Если бы кто-нибудь, возможно даже сама знаменитая Ванга, сказал тогда, что эта любовь принесёт ей столько боли и ненависти, как это случилось потом на самом деле, Лара ни за что бы не поверила, не приняла бы такую версию. Это потом она стала осторожной и рассудительной, научилась не давать больше, чем дают тебе, пользоваться мужчинами, как они пользовались ею, и ничего от них не ждать и не быть откровенной с ними. А тогда в юности она любила впервые, «как в наши лета уже не любят».
На любительской выцветшей фотографии почти двадцатипятилетней давности можно увидеть Лару и Алика в самом начале их неземной любви: они сидят на берегу моря, на опрокинутом баркасе, он обнимает её за плечи, но главное - их лица! Юные, и влюбленные, и вдохновенные, пожалуй, даже несколько глуповатые от обрушившихся на них чувств. Её темные непокорные кудри, разметанные ветром, нимбом стоят вокруг головы, и она одной рукой придерживает волосы, а другой держится за Алика. Потом она никогда не носит таких волос, а стягивает их туго-туго резинкой на затылке так, что её лицо делается строгим, безвозрастным: то ли ей 20, то ли все 40…
Лара не любила свое прошлое, выдавливала его из себя, не любила и себя в прошлом, всю последующую жизнь старалась быть другой, иной и не могла общаться с теми, кто каким-то образом знал её прежде, например, с двоюродной сестрой, которая была свидетелем и участником событий, но всё забыла и хотела опять дружить, говорить «начистоту», обнажая свою душу и требуя того же от Лары. Но она - не могла, она зачеркнула прошлое и боялась даже невольных воспоминаний.
Эта любовь возникает так. Девочка Лара, штучка из северной столицы, романтическая натура, театралка, после выпускного вечера приезжает набраться сил перед вступительными экзаменами в южный городок к родственникам. Здесь среди приятелей сестры-ровесницы есть мальчик, тоже не без романтического восприятия, он пишет стихи, любит романы Ремарка и Хемингуэя. И вот встреча. Большой компанией они едут, как тогда говорили, на вылазку, на три дня. Азовское море, пустынный берег, одинокий маяк, закаты и рассветы, песни под гитару, мальчик Алик читает свои стихи:
Сойти бы мне на полустанке маленьком,
Сидеть со стариками на завалинке,
Покуривать да книжечки почитывать,
Да кинофильмы старые смотреть.
Но есть во мне какое-то горение,
Неистовое, как землетрясение -
Мне не уйти от жизни, как от женщины, и т.д. и т.п.
Кажется, на вторую ночь (или в первую?) они ушли вдвоем от общего костра, бродили по берегу и рассказывали друг другу свою короткую жизнь. Почему было таким счастьем узнавать другого? Почему так радостно и легко было делиться своими маленькими мыслями и огромными чувствами, находить общее, одинаковое друг у друга? Этого ощущения Лара не могла забыть, потому что ничего такого больше не было. И ещё на всю жизнь Лара запомнила, как они с Аликом ходили за сигаретами в какой-то дальний сельский магазин. Стояла такая жара, что песок раскалился и стало больно ступать, а она по дурости не обулась. И тогда Алик снял свою рубашку и расстилал её всю дорогу перед Ларой. А на обратном пути сказал, что любит её.
Как они целовались в последнюю ночь: просто не могли оторваться друг от друга. Когда через много лет она услышала слова «расставанье - маленькая смерть», сразу вспомнила, как прощались они на вокзале в то лето, как была она почти мертвая, уезжая от него, казалось, на всю жизнь. Поступление в какой-то там институт сплавов совершалось будто во сне, и если раньше Лара думала воевать дома за право попробоваться в театральный (родители были категорически против), то теперь ей было всё равно: главное - её любовь к Алику.
А потом целый год их письма иногда на пяти-шести страницах летят с севера на юг и обратно, и все прочие мальчики её жизни получают полную отставку. Они оба понимают: это серьезно.
