«Я не знаю, в кого ты стреляешь,
Кроме Бога, здесь никого нет»
БГ.
Вся эта история началась в декабре 26 года…
Алексей Михайлович Крепышев вышел из подъезда своего дома, закурил, поплотнее запахнул пальто и направился к ближайшему продуктовому магазину. На полпути его догнал Евгений Григорьевич Горчинский, взял под руку.
- Здравствуй, Алексей Михайлович, - воскликнул он.
- Добрый день, Евгений Григорьевич, - ответил Алексей Михайлович.
- Скажи-ка мне, Алексей Михайлович, куда это ты без носок топаешь?
Крепышев посмотрел вниз, ботинки были одеты «на босу ногу», из-под пальто выглядывали пижамные штаны и голые лодыжки.
- Эт-то я, Евгений Григорьевич, в магазин топаю, у меня, понимаешь, чай прекратился.
- Прекратился! – с трагическим видом ахнул Горчинский. – Иссяк! Ай-яй-яй. А что это ты, Алексей Михайлович, куришь такое? Не сигарету ли?
- Ее, - подтвердил Крепышев.
- А нет ли у тебя еще одной такой же для меня?
- Найдется, - подумав, ответил Крепышев и вытащил из правого кармана пачку с последней сигаретой.
- Гляди-ка, - заметил Горчинский, прикурив, - сигареты у тебя тоже прекратились. Мне думается, это знак, что нам бы с тобой свернуть сейчас и направиться прямиком в гости к Сергей Брадобреичу. А?
Крепышев остановился, несколько секунд поразмыслил и круто свернул направо.
- А что, - предположил он задумчиво, - у Сергей Никанорыча, небось, и водочки бы откушать недурно.
- По желанию, Алексей Михайлович, по желанию, - ухмыльнулся Горчинский, входя в подъезд. – Сергей Пианиныч – человек огромнейшей, так сказать, широчайшей души.
Из-за массивной железной двери донесся детский голосок: «Кто там?», на что Горчинский торжественно объявил: «Дядя Женя с Алексеем Михайловичем!». Клацнул замок, дверь отворилась, на пороге обнаружился мальчик лет десяти.
- Здравствуй, Вассесуарий Сергеич! Здоров ли ты? Дома ли твой достопочтенный отец? – воскликнул Горчинский.
Мальчик недоверчиво оглядел пришедших с головы до ног. Взгляд его остановился на крепышевских ботинках, брови взлетели вверх.
- Пап, тут Горчинский с Крепышевым приперлись. Впустить? - проорал он и сразу же исчез в недрах квартиры, добавив оттуда. – Сам ты Вассесуарий.
- Н-да… - только и смог сказать Алексей Михайлович.
Они вошли. В квартире вкусно пахло жареным мясом, какими-то пряностями и праздником. На встречу к ним вышел из кухни Клетнев, вытирая руки о заляпанный жиром фартук.
- Чему ты ребенка учишь, Раздолбай Грубияныч?! – возмутился Горчинский.
Клетнев тоже оглядел их с головы до ног, игнорируя выпад Горчинского, произнес задумчиво:
- И вправду приперлись. Ты чего в пижаме?
- Да я, понимаешь, в магазин шел, - смущенно ответил Крепышев, - за чаем…
- Прекрати перед ним оправдываться, - оборвал его Горчинский. – А ты!.. так ты встречаешь лучших друзей! Я ухожу, - он повернулся к выходу, но остановился. – Впрочем, сначала я требую компенсации морального ущерба. Не меньше ста.
- Рублей?!
- Грамм, - с достоинством поправил он.
Клетнев прищурился, словно прикидывая в уме, соответствует ли затребованная компенсация ущербу, потом махнул рукой.
- Черт с вами, раздевайтесь, заходите.
- То-то
- Леша, я тебе звонил, где шляешься?
- Мне телефон отключили, - ответил Алексей, с трудом стаскивая ботинок с голой ноги.
- За что? – удивился Клетнев.
- За неуплату, - пожал плечами Алексей. Они прошли в зал, посреди которого был расставлен большой стол. – А что за торжество?
