Как все начиналось
"Лагерная жизнь" моя началась после первого класса, когда родители, измученные "битвами" первого учебного года, решили, что чаду необходим полноценный отдых на природе и полноценное общение со сверстниками, а им - полноценный отдых без этого самого чада. Решив так, они отправили меня в пионерлагерь на целый месяц! Кошмар! Но уезжая на отдых в "Молодую гвардию" (почему-то все пионерлагеря того времени носили невероятно патриотические имена), я не испытывал никакой грусти, а только интерес. Действительно интересно, что же это за штука такая - пионерлагерь?
Через неделю, в первый родительский день, я предстал перед своими предками с довольной физиономией и весь в пупырьях от комариных укусов. "Молодая гвардия" находилась неподалеку от озера, так что кровопийц в июне было более чем достаточно. Мама поохала, но я успокоил ее, с восторгом пересказывая подробности лагерного бытия, не забывая при этом уминать за обе щеки домашние вкусности, что были привезены родителями, как это водится.
После такого успешного начала ни одно лето не обходилось без моей поездки в пионерлагерь. Еще раз была "Молодая гвардия", потом пошли "Ласточка", "Березка", "Космос" (это наша родимая область) и еще один "Космос" (это уже в Анапе), "Белка" и прочая-прочая. Последним пионерлагерем, где я был в качестве "воспитуемого", стал "Строитель", с современными кирпичными двухэтажными корпусами, расположенный в прекрасном сосновом лесу около станции Никоново, что в сторону Кузнецка. Лагерная жизнь мне нравилась. Лес, речка, свежий воздух, новые друзья - все это неудержимо привлекало. Так что меня можно было назвать "примерным пионером".
После моего расставания со школой лагерная жизнь, что вполне естественно, прекратилась, оставшись только в воспоминаниях, которые вызывали неизменный глубокий вздох и слова: "Хорошее было времечко". Последний лагерь, в котором мне довелось побывать уже обучаясь в "рогачке", был "Октябрьский" - "лагерь труда без отдыха", как его называли в простонародье. В этом лагере у нас проходили двухнедельные военные сборы после первого курса. Но это уже разительно отличалось от "пионерской вольницы". Признаюсь честно, армию после этих сборов я возненавидел жутко. Так что "патриотический порыв", который должны были привнести в наши души эти сборы, пропал, так и не сумев оформиться. Но батя был доволен, потому что две недели сборов согнали с меня все жировые наплывы, что образовались к тому времени. "Вот это парень! - говорил батя, удовлетворенно осматривая меня по возвращении. - Вот это я понимаю!". Я кисло улыбался, чувствуя в желудке невероятную тяжесть после первого домашнего ужина.
Так закончилась мое "пионерлагерное детство". Но воспоминания не оставили меня. Тем более, что учитель физики в нашей "рогачке" Иван Николаевич Чесноков, ставший уже на первом курсе моим хорошим приятелем (несмотря на разницу в возрасте), каждое лето ездил в старый знакомый "Строитель" воспитателем. Встречаясь с ним после каникул, я выслушивал бесконечные истории про смены, ржал над приколами и мечтал снова хотя бы разок побывать в этом самом лучшем изо всех пионерлагерей, через которые мне довелось пройти. И такая возможность мне представилась...
После окончания ПТУ я совершил подвиг. Поступил в педагогический институт. Как мне это удалось, до сих пор остается загадкой. Потому что поступить в институт в 1991 году даже после одиннадцати классов школы уже составляло проблему. А уж что говорить про "рогачку" с ее "азами". Но, невероятным усилием воли я смог пройти через "засеку" вступительных экзаменов, и стал студентом факультета русского языка и литературы, чем вызвал невероятную гордость всего преподавательского персонала родного училища. После нашего ПТУ немногие поступали в вузы. Да и то, это были вузы технического профиля. Чтобы выпускник поступил в гуманитарный - это было что-то.
Иван Николаевич сразу же предложил мне поехать с ним в "Строитель" вожатым после окончания первого курса. Но я отказался. Все-таки первый курс, какой из меня, на хрен, воспитатель. Николаич согласился, но сказал: "Учти, Дёма, после второго ты точно не открутишься". Я отказываться не стал и после окончания второго курса отправился "тянуть нелегкую лямку пионервожатого", которые к тому времени стали называться просто вожатыми, а пионерлагерь "Строитель" приобрел новое определение - "летний детский оздоровительный лагерь". Как ни крути, а слово "лагерь" не вытравишь каленым железом. В качестве вожатого я проработал все оставшиеся три лета учебы. Так что вспомнить есть что.
Заезд
Все заезды похожи один на другой, словно братья-близнецы. Мы добирались до лагеря на электричке, что ходит до Кузнецка. Снимались три вагона, в которые мы и грузились. Это был единственный день, когда электричку подгоняли на первый путь - прямо к высокой платформе вокзала. Шум, гам, суета, толчея, обилие чемоданов и сумок. Встревоженные родительские взгляды, последние напутствия.
- Леша, не забудь, я положила твою зубную щетку вместе с мылом и полотенцем в один пакетик!
- Да, ладно, мам, не забуду, что я, маленький что ли?
* * *
- Оля, ты смотри там повнимательнее...
- Че повнимательнее-то?
- Ну, мальчики там, все такое...
- Ой, мам, вечно ты со своими указаниями пристаешь! Сама разберусь как-нибудь!
* * *
- Наташа, присмотри за Викой. Ведь она первый раз едет. Смотри, чтобы не хулиганила. Косметики чтобы ни-ни. А то я вас знаю...
- Мам! Как я за ней присмотрю? Я же в первом отряде, а она в восьмом будет! Что я - нянька, что ли?
- Не разговаривай в таком тоне с матерью! Сказала, присмотри, значит присмотри...
* * *
- О, Серега! Привет! Ты что, тоже в этом году едешь?
- Ага.
- Да тебе ж уже семнадцать!
- И че? Предки постарались, путевку достали. Да и надоели они мне хуже горькой редьки. А тут свобода...
- Карты взял?
- Обижаешь! Сейчас сварку затеем...
И прочие разговоры. Малышня торопится первыми залезть в вагоны, с кряхтеньем таща на себе сумки. Те, кто постарше, выискивают знакомых, находят их, сбиваясь в отдельные группки, и посматривают на малышню свысока.
- Не мешайтесь под ногами, головастики, - иногда цедит кто-нибудь из них, осаживая не в меру расшалившихся малышей.
Мы собираемся у первого вагона. Здесь весь воспитательский персонал во главе с начальником лагеря. Все едут уже не в первый раз. "Строителю" эти учителя отдают практически каждое свое лето. Вожатые менее знакомые. Мелькают лица тех, кого уже знаешь, как облупленного, по прошлым разам. Приветствуешь их и с интересом разглядываешь новеньких. Они еще неуверенные, с интересом смотрят на всю отъездную неразбериху и держатся поближе к тем воспитателям, которые их "сооблазнили" перспективой такой работы. "Старички" же держатся уверенно, выискивают тех "пионеров", с которыми уже доводилось встречаться, разговаривают с ними, беседуют между собой. Как обычно, ругаются на то, что "вот, опять вожатых набрали сверх нормы, снова зарплату на двоих делить будут". Но это так, больше для придания себе большего веса и серьезности. На самом же деле все рвутся туда, все уже там, в лагере.
Грузимся, размещаемся, устраиваем детей, помогаем рассовать их бесчисленные баулы, сумки и чемоданы. Поехали.
Дорога до Никоново занимает полтора часа. На станциях двери наших вагонов не открываются, так что матерящиеся грибники и дачники сайгаками носятся вдоль состава, выискивая свободное место. Вся эта беготня вызывает невероятное веселье среди ребятни. Комментарии сыпятся как из рога изобилия, те, что помладше, строят рожицы, а старшие разражаются гоготом по поводу особо удачных шуток товарищей. Так и движемся.
Наше обычное место с Николаичем при заездах - тамбур вагона. Воспитатель, как обычно, перед отъездом вечером умудряется "набраться" и теперь с утра мучается от жажды и нехватки свежего воздуха. Так что сидеть в вагоне не очень приятно. А в тамбуре и попрохладнее, и (если стекла побиты) сквознячок. Стоим, курим посматриваем в вагон, выискивая знакомых ребят. Практически все, кто приезжал в прошлом году, едут и в этом. Так и до института могут доездиться в качестве пионеров. Но это и хорошо. Чем меньше новых лиц, тем проще будет работа.
