Случались ли с Вами когда-либо истории, изменившие Ваше мировоззрение? Подобно молнии, пронзавшие Вас и озарявшие Ваш рассудок? Да? Тогда Вы должны меня понять, уважаемый читатель. Хочу поведать Вам одну подобную историю, произошедшую со мной. Если же Вы не склонны к таким происшествиям и взяли эту книгу в поисках легкого послеобеденного чтива (что ни в коей мере не зазорно), то мой Вам совет – отбросьте её куда-нибудь, сплошные расстройства случатся и колики желудочные…
Было время, когда, увлекшись работой, я перестал своевременно отдыхать и питаться, что крайне отрицательно сказалось на моём самочувствии. Спохватившись, я начал посещать выдающихся врачей, но никаких конкретных выводов о моем состоянии сделано не было. Слишком неясная симптоматика. Вероятно, общее переутомление организма. Доктора наперебой советовали подправить здоровье, отдохнуть месяц-другой на берегу моря или в горах. Из множества предложенных вариантов я остановился на старинном портовом городке *** . Это местечко порекомендовал мне мой приятель, по профессии ботаник. Среди всех прочих его достоинств выделяется неумолимая тяга к путешествиям. Он всю жизнь свою открывал новые горизонты как в науке, так и в буквальном смысле, принимая участие во многочисленных длительных экспедициях, изобилующих немыслимыми опасностями, что мне – домоседу казалось бездумным риском и ненужными прихотями (в тайне я, несомненно, завидовал его безрассудной смелости). Такие люди, как мой приятель – новаторы, лишенные инстинкта самосохранения двигают вперед всё человечество (сколь бы абстрактным не казалось Вам это понятие).
Впрочем, я отвлекся. Городок, в который я собирался направиться, лежит на южной оконечности *** - го материка, там, где побережье причудливо изрезано, образуя бесчисленное количество маленьких бухточек. В самой прекраснейшей из них и скрывается этот небольшой, но процветающий порт. Острые неприступные скалы ограждают его западную окраину, а на восток, вплоть до самого горизонта простираются холмистые равнины, по которым с древних времен пролегали торговые пути. Это маленький мирок со своими законами и правилами, в определенной степени, отличными от привычных мне представлений о мире. Мне предстояло погрузиться в него на пару месяцев, оставив все свои заботы и хлопоты, растворившись в размеренной жизни отдыхающего (доктора настаивали на полном отречении от будничных дел и соблюдении предписанного режима дня).
Не стану описывать все дорожные тяготы, скажу лишь, что дорога, без сомнения, до крайности утомила меня, а потому отыскав рекомендованную гостиницу, я погрузился в длительный и крепкий сон. Гостиница располагалась в двухэтажном здании из какого-то светлого камня. Тесноту моего номера компенсировал роскошный балкон, заставленный глиняными кадками с цветами, цветение которых сопровождало меня на протяжении всех двух месяцев пребывания там. Они расцветали, сменяя друг друга, расцвечивая светлые стены балкона и оттеняя мою легкую тоску. В душные часы сиесты я мог прятаться от знойных лучей в комнате, а теплыми вечерами, когда солнечный диск скрывался за скалой, сидеть на балконе в плетеном кресле и писать то, что потом частично вошло в этот рассказ, а частично было потеряно на обратном пути. Хозяйкой была добродушная улыбчивая женщина с пышными формами. Она, без сомнения, была рада видеть у себя нового постояльца в моем лице, так как все десять номеров гостиницы редко заполнялись одновременно: большие корабли никогда не заходили сюда, лишь рыбацкие шхуны теснились у причалов, придавая особый колорит этому городу. Ей помогали в хозяйстве трое сорванцов – её сыновья (как я потом узнал, по странному стечению обстоятельств у нее рождались одни лишь мальчики, всего их было пятеро, двое старших были рыбаками, подобно двум третям мужского населения, не исключая и их отца). Отдавая должное местному гостеприимству, скажу лишь, что, хотя и в биографии моей не встретишь много путешествий (как уже упоминалось выше, я – типичный домосед), но радушие обитателей этого уголка поразило меня.
Первая неделя прошла безо всяких происшествий. Я, привычный к постоянному ведению дел, ощущал дискомфорт и не находил себе места. Стараясь как-то заполнить внезапно образовавшуюся пустоту во времени, я поставил себе цель: получше узнать город. Яркое солнце по утрам пробуждало меня и манило на улицу.
