Моему отчиму Станиславу А. посвящается.
ВОСПОМИНАНИЕ ПЕРВОЕ
Беспощадно ярко, по-зимнему, светит солнце. В морозном воздухе висит снежная пыль и искрит, словно волшебная. Я заворожено смотрю на этот солнечный бисер и слушаю, как скрипит снег под металлическими полозьями. Больше я все равно делать ничего не могу - даже шевелиться. Меня закутали в сотню одежек, тесно связали шалью и усадили в санки. Мое дело - смотреть вокруг и крепко держать своего Буратино.
Санки везет Стас, он большой и веселый, и даже зимой ходит без шапки. Его черные кудрявые волосы пышны до невозможности – в них ему не холодно. Рядом идет мама, и она мне нравится. Она не похожа на толстых теток, снующих по улицам и напоминающих капусту еще больше чем я. Она высокая и стройная, и даже пальто не может скрыть ее тонкой талии.
Вот и приехали. Вокруг – скамейки, занесенные снегом, а ближе к центру – гипсовая раковина фонтана, стилизированная под неизвестный природе цветок. Сильные руки Стаса извлекают меня из санок и ставят на землю. Я тут же валюсь вперед – мне всего год и я еще не умею ходить. Мне не дают зарыться носом в холодную белую перину и подхватывают под мышки.
«Ну когда же ты пойдешь, горе луковое?» - спрашивает мама и смеется, ее зубы – белее, чем снег. И я смеюсь тоже, мне смешно оттого, что мой пластмассовый Буратино вдруг ожил и пошел, оставляя в снегу маленькие заостренные следочки. Рядом с ним Стас – он весело блестит своими карими глазами и в этот момент больше, чем когда либо, похож на артиста Еременко. Стас помогает шевелиться ручкам и ножкам Буратино и, благодаря его усилиям, игрушка все больше удаляется от меня.
Мне уже не до смеха, я ревниво кричу, требуя пластмассового уродца обратно. Но Стас улыбается, а Буратино знай топочет своими башмачками в противоположную от меня сторону. Я совершаю титаническое усилие и сама тащу свое тяжелое, обремененное шубкой тело, в направлении непокорной куклы. Раз… два… три – я иду! Нос Буратино оказывается в моем кулачке, а мама – в обьятиях Стаса. Они целуются и смеются – им хорошо, и нам с Буратино – тоже.
ВОСПОМИНАНИЕ ВТОРОЕ
Вся комнатка заставлена банками и аквариумами. Меченосцы, золотые рыбки, вуалехвосты – кого здесь только нет! Одна из банок стоит даже на высоченном шкафу – в ней плавают юркие мальки гуппи. Я знаю названия почти всех рыб – этому меня научил Стас.
Но больше всего мне нравятся рыбы-сомы. Длиной с мою ладошку, серокожие, с мясистыми усами и почти человеческими глазами, они больше похожи на маленьких мутантов, чем на рыб. Стас называет их тушками и кормит крошечными живыми червяками. Сейчас он занят тем, что распиливает пополам один из двух керамических горшков. Раньше мама готовила в них картошку с мясом, а теперь в них будут жить сомы.
Я помогаю Стасу изо всех сил – держу запасной напильник. Стас пилит и объясняет мне, что в природе сомы живут в каменных гротах, и наша с ним задача - создать для них похожие условия. Иногда он отхлебывает пиво, и работа спорится. Вскоре половинки опускаются на дно аквариума. «Тушки» начинают обживать их, курсируя из одной «квартиры» в другую. Мы со Стасом следим за ними, не отрываясь. Наш восторг не может испортить даже негодование мамы по поводу испорченных горшков.
ВОСПОМИНАНИЕ ТРЕТЬЕ
Мне четыре года. У меня день рождения, и самый классный, самый замечательный подарок мне дарит Стас. Это медведь - желтый, словно мед, и огромный, как кресло. Я без труда могу уместиться на его толстых коленках. Все утро Стас показывает мне, как нужно наносить удары плюшивой животине, чтобы она не опрокинула меня на пол. Медведь рычит голосом Стаса, блестит стеклянными глазами и, размахивая лапами прет на меня, норовя повалить на ковер. К обеду я уже умею делать медведю подсечку и исполнять победный клич, прыгая на его пушистой груди. Вечером я готова продолжать, но играть со мной Стас уже не может. Он спит на диване, и разбудить его я не в силах, как не пытаюсь. Мама с перекошенным лицом поднимает с пола пустую бутылку и выводит меня из комнаты.
ВОСПОМИНАНИЕ ЧЕТВЕРТОЕ
Тук-тук-тук. Стук звонкий и хрупкий – металлом по стеклу. ТУК! Звон разбитого стекла. Деревянные прутья моей кроватки и темнота мешают, но я все равно вижу фигуру матери в белой ночной рубашке. Она вскакивает с кровати и, шлепая голыми пятками, идет к двери. В коридоре зажигается свет, и комната озаряется ярким отсветом, который тут же меркнет. Остатки двери прикрываются. На шторе, вытканной еловыми ветками, зияет желтое пятно с неровными осколочными краями. Я смотрю на него и слушаю неистовый шепот матери и оправдывающийся бубнеж Стаса. Слова разобрать невозможно. Пятно блекнет, а еловые ветки превращаются в сосновый лес с зайцами и белками. Я засыпаю.