В основном меняются девчонки. Каждый год и каждую смену они новые. Есть несколько "старичков", но их немного - человека три. Вот сидят Ольга Гречишникова и Настя Белова. Эти ездят в "Строитель" начиная с первого класса и проводят в лагере не менее двух смен. Оно и понятно, обе - дочери начальства "Жилстроя", организации, которой принадлежит лагерь. Ольга - та вообще дочь начальника лагеря Нины Петровны Гречишниковой. Немного поодаль "скучковались" и о чем-то шепчутся Вера Панина, Зина Васильева и Наталья Самсонова. Эти тоже из "старой гвардии". Стаж у них поменьше, чем у Ольги с Настей, но тоже солидный.
Парни же, как на подбор. "Гвардейцы", одним словом. Пашка, Витька, Серега, Колька, Женька и Вадим - все они прошли "путь лагеря" от восьмого отряда до первого. Пашка, Витька и Серега уже не школьники, а студенты железнодорожного техникума. Но все равно "детство играет" и они с упорством ездят в "Строитель" каждое лето.
Картинка отряда начинает постепенно вырисовываться. Парней постарше больше нет, так, мелькнула пара незнакомых лиц и все. А это значит, что у нас снова будет "женское царство". Николаич смеется и хлопает меня по спине.
- Снова местных будем из окон выкидывать, как в прошлый раз!
- Блин, Николаич, я что, вожатый или сторож в гареме?
- Хорошо хоть не евнух!
Мы ржем уже вместе. Первый отряд носит название "женского царства" уже очень давно. Почему-то парней в нашем отряде раз-два и обчелся. Максимум - десять человек из двадцати пяти-тридцати "пионеров". Остальные - дамы. Причем дамы в самом бойком возрасте. Пубертатный период - это вам не шырь-шавырь. А это значит, что опять предстоят бессонные ночи по охране женского крыла корпуса, шугание наших "мужиков" и "войны" с местными. Надоело! Но деваться некуда: родители "дам" почему-то считают, что нахождение в лагере для их дочерей в это время гораздо безопаснее, чем под их бдительным присмотром в городе. Эх!
Наконец, добираемся до станции. Низкая короткая платформа, один почерневший от времени дом, гордо именуемый "вокзалом", да одинокий фонарь - все убранство. Выгружаемся. Мужской состав воспитателей и вожатых приступает к загрузке подошедшей лагерной машины чемоданами и сумками "пионеров". Все это делается для того, чтобы малышам не тащить свои вещи на себе до лагеря. Дорога до него занимает десять минут пешком. Выстраиваем детей в колонну и трогаемся. Змея колонны медленно вползает в лес и тянется по дороге к лагерю.
А вот и ворота. За ними - сам лагерь. Асфальтовые дорожки, двухэтажные корпуса, выстроившиеся слева. Справа - административный корпус. Чуть подальше - здание столовой-клуба, перед которым расположилась бетонная площадка "линейки" с флагштоком. Как раз перед этой площадкой, несколько обособленно стоит корпус нашего отряда. Вернее, первый отряд занимает второй этаж корпуса. На первом этаже издавна размещается второй отряд. Такая "обособленность" только на руку нам - попроще будет с ночными дискотеками, да и с местными разбираться в таких условиях легче. Сразу за воротами немного влево и вглубь стоит эстрада с рядами скамеек перед ней - открытая площадка. На этой площадке и располагаемся по прибытии. Начинается обычная процедура - формирование отрядов, комплектация их воспитателями и вожатыми и прочие "оргмоменты". Николаич с ходу ставит в известность Нину Петровну о том, что я - его вожатый, как обычно. Та лишь согласно кивает, ставя напротив моей фамилии в списке цифру "1". Теперь надо ждать, когда младших распределят. Те, кто остается последними - и есть наши "пионеры".
Осматриваю ребят. Так, ясно. Мужская половина снова мала до смешного - шесть человек. Все те же и тут же. Парни улыбаются, разводят руками: "Не виноваты мы, Андрей, что мало нас так. Зато девок сколько, а? Малина!". Да, девчонок действительно много - двадцать мордашек. Мама, как же я в этот раз выживу-то? "Гвардия" невелика. Все те же Ольга с Настей, да неразлучная троица Вера, Зина, Наташа. Остальные - новенькие. Ладно, разберемся по ходу дела. Тем более, что в эту смену обещались приехать Сашка, Вовка и Серега - мои давние друзья. А "свежая кровь" в отряде - это первое дело. Проверено не один раз.
Хорошо помню свой первый заезд. Было это, как я уже говорил, после второго курса. По окончании летней сессии у меня нарисовался "хвост" - несданный экзамен по старославянскому языку. Как назло, пересдачу назначили как раз в тот день, когда должен был состояться заезд. В тихой панике я приехал на вокзал и обрисовал ситуацию Николаичу. Тот подумал и предложил мне такой вариант: ехать все равно надо, чтобы не упустить место.
- Приедешь, я тебя начальнику представлю, а потом дуй на десятичасовую пензенскую. Как раз к двенадцати приедешь. Там сдашь и с четырехчасовой вернешься. Понял?
Я кивнул. Так и сделали. Добрался до лагеря, представился начальнику, получил заветную "единичку" напротив своей фамилии и рысью назад - на станцию. Еле-еле успел к электричке. Приехав в Пензу, ринулся в альма-матер.
- Девчонки, - умоляющим тоном канючил я перед дверями аудитории, - мне же в лагерь возвращаться надо, пропустите меня вперед, Христа ради.
Девчонки смилостивились и я был пропущен на пересдачу без очереди. Кое-как ответив и получив "интернациональную тройку", снова чуть ли не бегом помчался обратно на вокзал. И уже потом, сидя на жесткой лавке поезда, сумел перевести дух.
В лагере к моему приезду уже шел ужин. Этаж был пуст. Я спросил у Светки, вожатой второго отряда, где Николаич и выяснил, что он с отрядом в столовой. В столовую тащиться не захотелось, и я решил просто дождаться своего воспитателя в холле этажа.
Стою, осматриваюсь, вспоминаю свой последний раз, когда я был в этом же корпусе, отдыхаю от бешеной гонки дня. Вдруг слышу внизу голоса. Выглядываю на лестницу. Снизу поднимается толпа взрослых мужиков явно "местного вида". В душу закрадывается липкий страх. Прятаться некуда, поэтому придаю своему лицу как можно более наглое выражение и не двигаюсь с места. Толпа поднимается на этаж и останавливается напротив меня. Десять человек, все, как на подбор: нагловатые, крепкие и высокие.
- Здравствуйте, - протягивает мне руку самый ближний.
Несколько ошарашенно я пожимаю протянутую руку, а потом так же здороваюсь со всеми остальными. Здороваются - значит сразу бить не будут. Уже хорошо.
- А Иван Николаевич где?
- В столовой, с отрядом, - отвечаю.
- А вы кто будете?
- Вожатый первого отряда, - "Чего они докопались? Что им надо?".
- А имя ваше?
"Ну допрос форменный!".
- Андрей.
- Очень приятно, - улыбается первый. - Значит, будем дружить.
"Ни фига себе заявочки! - думаю про себя. - Это с какой же радости?". Вся компания представляется мне поименно. И тут снизу раздается знакомый голос Николаича. Он поднимается к нам.
- Дядь Ваня! - радостно бросаются к нему парни. - Здорово! Снова приехал?
- О! - Иван Николаевич расплывается в улыбке. - Здорово, Олег, здорово. Ты еще здесь?
- Да вот, дядь Ваня, все еще здесь. Никак не уеду никуда.
В таком духе продолжается весь дальнейший разговор. Звучат незнакомые имена, сообщаются последние новости. Я слушаю весь этот треп с совершенно идиотским выражением лица. Ничего не понимаю. Но вот толпа прощается и спускается вниз.
- Это кто? - осмеливаюсь спросить у Николаича.
- Это? Сурские, - просто отвечает он. - Хорошие ребята. Ты с ними познакомишься потом поближе. Они теперь частыми гостями будут. Я с ними еще с первого раза подружился. Здесь проблем не будет. Слышал, как они меня величают? То-то, Дёма, учись работать, хе-хе...
Местные
Неподалеку от Никоново находятся два довольно больших поселка городского типа: Сурск и Чаадаевка. Так что местные в лагере делятся на две группы: сурские и чаадаевские. Сурские - "договорные". Ребята они действительно спокойные и нормальные. Приезжают целой компанией, от десяти до двадцати человек, обязательно со "старшим". Конечно, никто этому "старшому" не выдает никаких "корочек", но слушаются его сурские беспрекословно. Даже самые пьяные особи. Приезжают они обычно к ужину, на лагерную дискотеку. Никогда за все время моих поездок не было случая, чтобы кто-нибудь из сурских позволил себе что-либо "противозаконное". Тихо-мирно "колбасились" на лагерной дискотеке, потом продолжали "зажигать" на отрядной дискотеке у нас, в первом отряде. В 00.00 в Никоново проходил рейсовый автобус до Сурска. "Старшой" собирал всех своих "бойцов" и так же тихо-мирно уводил их на остановку, откуда они и уезжали. Причем самое поразительное в этом всем было то, что все это у них было организованно и четко. Раза два или три за смену сурская компания оставалась в лагере с ночевкой. Как раз в эти дни у работников лагеря, тех, кто родом из Сурска, бывали дни рождения. Вот и отмечали эти события сурские. Но и тут особых хлопот не было, если не считать того, что "горячие сурские парни" ни разу не пропустили возможность забраться к моим девчонкам в палаты через открытые окна. Да и "дамы" этому особо не препятствовали. Единственным неприятным моментом в этом всем было то, что мне приходилось потом парней отлавливать по палатам (начальство за такие "посиделки" мылило шею капитально). Происходило это обычно так.
