Чтоб вам так жить!

 А Мишка, оказывается, мечтал полетать на вертолете. Ну хоть это удалось ему напоследок. Летел на вертолете, да только лежал он на полу, упакованный в полиэтилен и обвязанный веревками. А рядом лежали еще четыре наших товарища. А о чем мечтали они? Ведь у них впереди была еще целая жизнь. Это до того. А теперь только память.
 - И зачем вам эти горы?
 В ответ и сказать-то нечего. Не поймут. Языки у нас разные. Слова одни, а понимаем по-разному.

 Покорители горных вершин!? Смешно, честное слово. Это только на эффектных газетных фотографиях горы на фоне человека. А как на самом деле выглядит человек на фоне, скажем, ледопада? Да на фоне той же горы, даже самой небольшой, на фоне самого безымянного пупыря в каком-нибудь полубезымянном хребте? И это покоритель?!

 ...далее в исходной рукописи 1989 года следует попытка в несколько фраз оветить на ряд основопологающих вопросов жизни и смерти. Таких ответов быть не может. Их не существует в природе. Рукопись уничтожена, ее содеожание забыто. Каждый человек должен сам попытаться дать свой ответ на такие вопросы, если он их, конечно, поставит. Для этого человеку и дана жизнь, как критерий истины...


Цитата ("Я ВИДЕЛ САМ...", "Студенческий мередиан").

 ... Я расскажу вам об экспедиции на Памир, в которой я сам наблюдал АЯ (АЯ - аномальные явления - С.К.)... Автобус домчал нас до альпбазы и мы начали подъем в горы. Теперь только пешком по узким тропам, вдоль которых выстроились памятники погибшим альпинистам. Слева горы, справа своенравная Сиама, - говорят, что если ты в этих местах чужой, число памятников может увеличиться...


Цитата (ТРАГЕДИЯ НА ПЕРЕВАЛЕ, "Труд").

 Когда поезд с тремя группами туристского клуба Красногвардейского района Москвы подъезжал к Душанбе, в горах уже собирались грозовые тучи, а с севера шел циклон, несший холода, каких в мае не бывало в Таджикистане с 1926 года.


Цитата (ТУРСЕЗОН "ПОД ГРАДУСОМ", "Комсомольская правда").

 ...Трагически начался туристский сезон в отрогах Гиссарского хребта в Таджикистане.В мае здесь погибло семь туристов. Свою роль сыграла и неожиданно испортившаяся погода, такой в республике в мае не наблюдалось более 60 лет, но все же главной причиной двухнесчастных случаев стала беспечность и нарушение элементарных туристских правил.


1 день. 29 апреля 1989 года.

 Из Москвы вылетели утром в составе наиболее состоятельной части школы. Большая, менее состоятельная часть школы уехала за полцены поездом тремя сутками раньше. Шесть часов лета плюс три часовых пояса - в Душанбе уже вечерело. К моменту снижения нам открылся грандиозный вид на Гиссарский хребет, капитально заваленный снегом. В аэропорту нас уже встречала моя сестра, улетевшая предыдущей ночью и проведшая в Душанбе весь день.
 Послеполучения мешков, т.е. багажа наша группа состоятельных (кстати, весь инструкторскийи стажерский состав школы) перебазировалась на ж/д вокзал и, за редким исключением, провела весь вечер в бездействии. Чтение местной газеты привелок довольно-таки интересному умозаключению, оказывается, Душанбе - это понедельник. И еще одно открытие было сделано в этот вечер: лагман - блюдо по своим достоинствам практически не имеющее аналогов,по крайней мере для меня это явно. Стемнело. Наступила ночь, как и положено, южная, душная.
 Тем временем созрела малина, т.е. наш приют на текущую ночь. Им стал турклуб г.Душанбе. Сбросивши свои мешки, мы вернулись на вокзал. И, наверно, зря наш группен-шеф разбил банку с томатным соком. Хотя тогда это еще невоспринялось как дурная примета, а как маленькая неприятность.
 Прибыл поезд из Москвы. Из него вывалилась уже совсем, казалось притертая компаниянаших сотоварищей. До приюта добирались на попутном автобусе, который в стольпоздний час (заполночь) занимался частным извозом, однако, почти по госрасценкам.
 Турклуб, прямо скажем, не былпохож на спортзал, но разместились мы довольно уютно, хотя почти что тык-в-тык (как показывает опыт, последнее практически не зависит ни от размеров помещения, ни от численности народа). Единственнымнеудобством сего пристанища было то, что именно это самое удобство тут и отсутствовало. То, как мы выкрутились из этого положения скрыто покровом темной южной ночи.

* * *

Цитата (ТРАГЕДИЯ НА ПЕРЕВАЛЕ, "Труд")

 30 апреля двадцать семь преподавателй и студентов несколь ких московских вузов разбили лагерь в устье реки Сиамы, а наутро, 1 мая, под мокрым снегом свернули палатки и двинулись по тропе одного из самых известных и легких горных туристических маршрутов Таджикистана к перевалу "Рыжий". Перевал как перевал - категории сложности 1 "Б", как раз для новичков.


 2 день. 30 апреля.

 Обещанный автобус, заказанный задолго до того, довольно прилично задерживался. Поднятый спозаранку народ (ну вот так получилось) расположился на бездействующем фонтане,все что-то ели.
 Самые грамотныеуже обшарили окресности и даже успели добраться до рынка, так что есть было что. А пить бегали к фонтанчику у библиотеки, трудно точно сказать какой, но очень приличной по значению.
 Автобус прибыл. Мы ехали в горы. Казалось, поднадоеший подъезд близился к концу - но напрасно. Автобус довез нас только до Хушери; дальше, якобы, проезда нет. Пришлось ловить попутку. Этот барьер был успешно преодален. И вот мы уже проходим мимо пустого альплагеря Варзоб.
 Мы в горах. В Душанбе было лето, а здесь явно ощущается межсезонье. Верх бортов ущелья в снегу. Прохладно, накрапывает дождь. По снегу в этот день мы шли немного, больше по осыпи да по тропе. Да и вообще в этот день шли немного.Был первый день пути, поздно вышли, даи погода была не ахти. После моросящего дождя пошел ливень. А в один прекрасный (очень прекрасный) момент мы просто остановились в намерении переждать не на шутку разошедшийся дождь, переседев его под полиэтиленом притулившись у большого камня. Но эта акция не внушала нам ни малейшего оптимизма. Посланная вперед разведка в составе двух самых отчаянных добровольцев-принудильцев ничего особо обнадеживающего не принесла. Разум восторжествовал и мы стуча зубами принялись ставить палатки для ночлега. На этом и завершился первый ходовой день.

* * *

3 день. 1 мая.

 К ночи дождь закончился. Точнее, постепенно перешел в снег и сыпал, не переставая, весь следующий день. Перспектива двинуться с утра вверх по ущелью нам уже не светила, зато появилась перспектива достойно отметить Первомай.
 Прошедшая и будущая ночь были посвящены весьма оригинальному занятию: сушке одежды. В условиях отсутствия костра и невозможности использовать другие виды энергии, сушка осуществлялась с помощью тепла собственного тела. Как оказалось, сушить на себе можно не только носки и рубашки, но даже штормовку и др. верхнюю одежду. Правда, для этого пришлось надевать мокрую одежду непосредственно к телу, далее водонепроницаемую одежду из болоньи, а уж затем сухую одежду, чтобы не замочить спальник изнутри. Процедура такого одевания для сушки неприятной кажется лишь в первый момент, а потом как-то привыкаешь и тихо лежишь гниешь, а как известно при гниении выделяется тепловая энергия. Вот так в итоге взаимного обогрева вся одежда к выходу была уже сухой.
 Итак, вернемся к тому, что наступил Первомай. По случаю этого всенародного праздника была организованна демонстрация трудящихся (если можно так назвать студентов-лоботрясов). Разноцветные шары, красные флаги, транспаранты, лозунги, относительно стройные ликующие колонны, словом, все как у больших тетенек и больших дяденек. Демонстрация закончилась митингом, как всегда торжественным и бессодержательным.
 Между тем отсидка продолжалась. И какая-то она была необычная. Скорее это была дневка. Ведь при отсидке народ просто не вылезает из палатки круглые сутки, а в этот раз как-то не сиделось. На улице была в общем-то прекрасная погода: тепло и безветренно, только вот снег валил хлопьями. К тому же это был лишь второй день похода, отдыхать-то еще было не от чего. Поэтому, от безделья, первую половину дня занимались благоустройством лагеря. Палатки наши стояли между двумя огромными камнями, которые составляли две стены, третью стену мы построили из снежных кирпичей. В итоге нам не хватало только крыши, чтобы мы жили как в павильоне.
 Правда, в стене пришлось оставить проем для калитки, для прохода товарищей из дружественного отделения.
 А к вечеру пошли на прогулку вверх по ущелью. Буквально совсем рядом с нашим лагерем на другой стороне реки Сиамы обнаружили гидрометеостанцию. Через реку натянут трос, на котором висит люлька и, главное, с нашей стороны. Грех не соблазниться. Сели мы в люльку и поехали в гости на ГМС. Хозяева оперативно накрыли нам на стол. Отказываться от угощенья мы не стали. Попили чайку, поели консервов. Поговорили. Хозяевам эта погода не нравилась, и они предлагали нам постоять еще несколько дней на месте. Вот так мы и сидели: Света, Женя, Миша, я и Саша...
 Возвратились в лагерь уже в сумерках.

* * *


Цитата (ТУРСЕЗОН "ПОД ГРАДУСОМ", "Комсомольская правда")

 Рижскийклуб туристов решил открыть сезон походом в районе реки Карадаг....
 Одновременно срижанами начали свой маршрут 27 москвичей. Он проходил от альплагеря "Варзоб" к верховьям реки Сиаме. Почти неделю пробивались москвичи по ущельюпод непрерывным снегом. Более опытные туристы, послушав прогноз погоды, который трижды в день транслируется по республиканскому радио (транзисторы-то у них, надо думать, были, хотя и не было рации), давно бы повернули назад, чтобы переждать непогоду в Душанбе.


4 день. 2 мая.

 Хорошая погода возродилась прямо из тумана. Утренняя дымка рассеявшись просто ослепила и заиграла ярким солнечным светом на пушистом снегу. Погода была просто сказочная. Нарекания мог вызвать разве что легкий морозец, который постарой доброй традиции сопровождал процедуру переодевания из сухой, прогретой за ночь одежды, в холодную и мокрую. Но даже это не могло омрачить прекрасного ощущения от солнечного безмолвия гор. Что-то не припомню чтобы у кого-то возникли принципиальные сомнения по вопросу идти или не идти вверх. Пошли... Тут же сразу мы ощутили все прелести гор межсезонья. И если сверху все было очень даже прилично: пекло и скоро стало довольно жарковато, то ниже пояса творилось сплошное безобразие. Основная черта этогобезобразия заключаласьв том, что нога с трудом находила камни спрятанные снегом, а все больше стремилась провалиться в какую-нибудь щель. А сколько сил уходило на сопротивление снега! Наше доблестное отделение (доблесть его заключалась в подавляющем - почти абсолютно - большинстве мужской части) возглавляло шествие школы и взяло на себя тропежку. Глубина снега оказывала все большее влияние на скорость движения.





Снег.

 Просто удивительным смотрится снег летомпри первом визите в горы. Надо же... А потом как-то постепенно это зрелище превращается в непременный элемент горного пейзажа. В самом деле: что это за горы без снега? Да не горы это вовсе, а так холмы. И вся красота гор постепенно воплощаетсяв сочетание льда и снега.
 Снег манит и в первую очередь своей красотойи во-вторую - своей простотой. Там, где снег, как правило путь не сложен, а на спусках даже приятен. Но это когда его не много, а если много? Впрочем это вопрос источников по технике...
 То что снег таит в себе еще и опасность предельно ясно было в теории, где это прилично штудировалось. Напрактике же все было весьма пространно.
 Впервые слово "лавиноопасный" я услышал на Кавказе, в середине июня месяца. Перевал, характеризуемый таким прилагательным, мы проходили в строгом соответствии с первоисточниками: вышли до восхода солнца, седловину прошли до полудня. На спуске за спиной послышалось тихое шипение,похожее на шипение едущих лыж. Оглянувшись, я увидел сползающую вниз распластанную кучу снега объемом в две лопаты. До меня эта кучка так и не доехала. "Лавина" - подумал я. Если бы снег мог думать, то эти две лопаты наверняка бы подумали: "Сам ты лавина".
 Во втором примечательном случае слово лавиноопасность не фигурировало. Присутствовала только мысль или даже ее тень.
 Когда мы на Копет-Даге во время снегопада спускались с хребта в долину (по критерию снежности летом Копет-Даг совсем не горы, но был разгар зимы - январь) в один момент я провалился в снег почти по грудь, - никакого эффекта, кроме значительной физической перегрузки, это не имело.
 А слово лавиноопасность было на моем слуху еще раз на Кавказе, но было это в начале сентября и произнесено оно было как-то непредметно, отвлеченно и поэтому звучало неактуально.
 Вот такой вот практический опыт в области лавин у меня имел быть. Народ же, и в этом я был совершенно убежден, имел большую осведомленность в указанном вопросе. Я же рассматривал лавинную опасность снега как его потенциальную опасность.
 Аэрофлот работает с предельной нагрузкой, мало кто отказывается от полетов, хотя в самолете нет даже парашютов. Дно ущелья под магистральными горными дорогами усеяно искореженным металлом и автопокрышками, но никто не отказывает себе в желании проехать по такой магистрали всоседний город на автобусе. Почти в каждой квартире есть газ и телевизор. А как они взрываются! Вокруг любого взрывоопасного производства или, скажем, АЭС, есть городок или город. Ну и ? Жизнь потенциально опасна.
 А снег потенциально лавиноопасен.

