ЖИЗНЬ В РУКЕ
Скрип колес и белую штанину обдает пылью. Ту, что ближе к дороге. Вторую я предусмотрительно убираю. Ах, если бы знать. Женщина укоризненно смотрит, качает головой, разворачивает ко мне свой полный зад и резко наклоняется. Юбка - занавес театра взмывает вверх к пояснице. Значительная ее часть обтянута синими трусами и неподвижна, в то время как локти орудуют в воде. Брызги мне в лицо.
Я задираю голову. Капли несутся на меня из поднебесной тьмы. Шофер что-то кричит и я, присмирев, шмыгаю в машину.
Мы стартуем, и нас уносит в средневековье. Карету раскачивает во все стороны, пассажиров швыряет. Самые находчивые жмутся к дамам. Слышится лязг доспехов – мы в сердце рыцарского поединка. Самое замечательное в рыцарях – перья. Красивые и глупые, режут глаза разноцветием, свисают вниз.
Улицы поедены трамваем. Он выгрыз в асфальте дыры. Забрался даже туда, куда не протянули рельсы. Чудовище со сверкающими глазами громыхает в ночи.
Рабочий в оранжевой робе уверен в этом. Он ухватился за отбойный молоток и вгрызается в асфальт. На лице пот и зависть к трамваю. Сигарета в зубах.
Мы сидим с ним у костра. Его влажные глаза плачут на меня, пока он материт трамваи, а руки дрожат. Однажды я увидел его трезвым и побежал за «скорой».
Я вижу его каждую весну. Он бодр и уверен в завтрашнем дне, а я каждый раз прилипаю к стеклу и долго смотрю на него, проезжая мимо, меня качает, и я больно бьюсь лбом. Бом, бом.
Гроза не смягчает, и от воды не скрыться. Даже в машине. И мы купаемся в собственном соку. Консервы в собственном поту.
Люди с суетой в глазах стыдливо отворачиваются по сторонам. Мы трясемся – каждый по своему поводу. Кочка, яма. Снова кочка. Качаемся на этих странных волнах.
Даже деньги за проезд шествуют через салон так же стыдливо и в гробовом хрипе мотора. Меня тычут в плечо. Оборачиваюсь. Машет бумажкой, за которой мелькают глаза. Беру банкноту и сжимаю в руке, ломаю ей хребет резким движением.
Расслабляю руку, и вот она, еще хуже, чем раньше. Мятая, потная и чуть грязновата.
Моя жизнь. В моей руке.