Час ночи. Закончилась отрядная дискотека. "Пионеры" разбрелись по своим палатам. Николаич оставляет отряд на меня, а сам удаляется к "любимой женщине" в административный корпус.
- Смотри, Дёма, - предупреждает он меня перед уходом. - Чтобы все было в порядке. Сегодня у Додуха день рождения. Пятеро "теплых" сурских остались. Понял?
- Понял, - отвечаю со вздохом я.
Поспать не придется. Генка Додух, лагерный электрик, родом из Сурска. Каждый день рождения он отмечает с размахом. Сурская команда после этих вечеринок отправляется домой далеко не в полном составе. Оставшиеся парни полезут к моим "дамам", сто процентов. Ладно. Открываю дверь своей комнаты, которая выходит как раз в коридор женского крыла этажа, усаживаюсь в свое кресло с книжкой. Весь коридор как на ладони. Тишина. Малейший звук из палат слышен далеко даже из-за закрытых дверей. Жду.
Пару раз приходится шугнуть своих парней, которые вознамерились проникнуть на запретную территорию.
- Андрей, ну на пару минут, - корча страшные рожи, громким шепотом кричат они мне из холла, высовывая в коридор только головы.
- Брысь! - рявкаю на них я.
Головы исчезают с недовольным бубнением. Потом хлопает дверь палаты. Снова тишина.
Из палат девчонок доносятся звуки разговоров, хихиканье. Обычное дело для лагерной ночи. Стоп! Звуки разговоров становятся громче, к ним прибавляются мужские голоса. Понятно, "проникновение на охраняемую территорию". Тихо встаю и иду по коридору, останавливаясь у каждой двери и прислушиваясь, выясняя, куда пробрались сурские. Вот она, эта дверь. Опять Греча с Бельком провокациями занимаются. Ох, и дождутся девки у меня, ох, дождутся! Сдам с потрохами мамаше, мало не покажется. Выжидаю пару мгновений и стучусь. Голоса на мгновение смолкают, потом слышна бурная возня. Ничего, они не самоубийцы, сигать со второго этажа на асфальт не будут, спрячутся в палате. Дверь открывается. Ольга Гречишникова "Греча", старательно изображая заспанный вид, недоуменно смотрит на меня.
- Андрей, ты чего? Мы же спим уже...
- Знаю я, как вы спите. Свет включи, - бросаю, заходя в палату.
Загорается лампочка. Ага, из-под дальней кровати точит кроссовок сорок последнего размера. Приседаю на корточки и заглядываю под кровать.
- Ай-ай-ай, как нэхорошо, а, дарагой, - подражая кавказскому акценту, произношу я. - Савсэм нэхарашо паступаэшь, дарагой. Такой балшой малшик, а к малэнким дэвочкам залэз под крават. Што аксакалы скажут?
Из-под кровати вылезает Олег - один из сурских. Вид у него весьма запыленный и виноватый. Слегка покачиваясь, обдавая меня жутким запахом самогоночного перегара, икая и сбиваясь, он начинает что-то бормотать.
- Блин, Олег! - я отмахиваюсь от него. - Хоть закусывай от твоего запаха. Давай по-шустрому к Додуху отсюда.
- Дык, я это... Просто поболтать... Я же ж ничего ж, Михалыч... Я же ж без задней мысли...
- Зато с передней! Дуй отсюда, говорю, пока дядь Ваня не пришел.
Лицо Олега мгновенно трезвеет.
- А че, Михалыч, он скоро придет?
- С минуты на минуту. Дуй отсюда, сказал. Не подводи меня под монастырь.
- Понял!
Олег, сшибая углы, с максимальной скоростью, на которую способен, выкатывается из корпуса. Я с грозными видом поворачиваюсь к девчонкам перед тем как выйти из палаты, и грожу им пальцем:
- Смотрите у меня. Матери отжалуюсь. Поняла, Греча?
Та кивает. Машу рукой и выхожу из палаты. Все равно та же картина повторится минут через десять. Наши "дамы" неисправимы.
Совсем другое дело чаадаевские. Это бурная неуправляемая вольница. Психи, каких еще поискать. Каждое их посещение лагеря обязательно заканчивается мордобоем с участием милиции. Одно радует - их посещения достаточно редки и стихийны. Но когда приезжают чаадаевские, вечер безнадежно испорчен. Дискотека закругляется часа на два раньше и ни о каких отрядных дискачах речи уже не идет. "Осадное положение" держится до тех пор, пока чаадаевских не "свинтят" подоспевшие наряды чаадаевской же милиции. После таких посещений нередко дня три-четыре лагерные мужики "светят" свежими фингалами и красуются залепленными пластырем носами, щеками или перебинтованными руками. Не любят в "Строителе" чаадаевских, ох, не любят.
Вожатские посиделки
"Питие - есть увеселение для русской души", сказал когда-то очень давно князь Владимир Красно Солнышко в ответ на доклад своего посла про "магометанскую веру", что она не приемлет распития спиртного. В правильности этого утверждения я убеждаюсь всю свою сознательную жизнь. Но особое значение оно приобретает в лагере.
Вообще-то к водке я отношусь весьма нейтрально. Так уж получилось, что с раннего детства слишком много негативных примеров с ее участием было перед глазами. Так что "беленькой" я предпочитаю хорошее вино, ну, или на крайний случай, хорошее пиво. Но тут, в лагере, без нее "родимой", никуда.
Рабочий день в лагере сопряжен с огромными нервными напрягами. На твоей шее "висят" двадцать шесть "спиногрызов", за которых ты несешь полную ответственность. У каждого из них свои "закидоны", свои принципы и особенности. Каждый в отсутствие любящих родителей стремиться доказать, что он есть человек взрослый и вполне самостоятельный. И каждого из них совершенно не волнует, что случись что с ним по его же глупости, по всей строгости спросят с воспитателя и вожатого. Вот и дергаешься, и нервничаешь порой по самым глупым поводам. Смотри, чтобы парни втихаря не "укушались" неизвестно где добытой водкой или самогоном. Смотри, чтобы девчонки не вздумали заняться чем-нибудь аморальным, ибо их мамы уверены в том, что их дочери - сущие агнцы невинные. И никого не волнует то, что этот "агнец" сигарету изо рта не выпускает, матерится почище всякого сапожника и отпускает такие шуточки, что даже сам краснеешь и не находишь, что ответить. Короче, веселье бьет через край. Так что к вечеру нервы уже взвинчены.
Разгоняешь "пионеров" по палатам чуть ли не пинками, с рыком. Они долго сопротивляются, но потом все-таки нехотя расползаются на ночлег. Если никаких "экстремальных ситуаций" в виде дней рождения сурских не предвидится, то можно отправляться в шестой корпус, на "вожатские посиделки".
Шестой корпус в эту смену пустует. Что-то не смогли подготовить вовремя, и комиссия его забраковала. Теперь во всем корпусе обитают только три человека - Сергей, Димка (физруки) и Игорь (плаврук). Они занимают вожатскую комнату на втором этаже, где обычно и происходят наши посиделки. Компания подобралась давняя и испытанная. "Спевшаяся-спившаяся", как со смехом мы сами ее называем. Юля (вожатый шестого отряда), Алина (вожатый четвертого отряда), Полина (седьмой отряд), Света (второй отряд), ваш покорный слуга, Ольга (третий отряд), физруки и плаврук. С завидным постоянством к нам присоединяется Ромка Калеман, наш музрук, басист одной из пензенских рок-команд, высокий худой парень с длинными волосами, забранными в "хвост" и сильным голосом. Ромка - единственный в нашей компании, кто отлично управляется с гитарой. Нет, все остальные тоже могут что-нибудь "сбацать на трех блатных", но не более. Ромка же владеет гитарой почти профессионально. Так что без него наши посиделки обычно бывают куда скучнее.
Собираемся все часам к двум ночи. Завариваем чай, на столе появляется неизменная "беленькая", нехитрая закуска из остатков ужина, и посиделки начинаются.
