Колокол... Причитания... Словно по кому-то справляют панихиду... Голова кружится и раскалывается...
Что-то мокрое коснулось моего лица. Я открыл глаза, и резкая боль затопила сознание. Удары сердца отдавали в висках и были тем самым колоколом.
Я снова всплыл на поверхность сознания. Теперь стали слышны звуки суматохи, топот и чье-то тяжелое дыхание. Звуки, казалось, доносились отовсюду. Было похоже, словно я лежу в середине мира, а вся его суета вращается вокруг меня.
- Касатик, как же тебя угораздило-то?! - Встревоженный женский голос явно обращался ко мне. - Ироды, что же вы сделали с ним?! - Теперь женщина обращалась к кому-то другому. В ответ донеслось лишь сдавленное сопение. Я был жив, а это значило, что ничего страшного не произошло.
- А чего... - Бубнил густой бас. - Я кричал ему. Чего он под кобылу полез?!
Послышался звук шлепка, и все тот же мужской голос снова забурчал:
- Матушка, ну чего вы деретесь? Как что, так по лицу сразу. Мне же обидно! Тут люди чужие, а вы мне по лицу...
- Негоже отрокам на телегах носиться. Аки тать в нощи выскочил на людей! У, негодник! - Еще один шлепок и сопение в ответ.
Голова болела и пульсировала. Вокруг меня кружились голоса, они не позволяли полностью расслабиться и придти в себя. Мужчина и женщина, должно быть, собирались переругиваться еще долго, но тут вмешался чей-то третий голос:
- Люди добрые, прошу вас! Мальчику плохо, вон какая шишка на лбу... А вы шумите.
- Да! - Пискнул еще один голосок.
Голоса отдалились, но не стихли, я же впал в спасительное забытье.
Первое, что я увидел, открыв глаза, было широкое, румяное и конопатое лицо. Оно улыбалось.
- Ты кто? - Тупо спросил я, еще не совсем придя в себя и соображая с некоторым трудом.
- Балда. - Я попытался удивиться, но не смог. - Это имя такое дурацкое у меня. А на самом деле я шибко умный. - Парень снова заулыбался. - Как вы себя чуете?
Чувствовал я себя неважно, в чем и признался. Балда принес мне в глубокой чашке рассола, который я выпил с удовольствием. Почувствовав прояснение в голове, я сел на скамье, на которой лежал все это время. Голова слегка кружилась, но было терпимо. Я осмотрелся: комнатка была небольшой, но уютной; земляной пол чисто выметен, на лавках лежали чистые дорожки и небольшие подушечки, в углу - печь с лежанкой. В доме пахло свежим хлебом. Я сразу же почувствовал зверский голод, и мой живот тут же выдал меня, громко и протяжно заурчав. Балда понимающе кивнул и предложил подкрепиться основательней.
Насытившись, я блаженно откинулся на спинку стула.
- А где мои спутники? - спросил я, вспомнив, наконец, об отце Антуане и Снупи.
- Они в город пошли. - Он сделал успокаивающий жест, увидев, что я вздрогнул. - Не извольте волноваться. Они с моей матушкой и никакая беда с ними не приключится.
Я несколько успокоился.
- А у меня кручина, - начал сокрушаться Балда - Служу я у попа. Служу исправно, и все бы хорошо, дак поп загадал мне оброк с чертей собрать. Дескать, за три года недоимка, а мне теперь думай, как бы ее с них поиметь. - Балда пригорюнился и пустил скупую слезу.
Да уж, что ни говори, а задание сложное, с чертей деньги взимать - их для начала найти надо. Тут не только пригорюнишься...
- А за что ж он на тебя так взъелся? - Поинтересовался я.
Балда растер ладонью свою скупую слезу по всему подбородку и рассказал об уговоре с попом.
- Нанялся я к нему, поди как год назад. Но жадный уж он больно, токмо на то и согласился, что кормить кашей из полбы. Ну, пшеница такая есть, - объяснил он, увидев мое недоумение. - Я трудился исправно, и с дитями его тетешкался, и по хозяйству, и продукты на рынке покупал, и от поповны держался подале. Так вот, год на исходе, он хочет денюжку за полбу возвернуть, дак юлит теперь, измышляет, как бы мне задачку посложнее загадать, дабы я с ней не справился. Сказал, что в поруб посадит, в остроге обещался сгноить. Рогаткой угрожал.