А следующим летом Лара и Алик, уже студенты, окончившие первый курс, с компанией едут в Крым, конечно, в Фарос. Абсолютная свобода, палаточный быт, снова неземные закаты и рассветы, молодая страсть, о предохранении думать и говорить стыдно (те ещё времена), и через два месяца становится ясно: девочка беременна. Что делать?
Ларина мама за аборт, потому что хотя риск и есть, но в противном случае вся дальнейшая жизнь пойдет наперекосяк. И вообще, связываться с каким-то Южанском, где, по выражению маминой любимой писательницы, наряжаются на рынок! Её девочка: спецшкола, отличный английский, яркая внешность, большие надежды и задрипанный мальчишка, вообще - никто!
А Аликовы родители (по мнению Ларииной мамы, местечковые мещане) только за естественное течение событий, то есть за свадьбу с вытекающими последствиями. Борьба севера с югом заканчивается победой южан, видимо, как более жизнеспособных.
Проблем масса, все требуют безотлагательного решения. Решается следующее: жить молодые будут на юге (он же как бы взял ответственность), Лара переведется из своего института сплавов в политехнический институт по новому месту жительства, материальная помощь по мере возможностей будет поступать с севера ежемесячно. А там посмотрим.
Свадьба играется на севере, невеста с чуть заметным животиком, но так у всех, поэтому не стыдно, и пока всё очень хорошо. Потому что, хотя в двухкомнатной хрущобе, где на двадцати восьми метрах проживают родители девочки, её малолетний брат и она сама, толкутся ещё приехавшие на свадьбу новые родственники со стороны мальчика, у них есть Любовь. И молодожёны могут убежать из домашнего ада на улицы, прекрасные даже в дни очень поздней осени, когда с небес сеет не то дождь, не то снег, и девочка показывает юному мужу свои любимые места, прощаясь, расставаясь с ними, Бог знает насколько. И они бродят по городу, влюблённые и счастливые, и останавливаются у витрины магазина, где продаются - что бы вы думали? - смокинги! Это вызывает у них гомерический смех, просто неостановимый гомерический хохот. И вдруг она говорит: «Ты у меня будешь вот так в смокинге сидеть за столом и писать свои романы, а я буду подавать тебе кофе с ликером и буду тоже в вечернем платье!» И он обнимает её, счастливый, так как знает, что именно так всё и будет.
Так начинается совместная жизнь двух детей. И тут надо рассказать о хронотопе того дома, где обречена жить молодая пара. Небольшая квартира: две комнаты плюс большая прихожая. В семье мама-папа, два младших брата нашего мальчика. Одну комнату отдают молодым, из прихожей делают «залу»: сюда выносится пианино (средний сын ещё учится в музыкальной школе и каждый день обязан сидеть за инструментом по три- четыре часа), телевизор и папино кресло, а в оставшейся комнате устраивается спальня для остальных членов семьи. Конечно, теснота и скоро начнутся обиды.
Теперь о времени. Хотя с точки зрения Лары, мужнины родители - старики, на самом деле маме чуть за сорок, а папа не добрался до пятидесяти. И у них, возможно, свои проблемы, до которых детям, само собой, дела нет. И семейный воз, управляемый мамой, как-то скрипит и едет. Кстати о маминых приоритетах: их два - полноценный отдых папы-кормильца и хорошее образование детей, считающееся по традиции ещё девятнадцатого века необходимым условием будущей безбедной жизни. И эта мама каждый день сидит с одним из сыновей за пианино, возит его через весь город в музыкальную школу, короче - вкладывает в него душу. И еще на ней младший, девятилетний оболтус, без определенных талантов или способностей.
Эта чужая территория с её законами и традициями тесна Ларе, тем более что есть прецеденты: один из их компании, вынужденный как честный человек пойти под венец, не стал жить у папы-мамы, а перевелся на вечернее отделение, пошел работать и снял квартиру. Поступок сего мужа долго обсуждается в их кругах, вызывает массовое уважение, но примеру этому как-то никто не следует. И втайне Лара завидует жене друга.