 Скоро закончились последние заросли кустарника и мы вышли в безлесую зону гор. Тут подоспело и время обеда. Несмотря на то, что окружающий пейзаж очень здорово напоминал зиму, всех тянуло спрятаться в тень. Солнце палило нещадно и не только обжигало, но и жарило. К счастью тень удалось найти: всяшкола укрылась под мирнонависающим огромным камнем. Вскипятили чай и перекусили.
 А теперь снова к темео возрастании сопротивления снега. Послеобеда безобразие усилилось втой его части, что ведущего стали менять через сто-двести шагов, но и при этом за одну ходку мы даже не успевали уходить из поля видимости группы, находящейся на передыдущем передыхе.
 Через три таких попытки далеко уйти решили, что неплохо было бы немного поспать, и встали на ночлег.Место для этой цели было выбрано весьма оригинальное: возле огромного камня с небольшим нависанием. Поставили палатки тандемом, оградили с двух сторон снежными стенками, а сверху натянули на скальных крючьях тент, получилось весьма приличное жилье, кстати, готовить пищу можно было не вылезая на улицу. Что мы и делали вечером, а затем еще и утром, но это было уже на следующий день.

* * *



5 день. 3 мая.

 Это утро было не столь радужным, как накануне. Погода почему-то испортилась. И если снег пошел не сразу, то видимость с самого началане внушала оптимизма. За пару переходов мы осилили то расстояние, которое от места впадения в Сиаму ее правого безымянного притока. Там мы довольно бойко перешли то место, где должно было быть русло Сиамы. Дальше наше бойкое движение было прервано.
 Ущелье притока и так-то выглядело довольно мрачно, а тут еще пошел снег. Решили его переждать.
 А темвременем на крутом берегу притока построили трехcтенный снежный дом, третью стену которого составлял берег. Мы уже довольно прилично расположились в этом домена предмет перекусить, как вдруг поступила новая вводная. Оказывается, никуда мы дальше не идем, а ночуем здесь.
 Но ночевать прямо здесь, на берегу, нам совсем не светило. Пришлось выбираться из нашего убежища и строить новый дом на бугре. Но и там у нас получился классный домик.Это сооружение позволяло установить внутри него две палатки, вокруг которых можно было свободно ходить. Сверху же все это закрывалось двускатной крышей из полиэтилена. Таким образомобеспечиваласьполная герметизация всего строения, кроме небольшего входа сбоку, через который можно было наблюдать за местом обитания другого отделения. Так что ветер нас не беспокоил, а снег вскоре закончился. Пригодилось и наше строение на берегу: там был устроен общественный туалет.
 Вторую половину дня провели в полной расслабухе и спать за валились, едва поужинав, еще засветло. А расслабуха не прошла даром, ее следствием стала смена состава палаток.

* * *

6 день. 4 мая.

 Нестабильность погоды сохранилась. Снега не было, как не было и солнца. Видимость была хорошая. Мы поднялись и вошли в ущелье правого притока. Самым неприятным было покидать снежный дом, такого дома нам уж никогда не построить.
 В этот раз наше отделение вышло вторым, и только через три ходки мы вышли вперед, а через четыре встали на перекус. Пока перекусывали, погода склонилась в сторону ухудшения. После перекуса мы втроем, дав народу отдохнуть, протропили метров пятьсот вперед; возвращались по своим уже малозаметным следам.
 Немного посидели под полиэтиленом внадежде на временность ухудшения погоды. Ребром встал вопрос о месте ночлега. Все ущелье становилось лавиноопасным. Надо было найти гребешок. Но на ощупь такие вещи не ищут, а увидеть практически ничего было невозможно. Прошли немного вперед, посидели еще. Однако, начали замерзать. При первом слабом развиднении часть пошла без рюкзаков на разведку, ориентируясь по компасу.
 В полной мгле переправились с правого борта ущелья на левый через глубокое русло правого притока Сиамы. Еще немного поднявшись вверх по ущелью, нашли под скалами небольшой участок, относительно гарантированный от возможных лавин. Побежали обратно за замерзающим народом.
 Полчаса спустя мы уже топтали снег под палатку. В этот раз место было не столь выдающееся как, в предыдущие ночевки, но и это было явно не промах. Одна стенка - естественная снежная, вторая - каменная, третья и четвертая - полиэтиленовые. Пока одни рубили стену, другие топили снег. Так что все удовольствия созрели одновременно: и жилище, и ужин, и ясная погода.
 В лучах заходящего солнца заснеженные горы Гиссара были особенно прекрасны. Предводители еще с вечера обсуждали, куда держать путь завтра, благо что перевал уже можно было разглядеть с места ночлега. Но надписи на перевале не было, и поэтому его не разглядели.
 Был намечен ранний подъем - и, как всегда, мне повезло - я был дежурным. Пришлось весь вечер топить снег на завтрак, чтобы не терять на это время утром. Расставив всю варочную посуду (кан вместе с крупой, сублимясом и свежерастопленной водой) и примуса под самым носом, я присоединился к засыпающей в спальнике компании. Кстати, начиная с предыдущей ночи, мы решили установить очередность спанья в середине спальника. Да уж, спать было очень не жарко.

* * *

7 день. 5 мая.

 Этот день был столь же прекрасен, как и день за два до того. Голубое до черноты небо просто пугало своей ослепительностью.
 Перевал прямо на ладони лежит, но этого никто не видит. Снова начинается жестокая тропежка. Однако ж уже начинаем втягиваться и привыкать. Уже есть время, силы да и желание посмотреть по сторонам. Главное, что это позволяет погода. Можно фотографировать, а при таком освещении - даже не умея фотографировать вообще и даже на отечественную пленку, что еще более невероятно.

Фотоаппарт.

 Фотоаппарат - штука весьма важная. Ведь можно найти такой разрез туризма, в плоскости которого целью похода становятся сделанные в нем фотографии.
 Что остается у нас от похода? Да ничего, кроме воспоминаний. А вот они-то имеют весьма неприятное свойство. Воспоминания не накапливаются, а откладываются. После первого похода человек просто переполнен воспоминаниями, они так и прут из него, чуть откроется рот где-нибудь на обществе, тем паче у костра. Но этот эффект проходит весьма быстро. Достаточно пройти еще три-пять походов и в памяти осаждаются лишь отдельные моменты оных на фоне первого похода. А дальше, если не напрягать память, остаются только некоторые обрывки.
 Хорошо хоть существуют еще "этапные" походы, способные заслонить собой даже походный дебют. Такие походы характеризуются интересным районом, хорошей группой, а главным образом блестящей подготовкой и проведением мероприятия. Но это, прямо скажем, выдается не часто. Чаще походы получаются проходными. Проходность обуславливается стремлением не потерять сезон или уровень, сэкономить время, невозможностью найти группу, нестыковкой с отпуском или же каникулами, а чаще халатной, если не сказать наплевательской, подготовкой. Не зря выведена эмпирическим путем формула, по которой поход распадается на три составные части (прямо как у бородатого создателя такого же учения): подготовка, сам как таковой и воспоминания - в неизменном отношении соответственно в тридцать, сорок и тридцать процентов. Вот такая бухгалтерия. И каждый прокол на стадии подготовки ведет неизбежно к проколу похода и неумолимо стремится радужный рисунок воспоминаний.
 В борьбе со всей дефективной сущностью воспоминаний есть один союзник - фотография. Уходят в прошлое поход за походом. Копится гора слайдов - вещдок моих странствий. Нет-нет да и достану, вставлю в диапроектор, покажу другим, сам подивлюсь. Знать не зря снимал.
 С самого старта в туризме и по сей день единственное, из всего, что беру в поход, всегда под рукой чудо творения советской промышленности ширпотреба - фотоаппарат "Смена". Нет ему аналогов в надежности - сам знаю. Как-то на Северном Урале обронил я его в реку, когда ховался от грозы, линяя с плота на берег. Часа через полтора лишь извлек его со дна. И что бы вы думали: привез домой, разобрал, протер ржавчину, собрал - и снова все о"кей - работает как японская бензопила. Я уж не рассказываю, как я с ним на байдарке бултыхался. А еще есть у меня другая "Смена" с погнутым объективом (чувствуете силу удара - "А-а, с...") - работает.
 Такая техника не подведет. Вот и налегаю я на свой фотоаппарат. Будут у меня воспоминания на долгую память.

 Так вот, тропит сегодня по утру в основном женский состав, - то есть отделение у них такое: скорее женское, чем мужское.
 Нет, мужики-то у них есть, не совсем не в таком балансе как у нас. Догоняем мы их ходки через две. Да там уже перемешивается вся школа.
 Отметя вариант с подъемом вверх по левому притоку правого притока Сиамы как потенциально ложный, не разглядев в ярко сверкающем на солнце снеге подъема в еще один цирк и, наконец, решив, что дальше уже некуда, так как - это самое верховье, - мы всей толпой, вытянувшись в длинную цепь, начинаем подниматься вверх по борту ущелья, туда, где, как кому-то показалось, должен быть искомый перевал по имени Рыжий.
 Летом, как оказалось в последующем, этот путь не удалось бы выбрать ни морально ни физически, ведь под снегом скрывались бараньи лбы. А вот тогда все выглядело вполне логично.
 Время шло, а перевал приближался как-то очень уж медленно. И совсем не потому, что было тяжело идти, наоборот, надоедало стояние на месте. Надо полагать - это тем, кто шел впереди тропежка давалась уж больно нелегко. Но лидеры не желали уступать своего выгодного стратегического положения и яростно финишировали на перевальной прямой. Да мы не особо и рвались составить им конкуренцию, мимо перевала никто не пройдет.
 Вот так вот мы и вышли на этот безымянный перевал. Однако в тот момент мы были уверенны, что он именной, и в поисках подтверждения этого - тура с запиской – обшарили всю широкую седловину. Но тщетно. Пришлось есть перевальный перекус - курага, изюм, орехи, шоколад - не удовлетворившись прочтением перевальной записки, а лишь написав свою.
 В этом снежном безмолвии гор, ввиду большого скопления народа, перевал казался каким-то обжитым и даже в чем-то уютным.
 Здесь можно было даже посидеть на камнях, когда кругом их скрывал толстый слой снега. Те, кому положено по штату, обсуждали наше географическое положение и дальнейший маршрут. Налетело облачко. Да вот беда, так как мы были на уровне облаков, то оно стало для нас полным отсутствием погоды. Мы просто погрузились в это облако: исчезла видимость, пошел снег, подул ветер. Баловать себя надеждами на скорое улучшение мы не стали, как показал опыт прошедших дней - это был маловероятный вариант, и двинулись на спуск с перевала в следующий цирк.
 Шли снова по глубокому снегу, часто чередуясь и почти без всякой видимости. Очень удачно для таких условий проскочили мимо огромного ледового сброса. Вскоре вышли еще на один перевал... А вот это уже совсем не входило в наши планы. Это приводит всех в полное изумление. Точнее, это происходит с теми, кто хоть что-то понимал до того, но таких было не много. А остальные начинают врубаться в ситуацию по мере обсуждения вслух создавшегося положения. А положение следующее. Мы стоим на перевале, и в этом сомнений нет.
 Туча, в смысле облако, через которую мы так упорно продирались, ушла с последним дуновением ветра, который ушел вместе с тучей. Откуда взялся перевал - становится ясно, как только возвращается идеальная видимость. Там, где этого и следовало ожидать по логике вещей, становятся видны наши утренние следы. Наступает прозрение. Мы прошли перевал в отроге (если это вообще можно назвать перевалом), траверсировали не обозначенный на нашей карте ледник и таким образом почти закольцевались. Перевал под нашими ногами никем ранее не пройден и на карте (вообще) не обозначен. Но еще через несколько мгновений доминирует другая мысль. Израсходована уже половина времени отпущенного, на маршрут, а мы где были , там почти и есть. Не пройдено ни одного перевала, позади меньше пятой части пути. Мероприятие уже нереально.
 На повестке дня, то есть вечера, стоит три варианта на утро.
1) Признать очевидное и кратчайшим путем по Лучобу свалить в Душанбе.
2) Воспользоваться идеальным местом теперешнего лагеря и с ранья сбегать на истинный Рыжий перевал - разведать, а дальше что-то решить и предпринять.
3) Воспользоваться прекрасной погодой и проскочить Рыжий сходу.
 Кажется, в этот день реально начинает работать горняшка. Для меня форма ее проявления самая благоприятная - эйфория средней тяжести, с осложнениями в форме приподнятого настроения и жажды деятельности. Мишка же прибывал в состоянии черной эйфории. Хотя, может, его просто доконали подколками на тему завхозовства, а может завхозства (в том смысле, что он исполнял эту самую неблагодарную партию завхоза ).
 Однако, на утро в качестве генерального был выбран третий из имевшихся вариантов.