Я посмотрел на Балду. Да уж, есть попу от чего чесать свой затылок. Руки у парня как кувалды, ростом под два метра, да в ширину полтора, силушкой явно не обделен. Да и умом, как видно, тоже, раз на попову дочку не засматривался.
- Не волнуйся, - я попробовал его утешить. - Вот придет отец Антуан, что-то обязательно придумаем.
Балда глянул на меня с надеждой. Я не был уверен, что мы сможем ему помочь, но нужно было хоть попытаться что-либо сделать.
Мы еще немного поговорили о том и сем, когда вернулись мои друзья; они были возбуждены и живо переговаривались о чем-то.
- О, с выздоровлением! - Снупи запрыгнул ко мне на лавку и, посмотрев на Балду, обьявил ему: - Ваш королевич Елисей женится! Такой переполох в городе! - Он понизил голос, увидев, что я поморщился, голова еще побаливала. - Приезжает какая-то шемаханская царица.
Балда помрачнел.
- Мало ему наших, местных цариц. Так он решил из супостатов себе взять. Его нареченная пропала как год ужо. - Балда сокрушенно оглядел нас. - Говорит всему честному народу, что это такой политичный шаг, дабы другим нападать неповадно было. А, поди, у них чертенята народятся!? - Балда округлил глаза.
Услышав о чертях, я вспомнил о проблемах нашего юного друга и попросил отца Антуана присесть рядом со мной. Тот выслушал, поскреб подбородок, вытер платочком свою тонзуру и задумался. Наконец, он пришел к какому-то решению, и подозвал остальных поближе, чтобы не повышать голос. Его план был прост, и мы одобрили его, разве что Снупи немного поартачился, но потом, под натиском наших убедительных доводов, согласился. После этого он еще некоторое время потирал шею и крутил головой.
- А, вдруг, не получится? - По инерции пытался противиться он, но мы ему быстренько втолковали, что здешний народ наивный и доверчивый, и что обмануть его проще пареной репы.
- Узнали что-нибудь о Мие? - Я решил сменить тему.
- Увы, мой мальчик, - покачал головой отец Антуан. - Никто ничего не видел и не слышал. Учитывая наш вид, я думаю, что люди могли быть не очень настроены откровенничать с нами.
В самом деле, иностранные одежды и подозрительный рост Снупи мог затворить уста любому. Но, я надеялся на то, что вскоре нам все же повезет в наших поисках. Вечером стоило поговорить с матушкой Балды, задержавшейся в городе.
Времени для реализации нашего плана было еще предостаточно, и мы потихоньку начали собираться. Меня уговаривали остаться, но я настоял на своем участии, так как чувствовал себя достаточно хорошо и почти не морщился от внезапных приступов боли.
На улице начали сгущаться сумерки, когда мы подошли к дому попа. Это был добротный особнячок в два этажа: стены из цельных бревен, великолепная резьба на всех наличниках, большие окна. Покатая крыша крыта красной черепицей. И труба красного кирпича надо всем этим благолепием. Вкусные запахи, щекоча ноздри, рассказывали о готовящемся в доме вкусном ужине. На подворье стояли вечерние звуки, - кто-то загонял курей и гусей, вопили голодные свиньи, ржали лошади, стучала дверь сарая, но редко и не очень громко.
Балда вошел в ворота, такие же добротные, как и сам дом, и направился к дому. Движения его были легки, несмотря на комплекцию. Он засунул руки в карманы широких штанов и беззаботно насвистывал.
В окне показалось чье-то лицо, сделало огромные глаза и тут же скрылось. В доме послышался шум и топот. Что-то упало, покатилось по полу, заревел ребенок, на него шикнули, и тот обиженно умолк. Да уж, наделал Балда шороху своим появлением!
На пороге появился слуга, такой же высокий и широкий, как и Балда. Он сложил руки на груди и громко заявил:
- Батюшка никого не велели пущать. Они трапезничать изволят. Завтра приходи. - И уже собрался уходить, но Балда, окликнув, остановил его и заорал так, что крик, должно быть, слышали даже в доме:
- А ну-ка, постой! Передай батюшке, что я привел ему одного из должников, пусть выйдет на минутку, разберется, что к чему. Негоже гостей держать во дворе, когда они ему деньги принесли.
Шум принес свои плоды: на заборах слева и справа от попова дома повисли соседские дети, шумно переговариваясь и смеясь; нечасто им выпадала такая потеха.
Нечего делать, поп вышел на крыльцо, делая зверское лицо, что, впрочем, не приличествовало лицу духовному. Он посмотрел на Балду, посмевшего оторвать его от трапезы.
