотового заставляет открыть глаза.
- Это мой, - она запахивает халат, тянется к телефону. – Да, слушаю!
Я тянусь к рубашке, висящей на спинке кровати. Лезу в карман, достаю леденец и начинаю грызть его, прислушиваясь к разговору.
- Нет, я не дома, - говорит она. – Нет… Не одна… Да… С ним… А тебе какое дело?… Слушай, ты уже достал меня!
- Может мне поговорить? – усмехаюсь я.
Она отрицательно качает головой и продолжает в трубку:
- Нет… И не звони мне. Сколько можно!
Договорив и отключив звонок, она вздыхает:
- Ревнивый. Вроде все кончено, а до сих пор успокоиться не может.
- Он не опасен? – настораживаюсь я.
- Нет, - она улыбается. – Совсем мирный.
- Смотри, - я откидываюсь на кровати. – Если что…
Продолжить мне не удается. Она прикладывает свой палец к моим губам.
- Не надо, - просит она тихо. – Не трогай его!
4.
Лезу в карман, достаю мобильный телефон. Вытягиваю антенну, и, держа за нее, вытягиваю руку так, чтобы он оказался над водой. Сколько раз я смотрел на него, ожидая звонка. Сколько раз, не выдержав, звонил первый. Или, мстительно усмехаясь, выключал его, чтобы через десять минут включить и с беспокойством смотреть на список пропущенных звонков, пытаясь найти ее номер. И как радовался, нажимая кнопку ответа, видя в окошке ее телефон. Его время тоже прошло.
Я отпускаю телефон и он, с небольшим "плюх", падает в воду и мгновенно исчезает в ней.
Уже не думаю, что потерял. Не думаю, с чем расстался. Так надо. То время прошло. Но мне грустно. Сейчас я уже не задаю вопрос, все время крутившийся в голове. Почему? Почему я раньше не смог перейти черту? Почему раньше не смел говорить? Только старался быть рядом, ловить улыбку. Тайком наслаждаться ее случайными прикосновениями, искать ее взгляд. Убегать тогда, когда появлялась возможность. И хотеть взять ее…
…
- … на колени, - говорит она. – Хочу на колени! Возьми меня на колени.
Я сижу на кровати. Она придвигается и, обхватив ее, осторожно передвигаю к себе на колени. Она закрывает глаза. Ее лицо разглаживается, становится спокойным и светящимся красотой. Не той, на которую реагируют мужчины вокруг нее. А особой, внутренней и светящейся.
Прижимаю ее к себе и начинаю тихонько раскачиваться, не в силах оторвать взгляд.
- Мне хорошо, - шепчет она, и я счастлив.
- Разве можно быть таким счастливым? – думаю я. – Что я такого сделал, чтобы заслужить это?
Она чувствует мой уход в себя.
- Ты где? – спрашивает она тихо. – О чем ты думаешь?
- Ни о чем, - я снова с ней. Мне трудно объяснить тот страх, ту боязнь ее потерять.
- Ни о чем? – оживляется она и начинает путешествие рукой. – Молчим и не признаемся?
- Гмм, - прокашливаюсь я. – Ваши способы получения информации нечестны. Это давление.
- Давление, говорите? – притворно удивляется она, и я начинаю ощущать это самое давление. – Ну-ну!
- Я боюсь, - наконец открываюсь я. – Боюсь, что все это исчезнет. И ты тоже.
- Но я же здесь, - возражает она. – Чувствуешь?
- Да, - улыбаясь, наклоняюсь. – Чувствую.
- Если боятся, - продолжает она, - то страхи сбываются. Не делай этого. Иначе все так и пойдет.
Киваю, соглашаясь с ее словами, но по-прежнему не могу изгнать страх из себя. Только приглушаю. И продолжаю тихо покачивать ее у себя на руках.
- Я люблю тебя, - говорит она.
Ласково провожу по груди, и она свободной рукой прижимает мою ладонь к себе. Я ощущаю стук ее сердца: ровный, чуть учащенный.
- У нас есть еще время, - задумчиво говорит она. – Час, полтора.
- А хватит, - сомневаюсь я.
В ответ скептическая ухмылка. Легкий прищур глаз выдает ее.
- Говори, - смеясь, подначиваю я.
- Ну, некоторым может и пяти минут хватить, - с ехидством заявляет она. – Как говориться, по способностям.
- По способностям? - притворно возмущаюсь. – Ну, держись.