Но как бы там ни было, заметим, что и пока ещё всё хорошо у мальчика с девочкой. К тому же дома они бывают исключительно редко. Обычно после занятий они встречаются где-нибудь в условленном месте, обедают в пельменной или пирожковой, потом студенческий театр «Лыко», где мальчик чуть ли не главный консультант по юмору и сатире, или они заходят в кинотеатр (тогда эти учреждения культуры работали вовсю и дневной билет стоил 25 копеек), потом - к друзьям-приятелям расписать пулечку или просто «побалдеть». Друзей у Алика полгорода, но чаще всего собираются у девушки по имени Женя Берри: отдельный особняк, родители её на глаза не показываются, дом богатый, всегда найдется чем закусить «кровавую Мэри», модный тогда коктейль в их кругу. Круг относительно постоянный: пять-шесть мальчиков, наша беременная девочка-жена и хозяйка дома, своя в доску. «Дамы» меняются и называются почему-то «мясо», их приводят на расширенные вечеринки для услаждения. Лара не очень любит большие сборища с обильными возлияниями, ей интереснее разговоры, конечно, не «о сенокосе, о вине» - хорошо, что среди их круга не было стукачей, иначе кто знает, где бы они все оказались.
В общем, время проходит интересно и чрезвычайно быстро, поэтому роды, тяжелые, с осложнениями, которые случаются в мае и вполне в срок, кажутся почти что громом среди ясного неба.
Родившейся дочери дают странное нездешнее имя Айна, и теперь жизнь молодой мамы Лары приобретает характер вынужденной ответственности. Пеленки, кормление, сцеживание, мастит, операция и прочие сложности, бывающие в жизни. Приходится брать академический отпуск, а в это время молодой папа по-прежнему посещает университет, молодежное кафе «Коллега», театр «Лыко» и даже похаживает на «кровавую Мэри» в особняк к Жене Берри, где какая-то Рита, о которой становится известно. Однако, согласно тем правилам, которые задолго, ещё в Фаросе, они выработали для передовой семьи ХХ века: партнеры должны быть абсолютно свободны, не скованы догмами и предрассудками и уж, конечно, ни в коем случае не повторить жизнь своих родителей - Лара молчит и делает вид, будто всё в порядке, будто так и должно жить современным мужу и жене. Уже, может быть, и не так всё хорошо, но у них ещё остаются ночи, даже не ночи, а жаркие короткие ночки, когда они одно целое, когда любовь сопровождается бесконечным, бессвязным лепетом глупых и ласковых слов, когда они снова становятся мальчиком и девочкой.
И тут появляется бес по имени Южилевский. Он уже давно, оказывается, заметил Лару, с коляской гуляющую в их маленьком дворике, он сам живет как раз напротив. Южилевский тоже гуляет во дворе, удачно подгадывая время встречи. Начинается знакомство: Лара и новый приятель любят одни книги, одну музыку, он просто-таки обожает, когда девчонки курят, и часто угощает девочку заморскими сигаретами. Живет Южилевский рядом, один, вернее, с бабушкой, а родители-врачи не то на второй, не то на третий срок завербовались работать на Шпицбергене, присылают сыну всякую интересную всячину, например, музыкальный центр и отличные пластинки. «Неужели у него есть Дворжак?» - «Конечно, есть. И ещё Пендерецкий, знает ли она Пендерецкого? Очень нужно послушать». Возникает некая дружба, конечно, без всяких двусмысленностей с его стороны. Частенько выйдя с Айной на прогулку, Лара оказывается в гостях у нового друга, где есть музыка и замечательные альбомы живописи, где кофе и сигареты, и пока Айна в коляске спит на балконе, Южилевский учит её играть на гитаре, просит почитать стихи - «она прекрасно читает стихи». И тут - не то, что дома с его теснотой, нервотрёпкой, чужой мамой и её бесцеремонностью - Лару окутывает аура интеллигентности (так она воспринимает вежливость и обходительность Южилевского), обожания, поклонения, восхищения. Например, он считает, что она талантливая актриса, что ей непременно нужно учиться в театральном институте, что ей необходимо самореализоваться, не губить свой талант, говорит, что она красавица, он называет девочку Моя Роза и вообще внушает ей, что она достойна другой жизни.
