Вечный автостопщик

Стас Айнов
      Я находился за рулем вторые сутки. Хорошо, что прошлой ночью мне повезло поспать несколько часов. Просто съехал с обочины в уютный придорожный лесок, полный земляники и комаров. Темноту и покой ночи никто не потревожил, поэтому рано утром я убирал по местам невостребованные монтировку и газовый баллончик. Человек я миролюбивый – моё путешествие пока платило мне тем же.

      Но сегодня природа становилась все менее дружелюбна. Наползли свинцовые тучи, настраивая на дождь. Дорога требовала все большего внимания, так как колдобины плодились с каждым километром. Лес вдоль обочины стоял плотной стеной, земляничные поляны сменились топкими болотами.

      Предстоящая ночевка вселяла мало оптимизма. Уже издалека у обочины встречной полосы было заметно машину с большим прицепом. Ее водитель махнул мне рукой, чтобы я остановился.
- Привет, мужик! Выручи, дай закурить.
Я высунул руку с зажигалкой в окно.
- Может, у тебя есть спички? Подари, а то путь еще дальний, тяжко мне будет.

      Поискав в бардачке, я отдал ему коробок.
– Ну, спасибо, выручил. Спешу на юг.
- Слушай, услуга за услугу: где тут ночуют? Поделись опытом. Ведь никуда с обочины не съехать - болота.
- Не дрейфь, парень! Три часа пути – и будет площадка для отдыха. Общество там всегда гостеприимное. Ну, бывай! – и водитель полез в кабину своей машины.

***
      Я рванул дальше по шоссе на север. Посыпались первые капли дождя, поэтому пришлось включить дворники. И скоро они еле справлялись с работой, потому что дождь заполнил, казалось, все пространство. Лента дороги взмокла, лес нахохлился, вонзая голову в тучи.

      Я внимательно следил за мокрой дорогой, поэтому голод отодвинулся на второй план. Можно было, конечно, остановиться и поесть, благо припасы в сумке имелись, но непроизвольно хотелось быстрее добраться до заветной площадки.

      Встречных машин почти не было, но вдали сквозь пелену дождя виднелась какая-то темная точка. Скоро можно было догадаться, что это фигура человека. Ох, не хотелось бы мне попутчиков. С одной стороны с ними, конечно, веселее; с другой – всегда есть риск нарваться на недобрый умысел.

      Все-таки я сбавил скорость и, проезжая мимо, разглядел высокого молодого парня с рюкзаком в черной куртке с надвинутым на пол-лица капюшоном. Он энергично показывал большой палец, и мне пришлось затормозить. Значит, в этих диких краях водятся автостопщики.

      Он втиснулся на переднее сиденье, мокрый и улыбающийся,  и благодарно сказал, закидывая рюкзак назад: «Вы – мой спаситель!»
- Давно стоишь?
- Почти полтора часа. Две машины проехали, не обратив внимания. Наверное, не хотели бесплатного пассажира.
– Может, просто побоялись такого партизана, как ты.
- Студентов бояться – по шоссе не ездить!
- Новая пословица?

- Нет. Жизненная мудрость. Вы же не побоялись?
– Ну, как сказать... Сочувствие проявилось. В машине в такую погоду и то неуютно, а без нее совсем плохо.
- У меня денег нет, но я вас отблагодарю, как смогу.
- Да ладно. Давай лучше поедим. Пошарь рукой по заднему сиденью, там сумка с припасами и термос. Только кофе, наверное, уже холодный.

      Так, поедая бутерброды, мы и мчались под дождем, пока не уперлись в барьер, преграждающий путь, и знак «объезд». Мой попутчик в это время сладко спал, кое-как  разместив в кресле свою немаленькую фигуру.

      Объезд предлагался очень сомнительный: среди мокрых хмурых елей две малонаезженные колеи, заполненные водой. Машину трясло и валяло, и конца этому «кэмэл трофи» не было видно.

      Хотя я ошибся - конец появился, так как жуткая колея уперлась в какой-то бурелом. Пришлось вылезать на природу под дождичек и, чавкая по воде и грязи, обследовать местность.

      К машине я вернулся через несколько минут, парня в ней не было, но рюкзак лежал на месте. Подумав, что студент пошел искать меня, я внимательно осмотрелся. Когда после безрезультатного поиска я вновь вернулся к машине, то обнаружил, что рюкзак тоже исчез.

      Мне было бы трудно скрыть от себя огорчение: «Странные манеры у нынешних студентов».
От хождений под дождем одежда отсырела, поэтому пора было хоть как-то согреться.