* * *

Цитата (ТРАГЕДИЯ НА ПЕРЕВАЛЕ, "Труд")

 Но "единичка" заставила помучиться: в верховьях Сиамы вместо трех дней "нормы" шли вдвое дольше, причем с 1 по 4 мая - под мокрым снегом. 6 мая в полдень начали восхождение на перевал.
 Когда до гребня оставалось метров 70-100, послышался шелест сходящего снега - сошла лавина, унесшая с собой вниз 9 человек. Туристы сразу же начали поиск своих товарищей, но живыми удалось откопать только четверых. Погибли две девушки и трое парней...


Цитата (ТУРСЕЗОН "ПОД ГРАДУСОМ", "Комсомольская правда")

 К шестому мая снег перестал идти, и это, видимо, вызвало у московских туристов полнейшее расслабление. И на перевал "Рыжий" они пошли, не соблюдая элементарных мер предосторожности: вместо того, чтобы подниматься по прямой, соблюдая положенную дистанцию между собой, выставить наблюдателей за снегом на склоне, применить лавинные шнуры, москвичи пошли все вместе, да еще и "змейкой". Подрезав снежный склон, они обрушили на себя лавину. Из девятерых погребенных под снегом живыми удалось откопать только четверых...


8 день. 6 мая.

 И настал тот день... И не был он поначалу чем-то отмеченным. Вставали еще засветло. Выползали из палаток. Если уж быть совсем точным, то было уже довольно сумеречно, но солнце еще пряталось глубоко за горами. В тени гор было морозно. Погода снова была идеальной: ни ветра, ни облаков. На снегу образовался наст.
 Пользы от него не было никакой. Под ногами он ломался, нога проваливалась, а вытащить ее уже было труднее, чем из мягкого снега; и даже то, что до безымянного перевала шли по своим же вчерашним следам, большой легкости не придавало.
 Выходим по готовности, а потому неимоверно растягиваемся: на весь цирк от безымянного перевала до места ночевки. Когда поднялись на безымянный, был еще весьма приличный наст. Но поднявшееся солнце припекло и снег начал раскисать.
 На перевале немного посовещались, к тому времени подтянулась большая часть школы. С этой точки стояния все выглядело более неопределенно, чем казалось поначалу. Перевала Рыжего не видно ни сразу, ни с ближайшей седловинки в очередном соседнем отроге. В следующем за ним отроге что-то угадывается, но тоже очень смутно напоминает то, что требуется, особенно если учесть, что в наличии для идентификации имеется только фотография с другой стороны в менее снежных условиях. Но перевал где-то там, и это совершенно ясно и определенно.
 До ближайшей седловинки шагов сто, до седловинки в следующем отроге (а может и хребте) шагов четыреста. Там-то уж точно должен решиться вопрос со взятием перевала.
 Тропежка идет в привычном уже режиме: тяжело, но энергично. Начинаем подъем на вторую седловинку. И тут раздается этот печально знаменитый "У-у-х". Если быть более точным, то я слышал что-то вроде "Хоп". Все замерли. Была еще секунда на осознание, на оценку, на ориентацию и на самоопределение в праве на жизнь. Но секунда была очень расточительно потрачена на ожидание: что же будет дальше?
 Лавина задержалась на целую секунду, а затем поползла. Нижняя часть склона отделилась от верхней и пошла медленно-медленно вниз, за ней пошла и верхняя. Склон стал медленно уходить из-под ног, потихоньку засасывая в себя. Первое, что пришло в голову - скинуть рюкзак. Сделать мне этого так и не удалось. Мало того, что этому мешал фотоаппарат, как на грех одетый на плечо, так еще и времени не хватило. Ругая, на чем свет стоит, свой фотоаппарат, я с трудом выдергивал ноги из засасывающей снежной массы, балансируя на ее поверхности с помощью лыжной палки. И когда я уже совсем было смирился с тем, что до основания склона придется плыть в теле лавины и стал вспоминать, как это должно происходить по инструкции, склон остановился. Дернулся еще раз и встал намертво, хотя в этот момент еще казалось, что под ногами что-то живое и готовое в любой момент двинуться снова в долину притока Сиамы.
 Снега было, однако, только до колен. Я быстро выпрыгнул из тела лавины и сбросил с себя все, что можно было сбросить. Надо было что-то делать, надо было бежать куда-то, желательно в безопасное место. Но хотелось быть уверенным, что все в данный момент делают тоже самое. Впереди, совсем рядом, кричали - просили помочь освободиться из снежного капкана. Один по пояс, второй почти по грудь беспомощно угребались оставшимися свободными руками, пытались выбраться на свободу. Пробую копать руками, но снег уже жестковат. Хватаюсь за складную лопату. Пока ее раскладываю, мне благим матом намекают на то, что надо бы побыстрее, так как лавина якобы снова поползла. На самом деле это кинетическая энергия переходит в тепловую, теряясь в снегу, сжимает его до состояния, близкому к фирну.
 Один уже свободен, второму освобождаю руки и до пояса, дальше освобождается сам. Уж больно подозрительно, что больше никого не ощущается ни слухом ни духом. Копаем там, где был ближайший.
 Вот рюкзак... каска, растрескавшаяся и рассыпающаяся на кусочки, как яичная скорлупа... голова... лицо, изо рта выплескивается хрип. Дышит?! Срезаем рюкзак... извлекаем.


Первая помощь.

 Учат нас учат. Вот в школе санинструкторов учили аж два месяца и все время только тому, как вывести человека из состояния клинической смерти, а конкретно, искусственному дыханию. И все ради того, чтобы потом, если не дай бог, случится, чтобы не было мучительно больно, чтобы использовать тот единственный шанс, еще не совсем трупа, на жизнь. Это все басни, что можно качать и качать. Есть только одна минута, минута последняя и решающая, вернуть человека, такого близкого, понимающего, разумного. И еще три-пять минут, чтобы возродить живое существо, но уже безумное. Если на холоде, в снегу, в воде, то время слегка растягивается, но и оно мимолетно. Возможно, существует еще резерв природы, но на него можно только молиться, но никак не рассчитывать. Так что, если нет результата через двадцать минут, то остается, скрепя сердце, еще раз проверить пульс, дыхание, зрачки и, снимайте шапки, ребята: человек закончил свой жизненный путь.
 Но все это было потом. А до того, нам много раз в двух-трех словах об этом повествовали в школе, институте, туристических школах. А вот вытащили мы его, уложили на снег ... И что дальше? Это и ежу ясно, что искусственное дыхание, на деле-то.
 Качать сразу или пощупать пульс, дыхание поискать, в глаза заглянуть, по щекам похлопать? А на деле, если не подает звуков и не дрыгается - значит качать и не сомневаться. Если в порядке - сам себя проявит, не даст его изнасиловать в столь грубой форме. Вреда от реанимации даже живому не будет, только небольшой дискомфорт.
 А вообще, не понятно, как это женщины, такие нежные, с этими мужиками целуются? Я как к нему приложился губами, то есть ртом, так меня всего аж выворачивать начало. К тому же качать начали как-то спонтанно: один вдув на четыре качка, а надо-то: сначала вдув, а потом качки и лучше пять, да еще и резче - как раз весь воздух из легких и выдуется. Думал, уж и не смогу вовсе. Хорошо подсказали платок подложить. Потом, правда, на это все бинты ушли.
 Однако, даже надуть подряд несколько воздушных шариков и то работа - аж голова кружится. А тут несколько часов такого занятия. Хорошо хоть в пересменку, по минуте. Оказывается, не каждому вообще это дано - производить искусственное дыхание. Ничего, приловчились, приучились.
 Да, практика - дело наживное. Дорогая это была практика. Грех так практиковаться на трупах. Но это был последний шанс. Это был наш последний шанс. Для них все уже было поздно. А у нас еще целая жизнь впереди.

 Начинают подбегать те, кого не задела лавина. Уже через двадцать минут вся школа на конусе выноса лавины. Маршрут закончен... Идут спасработы. Все работают. Каждый делает, что может. И только пятеро лежат...


 * * *

Реферат для школы санинструкторов.

Южные отроги Гиссарского хребта ( Памиро-Алай).
6.05.89г. 11.00

 Группа туристов, совершавших восхождение на перевал в составе школы СТП, попала в мокрую лавину. Школа состояла из трех отделений, движущихся по маршруту в непосредственной близости друг от друга, всего в ней было около тридцати человек. Непосредственно в лавину попало девять человек. После остановки лавины на самостоятельные действия был способен один человек, еще двое были "засыпаны" выше пояса и самостоятельно освободиться не могли. Остальные шесть человек были погребены полностью на разной глубине.
 Первой была извлечена П., она была у самой поверхности и, лишь на короткое время, теряла сознание. После извлечения П. чувствовала себя удовлетворительно. Остальные пятеро были извлечены через пять-двадцать минут после схода лавины без признаков жизни.
 Незамедлительно, после извлечения пострадавших, были начаты реанимационные мероприятия: искусственное дыхание изо рта в рот и непрямой массаж сердца. К моменту извлечения всех пострадавших в спасработах принимала участие вся школа.
 Я имею возможность описать лишь ту часть спасработ, в которых непосредственно принимал участие. Кроме того, все инъекции проводились врачом школы - профессиональным медиком, поэтому об их содержании могу только догадываться.
 При откапывании А. было замечено, что каска у него на голове была сломана вследствие большой силы сжатия в теле лавины.
 Впоследствии это подтвердили сломанные ребра и повреждения внутренних органов и их следствие - кровотечение изо рта и из носа.
 По этой причине были израсходованы не только все запасы бинтов и марли школы, но и все носовые платки участников. При выполнении искусственной вентиляции легких марлевую накладку на рот пострадавшего приходилось менять через две-три минуты, через столько же времени сменялся и человек, проводящий данную манипуляцию. Как оказалось, искусственная вентиляция - легких дело более сложное, нежели непрямой массаж сердца, да и не каждый вообще способен ее проводить.
 Практически все участники похода имели лишь теоретическое представление о проведении реанимационных мероприятий и, поэтому, в первые моменты времени действия, казалось, были не очень эффективны. После того как врач школы взял руководство в свои руки дела пошли лучше. Все пострадавшие были укутаны теплыми вещами, под шеи были подложены валики из одежды, на глаза одеты темные очки (была солнечная погода). Ш. для восстановления проходимости верхних дыхательных путей пришлось вынуть запавший язык и приколоть его к одежде. Искусственное дыхание проводилось в ритме 1:4. Однако, лишь в одном случае удалось добиться какого-то результата.
 К., извлеченная одной из первых, через несколько минут стала подавать признаки жизни: у нее появился пульс, начало появляться дыхание, она сжала зубы. Искусственное дыхание продолжили изо рта в нос. Вскоре появилось устойчивое самостоятельное дыхание, затем появились стоны временами походившие на рычание. Однако в сознание она так и не пришла. К. была переодета в сухую одежду и укутана в теплые вещи. С ней был оставлен человек для наблюдения за ее состоянием. При последующем осмотре К. с целью выявить возможные повреждения костей, было сделано предположение, что у нее перелом в области шеи. При помощи ледоруба и пенополиуретанового коврика была произведена иммобилизация.
 К моменту, когда была ясна общая картина происшедшего и состояние пострадавших, два человека были отправлены вниз за помощью.
 Реанимационные мероприятия по отношению к четырем остальным пострадавшим проводились непрерывно в течении 5 часов. После чего в виду явных признаков биологической смерти (широкие зрачки, не реагирующие на свет, отсутствие дыхания и сердечной деятельности, появление трупных пятен) попытки к оживлению были прекращены.
 К. была оставлена в палатке на лавинном выносе под присмотром врача школы в ожидании помощи снизу. Из состояния комы она не выходила и скончалась через 13 часов после схода лавины.
 На следующее утро прилетел вертолет. Вскрытие показало: четверо были извлечены из лавины в состоянии биологической смерти - диагноз: смерть от асфиксии. И только К. была в состоянии клинической смерти - диагноз: смерть от переохлаждения т.е. замерзание мозга.

* * *

9 день. 7 мая.

