Этот пушистый лобок, эти сосочки, чувственный рот. Север вспоминал каждый орган, каждую эрогенную зону Милы и с каждой секундой понимал, что у Милы все органы были эрогенными. Если бы он только мог трахать внутренние органы Милы. Ее симпатичные почки, элегантную селезенку. Очень странно действовал укол, сделанный доктором Непаскудиным в попу Зубцова. Севера никогда так не мутило, как-то странно кружилась голова, перед глазами проплывал образ любимой Милы. Всегда на Севера так действовали уколы в попу. Он мог стерпеть сто уколов в вену или даже в десну, но когда его кололи в попу с ним что-то происходило. Его восприятие нарушалось, и он становился другим человеком.
Теперь он не чувствовал своего тела. Сосочки, пушистый лобок. Какое-то странное тепло прошло по членам, а по члену прошел озноб. Трахать Милу. Все сбилось в одну кучу. Север лежал на койке и бредил. Ему казалось, что он находится не в своем теле, будто бы не его эта кожа, не его спина, не его влагалище. Сосочки. Стоп! Какое влагалище!??? Пушистый лобок. Куда-то пропал член. Что со мной? Пушистый лобок, сосочки. Не дам свою попу, чтобы в нее кололи уколы. Это плохо на меня действует. Опять. Сосочки, трахать Милу. Дайте зеркало, что со мной, дайте зеркало!
Зеркала в палате действительно не было. Северу просто необходимо было взглянуть на себя, ибо он окончательно потерял контроль. Зрение его расфокусировалось, и видел он только образ Милы. Пушистый лобок, сосочки.
Из последних сил Север нассал на пол. Он не хотел ссать, но он, собрав все свои силы, нассал на пол. Он сделал это только лишь для того, чтобы увидеть свое отражение. Север подполз к луже и чуть было не плюхнулся в нее лицом. В моче он увидел свое отражение.
Нет, это было не его отражение. Хотя он был уверен, что это его отражение, моча все же отражала лицо Милы. Мучительные воспоминания о Миле настолько въелись в душу Севера, что его постигло раздвоение личности и под действием укола в попу, он стал Милой.
Он гладил себя рукой и чувствовал кожу Милу, между ног он нащупал ее влагалище, а потом у него выросли ее груди с сосками, менявшими цвет в зависимости от времени года. Он стал Милой!
Как бы он хотел трахнуть Милу, но не мог же он трахать самого себя, вернее саму себя. Нужно было найти выход сексуальной энергии.
Когда накапливается слишком много сексуальной энергии, появляется чувство переполненности мочевого пузыря. Бешенство гормонов также сильно как и стремление поссать или посрать. Если уж ты захотел кого-то трахнуть, или чтобы тебя трахнули, то остановиться ты можешь, только, сделав это или на худой конец подрочив. Но Север не хотел суррогатного удовлетворения, он хотел трахаться, вернее, хотел, чтобы его трахнули. Трахнули не как Севера, а трахнули как Милу, поскольку он был Милой.
Что делать, где найти партнера. Ох, если бы был жив Малюта, вот бы он порадовался, сука! Север носился по палате и искал хоть какое-нибудь отверстие, через которое он мог бы просочиться к людям. Но дверь была наглухо заперта, а на окнах были массивные решетки.
Но вот спасение! У самого потолка Север увидел вентиляционную отдушину, которая, как ни странно, вела в соседнюю палату. Север вскарабкался по гладкой стене и прошептал в отдушину.
- Эй, бля! Есть там кто-нибудь?!
- Есть, бля. Я есть, бля, - отозвался кто-то.
- Друг, а ты мужик? – с надеждой спросил Север.
- Вроде да, а что? – изумился сосед, предварительно засунув руку в штаны для проверки наличия яиц.
- Трахни меня! Умоляю, трахни! – обрадовался Север.
- Ты чего, бля. Ты ведь тоже мужик, - не понял сосед.