"Первая пошла". На душе теплеет, хорошеет. Нервы потихоньку расслабляются. Разговор завязывается и льется рекой. Вспоминаем былые дни, былые приколы, всякие разные истории из учебного года и прочую ерунду. Да мало ли тем для разговора может найтись в хорошей компании, да еще и под выпивку с закуской?
"Вторая, третья.... Пошла". Совсем хорошо. В голове шумит, возникает совершенно пофигистское настроение: "А ну их всех!". Голоса становятся громче, лица раскраснелись. Хорошо сидим!
- А где наш Роман? - внезапно возникает вопрос.
Тут дверь распахивается и на пороге возникает длинная фигура Калемана.
- Что, не ждали? - эта фраза всегда предваряет его появление.
- Ромка! Заходи! Присаживайся! Штрафную!
- Не, ребята, не надо. Я уже и так хорош, - начинает отмахиваться Ромка.
Его не слушают. Невзирая на все его возражения, набухивают щтрафную. Ромка с обреченным видом вздыхает и опрокидывает ее в себя. Морщится, хватает бутерброд и начинает его усиленно жевать. Я вижу, что Ромка действительно уже "хорош". И где умудрился уже набраться? А, сегодня же начальство тоже гудит. У главбуха какая-то дата, вот они в административном и собрались. Наверняка, змей, уже там побывал.
Ромка берет гитару.
- Ну что, спевшаяся-спившаяся, зачнем, что ли? - он оглядывает всех.
Возражений нет. Песни поорать - это мы завсегда горазды. Начинаем, как обычно, с Цоя. И пошло-поехало. Репертуар у Ромки нескончаемый. Он может выдать все, что душе угодно - от "Металлики" до русских народных. Орем от души. Ох, как здорово! Русскороковые песни перемежаются с "классическим репертураром" любого пионерлагеря. "Изгиб гитары желтой" Митяева, "Гогия, Гогия...", "Много где я побывал..." и прочая-прочая. Даже до "Крылатых качелей" добираемся. Это - наша фирменная фишка. Нравится нам эта старая добрая песня. Может, это смешно, но нравится. Поем ее тихо, глоток не дерем. Атмосфера пропитывается добротой и какой-то непонятной грустью.
Вдруг Ромка глушит струны. Осматривает всех нас каким-то странным взглядом. Мы притихаем. Знаем, что дальше последует. Это повторяется из раза в раз и никто уже не удивляется. Ромка выпивает еще один стакан, не закусывает и нежно касается струн. Тишина. Только звук гитары и Ромкин тихий голос. "Кукушка". В биографии Ромки был один очень тяжелый момент. Это знаем мы все. Потому-то и молчим. Потому и слушаем Ромку, не подпевая. Это лишнее...
Песня кончилась. Тишина. Но вот музрук улыбается.
- Что притихли, робяты? - он весело смотрит на нас. - Давайте, что ли, нашу?
Все смеются с каким-то облегчением. "Ой цветет калина.." в классическом застольном исполнении с неизменным "ой" и "ох" между строками буквально раскалывает тишину в комнате. Хорошо, елки-палки!
Иногда, от нечего делать, начинаем играть в "мафию". Кто знает правила этой полукарточной игры, тот меня поймет. Самое интересное в ней сам процесс. Процесс поиска "злобных мафиози", раскрытия их происков и зловещих преступлений. Все подозревают всех, "комиссар" таится, чтобы его не прознали "мафиози". "Мафиози" "шифруются", стараясь по возможности незаметно провернуть свои дела. "Простые честные граждане" всеми силами стараются помочь в поисках "злодеев". Веселье бьет ключом. Хохот, выкрики, хлопки по плечам, слезы, выступающие от непрерывного смеха, аж скулы сводит. Ромке, как обычно, не везет. Ему достается карта "честного гражданина", но все почему-то подозревают в "мафиози" его. Музрук на все вопросы и обвинения отвечает одной фразой, от которой все просто валяются по полу:
- Я не мафия. Я пьяный...
Посиделки иногда затягиваются часов до шести утра. Вставать после них в восемь тяжко. Голова просто чугунная. Шершавый язык не помещается во рту, царапает нёбо. Выпиваешь литры воды, но толку совсем никакого. А уже надо пинками поднимать сонных "пионеров", выгонять их на зарядку, потом вести в столовую и снова понесется лагерный день со своими печалями и радостями...
"Свежая кровь"
Полдень. Жарко. Ни ветерка. Воздух неподвижен и горяч. Пахнет соснами, разогретой смолой и горячим асфальтом.
Большая часть первого отряда вот уже два часа торчит на речке. С ними отправилась Ольга, наш второй вожатый. Николаич, я и еще пятеро ребят остались в отряде. Чего-то не хочется тащиться сегодня на реку, несмотря на жару. Все мы собрались на балконе корпуса, где тень и немного прохладнее, чем внутри. Четверка в составе Сереги, Насти, Женьки и Лиды "режется" в дурака. Греча сидит около Николаича и ведет с ним словесную шутливую перепалку. Я же, опершись на перила, курю и наблюдаю за соколом, который носится между деревьями и оглашает окрестности своими резкими криками. Две пары этих птиц почему-то обосновались на территории лагеря. Наблюдать за ними очень интересно. Этим я и занят на протяжении последних двадцати минут. Делать нечего. Лень.
- Саша! - вдруг пищит Греча, вскакивая со стула.
Я поворачиваюсь. Точно, по дорожке между корпусами идет Саня Воронкин, мой давний друг. Дружим мы с ним еще со школы. Каждый раз, когда я еду вожатым, он неизменно приезжает на неделю отдохнуть и обязательно прибывает на закрытие смены. Это и есть та самая "свежая кровь", которая уже так необходима отряду. Половина смены позади, ребята узнали друг друга, отношения между ними переходят на панибратские. Становится даже скучновато. Но присутствие в отряде постороннего человека встряхивает "пионеров", вносит в лагерную жизнь нотку необычности и некоторой интриги. Николаич называет это "свежей кровью" и, по-моему, правильно делает.
Греча от радости аж скачет на месте. Ольга вообще "неровно дышит" к Сашке. Она отрабатывает на нем свои первые несмелые попытки "женских хитростей" и "женских уловок", пытаясь "заарканить" Саню. Но тот просто "человек-кремень"! Все попытки и ухищрения Гречи пропадают даром в который раз. Слова Николаича "Пионерки неприкосновенны!" Саня соблюдает с невероятной дотошностью. На фига ему неприятности? Нам они тем более не нужны, так что все довольны (кроме Гречи, конечно).
- А вот и Александер, - улыбается Николаич. - Пропуск с собой? - осведомляется он у Сани сверху вниз.
- Конечно! - Саня поднимает сумку, из которой доносится знакомый звон.
"Пропуском" служат две бутылки "родимой". Небольшая "такса" за возможность без проблем обитать в отряде, не вызывая вопросов со стороны начальства лагеря. Все проблемы улаживает Николаич.
- Хорошо, - воспитатель кивает. - Надолго?
- Как обычно, - Саня уже поднялся к нам, отбился от восторгов Ольги и Насти, поздоровался с парнями, кинул мимолетный взгляд на "новый объект" - Лиду и устроился рядом с нами. - На неделю пока. А там на закрытие приеду.
- Ладно. Живи, - воспитатель изображает "широкий царский жест". - Пока...
Появление нового человека вызывает интерес у вернувшихся с речки девчонок. Парни нейтральны - они знают Саню не первый год, так что им это "параллельно". Но девчонки... Ага, вижу, глаза загорелись, пошли разговоры-перешептывания-обсуждения-стратегические планы. Хе-хе, попробуйте, дамы. Разочаровывать заранее не буду. "Попытка - не пытка, правда, товарищ Берия?". Греча и Белек тоже "активизируются". Теперь у них полно "соперниц", претендующих на Саню, надо устраивать отпор. Жизнь закипела.
После отбоя собираемся с Николаичем и Саней у меня в комнате. Предстоит грандиозная пьянка, знаю по опыту прошлых разов. Наш воспитатель не признает небольших доз. Если пить, то до конца, а не "растягивать удовольствие". Ну, Господи помоги это вынести. Поехали!
Сидим уже часа четыре. В комнате дым висит толстыми пластами, колышущимися от наших движений. Привезенные две бутылки уже давно кончились. Из "бара" (платяной шкаф в моей комнате служит "баром", то есть хранилищем наших с воспитателем запасов горячительного) уже появились на свет и опустели еще бутылка "Лимонной", полбутылки чаадаевской самогонки и бутылка сурского продукта "домашнего винокурения".
- Так, Дёма, что там у нас еще есть? - Николаич смотрит на меня, пытаясь сфокусироваться.
- Не знаю, - мотаю головой я. От этого движения чуть не падаю со стула. Меня вовремя ловит Саня.