Опрокидываюсь на спину, подтягивая ее к себе. Напоследок она выдает:
- А то, я там не так уж и много нащупала! И за что держаться?
…
- Я тоже боюсь.
Перевожу взгляд с чашки с чаем на нее. Она смотрит себе на колени, постоянно поправляя халат.
- Боюсь ошибиться, - продолжает она. – Боюсь, что это все уйдет. Просто уйдет. В никуда. Что ты – ошибка. Что придется тебя убирать из себя. Я смогу это сделать, если нужно. Но я не хочу ошибаться. Боюсь, что тебя не отпустит прошлое. Я не справлюсь с ним. Оно сильнее меня.
- Нет, - хочется закричать мне. – Не говори так! Не оставляй меня одного. Только с тобой я справлюсь со всем. И с прошлым тоже.
Но я молчу. Мне тоже страшно. Я тоже боюсь. Что она права.
- Не может быть любви, если есть страх, - говорю я. – Тем более, если это собственный страх.
Она смотрит на меня, я на нее. Мы должны победить то, что нас разделяет. Но я понимаю, что победить мы должны вместе.
5.
Рука лезет в карман пальто: привычка, от которой не могу избавиться. Сигарет там нет – бросил. Зато лежит конфета. Карамелька.
Засовываю ее в рот и продолжаю изучать вечный бег реки, с тихим шелестом и робким плеском проносящую мимо редкие кусочки льда, столь недолговечного в эту зиму.
Еще один теплоход прогудел непонятно кому и зачем, вырывая меня из полудремы. Я помахал рукой закутанным пассажирам на верхней палубе. Маленький мальчик помахал в ответ.
- Удачи вам, - проговариваю им вслед. – Счастья и удачи.
Вытаскиваю оставшиеся листики из кармана. Ее почерк перемежается с моим. Это наши ожидания. Друг друга, любви, встреч. Наши случайные выяснения отношений. Срывы и кризисы. Они должны остаться только в памяти, сглаживаясь временем, текущем также неумолимо, как и вода рядом. Обиды и недоразумения. Тоска и грусть. Страсть и нежность. Все на них. Мне трудно. Эти листки меня держат. Они не дают оторваться.
…
Она стоит, прислонившись к колонне в метро.
- И? – поджав губы, спрашивает она.
Меня уже несет, и я не замечаю накапливающуюся в ней усталость:
- Ты не будешь ждать, - подытоживаю. – Я жду. А ты нет. Я не могу быстрее. И так, прекрасно осознаю, что времени у меня мало. Но быстрее я не могу! И на кой черт мне это, если все равно бесполезно.
- Потому, что я не буду ждать? – уточняет она.
Пропускаю опасные нотки в ее голосе, я усиленно киваю:
- Точно.
Она молчит, сдерживаясь. Потом спокойным голосом, от которого мне становится совсем плохо, говорит:
- На хрена ты завел этот разговор. Меня выжать? Ты выжал. Что еще тебе надо? Если ты думаешь, что… - она вдыхает. – День был как день. Нет, надо было тебе… Что еще? Что? Если ты думаешь, что мне это надо, то ошибаешься. И очень круто ошибаешься.
- Не поняла, - ударяю по колонне кулаком. – Не поняла. Ни-че-го!
- Да что я не поняла? – она доведена. – Я все прекрасно понимаю! Хотя бы то, что ты захотел испортить мне настроение и испортил! Оставь меня в покое, понял?
Я поднимаю руки:
- Хорошо, ладно, - хватаюсь за голову. – Проехали.
- Ничего не проехали, - возражает она. – Ты все сказал?
Через полчаса, иду пешком домой, посадив ее на поезд.
- Черт, - кричу я, и запоздавшие пешеходы шарахаются от меня. – Почему все так сложно. Я же люблю ее. Да пошло все на хер!
Дома, не выдержав, набираю ее номер.
- Да, - усталый голос заставляет меня съежиться.
- Извини, - тихо говорю я. – Я не должен давить на тебя.
- Соображаешь, - отвечает она.
Я опять закипаю. Выдохнув сквозь зубы, повторяю:
- Извини.
- Принимаются, - понимаю, что говорится это больше от усталости и от желания отдохнуть. - Завтра позвони, хорошо.
Становится еще гаже. Я прощаюсь и кладу трубку.
- Ничего у нас не получится, - бормочу сам себе. – Ничего. И не мечтай.