- Я не мужик, я баба, - залепетал Север, - а зовут меня Мила.
Человек в соседней палате не поверил своим ушам и, вскарабкавшись по гладкой стене, приставил глаз к вентиляционной отдушине.
- Какой красивый глаз, - продолжал Север.
- Ты ох_ел, бля. Я уж завелся, что ты баба, а ты нап_здил, - обиженно ответил сосед.
- Ты не бзди, - сказал Север, - я в натуре баба. Трахни меня!
Север с надеждой сложил губы трубочкой и просунул их в вентиляционную отдушину, - давай, трахни меня в рот!
- Да я маниак, да я насильник, но я не педераст! – гордо сказал сосед, - и е_ать я тебя не собираюсь! К тому же меня уже почти вылечили, а ты хочешь, чтобы у меня рецидив случился, гавноед.
Север чуть не плакал от половой неудачи. Как уговорить этого убежденного гомофоба, что он , Север Зубцов, баба?
- Послушай, соседушка, - попробовал еще раз Север, - ну что тебе стоит просунуть своего петушка ко мне в губки.
- Я теряю терпение, бля, - строго сказал сосед, - послушай, Мила, просунь-ка ты свой подбородок в отдушину.
- Ты хочешь делать это с моим подбородком, - оживился Север, - а ты, соседушка, оригинальный мужчина.
Как только Север просунул свой подбородок в вентиляционную отдушину, сосед со всей силы вмазал ему по этому самому органу.
Удар был настолько сильным, что его услышала почти вся больница за исключением доктора Непаскудина, который проводил сеанс куннилингуса с одной из медсестер.
Другая медсестра, с которой доктор Непаскудин уже закончил сеанс куннилингуса, проходила по коридору, когда услышал сильный грохот в одной из палат. Она подошла к двери и посмотрела в глазок. Сначала она не поняла, что там происходит. По полу катался молодой человек, периодически лаская себя и окунаясь в лужу мочи. Только когда парень в десятый раз поднял лицо из мочи медсестра узнала Севера Зубцова и с криком «Пиз_ец!» рванула в кабинет доктора Непаскудина.
Север перестал кататься по полу и кунаться в мочу, когда услышал чей-то пронзительный возглас «пиз_ец!». Это привело его в норму и помогло воспринимать действительность. Голова Севера прояснилась, хотя сильно болел подбородок. Зубцов стал припоминать, что кто-то вмазал ему по подбородку.
- Где это сволочь! – громко сказал Север, вставая.
-
- Я здесь, бля, - отозвался сосед, - ну ты пришел в себя?
- Что это было? – спросил Север, - я ни х_я не помню.
- У тебя было раздвоение личности, тебе казалось, что ты баба. Ты слезно просил меня тебя трахнуть.
Север, рыдая, бросился на стену (благо она была мягкая).
- Неужели я стал петухом, я себе этого никогда не прощу!
- Не бзди, я натурал и е_ать тебя не стал, - успокоил его сосед.
- Спасибо, друг. В такой ситуации у тебя хватило совести, чтобы не воспользоваться моей невинной попой, - обрадовался Зубцов, - теперь ты друг мне навсегда. Как звать тебя, о мой спаситель!
- Сысой, меня звать, - ответил Сысой.
- Как же ты здесь оказался, - недоумевал Север, - ты ведь не псих и даже не пидор.
- Да, я не пидор, но я маниак, - посетовал Сысой, - хотя я не очень жестокий. Я всего-то изнасиловал трех девушек, а двух съел.
- Ну, это ерунда, - сказал Север, - это не повод, чтобы держать человека в психиатрической больнице!
- Ты прав, к тому же я почти вылечился, - грустно молвил Сысой, - но мне суждено здесь пробыть всю жизнь.
Сысой всплакнул, и одна его слеза просочилась через вентиляционную отдушину в палату Севера, упав ему на переносицу.
- Я помогу тебе отсюда выбраться, - твердо решил Север, - но почему тебя не хотят выпускать, бля?
