- Ты все еще уверена в правильности этого, без сомнения, гениального, но насквозь авантюрного замысла? – Миояш приостановился и поправил потертый ремень своей мандолины, с которой, похоже, не в силах был расстаться ни на минуту.
- Уверена, - Суэна нахмурилась, но больше от щекочущего волнения, нежели от досады.
Миояш скептически окинул взглядом ее наряд.
- В целом, получилась очень даже ничего себе селяночка, пришедшая поглазеть на городской праздник – и построить глазки бравым молодцам из стражи магистратуры, - Миояш широко улыбнулся, нахлобучивая на свои восторженно топорщащиеся вихры невероятных размеров шляпу. На полях этого шляпного шедевра вполне могла бы уместиться приличная упряжка, если бы не зияющие дыры, в которые эта самая упряжка рисковала бы провалиться.
Суэна успокоенно улыбнулась в ответ, перебирая бахрому пестрой косынки ручной вышивки, повязанной на ее шее.
Миояш был просто кудесником, разыскав буквально за полдня широкую яркую юбку, просторную льняную блузу, белые чулки грубой вязки и легкие башмаки – наряд девушки из простонародья. Еще полдня до этого ушло на уговоры его же взять Суэну с собой на городской карнавал в этом качестве. Подсолнух раздувал щеки, закатывал глаза, яростно взлохмачивал свою победоносную шевелюру, патетично воздевал руки к небесам, призывая тех в помощники и в судии – как показалось Суэне, больше для порядка, – и в конце концов согласился.
Воспользовавшись кутерьмой, царившей во дворце по случаю ожидаемого прибытия короля и по случаю наступившего карнавального вечера, Суэна удалилась в свои покои, строго-настрого запретив ее беспокоить до утра – и с помощью вездесущего Миояша они вдвоем пробрались вдоль берега, успешно обходя сторожевые патрули.
Сейчас они уже входили в широко распахнутые городские ворота, сквозь которые выплескивалась к темным водам океана самая веселая музыка на свете.
Пестрый шум и бурлящие огни карнавала просто оглушили Суэну, веселое возбуждение и азарт толпы поневоле передались ей, заставив сердце колотиться еще сильнее. Она совсем не замечала, куда тянет ее за руку Миояш, только еле успевала вертеть головой во все стороны, стараясь увидеть все, что только можно.
Неожиданно для нее они вышли на одну из главных городских площадей, где толпа завивалась водоворотами, раскручивалась вихрями, стекала к центру и выталкивалась в боковые улочки – галдя, всхлипывая, горланя, приветствуя и проклиная; хвалясь прихотливым убранством нарядов, замысловатостью украшений и молодцеватой статью - а над толпою, удовлетворенно улыбаясь и зажмурившись, простер свои ярко разукрашенные ладони Карнавал.
Самодельные помосты актеров, освещенные целыми снопами горящих факелов и чередующиеся с полукруглыми крышами повозок; вспыхивающие краски цыганских таборов; балаганная задиристая суматоха бродячих циркачей... И везде, куда достанет взгляд – огни, мириады огней всех мыслимых цветов и яркости; и музыка! – веселая разухабистая джига соседствует с печальными сиреневыми песнями странствующих трубадуров; и восторженные взоры вокруг и сладостная нега танцев; и самое крепкое вино и самый забористый ром...
Миояш протиснулся между полотняными фургонами и помог Суэне выбраться на относительно спокойную площадку, образованную ими.
- А вот здесь – обиталище Вашего покорного слуги, - он сделал широкий полукруг рукой, обводя фургоны, но в конце этого жеста наткнулся на грозный взгляд стоящей в двух шагах черноволосой невысокой девушки. Она была смугла, темноглаза и являла сейчас собой воплощение богини возмездия, скрестив руки на груди и глядя в упор исподлобья.
- Какую побасенку ты придумаешь на этот раз, гнусный плут и проходимец? – голос девушки кипел возмущением, - мы уже все с ног сбились, обыскивая все самые темные подворотни в округе! Мы же не можем начинать представление без твоей непутевой рыжей головы!
- Флорица... – позвал смиренно Миояш, но девушка продолжала:
- Ты хочешь уехать отсюда несолоно хлебавши? И жевать овес неделями? И, во имя всех святых, – что за нетопыря ты напялил себе на глупую голову? И... – вдруг она осеклась, и глаза ее округлились, - и что делает здесь эта девица? – она метнула уже совсем уничтожающий взгляд на Миояша.
- Ай! – тот притворно схватился за левый бок, скрючиваясь, - Смилуйся! Еще один такой пламенный взор, пронзающий мое и без того раскаленное сердце – и оно станет похоже на подушечку для булавок, Купидон свидетель! Вот, кстати, - он вдруг без всякого перехода выпрямился и обратился к Суэне, - позвольте отрекомендовать: Флорица, восхитительное создание, тайно влюбленное в меня по самые свои очаровательные ушки – ну-ну, не надо так глядеть опять, я-то уже все знаю, - а еще самая лучшая танцовщица, разбившая не одно суровое мужское сердце - и, заметьте, не в одном только городе.