Большинство зданий там одно- или двухэтажны, практически все они построены из светло-желтого камня, который, по-видимому, добывается где-то неподалеку. Местный климат способствует произрастанию самых диковинных растений (по всей вероятности, именно они в своё время и привлекли внимание экспедиции, в состав которой входил мой приятель). Стены многих домов увиты ковром плюща, темно-зеленого с мелкими светлыми прожилками. Много патио, в которых царит приятная полутень; дворики заполнены разнообразнейшими цветами. Я до сих пор не уверен, но мне кажется, что цветы эти произрастают сами по себе, подобно сорнякам.
Как я уже упоминал жители там приветливы и охотно вступают в разговоры (надо отметить, что я по роду своей деятельности знаком с несколькими языками и один из них многие местные жители неплохо понимают и вполне сносно способны разговаривать на нем). Таким образом, у меня была возможность порасспросить их об истории города и все проблемы связанные с ориентацией легко решались. Теплый климат обусловил смуглый (но не очень темный!) оттенок их кожи и преимущественно черные волосы.
Самое шумным местом оказался порт, около него располагался рынок, всегда заполненный свежей, соленой, вяленой рыбой. Океан щедро отдавал своих обитателей в обветренные и мозолистые руки рыбаков. Никогда прежде я не встречал такого разнообразия: рыба множества видов, различающаяся также способами обработки, лангусты и многие другие существа, неизвестные мне.
С самого раннего утра порт заполнялся людским шумом и мельканием разноцветных одежд. На рассвете причаливали рыбацкие суда, вернувшиеся с ловли кальмаров, в это же время в океан уходили другие шхуны. Просоленный ветер шелестел в посеревших от времени парусах, перетряхивал смоль волос, заигрывая с локонами молоденьких девушек, идущих за покупками рано поутру; заглядывая в лукавые лица, перебирал складки длинных юбок. Воздух пах солью, смолой, мокрым деревом; в атмосфере носились миллионы других, незнакомых мне запахов, они кружили голову и заставляли меня забыть про работу, погрузиться в неизведанное и расслабиться. Повсюду носились мальчишки всех возрастов, они были заняты на подсобных работах; простое любопытство тянуло их сюда, да надежда подзаработать пару монет перетаскивая свежий улов на рынок. А некоторые из них уже в довольно юном возрасте выходили в море наравне со взрослыми опытными рыбаками. Постоянный гомон и движение – нет ничего удивительного в том, что взгляд мой пал на одну женщину. Подобно заблудившемуся ребенку, медленно блуждала она по своей, одной лишь ей ведомой траектории, бросаясь в глаза, как свежеразрытая земля на цветущем лугу. Одежды её были темны и неприметны, но именно это и выделяло её на фоне блистающей и цветастой площади. Заметил я её на второй неделе своего пребывания, когда, насытившись первыми впечатлениями, стал обращать внимание на детали. Каждый день с утра приходила она в порт, медленно проходила вдоль торговых рядов с распластавшимися на них огромными камбалами, минуя овощные ряды, подходила она к хлебной лавке и покупала несколько круглых буханок свежего, пышущего жаром хлеба. Затем её путь лежал к окраине порта, там, где деревянные настилы заканчиваются, и начинается пологий берег, усыпанный песком и мелкими камнями. Пристально вглядываясь в безбрежную даль, бросала она куски хлеба в волны, призывая чаек, стаями круживших над городом и над морем. Так, скармливая весь свой хлеб ненасытным птицам, возвращалась она, повторяя свой маршрут в обратном порядке.
Я следил за ней, но она даже не обращала на меня внимания. За несколько дней моих наблюдений я изучил её лицо: оно было тронуто вуалью морщин, но не старое, скорее просто очень печальное, уголки губ опущены вниз, красивый тонкий прямой нос, гордо вскинутая голова, маленький подбородок и вечно ищущий взгляд, проникающий через любые преграды, казалось она видит что-то более важное за каждой из привычных вещей, а потому и смотрит так, насквозь. Смотрела она и на меня, кровь останавливала свой ход в жилах моих под воздействием взора её. Но она не замечала меня; так, обычно не замечают мух в летний полдень – их много, но явление это обычное, не достойное излишнего внимания. Темные одежды выделяли силуэт на фоне моря, подчеркивая отчужденность её. Лишь легкая шаль, которую она носила, была украшена цветным узором, но неярким, по-видимому, выцветшим на солнце.