- У Сашки День рожденья.
- Слушай, а мы без подарков, – встрепенулся Крепышев. – И в таком виде…
Горчинский хитро ухмыльнулся.
- Это ты без подарка, - он показал какой-то пестрый сверток, - и в таком виде.
- Так, ты знал?! Сволочь! Серега, я пойду, домой схожу, переоденусь.
- Кто на тебя смотрит? – отмахнулся Клетнев. – Так, посидим втроем по-холостяцки.
Он достал откуда-то бутылку водки, свинтил крышечку, поставил на пустой еще стол и пошел на кухню за рюмками.
- Вассесуарий! – позвал Горчинский. Из детской высунулась веснушчатая физиономия Клетнева-младшего. – Поди-ка сюда, короед, - Саша осторожно приблизился. - Слушай. Вышеупомянутые Горчинский с Крепышевым от души поздравляют тебя с очередным знаменательным событием в твоей жизни, желают всего, чего желают в подобных случаях, и имеют честь вручить тебе этот замечательный…
- Шнурок, - подсказал Крепышев.
- Какой шнурок? – не понял Горчинский. – При чем тут шнурок? Ты меня с мысли сбил! В общем, держи, это от нас с дядей Лешей.
- Спасибо, - сказал мальчуган, схватил сверток и снова исчез в детской. Спустя несколько секунд оттуда донеслось.
– Сам ты – Вассесуарий.
Евгений широко улыбнулся, произнес тихо: «Орел!». Вернулся Клетнев, неся три рюмки и тарелку с нарезанным кружочками лимоном, колбасой и сыром.
- Приступим, - объявил он, и они приступили.
Через полчаса выяснилось, что «посидеть втроем по-холостяцки» - понятие довольно условное. Пришел Виталик Борзунов, супруги Кузьменко со всем выводком, Боря Чуднов с подругой и т. д. Потом Алексей перестал считать гостей, во-первых, потому что алкоголь начал действовать, а во-вторых, потому что многие из них были ему незнакомы. Каждый вновь пришедший не брезговал тем, чтобы громко поинтересоваться : «А чего это наш профессор в пижаме?». Принесли горячее, пустые бутылки на столе сменялись полными, сновали туда-сюда чьи-то дети, кричали, ссорились, кто-то умиленно восхищался: «Сашка, какой ты большой вырос! Скоро жениться уже!». Снова кто-то пошутил насчет пижамы, и Алексей натужно улыбнулся. «Ничего вы не понимаете, - кричал Женя, - человек сюда отдохнуть пришел!». Взрыв хохота. Кто-то панибратски хлопнул Алексея по плечу. Он встал, все так же улыбаясь, нашел глазами Сережу Клетнева, подошел и тихо сказал ему на ухо: «Серег, пойду я, а? Чего-то мне не по себе». Либо Клетнев не расслышал, либо не обратил внимания, и Алексей беспрепятственно вырвался из душной шумной комнаты в тихую прохладную прихожую, надел пальто, натянул уже один ботинок, когда услышал чьи-то шаги, поднял голову и замер с открытым ртом и со вторым ботинком в руке. На пороге кухни стояла незнакомая очень красивая девушка, смотрела на него и улыбалась. Раздался приглушенный вопль: «Профессора! Профессора мне упустите!». В коридор вылетел красный, разгоряченный и пьяный уже Женя Горчинский.
- Ага-а! – вскричал он. – Удираешь, короед?
- Да я… - вяло начал оправдываться Алексей. – Вот.
- Что, вот? – не понял Горчинский. – Не чуди, профессор, веселье только начинается. Идем.
Алексея снова усадили за стол, сунули в руку рюмку и заставили выпить. И вдруг все встало на свои места. Он опьянел и сразу же затеял спор с каким-то молодым человеком, видимо, студентом – очень уж тот был похож на студента. Алексей их безошибочно определял.
-…Называйте это как хотите, но оно есть - ревел Алексей.
- Простите, - отвечал студент, - но лично я верю лишь тому, что вижу собственными глазами, а ваше…
- Значит, вы не верите в магнитное поле?
