Посвящается утраченной девственности,
писателям Латинской Америки и Гамлету, принцу Датскому
Это безумство-безумство, говорит мне маленькое чудовище. Она даже симпатична, когда не ругается, как сапожник. Но сейчас она настроена доброжелательно, машет хвостом и улыбается. Безумством она называет мое упорное нежелание стать ее подружкой, ее сестрой, принять ее взгляды. Еще большим безумством она называет мой отказ стать подружкой Большого чудовища. Оба чудовища давно снюхались и породнились. Им хорошо вместе, а я не знаю, куда мне идти, на юг или на север?
Большое чудовище хитрее, он прекрасно понимает, что я ухожу, оставляя ему лишь образ, тень, лишь малютку. Он отчаянно хочет меня удержать. Вот и сейчас он смотрит на меня из-за края бокала, подкрался. Как он зол! У него дьявольская улыбка и взгляд инквизитора, ласковый. Но малютка им довольна. А вот и она – сейчас она улыбается и машет хвостом. Хочет купить меня своей продажной нежностью, не выйдет, цып-цып.
Я думаю иногда, что он меня убьет. Я почти уверена, что Большое чудовище когда-нибудь сделает это, он на это способен. Иногда я хочу опередить его, но мне тяжело поднять ладонь. Значит ли это, что он успел меня убить?
- Тебе хорошо? – спрашивает Дэвид.
- Да, - лгу я, и привычно отодвигаюсь.
А все оттого, что Большое чудовище, черт бы его побрал, уже успел меня покусать. Спина Дэвида вся в крови.
- Ты меня не бросишь? – спрашивает Дэвид.
Я отодвигаюсь подальше и привычно лгу. Так и проходит весь вечер. Большое чудовище плотоядно улыбается. Дэвид кладет голову мне на плечо. Он спит. Я привычно умираю.
Я хочу убить тебя, цып-цып. Это безумие-безумие, говорит Маленькое чудовище. Пожалуй, она вообще позабыла все остальные слова, кроме своего «безумия-безумия» и еще грязных ругательств. Дэвид ее ненавидит, маленькое чудовище пугает тебя, цып-цып, но что я могу сделать? Прости меня, Дэвид, я сама их боюсь, они всё нам портят. Они - тухлые рыбы, воняют на все побережье. А Большое чудовище вообще садист, маньяк, он уже выпустил из меня всю кровь под идиотское «безумие-безумие» малютки.
- Правда, красиво? – говорит Дэвид, хлопая дверцей машины.
Шуршит море, его плоское выгнутое зеркало отражает скучноватое серое небо. У меня между пальцами левой ноги сочится белый холодный песок.
- Правда, - лгу я , - Почему бы тебе, Дэвид, не прочесть монолог?
Дэвид молча раздевается. Сегодня он отвратительно красив, успел загореть и у него влажные грустные глаза, которые всегда меня хотят. Он уплыл. А вот Большое чудовище предлагает мне свои услуги, то есть, он делает то, что хочет. Жаль, что Дэвиду сегодня уже ничего не достанется. Маленькое чудовище злится, а я всхлипываю и слезы бессилия текут по моим немым губам.
Нет-нет, все хорошо. Ты же веришь, Дэвид, что все хорошо. Ты же не сердишься на мою привычную ложь, ту, для тебя. Сегодня ветрено, а я хорошо выгляжу, даже Маленькое чудовище заткнулось, довольно. У меня оранжевый шелковый шарф, и глаза, как шоколад с орехами. А Дэвид грустит.
- Хочешь выпить?
- Не откажусь.
- Коньяк?
- Пожалуй.