      Следующая неприятность оказалась в виде стрелки, показывающей бензин почти на нуле. Пожалуй, к этому комплекту «прелестей» не хватало только адской кромешной тьмы и воя волков. С волками, думаю, тут все в порядке, а вот темноты не было, так как стояло время белых ночей.

      Я прогрел машину, устроился в кресле поудобнее и, наивно желая, чтобы утром все само собой нормализовалось, заснул. Впечатления дня во сне меня не тревожили, но холод и сырость постепенно захватили мои мысли в плен, и я увидел голубоглазую девушку с длинными светлыми локонами.

      Она плакала и говорила: «Мне холодно». Сначала я подумал, что хорошо было бы очутиться в жарких краях, а потом размечтался, как эту сказочную девушку согреть и приголубить...


***

      Проснулся я оттого, что лежать было ужасно жестко, но, правда, очень тепло. Я сел и осмотрелся вокруг. Вы будете смеяться, но я, как дурак, сидел на песчаном бархане. Вот почему моё ложе стало твердым.
Я не мог допиться до белой горячки, так как последний год практически не пил. Память прекрасно удерживала все нюансы вчерашнего дня. Объяснить такие перемены в жизни, опираясь на мое материалистическое мировоззрение, было невозможно.

      Общеизвестно, что люди в стрессовой ситуации ведут себя по-разному. Одни суетятся и все окончательно портят, других охватывает паралич воли. Третьи мобилизуются и добиваются лучших результатов, чем в рутинной обстановке, и, наконец, четвертые вообще не замечают сложности момента. Интересно, в какую группу отнести меня?

      Размышляя, я снял полуботинки и носки и попытался идти босиком, но продержался недолго – ступни ног грозили свариться в раскаленном песке.  Пришлось подсуетиться и надеть обувь. Не замечать сложность момента я не смог.

      В школе меня учили четко и просто: если вы заблудились в лесу, то найдите реку и идите по ее течению. А в пустыне? Что искать и по течению чего идти?

      Равнодушно констатируя промах в образовании, я забрался на очередной бархан и оказался лицом к ... ленте шоссе. Что-то слишком рано оно мне подвернулось. Я даже почувствовал некоторое разочарование.

      Впрочем, оно скоро уступило место тупому терпению, потому что путь по шоссе изматывал не меньше, чем хождение по барханам. Жарило солнце, дышал зноем асфальт. Кое-где песок захлестывал дорогу. Ни чахлого кустика!

***

      О-хо-хо...Что же европейцы придумали такие неудобные костюмы?! Например, зачем в пустыне человеку галстук?

      Мне бы сейчас белый хлопчатобумажный балахон, как у араба... Тут на меня напал смех, и я истерически похохотал пару секунд, вспомнив старый анекдот про двух страдальцев. Один полз по пустыне и стонал: «Воды!» А встречный доходяга рыдал: «Галстук!» Оказалось, в ресторане оазиса мужикам не наливали, если те были без галстука.

      В моей нынешней реальности не было ни ресторана, ни оазиса. Но вдруг я увидел какое-то скопление из вагончиков и трубопроводов. Надежда найти людей не оправдалась - обитатели отсутствовали. Зато в одном из помещений оказалась кухня, и мне удалось найти там неполную пятилитровую канистру с водой!

      Отпившись, я задумался о судьбе этой емкости. Сколько мне еще идти, и где будет следующая вода? Пожалуй, логично взять взаймы остатки воды вместе с канистрой.


***
      Теперь параллельно с дорогой тянулся трубопровод - этот динозавр пустыни составил мне компанию. Мы почти стали друзьями. И, когда вдали засветились ночные огни населенного пункта, я вовсю разговаривал с трубой, но умом не тронулся, хотя пел песни и даже читал детсадовские стихи.

      Ареал скопления домов вырос на пути буднично, словно очередной этап игры, и требовал от меня иных, чем в пустыне, действий.

      Куда бы вы направились, очутившись в незнакомом городе ночью? Я выбрал вокзал. Но в этом городе был только автовокзал. Мне сообщил это запоздалый прохожий. Известие об отсутствии железной дороги действовало огорчительно, словно предательство родственника.

      Серое здание автовокзала было закрыто, и я пыльным и потным мешком плюхнулся на скамейку. Какая роскошь после пустыни!

      Цивилизация в виде пары лампочек на столбах явила мне на соседней скамейке коллегу. Я оторвался от любимого плацкарта и пошел знакомиться. Непостижимо! Это была молодая женщина.

      Она испуганно посмотрела на меня, и я почему-то понял, что глаза у нее утром окажутся голубыми, а волосы светлыми, хотя и не локонами, а всего лишь заросшим каре.