- Говори, холоп, что заставило тебя нарушить мой покой! - Он гневно вперил свой взор в стоящего перед ним Балду. - Ежели ты шутки шутить решил, так я тебя в плети! - Еще немного, и его голос мог сорваться - переживал, видать. - Посидишь у меня в остроге, будешь знать, как бунтовать!
Но Балда не испугался, хоть и сделал шаг назад, давая своему хозяину понять, что все осознает и готов быть наказанным, если что не так.
- Смилуйся, батюшка, не со злого умыслу, а токмо по приказу твоему. Я ж к тебе твоих должников привел!
Поп подозрительно глянул на Балду, затем на заборы, скрипящие под тяжестью зрителей и, куда деваться, заговорил уже ласковее:
- И где же они, - похоже, он не верил всерьез словам слуги.
- Да вот оне, - простодушно ответил Балда и махнул рукой в сторону ворот, за створкой которых скрывалась наша троица. - Боятся. Пригласить их, что ли?
- Приглашай, - буркнул поп, втягивая голову в плечи.
Балда снова махнул нам, и мы вытолкали вперед Снупи. Тот был перепачкан сажей, волосы и баки всклокочены. На голове прилажены маленькие, но хорошо заметные рожки, по земле волочилась замызганная веревка, изображающая хвост. В руке у "черта" был топор. Снупи шел бодрым шагом, то и дело помахивая топором над головой - играл он хорошо, хоть роль эта не нравилась ему с самого начала.
Со всех сторон послышалось улюлюканье, в гнома полетели камешки, комья земли и зеленые сливы. Это, похоже, разозлило добряка-Снупи, и он, сделав зверское лицо, замахал топором в сторону своих потенциальных обидчиков. Детей как ветром сдуло, за ними опасливо отошли и взрослые - черт все же. А чем черт не шутит, когда Господь спит!
- А! - Поп открыл рот и заорал не своим голосом. - Аааа!!!
Он схватился за грудь обеими руками, словно хотел одним рывком сорвать с себя кафтан вместе со штанами и сапогами. Его лицо сделалось багровым и пошло пятнами - воздуха явно не хватало - он делал некрасивые движения ртом, открывая и закрывая его, руки все так же цепко держались за кафтан, как будто он без этого упал бы.
Балда подошел к попу и ласково спросил:
- Ну что, что там насчет должка? - И поманил Снупи к себе. Тот, ободренный победой над ребятней, чинно подошел к порожку.
Поп ошалело смотрел на черта и, похоже, ничего не соображал. Балда дотронулся до рукава поповского кафтана, но это дало неожиданный результат - поп подпрыгнул, заверещал и попятился в дверной проем. Его глаза выказывали ужас и непонимание происходящего. Наконец он уперся в дверной косяк и еще несколько раз дернулся, пытаясь сдвинуться, хоть чуток... Никакого результата. Еще одно телодвижение, непонятный всхлип... Затем батюшкина челюсть отвисла и изо рта потекла тоненькая струйка слюны. Глаза потухли, руки отпустили кафтан и безвольно повисли плетьми. Видимо он перенапрягся и сошел с ума. Немудрено, если увидишь на своем подворье черта!
- Не гонялся бы ты, поп, за дешевИзной! - Балда посмотрел на попа и улыбнулся.
Затем повернулся, обнял поникшего Снупи за плечи, и они побрели через двор к воротам.
На пороге дома нас встретила матушка Балды, чем-то донельзя встревоженная. Она всплеснула руками, завидев нас, и запричитала:
- Опять ходишь, охламон, незнамо где, да еще и гостей с собою поволок!
Мы подошли, и она уже собиралась заняться привычным для нее рукоприкладством к сыновнему затылку, но отец Антуан отвлек ее:
- А что, собственно, случилось, хозяюшка? - Балда был спасен.
- Как, вы не ведаете?! - Удивилась она, широко раскрыв глаза! - В городе изловили ведьму! Она ехала через рынок на пегой свинье и хохотала!
Мы скептически переглянулись. Вот еще, поймали. Не так-то просто распознать ведьму, не то, что поймать!
- А не расскажете, как она выглядела? - Отец Антуан снова обратился к женщине.
- Такая юная, невысокая, с темными волосами и хвостиками на голове. Когда ее изловили, она кусалась и визжала. И голосочек тонюсенький, как у мышки.
Мы переглянулись и в один голос воскликнули:
- Миа!