- Здравствуй, - Суэна улыбнулась Флорице совершенно искренне, - я прошу прощения, что врываюсь без приглашения, но это – моя вина, а никак не Миояша. Я сама его попросила.
- Здесь гостевой двор? Или дом свиданий, что ты вздумал тянуть сюда свою подружку? – Флорица уже развернулась к Миояшу и стояла, гневно уперев руки в бока.
- Тише, тише, - примиряюще воздел руки тот, - через пару минут мы начинаем, а эта... гм, девица – моя гостья, так что попрошу любить и жаловать, как приличествует.
Тут вдруг на сцене возник новый персонаж: низенький пухленький человечек вперевалочку выбежал из-за одного из фургонов с завидной для его комплекции скоростью. Шумно пыхтя, он остановился перед Миояшем, едва достигая тому до плеча и затарахтел, отирая лысину клетчатым платком, размером более схожим с небольшой скатертью:
- Милые мои, что вы же делаете со мной, а? Нам на пятки наступают цыгане, они же после нас, а? Публика же ждать не будет, а? А вы, - тут он ткнул своими пухлыми пальчиками одновременно в разные стороны, указывая на Флорицу и Миояша, - выходите уже сейчас, немедля! – и снова понесся, взвивая пыль, дальше.
Миояш засмеялся:
- Этот пузырек – распорядитель нашей труппы, Жюсо... Все, Флорица – пора. Суэна – ступай за нами, пожалуйста, и побудь возле сцены, чтобы я смог найти тебя. И никуда не отходи! – уже на бегу, указав Суэне направление к дощатым подмосткам.
Над площадью был крепко натянут канат, через который, словно играя, перелетали плавно планирующие ленты разноцветного серпантина. Суэна встала неподалеку от сцены – так, чтобы можно было видеть большую часть площади.
Неожиданно забила ключом громкая музыка где-то рядом, сбрызнув своими аккордами беспрестанный гомон толпы – начиналось представление. Затаив дыхание, Суэна с восторгом смотрела на долговязую фигуру Подсолнуха, уверенно идущего по канату и, словно игрушку, держащего длинный тяжелый шест с двумя факелами на концах; на воздушных танцовшиц, среди которых она разглядела тоненькую смуглую Флорицу; на нелепых и трогательных одновременно клоунов, доводивших почтенную публику до колик; на мускулистых тяжеловесов, победно вздымавших над головою многопудовые бревна или тележные колеса и так же запросто кладущих на лопатки, под общий хохот, любого самоуверенного смельчака, выходившего меряться с ними силою...
...А праздник вскипал - огнями фейерверка, взметающимися, переливающимися радугой цыганскими шалями, треском хлопушек, вихревым блестящим конфетти, призывно звенящими бубнами, пляшущими отражениями в городских фонтанах и каналах...
Миояш возник, как обычно, неожиданно и сразу увлек Суэну в сторону актерских фургонов.
- У нас тут неприятности, - сразу сообщил он, - боюсь, нам надо сразу уходить, чтобы я успел провести тебя обратно в замок.
- Что произошло? – Суэна сразу подумала о том, что ее исчезновение из покоев кем-то было обнаружено.
- Ну... скажем так: городская стража ищет одного человека, за чью голову обещана изрядная сумма, а этот человек – у нас, - он посмотрел ей прямо в глаза и встретил такой же твердый взгляд.
- Я смогу его спрятать. Во дворце.
- Идея, конечно, заманчива – однако ж шила в мешке, пожалуй, не утаишь – особенно в таком, расшитом рюшечками и цветочками, как королевский дворец, - Миояш излюбленным жестом взлохматил свои волосы. – Но, похоже, другого выбора просто пока нет – во всяком случае, я его не вижу.
- Ну, если такой проныра, как ты, не видит иного выхода – тогда его просто нет в природе, - засмеялась Суэна, - где твой таинственный разыскиваемый?
Они забрались в один из фургонов по маленькой скрипучей лесенке: их встретил притаившийся полумрак, кутающийся в запах пыли.
- Эй! Это я, - воззвал в темноту Подсолнух, - надо побыстрее убираться отсюда: кто-то навел на твой след, дружище.
Слева из-за сундуков выбралась силуэт, при ближайшем рассмотрении оказавшийся крепким немолодым мужчиной внушительного роста, в добротной, но грязной рубахе, кожаном жилете, рыбацких штанах, широких сапогах и с массивной серебряной серьгой, оттягивающей мочку одного уха. Суэна про себя сразу окрестила его флибустьером – до того уж похож он был на распространенные описания морских разбойников.
- Мне надо пробраться к Павлиньей бухте – там Братство поможет, - быстро заговорил он низким хриплым голосом и, заметив Суэну, с достоинством отвесил ей поклон, - мое почтение, барышня.
- Сейчас нельзя: береговая стража начеку, но у нас есть шанс протиснуться между их бравым флотом и берегом на баркасе, чтобы спрятать тебя на время во дворце. Но до баркаса еще надо добраться.