На следующий день.
Я : «Папа, зачем ты разбил стекло? Мне было страшно»
Мама: «Папа думал, что это не стекло, а фанера. Стукнул молоточком – оно и раскололось»
Стас: « Цыпленок, ты правда перепугалась? А я хотел вас с мамой позабавить…»
Мама: «Позабавил…»
ВОСПОМИНАНИЕ ПЯТОЕ
В окне трамвая скользит ночной проспект. Рядом плачет мама. Она пытается сдерживаться, но всхлипы все равно, нет-нет, да вырываются наружу. Одной рукой она утирает слезы, другой судорожно стискивает мою руку в красной варежке. Мне немного больно и очень тоскливо.
Желтые огни, искаженные призмой грязи на стекле, проносятся перед моими сонными глазами. Вот снова «Детский мир». Мимо него мы проезжали уже дважды. Наверное, нам действительно некуда возвращаться. Я уже давно должна спать и если мама таскает меня в ночи, значит, этому есть причины… Причины не для детских мозгов, поэтому она не отвечает куда и зачем мы едем. Наверняка это как-то связано со Стасом. Он пьет и заставляет маму плакать.
ВОСПОМИНАНИЕ ШЕСТОЕ
Мне десять лет. Вот уже три года, как у меня - новый отчим. Я не зову его папой, а он не дарит мне огромных медведей. Дядя Глеб сейчас в командировке. Но я по нему нисколько не соскучилась. В однокомнатной квартире просторнее без его двухметрового тела, и, наконец-то, не пахнет носками.
Я лежу в постели, и чувствую, как ноет кожа головы. Перед сном я помыла волосы, а потом долго и нудно расчесывая их, была вынуждена выдрать несколько запуток с корнем. Будь моя воля, я бы давно остриглась под мальчика. Но мама категорически против. Она говорит, что длинные волосы – это красиво. Меня же не очень волнуют проблемы красоты, мне не хочется нравится кому-то, а противоположному полу в особенности.
Я погружаюсь в дрему, я почти уже сплю, но звонок в дверь вытаскивает меня обратно на темную кухню. Кто-то пришел, судя по голосу – мужчина, и судя по бессвязности речи – пьяный. За дверью – на этот раз действительно с фанерным заполнителем – бурная, но тихая перепалка. « Я просто посмотрю на нее» – с этими словами дверь распахивается, и в проеме появляется человек. И хотя свет бьет ему в спину, я узнаю его по пышной копне кудрявых волос. Стас!
Нетвердой походкой Стас подходит к дивану и осторожно садится на край. Я сажусь тоже, и волосы лавиной падают мне на плечи и спину, полностью скрывая розовые рюшки пижамы. В глазах Стаса – нечто, похожее на благоговейный восторг. Он несмело проводит рукой по моим шелковистым мучителям и шепотом произносит: «Господи, какая красивая-то стала…». От него несет перегаром, а в открывшемся рту я замечаю желтый металлический зуб. Мне противно.
Мама вскоре выпроваживает его за дверь. А я не могу спать, потому что мне стыдно. Я вспоминаю выражение в глазах Стаса, и мне не дает покоя вопрос – заметил ли он брезгливость на моем лице? Хорошо бы, если нет. Ведь он научил меня ходить и любить рыбок…
ВОСПОМИНАНИЕ СЕДЬМОЕ И ПОСЛЕДНЕЕ
Мне пятнадцать. Суббота, и я снова у бабушки с дедушкой. Здорово, что из нашей однокомнатной можно сбежать хотя бы на выходные. Дома мне не хочется лицезреть распростертое в кресле тело дяди Глеба, и гулять тоже не хочется, потому что гулять придется с братишкой. Ему полтора года, и когда я выхожу с ним на улицу, меня все принимают за его мать. Женщины пялятся, а мужчины еще и комментируют, в их глазах - похотливый блеск. И мне хочется выдрать им глаза.
Я сижу в кресле и читаю книжку. Бабушка говорит с кем-то по телефону, и в какой-то момент предмет ее разговора становится мне интересен. «Да что вы!» - восклицает бабушка – «Какой кошмар… А ведь неплохой был парень…Допился!….как хорошо, что Аня вовремя от него ушла… Вот намучилась бы...». Трубка клацкает о рычаг, а бабушка залетает в комнату. Ее глаза возбужденно блестят. «Дашенька, ты представляешь, - говорит она мне, - Стас-то уже три месяца, как умер. Зарезали его в парке. Стеклом по горлу, и нет человека! А ведь какой молодой, тридцать пять всего…»
Бабушка говорит что-то еще, а я смотрю в книгу. Но вижу не буквы, а забавную мордочку рыбы-сома. Она весело подмигивает мне глазом Стаса и улыбается безгубым рыбьим ртом. И от этой улыбки мне хочется плакать ...