- Ой, Катенька, ты еще и краситься собираешься? Опаздываем.
- А кто виноват? – Спокойно спросила Катя, и не дрогнувшей рукой продолжала наводить ресницы. – Так кто виноват?
- Нет, знаешь, Кать, давай так: виновен и я, потому что опоздал, и ты…
- И я?
- Да. Потому что не приготовилась к выходу. У меня-то причина уважительная – я часов не ношу. А вот у тебя…
- Не носишь, - угрожающе произнесла она полунакрашенными губами. – А раз не носишь, тогда кто виноват?
- Ты пойми, Кать, я человек свободный и к тому же я не могу терпеть, когда на руке что-нибудь болтается. Мне и без часов хорошо. Я счастливый, а счастливые часов не наблюдают.
Катя перебила:
- Вот пока не купишь часы, будешь видеть, как я страдаю каждый раз, спешу, не могу как следует навести тени на глазах, а потом еще как угорелая несусь с тобой. Красить лицо – это тоже искусство и на него требуется время.
По дороге в театр они почти не спорили, не было времени. Да и не в этом дело: на споры оставалась целая жизнь, которую они желали воссоединить в ближайшем будущем.
Валерка и в самом деле был свободной, счастливой личностью. Ко всему он относился как-то легко и весело. Проспал, например, на занятия – подумаешь какое огорчение, горе какое! Опоздал на свидание – ну и что, мир не разрушится. И хотя в голове его работало что-то наподобие кремлевских курантов, но весьма приблизительно работало, а иногда и вообще не срабатывало.
С Катею Валерка тоже был свободен, но не настолько, конечно, чтобы, к примеру, забыть ее на недельку, нет. Ведь и с нею он тоже был счастлив.
Наступили новогодние праздники. До последнего дня устаревающего года оставалось каких-то сорок восемь с лишним часов. Провожая Катю домой, Валерка выслушивал упреки в адрес своей безалаберности:
- Шампанское не купил: какой Новый год без шампанского? Где мы будем встречать этот праздник? Мне так хотелось побыть вдвоем… Ну почему ты такой? Как будто я одна должна обо всем думать. Ты же мужчина! Верно говорят, мужчины стали не те..
- Ну что ты, Катенька, в самом деле. До Нового года еще ой-е-ей! Шампанское7 Завтра я все сделаю! И квартиру мы еще успеем найти…
Катя только рукой махнула. Они подошли к ее дому.
- Подожди, - сказала она таинственно и скрылась за дверью своей квартиры.
Через несколько минут Катя уже протягивала ему какой-то предмет.
- Что это?
- А ты открой коробочку.
Валерка открыл и протянул удивленно:
- Часы-ы!
- Да, - радостно говорила Катя, - теперь уж ты не должен никуда и никогда опаздывать.
С минуту Валерка рассматривал стрелки и цифры, в голове как-то не укладывалось: он и часы вместе. Но потом он улыбнулся и как всегда с веселой легкостью произнес:
- Вот видишь, какой я счастливый. А с тобой буду еще счастливее.
Валерка не знал, что часы эти незаметно ограничили, окантовали его бесформенное представление о времени.
А ровно через двадцать минут после начала Нового года, через двадцать минут, как показывали подаренные часы, Катя сделала еще один подарочек.
Валерка поднял бокал с шампанским, ему было весело и хорошо, ни о чем не думалось:
- За что выпьем? Давай за …
Но Катя его остановила:
- Валер, поставь-ка бокал на стол.
- Зачем?
- Поставь-поставь и дай свою руку.
- Ну?
Катя взяла ее и бережно поднесла к животу.
- Слышишь, - спросила она?
Валерка знал по фильмам. Что значат такие жесты. Но сейчас до него не дошло.
- Не слышу, а что такое?
- Ах, да, - встрепенулась Катя, - ведь ему идет только третий месяц.
- Кому?
- Ребенку нашему! Валерка, милый, у нас будет ребенок!
И пока чувства - разные чувства – бушевали в валеркиной груди, он не заметил, как то самое кольцо времени сжалось. И уже потом, бегая по магазинам за продуктами, в ателье за парадным костюмом и так далее Валерка все еще считал себя свободным как птичка Божия. А в самый последний миг, когда смотрел на свои часы. Ликовал: «Ах, через три часа мы станем мужем и женой».
А стрелки все тикали, отталкивали лишнее, оставляя только самое основное и все меньше времени оставалось на то, чтобы бездумно транжирить его на себя.
Через три часа Катя в присутствии большого количества народа поцеловала и надела на палец ему золотое обручальное кольцо. Валеркина рука не привыкла ни к часам, ни к браслетам, ни, тем более, к обручальным кольцам. И долго еще новоявленному семьянину казалось, что кольцо лишнее, болтается на пальце, как что-то ненужное. Но позже это лишнее перестало болтаться, рука привыкла. А еще через несколько лет кольцо уже врезалось в мясо пальца, так как его обладатель пополнел, выросло лоснящееся брюшко. И рука с обручальным кольцом все чаще после сытного обеда нежно поглаживала ненасытное чрево. Но зато и лысеющую голову окольцованная рука тоже стала все чаще почесывать в самом что ни на есть затылке. Семейство росло, а квартира не обладала такими способностями. Надо было заниматься квартирным вопросом. И не только квартирным…
А кольцо все больше врезалось в мякоть пальца.
Но однажды рука освободилась от этого золотого зажима. Валерий Палыч заболел. Как врачи ни старались, как ни бились, как ни пытались применить самые новые, самые совершенные средства лечения, - болезнь не отступала. А вскоре всем стало понятно – это старость. Валерий Павлович пожелтел, похудел, высох. Теперь он ни о чем не думал. Хотя нет, он вспоминал о том времени, когда был молодой. И пусть всю жизнь он повторял: я же счастливый, черт возьми. Но только теперь он понял, когда именно был счастлив.
Потом, когда то самое, что еще недавно называлось Валерием Павловичем, выносили, чтобы обратить в пепел, с его пальца скатилось обручальное кольцо. Внучка Валерия Павловича, маленькая Наденька, подняла золотое колечко и показала его бабушке. Екатерина Ивановна горько вздохнула, по ее щеке скатилась слеза. Она отвела руку внучки в сторону и сказала:
- Возьми его, внученька себе. А когда вырастешь и встретишь своего суженого, - надень ему колечко и живите в счастии да согласии. Как мы прожили.
И Наденька припрятала колечко.