 Утром прилетел вертолет. То есть не так чтобы уж совсем сразу. Перед тем был еще некоторый промежуток времени, о котором не хочется ни говорить, ни вспоминать, за который пришло уже полное осознание того, что трупов пять, именно так и не иначе и иначе уже не может быть никогда. Поэтому вертолет ожидали весьма спокойно и не как спасение, а как подмогу в деле транспортировки трупов к месту назначения. И всеже-таки вертолет прилетел утром.
 С вертолетами никто из нас, по-моему, до того дела не имел, а по сему этой железной птице пришлось совершить круга три, пролетая над нашим безымянным перевалом и уходя за столь же безымянную вершину. В первый раз она - железная птица - просто мирно пролетела мимо, во второй раз из нее что-то упало. Начальник решил, что это указатель места посадки, а так как на этом месте стояли две палатки, то мы дружно бросились на них, свалили, смяли и снесли на другую площадку. Из этого вертолетчик, похоже, сделал соответствующий вывод, и в третий железная птица обронила тоже самое, но уже туда, где стояла другая группа. Там народ оказался догадливее, это нечто было превращено в сигнальную ракету и применено по назначению. Оказалось, что назначение состояло в определении, а точнее, в демонстрации для водителя вертолета направления ветра. В этом вопросе нас просветили после посадки на четвертом круге. Добавив, что следовало сразу, завидев вертолет, продемонстрировать направление ветра, встав стенкой спиной к ветру, расставив руки в стороны.
 Присутствие вертолета оказалось неожиданно ощутимым. Пришлось даже слегка прилечь, дабы не быть сдутым. Из вертолета выскочили дюжие мужики суперменского телосложения. Одно слово - спасатели. Узнав, что врач уже не нужен - вертолет улетел, а спасатели возглавили наши действия по подготовке трупов к отправке в Душанбе. Для этого предстояло перетащить их с лавинного выноса на безымянный перевал к месту посадки вертолета.
 Выстроились в колонну по одному и гуськом пошли к лавине, стараясь идти след в след. Вчерашняя лавина еще давила на подсознание и тому придавали эффекта мелкие трещины, которыми был покрыт весь склон. Казалось, что вот-вот все повторится снова. Все тем же гуськом пересекаем цирк. Лавинный вынос прямо висит над нами. Спасатель оценивает на глаз мощность лавины и на всякий случай интересуется, не остался ли там еще кто.
 С некоторой опаской взобрались на вынос, он, однако, лежит намертво. В снежной нише лежат пять трупов, аккуратно упакованных накануне в полиэтилен. Сделав петли из концов основной веревки, и зацепив за петли ледорубы, впрягшись по трое-четверо, напряглись и потащили. Труп навалился всей тяжестью на каждую мышцу. Тяжел этот труд - таскать трупы, живой человек куда легче.
 Снег проминается под трупом, оставляя в себе почти что траншею. Внешние условия на все сто соответствуют вчерашним, и постоянно приходится гнать от себя мысль о возможности повторения пройденного. Но иного варианта нет. Наверно, так же как продолжается война, пока не похоронен последний павший солдат - нет конца спасработам, пока погибший не будет предан земле там, где ему надлежит. Вот мы и тащим, упираясь, в гору свертки с тем, что еще вчера было такими близкими нам людьми. Тащу и я, нарушая обычай, здесь иначе и нельзя.
 Свертки аккуратно укладываются в ряд в ожидании вертолета. Вертолет прилетел в облегченном варианте - без задней стенки, замененной на сетку. Сегодня ему предстоит поработать. В салон загружается пять трупов, два рюкзака и один начальник со спасателями.
 Остальные получают по морде напором ветра от винта тужащегося вертолета. Под этими потугами не удается устоять на ногах. Повалив нас на снег, вертолет, из последних сил чуть-чуть оторвавшись, падает в ущелье и, подымаясь оттуда, уходит в долину.


Самые близкие.

 А Мишка мечтал полетать на вертолете. И вот полетел. Правда, завернутый в полиэтилене обмотанный обрезками основной веревки. Нет, об этом он не мечтал. Мишка мечтал о другом. У него было столько планов. У нас было столько планов. На целую жизнь. Ходить не переходить.
 Мишка возник в моей жизни совершенно неожиданно. Тогда мы организовывали в МИСИ туристическую секцию. Одним из первых, попавших в наши сети, был и Мишка. И было это не столь уж обычным, так как учился он на старшем курсе, а в большинстве своем попадалась только молодежь. Пожалуй, только этим поначалу он и привлек мое внимание. А дальше как-то вышел из поля зрения. Если, конечно не считать схватку в домбайском боксе, в которой я его побил.
 Зимой я собрался на Копет-Даг. Группа у меня никак не клеилась. Время уже поджимало. Почти вся секция тогда отправлялась толпой в Карпаты: это и поближе, и подешевле да и, говорят, когда толпой, то веселее. Чуть было не остался я один с идеей сходить в пешку зимой. И тут подходит Мишка и говорит: "Хочу на Копет-Даг". Вот так вот мы, можно сказать, и познакомились.
 С этого дня и до самого последнего не было у меня ближе друга. Потеряв Мишку, я потерял одну из самых важных своих опор в жизни, одну из самых важных связей с ней. Еще за год до Гиссара я поставил перед собой задачу - создать группу людей, на которых я бы мог опереться в туризме. Миша стал ядром этой группы. Сегодня, три года спустя, пройдя не один поход, специально каждый раз меняя состав, я не смог компенсировать потерю и уже никогда не смогу этого сделать.
 И ведь ходили-то мы вместе всего в один поход. Правда, поход был великолепен. Однако, отношения у нас тогда еще были не такие уж и горячие. А как он тогда пытался нас воспитывать, приобщать к изысканным манерам. Эстет, видите ли. Ничего, сломался. Охамел, даже театральная деятельность не спасла.
 А как мы с ним однажды попьянствовали. Класс! Потом мне пришлось звонить его родителям, чтобы не беспокоились, и оставить у себя на ночь. Так я больше при Мишке с родителями его и не общался. Познакомились только после ...
 А как однажды Мишке досталось на занятиях по транспортировке пострадавшего. Целый час держал пострадавшую на спине, даже шутить перестал.
 А как однажды у костра Мишка взял да и раскололся на тему о женщинах. То есть не то чтобы уж прямо так и раскололся. А это я взял его да и раскусил, а он и раскололся. А вообще, на женщин он прямо молился, прямо благоговел перед ними. Ну и пижон!
 А однажды ходили как-то зимой в поход с нодьей и здорово на этом погорели, аж спальники пожгли.
 А еще было ...
 Да мы собственно и были-то знакомы чуть больше года.

 А сестра моя сначала прыгала с парашютом. Даже в группе спортсменов занималась сезон. Что-то около трех десятков прыжков. Да, высокого полета был человек.
 После заурядной сельской школы нацелилась поступать на факультет вычислительной математики и кибернетики МГУ. Провалилась, сначала. Но никуда больше поступать не стала, а была возможность. Со второй попытки поступила. Закончила университет.
 На работу распределили в Подмосковье, в институт гидрогеологического профиля. Всерьез занялась геологией, готовилась в аспирантуру.
 А на туризм я ее совратил. Еще когда училась в МГУ. Водил я единичку в горы, ну и позвал. Ничего, так себе сходили. Но ей, наверно не очень понравилось. После того туризмом она долго не занималась.
 Когда после МГУ поселилась в Зеленом (вот именно, всю жизнь так и прожила в Зеленом: сначала в Уральской области, потом в Московской) обнаружила под рукой турклуб, ну и затесалась туда. Была одной из активных. Долго ее еще там вспоминали добрым словом. Да уж, грех не заниматься туризмом глядя на меня.
 Недавно узнал, что одна из подруг сестры по парашютной команде, тоже впоследствии занявшаяся туризмом, правда, водным, погибла где-то на горной реке. Эх, водочники-водочники ...
 А о потере Светы грех и говорить. Это была моя родная сестра. А летом мы вместе собирались в Саяны.

 Остальных ребят я знал хуже. Помню, как Лешка с Наташкой на выходе подарили мне по случаю рождения сына два шарика, а они почему-то тут же и полопались, только я руками прикоснулся. Помню как Лешка пел.
 А с Женькой я бы еще не один поход сходил. Так я думал ...

 Становится ужасно тихо. Наступает тихий кошмар. Вниз только завтра, а весь этот день девать себя просто некуда. В палатке жарко, как в духовке. На солнце любой открытый участок кожи покрывался волдырями от ожогов, губы вздуваются и трескаются. Приходиться кутаться в одежду, но в ней нечем дышать. В поисках применить себя, народ начинает страдать обжорством. В ход идут все деликатесы, припасенные на поход. Но даже это не дает удовлетворения. Процветает черный юмор.
 Такой тяжелый день всеже-таки тоже в конце концов заканчивается. Ночной морозец и сон дают возможность хоть как-то расслабиться.

* * *

10 день. 8 мая.

 Так рано в походах я, наверно, и не просыпался, ну по крайней мере не больше одного раза. Стояла ночь. Снег, натопленный с вечера накануне, лишь слегка покрылся ледком. Зажег примуса, поставил кан.
 Собираться начали в сумерках. Поклажа ощутимо возросла. Надо было нести вещи отсутствующих. Рюкзак грозился вырасти в полтора раза. Стали разгружаться.
 Оставили почти все продукты и вещи, пришедшие в негодность, и те, без которых можно обойтись. Все сложили в кучу и заложили камнями, и сами не знаем зачем. Конечно, мы еще вернемся на этот безымянный перевал. Но когда еще это состоится? Мы еще посидим на этих камнях, чтобы вспомнить..., но сейчас с рассветом мы покидаем перевал и сваливаем вниз.
 Снег держит прочный наст. В итоге, вместе с относительной гарантией от схода лавин, возникает весьма неприятное состояние, при котором нога не держится на склоне. Удар ботинка практически не оставляет следа на поверхности снега и, как следствие, с этой тридцатипятиградусной горки очень здорово съезжается. Препятствовать этому очень сложно, если не сказать безнадежно. По началу я противился, но тщетно, пришлось погнуть лыжную палку в процессе зарубания, хотя можно было без опаски прокатиться: горка у основания просто выполаживается. В конце концов я сдался и поехал. Следом уже неслись люди, рюкзаки, вещи. Все это собиралось в мульде, разбиралось по частям, укладывалось как было и шло дальше.
 Дальше всю дорогу спускались почти бегом. Погода стояла самая ходовая: ни солнца тебе, ни ветра тебе, ни осадков, тоже тебе. Почти на всем протяжении правого притока до Сиамы и снег был самый ходовой: с достаточно жестким настом для того, чтобы не проваливаться выше щиколотки. Двигались точно по центральной линии русла реки, благо, что толщина снега купола реки это позволяла. К Сиаме же выбегали уже по берегу. Снег разрыхляется, но под ногой хорошо трамбуется и проваливается не глубоко. Во внешнем виде гор заметны кое-какие изменения. Из каждого мало-мальски лавиноспособного кулуара торчит по хвосту лавинного выноса. Даже на том месте, где еще пять дней назад стоял лагерь одного из отделений, громоздились снежные глыбы.

Лавины.

 Если опереться на "Карту лавиноопасных районов СССР", являющуюся нормативным документом, то оказывается, что такими районами являются: во-первых, Земля Франца-Иосифа, во-вторых, Новая Земля, в-третьих, Северная Земля, в-четвертых, Новосибирские острова, в-пятых, острова Врангеля, в-шестых, Кольский полуостров, в-седьмых, Полярный и Приполярный Урал, в-восьмых, горы Бырранга, в-девятых, горы Путорана, в-десятых, Охотско-Колымскоенагорье, в-одиннадцатых, Анадырское и Анюйско-Чуйское нагорье, в-двенадцатых, Западно-Карякское нагорье, в-тринадцатых, Северный Урал, в-четырнадцатых, Южный Урал, в-пятнадцатых, Внутренние Саяны, в-шестнадцатых, Енисейский кряж, в-семнадцатых, Верхоянские горы, хребты Черского и Илинь-Тас, в-восемьнадцатых, Яно-Оймяконское и Юкогиро-Алазейское плоскогорья, в-девятнадцатых, Северо-Байкальское, Патомское, Алданское и Юдомо-Майское нагорья, в-двадцатых, Байкальские горные цепи, в-двадцатьпервых, Забайкалье, в-двадцатьвторых, Становой хребет и Становое нагорье, в-двадцатьтретих, Средний и Ганальский хребты Камчатки, в-двадцать четвертых, Восточные Карпаты, в-двадцатьпятых, Горный Крым, в-двадцатьшестых, Большой Кавказ, в-двадцатьседьмых, Закавказское нагорье,
в-двадцатьвосьмых, Талышские горы, в-двадцатьдевятых, Копетдаг, в-тридцатых, Памиро-Алай, в-тридцатьпервых, Западный Памир, в-тридцатьвторых, Восточный Памир, в-тридцатьтретих, Западный Тянь-Шань, в-тридцатьчетвертых, Центральный Тянь-Шань, в-тридцатьпятых, Северный Тянь-Шань, в-тридцатьшестых, Джунгарский Алатау, в-тридцатьседьмых, Тарбагатай, в-тридцатьвосьмых, Северный Алтай, в-тридцатьдевятых, Юго-Западный и Северо-Восточный Алтай, в-сороковых, Центральный Алтай, в-сорокпервых, Кузнецкий Алатау и Горная Шория, в-сороквторых, Западный и Восточный Саяны, в-сороктретих, Хингано-Буреинские горы, в-сорокчетвертых, горы Чукотского полуострова, в-сорокпятых, Карякское нагорье, в-сорокшестых, северное и северо-восточное побережье Охотского моря, в-сорокседьмых, Восточный хребет и Южная вулканическая область Камчатки,Командорские острова, в-сороквосьмых,Курильские острова, в-сородевятых, Западно- и Восточно-Сахалинские горы, в-пятидесятых, восточные склоны хребта Джугджур и в-пятьдесятпервых, Сихоте-Алинь и Приморье.
 Кроме того, необходимо заметить, лавиноподобное явление типа снежногооползня возможно уже на склоне крутизной в десять градусов. А если еще сюда же добавить всю гамму физико-химических, климатических и прочих объективных причин возникновения лавин? А вообще, лавина - это сложное природное явление из обоймы проявления стихийных сил - ураганы, землятрясения, наводнения и тому подобное. Плохо поддается изучению, планированию и прогнозированию, как и вся стихия. И потому несколько замечаний по поводу.
 Характерный звук "У-х" - это не признак лавиноопасности, это звук от смещения большого снежного пласта - это уже сама лавина.
 От лавины можно убежать! И если лавина - надо бежать. Не думать, а бежать. Бежать в сторону, перпендикулярно лавине и как можно быстрее. Будет мешать рюкзак.Его надо бросать сразу.
 Это должна быть первая мысль. Будет мешать пояс рюкзака. Пояс - это блажь. Девяносто девять поясов изста не работают (мешают все сто), а потому проних просто забывают. Рюкзак с застегнутым ремнем не сбрасывается - это точно, даже если сбросить его с плеч.
 А на что такой пояс. Не надо выпендриваться. Сбросить рюкзак и бегом, хотя бы вперед, каждый лишний шаг - лишний шанс выжить. И еще, нельзя падать: это конец. Чем выше снег, тем ожесточеннее от него отбиваться. И только в момент погружения, не забыть, сгруппироваться, так чтобы защитить грудь и лицо. Есть шанс, даже в самых суровых условиях, оставить воздушную полость. Когда полетят ребра, позвоночник может выдержать. Это тоже шанс. Попытаться протянуть какое-то время, а дальше придет помощь.
 Итак, бороться и верить до конца. Сомненья могут погубить. Выживают те, кто верит.