…
На следующий день, мы встречаемся в метро, и я настороженно смотрю на нее.
- Привет, - весело говорит она.
- Привет.
- Я соскучилась.
- Я тоже.
Больше слов не надо. Я чувствую, как наши общие страхи отступают. Возможно, чтобы потом обрушиться с новой силой. Но сейчас мы вместе. И нам становится хорошо.
- Поехали кататься? – вдруг предлагает она.
- Куда?
- А просто так.
Я заражаюсь ее настроением. И мы едем кататься. Просто так.
6.
Пора. Решаюсь и отпускаю листики. Они, витиевато кружась, начинают опускаться на воду. Река с удовольствием подхватывает их и несет, потихоньку поглощая мое прошлое. Точнее, то последнее, что от него осталось.
- Простите, - говорю я им. – Но так надо.
Налетает порыв ветра. Он холодный и сырой, но, почему-то, пахнет весной. Запахиваю пальто, нащупываю в кармане ребристую рукоятку, сжимаю ее и бросаю последний взгляд на воду. Мне уже ничего не хочется знать.
…
- Хочешь знать? – я смотрю на нее, потом отвожу взгляд.
- Да, - она поворачивает мою голову к себе.
Делаю глубокий вдох, открываю рот. Нет, не получается. Еще раз.
- Я люблю тебя, - выдыхаю. – С самого начала.
Она всматривается в меня, ее глаза ищут что-то в моем лице.
- Я очень давно не говорил эти слова, - начинаю запинаться. – А тебе хотел сказать это еще много лет назад. Я люблю тебя.
- Почему ты говоришь это сейчас?
- Ночью ты прошептала кое-что, - все-таки опускаю голову. – А я услышал.
- И что я прошептала? – она опускается на колени, рядом со мной, продолжая держать мой взгляд.
- "Ты же любишь, почему не можешь сказать?" – отвечаю я. – Это так.
- Много лет? – она улыбается.
- Много лет, - подтверждаю.
- Глупыш, - она встает и обнимает меня, прижимая голову к своему животу и растрепывая мне волосы. – Скажи еще раз.
- Я люблю тебя, - поднимаю голову, глядя ей в глаза.
Она наклоняется и целует меня в губы. Поцелуй длится и длится, я полностью ухожу в это ощущение ее.
Наконец, мы прерываемся.
- Я знала, - тихо говорит она. – Давно знала.
Она опять прижимает меня к себе. Потом чуть опускается.
- Поцелуй меня еще, - просит она. – Еще!
…
Мы сидим на скамейке. Рядом, на катке, дети и подростки кружатся на льду, показывая друг другу свои новые фигуры.
- Я по-прежнему не понимаю, - она вздыхает. – Ты опять начинаешь говорить непонятные, раздражающие вещи. Говори понятней.
- Хорошо, - делаю я еще одну попытку. – Если мы будем по отдельности пытаться справиться с нашим неверием, страхами, боязнью совершить ошибку, напортачить, тогда у нас ничего не выйдет. Да, я не могу справиться один. Со своими проблемами. Но и ты, хотя и не признаешься, тоже не справляешься. Мы сможем только вместе. По-другому никак.
- Я уже не боюсь, - возражает она, выдергивая руку из моей. – Я просто наблюдаю.
- Хорошо, - я смотрю на нее. – Назовем это сомнением, ладно?
- Ох, - она опять вздыхает. – Опять одно и тоже.
- Признайся, что оно есть, - требую я.
- Нет.
- Неправда.
- Правда.
- Тогда почему ты так реагируешь на мои слова? – повышаю я голос.
- Потому, что это глупости, - она резко встает.
Я остаюсь сидеть. Она не выдерживает моего взгляда и опускает глаза.
- Да, я боюсь, - подтверждает она.
- Когда мы вместе, ты меньше боишься?
- Да, - садится. – Но потом опять начинается.
- Ты понимаешь, - осторожно начинаю я. - Что мы сможешь преодолеть все только, если не будем замыкаться? Ты же требуешь от меня откровенности. Будь откровенна со мной.
- Но ты же…
- Чужой? – мне становится больно.
- Нет, - ее рука снова в моей. – Просто… просто мне трудно.
- Знаю. И понимаю. Давай попробуем справиться вместе?
Начинает идти снег. Крупными хлопьями, сверкающими в свете фонарей. Я смотрю в ее глаза. Провожу ладонью по ее лицу, аккуратно смахивая несколько снежинок.