- Где? – флибустьер ошарашенно уставился на Подсолнуха, - А может, еще и в тронной зале? Как ты во дворец-то попадешь? Никак штурмом? Или... через верного человека?... Али есть кто на примете? – он был уже серьезен, быстро собирая свои нехитрые пожитки в котомку.
- Есть. Эта самая барышня, к примеру, - Миояш указал на Суэну, - она может нам помочь.
- Ну, коли так, - Бог пусть пошлет вам долгие дни, барышня. И, хотя старый Ринальдо бывал в разных переделках – однако ж эта представляется мне самой сумасбродной из всех, - он широко улыбнулся, - я готов, идемте.
...Едва они выбрались из фургона, как конский топот и лязганье оружия нагнали их со стороны площади, заставив укрыться за широкими ободами колес. Стражники в кирасах и один конный – по-видимому, главный, - вломились, расталкивая визжащую толпу, между повозок и начали обыскивать фургоны, вытряхивая содержимое просто на землю. Поднялся неимоверный шум: звон бьющейся глиняной посуды, треск полотна, крики отгоняемых пинками актеров, грубая ругань стражников.
- Господин начальник стражи, а? Господин начальник стражи! – Жюсо хлопотливо прыгал вокруг неподвижно и прямо сидящего в седле всадника, забавно размахивая своими пухленькими ручками, - к чему такие меры, а? Мы – мирные актеры, ни в каких смутах не замешаны, ничего противозаконного не умышляем, просто вот на карнавал приехали, дак это ж работа наша! Господин начальник, а?
- Вы, мерзавцы, прячете у себя опасного королевского преступника, вора и бандита, - и я буду не я, если не найду его сейчас и не отправлю всю вашу свору в темный колодец городской тюрьмы, - процедил конный, не глядя на бедного управляющего труппой, на которого упоминание о тюрьме подействовало катастрофически.
- Господин начальник... стражи... – выдавил он, прижимая ручки к груди, выпучив глаза и напоминая более всего умоляющего хомяка, - да разве ж... да никогда... да не смеем... господин... а?...
Суэна со своими спутниками пробрались между тем под осями фургонов и, оказавшись по другую сторону, они смешались с толпой и быстро устремились к порту.
...Все дальнейшее для Суэны происходило так быстро, что в памяти у нее остались только красочные обрывки: полный маленьких улочек и переулков портовый квартал города, забитый под маковку веселящимися и пьяными вдрызг матросами, оглушительная музыка из таверен; темный причал, сильно пахнущий морской водой и рыбой; накренившаяся при выходе из порта рыбацкая лодка с синим парусом, уверенно правимая Ринальдо; свежий ночной соленый ветер и хлопками бьющиеся о борта встречные волны...
А потом неожиданно возникли со стороны берега два сторожевых судна, идущих наперерез, - и лодке пришлось сворачивать в открытый океан – вроде бы темнота и усиливающийся ветер помогли им скрыться, да и Ринальдо моряком был опытным.
...Миояш сидел мрачнее декабрьского чертополоха, не отвечая на прибаутки и шуточки повеселевшего флибустьера. В конце концов тот не выдержал:
- Да что такое с тобой, дружище? Мы от них ушли, с друзьями твоими ничего не станется, потому как найти меня – они не нашли, взятки гладки. А барышня – ну, побудет немного в Павлиньей бухте, тронуть-то ее никто не посмеет – уж я-то за это голову дам. Чего ж невесел-то?
Миояш глубоко вдохнул океанский ветер, как перед прыжком в глубину:
- Ринальдо, старый дурень, ты даже себе не представляешь, в какую историю мы стобою втяпались. Впрочем, дурень здесь – это я, и никто иной... Эта, как ты говоришь, барышня, - принцесса Суэна.
Ринальдо замер, вцепившись в руль, глядя на Миояша, потом перевел взгляд на сидящую на носу и лишь пожавшую плечами, улыбающуюся, как ни в чем не бывало, Суэну... Потом он резко выдохнул, закашлялся, наконец распрямился и со слезами то ли от кашля, то ли от смеха, только и смог сказать:
- Ну, Миояш, ну, угораздило ж тебя... Тебе мало было приключений на твою и впрямь дурную голову? Ох, убил... Ты совсем, что ли, спятил?
- Это мое нормальное состояние, - со вздохом ответил тот, - принцесса, я даже не знаю, как вымолить у тебя прощения – все вышло совсем не так, как задумывали...
Глядя на сокрушенного Миояша и на ошарашенного флибустьера, Суэна неожиданно для себя рассмеялась:
- Подсолнух, да мне никогда еще не было так хорошо... – и добавила, подумав, - чертовски.
Миояш и Ринальдо переглянулись и, не сговариваясь, зашлись смехом вместе с нею.
...А синий лепесток рыбацкого паруса летел по волнам навстречу подкрадывающемуся восходу, устремляясь к никогда не спящей Павлиньей бухте.