- Здравствуйте, - сказала она.
- Не хотите выпить? – я щедрым жестом показал на канистру.
- Бензину?
- Почему? Воды!
- Давайте.
- Вы кого-то ждете?

      Она ответила вопросом на вопрос.
- А еды у вас нет?
- У меня есть деньги, утром мы с вами купим еды.
- Да, - отрешенно промолвила она, – деньги еще не еда.

      Тема разговора была тупиковая – в сцену просился позитив.
- Давайте познакомимся. Меня зовут Алексеем. А вы, наверное, Селена? – и я показал на черное небо с полной Луной среди ярких звезд.

      Девушка посмотрела на меня земным взглядом и, кажется, улыбнулась.
- Почти. Меня зовут Лика. Стыдно сказать, но я мечтаю о вашем пиджаке.

      Мне все еще было жарко, а это подлунное создание в легкой светлой блузке и джинсах страдало от холода. Наконец-то понятно, для чего нужен костюм в этом царстве пекла. Я закутал Лику в свой пиджак, подложил ей под голову мое сокровище- канистру, пожелал спокойного сна и вернулся на свою скамейку дремать до утра.

***

      Пробуждение было кошмарным и приятным одновременно. Вокруг шумели люди, бегали дети, меня задевали какими-то узлами. Но зато рядом сидела Лика  ангелом-хранителем и держала на коленях мою голову, а свободной рукой обнимала канистру. Я был накрыт пиджаком. Мне начинало нравиться такое бомжевание.
Но я вспомнил свое обещание купить девушке еду. Рынок был в поле зрения, и Лика смотрела туда с надеждой.

      Мы потолкались по базару, но овощи-фрукты пока не просились в наши желудки. Наконец, рука моей спутницы напряглась, и я увидел то, что её взволновало - мясной ряд. Огромная мужская очередь гудела и с трудом регулировалась милиционером. Мы разочарованно переглянулись, так как явно не проходили по конкурсу в число счастливчиков.

      Мы пошли в магазин, но я опять не справился с ролью добытчика куска колбасы. Мужчине продавцу не понравились мои деньги, и он больно вытолкал меня на улицу, говоря: «Русский юмор?» Лика поправила мой потрепанный имидж, а до меня дошел смысл ее фразы «деньги – это еще не еда». Неужели с ней произошло то же? Я заметил на руке девушки большой синяк. Может, это ответ на мой вопрос?

      У моего ангела-хранителя надежда в глазах погасала и заменялась на отрешение. Она становилась холодной Селеной. Я не мог этого допустить.

– Лика! – тормошил я девушку. – Улыбнись! Верь мне, не впадай в отчаяние!

      Лихорадочный обзор местности дал плоды. Куда тем убогим рынку и магазину! Перед нами оказалась столовая, скопление реальной еды, которую употребляют сразу, не отдавая полжизни на готовку.

      Молниеносно я продумал тактику. Не знаю, ходят ли американцы в столовую с канистрой, но я вошел раскрепощенной походкой и заговорил с персоналом по-английски.  Это известный трюк в нашей стране, и при солидной порции нахальства он почти не дает осечки.

      Я, презрев правила хорошего тона, потыкал пальцем в разную еду и сел за столик. Персонал столовой оперативно заставил тарелками скатерть. Мне осталось позвать Лику и, подмигнув, шепнуть ей: «Коси под американку».

      И вот мы ели! Поглощая еду, мы громко смеялись на всю столовую. Народу было очень мало, и все смотрели на нас. Тарелки пустели, и приближалась развязка в виде кассирши, миловидной чернокосой девушки в ярком платье узбекского типа.

      Надо сказать, кошелек у меня вполне солидный, из натуральной кожи. Деньги там бывали обычно транзитом, не задерживаясь надолго. В этот раз кое-что имелось: несколько долларов, немного другой валюты и, конечно, наши родные.

      Я раскрыл портмоне перед девушкой, продолжая уверенно дожевывать пищу. Кассирша внимательно порылась в кошельке, пожала плечами и что-то крикнула по-своему. На её зов поспешил полный мужчина.

      Лика кивнула на него: «Босс». Мой хохот был ей ответом. Мы нервно допивали компот. Нахальство было на исходе. Я мысленно прикидывал силу гнева директора столовой и наши возможные пути к отступлению.

      Однако начальник спокойно снес неискренний смех чужестранцев. То, что не устроило в моем кошельке кассиршу, вполне удовлетворило мужчину, и он взял пару старых долларовых бумажек.


***
      Когда мы уходили из столовой, нас окрикнули, и кассирша, поклонившись, вручила нам сверток. Мы ускорили шаг и за углом расхохотались, развернув ношу. Там лежала палка копченой колбасы, коробка конфет, банка кофе и бутылка водки.

