Солнце, выглянув из-за низких облаков, залило тёплым золотом спелое ржаное поле. Ветер шевельнул колосья - рябь и волны понеслись по поверхности хлебного моря. Умиротворённо зашептали деревья у самых его берегов. Запах свежести закружил голову, перебивая мазутную вонь, и взгляд упорно не хотел опуститься от синего неба к чёрным рычагам, рукояткам и педалям...
- Заводи!
Танк заревел, расстреляв выхлопом тишину.
Девятнадцать других завелись почти одновременно.
- Ну, Бог Христос, помогай, если ты есть!
Миша захлопывает люк, он напряжен, его губы что-то шепчут...
Из танка мало что можно увидеть...
Близкие разрывы снарядов, тряска, гул, вонь и жара, дым, вкус крови во рту... Только крики-команды имеют значение - влево-право-вперёд-стой! Прибавь скорость! дави!
Снаряды рикошетили, внутрь сыпались мелкие осколки, впиваясь в лицо и руки, но танк не горел, он защищал!
Миша в ужасе перед огнём и осколками сжимался на тесном водительском кресле... но нет - опять и опять танк не сдавался, и Михаил осознавал, что всё ещё жив, всё получается - его танк действительно «разит огнём» и в «блеске стали»...
Когда вдруг сзади ударила волна жара, и заглох двигатель, Миша не потерял сознания, но сразу и осознал то, чего, внутренне содрогаясь, ждал с самого начала...
«Горим!».
Он открыл люк над собой. Кашляя, ничего не видя, выполз на горячую броню. Упал на землю, в рожь. Немного отполз от машины, дымящейся чёрным дымом. Поднял глаза на башню - башенный люк оставался прикрытым.
Миша бросился наверх, открыл люк, изнутри клубом повалил дым. Нечего нельзя было увидеть и сделать.
«Чёрт!»
Внутри ребята...
Он опять вполз в танк через свой люк, нащупал в дыму чьё-то тело и вылез с ним наружу. Но даже второй заход сделать не удалось...
- Саша... Саша, ты живой, слышишь меня?..
Во ржи, в дыму, скрывавшем их от врагов, лежали два русских танкиста.
Солнце иногда бросало на них свой недоумённый взгляд, редко пробиваясь к ним. Вокруг дымили иноземные машины с крестами на башнях, и вяло горела влажная рожь.
Им на двоих было чуть больше сорока лет, и один из них был всё ещё жив...
Пушки умолкли...
Поле так и осталось ничьим - ни русские, имевшие на него полное право, ни немцы, пришедшие из-за семи стран, чтобы забрать его себе, не сумели достаточно твёрдо встать на него, чтобы оставить за собой.
Неубранная рожь напоследок безрадостно кивала колосьями - ведь никому не под силу было её собрать, кроме огня...
Чтобы добраться до своих, Мише нужно было пересечь поле.
Как далеко? - оценить расстояние можно было только по прикидкам времени и скорости во время прошедшего боя. А сейчас - во-первых, ему мешал дым, во-вторых, Миша не рисковал поднимать голову над рожью.
Одно было ясно - надо ползти. Теперь, когда почти перестали стрелять, не было смысла отлёживаться в воронке.
Тучи разошлись, но солнце уже падало к горизонту, и длинные тени от дымных столбов тянулись к востоку, как жадные руки. Земля была почти сухая - недавний дождь не сумел как следует промочить её. Но стебли ржи, по которым, пришлось на карачках ползти, вымочили комбинезон - особенно ноги и рукава...
КВ остался далеко позади, но впереди чернели сгоревшие немецкие танки. Миша старательно их обползал. До спасительного леса ещё было далеко.
Он не увидел волны встречного движения, не услышал шороха - а нос к носу столкнулся с кем-то, ползущим навстречу...
Миша и немец только что не столкнулись лбами - оба молодые, оба танкисты, оба чудом выжили в бою, и оба хотели как можно скорей добраться до своих...
Если размыслить, то шансы этой встречи были так неисчислимо малы - Михаил, мой дед, родился в Сибири, пахал трактором поле и никогда за свою жизнь не побывал бы в Германии, где, может быть, почти на таком же тракторе пахал почти такое же, но немецкое, поле тот Ганс, или может быть Фриц.
Но...
Дед даже ещё не достиг возраста, когда ему было бы дозволительно обзавестись семьёй - но его судьба, и судьба этого Фрица, была решена...
Миша оторопел.
Дёрнулся в сторону немец.
Они оба с удовольствием бы сбежали друг от друга, но над обеими висел рок - война, в которой главным были долг или священное право, а не жизнь или какой-то там здравый смысл.
Миша не мог отпустить немца, вздумавшего без приглашения ползти по русскому полю. Не мог струсить перед славянином и спесивый ариец...
У них обоих не было оружия, только у немца оказался в руке нож.
Миша взревел и кинулся на фашиста, в ярости взревевшего в ответ.
Вооружённый ножом немец имел все преимущества. Они столкнулись, Михаил ударил ногой немца, и едва сразу не попал под нож, но ему всё-таки удалось перехватить руку, наносившую удар - и они оба покатились, сцепившись.
Только фашист был сильнее, и Миша оказался на спине. Нож медленно приближался к его лицу.
Немец торжествующе щерился, понимая, что только несколько секунд отделяет его от победы, и, наверное, уже предвкушал заслуженную похвалу от своих командиров и солдат, братьев по крови и оружию, после боя. Кто знает, о чём успел он подумать - Миша, вывернувшись, перевернул его самого на спину, понимая, что второго случая уже может больше не представиться – уж слишком дюжим был фашист - перехватил обеими руками кисть, держащую нож, локтем отжал голову и, увидев незащищённый кадык, вцепился в него зубами. Кровь густо брызнула ему в рот.
Остановился он только тогда, когда тело фашиста перестало дёргаться...
К своим Миша вернулся затемно.
Его заметили:
-Давай быстрей, браток!
Миша дополз. Окровавленный, чёрный, ввалился в окоп, хотел что-то сказать, но его опять, в который уже раз, жестоко скрутило в приступе рвоты...
Дед вернулся с той войны, завёл семью...
У него рано испортились зубы. И он никогда не сомневался, что это из-за гнилой вражьей крови, испробованной им на войне.
май 2002г