Когда ты грустишь, Дэвид, и мы одни, я даже тебя люблю. Я даже хочу тебя, Дэвид, когда ты грустишь и молчалив. Но это быстро проходит, как теплый мутный дождь на побережье, достань зонт, не обращай внимания, Дэвид. Чья вина, чья же вина, что мы вынуждены жить вчетвером? Ты, бедный мой датчанин, и трое нас? Как два маятника, качающихся навстречу друг другу, как раздвоенные стрелки сумасшедшего метронома? Прости меня, Дэвид, любовь моя…
Дорога была однообразной до безобразия. Слева шуршало и пахло сырой рыбой море. Серая лента дороги разворачивалась перед глазами, на обочинах росли деревья, гнусно одинаковые. Самым ярким пятном в этой пейзаже была я, мой белый костюм, коричневые волосы и оранжевый шарф. Не могу оценить себя объективно, но Маленькое чудовище клянется, что я хорошенькая, у Дэвида неплохой вкус относительно женщин, да и вообще всего, он прав. Я радуюсь.
Я всегда радуюсь, когда Дэвид молчит. Тогда мне кажется, что его нет, но я не одна. Впрочем, я действительно не одна, ведь со мной Большое чудовище, Он-то со мной постоянно. Дэвид молчит всегда, когда просыпается. Может быть, он даже знает, что его спина каждый раз в крови, противно. Если бы можно было растянуть время, чего мне хочется даже больше, чем поцелуя Дэвида, то он просыпался бы двести лет, он жил бы в состоянии приоткрытого глаза. Помолчи, моя датская любовь, и я перестану тебе изменять. А иначе не придется тебя убить, цып-цып. Ты ведь не помнишь монолог.
- Выпьешь?
- Да, коньяк. Спасибо, ты очень любезен.
Я тоже стараюсь быть любезной с Дэвидом, а Большое чудовище мне всегда хочется ударить ладонью по лицу. Но я не могу сделать это, ведь у него нежные теплые щеки и он очень красив во сне.
Опять дорога и холмы, выпуклые и веселые, коричневые. Запах водорослей, жарко, опять дождь. Я думаю, что Дэвид ошибается, нельзя ненавидеть, это плохо. Я стараюсь не смотреть в его влажные грустные глаза, ведь он прав. Он кладет руку на мое левое колено, а Большое чудовище кусает меня за шею: безумие-безумие, mon sauvage, твердит маленькое чудовище все быстрее, Дэвид счастлив, а я приоткрываю глаза и вижу скучноватое, похожее на жизнь, небо, и прыгающую родинку на шее. Спина Дэвида вся в крови, а мне так нравился его пиджак.
Сегодня я изменила Большому чудовищу. Дэвид молчит, я думаю, он догадывается о том, что произошло. Он умен, надо отдать ему должное. А уж такие-то вещи он понимает сразу, мой грех повис у меня на мочке левого уха хрустальной каплей. Он прикасается к ней губами. Главное, не смотреть в его глаза! Лучше поцелую тебя, во имя искупления вины. В море полно камней. Эта сумасшедшая Дания просто лишает меня остатков сил, серое небо, плоское море и бесконечный ветер. Все, у чертям, уезжаю домой!
Дэвид, прошу тебя, пойми, ты славный, теплый, как датский ветер, как мой шарф, но Большое чудовище, этот монстр, он меня измучил и я ухожу. От вас обоих; забирайте себе малютку, ты будешь смотреть на нее влажными грустными глазами, а он – любить ее под столиком кафе, где пол в трещинках, чьи-то тонкие голени и ползет муравей… Я ухожу, у меня сломался палец на левой ноге. Подавись своим коньяком, о, дьявол! Дьявол, mon sauvage!..
Путешествие с Дэвидом таит в себе массу прелестей и множество удовольствий. Он отлично водит и редко разговаривает. А те, двое, спят. Все спокойно. Тепло.
- Не бросай меня! – говорит Дэвид.
- Нет. Никогда.
- Хочешь выпить?
Меня раздражают бесконечные дежа вю. Я хочу убить тебя, Дэвид, но у тебя такие нежные щеки и ты обворожителен во сне. Ненавижу тебя, цып-цып. Прощай, любовь моя, Дания!
1992.