      Какая радостная была Лика! Её голубые глаза наполнились жизнью. В эмоциональном порыве она обняла меня и поцеловала.
Мы обожали друг друга, когда на автовокзале рассматривали расписание автобусов. Наши  желания пока что удивительно совпадали: нам надо было добраться до железной дороги, а по ней ехать в Москву.

      Пока Лика ждала на скамейке, я наводил справки и вникал в реальность. Так  заголовок на расписании автобусов подсказал, что место нашего нынешнего пребывания - город Хива в Туркмении. Отсюда можно было доехать до Ургенча, где имелся большой железнодорожный вокзал.

      На расписании стоял тысяча девятьсот девяностый год, и я мимоходом спросил у дежурного, почему у них такое древнее расписание. Мой вопрос был риторическим, и я не ждал ответа. Мало ли причуд в глубокой провинции!

      Но дежурный по автовокзалу покрутил пальцем у виска, и сей негостеприимный жест попал в поле моего зрения. Его искренность не вызывала сомнения. Я задумался...


      Сегодняшняя история с деньгами вписывалась в общую канву. Морально я уже готов был принять не только мое пробуждение на бархане, но и такое дремучее прошлое, как тысяча девятьсот девяностый год. Но вот есть ли материальная база для пребывания в этом историческом прошлом?

      Мой хороший кошелек меня расстроил. Оставшиеся банкноты были выпущены позже означенного года, что, согласитесь, подозрительно для людей, существующих в тысяча девятьсот девяностом. Есть еще одна проблема: хочу ли я в Москву тысяча девятьсот девяностого года?

      В билетной кассе мне дали шанс на обдумывание ситуации до завтра, так как билетов на Ургенч сегодня не было.
- Билетов нет, - лаконично сообщил я скучающей Лике. - Предлагаю осмотр достопримечательностей Хивы. Я тут первый раз, а ты?

- Хива, Хива… Это где-то в Средней Азии?
- В Туркмении, - ответил я, сделав вид, что ничего странного не заметил.

Девушка не знала, где находилась! Может, она прилетела с Луны или, как и я, слезла с бархана?

      Мы пошли по древнему городу, взявшись за руки, разглядывая минареты и медресе. На мою спутницу оглядывались мужчины с горящим взглядом, женщины и дети с ревнивым любопытством. Она чаще не обращала на это внимания, но иногда вздрагивала и прижималась ко мне.

      Я отгонял от себя это ощущение, но оно появлялось вновь: со мной она не чувствовала себя в полной безопасности. Нелестное для мужчины чувство. Я все еще не спрашивал ее ни о чем. Странно, что и она не проявляла обычного женского интереса.

      Наступал вечер, темнело очень быстро. О ночлеге мы не говорили, наверное, каждый надеялся на свою скамейку на автовокзале. И вдруг мы оказались у гостиницы. Лика, глядя на вывеску, сказала: «У меня нет паспорта». Я был благодарен за подсказку, так как мой новый паспорт датирован двухтысячным годом, а значит, в тысяча девятьсот девяностом году его тоже не было.

      Вестибюль гостиницы тянул на какой-нибудь Дом колхозника. Полусонная туркменка выслушала нас молча, зевнула, скосила глаза на соседнюю дверь, без слов взяла нашу банку кофе и протянула ключи.

      Номер показался нам шикарным. Салон автомобиля, бархан и скамейка на автовокзале не выдерживали никакой конкуренции! Шесть заправленных чистым бельем кроватей со скрипучими сетками – выбирай любую.

      Лика качалась на кровати и улыбалась, это было проявлением восторга по поводу вафельного полотенца. Удобства мы нашли прямо по коридору. Скуден был их ассортимент, но имелась дверь, за которой угадывался душ.

      Моя компаньонка взяла коробку конфет, спросив глазами у меня разрешение, и в обмен принесла ключ от душа и мыло. Пока я ломал голову, чем после душа заменить свою видавшую виды одежду, в комнату вплыла сияющая Лика, завернутая в простыню, со своими постиранными вещичками. Вот что значит женщина, практичная и находчивая.

      Но вдвойне важнее мужчина в Средней Азии! Когда я полуголый, завернутый по пояс в простыню, возвращал ключ от душа, дежурная даже глазом не моргнула.

      В номер я заходил с некоторым замиранием сердца. Наша одежда была, как пуленепробиваемые жилеты, казалось, без нее обнажены не только тела, но и души. Свет был выключен, и темнота поглотила шесть кроватей со скрипучими сетками. Какую выбрать? Я прислушался, где Лика?