- Ну, почему же?..
- Но вы же его не видите!
- Я вижу результаты его деятельности, а ваше, так называемое, поле никак себя не…
- Чушь! Мы постоянно с ним взаимодействуем. Вы просто этого не ощущаете.
- Каким образом?
- Очень просто! Представьте себе базу данных, из которой берется… алгоритм для какого-нибудь… действия, а потом туда же записывается результат. Там вся информация вплоть до порядка движения молекул в водке, которую вы только что выпили…
- И все это витает в воздухе, - рассмеялся студент.
- Смейтесь, смейтесь. Я вам докажу.
- Как?
- Я найду его и расшифрую. Мир безо лжи! Запишу на пленку и покажу вам в любой проекции, как вы онанируете в душе…
- Леша, - предостерегающе повысил голос Клетнев.
За столом зашевелились в предчувствии скандала, но студент по-прежнему улыбался, хотя и несколько напряженнее. Наверное, мало выпил, заключил Алексей.
- Сережа! Скажи, найдем мы с тобой эту чертову базу данных?
- Найдем! - пьяным голосом заорал с другого конца стола Горчинский, ухватив обрывок фразы.
- Найдем, - продолжал Алексей, - дай только срок! Расшифруем? Расшифруем, было бы оборудование! Я вот сейчас сяду и нарисую, как мы ее найдем. Дай мне, Сергей Парамоныч, карандаш!
- Нарисуйте, - студент протянул ему авторучку.
Алексей схватил салфетку и...
- Который час, - сипло спросил Крепышев, но ему никто не ответил. – Ну, вот, блин, сходил в магазин за чайком.
Он лежал на полу в полуметре от дивана, на котором под пледом едва угадывалось сложное переплетение человеческих тел. Откуда-то доносился надрывный храп. Что-то было надето у Алексея на голове. Он протянул руку, стащил предмет, поднес к глазам и выругался. Это был бюстгальтер.
- Ученые, - бормотал Алексей, поднимаясь, - интеллигенты… свиньи, а не интеллигенты.
- На себя посмотри, - донесся из-под дивана голос, явно принадлежавший Горчинскому.
Крепышев вышел на кухню. На столе обнаружилась недопитая бутылка водки, он налил в кофейную чашечку – все рюмки куда-то исчезли – собирался было выпить, но тот же голос остановил его.
- Стой, - сказал Горчинский. Он достал вторую чашечку и тоже налил водки. – С добрым утром.
- Юродствуешь?
Они выпили, поглядели друг на друга и молча стали собираться. Выяснилось, что один ботинок Алексея на его ноге, а второй бесследно пропал. Обнаружился он, в конце концов, на лестничной площадке. Напоследок они решили заглянуть к Клетневу в комнату и пожелать ему тоже доброго утра. Клетнев был не один. Из-под одеяла глядела на Алексея большими испуганными глазами та самая незнакомая девушка, которую он видел вечером на пороге кухни.
- Простите, - тихо сказал он и вышел, прикрыв дверь. Ему стало вдруг очень горько и страшно, захотелось стать совсем маленьким, чтобы можно было зареветь и броситься наутек, подальше от этого места, где так обидно, от этой идиотской жизни, наполненной пустотой.
На улице было холодно. Алексей сразу застучал зубами, в такт ему застучал Женя Горчинский.
- Т-ты зач-ч-чем моему п-п-племяннику м-морду н-н-набил?
- Эт-то к-которому? – равнодушно поинтересовался Алексей. – Ст-т-туденту, чт-т-то ли?
- Аг-га.
Алексей поглядел на свои руки, костяшки были сбиты.
- З-з-значит, б-было за чт-т-то, - они вошли в магазин, стало значительно теплей. – Слушай, может, пойдем ко мне, погреемся, а? Чаю сейчас возьмем… или еще чего.
Горчинский помялся.
- Нет, пойду домой. Лелька, наверно, совсем обиделась.
- Ага… Ну, давай.