- Посмотри.
- Щас, - я невероятными усилиями отрываю себя от стула и очень долго добираюсь до "бара" (к сведению, шкаф стоит в двух метрах от нас).
В "баре" стоит еще полбутылки неразбавленного спирта.
- Давай, - Николаич машет рукой, сбивая со стола стаканы. Два разлетаются вдребезги. - О, блин. Ладно, потом уберем. Тащи его сюда, Дёма!
- Иван Николаевич, а может, хватит? - робко предлагаю я. Этот спирт будет уже явно лишним.
- Не-а, - улыбается Николаич. - Я правильно говорю? - обращается он к Сане.
- Угу, - тот кивает, стукаясь лбом о стол. Членораздельные слова у него уже не получаются.
Николаич разбавляет спирт. Процесс длительный и трудоемкий. Мы с Саней уже глупо хихикаем. И тут раздается стук в дверь.
- Кого черти несут? - мгновенно трезвеем мы.
Если это начальник лагеря, нам мало не покажется. Я открываю дверь. В проеме - Калеман.
- Ой, а я тут пришел "Металлику" послушать... - говорит он.
Саня привез новый альбом этой команды, и Ромка напросился придти сегодня "вечерком", чтобы послушать его. Он поклонник "Металлики", как, собственно, и мы с Саней. Но чтобы Ромка приперся в два часа ночи! Это наводит на мысли. Я смотрю на Калемана. Точно! Он не лучше нас.
- Неси стакан, - командует ему Николаич.
- Сейчас! - Ромка убегает и через пару минут возвращается со стаканом.
- Теперь уж точно никуда не денешься, - разводит руками воспитатель. - Протрезвил ты нас своим внезапным появлением, Рома. Теперь надо наверстать упущенное.
И мы уверенно его "наверстываем".
Половина четвертого.
- Все, хватит на сегодня, - командует Николаич. - Тем более, мне с пятичасовой в город ехать. Пошел я спать.
Он уходит. Но нам спать не хочется. Мы вываливаемся на лавочку перед корпусом и сидим, разглядывая звезды. Звезд почему-то очень много. Преобладают двойные. Странно, никогда таких не видел. Трепемся о том, о сем. И тут Романа начинает тянуть "на подвиги".
- Щас я пойду к Светке приставать, - поднимается он со скамейки.
- Сиди! - мы с Саней ловим его "на взлете". - Она дрыхнет давно. Перебудишь всех!
- Не, я все равно пойду к ней приставать, - упрямится Ромка. - Имею право!
Ромка "официальный друг" Светки (которая вожатый второго отряда), так что его слова не противоречат истине. Но мы вдвоем вцепаемся в Калемана и усаживаем его обратно.
- Ромка, ты же пьяный, - внушает ему Саня. - Она ж тебя после на пушечный выстрел не подпустит, балбес.
- Не, я не пьяный, - тянет Ромка (это последняя его стадия. Когда Роман так говорит, значит, он уже "все"). - Она хорошая, она поймет...
Препираемся минут десять. И тут Саня находит выход:
- Слушай, Ромка, я тебе докажу, что ты пьяный!
- И как же? - заинтересовывается Ромка.
- Видишь вот эту линию? - Саня показывает на шов в дорожке "линейки", которая выложена бетонными плитками, образующими ровные линии.
- Вижу.
- Ну так вот, если ты пройдешь по ней хотя бы пару метров не сбившись в сторону, то тогда иди. Если нет, то ты пьяный, и пойдешь спать к себе. Идет?
- Идет, - Ромка уверенно соглашается. В таком состоянии он не может сделать и шага ровно, но это его не волнует. - Только ты первый пройди.
- Лады, - Саня поднимается со скамейки, справляется с "качкой", встает на линию и уверенно проходит всю дорожку до конца.
- Вот, ты не пьяный, - глупо улыбается Ромка. - И я тоже...
Он медленно поднимается. Кидает его невероятно. На месте музрук вообще не стоит. Ему приходится постоянно переступать ногами, чтобы не растянуться. Но Ромка целенаправленно подходит к намеченной линии и... все происходит так, как Саня и предполагал. Два шага Ромке еще удается сделать, но потом его "выбрасывает с трассы".
- Не считается! - кричит Ромка, размахивая руками, чтобы не грохнуться окончательно.
- Первый - пробный, второй - зачетный! - ору я. Мне весело.
- Точно! - Ромка повторяет попытку.
На этот раз у него получаются три шага. Но потом постигает та же участь. Мы, уже не слушая его возражений, хватаем Ромку под руки и доставляем в его комнату, где музрук и отрубается, едва коснувшись постели...
Неделя проходит весело. Девчонки наперебой флиртуют с Саней. Почему так происходит? Объясняю. Воспитатель и вожатый нашими дамами не воспринимаются, как "особи мужеского пола" и, соответственно, "вероятной целью" служить не могут. Парни-ровесники же для них "слишком маленькие". Другие мужчины лагеря либо "слишком старые", либо "уже заняты". А свобода от родительского контроля провоцирует дам на "поиск пары". Возраст еще тот, как я уже говорил. Вот Саня и служит "громоотводом" для бурлящих страстей девчонок. Но все попытки бесплодны. Саня "неприступен". Он не подпускает их к себе на "расстояние выстрела", одновременно ухитряясь не испортить ни с кем отношения.
- Идиотки, - добродушно посмеиваются над дамами парни. - У Сани такая подруга в Пензе, ого-го! Вы с ней рядом не встанете.
Это, конечно, "лапша на ушах". Парням надо укреплять свое уязвленное самолюбие, вот и рождаются "легенды".
Но Саня доволен. Отдых, приятное общение, постоянное внимание - все это нравится ему. Потому-то он и приезжает сюда каждый раз.
После отъезда Сани прибывает Вовка Лакодин, еще один мой давний друг. У него прозвище "Мумия", которым Вовку наградили еще в первый приезд. Получил он его за довольно мрачное выражение лица и неподвижный взгляд исподлобья. Но Вовка все равно нравится "пионерам". Он отлично играет в пинг-понг и прекрасно управляется с гитарой. А это умение высоко ценится в лагере, особенно в дождливые дни.
Вот и в этот раз зарядил дождь. Он идет три дня подряд, так что все сидят по корпусам и маются от безделья. Тут-то умения Вовки и пригодились. В холле этажа наши физруки поставили теннисный стол. Теперь целыми днями весь первый и второй отряды играют в пинг-понг "на проигравшего". Вовка уверенно захватывает лидерство и не упускает его на протяжении всего "турнира". Меняются партнеры, но Вовка все так же неизменно стоит со своей стороны стола, хладнокровно расправляясь с очередной "жертвой". Выражение лица его и взгляд не изменяются на всем протяжении матча. "Мумия" невозмутима и непобедима.
А вечерами, вместо обычных дискотек у нас устраиваются "вечера песен под гитару". Руководит всем этим опять же Вовка. Сам поет, другим дает возможность "блеснуть". В общем, все в порядке.
Еще один день...
День в лагере начинается в восемь утра. Вернее, частенько для вожатых и воспитателей предыдущий день плавно перетекает в другой, но это уже наши проблемы. Официальный подъем - восемь ноль-ноль.
Сегодняшний день в лагере - тематический. Такое практикуется уже очень давно. Название темы: "Синема, синема". Все это очень интересно, но уже с утра в первом отряде возникает проблема. На завтрак надо идти в костюмах из какого-нибудь фильма, мультфильма и так далее. Что вполне естественно, наши ребята резво воспротивились такому "издевательству".
- Вот еще, идиота я из себя не строил! - возмущается Серега. - Вон пусть головастики развлекаются. Я уже вышел из такого возраста!
- Хорошо, - Николаич на мгновение задумывается. - Вам ничего из себя изображать не придется. Единственное, что надо - накрыться с головой простынями.
- Всем? - заинтересовалась Греча.
- Всем. Будем "Белое солнце пустыни" изображать.
На это "пионеры" соглашаются. Мы с же с Николаичем занимаемся созданием более подробных костюмов. Нам отряд вести в столовую. Хорошо Ольге - второму вожатому. Она сегодня накрывающий. Так что ей "мудровать" не надо.
Николаич надевает линялую офицерскую рубашку. Цепляет на голову фуражку старинного образца. На ногах мастерит "обмотки", а на пояс привязывает закопченный чайник, с которым мы ходим на ночные костры.
- Восток - дело тонкое, - цитирует он красноармейца Сухова, обращаясь ко мне. - А из тебя, Дёма, мы смастерим Саида.
- Да? - я с сомнением смотрю на свое рыже-мордовское отражение в зеркале. - По-моему, я никак не тяну на восточного человека.
- Не боись. Щас все будет!