      Потом я сделал то, что хорошо запомнил, закрыл дверь на ключ и оставил его в замочной скважине. Моя голубоглазая Селена взяла меня за руку и провела известными ей лабиринтами туда, где она на полу соорудила ложе, достойное шейха. Уж не со всех ли кроватей она собрала матрасы и белье?

      Казалось, мы были знакомы вечность. Кожа Лики была прохладная и нежная, несмотря на жару и духоту в комнате. Божественная женщина! В пылу откровенных страстей и слов у нее промелькнула фраза: «Ни о чем не спрашивай, потому что если расскажу, все равно не поверишь».

      Заснул я, наверное, первый, но и проснулся первым. Лика спала спокойно, а мне ясно вспомнился обрывок сна. Мужчина в белой рубашке с коротким рукавом и модным галстуком вылезал из джипа, держа крепкой мускулистой рукой мобильный телефон.
      Меня настигла досадная мысль: «Вот с кем Лика была бы в полной безопасности».

      Натянув брюки, я решил прогуляться по делам по коридору. Каково же было мое удивление, когда на койке возле двери, я увидел спящего мужчину, а дверь оставалась закрытой изнутри, и ключ торчал в замочной скважине.

      Как и когда он попал сюда? Через окно? Исключено. Окна намертво заколочены, наверное, для пущей безопасности проживающих. Я всмотрелся пристальнее, мужик зашевелился, сел и открыл глаза.

      Вид у него был весьма помятый, явно «после вчерашнего». Трехдневная щетина требовала в комплект с ней дорогого костюма. Но босые ноги, спущенные на пол в шлепанцы, были в банальных тренировочных штанах.

- Привет, - хмуро буркнул он.
- С добрым утром! – отозвался я. – Какими судьбами к нам?
- Слушай, у тебя выпить не найдется? – предложил он свой вариант времяпрепровождения.

      Его взгляд был направлен куда-то сквозь меня. Я обернулся и увидел Лику – она  уже успела одеться и направлялась к нам с бутылкой водки в руках. Мужчина оживился, нашел на тумбочке казенные стаканы.

- Ну, спасибо, ребята, за предложение, но я с утра не могу пить, - и я сделал то, о чем потом жалел: оставил Лику наедине с этим свалившимся нам на голову поселенцем.

      Злость явилась двигателем прогресса, так как я неожиданно для себя стребовал с дежурной бритву. Бритва нашлась, и я побритый и свеженький вернулся в номер. Картина, которую я застал, требовала, как выражаются, кисти художника.

      На тумбочке стояла бутылка водки и лежала нарезанная колбаса, последняя наша реликвия, доставшаяся нам на баксы. Стаканы были уже пустые, а оживленная беседа резко прервалась при моем появлении. Лика и этот тип смотрелись заговорщиками.

- Леша, знакомься, это Клим.
      Он цепко всмотрелся в меня и взревел: «Он побрился! И я хочу!» Я передал ему свой богатый опыт, и Клим ушел бомжем, а вернулся волевым мужиком из моего сна. Да, у него не было в руках сотового телефона, но такой рукой да с гаечным ключом он навесил бы всем. Да, у него не было модного прикида, но и в таком наряде он мог заявиться хоть к английской королеве, не сильно смущаясь.

      Лика ничего не рассказала об их беседе, а я не стал спрашивать из-за вечного дурацкого самолюбия. Девушка, такая близкая вчера, отдалялась от меня со скоростью света. Она смотрела на меня нежно и ласково, но я ей не верил.

      Опять всплыла какая-то злость внутри меня, и я нашел неплохой, как мне казалось, выход из затянувшейся ситуации, - надо звонить родне и попросить выслать телеграфом денег.
- Лика, мне надо на почту.
- Я с тобой.
- И я с вами, ребята! – Клим аккуратно закрыл бутылку и завернул остатки колбасы.
- Лика, надо как-то договориться насчет номера, если нам придется еще раз ночевать.
- Лешенька, у нас больше нечего дать дежурной.

      Я посмотрел на Клима.
- Поговори с ней. Думаю, ты произведешь впечатление.
      Почему-то я решил, что у него те же проблемы, что и у нас, и денег заветного года у него нет, иначе чего бы он просочился сквозь закрытую дверь. Вообще я был бы не против, раз уж материализовались мои сны, чтобы мне приснились эти вожделенные купюры нужных годов выпуска, но такое желание не срабатывало.

      Среди убогих безликих домов мы нашли здание отделения связи. Клим пошел в ближайший магазин, я на почту, а Лика осталась на улице, рассматривая возвышающийся над городом старинный вал.