- Давай… - Горчинский неуверенно переступил с ноги на ногу, потом развернулся и вышел.
Алексей Михайлович Крепышев купил пачку чая, сигарет и отправился домой, где ждала его немытая посуда, застиранное белье…
Он проснулся от звонка. Вскочил, сорвал с телефона трубку и захрипел:
- Алло, Кобы… Тьфу! Крепышев слушает.
Трубка безмолвствовала.
- Алло, говорите.
В дверь позвонили. Алексей хлопнул себя по лбу, выругался и отправился в прихожую. За дверью стояло семейство Клетневых в составе двух человек.
- Саня, - распорядился Сергей, - пойди на кухню, приготовь нам с дядей Лешей кофе.
- У меня нет кофе, - мрачно заметил Крепышев.
- Зато у нас есть, - деловито ответил Саня.
Клетнев-старший взял Алексея под руку и увлек в комнату.
- Ну-ка, братец, - сказал он, вываливая из кармана кучу салфеток, исписанных какими-то каракулями и рисунками, - ответствуй, что это такое?
Алексей ковырнул кучу пальцем и ответствовал:
- Видимо, салфетки. Испорченные.
- Эт-то я, брат, и без тебя вижу. Ты мне скажи, что ты на них намалевал.
- Я? Слушай, Сергей Бармолеич, я пьяный был в ноль, чего ты от меня хочешь? Ну, поимпровизировал маленько…
- Маленько?!
- Так, ведь драку я уже в бессознательном состоянии учинил.
Клетнев ненадолго задумался.
- Ты помнишь, вообще, что ты там про эту «нулевую дорожку» тер?
- Нет, не помню… это ведь так, для поддержания разговора. Я же, Вован Стаканыч, ученый, блин, как-никак, реалист, мне в мистику лезть позорно.
Клетнев встал и заходил по комнате. Заглянул Сашка.
- Дядь Леш, а можно печенье.
- Ни в коем разе! – завопил Алексей. – Полож, где валялось!
- Бери, сынок, бери. Дядя Леша шутит, - сказал Клетнев задумчиво.
Саша вопросительно посмотрел на Алексея. Тот улыбнулся.
- Кушай, заяц.
- Спасибо. Сейчас кофе принесу, - Саша снова скрылся на кухне.
- Хозяйственный, - довольно произнес Алексей.
Клетнев нахмурился.
- Н-да, хозяйственный… Речь не об этом. В мистику, говоришь, лезть позорно? Тогда нам с тобой обоим позор, потому что мы с тобой, Леша, лезем в мистику.
Он сел в кресло. Брови Алексея взлетели.
- Ты чего, Стаканыч, серьезно?
Вошел Клетнев-младший, поставил на табурет две чашки густого, дымящегося кофе.
- Серьезней некуда. Ты хоть бы поглядел свои писульки.
Крепышев шумно сглотнул слюну, неуверенно взял одну салфетку и стал читать. Потом еще одну. И, наконец, отложив последнюю, заявил:
- Бред, - подумав, улыбнулся и добавил, - Но красивый бред. Иногда на меня накатывает.
Клетнев отхлебнул из чашки.
- Идея, сама по себе, многого стоит, а найдем мы что-нибудь или нет – вопрос второстепенный.
- Пальцем в небо, Сережа, - серьезно сказал Крепышев. – Представь, какие мощности нужны, чтобы сделать вот это, - он ткнул пальцем на салфетки. – А куда мы их за… и какую фигу нам оттуда покажут? Если хоть что-нибудь и этого соответствует действительности, будет практически зеркало. К тому же, во-первых, это не для нашей техники. Во-вторых, это мистика, Сережа! Информация в свободном виде – это бред сумасшедшего, информации нужен носитель. Посмотри трезво! Мы не можем основываться на пустых фантазиях!
Наступила тишина. Клетнев сверлил Крепышева взглядом из-под прищуренных век.
- Все? – спросил он.
- Все, - ответил Алексей.
- Тогда тема закрыта. Пей кофе.