 Двигаемся быстро. Проясняется местами. И вот уже появляются первые проталины. Чай варим там же, где и семь дней назад, но уже не под камнем: солнцебез снега нетак агрессивно. Кругом уже земля и камень. А дальше вниз начинается трава и целые моря цветов. Зазеленела листва на кустарнике.
 Всю дорогу разговоры, в основном, о самолете на Москву. Но это не потому, что все так рвуться уехать, а потому, что те кто торопится - говорят, остальные же больше молчат. Спешат в Москву не все. А до Душанбе мы еще успеем. Туда уже не к спеху. Спешащие спешат на шоссе на попутный транспорт ( движение уже довольно регулярно ). А мы ставим палатку напротив ГМС, на площадке у реки, и ночуем.

* * *


Цитата (ТУРСЕЗОН "ПОД ГРАДУСОМ", "Комсомольская правда")

 Вылетевший из Москвы в Душанбе для разбора обстоятельств происшествий заведующий отделом безопасности походов и экскурсий Центрального совета по туризму и экскурсиямГ.А.Стуков считает, что главной причиной трагедий стали легкомыслие и плохая подготовка туристов.


Цитата (ТРАГЕДИЯ НА ПЕРЕВАЛЕ, "Труд")

 - В чем причина трагической гибели пятерых московских туристов? - спрсил я заведующего отделом безопасности туристических походови путешествий Центрального совета по туризму и экскурсиям ВЦСПС Г.Стукова, прибывшего из Москвы для разбора обстоятельств этот происшествия.
 - Туристы, среди которых были достаточно опытные, - сказал он, - в очередной раз понадеялись на "авось". Во-первых, они, прибыв в Душанбе, не сообщилио своем походе в контрольно-спасательную службу Таджикистана. Во-вторых, в группе был незаявленный участник - именно эта девушка оказалась в числе погибших. В-третьих, в маршрутной книжке черным по белому было записано, как надо тактически строить восхождение на перевал: идти по прямой, на расстоянии не менее 30 метров друг от друга, применять лавинные шнуры, выставлять наблюдателей. Ничего этого не было.
 Пошли на перевал все вместе, без шнура. Вдобавок вместо того чтобы брать пеперевал "в лоб", "подрезали" склон горы и, скорее всего сами, понимаете, сами, вызвали эту лавину. А ведь до этого несколько дней подряд шел снег, да и склон там довольно крутой, 25-30 градусов. Словом, налицо были все признаки лавинной опасности.
 Наш разговор со Стуковым и начальником контрольно-спасательной службы Таджикистана Абдуллаевым перешел от конкретного случая к общим проблемам ...
 К. Абдуллаев подвел черту в разговоре:
 - ... Нас могут назвать перестраховщиками, но пустьлучше лавины сходят в безлюдные ущелья...



11 день. 9 мая.

 Мрачная погода.Мрачные мысли.Или даже так: противная погода, мерзкие мысли. Хотя нет, мысли просто печальные. Под моросящим дождем сварганили не спеша завтрак. Так же неспеша собирались и вышли из ущелья Сиамы к а/л Варзоб. На удивление быстро садимся в попутный автобуси всего за рубль с носа возвращаемся в Душанбе.
 Далее, еще за трояк - до Зеленого базара. Там есть весьма приличный притон для туристов в виде станции юных туристов. На май там не сезон и, потому, море свободных мест. Устроились, переоделись в цивильную одежду. В Душанбе весна закончилась, стоит довольно жаркое лето.
 Идем искать следы начальника. На главпочтампте от него осталась открытка. Это хорошая зацепка. Еще через пару часов такого же удачного поиска мыуже сидим в гостинице "Варзоб" на кровати начальника и слушаем его весьма поучительные и полезные рассказы о КСС, прокуратуре, центральном совете по туризму и экскурсиям и журналистах.
 День заканчивается прогулкой по столице, скромным ужином в кооперативном кафе (в персональном домике с телефоном, по которому некуда было звонить, и цветным телевизором, который показывал так, что его было лучше не смотреть)и праздничным салютом.Был как-никак праздник - День Победы.
 Из нашей компании в Душанбе к тому моменту осталось двенадцать живых человек, разбитых на четыре части: в гостинице, на квартире и на станции юных туристов.

* * *

12 день. 10 мая. - 15 день. 13 мая.

 Каждый из последующих дней к походу уже напрямую и не относится да и проходит как-то не примечательно, как чехарда и вереница дел в суматохе и расслабухе. Объяснения в КСС, показания в прокуратуре, судмедэкспертиза, свидетельства о смерти, морг, гробы, телеграммы, одежда, транспорт, звонки домой; вечером всеэто заливалось пивом по самую завязку, а с утра все начиналось с начала.
 Прикомандировались три друга из Москвы.То есть два друга с начальником. Однако, привезли бумагу, по которой по безналичке оплатили расходы за гробы и доставку в Москву. В остальном - пропадали по магазинам, культурно отдыхали - одним словом, занимались разбором трагического случая.Как-никак из трех групп, вышедших на маршрут в двух трупы.
 Для нас похоронный процесс - темный лес. Понаделали ляпсусов. Не так одели (девушек надо было одевать в свадебное платье). Во время не позаботились об обивке гробов. Не успели проконтролировать работы по гробам, цинкам и деревянным ящикам. Все не вяжется и все в разных местах. Все дни мотаемся по городу. Спасибо, хоть КСС предоставила нам свою машину.
 В последний момент переносится день отправки. Как раз дотягиваем до того дня, когда и планировалось возвращаться в Москву при нормальном стечении обстоятельств. Да и то грузимся в самолет за сорок пять минут до вылета. Не дай бог кому такие приключения по свою душу, а точнее по своему бездушному телу.
 Прокурор, ведущий наше дело, настаивал на проверке нас на алкоголь. Полагал, наверно, что это мы по пьяни в горы-то собрались.А может быть шил самоубийство.Трудно найти связь со здравой мыслью. Но, товарищи алкоголики, не ходите в горы с перепою! На всякий случай. А то попадете под суд или, еще вероятнее, в газету "Комсомольская правда" (в смысле правда для комсомольцев - для самых ярых ).
 Но судебно-медицинское освидетельствование нам все же пришлось пройти. Так сказать, в соблюдение судебно-процессуального кодекса. Я-то по делу проходил пострадавшим. Визуальное обследование моего тела не выявил следов насилия. Значит, отпала версия насильственного погружения в лавину. И слава богу, что никому не пришло в голову повернуть дело в сторону умышленного убийства, а то бы половину постреляли.
 Тем временем земной путь обездушенныхтел наших товарищей неумолимо шел к своему концу. Тела были переодеты и уложены в гробы. За ними закрылись крышки гробов.Гробы помещались в цинковые гробы (громко сказано, официально, на самом деле - ящики из оцинкованной жести - требование Аэрофлота), которые тутже запаивались.На каждом цинке писалось имя, и его оттаскивали в сторону.
 Дело было во дворе, нещадно палило солнце, а тени было только от маленького навеса. Вот и приходилосьв целях лучшей сохранности перетаскивать гробы с места на место. После того как к весу тела добавился еще и вес двух гробов, тяжесть стала невероятной - таскали по двое волоком. Потом цинки упаковали в деревянные ящики - груз стал просто неподъемен. Все операции проделывались спокойно и без лишних эмоций, создавалось впечатление, что мы тут не первый год.


Целесообразность жизни.

 Так-то так. Вслух соглашаешься, а про себя подумаешь: неужто так? Значит самый лучший человек тот, кто умер не родившись. А чем дольше живешь, тем хуже становишься. Или же, сначала дают себя проявить, а потом уже делают выводы. Или же все наоборот: только после смерти человека пытаются его оценить и тогда определяют, что он был лучшим. Живущего оценить труднее: живущий грешен, лишь ушедший становится святым.
 А существует ли вообще какая-то цена, ценность, целесообразность грани жизни. И в чем тогда она. А если есть судьба, то кто ей управляет? Ведь кто-то управлял той синусоидой, по которой нас вынесла лавина. Почему погибли именно первый, шестой, седьмой, восьмой и девятый, а я был четвертый, и мне было по колено. Это судьба туда или наоборот? Почему были избранны именно мы четверо? В нас заложено больше смысла или мы еще не проявили себя как предусмотренно? Какая во всем этом была целесообразность и существует ли она вообще? Или же все-таки человек творец своей судьбы - тогда каждый получил чего творил, или чего хотел? Или же наоборот - чтобы не лезли поперек судьбы, чтобы лишнего не желали? Так те, кто погиб, были лучше или хуже, или целесообразности все равно, лишь бы сошелся дебет с кредитом по головам на круг?
 А вот если с точки зрения разума: который от пули погиб - это герой или дурак? А если еще и на войне? Если за Родину - то герой, а если по приказу? А если победил и погиб? А если проиграли остался жив? Или все равно погиб? Это судьба или чужая воля?
 Если под машину попал - значит сам дурак. А если там мент светофор забыл поставить? Если мастер спорта по скалолазанью полез на Красноярский столб (где в принципе никто никогда страховкой не пользуется) и загремел - значит судьба. Если лавиной снесло лагерь альпинистов, оттуда, где он тихо и мирно простоял пол века - значит "вы жертвою пали" - случайность. А если целый народ живет в горном ущелье под подпруженным озером, готовым при любой аномалии обратиться в сель, или под затухшим вулканом? Это же не значит, что это - народ дурак.
 А если целый народ, провозгласив верховенство всеобщей целесообразности над личностью, пытается создать эту самую целесообразность. Это что - судьба? И в чем она вообще может состоять? В том, чтобы идти по этому ущелью, жить с тем народом, родиться в той стране или оказаться под этим знаменем? Где тут, собственно, судьба? И кто, в конце концов, и кому давал право судить того, кто предпочитает просто интересную жизнь высоким и громким словам?
 Каждый живет так как хочет, пока живет. Случилось родиться, значит надо жить. О смысле этого можно подумать. А о смысле смерти думать просто технически невозможно: после смерти думать-то уже и не чем. Вот такая судьба.

 В самолете с гробами летел я с одним другом из ЦээСа. Весь народ полетелпо своим билетам, купленным в Москве из расчета на нормальный финал предприятия, следующим же за нами самолетом.Всю дорогу меня не покидало беспокойство: будут ли встречающие? Ведь с отправкой гробов задержались на целые суткии встреча могла не состояться. Для того, чтобы сгрузить ящик, надо хотя бы человек шесть мужиков. А вдруг не наберется.
 Я ошибся. Меня встретили уже на выходе.К самолету, разгружать ящики выехал битком набитый автобус мужиков, при необходимости набрался бы еще такой же.Ящики, как невесомые, выскальзывали из грузового отсека самолета, под нихтолько успевали подставлять руки.
 Встречавших было много - это была целая толпа. Среди них были и незнакомые лица - родственники погибших, но в основном это были наши ребята. Такие знакомые, такие до боли близкие люди - туристы. Погибших встречали братья по духу, те кто все понимает.
 И дай бог, если вдруг случится, чтоб это былоименно так.Чтоб хоть кто-нибудь пришел, кто-нибудь вспомнил.

 * * *


 А жизнь будет долгой и длинной,
 На всех этой жизни хватит.
 А жизнь должна быть прекрасной,
 Да кто же за это заплатит.