      Я договорился о звонке в кредит, заказал Москву и напряженно соображал, кто я в тысяча девятьсот девяностом, кто в это время моя родня и как им объяснить мое пребывание в таких экзотических местах.

      Смотрел я при этом непроизвольно в окно, не особенно осознавая, что там вижу. А Лика была уже не одна. Ее окружила толпа ребятишек.
Лицо Лики становилось все напряженнее, а дети, наоборот, все радостнее.

      До меня  дошло, что девушка старалась вырваться из кольца сорванцов, а оно не разжималось. Я успел только выйти на крыльцо, увидеть этих бесенят и услышать их крики «жвачка да!», что, наверное, означало «жвачку дай!», как Клим опередил меня. Он, словно ледокол, прорезал толпу, закинул Лику на плечо и унес от этих юных попрошаек на почту, где поставил ее плачущую на ноги.

- Утешь женщину. Я сейчас, – и быстро ушел.
      Когда он вернулся, мы все еще ждали, что нас соединят с Москвой. Девушка успокоилась и дремала, положив голову на мое плечо. Клим со словами «надень-ка» протянул ей какое-то тряпье. Это оказалось широченное узбекское платье, в которое две Лики поместились бы точно.

      Она смотрелась оригинально, так как из-под платья виднелись джинсы.
На этом превращения не закончились. Раздобытыми где-то ножницами Клим откромсал волосы Лике покороче, нахлобучил на ее лоб тюбетейку и оценивающе оглядел свою работу.

- Высший класс!
- А зеркало? – Лика оглянулась в поиске, во что посмотреться.
- Зачем? Я сказал, значит, точно, - Клим рубанул сильной рукой воздух. - Конечно, не узбечка, но на метиску потянешь.

      В это время меня, наконец, соединили с Москвой. Сквозь треск и прочие помехи до меня донесся родной забытый голос отца. Я так заволновался, что чуть себя не выдал, ведь папа погиб в автомобильной аварии в девяносто первом году. Он, конечно, не очень понял, как меня занесло в Туркмению, но деньги обещал выслать сегодня же.

По моему лицу Лика угадала результат разговора.
- Леша, ты волшебник! Накорми нас, у тебя это так хорошо получалось.

      Неузнаваемая Лика пошла на улицу. С этим преображением для нее началась спокойная жизнь. На нее никто не обращал внимания, несмотря на джинсы под платьем и голубые глаза. Она стала веселая, громко говорила, смеялась, общалась с Климом, непроизвольно игнорируя меня.

      Хотя он ее одел, его взгляд на Лику мне казался наглым и раздевающим. Надо ли говорить о том, что я начал изводиться. Представить вечер и наше возвращение в гостиницу я не хотел. Ведь нас теперь трое. Судя по всему, Клим не думал нас покидать. На самом деле, он, а не я, играл роль волшебника, если бывают таковые в шлепанцах на босу ногу и в затрапезных спортивках.

      Он заплатил за нас в столовой, как и чем, для нас осталось тайной. За едой он расспрашивал меня, как выбраться из этой дыры. По такому разговору я понял, что Клим удивительно похож на Лику, он также, как и она, понятия не имел, где находился.

      Только на автовокзале амплуа волшебника у Клима не сработало, билетов в нужном направлении как не было, так и не появилось. Мало того, на него очень пристально посмотрел милиционер, и это ускорило уход нашей компании с автовокзала.

***
      Весь день мы бродили по улочкам города. Я чувствовал, что этой экзотикой сыт до конца жизни. Но, глядя, как оживленно Лика болтала с Климом, как тот галантно подавал ей руку, а иногда и переносил через какие-то препятствия, я вдруг ощутил, как ни странно, не мстительную ревность, а наслаждение голосом, изгибом шеи, профилем этой женщины, а третьего лишнего я словно вырезал и удалил из кадра.

      Вечером я совершил акт мазохизма. Когда мы в быстро густеющих сумерках направились в гостиницу, я заявил, что пойду ночевать на автовокзал, чтобы утром быть у злосчастной кассы первым. Лика посмотрела, как мне показалось, с укором, но послушно пошла под руку с Климом в гостиницу.

       Ночь я коротал на скамейке под уже известным фонарем в обществе мужчины неопределенного возраста.  Язык не поворачивался назвать его бродягой, поскольку сам я по нынешним временам был неизвестно кем.

      Мужик налил мне в бумажный стаканчик какой-то кислятины и полночи, наверное, хохотал, когда я спросил его, не он ли крайний в кассу. «Мил человек, кладешь рубль сверху, и билет твой!» Так примитивно прост оказался секрет отсутствия билетов.