Кто не знал искушений, тот не жил, и примерно через год, да, именно через год Лара говорит своему мужу Алику, что хотела бы попробовать свои силы и поступить в театральный институт - а для этого нужно ехать в Москву или Ленинград - там ведь есть, где жить хотя бы первое время, что Айна уже подросла и проблему с дочкой можно как-то решить. Вопрос выносится на семейное обсуждение, и Аликова мама неожиданно легко соглашается с желанием невестки, а сам Алик тоже ещё не забыл правила для передовой семьи и, в общем, не хочет мешать жене в реализации её возможностей. Когда Лару провожают целой компанией, с цветами, Алик шепчет ей на ухо, что верит в неё.
…Конечно, Лара не поступила ни в какой театральный: может, действительно не хватило таланта, а может, по другим причинам, не относящимся прямо к её дарованию (это другая история), и в конце лета разочарованная в себе, пожалуй, даже убитая, она возвращается «домой», к мужу, дочке и семейному очагу. Алик почему-то не встречает её на вокзале, но это не слишком тревожит Лару: может, Айну не с кем оставить, думает она. Удивление и тревога приходят позже, когда она переступает порог дома: в «их» с Аликом комнате теперь обретаются все братья, кроватка Айны перенесена в другую, вновь ставшую родительской спальней, а Ларе места как бы и нет. Больше того, оказывается, как сообщают Ларе, её уже выписали из квартиры, и Аликова мама, делая невинные глаза, говорит: «Ну, мы же не знали, Ларочка, что вы ещё вернетесь к нам». А Алика случайно нет дома, так как он неожиданно к её возвращению уехал с друзьями на пару деньков на море. И Лара стоит буквально на пороге как чужая, не зная, что делать и как быть. Первый порыв такой: взять Айну и уйти куда глаза глядят. Но не тут-то было. Айну Аликова мама отдавать ей не желает и сладенько так говорит: «Вы, Ларочка, сначала устройтесь с жильем, решите свои личные проблемы, а потом будет разговор о дочери, которую вы бросили».
Лет десять потом Лара видела один и тот же сон: слепая, она идет по какой-то бесконечной дороге с тяжелым чемоданом, поднимается по незнакомым лестницам, стучится в чужие двери и просится переночевать. А двери перед ней всё время закрываются, закрываются.
Свою первую ночь отлучения она провела у сердобольных родственников. Те вначале обескуражены, потом возмущены, и в конце концов убиты телефонной информацией, выданной Аликовой мамой: хорошие матери своих детей не бросают, хорошие жёны своих мужей не оставляют ради какого-то там театра, что такая Лара им не нужна, что у неё (мамы) было трое детей, а теперь будет четверо, и она ещё в силах воспитать, что она впрочем уже давно делает, Айну и без такой матери, как Ларочка.
Лара ждёт возвращения Алика: не может поверить, что эти мамины слова являются мнением её мальчика, её Алика, её мужа. А Алик скрывается, на звонки не отвечает, «нет дома» слышит она в трубке, когда бы ни позвонила. Наступает 1 сентября, и Алик, как сообщает ей по телефону кто-то из братьев, «уехал с курсом в колхоз на с/х работы».