Николаич обряжает меня в свой купальный халат, подпоясывает полотенцем, на голове изображает чалму из полотенца же. Потом моя рыжая щетина и усы перекрашиваются в черный цвет при помощи подводочного карандаша жена воспитателя. Мама! Ну и видок у меня! Николаич ржет.
- Иван Николаевич, может, без этого бы обошлись? Ведь все равно только на один завтрак...
- Ничего. Первый отряд должен быть образцом.
- Образцом, образцом, - бормочу я. - А в футбол я сегодня с такой бородой буду играть?
- До обеда уж все смоешь, - успокаивает меня воспитатель.
В таком виде и отправляемся на завтрак. Мы шествуем впереди отряда, завернутого в "паранджи" из простыней. Ребята старательно изображают из себя "освобожденных женщин Востока". Перед входом в столовую Николаич останавливается и пропускает отряд мимо себя по одному, приговаривая:
- Зульфия, Зухра, Фарида, Зейнаб, Гюльчатай... Где Гюльчатай?
Серега, старательно спрятавшийся за колонной, выбегает из-за нее и проскальзывает в столовую.
- Саид, ты что здесь делаешь? - вслед за этим обращается ко мне Николаич.
- Стреляли, - отвечаю "крылатой фразой" из фильма.
Сегодня распорядок дня мало чем отличается от других дней. После завтрака отправляемся на речку. Там торчим до обеда. После обеда - обязательный "тихий час" до четырех. Потом - футбольный матч между сборными первого, второго отрядов и сборной воспитателей, вожатых и обслуживающего персонала лагеря. Вечером - КВН между вторым и третьим отрядами все по той же теме кинематографа. Ну, а после ужина - лагерная дискотека, а потом - ночное купание для первого отряда.
Лагерный пляж находится недалеко - до него идти минут пять. Это новый пляж. Старый поближе, но последнее время он не используется - что-то не устроило приемную комиссию. На нем устраиваются только ночные купания, да встречи рассвета. Также около старого пляжа расположено лагерное футбольное поле.
Сура около нового пляжа делает поворот. Река неглубокая - на середине всего по грудь. Но у дальнего берега на повороте глубоко - там вода вымыла омут. Над рекой нависают ветви деревьев. Эти самые ветви наши парни приспособили под прыжковую вышку. Во все время пребывания на пляже они с воплями и хохотом сыпятся с нее в воду. Вообще, если специально не выгонять ребят из воды, то они готовы торчать в ней безвылазно - до посинения губ и дрожи во всем теле. Девчонки же больше предпочитают поваляться на песке, позагорать. Редко кто из них забирается в воду, правда, ненадолго. В основном же они возлежат на принесенных полотенцах, читают книги, журналы, болтают.
Некоторое время спустя подходят младшие отряды. Начинается визг, хохот, брызги поднимаются просто до небес. Мои дамы строят недовольные выражения лиц и перебираются подальше от воды. Парни же начинают возню с малышней, устраивая им прыжки и прочие радости "водных процедур". Я весьма недоволен таким раскладом. Вернее, тем, что не удалось остаться в лагере. У меня большая неприятность - я не загораю (кожа такая). Сгореть - запросто. Но загореть - это никогда. Можно сгорать и облазить несчетное количество раз, а толку никакого. Здесь же приходится торчать на солнце битых четыре часа. Одеваться и расхаживать по пляжу в одежде - глупо. Приходится "косить" под спелый помидор. Все, вечером прозвище "редиска" от моих "пионеров" мне обеспечено. А, ладно! Не первый и не последний раз.
Ольга, наш второй вожатый, не умеет плавать. Посему она заходит в воду по колено и стоит, наблюдая за парнями. Я переплываю речку и располагаюсь рядом с ней. Краем глаза вижу, что наши парни заходят в воду полукругом, беря Ольгу "в кольцо". Колька замечает, что их маневр раскрыт, и подмигивает мне. Я подмигиваю в ответ и смотрю, что же будет дальше. А дальше происходит вот что. По сигналу Сереги все парни с дикими воплями бросаются вперед, сшибая Ольгу. Та плюхается в воду плашмя с душераздирающим визгом. Парни ржут и поспешно уплывают на "прыжковую вышку". Я тоже смеюсь, глядя на недовольную мокрую Ольгу, которая поднимается из воды, отпуская в адрес наших парней самые нелестные эпитеты.
- Чего ржешь? - Ольга недовольно смотрит в мою сторону. - Очки потеряла из-за них.
Да, теперь очки не найдешь. Утонули...
Пребывание на речке длится до половины второго. Потом, уставшие, возвращаемся в лагерь. Теперь - на обед и отдыхать. На обед, слава Богу, идти можно в обычном виде. Никаких "особых изысков" не требуется. После тихого часа у ребят помладше будут конкурсы и игры, связанные с сегодняшней темой. А нас ждет футбольная баталия. Так что мне неплохо бы в этот самый тихий час поспать. Такая возможность предоставляется. Мои "пионеры" все-таки устали на пляже и практически все утихомириваются. Парни тоже перед матчем отсыпаются, да и девчонки что-то притихиают. Ну и славненько. Можно вздремнуть.
В четыре часа просыпаюсь. Ну что же, пребывание на пляже даром не прошло - рожа горит, все тело словно в печке побывало. Да, тяжко мне придется.
Футбольный матч начинается примерно в половине пятого, после полдника. На стадионе - аншлаг. Тут собралась практически вся взрослая половина "пионеров" (малышня занята играми в лагере) и весь обслуживающий и педагогический персонал. Наша сборная в составе физруков Сергея, Димки (нападающие), Ромки Калемана, Вадима (полузащита), Генки Додуха, Артема (защита) и вашего покорного слуги (вратарь) добирается до поля пораньше соперников. Нам противостоят: Серега, Женька (первый отряд, нападение); Витька, Сашка (второй отряд, полузащита); Колька, Вадим (первый отряд, защита) и Борька (второй отряд, вратарь). Играем классический пионерлагерный вариант - два тайма по двадцать минут, шесть на шесть, без замен. Судьей у нас Игорь, плаврук. Выходим на поле, небольшая разминка. Я подпрыгиваю в "рамке", делаю несколько упражнений. Готов. Хоть и тяжеловато, и голова после утреннего пребывания на солнце тяжелая, но ничего, играть можно.
Свисток. Понеслась! Пионеры сразу же бросаются в атаку. Главную опасность у них представляют Серега с Женькой. У них за плечами - спортивная футбольная школа, так что "раскладывать комбинации" они умеют отлично. Но первые атаки успешно нейтрализуются нашей защитой. Так что первую половину тайма я фактически скучаю, наблюдая за борьбой в центре поля. Пару раз нам удаются неплохие проходы, но их так же перекрывают защитники пионеров. Борьба переходит в позиционную. И они, и мы ждем ошибок.
Ошибка не заставляет себя ждать. Наши всем скопом кидаются в атаку, оставляя меня без прикрытия. Мяч успешно потерян, Вадим дальним пасом отправляет его Женьке, который идет по правому флангу. Слева уже набегает Серега. Генка с Артемом никак не успевают вернуться. Женька обрабатывает мяч, подходя поближе. Я краем глаза слежу за Серегой, пытаясь перекрыть поле ворот. В последний момент Женька "вешает" мяч вдоль линии ворот. Я бросаюсь на его перехват, но первым успевает Серега. Он головой переправляет мяч в "рамку". Кожаный шар только мазнул меня по пальцам и затрепыхался в сетке. Один-ноль! Бровка поля буквально взрывается восторгом.
- Ты что же? - подлетает ко мне Додух.
- А какого вы меня без защиты оставили? - ору в ответ. - Хотя бы одного остановили. А то обоих пропустили, а я разбирайся!
Наши бросаются в атаку. И через пару минут мы снова платим за всеобщий рывок к соперникам. В этот раз меня пробивает Серега. Они разыгрывают с Женькой нехитрую комбинацию. Я ее разгадываю и уже не кидаюсь наперерез, жду серегиного удара. Он бьет, но бьет неожиданно - с левой. Черт, я ждал перекладывания мяча на правую. Мяч снарядом пролетает мимо меня в дальний угол. Я даже "трепыхнуться" не успеваю. Два-ноль.
В популярных выражениях объясняю нашей защите все, что я о ней думаю.
- Дёма, не лопушись! - доносится до меня веселый голос Николаича.
Я бы рад, да одному против двоих как-то несподручно.
На перерыв уходим при том же счете.
- Додух, твою мать, ты какого лешего вперед с водилой несешься? - набрасываюсь я на Генку в перерыве. - Вы проваливаетесь, а мне отдуваться! Серега с Женькой вдвоем выходят и раскладывают меня как маленького, блин! А вы сзади плететесь, сделать ничего не можете!