 И будут еще рассветы,
 И будут еще закаты,
 Все будет лучше, чем было
 Вы мне поверьте, ребята.

 Да только не будет Светки,
 Да только не будет Наташки.
 И парня того уж не будет
 Который бы гадал на ромашке.

 Да только не будет Мишки,
 Женьки и Лешки не будет.
 И голос, такой волшебный,
 Уж их никогда не разбудит.

 Мы жизнь разменяем на время,
 Дорогу разделим на метры.
 А время меняем на деньги,
 А деньги пускаем по ветру.

 Так в чем же смысл этой жизни,
 И в чем же, скажите, сила.
 О том говорить бесполезно,
 А надо жить красиво.

 А жизнь-то она не любит
 Тех, кто не честно играет.
 Всевышний все знает и видит,
 И он меня покарает.

 Вы уж меня простите,
 Не обвиняйте в наивности.
 Буду за вас молиться я,
 Да только вот, без взаимности.

 А где-то нить оборвется,
 И голос сойдет на эхо,
 Да только б до этого шага
 Мне слез хватило и смеха.

 Пока еще есть время,
 Не так, говорят, много.
 Пока еще держат ноги.
 Я продолжаю дорогу.

 И снова в лицо ветер.
 Вперед продвигаются люди.
 И нет конца жизни.
 Так было, так есть, так будет.

 Да только не будет Светки,
 Да только не будет Наташки.
 И парня того уж не будет
 Который бы гадал на ромашке.

 Да только не будет Мишки,
 Женьки и Лешки не будет.
 И голос, такой волшебный,
 Уж их никогда не разбудит.

 * * *

 Лето 1989 года.

 Подготовка к этому походу началась практически сразу, как вернулись в Москву. Ни у кого даже не возникало сомнений по поводу того, чтобы вернуться туда. Чтобы поднятьсяна Рыжий, еще раз пройти все сначала и водрузить хоть какую-то доску в память о ребятах.
 Поначалу казалось, чтов подготовку втянуты невероятные силы: МИСИ, Балашиха, Красногвардейский РТК, Ярославль, Гаврилов-Ям и многие другие. Отовсюду поступала иформация, что все идут. Начинали возникать опасения, как бы не создалась слишком большая толпа, и не было бы слишком много досок. Ан, нет. Опасения были тщетны.
 Я начинал готовиться автономно. Раздобыл приличный лист нержавейки, заказал фотографии на керамике, готовил эскиз. Однако, оформление сделали без меня. Да и к лучшему: я бы сделал хуже. Все остальное, связанное с доской, взяла на себя группа из Ярославля вперемешку с Красногвардейским РТК. По слухам их было человек десять-пятнадцать. Они шли в июле. Звали меня с собой, обещали сделать бюеллетень на неделю. Но я как-то не решился: все уже, вроде, было распланированно.После Гиссара я шел в Саян, уже была группа и все было увязано. А вышеупомянутая группа тоже откуда-то возвращалась через Гиссар. Короче, доска ушла с ними.
 А я чуть было не прогорел. Балашиха прокинула мероприятие напрочь. От МИСИ меня поддержал только один человек. Из всей же весенней школы на дубль решились только трое, да и то один пошел с предыдущей группой. Саянская группа тоже непроявила интереса к нашей затее, она вылетела сразу на место - в Абакан - через неделю после нас. Так что мы отчалили втроем.

* * *

 1 день. 5 августа.

 Ночные отлеты становятся чем-то привычным. С некоторых пор, когдая почувствовал, что время дороже денег, а последних стало чуть больше, чем на хлеб и воду, я пристрастился к самолетам.
 Связано начало этого времени сокончанием института. Правда, было одно исключение, когда я сбежал с фестиваля молодежи и студентов, где был задействован в массовых сценах, и полетел в Свердловск догонять свою группу, которая уже двадня как вышла на маршрут по Северному Уралу.


Cамолет.

 В то лето я неплохо оторвался на походах. По расписанию у нас был стройотряд. Добровольно-принудительская сущность стройотрядов была в ту пору в самом пике. Заработать мало кому обещали, а работа нашлась на всех. Одним словом, работать я должен был в Москве. Это значит - халява.Сам бог велел навалиться на походы. Сдав досрочно весеннюю сессию, я еще в июне сбегал на Кавказ на две недельки. А почему бы и нет? Извернулся и сбегал.
 Как только вернулся, сразу приступил к решению еще более сложной задачи. Надо было суметь извернуться так, чтобы смыться из стройотряда и при этом не пострадать от ректората. Обзавелся я письмом от турклуба, с печатью и на бланке - тогда это еще имело какой-то вес.Отчасти письмо сработало, но со сроками мне не повезло.Был фестивальный год. Помимо работы мы ежедневно усиленно репетировали - готовились к участию в фестивальной массовке. Командование дало добро на мое отчаливание только после выступления на фестивале. Дата выступления отличалась от даты отъезда группы на Северный Урал на три дня и, естественно, в невыгодную для меня сторону. Меня обещали ждать на маршруте.
 Чтобы как-то, хоть частично, реабилитировать себя перед товарищами, я решил лететь. Мне казалось, что этим что-то можно отыграть. Билет стоил тридцать с небольшим. Совершенно сумашедшие деньги. Жил я, практически, на стипендию. Из-за Кавказа прилично поиздержался ( рублей на восемьдесят ). На то, что может что-то перепасть за работу в стройотряде надежды было мало.
 Надо было сурово экономить. Установил для себя лимит расходов в сумме одного рубля в день: завтрак - 20 копеек (манная каша с чаем), обед - 60 копеек, после работы двебольшие кружки кваса за 12 копеек. На остаток можно было еще покататься на метро. В общем-то терпимо. Однако, ну и обжоры же у нас в стройотряде девки были: обедали аж на рубль-двадцать. Во жрали. Аж дух захватывало. Меня, правда тоже не на весь срок хватило. Сломался я под конец. Но результат был достигнут: я летел самолетом.
 Отработав свое под красным флагом на стадионе "Динамо", я сложил с себя полномочия бойца (и не просто бойца, а комиссара) студенческого строительного отряда я перебазировался в Свердловск, где меня ждал (неизвестно, кто еще кого ждал) общий вагон местного пассажирского поезда Свердловск - Бокситы, следующего в Североуральск. Где опять также ждал автобус на Калью.
 Стояла пасмурная, дождящая погода. Было воскресенье. Лесовозы в лес не ходили. А я уже итак потерял больше суток на дорогу. Надо было идти. Километров тридцать-сорок до поворота, потом еще километров десять до самой Золотанки, где меня и должны были ждать на самом деле. Миновал полдень и мои планы были абсолютно нереальны. Главным образом потому, что если, как выйти из поселка в нужном направлении, мне еще показали, то как через тридцать-сорок километров найти нужный поворот в тайге, у всех вызывало затруднение. Даже если не считать тех, кто о существовании Золотанки узнал только от меня.
 Шел я в кедах, а потому легко, широко, быстро, с песней, и потому же, конечно натер мозоли. Но не зря говорят, что дорогу осилит идущий. В этот день мне повезло аж три раза. Какой-то мужик вдруг решил съездить за грибамии подвез меня километров на пять. Два рыбака на мотоциклах встретились мне у самого поворота и показали на него пальцем. Более того, был еще один поворот с бродом через реку, сам бы я его и не заметил, но и там тоже стоял рыбак. Наверно, меня ждал, чтоб показать дорогу. Повезло.
 А вот в том, что я уже в сумерках вышел вприпрыжку к Золотанке, везение совсем не причем. Ибо именно идущий осиливает дорогу. Даже если ему мешает дождь, отсутствие картыи аэрофлотский минимум (двадцать кг.) за плечами.
 А чтобы уж совсем сэкономить время, лететь лучше ночью. Рано утром можно успеть откуда-то и куда-то заехать, сколько-то пройти и где-то встать на ночлег. Где угодно, только бы на природе, подальше от цивилизации.
 Прибыли в Душанбе. Сдав все саянское барахло в камеру, в ту которая хранения, мы отправились искать достойное средство транспорта. Несмотря на то, что мне весной довелось прожить в Душанбе пять дней и городской транспорт я более или менее изучил, за пределы города нам удалось выбраться не сразу. Пришлось искать новый автовокзал, а потом ждать второго и последнего автобуса в нужном для нас направлении, так как первый уже ушел, а второй был только во второй половине дня. Зато поели лагман. Ожидания тоже были успешными и мы уехали.
 Итак, через н-ное время мы вышли на маршрут в том же самом месте, что и три месяца тому.Снега в долине не былои в помине, он только маячил на верхушках хребтов. Было жарко, от реки веяло прохладой. Дойдя до первой подходящей древовидной растительности вооружились альпинштоками, изготовленными путем насаживания стального наконечника на палку. Шли довольно бойко и не особо примечательно. До темна успели подняться до зеленых гостиниц. Место было уже обитаемо.Там располагалась группа из Ленинграда. Именно эти деятели послужили причиной того, что день незакончился так прозаично: встали на ночлег и заночевали. Нет, на ночлег-то мы встали и даже поужинали, сготовив на костре.Но дальше, когда мы завалились спать началось что-то особенное. И так-то было душно и потому трудно заснуть. К тому же всю ночь со стороны соседей доносились разные звуки, кто-то бегал, ходил, окресностиозарялись заревами фотовспышек. То есть полный атас.
 Так вот, я как-то читалв "Студенческом мередиане" статейку о том, что в долине Сиамы постоянно наблюдаются аномальные явления. Приводились какие-то примеры и снимки. В частности снимок со светящейся палаткой. Если внутри нашего шатра зажечь свечку, то вид будет куда более оригинальный и загадочный, чем на фото в журнале.Вот откуда, по-моему, ноги растут. Вот такое вот чучело. Надо просто уметь снимать и подавать. Тогда любое явление станет аномальным. Так что привет уфологам.

* * *


 2 день. 6 августа.

 Столь увлекательная ночь закончилась весьма ординарным утром. Зато погода была прекрасная. Собственно, больше и не стоит на погоду отвлекаться. За исключением одного коротенького, мелень кого дождичкаи реденьких облачков временами, погода на сей раз никаких нареканий в свой адрес не заслуживала.
 В этот день мы обязаны были оторваться повыше. Время поджимало.К сожалению, закладывался я только-только да еще и минус день на случай чего. Гвоздем дня было форсирование Сиамы. Именно форсирование, то есть преодоление с ходу, так как время на рекогнасцировку и разведку боем не было. К тому моменту я опирался на информацию о непреодолимости Сиамы. Предшествующие группы (если не считать тех, что ходили в межсезонье по снежному мосту) обходили ее через верховья, но это потеря почти целого дня. На первом же (а, наверно, и последнем) разливе реки, я решил, что надо рискнуть. Не вдаваясь в подробности, касающиеся техники переправ вброд с навеской перильной веревки можно сказать, что все прошло превосходнои заняло чуть больше часа. За счет переправымы выиграли время, но упустили качество. Правый берег был куда менее удобен для передвижения: крутой, жесткий да еще и уходящий прямо в бурный поток Сиамы. Хоть и без удовольствия, но все же прошли. А выше переправиться уже бы определенно не удалось. На обратном пути этот вопрос прорабатывалсяв течении нескольких часов и даже были попытки решить его практически путем перебрасывания лассо на камень на другом берегу, но безрезультатно. Точнее, результат-то был, но отрицательный.
 Проковыляв траверсом по неприятному склону, ушли в боковое ущелье верхом. Потратили еще немного временина переправу через боковой приток и двинули дальше вверх по Чордыру (по-видимому этот правый приток Сиамы так и называется).
 Вечерело, да и силы подходили к концу. Перепрыгав через Чордыр по камням и дойдя до хорошего места, то есть такого, где можно разместить наш шатер, встали на ночлег.
 Из экономии веса на этот раз мы не брали с собой примус и каны.Готовили в маленьком ковшикена сухом спирте. Это было "два". Ковшик воды закипает час, даже если совсем нет ветра, а на ветру можно просто умереть с голоду, пока что-то сготовишь. Сомнительная получилась экономия.

* * *


3 день. 7 августа.