- Спасибо, - буркнул Алексей. Ему хотелось еще продолжать говорить, рассуждать, убеждать, орать, брызгать слюной. Но говорить здесь было больше нечего, Клетнев и без него все это понимал, и Клетнев уже решил для себя, что найдет это чертово поле и расшифрует его. И справится без него, Крепышева, доморощенного гения.
- Кстати, почему ты назвал это «нулевой дорожкой»? – поинтересовался Сергей.
- Я? – удивился Алексей. – Не знаю… не помню. Наверное, термин понравился. Ну, «ноль» – свободное состояние информации, ничто, а дорожка – это как носитель… затрудняюсь ответить точнее.
- Ну, что ты, ответ исчерпывающий, - Сергей весело улыбался.
- Тут ведь я так считаю, - Алексей уже завелся, - что для нее не существует течения времени, поэтому она содержит не только то, что для нас, для тебя, скажем, и для меня уже произошло, но все вообще. То есть, все в мире движется по нотам, кем-то уже придуманным, по тщательно просчитанной схеме. Однако, это приводит нас к банальному понятию «судьба», а это уже как-то… ненаучно. Но вот, предположим, мы получаем доступ к данным «нулевой дорожки» и, соответственно, к знанию будущего и знаниям будущего. Получив доступ к чтению данных, какую цель мы перед собой ставим? Научиться изменять содержимое «дорожки», правильно? Мы просто заглядываем, куда надо, и узнаем, как это делается…
- И тогда вся схема летит в тартарары, - заключил Клетнев.
- Мы можем изменять будущее, настоящее и прошлое! Мы можем менять себя в угоду себе. Тогда мы переходим на качественно новый уровень – уровень БОГА.
Комната, казалось, была вся пропитана торжественностью, с которой были произнесены эти слова, только что не сверкали молнии. Даже десятилетний Саша перестал хрустеть печеньем и слушал раскрыв рот. И не менее торжественно прозвучали слова Клетнева:
- Так, помоги мне сделать человека Богом.
«Сделка заключена, - решил Крепышев. – Сделка с Дьяволом, только мы этого еще не поняли до конца».
- Разработай мне теоретическую модель, рассчитай с точностью до миллиона вариантов, дай мне основу, фундамент, и принесу тебе твою «нулевую дорожку» на блюдечке с голубой каемочкой, - глаза Сергея горели, руки тряслись, голос срывался на крик. Таким Алексей его еще не видел.
Но стоило им перейти к обсуждению практической части, все это испарилось, Сергей стал спокойным, деловитым, уверенным. Казалось, он уже знал, куда он пойдет, где и что он достанет, и уже прикидывал, как ему пользоваться тем, что он в итоге получит, властью Бога.
Через четыре месяца, в апреле 27 года, была создана «тринадцатая группа», группа ученых во главе с Сергеем Вениаминовичем Клетневым, занимающаяся той самой «нулевой дорожкой», ставшей в последствии притчей во языцех, несмотря на то, что все исследования были засекречены. Алексей Михайлович Крепышев в эту группу не вошел. Более того, о том, что именно он разработал теорию «нулевой дорожки», знал только сам Сергей Клетнев и еще двое сотрудников «тринадцатой группы»: Ольга Николаевна Клетнева и Евгений Григорьевич Горчинский. Причиной этому стал разговор, произошедший на квартире Клетневых в феврале 27-го.
- Валерьяныч, водка остывает! – крикнул Горчинский.
- Иду, - донеслось из кухни.
Крепышев сидел в кресле, нахмурившись, и о чем-то напряженно думал. Горчинский потрепал его по плечу.
- Не грусти, Леша Михайлович, - весело сказал он. - Сейчас тяпнем, и все устаканится. Водка сты-ыне-ет!
Вошел Клетнев, с довольной физиономией плюхнулся в кресло напротив Крепышева.
- Улыбнись, ангел мой, только что звонил Федоров, дал добро. Можно пить и гулять! Ура!
Но Алексей нахмурился еще сильнее.
- Ты чего, Лешка?
- Оставь его, Сигизмунд Мухоморыч, - остановил Горчинский, - две рюмки, и он как новенький. Давайте.