- Я хочу тебя, - говорит она мне.
- Пойдем? – встаю и галантно предлагаю руку.
- Пойдем, - игнорирует она протянутую руку. – И мы и сами могём. Если что.
…
Продавщица весело улыбается:
- Как всегда?
- Конечно, - мне не до веселья, но я улыбаюсь.
Наши отношения опять натянуты. Из-за звонков ее прежнего парня. И она по-прежнему отстраняет меня от происходящего.
С этими мыслями захожу в подъезд, нажимаю кнопку лифта. Двери раздвигаются. Внутри нажимаю кнопку последнего этажа.
Тихо, привычно стараясь не шуметь ключами, открываю входную дверь. В коридоре кладу сумку с продуктами на табурет и тут слышу его.
Звук повторяется, и мне становиться холодно – это стон. В нем столько боли и горя, что он парализует, заставляя забыть обо всем.
Помотав головой, тихо подхожу к маленькой комнате, служащей нам спальней, и осторожно заглядываю.
Стена возле изголовья кровати забрызгана кровью. На покрывале лежит она, улыбаясь страшной гримасой, каждая деталь которой вгрызается в голову. Вместо одного глаза – дыра, второй застыл неподвижно, выражая странное недоумение.
На полу, скорчившись и обхватив голову руками, стонет парень. Чуть поодаль валяется пистолет.
Я делаю несколько шагов внутрь, поднимаю оружие. Верчу в руках, вытаскиваю обойму. Вставляю ее обратно и взвожу курок. Мыслей нет.
- Я не хотел, - подает голос парень.
Он смотрит на меня, во взгляде можно прочитать все: боль и страх, ненависть и даже надежду.
- Я не хотел, правда, - повторяет он. – Я пришел только поговорить!
- Да? – удивляюсь я и навожу на него оружие.
- Да! – выкрикивает он. - А она смеяться начала. Издеваться. Тогда я показал ей, что у меня пистолет есть. А потом…
Он опять стонет и резко поднимает голову:
- Не убивай меня.
- Поздно, - я равнодушно пожимаю плечами и дважды стреляю ему в лицо.
Парня буквально швыряет на пол, руки сгибаются, расслабляются и он замирает. Его кровь смешивается с ее.
Подхожу к нему:
- Поздно, - повторяю я.
Еще четыре раза нажимаю на курок. Его тело дергается, когда в него попадаю пули. Если бы я мог, то каждый раз убивал бы его заново.
Становится очень тихо. Оглядываю спальню, подхожу к тумбочке и беру свой органайзер. Тупо смотрю на оружие в другой руке и кладу его в карман пальто.
С улицы доносится нарастающий звук сирен: скорее всего, вызванные соседями после выстрела парня. Напоследок бросаю взгляд на кровать и, стиснув зубы, ухожу. Я знаю, куда мне идти.
Нам так нравилось гулять по набережной.
7.
Я отворачиваюсь от парапета и делаю несколько шагов в сторону дороги.
- Не двигаться! Бросьте оружие, поднимите руки и не двигайтесь!
Их много. Они стоят, прикрывшись своими машинами. Чуть поодаль стоит автобус. Из него торопливым потоком выливается группа захвата. В стороне блеснул оптический прицел снайпера.
- Повторяем: бросьте оружие, поднимите руки и не двигайтесь! Мы не хотим, чтобы кто-нибудь пострадал.
Я улыбаюсь и делаю еще шаг. К ним. Большим пальцем ставлю пистолет на предохранитель, - мне тоже не хочется, чтобы кто-нибудь пострадал, - и вытаскиваю его из кармана.
- НЕ ДВИГАТЬСЯ! – мегафон хрипит, не выдерживая крика.
Наступает тишина. Медленно вытягиваю вперед руку с оружием.
Выстрел разрывает воздух. Еще один. Я опускаю вдруг отяжелевшую голову и вижу две дырки в пальто. Из одной вырывается струйка крови. В глазах резко темнеет, и я падаю. Ниже асфальта, ниже центра Земли. Меня обдувает холодом, как на сквозняке. И возникает ее лицо: оно серое и быстро темнеет, сливаясь с чернотой вокруг. Холодно.
- Закрой окно, солнышко, - думаю я. – Просто закрой…
Автор благодарит Юлю Миронову за интересную переписку.