Ветер усиливается.
Снова усиливается…
Господи, что это было?… И что будет…
Неужели никогда не утихнет этот ветер? Что же это было? Кажется землетрясение, а может торнадо, а может это просто ураган, страшный вихрь, срывающий Землю с оси. Все рушилось, взрывалось, обваливалось и дробилось на обломки. Земля уходила из-под ног, разламывалась на части. Трещины бежали по стенам домов и дорогам, трещины, как реки, повернувшиеся вспять, уходили в бескрайние просторы. И кругом обломки, одни обломки. Обломки домов и обломки судеб, трещинами разрисованные души…
А ведь все начиналось с ветра. Небольшого ветерка, который пришел к нам оттуда…
И кто мог знать, что этот ветерок придавит нас обломками. Нашими обломками, к нашей земле...
Потом он стал стихать, или нашел что-то, что не мог одолеть сразу, и бросился туда весь, целиком, а может, просто устал и прилег отдохнуть.
Но нас не обманешь! Мы поглубже ушли в землю и включили чудом уцелевшие телевизоры. Но они не то были сломаны, не то в студии некому было работать, а может, просто передавали одну и туже картинку: зал заседаний, амфитеатром уходящий за кадр. И только обстановка в помещении, незаметно увеличивающемся, становилась все строже и проще, приближаясь к благородной красоте прямых углов и линий. Да одежда людей в зале, в начале живописно разнообразная, изодранная в борьбе с ветром, постепенно становилась чище, опрятнее, строже, пока, наконец, не стала точной копией одежды Человека С Трибуны. И картинка застыла, уже не меняясь.
Мы высунулись из-под обломков. Оказывается, ветер сходил туда, откуда пришел. Тамошние люди вылезали из-под обломков и удивленно оглядывали руины.
Пока мы возвращались к телевизорам, Человек На Трибуне грозил ботинком. Когда зал успокоился, картинка застыла снова.
И вот теперь ветер усиливается. Снова усиливается. Некоторых, неосторожно высунувшихся наружу, прихлопнуло обломком. Мы забеспокоились. Те, кого не прихлопнуло, рассказали, что там уже построили новые дома и дороги. О чем они там думают? А если завтра снова катастрофа?
Вдруг чей-то ребенок подбежал к телевизору и покрутил ручку. Телевизор заговорил. Оказывается, звук был выключен.
- Восстановление – процесс долгий. И к нему надо готовиться очень добросовестно, – закончил свою речь Человек На Трибуне. Зал взорвался аплодисментами. Мы тоже радостно захлопали. Легкий ветерок пробежал между нами.
- Я предлагаю, - говорил очередной докладчик, который отличался от прежнего только голосом, - убрать с циферблатов наших часов цифру 17, принесшую нам эту страшную катастрофу…
А ветер усиливается.
Снова усиливается.
Господи, что же это будет?
Написано в 1998 году.