Они чокнулись и выпили. Алексей начал говорить, даже не закусив.
- Чем дальше, тем больше я верю в существование «нулевой», но… - он запнулся.
- Но? – Сергей перестал жевать. – Договаривай.
- Тем больше я убеждаюсь, что нам нельзя к ней прикасаться, Сережа. Пойми, Бог – может быть только один, все остальное – анархия. Ты уверен, что люди готовы стать богами?
- То есть?
- То есть, это мы с тобой правильные, добрые и благородные… и то еще неизвестно. А сколько подонков могут дорваться до власти над миром? Об этом мы не подумали. Оглянись назад, история говорит, что все войны испокон веков велись за власть. Мы не готовы стать богами, потому что мы еще люди. Война на том уровне, на котором она может вестись, открой мы «нулевую», уничтожит мир. И это уже не шутки, Сережа.
Клетнев покачал головой.
- Что же ты предлагаешь?
- Прекратить исследования.
- Нет, - отрезал Сергей.
- Неужели ты не понимаешь, чем это грозит всем нам, всему миру?! – закричал Алексей, сорвавшись.
- Я понимаю, - Сергей вскочил и заходил по комнате. – Я понимаю даже больше чем ты можешь себе представить. Я понимаю, что то, что мы начали… то, что ты начал, уже нельзя остановить! И именно мы не можем сейчас бросить начатое. Именно мы должны довести дело до конца, чтобы не позволить добраться до власти подонкам!
- Тебя даже не спросят, позволяешь ты или нет! У тебя ее заберут, потому что ты не Бог, ты – человек, потому что ты еще не умеешь быть Богом. А они, подонки, только и думают об этом, они каждый день тренируются на чучелах. Чтобы не позволить им, нужно самому стать подонком!
- Тогда я стану! – процедил Клетнев зло.
- Ребята, хватит, а? – робко подал голос Горчинский. – Давайте выпьем…
- Становись, - так же зло прошипел Крепышев, - но без меня. Изволь не упоминать моего имени в своих отчетах. Я не имею к этому никакого отношения. Запомни! Запомнил? И никакого Клетнева я знать не знаю!
Алексей пулей вылетел из квартиры, громко хлопнув дверью.
Такова была их последняя встреча. Возможно, ссора эта во многом носила личный характер, потому что ни для кого не было секретом, что Крепышев в то время был влюблен в будущую жену Клетнева, Ольгу.
В июле того же года был на практике проведен первый эксперимент по выявлению «нулевой дорожки». Для первого его можно было назвать удачным: проявился эффект «зеркала». Громадный выброс энергии, в несколько раз превышающий количество затраченной, почти до основания уничтожил находящуюся в нескольких десятках километров от лаборатории обсерваторию. К счастью, обошлось без жертв. Разгоревшийся скандал чуть было не привел к отставке Клетнева и закрытию проекта, но каким-то чудесным образом все обошлось.
Еще через два месяца «тринадцатая», действуя на свой страх и риск, повторила эксперимент. На этот раз результаты были более чем неблагоприятными. Именно в это время Алексей Крепышев в Петербурге получил телеграмму следующего содержания: «Клетнев погиб. Похороны 23.09. Приезжай. Евгений». На похороны он не поехал.
«Тринадцатая группа» лишилась руководителя и была расформирована. Все исследования по проекту с кодовым названием «Вавилонская башня» были прекращены. Однако, все-таки был втайне проведен еще один, последний эксперимент. Провел его, внеся кое-какие изменения, самый близкий друг Клетнева, Евгений Горчинский, после чего исчез, уничтожив все материалы исследований, расчеты и оборудование, оставив лишь отвлеченную, ничего не объясняющую и не доказывающую, схему «нулевой дорожки».
Алексей Михайлович Крепышев сидел на лавочке в парке и курил, размышляя о чем-то своем. Рядом присел молодой человек в черной кожаной куртке и вежливо поинтересовался:
- Что это вы курите? Не сигарету ли?
- Ее, - подтвердил Крепышев. Лицо его расплылось в улыбке.