      Утром я зашел на почту, каким-то чудом по паспорту получил деньги, отосланные отцом и, положив их во внутренний карман пиджака, направился в гостиницу за своими компаньонами. Я хотел и не хотел увидеть, как и где они провели ночь. Слава богу, я столкнулся с ними на крыльце, и черные мысли мне удалось подавить в зародыше или оставить на потом.

      Лика, словно зная все мои страдания, взяла меня под руку, прижалась ко мне и искала встречи взглядом. Я подчинился и посмотрел ей прямо в глаза. Они успокаивали, просили верить и обещали любить. Голос Клима вмешался в этот безмолвный разговор.

- Алексей, слушай, одолжи пиджак, у тебя вид европейский и без него, а меня вчера милиция за бомжа приняла. Арестуют – придется вам за меня выкуп платить.

      Спорный вывод насчет выкупа, подумал я, но пиджак ему отдал. Посмотреть бы со стороны на нашу компанию. Наверное, в подземном переходе при сборе милостыни мы пользовались бы успехом: два небритых мужика в одном костюме на двоих и женщина, выпадающая из не по размеру больших тюбетейки и платья. У меня от такой картины даже настроение улучшилось, появилась уверенность и желание действовать.

      В это время мы проходили через просторную площадь. На ней по традиции тех лет стояла трибуна, на которой во время демонстраций, наверное, размещалось начальство города и приветствовало ликующую толпу трудящихся.

      Сейчас на культовом месте не было ни вождей, ни демонстрантов, но нам не удалось его преодолеть. Мы даже не поняли, что произошло: совершенно неожиданно окружающий мир из ленивого жаркого однообразия превратился в ад. Словно гигантский джин из бутылки, с грохотом и запахом газа, дыша огнем, во все небо взметнулись черные клубы.

      Пожар?! Война? Что бы это ни было, произошло оно рядом с городом и вполне сошло бы за конец света.

      От неожиданности мы растерялись. Лика не закричала, не заплакала, но глаза у нее стали отрешенными и холодными. Она бормотала: «Бедная моя мамочка, она никогда не узнает, где пропала ее дочь».

      Волна ужаса накрыла меня, но схлынула. Эмоционально я оставался спокоен, тем более, что редкие прохожие не обращали на катаклизм никакого внимания. Мне подумалось: « Это проделки трубы, которой я не так давно пел песни».

      Я усадил Лику на нижнюю ступеньку трибуны, говорил ей поток утешений, гладил волосы, выкинув тюбетейку, прижимал к себе и целовал ее, пытаясь защитить и спасти от нежданного кошмара.

      В какой-то момент у меня промелькнула мысль, куда делся Клим с моим пиджаком, в котором были деньги и паспорт, но этот меркантильный вопрос вдруг мощно заслонило необузданное желание, перебившее всю мою волю и мужество.

- Хочу домой!!! Хочу, чтобы Лика была со мной в человеческих условиях, теплая, жизнерадостная,  любящая. Хочу домой!

      Я сел рядом с ней, обнял ее крепко, и мы оба словно впали в какое-то оцепенение. Мимо шли люди. Джина загнали в трубу, и клубы постепенно рассеивались, оставался только запах газа. Солнце немилосердно восстанавливало свои права…



***

      …Пожалуй, оно слишком ярко светило, и мне пришлось открыть глаза. Я увидел белый потолок, след от пришлепнутого комара, свою родную спальню, мои пыльные ноги в обуви прямо на покрывале.
      Затаив дыхание, я боялся что-нибудь подумать, так как, наконец, понял, что последнее время почему-то сбывались мои... непроизвольные мечты! Открытие свалилось на меня внезапно. Я не представлял, как поступить с таким богатством.

      В повседневной жизни мы жаждем чуда – хотим, чтобы мечты сбывались. Но вот оно случилось, и я не знал, повезло ли мне?  Ведь я не закладывал, словно в компьютер, все параметры своего желания, а выдавал импульсивные крики души, и кто-то услужливо их воплощал в жизнь, но по-своему.

      Снимая пыльную одежду, отмокая в ванне, бреясь перед зеркалом, слушая радио, чтобы узнать время своего нынешнего пребывания и убедиться, что вернулся домой, я все время помнил о Лике и не понимал, почему чудо исполнилось лишь наполовину. А казалось, так естественно, если бы она вышла из кухни в легком халатике и позвала меня завтракать. Но, наверное, тот, кто исполнял мои желания, так не считал. Я почувствовал, что есть надежда, девушка будет со мной, но встреча произойдет по идеалам другого.

      Во дворе стояла моя безобразно немытая машина. Я готов был ринуться на работу к накопившимся делам, но выезд загородил джип. Его водитель проигнорировал мои энергичные жесты и позвал меня на разговор.