Все последующие дни мою голову занимали мысли об этой женщине. Кто она? Что произошло с ней? И самый навязчивый вопрос: почему она кормит чаек? Заговорить с ней я никогда не решился бы: слишком мелочны были все мои вопросы по сравнению с её молчаливой и надменной скорбью (а я был уверен, что она скорбит). Промучавшись в неведении какое-то время, я словно бы невзначай упомянул её в разговоре с хозяйкой гостиницы (к тому времени мы стали хорошими друзьями и подолгу разговаривали за обедом), с замиранием сердца ожидая отклика. Моя улыбчивая собеседница рассказала мне в ответ, что женщина эта не так стара и, вроде бы, когда-то была помолвлена со своим возлюбленным, но что-то случилось с ним, ведь море иногда опасно, должно быть он утонул, а она с тех самых пор отрешилась от мира и почти не разговаривает. Родители её давно умерли и оставили ей хороший дом с неплохим капиталом в придачу. Больше мне ничего узнать в тот раз не удалось, но, довольствовавшись и этими сведениями, я принялся размышлять. Насколько сильна должна быть любовь, чтобы повергнуть человека в бездну молчания, отрешить от общества себе подобных, возвысить надо всеми? Перебирая эти мысли, я, вдруг, вспомнил, что пока не могу найти ответа на самый мучительный свой вопрос: причем тут птицы, зачем она их отдает им свой хлеб, ведь они-то не останутся без пропитания здесь.
На следующий день, решив раз и навсегда разобраться со своими сомнениями, я направился в порт заученной дорогой. С твердым намерением узнать как можно больше, разговаривал я с рыбаками целый день, пренебрегая предписанным мне режимом. Я искал ответ в этих смуглых морщинистых лицах. Ухмылки и покачивания головами щедро сыпались на меня. Все тщетно! Они все уходили от ответа, скрывая чью-то тайну, оберегая её как свою собственную. И лишь под вечер, напоив одного старого рыбака дешевым портовым вином, я услышал страшную правду. О, лучше бы мне её не знать никогда! Не знаю, почему поверил этому старику, быть может, все сказанное им лишь пьяный бред, а я ввожу Вас в заблуждение, но я почувствовал в тот момент с необычайной остротой, что рассказ его недалек от истины. И вот, что я узнал.
Когда эта женщина была молодой еще девушкой с длинными ниспадающими локонами жгучих черных волос, то была она необычайно прекрасна, и, действительно, был у неё возлюбленный – молодой рыбак, который также был хорош собой. Сильны были их чувства. Но море бывает жестоко, и в один из штормов на берег не вернулся он и еще несколько рыбаков с той же шхуны. Нет смысла описывать горе родителей погибших и моей незнакомки. Оно немыслимо велико. Необъятно. Спустя несколько дней море успокоилось. Утром кто-то из рыбаков обнаружил на берегу разбросанные тела и поспешил сообщить об ужасной находке, по пути встретив героиню моего рассказа, он рассказал и ей. Девушка к тому времени уже почти не разговаривала, но слова его проникли в затуманенный горем рассудок, её и она поспешила к этому скорбному месту в желании последний раз увидеть возлюбленного. Когда люди пришли к месту трагедии перед их глазами стояла такая картина: несколько тел, разбросанных по берегу, неподвижный силуэт девушки и полчища, огромнейшие стаи чаек, поедающих мертвые тела, выклевывающих глаза трупам, чаек, издающих стонущие крики, крики самой смерти. Вы понимаете, что я хочу сказать? Она не шелохнулась, стояла и смотрела, как эти мерзкие птицы поедают тело её любимого.
Люди отвернулись от неё, а она с тех самых пор приходит на тот берег и кормит чаек, покупает хлеб специально для них… каждый день.
О, как ужасна эта правда! И как сильна твоя любовь, незнакомка с печальных берегов! Она намного сильнее, чем думалось мне. Она абсолютна. И абстрактна. Мне не суждено испытать такую же, я в этом уверен. Это удел избранных. Но не счастлива их судьба – быть отвергнутыми обществом – вот их доля, их извечная ноша, их крест. Гордая девушка в черном, для меня ты дороже любой красотки в цветастой широкой юбке. Ты – символ вечности и любви, безбрежной как океан, унесший твоего любимого. Ты навсегда изменила меня, заложив в душу мою частицу любви. И даже если всё это лишь досужие домыслы мои и ты – простая умалишенная, то, какое это имеет значение, теперь, когда благодаря тебе я увидел абсолют.