А бог живущих в тени и дарующих свет
А это только огонь, и не более, нет
А это только огонь - что в нем грех?
Немного огня – середина пути
Немного огня – тебя может спасти
В блеске обмана.
Э.Шклярский
Сначала я подумал, что это обычный пикник - куда только люди не забираются ради просто выпить на природе! У ног могучих кедров приткнулись четыре машины - синяя “Нива” - “крокодил”, “РАФик” и два темно-зеленых “УАЗика”, не армейские, судя по номерам. На усыпанную ржавой хвоей землю сгружены ящики - водка, пиво. Деловая суета. Костер уже созревает.
Замечаю непонятное - ни одной женщины. Что бы это значило? Криминальное совещание на лоне природы? Вон пара ружей стоит. Да нет, не похоже.
Идем далее. Нас это не касаемо.
Пора бы мне уже привыкнуть, что с Шаманом ничего не происходит просто так.
Пару верст спустя вышли к реке. Березняк. Излучина. Пересохшая старица. Шаман удержал меня за плечо, мы присели рядком прямо на землю. По другую сторону поляны - странная компания, скорее три компании. Несколько женщин, десять или одиннадцать, в костюмах “для субботника”: застиранные джинсы, опухшие на коленках спортивные штаны, блеклые кофточки, мужские рубашки в клетку, штормовки. Две или три - в не обношенных импортных спортивных костюмах. Чуть в стороне - стайка девочек, сбившихся в кучку, необычно тихих, щебета не слышно. А меж ними - три старухи-манси, маленькие, сморщенные.
Все разом сдвинулось с места - как будто ждали зрителей. Старухи поднялись, разошлись. Одна подошла к девочкам, грубо осматривая, одергивая, собирала блесткий урожай - сережки, колечки, заколки, цепочки исчезали в бездонных карманах темного халата.
Вторая просеменила к центру поляны. Я только тут заметил большой круг выжженной земли. Старушка вытаскивала из котомки заостренные колья, навалившись, неожиданно легко втыкала в землю, по кругу, счетом девять штук.
Третья заговорила с женщинами, быстро, негромко забормотала, слов не разобрать.
Женщины разошлись по лесу, спустились к реке. Они собирали дрова: тащили по двое толстые кривые бревна, несли высохший до звона плавник, резали рулоны бересты.
- Может, поможем? - спросил я Шамана.
- Нас здесь нет, - я не знал, что Шаман умеет и такое, но не сомневался, что нас никто не видит. - В прежние времена ритуал проходили девочки сразу после первых месячных. Обычаи умирают.
- Что за ритуал?
Шаман произнес длинную фразу на мансийском. И замолчал, оборвав разговор.
Старуха придирчиво разбирала “улов”. Трухлявые - в сторону. Осину - долой (“это дерево осина - не горит без керосина”). Как и на “субботниках” трудились не поровну - импортно-костюмные курили в сторонке. Штанно-рубашковые таскали, пилили, рубили. Две старухи складывали вокруг кольев аккуратные поленницы, строили уменьшенные копии костров инквизиции - со столбом для ведьмы в центре.
- Это триединство. Три верви, из которых сплетен мир: светлое - воздух, темное - земля, яркое - огонь. Колышек соединяет воздух и землю, и огонь. Замыкает их друг на друга, - ответил он на незаданный вопрос. Он часто молчит, будто не слышит моих вопросов. Или вот так...
Шаман не сидит без дела. Набрал какой-то травки, обрывает листики через один. Крошит на ладони своим немыслимо острым ножищем. Пошарил рукой в траве, поймал какую-то букашку. Вскрыл брюшко, смешал с травкой.
- Ешь!
- Что это за трава?
- Зряница.
Костры разгораются. Темнеет.
В центре поляны - кольцо огня. Ночь подернута призрачным серебром полнолуния. Из-за костра сыплет перестук деревянного барабана.
Мы призраками проскользнули вдоль края поляны к берегу.
Старуха выхватывает за руку из кучки крайнюю девочку. Девочка идет, послушно. Только глаза испуганно расширены. Старуха подталкивает ее к берегу. Девочка стягивает через голову ситцевое платье, стряхивает трусики. Медленно, вздрагивая от каждого касания воды, заходит по пояс. Тяжело вздохнув, окунается с головой. Поднимается, стекающая крупными каплями. И с такой же обреченной решимостью делает шаг меж огней в центр пылающего кольца.
Я почувствовал несомненный приход. Ново, но узнаваемо. Ноги, пальцы рук похолодели. Пространство расширилось. Все ближнее растворилось. Далекое стало необычайно ясным, четким. И я увидел.
Барабаны выстроили четкий ритм. Девочка танцевала в пламени. Неловко, угловато. Но все плавнее и мягче. Уверенно, напористо. Страстно.