- Меня упрятал сюда мой брат, - начал рассказ Сысой, - мой брат настоящий маниак, не то, что я. С виду он приличный бизнесмен, но иногда на него находят волны зоофилии, и он насилует и убивает всех подряд. Так вот, он побоялся, что я составлю ему конкуренцию как маниак. Поэтому и упрятал меня сюда, - кончил свой рассказ Сысой.
- Не бзди, Сысой, мы отсюда выберемся, - сказал Север, сощурив глаза, - у меня есть план.
Доктор Непаскудин почти полностью погрузил свою ротовую полость во влагалище медсестры Зиночки, когда в кабинет вбежала другая медсестра с криком «пиз_ец». Аспирант Полуебоев, который
ассистировал доктору Непаскудину во время сеанса куннилингуса, от неожиданности даже закусил губу (у медсестры Зиночки).
- В чем дело, Настюха? – спросил Непаскудин, не вынимая рта из текущего жерла Зиночки. Поскольку язык его был занят, речь его сильно испортилась, и Настюха не могла ничего разобрать.
- Доктор, я ни х_я не слышу.
- Ты дура. Я не собираюсь из-за тебя прекращать сеанс куннилингуса, - возмутился Непаскудин.
Он знаками показал Настюхе, что она должна прильнуть ухом к очку Зиночки, тем самым связь между ними будет обеспечена. Доктор говорил во влагалище Зиночки, одновременно обрабатывая его языком, а Настюха все это слышала через очко (благо все рядом).
- Доктор, я б_ядь, знаю, кто лежит в десятом боксе, - сказала Настюха, вытирая пот между грудей.
- А, это тот больной, которому я сделал укол в попу.
- Это тот, кого мы нашли с гранатой в жопе, - внедрился в разговор Полуебоев.
- Да, - продолжала разгоряченная Настюха, все шире раздвигая пальцами очко Зиночки, - так вот, это сам Север Зубцов.
- Ни х_я себе! – изумился Непаскудин, прекратив вылизывать Зиночку.
- А ты не ошибаешься? – спросил он у Настюхи, вытирая с губ половые секреты Зиночки.
- Бля буду, - ответила Настюха, - клык на вылет, век воли не видать!
- Этот тот самый Зубцов, на которого пришла малява от Будунбека Мерзавии, - задумчиво проговорил Непаскудин, - по всей стране все авторитеты ищут Зубцова, а он находится у меня в больнице. К тому же это тот самый Зубцов, которого ищет мой друг Паша Дыбин, чтобы отомстить за смерть дочки.
Услышав это Настюха пожалела, что заложила Севера. До сих пор она питала к нему чувства любви и нежности. Она незаметно выскользнула из кабинета Непаскудина, чтобы предупредить Зубцова.
Когда Поуебоев увел опустошенную Зиночку, доктор Непаскудин стал ходить по комнате в глубокой задумчивости. Он не мог решить, кому сообщить о Зубцове: Мерзавии или Паше Дыбину.
Непаскудин таил обиду на Пашу Дыбина, поскольку тот задержал последнюю партию Виагры, тем самым, лишив Непаскудина полноценного секса. Смышленый психиатр решил отыграться и отстоять свою поруганную честь. Он позвонил в Москву и сообщил секретарше Мерзавии (ее телефон был в маляве на Севера), что Север Зубцов со своими боевиками прячется у него больнице. Это же он сообщил секретарше Дыбина. Натравив одних быков на других, доктор ощутил легкое ощущение тепла в головке полового члена. Нет, это не была настоящая эрекция, но легкое покалывание уже было шагом вперед. Доктор Непаскудин удивился, что шевеление его полового члена было вызвано не физическими манипуляциями, а умственными. Предвкушение того, что тупые быки Мерзавии будут мочить тупых быков Паши Дыбина возбуждало Непаскудина больше, чем мучения больных, которых он лечил электрошоком.
«Наслаждение в предвкушении», - подумал доктор Непаскудин.