- Андрюха правильно говорит, - вступается Димка. - Не фиг вперед кидаться, там мы сами разрулим. Вы лучше со своей половины не выбирайтесь, да Серегу с Женькой держите. Поодиночке-то с ними он разберется, а вот с двумя уже никак.
В начале второго тайма пионеры успокоились и снизили напор. Этим не преминули воспользоваться мы. Додух наконец-то находится на месте. Он пресекает очередную атаку Женьки, отбирает у него мяч и перебрасывает его Ромке. Тот перепасовывает Сереге, обходя полузащиту пионеров. На двоих защитников выбегают втроем: справа Димка, слева - Серега, по центру - Ромка. Серега обыгрывает Вадима, перебрасывает мяч Ромке. Тот финтом обманывает Кольку, оставляя его сзади. Трое на одного! Вся пионерская команда дружно бросается назад, в защиту. Но они не успевают. Ромка передает мяч Димке, тот простреливает его по линии, и замыкает этот прострел набежавший Серега. Два-один.
Бровка притихла. Что, не нравится? Сейчас будет еще один.
Пионеры подключают к атаке Сашку из полузащиты. Но зря - все порывы гасятся Великой Китайской стеной, которую воздвигли наши защитники с диспетчерами. Сашку ловко нейтрализует Ромка, не давая тому даже подключиться к возникающим атакам.
А мы ловим пионеров на контратаке. Артем отбирает мяч у Женьки, длинной передачей отправляет его на ход Димке в классической манере киевского "Динамо". Димка с ходу принимает мяч и бьет, закручивая его. "Пушка" удается. Мяч по кривой траектории пролетает прямо в руки Бориса, но выворачивается из его пальцев и прыгает в сетку. Два-два.
На бровке царит полное уныние. Это вам не два-ноль.
Но после двух "банок" пионеры собираются. Ко всему прочему Додух с Артемом опять забывают про свои обязанности, оставляя меня в одиночестве. Невероятными усилиями вытаскиваю пять или шесть "верняков". Защита получает очередную порцию "добрых слов" и опять вспоминает про меня.
Тут Ромка снова ловит Женьку на проходе, подкатом выбивая у него мяч. Вадим подбирает его, коротким пасом передает Сереге. Тот ненадолго останавливается, высматривая Димку. Димка уже промчался по своему флангу и теперь ждет передачи, не забегая, однако, вперед. "Вне игры" нам сейчас совсем не нужно. Серега навешивает мяч в штрафную, перебрасывая его через защиту. Димка совершает стремительный рывок, прыгает и головой кладет мяч в "девятку". Борис даже среагировать не успевает. Три-два.
Хорошо! Оставшиеся три минуты мы просто сдерживаем не на шутку разошедшихся пионеров. Додух получает бутсой по ногам и теперь хромает, ругаясь на Женьку самыми черными словами.
Финальный свисток фиксирует итоговый счет: 3:2. Игра сделана. Жмем друг другу руки и договариваемся о реванше. Он будет через три дня. Ничего, время еще есть. Снова побьем пионеров. Почему-то в этом я уже не сомневаюсь.
С половины седьмого и до половины девятого в клубе идет КВН между вторым и третьим отрядами. Команда второго отряда изображает героев "Человека с бульвара Капуцинов", третий же отряд выбирает "Джентльменов удачи". Весь лагерь собирается в клубе и два часа проходят в веселье. Пионеры постарались, играют от души, так что хохот не смолкает во все время игры. Игра завершается победой третьего отряда. Довольные, расходимся по корпусам. Впереди ужин и дискотека.
Дискотека начинается в двадцать один ноль-ноль. Сразу после ужина ко мне заявляется Калеман и мы вдвоем вытаскиваем на балкон аппаратуру, которая хранится в моей комнате. Ромка устанавливает ее, подключает, настраивает. До начала дискотеки еще пятнадцать минут, а ребятня уже подтягивается на "линейку", служащую "танцполом". Я стою у перил балкона, перебрасываюсь с Ромкой различными фразами, курю и жду начала. Мои девчонки носятся по коридору, как угорелые, наводя последний марафет перед дискотекой. Среди них мелькает и малышня. Младшие сестренки пришли к старшим, чтобы те "накрасили" их перед дискотекой. Всем дамам хочется быть неотразимыми, даже маленьким. Я вспоминаю мамины наказы перед отъездом и улыбаюсь. Да, знала бы мама, как дочери следуют ее указаниям, ее бы кондратий обнял сразу.
Вот Ромка берет микрофон, приветствует всех собравшихся, и дискотека начинается. Каждый сезон "дискотечные хиты" меняются. В этот раз самыми популярными песнями являются: "All what she want"s" "Ace of Base", "Привет с Большого Бодуна" "Дюны", "Бомбей буги" "Кар-мэн", "Вот и все" "Браво". Эти песни звучат на дискаче чаще всего и вызывают невероятное оживление. Во время "Бомбей буги" каждый день Алина и Полина, вожатые младших отрядов, исполняют свою коронную "фишку" - танец. Они обе учатся на физмате и очень активно участвуют в институтском конкурсе "Студенческая весна". Этот танец - их номер из выступления команды физмата. Так что танцуют они его отлично. Как только звучат первые аккорды "Бомбей буги", в центре площадки образуется пустота. Все пионеры собираются у краев "линейки", а в круг выходят Алина и Полина. И начинается! Я уже неоднократно видел этот танец в их исполнении, но все равно каждый раз не устаю восхищаться синхронности и отлаженности движений девчонок. Хорошо.
Сам я сегодня не танцую. Солнечные ожоги, тяжелая голова и ноющие мышцы после футбола как-то мало располагают к "зажиганию". Мои дамы уже неоднократно пытались вытащить меня на "танцпол", но все их попытки оказались безрезультатными. Я предпочитаю с философским видом сидеть на балконе, разговаривать с Ромкой и покуривать. Дневная жара спадает, но появляются комары. Эти кровопийцы "полюбили" меня еще с детства, так что теперь я отмахиваюсь от них. Потом устаю махать руками и плюю на всяческих кусачих тварей. Фиг с вами, кусайтесь, если вам так нравится.
Лагерная дискотека продолжается до одиннадцати вечера. Сегодня без происшествий - никого из местных не было. У сурских какие-то проблемы, Додух рассказывал. А чаадаевским, похоже, просто неохота. Ну и ладно, нам проще. Завершается дискотека "Вот и все" "Браво". Когда песня заканчивается, Ромка желает всем спокойной ночи и выключает аппаратуру. Теперь нам надо отсоединить ее и перетащить в мою комнату.
Наши "пионеры" переодеваются и собираются в холле. Теперь мы пойдем на старый пляж. Обещали ночное купание, так что будьте добры, устройте его. Вот мы и устраиваем...
С пляжа возвращаемся в час ночи. Все довольны: "пионеры" тем, что надурачились в ночной темноте от души. "Темнота - друг молодежи!" этот старый слоган служит девизом всех ночных купаний. Я же с Николаичем довольны тем, что сейчас ребят не надо будет дополнительно укладывать. Устали за длинный день, сами разбредутся по палатам и уже минут через десять все стихнет. Останется только сонное дыхание...
А завтра будет еще один день...
Закрытие смены
День закрытия выдается на редкость суматошным и бестолковым. Все планы летят к чертям, начальник то и дело придумывает нам все новые и новые поручения. Никак не удается хотя бы просто передохнуть, не говоря уж о том, чтобы спокойно заниматься отрядными делами. Ко всему прочему, наши "пионеры" совсем осатанели. Устроили в корпусе "День Нептуна". Начал все первый отряд, потом к ним подключился второй. Когда захожу в корпус, то просто останавливаюсь, как вкопанный. Вода всюду: она стоит лужами на полу, стекает с лестницы, шумит в открытых на полный напор кранах. Не успеваю сделать и двух шагов, как сверху на меня обрушивается холодный душ.
- Ой! - слышу возглас Гречи. И следом. - Шухер! Андрей пришел!
Я свирепею. Одним махом взлетаю на свой этаж. "Пионеры" разбегаются по палатам. Девчонкам проще спрятаться - у них на дверях шпингалеты. Слышно только "щелк-щелк" закрываемых задвижек. Парням не везет. Они с улыбочками стоят на площадке, держа в руках бутылки и ведра с водой, и никуда убегать не собираются. Я начинаю орать на них и награждать пинками. Улыбки медленно сползают с лиц, заменяясь выражением незаслуженной обиды.
- Тряпки в зубы и вперед! - ору я. - Чтобы через десять минут ни одной капли в корпусе не осталось!
Ногами "стучусь" в женские палаты.
- Дамы, - мой голос полон язвительности. - Не соблаговолите ли вы выйти из своих будуаров? А то здесь по чьей-то милости потоп случился. Неплохо бы прибраться.