 Как-то мы не очень здорово акклимати-зировались. Высота-то чуть больше трех, а как-то нев кайф. Так что решили бросить все вещи в палатке, бросить и ее саму, за день достигнуть верхнего цирка, обшарить его и вернуться обратно. Так и делаем.
 Довольно быстро доходим до поворота ущелья. Нам открывается вид на злополучный перевал Рыжий. Сколько до того ходил в походы, таких явных перевалов почти не встречал. Говорят, это не свойственно для Памиро-Алая, но факт, перевал виден еще до поднятия в верхний цирк, перевал широкийи совсем безснежный. Однако, в тот момент нас занимает другой вопрос - где пролегал наш путь весной? Кстати, ущелье без снега изменилось до неузнаваемости. Практичес ки все ущелье зеленое, а выше лугов - коричневое. Снег и лед составляют лишь незначительную часть вида, а потому ориентация в пространстве сильно нарушена. Там, куда мы лезли весной - бараньи лбы. А то что мы мнили перевалом и вообще, как перевал не читается, и было явно, что эта дыра не ведет в соседнее ущелье. Вот такие оптические превращения.
 Решив не корячиться по бараньим лбам, что, кстати и небезопасно, двинулись в тот цирк, где по нашему разумению сошла лавина. Но усредненное самочувствие группы стало уже совсем паршивым, пришлось упростить задачу до безобразия: траверсировав отрог выйти в цирк Рыжего. Уж хоть перевал-то надо было взять, чтобы совсем не угробить поход.
 Перевал оказался прост как три копейки. Я тогда полагал, что "Б" навесили на единичку за спуск в сторону Ханаки. Короче, на перевал мы взошли без особых проблем. Обойдя всю перемычку, состоящую по крайней мере из трех седловин, в одной нашли тур с запиской двухлетней давности. Надо полагать перевал не очень популярен. Как правило, народ ходит из Сиамы на Ханаку через перевал Четырех, а через Рыжий получается лишний крюк. Рыжий хорош при проходе с Лучеба на Ханаку через ущелье Чордыра. Но этот вариант только разрабатывается туристами.
 Рассчитывал я, что с Рыжего удастся разглядеть место схода лавины, но не тут-то было. Вид с перевала открывался совершенно неожиданный. Даже какие-то предположения были сделаны только после похода по фотоснимкам.
 Вообщем-то подъемом на Рыжий и закончился тот поход. Однако, еще не все. На спуске с перевала, уже на Чордыре, нам встретились пастухи. Сами они были с Лучеба и гоняли оттуда отары овец через перевал Чордыр на пастбища в это ущелье. Пастухи и рассказали нам, что недели две назад здесь была группа туристов из Москвы и установила дощечку на камне, в память о погибших в лавине. В то время в ущелье шли непрерывные дожди ипотому, до перевала туристы не дошли и дощечку установили внизу, у поворота ущелья.
 На дощечку нам указали пальцем и только после этого ее удалось разыскать. При подъеме на перевал мы ее просто проскачили, так как она была укрепленная на большом камне метрах в трехстах от тропы и метрах в пятидесяти выше.
 В тот же день сбросили с полкилометра высоты и спустились до Сиамы. На полпути встретили группу рижан, идущих на Рыжий(!). Вот так вот бывает иногда. Туристы появляются раз в два года и то одновременно. У рижан на карте перевал значился как Рижский. Я им не завидовал. Подняться до истока Сиамы, обойти ее и затем подняться до перевала, чтобы узнать, что он не Рижский, а всего-навсего Рыжий. Это большой удар по национальной гордости.

* * *


4 день. 8 августа.

 День был практически копией дня второго, только с точностью до наоборот. Неспеша проскочили вниз по Сиаме и встали на последнем месте стоянок до впадения Сиамы в Варзоб.

* * *


5 день. 9 августа.

 Утро началось со встречи с немцами. Немцы пили шнапс. Нам не наливали. Но застали мы их за весьма интересным занятием. Немцы, кстати не знавшие русского, пытались объясниться с таджиками, не знавшими того же, но именно на этом самом языке. В итоге дообъяснялись до того, что немцы отправилисьна перевал Четырех по правому берегу Сиамы вместо левого. Мы попытались вмешаться. Инициативу проявил Дима, прошедший (в смысле - прослушавший) в школе и в институте курс немецкого языка. Однако, дальше "Гутен таг" дело не пошло. У немецкого языка о казались крайне бедные возможности для изъяснения, и мы перешли на общение с помощью карт. Общались, естественно, по ихней карте. Известно, что лучшие карты СССР надо искать где угодно, только не в СССР. Наша родная карта с трудом тянула на пародию ихней. С помощью карты, пальцев и слов, больше похожих на междометья, нам удалось наставить немцев на путь истинный. И они пошли. Мы были за них рады. На месте нашей встречи остались лежать две пустые бутылки из-под шнапса. Но нам, напоминаю, не наливали.
 К обеду мы прибыли в Душанбе. И, как положено в Азии, начали обшаривать рынок. Да, перед тем зашли в пивную, в надежде выпить пивка под шашлычек. Пива, естесственно, не было. Хоть это и Азия, но все же прошедшая через все этапы развития социализма, одним из признаков чего является отсутствие пива в жару. Зато в пивной было шампанское (между прочим, советское), и мы отметили им день рождения, который так незаметно прошел в горах два дня назад. Посидев в пивной за граненым стаканом шампанского, мы, как уже отмечалось, отправились на рынок. Рынок, конечно, был хорош. Я купил гвоздику, корицу и искал зиру. Дима активно мне помогал. Как выглядит зира мы не знали. Дима подходил к торгующим пряностями и тоном, каким старшина объясняет узбеку, что он есть рядовой Советской Армии, спрашивал: "Зиро есть?" В итоге зиру нашли.
 Потом пили чай, зеленый. Пили чайниками. По гривеннику за чайник. Пили на целый рубль. А вечером Дима устроил себе дембель. Сел в первый же самолет на Москву (как-то ему это удалось) и улетел. Мы же сели в самолет на Новосибирск, нас еще ждал Западный Саян.


Вокзалы.

 Почему-то принято считать, что когда отправляешься в путь, должен идти снег или дождь. А по-моему, самое главное, чтобы это было утро. Рано-рано. Когда еще чуть забрезжит рассвет. Когда еще нет ни грамма Солнца. Часов в пять, с учетом времени по Ильичам. Надо взять рюкзак и выйти из дома. Выйти и пойти на вокзал.
 Вокзал - вещь вообще уникальная. Это как черная дыра: через него мы попадаем в другое измерение и в пространстве и во времени. А черные дыры, как известно, всегда к себе притягивают. Но наш быт, к сожалению, сильнее чем любые черные дыры: он засасывает так, что даже вокзал против него бессилен. Вот так и живем на этой грани: мысленно там, а физически здесь.

 И день и ночь вокзал гудит как улей,
 Кипеть не уставая никогда.
 И лишь за то его я ненавижу,
 Что я не уезжаю никуда.

 Давно уж мне знакомы эти залы,
 Вокзал товарищ мой уж много лет.
 И лишь за то его я ненавижу,
 Что не в моей руке сейчас билет.

 Рука в руке на миг сейчас сомкнется,
 И дружески ударит по плечу.
 Еще за то вокзал я ненавижу,
 Прощанья эти видеть не хочу.

 Вдали друзей я вижу лишь фигурки,
 И лишь "Прощай" летит издалека.
 Еще за то вокзал я ненавижу,
 Взамен "Прощай" я говорю "Пока".

 Сомкнуться рельсы вновь у горизонта,
 Вдали ушедший поезд пропадет.
 А, главное, вокзал я ненавижу
 За то, что в путь меня всегда зовет.

 Когда рюкзак надену и штормовку,
 И буду снова я в кругу друзей,
 С вокзала я тогда сниму проклятье,
 А, впрочем, разозлюсь еще сильней.

 Я ненавижу площадь у вокзала,
 И поезд у зеленого огня,
 Платформу, путь, перрон, а впрочем
 Все это вздор - не слушайте меня.

* * *
 

Лето 1991 год.

 Прошло два года. В 1990 в Таджикистан решили не соваться: как-то уж больно жутко описывали события, имевшие место в Душанбе на национальной почве. Так что, просто не стали рисковать. Да и в этот сезон, вроде, на Гиссар не рвались. Просто так сложилось. То есть не сложилось. За месяц до похода пришлось резко менять планы. За такое время сложно изобрести чего-то новое не рискуя совсем потерять сезон. Вот и пришлось вместо Восточного Саяна матануться на Центральный Кавказ, а затем на Гиссари в Фаны. Зато совместили приятное с полезным. Мы никогда не в проигрыше.


1 день. 12 августа.

 В этот раз я уже ждал, когда при подлете к Душанбе в иллюминатор станут видны горные цепи Гиссара и Зеравшана, то есть наоборот, сначала Зеравшана, а потом уже Гиссара. Но то ли я на фотографии смотрел мало, то ли зрительная память у меня слабовата, то ли самолет летел как-то не так или еще какое-то то ли, да только никак не удавалось мне привязаться к местности. Вот, вроде, эта вершина, а вроде и нет, а, вроде и та или другая. Так что рекогносцировка с помощью самолета потерпела полное фиаско.
 Хотя наш самолет и запоздал, но в аэропорту нас еще не ждали. Ждать в общем-то было бы кому, опоздай мы еще на пару часов. Тогда бы самолет с группой туристов из Москвы, прилетел бы раньше, чем самолет из Минеральных Вод, на котором мыи имели честь прибыть.
 Группа у нас на этот раз была запланирована какая-то уж больно громоздкая, аж девять человек: шестеро из Москвы и трое из Мин.Вод. Причем, в сумме только четыре москвича. Вот такие московские туристы.
 Время в ожидании самолета из Москвы мы коротали ожидая багаж. А так как его изволили подать только через полтора часа, то следующие полчаса до встречи показались одним мгновением.
 По прибытию народ развернул невероятно бурную деятельность. Не то чтобы весь народ, но аж двое из него. На моей памяти такого не бывало. Как правило, большинство претендует на роль генераторов идей, а как доходит до претворения в жизнь, тут уж вся генерация и притухает. А тут сразу двое. Правда, один был активен до назойливости и, казалось, мог кому-нибудь надоесть и быть посланным. Второй же был активен впретворении идей генерированных без участия головы. Но тем не менее дело двигалось.
 Во второй половине днямы сели в автобус до Зидды, именно сели, а не забились в проход. И это несмотря на хитрую тактику местного населения в деле занятия автобуса. А было так. Увидев автобус, мы попытались его оккупировать, благо у нас были билеты. Однако, водила возражал, ссылаясь на то, чтоон предоставит нам возможность спокойно сесть на свои места, подав автобус к платформе. Мы расслабились.А спустя десять минут автобус уже был забит местными жителями. На наших билетах даже были указаны места, чего в Азии вообще не бывает. Сесть же пришлось туда, куда пришлось. Хорошо хоть вообще это удалось при достаточно мощном уплотнении. Кто-то даже сел на рюкзак, но на это пришлось получить разрешение местного аксакала, который осведомился, нет ли в рюкзаке хлеба. Сидеть на хлебе - большой грех. Я сел не очень удобно: рядом сидел мужик с большим пакетом яиц, свисавшим в мою сторону. Разморенный жарой после бессонной ночи и укачиваемый медленной ездой в гору, я то и дело сваливался на яица. И, по-моему, нанес некоторый ущерб мужикову хозяйству.
 У альплагеря Варзоб мы облегчили автобус. После того как перешлипо мосту через реку Варзоб, народ уселся переодеваться из цивильной одежды в походную, а заодно освободить руки от авосек. Я огляделся, нас было десятеро. Я огляделся еще раз. Так и есть, появился чужой.Уловив мой удивленный взгляд, чужой ответил тем же: "А разве вы не в альплагерь?" - он перепутал нас альпинистами. Бывает. Наверно, мы были чем-то на них похожи.

Туристы и альпинисты.

 Так какая, собственно, разница между туристами и альпинистами? Первая, лежащая на поверхности поговорка: альпинизм - школа мужества, туризм - школа замужества, которую хоть и придумали альпинисты дабы поиздеваться над туристами, в принципе не лишена смысла. Но если брать более определенно, то получается все так же просто.
 Альпинизм - спорт. Спорт в чистом виде. Прекрасно описывается олимпийской формулой: "Быстрее, выше, сильнее". Цель сего достойного занятия: влезть как можно выше, по самому сложному пути и как можно быстрее, желательно все это сделать лучше всех. Получить (можно попутно) за это значок, разряд, бумажку, славу. Цель, таким образом - самоутверждение, а тои просто успокоение больного самолюбия.
 Туризм же есть нечто совершенно иное. Если и попытаться обозначить его словом спорт, то это будет спорт одухотворенный, спорт экзотический.Но ни та, ни другая форма не претендует на хоть сколько-нибудь полное описание туризма. Туризм - есть некое мировоззрение, некий способ существования.
 Впрочем, надо оговориться, о каком туризме идет речь.Туризм туризму рознь.Это в альпинизме существует единый классический образ альпиниста для всех времен и народов.Спорт, он и есть спорт, что с него взять? На туризме же, как на мировоззрении, лежит отпечаток идеологии и окружающей среды.Турист - по определению ЮНЕСКО - человек, более чем на двадцать четыре часа покидающий свое жилище и не преследующий при этом коммерческих целей. Отсюда и классический образ туриста в цивилизованном мире:респектабельный, шикарно одетый, толстый, лысый и обязательно, богатый мэн, стоящий на палубе океанского лайнера и самодовольно озирающий морскую гладь. Что же такое наш турист, которого совсем недавно еще называли советским? Драная штормовка на ребрах; рожа, заросшая, пахнущей дымом, бородой, самодельный рюкзак за плечами, драные ботинки на два шерстяных носка и голодно-любопытно-оптимистичный взгляд. Вот об этих-то, типичных представителях университетско-пролетарского направления в туризме, и веду я речь. Такой туризм мог возникнуть только у нас: там где нет носильщиков, где горы не опоясаны паутиной канатных дорог, где нет пивных баров на перевалах и горных вершинах, и нет навесов через каждые полчаса ходьбы по тропе. Там, где еще немало нехоженных мест. И именно потому, что он появился именно у нас ему и не суждено выродиться в спорт. По крайней мере до того времени пока существует тяга человека к природе, и пока существуют места, хотя бы не до конца освоенные цивилизацией.
 Короче, не попадайте в плен иллюзий, и не думайте, что если турист и альпинист внешне схожи, то это одно и тоже. На внешнем сходстве их сходство и заканчивается. Тождественна лишь форма, содержание же различно.

