Посреди гастронома зияет внушительная яма. Покупатели косятся, стараются не наступать на свисающие над чёрным провалом плиты. Снизу идёт сырой земляной дух и вроде даже поднимается пар.
- Не вижу, сколько эти сосиски?
- Люда! Иди посмотри кассу, там машина пришла.
За служебной дверью в хлебный мужик в черной спецовке крутит точило. Щекастый карапуз с огрызком батона, зажатым в варежке, задумчиво глядит в яму.
- Ну что ж вы своей сумкой! Вы меня, между прочим, чуть в яму своей сумкой не сбросили!
Карапуз широко размахивается и бросает батон в дыру.
- А что ж ты, башибузук, делаешь, а?! Что ж ты хлебушек бросаешь?
- Артур, отойди от ямы! И дай руку вообще.
- Девушка, вы не покупаете, так отойдите от прилавка.
- Нет, это я масло брала на базаре, на пересечении.
Мужик в чёрном выключает своё точило и скрывается в глубине подсобки.
- Девочки, девочки! Санки на улице оставлять надо!
- А зерно потом везут на ме-ельницу…
- Поэтому и ямы у нас посреди магазинов!
- А что, рыба ваша сильно солёная?
- Отобрать до килограмма или возьмёте?
- Вы бы нас сперва выпустили, а после бы и сами заходили.
Из двери между отделами торжественно выходит плотный мужичок в кривых сапогах, неся на противне два толстых сладких рулета. Вокруг него суетится продавщица:
- Михалыч! Михалыч! Сюда, сюда! Пропустите, пожалуйста.
- Потом делают те-есто…
- Эй, мать, осторожно, в яму влетишь!
- Хоть бы верёвки какие-нибудь натянули, чёрт знает что!
Михалыч в кривых сапогах пробирается обратно, довольно облизывая пальцы.
- Мальчик, это кульки по десять копеек, а не колбаса. Колбасы вот ценник.
- Люда, выйди к машине, а я тут посмотрю.
- Хлебушек - это святое!
- Артур, ты дашь мне руку, в конце концов?!
Карапуз внимательно глядит на старуху, вдруг широко улыбается и показывает варежкой вниз:
- Баба, - яма!