Вокруг нее, над ней, плясала, рвалась, металась тень.
Ритм начал уставать. Девушка резко откинула голову назад в последнем па, замерла на долю секунды, стройная, тень слилась с ней. Девушка шагнула в ночь сквозь расступившееся пламя. Из воды уже выходила следующая девочка. Старушка преграждает ей дорогу - девочка не окунулась, волосы сухие.
Все повторилось - порывистый танец девушки, сначала угловато-робкий, потом текуче-страстный. И также, взмывая над острыми языками костров и вновь опускаясь к самой земле, танцевала тень. Эта девушка тоже вышла из круга немножко другой.
Третья девочка не просто танцевала, она плыла, перетекала из позы в позу, и стук барабанов колыхался вслед ее танцу. И пламя истончилось, прозрачная, дрожащая вуаль. И тень, легкая и почти незаметная, как паутина.
Четвертая девочка шла к воде уже обнаженной. Длинные светлые волосы, не знавшие еще химии, укрывали спину плащом.
Ни тени робости, ни секунды дрожи. Она шествовала к огненной купели. Старуха преградила ей путь, она попыталась обойти, та начала ее отчитывать громким шепотом, резко жестикулируя. Девочка продолжила путь с наскоро подобранными волосами.
- Вряд ли им стоило это делать, приводить ее сюда.
- О чем ты?
- Она уже была с мужчиной.
- Откуда ты знаешь?
Покачивая бедрами, уверенная в себе.
Треск поленьев заглушил барабаны. Пламя загудело, взметнулось стеной, выше деревьев. Даже своим новым “просветленным” зрением я едва видел девушку сквозь бешенство огня. Она сжалась в тесном кольце пылающих стен. Она даже не пыталась танцевать. Ее мать с криком бегала вокруг костра, в огненном кольце не было ни единого просвета.
- Не слишком ли жестокое наказание?
- Какое наказание, о чем ты? - Шаман был раздражен моей недогадливостью, а я все равно не понимал. - Боги не наказывают и не награждают никого. Они просто играют по правилам, по своим правилам.
Три верви, все сплетено из них. Наш характер, наши поступки. Тоже питаются из этих трех источников. Светлая вервь - познающая, творящая. Темная вервь - пассивная, а огненная вервь - это страсть, это сила, энергия. Девушка слишком рано расплела свою вервь страсти. Ты видишь - это ее собственный огонь рвется. Сможет ли она справиться со своим огнем?
Мать и дочь протягивали руки другу сквозь пламя. И оно расступилось на миг.
- А если я войду в круг огня?
Умолкли барабаны. Девушки, женщины, старухи - растворились в ночи. Я не видел их больше. Но огонь пылал. В пламени возникали и снова таяли мимолетные сгустки мрака. Хрустнуло полено, взлетели снопом искры. В стене огня раскрылся проход.
- Шаман, я иду туда. Это огонь зовет меня.
Шумно плеснув, вода сомкнулась над головой. Я спешил: огонь буйствовал, проход мог снова закрыться. Жар обнял меня, укутал саваном. Я стоял внутри стен. Танец? Не помню. Я двигался. Пространство было наполнено звуками огня - гул, треск. Мог ли я услышать барабан? Играл ли он для меня?
Жар нарастал. Огонь изгонял меня? Я оглянулся вокруг. Проход, которым я вошел, все еще открыт. Но я даже шагу не сделаю туда. Там, позади - тень. Моя чужая тень. Я загнал ее в ловушку. Или она меня? Я должен выйти на другую сторону.
Моя вервь страсти оплела меня, жарко дышала мне в лицо. Чем угасить ее? Водой? Я подумал о воде. Вода - море - Астрахань - пляж - Лена... Цепочка ассоциаций увела меня - стена пламени рванулась навстречу, выталкивая к проходу.
А может мрак, темная вервь поможет мне? Я загонял себя в колодец депрессии, в яму глухой тоски. Пламя опало, просветлело. Я увидел лес, Шамана под деревом. Смело шагнул, шаг, второй. Языки пламени втянулись. Но угли источали нестерпимейший жар. Я не мог даже приблизиться. Что это трещит - сучья в огне или опаленные волосы?
Я снова вернулся мыслью к воде, к морю. Усталое ночное море лениво лижет песок пенными языками. От самых ног к горизонту хрусткой фольгой блестит лунная дорожка. И я иду по ней, всего лишь несколько шагов.
Я снова на поляне. Оглядываюсь на костер. Нет ни просвета. Где же я прошел? Прямо по углям? Сквозь пламя? И где же мой преследователь? Заперт в огненном кольце? Победил ли я его, или это временная передышка?