      Передо мной стоял Клим. На нем была белая рубашка с модным галстуком, а в сильных руках суперновый мобильник. От фигуры моего бывшего компаньона исходили уверенность и решительность. Но был в нем какой-то изъян. Я не сразу это понял.

      Клим протянул мне сверток.
- Что это? – я готов был развернуть и посмотреть.
- Твой пиджак с паспортом и остатками денежного перевода. Извини, Алексей, если сможешь. Я бросил вас и воспользовался твоими деньгами, на которые сбежал в Москву.

Он вздохнул, словно сбросил камень с плеч. Но меня волновало другое:
- А Лика? Она не с тобой?
– Ревнуешь? У нас с ней ничего не было. Всю ночь в гостинице она объясняла, какой ты великолепный и замечательный.
- Но ты ее бросил в кошмарный момент!
- Я оставил ее с тобой, великолепным и замечательным.

Усталый голос Клима натолкнул меня на открытие: я понял, в чем заключался его новый изъян. Этот человек поседел и постарел.

-Лёха, за что я наказан?

Он прочитал мои мысли.
      Что же получилось? Клим, мой современник, был заброшен судьбой в прошлое. Затем он сбежал от нас в Москву тысяча девятьсот девяностого года и прожил все время до сегодняшнего дня еще раз, прибавив его на свой возрастной счет?

- Лёха, за что я наказан? Ведь ты не постарел, тебя просто вернули, где взяли.
Я молчал в ответ, не умея переварить эти странные выводы.

***

      В трудные моменты нас выручают привычки и инстинкты. Одна из них – привычка ходить на работу.
-Клим, мне пора на работу. Подбросишь? В пути поговорим.

- Что ты знаешь о Лике? – был мой первый вопрос. - Кажется, она была с тобой откровенна.

- Лика – журналистка. Она ехала в командировку на Север на своей машине, и вдруг оказалась непонятно где и непонятно, в каком времени. Тебе она этого не говорила, видимо, из-за вашего слишком романтического стиля общения. Ты-то ей тоже ничего не рассекретил. А нас объединило то, что я тоже ехал в командировку на Север, и произошло со мной то же самое.

- Клим, я тоже ехал в командировку на Север, а оказался верхом на бархане.

      Водитель джипа хмыкнул.
Мы проезжали мимо автобусной остановки, и он сбавил скорость. Какой-то мужчина пытался поймать такси и чуть не попал под наши колеса. Но Клим, коротко ругнувшись, удачно объехал голосующего. Похоже, это сценка вызвала у меня вспышку памяти.

- Все понятно, Клим. Ты ехал по северной трассе в проливной дождь?
- Да, я ехал в проливной дождь.
- Ты видел голосующего парня в черном?
- Да, я видел голосующего парня в черном.

- И ты его не взял?
- Да, я не остановился.
- Наверное, и Лика побоялась взять попутчика. А я его подобрал. Парень-то оказался непростой! Он тогда вам приговор изрек: «Студентов бояться – по шоссе не ездить». Я это за юмор принял.

- Но ты-то, Леха, тоже погорел. Он тебя отблагодарил весьма оригинально.
- А что, как смог, так и отблагодарил. Стало мне холодно – перенес в жаркую местность и далее в том же роде...

      Я не хотел раскрывать Климу подробности моих желаний в адрес голубоглазой девушки и брутального мачо.

- Понимаешь, он выполнял мои желания, исходя из своего опыта и представлений.
- Вот именно – твои желания! Но мне от этого не легче. Кто он? Где его найти? Из-за него я стал старый и седой...

- Наверное, это был какой-нибудь Вечный Автостопщик. Смотри теперь внимательнее на дорогу, не гнушайся ребят-автостопщиков. Может, встретишь его и попросишь вернуть потерянные годы.


***

      …Через неделю я возвращался из очередной командировки.
Дождь заливал лобовое стекло, и из-за скользкой дороги пришлось держать невысокую скорость, поэтому черную фигуру у развилки дорог я заметил заранее.

      Сердце учащенно забилось, и в груди поселился какой-то холодок, но я остановился у мокрого черного человека и как можно приветливее пригласил его в салон машины.

Фигура была миниатюрная, увешанная какими-то сумками через плечо. Она откинула назад мокрый капюшон и посмотрела на меня смеющимися голубыми глазами Лики.

***

Спасибо тебе, Вечный Автостопщик, вторая часть чуда сбылась.
Живая, теплая, любящая Лика была со мной…






(Первая редакция - апрель 2002 года,
Вторая редакция - август 2010 г.)