- А нет ли у вас второй такой же для меня? – спросил молодой человек.
- Найдем, - кивнул Крепышев и протянул пачку с одной сигаретой.
- Хорошая уловка, - рассмеялся Горчинский. – Я ведь только теперь заметил. Себе ты вытаскиваешь сигареты из левого кармана, а если кто «стрельнет», «последнюю» из правого.
- Хочешь жить, умей вертеться.
Мужчины крепко обнялись.
- Ну, как ты? Куда пропал? – спросил Крепышев.
- Да так, то там, то сям. А ты как?
- Потихоньку…
Они помолчали. Наконец, Алексей сказал:
- Ну-ну, говори, рассказывай. Ты ведь не просто так пришел, не проведать, ты пришел рассказать мне что-то, правильно?
- А ты проницательный стал, поумнел, - улыбнулся Евгений. – Ну, что же, слушай. Интересно тебе будет услышать, что твоя теория «нулевой дорожки» близка к истине?
Он сделал паузу, будто ожидая ответа, но Алексей молчал.
- Никакой «базы данных», естественно, нет, но… Дело в том, что «дорожка» не отражение нашего мира, она и есть наш мир. Ни один прибор не может ее обнаружить, потому что он является ее частью. Лавка, на которой ты сидишь, пруд, которым ты любуешься, ты сам – все это информация в «свободном состоянии». Дело в том, как ты ее трактуешь. Ты сам истолковываешь себя как физическое тело, мыслящее мозгом. Ты был прав, человек не может стать Богом, потому что это слишком трудно – отказаться от привычных форм, принять то, что у тебя нет рук и ног, чтобы передвигаться по такой устойчивой, такой надежной земле, хватать пищу и запихивать ее в такой реальный постоянно нуждающийся…
- Шнурок, - неожиданно вставил Алексей.
- Шнурок… Да, шнурок… Какой шнурок?! При чем тут шнурок? Не сбивай с мысли. Э-э… постоянно нуждающийся… э-э… желудок! Но даже осознать и принять мало. Мы все и всё, что вокруг нас, и есть Бог, мы – часть его. Браво, мой друг, придумав «нулевую дорожку», ты нашел Бога. Однако, дальше этого ты не пошел, испугался. Не подумай, никто тебя не упрекает, страх присущ человеку, ты и так сделал очень много. И мы тебе очень благодарны…
- Вы? – переспросил Алексей.
- Да, мы. Я и Бегемотыч, - Горчинский показал пальцем.
Алексей обернулся. Справа на этой же лавке сидел с совершенно равнодушным видом Клетнев.
- Добрый вечер... Сережа - промямлил Крепышев.
Клетнев молча кивнул.
- Понимаешь, старик, мы пошли не в том направлении, но оказалось, что это и есть самая короткая дорога, в обход. Мы должны были сделать крюк, иначе нас бы просто расплющило…
- Ладно, хватит, - оборвал Горчинского Клетнев. – Алексей, мы пришли, чтобы предложить тебе помощь. Это не моя инициатива, Женина, он считает, что мы обязаны это сделать. Я же считаю, что ты дойдешь до всего сам. Итак, хочешь ли ты стать Богом? Сейчас.
- Нет, - твердо ответил Алексей. – Я говорил тебе тогда и теперь…
Но там, куда он обращался уже никого не было. Он посмотрел налево. На утоптанной тропинке с обалделым видом стоял дворник.
- Мужик, ты это… у тебя все в порядке? Может тебе «скорую» вызвать?
- Нет, спасибо, - улыбнулся Алексей и поднялся со скамейки.
- Ни фига себе, - продолжал дворник. – Минут десять говорил без передыху… А может, ты наркоман? Э! Может, тебе милицию? А?
Крепышев захохотал и неспешно двинулся по тропинке в сторону дома.
«Да еще и в пижаме! С психушки сбежал! Милиция!» - услышал он за спиной. Но какое до всего этого дело полубогу?
Так закончилась эта история в декабре 26 года… А может вовсе и не так. Ведь вся соль в том, как истолковать прочитанное…