- А мы не можем, - осмеливается пискнуть Белек.
Этот ответ стоит шпингалета. Дверь с грохотом отлетает в сторону, шпингалет с жалобным звоном исчезает в дальнем углу палаты. Наверное, вид у меня страшный, потому что девчонки мигом сбиваются в одну кучку у окна и с испугом смотрят на меня.
- Вперед воду выгонять! - рычу на них. - Насвинничали, а теперь не можем? Бегом!!!
Остальные палаты сопротивляться уже опасаются. Минут через тридцать корпус приведен в более-менее приличный вид. Снизу слышны ругательства Светки - она своих "пионеров" строит.
- Нет худа без добра, - комментирует Николаич. - Опять же, генеральную уборку провели. А то на нее их собирать замучаешься.
С дневной электричкой прибывает Саня и Серега. Сашка, как и обещал, приехал на закрытие, чем вызвал невероятную радость у девчонок. К физруку Димке приехал его брат Андрей. Димка приглашает меня на последние "посиделки".
- Ой, не знаю, Димка, - отвечаю я. - У нас сегодня отрядная дискотека до утра будет. Если только часа в четыре, не раньше.
- Да мы раньше и не соберемся, - отвечает он. - У всех сегодня бешеный день. Приходи к четырем. Нормально.
Обед, и полдник праздничные. После полдника собирается торжественная линейка, на которой закрывается смена, спускается флаг лагеря и все такое. Смена закончилась. Теперь только прощальная дискотека и завтра отъезд.
Дискотека начинается сразу после ужина и тянется до часа ночи. На этот раз все пускаются в пляс. В стороне не остается никто, даже начальник лагеря. Она лихо отплясывает вместе с пионерами. А она, оказывается, весьма и весьма ничего дама.
На закрытие прибывают сурские в полном составе и весьма теплом состоянии. Но это ничего, сегодня они уйдут вовремя. На ночь никто не останется. Местные сливаются с танцующими пионерами. Все довольны, все рады. Мои парни где-то все-таки раздобыли "разогрев" и теперь "наруливают" по территории лагеря с довольным и радостным видом. Собираю их в кучу и загоняю в корпус. Еще перед начальником лагеря не нарисовались! Неприятности в последний день нам не нужны.
Дискотека заканчивается. Но начинается отрядная. Сегодня она совместная - на первый и второй отряды одновременно. Тут же тусуются сурские. Они отправятся домой с двухчасовым автобусом, так что будут с нами недолго. Пионеры избирают тактику "смен". Пока одни танцуют, другие дремят в палатах. Потом они меняются. Таким образом они не устают. Чередую две-три быстрых композиции с медленными танцами. Хорошо видны все-таки образовавшиеся за смену парочки. Они не расстаются ни на секунду. "Эх, молодость, молодость", - думаю я и тут же начинаю ржать над собой. Тоже мне, старик нашелся.
Четыре часа утра.
- Всем спасибо, на этом мы прощаемся с вами. Спокойной ночи, - говорю я под недовольное "у-у-у!" пионеров.
Не слушая их, сворачиваю аппаратуру и убираю ее. Потом разгоняю всех по палатам. Николаич мне в этом не помощник. Они с Саней и Серегой уже давно сидят в моей комнате, основательно "нагрузившись" в честь закрытия. Я заглядываю к ним.
- Что, уже все? - спрашивает меня воспитатель.
- Угу, - отвечаю я, кидая в рот кусок колбасы. - Можно отдохнуть.
- Ладно, - Николаич поднимается. - Пойду к любимой женщине. А вы тут сами как-нибудь. Смотри, Дёма, чтобы все было в порядке.
- Смотрю.
Он уходит. Я смотрю на соловых Саню с Серегой.
- Ложитесь-ка вы спать, - говорю им. - А я к физрукам пошел.
Парни согласно кивают и начинают устраиваться. Я же спускаюсь к Светке, забираю ее, и мы отправляемся на наши "посиделки".
Все-таки мне удалось сегодня "догнаться". Нагрузились мы на посиделках основательно. Самое смешное то, что Андрею завтра на работу, и нам надо усадить его на пятичасовую электричку. Когда до пяти часов остается минут десять, мы дружно про это вспоминаем. Начинаем быстро собираться и большой компанией с песнями отправляемся на станцию. Уже перед самым выходом из леса нам навстречу попадаются первый и второй отряды практически в полном составе. Они идут со станции.
- Это что такое? - одновременно строго вопрошаем со Светкой.
- А мы рассвет встречать ходили, - делая невинные выражения лиц, отвечают нам пионеры.
- Ну ладно. Теперь идите в лагерь и смотрите, чтобы все тихо было. А то нам Николаич устроит головомойку. Ясно?
- Хорошо, - говорят пионеры. - Все будет тихо-мирно.
Мы расходимся "на контргалсах". Пионеры идут в лагерь, мы же - на станцию. Платформа пустынна. Ни души.
- Заказываю прощальную песню! - орет Андрей.
- Какую?
- Два кусочека колбаски!
- Поехали!
Дружно орем "Два кусочека колбаски". Проходящий из Пензы товарняк гудит нам. Машинист высовывается из кабины и машет рукой. Мы радостно вопим в ответ и размахиваем руками.
Походит электричка. С шумом и шутками усаживаем Андрея в вагон под любопытными взглядами немногочисленных сонных пассажиров. Андрей прижимается к стеклу двери, машет на прощание. Электричка трогается и уходит в сторону Пензы. Мы же возвращаемся в лагерь.
Подходя к корпусу физруков я замечаю странное движение возле нашего корпуса.
- Свет, по-моему, там кто-то дорожку подметает, - тихо говорю Светке, наклоняясь к ней.
Она вглядывается и кивает:
- Точно. А на лавочке Иван Николаевич сидит. Эх, и влетит нам сейчас!
Подходим к корпусу. Ребята из светкиного отряда усердно машут вениками, поднимая пыль на дорожке. Николаич смотрит на нас и смеется:
- Садитесь, гулящие.
- Иван Николаевич, мы... я... вот..., - пытаюсь оправдаться я.
- Не старайся, - Николаич хлопает меня по плечу. - Я что, не человек что ли? Все понял.
- Чего это они? - киваю на "пионеров".
- Да разорались, как резаные. Наши-то пришли и спокойно спать завалились, а этим поорать да побегать захотелось. Вот я их и отловил.
В половине седьмого отправляюсь спать. Николаич уступает мне свою кровать, потому что моя занята Саней.
- Спи, Дёма, - говорит воспитатель. - Но учти, в восемь подниму.
- Хорошо, - уже проваливаясь в сон, бормочу в ответ я.
Естественно, сам в восемь встать я не в состоянии. Меня поднимает Николаич. Кое-как умываюсь, смотрю на помятое похмельное свое отражение в зеркале. Н-да, не самый лучший вид.
Начинается беготня. Собрать постели, пересчитать их, собрать весь инвентарь, проверить по списку, сдать все это завхозу лагеря - на все эти заботы уходит битых два часа. Потом надо еще проследить, чтобы все страдающие с похмелья "пионеры" нормально упаковались, да ничего не забыли. А потом самому собраться в полном комплекте.
Но вот все заботы закончились. Отправляемся на станцию. Снова три вагона, снова полтора часа в дороге, снова матерящиеся грибники и дачники. Все повторяется точностью до наоборот.
Но вот вокзал. Слезы на глазах девчонок, родители, подходящие с одним и тем же вопросом: "Ну как мой (моя) себя вел (вела)?" и однотипный ответ: "Все нормально, не волнуйтесь. Хорошая (ий) девочка (мальчик). Нет, не курила (курил). Нет, не пила (пил). Нет, слушался (слушалась). Никаких претензий". Прощание с пионерами. Девчонки виснут на шее, обливаясь слезами, парни пожимают руку.
- Ну что, господа, когда встретимся? - задаю последний вопрос своим "пионерам", которые в последний раз собрались в один отрядный круг.
- Как обычно. Пятого сентября, у фонтана, - дружно отвечают они. Это уже традиция - такие встречи. До них мне предстоит проявить и напечатать фотографии, что сделаны в лагере, и разослать их по адресам.
- Ну тогда все. Всем спасибо, до свидания, - прощаюсь я.
- Пока! До свидания! - хор голосов сливается в один неразборчивый шум.
Каждый раз немного грустно. Но каждый раз и легко. Легко, что еще одна смена закончена, что на неделю до следующего заезда можно расслабиться, забыть про лагерь и отдохнуть "по-городскому". В кармане приятно шуршат деньги зарплаты. Теперь - на "маршрутку" и домой. Отмокнуть в ванной, пообедать и завалиться спать. Смена закончилась...