Жить у родственников, видеть их участливые лица невмоготу, и Лара начинает метаться в поисках, где переночевать, чтобы никто не доставал расспросами, сочувствием с тайной счастливой мыслью, что у них-то всё, слава Богу, в порядке. Старые, общие их с Аликом друзья, конечно, не против, чтобы она пожила у них немного, но «знаешь, родители, то-се, не очень удобно», и она со своим чемоданом кантуется по всяким чужим квартирам и глушит свою боль вином или водкой, чем придется. Она ждет Аликова возвращения, как ждали евреи в пустыне манны небесной, ей нужно задать ему всего лишь один-единственный вопрос и получить один-единственный ответ.
Ни тогда, ни после она не могла понять, почему он так боялся встретиться с нею?..
Однажды она решает караулить его прямо у подъезда, во дворике, где обычно гуляла с Айной. Лара сидит там, на скамейке, до полуночи, но Алик так и не является. Здесь и нашел её Южилевский замерзшую, голодную и несчастную. Разумеется, он рад приютить Ларочку, «живи хоть сто лет» говорит Южилевский.
Так что если Ларочка и прежде, возможно, вела себя неправильно, будучи сначала любимой, а потом и женой Алика, то её поселение у Южилевского стало последней ошибкой, после которой уже ничего нельзя было повернуть вспять, потому что известие об этом молнией разнеслось не только среди друзей, родственников и соседей, а даже по всему городу. И скрывающийся, как разведчик или шпион, Алик тоже быстренько узнает об этом прискорбном для пока ещё мужа факте. «Слаба не передок» - таков общий глас.
А она, конечно же, она спала с Южилевским, испытывая одновременно два противоположенных чувства: гадливость к себе и благодарность к нему за то, что он не говорил ей слова, а простым, всем известным способом утешал её (тогда она ещё не знала, что мужчин нужно использовать так же, как они тебя, она ещё думала, что близость без любви - слово «секс» тогда не говорили - порочна). И она напивалась его заморскими напитками, и всё время ожидания развода - так как Алик подал на развод, - а потом суда, на котором должен был решиться вопрос, с кем останется Айна, она пила, как никогда потом в жизни, потому что так было легче переносить пытку Аликова предательства и свою грязь. А потом на том ужасном суде Аликова мама, чтобы Айна не досталась Ларе, называла её алкоголичкой и проституткой и приводила свидетелей, которые «видели её с Южилевским», а Алик сидел рядом со своей мамой и молчал.
Она так никогда и не поговорила с Аликом, потому что он отказывал ей в разговоре, да и видела его считанные разы: на суде, потом, когда пришла с тётушкой забирать дочь, оставленную, несмотря на всё, решением суда на воспитание родной матери; третий раз через много лет, когда он приехал в Петербург, чтобы получить от дочери нужную ему бумагу: собирался отъезжать в Израиль со второй или даже третьей женой. В свой последний приезд он, кажется, был не против поговорить, плел ей по телефону, что до сих пор помнит первую любовь, но она в то время была поглощена делами мужа: с наступлением нового времени под названием «перестройка» разрешено было печатать его книгу, и она день и ночь вычитывала и перепечатывала рукопись, поэтому встреча с Аликом (Боже, как он постарел, поблек, износился!) была короткая и чисто деловая.
К этому времени Ларин муж, уже третий по счёту, будучи писателем и знатоком человеческих душ, где-то что-то прослышав и выудив её «любви младую повесть», объяснил ей, что Аликова мама была мудрая женщина: «Понимаешь, она первая сообразила, что ты слишком оригинальна, темпераментна, фантастична, непредсказуема, чтобы быть удобной супругой её любимому сынку, ясно, что будешь перетягивать одеяло на себя, разумеется, помешаешь делать карьеру. Следовательно, эта мама абсолютно правильно поступила, разлучив вас. А что до жестокости, с коей была проведена сия операция, так хирургическое вмешательство всегда болезненно»
Лара не спорила с мужем: во-первых, он был на 28 лет старше её и писатель и лучше знал жизнь и людей, во-вторых, она давно уже не выносила копаться в золе и вспоминать прошлое.