 В этот вечер играли в демократию. На первых удобных стоянках был поставленна обсуждениевопрос: идем до темна или ночуем здесь? - я решил, что ночуем здесь.

* * *

2 день. 13 августа.

 По старой памяти отвлекусь разок на погоду, так как особо распространяться о ней не стоит. Погода была отличная весь поход без каких-либо изъянов. Нам даже тент на ночь лень было ставить: все равно не понадобится. Все же хорошо с погодой в августе на Памиро-Алае, как впрочем, и в любое другое время года в любом другом районе.
 Есть основания полагать, что местный Президент был в чем-то прав, обвинив Саддамав насылании порчи на климат в Средней Азии. Как-то большеснега было на сей разв ущельях, да и Сиама была, вроде, маловоднее. А может, дорогу знали лучше, да и народ был покруче. Да еще кое-кто успел слегка акклиматизироваться в Приэльбрусье. Факт то, что шли мывесьмапродуктивно и, практически, безболезненно. Некоторые даже бродили реку босиком, что не только небезопасно, но и глупо (и ладно бы были новички). В этих условиях поговорка "Опыт - дело наживное" приобретает оттенок второй части поговорки "Век живи,век учись - дураком помрешь".
 Тем не менее двигались хорошо и к ночи почти подошли под перевал Рыжий. Чуть-чуть не дотянули.
 Немногоне доходя, встретили пастуховс овцами и ослами: много овец, четыре осла, а пастуха три. На самом деле мы их не встретили, а нагнали, идя по разным берегам.Пастухи были такими же пришлыми, как и мы. Они поднимались снизупасти в верховьях скот и дальше уходили на Лучеб через перевал Чордыр.Более того, это были узбеки и пришли они из своей страны. Пастухи встали на ночлег рядом с нами, то есть достаточно близко, чтобы на ни на минуту не покидало беспокойствопо поводу присутствия их баранов и собак. Расположившись на кошме на ужин, пастухи пригласили меня к "столу". Я как всегда не отказался. Угощали меня мясом с лепешками. Никто этого не видел, а я никому не сказал. Пусть думают, что пили чай (но ведь это тоже была правда). А удостоился я такой чести, оказывается потому, что ихний аксакал принял меня за такого же как и он, но нашего, аксакала.Хотя борода у меня и не белая, а до аксакала я не прошел еще и полпути. Но мясо все равно было вкусное.

Годы, как о богатство.

 Старики, особенно те, кому вообще нечем щегольнуть, очень любят щегольнуть своим возрастом: " Мне пятьдесят пять лет! " и кулаком в грудь. Впрочем, все старики этим грешат хоть немножко, тем, пожалуй, они и отличаются от молодежи: если говорит о своем возрасте - значит стареет. Но особенно обожают это занятие те, у кого, кроме этих годов нет ничего: ни в душе, ни за душой.Как будто годы эти, сами по себе, что-то значат.
 Казалось бы и действительно так, годы - это опыт. Но, на деле, быстро оказывается, что аргумент именно не опыт, а годы. Ведь опыт - это глубокий анализ прожитого, умение учиться на своих ошибках и удачах, а не обрывки сюжетов из собственной жизни, рассказы о которых очень быстро начинают мозолить слух. Возьму грех на душу, но скажу, что старость - не всегда мудрость. Осторожность в поступках и мыслях - как правило, да. Но мудрость - удел немногих. А порой бывает, что и молодой умнее и, даже, опытнее старика.
 Так в чем же богатство годов? Если прожитые годы и сравнивать с чем-то ценным, то это, пожалуй, сокровища. А сокровищем, как известно, является то, что не приноситпользы, невзирая на свою кажущуюся ценность. А вот те годы, что впереди - это действительно богатство.Это, даже, капитал. Жалко, только оборота с этого капитала получить нельзя в тех же единицах. Его можно только потратить. Потратить красиво, интересно, с душой, с пользой для себя и для других. Таким образомопять же обратить в сокровища и зарыть в землю.
 Если размер сокровища еще можно пересчитать, то капитал, к сожалению неопределим, и потому так безмерно ценен. Он может иссякнуть в любой момент. Потому-то не надо о нем думать, а надо его тратить, тратить и тратить. На вечность все равно не хватит, а надо столько всего успеть. Надо спешить жить.
 Мне всегда нравилось, что впереди у меня потенциально больше, чем всем кажется. Ошибка в определении моего возраста окружающими - это мой потенциал, моя фора, мое скрытое богатство. Хорошо, когда прожив пока меньше, успеваешь много сделать. Хорошо добиться всего, чего хотел, а потомначать все сначала. Это же целых две жизни. Только бы хватило времени.

* * *


3 день. 14 августа.

 С подъемами на сей раз у нас все было четко. Дежурный вставал в сумерках, до шести. Пока готовил завтрак - светало. Ели, довольно быстро собирались и выходили до освещения солнцем. Что еще хорошо: дежурили по одному. Оказывается, удобно. В принципе, второму и делать-то особо нечего, если одному не лениться. Да и, как правило, всегда находится кому помогать, кроме утра. А утром и так хорошо. Все равно, когда дежурят по двое, один встает и начинает готовить, а второй еще долго нежится в полудреме. Так что дежурили по одному и получалось очень культурно.
 За один переход от места ночевки вышли практически в верхний цирк под основной ледник. Бросили вещи и пошли на прогулку, то есть в радиалку. Пошли шарить перевалы цирка верховьев реки.
 Первый перевал, казавшийся нам нехоженым с того самого дня, когда мы в мае выпилили на него по ошибке, оказался уже освоенным. Его освоила и еще трижды прошла группа из Душанбе. Больше здесь никто и не бывал. Перевал по-существу "домашний". Узнав о том, что перевал назван именем Иппатиии ознакомившись с двумя версиями ее биографии, пошли шарить дальше.
 Второй перевалоказался "нулевым" - там не бывал никто, то есть совсем никто. А затем поднялись на перевал в отроге с "лопатой". "Лопата" - это вершина в форме лопаты. На этом перевале мы когда-то ждали вертолет. Следы нашего пребывания тогда еще имели место быть: порваный большой кусок полиэтилена, в который мы складывали продукты, с остатками упаковок и несъестной частью - остальное съели - кто, не знаю.На камнях стоял памятник: несколько снегоступов торчком с надетой на верх каской. Каска уже начала разрушаться под воздействием агрессивной горной среды: из ее черепа торчали волокна стеклоткани. В основании памятника - сложенного из камней турика - лежит пакетик с запиской. Записка написана, помоему, еще тогда. Единственное, чего не хватает - сломанной гитары: загадка - куда она делась? Не иначе Черный Альпинист. Записку я еще одну написал и упаковал туда же, в тур. Еще немного посидели, подумали... И пошли дальше.
 Почти начиная с Иппатии идем в точности тот весенний маршрут. Отклонились только там, где надо было идти вдоль ледового обрыва метров в сорок, прямо по его верху, по самому краю. Тогда весной был глубокий снег, хорошо держал, да и не видно было толком этого обрыва.
 Прошли еще одну маленькую седловинку и вышли, наконец, в тот злосчастный цирк. На дне цирка - ледник, его верхняя часть до хребта не доходит. Доходит только тоненький снежничек. Однако, сам перевал, на который мы так долго шли, снежныйи даже по жалуй, ледовый - ледник закрытый. Вот тут все и случилось.
 Надо еще преодолеть цирк: каких-то четыреста метров по той же самой траектории, немного подняться вверх на перевал и все станет ясно: где, что и как. Вот он перевал, при попытке прохождения которого мы попали в лавину, а вот он Рыжий. Других достопримечательностей тут и нет.
 Влево уходит отрог, в нем заманчивая седловинка. До нее минут десять по снежку, притом весьма некруто. Грех туда не сбегать. Сбегали. Перевал тоже свежий, не хоженный. На обоих перевалах оставили по турику. Красивые перевалы, особенно с Ханаки. Не то что Рыжий - посмотреть не на что: куда ни глянь - широкая, жесткоосыпная многогорбая седловина. А он и вправду рыжий, особенно с запада.

Конкретная информация.

 Перевал между ледниками N 37 (река Сиама) и N 13 (река Хнака) назван мной ( на правах руководителя группы первопроходителей) в память о моей сестре - Светлана. Однако, при получении иной информации готов перенести это название на соседнюю, более северную седловину.


 На этом была поставлена запятая в наших первопрохождениях, хотя здесь остался еще один перевал, да и был-то он совсем под рукой. Но ничего, вернемся еще раз и его пройдем. Ему отсюда никуда не деться - тысячи лет простоял и еще постоит, подождет. А за нами не заржавеет. Хотя обидно: два раза прошли мимо.
 Впрочем, времени потрачено достаточно. До ночи только успели развернуть лагерь и сходить к табличке на камне. К той самой табличке, которая была установлена два года назад в память о наших погибших товарищах. Камень сей был всего метрах в трехстах от нашего лагеря. Табличка все также прочно и неприметно покоилась на лице камня. А что бы ей, собственно, сделалось. Все-таки керамика на нержавейке. Качественно все же сделана, да и закреплена прекрасно. И сама как новенькая. А перед дощечкой, все так же как и два года назад, лежит маленький засохший букетик горных цветов. Этой дощечке быть вечно.


Мысли вслух.

 Сейчас, опираясь на то, что пережил сам и то, что узнал и увидел позже, я могу достаточно детально восстановить и проследить причинно-следственную связь событий 5 мая 1989 года. Могу также детально проанализировать все возможные варианты и доводы "за" и "против". Однако, не судят только победителей. Мы же потерпели поражение, и оправдания тут не уместны. Хотя суть всех возможных нареканий сводится к одному: "Дома надо было сидеть!".
 И уже совсем не имеет значения то, что действие лавинного шнура (на самом деле называется лавинной лентой) в данной ситуации имело бы для нас такой же смысл, как и "черный ящик" для пассажиров самолета, врезавшегося в скалу. И, что "змейкой" в горах вообще не ходят. И, что, фактически, наблюдателями были все те, кто не попал в лавину. И, что, этот склон был лавиноопасен не более, чем любой другой склон на Гиссаре в ту весну. И все же.
 Дома надо было сидеть. И, вообще, всю жизнь надо сидеть дома. Это безопаснее, совершенно однозначно. И если (упаси бог) этот дом не рухнет, то есть уверенность, что рано или поздно посчастливится встретить смерть в собственной кровати, в этом самом доме. Впрочем, есть выбор. Каждый делает его сам.

* * *


4 день. 15 августа.

 Уже втянулись в режим. Все, связанное с походным бытом происходит быстро и, практически, незаметно. Встали, поели, собрались, пошли.
 Снега в ущелье прилично: почти все русло реки, выродившейся в ручей, забито снегом так, что идем над рекой. Скоро река кончается, точнее, как раз начинается. Но самого-то начала и не видно: оно скрыто сыпухой. Сыпуха по нему просто распластана камне-грязевой массой, скользкой, но неглубокой.
 Вышли на снег, и, практически тут же, на гребень. Вот и Рыжий с его тремя седловинами, в двух из которых есть туры с записками. Одна из которых наша позапрошлогодняя.
 Немного посидели и скатились вниз. Именно скатились, потому как склон, в основном, из жесткосцементированной сыпухи, а в одном месте есть "поток" из мелких подвижных камушков, по которому можно очень здорово ехать, время от времени перебирая ногами. Выскочили на ледник, потом на крутой курум, на траву, потом снова на осыпь, ведущую уже вверх. Потом снова на ледник, и так сходу на другой перевал.
 С того перевала путь был немного покруче, но не настолько, чтобы быть достаточно опасным. Мы даже рюкзаки побросали все вниз, правда, некоторые вещи пришлось потом собирать по округе. Зато сами спустились налегке. Уже в темноте устраивались на ужин и ночлег.

* * *


5-6 день. 16-17 августа.

 День был не столь продуктивен, как накануне. Ни одного перевала мы не осилили. Только сделали подход под следующий перевал. А потом полдня балдели на нагретых солнцем камнях, где-то на трех с половиной тысячах.
 На следующий день взяли перевал в основном Гиссарском хребте и перевалили в Фанские горы. Но это был уже совсем другой район.

* * *


 В следующем сезоне вряд ли удастся выбраться на Гиссар: другие планы. А вот через год - обязательно. Ну, максимум, через два. Вернусь туда. Пока, правда, не знаю с кем. Но вернусь - это точно.
 Совсем забыл. Хотелось бы восхититься теми, кто пишет о том, чего не знает и в чем не разбирается в принципе. Крутые мужики, но на этот раз я бы без цитат из них просто не обошелся.
 Так я о планах. Путь продолжается...