1.
Еще не появился на свете господин Крымов, печальный старик-неудачник, может, он и не печальным будет, может, проживет Крымов счастливо и долго до 120 лет, как знать? Ясно одно – зло, что росло вместе с ним, набралось сил, повзрослело и теперь гонялось за этим утомившимся здоровяком. Крымов мчался, увертывался и выжидал, не желая меняться самому или агитировать других.
Жилье Крымова приобрело товарный вид. Потасканая однокомнатная квартирка стала уютным холостяцким офисом, огромная гостиная, гордость Крымова, сверкала хорошей мебелью, сквозь арку перебиралась в белоснежную кухню, которой завидовали все подружки Крымова.
В такой квартире нужно жить по-королевски. Пора носиться по Москве, странствовать как можно больше, насаждая разумную абсолютную власть, создавая значительное - на века, покоряя округа, скверы и микрорайоны. В театре это "значительное" называется сверхзадачей, в ресторане - десертом из омаров и листьев лотоса.
Мало что устраивало Крымова после долгожданного переезда из Днепропетровска в Москву, хотя если разобрать по ниткам спутанные узлы крымовского бытия, вкратце они сводились к проклятым четырем пунктам - Крымову недоставало любви, денег, власти, и, как это ни забавно звучит - самореализации. Конечно, все это добро в тех или иных пределах обитало в Крымове, но как-то не так, не того сорта, не к месту даже. А как правильно, чтобы навсегда и всерьез, Крымов не знал. Хандра не оставляла его в покое, накручиваясь слоями на слой...
Крымов покорно приезжал на свою газонефтеперабатывающую работу, вместе с другими терпеливо делал деньги, с мастерством стекольщика выдувая их из незаметных цифр после запятой. Два раза в месяц Крымов поднимался по ступенькам почты, посылал деньги двум Юлям - сестре в Ярославль и невесте в Днепропетровск; отчего-то кокетничал с шумной беременной заведующей посылками и бандеролями, заодно звонил. Раз в месяц Крымов играл с приятелями в карты, пока не слипались глаза или не кончались отведенные на это деньги. Независмо от того, проигрывал он, или нет, Крымову опять недоставало любви, денег, власти, и, как это ни горько звучит - самореализации.
Все же привычка к жизни не подводила послушного здоровяка Крымова – он все еще ждал подарков. Можно сказать, что это был один из его стержней. Рано забывать о Крымове. Его будущее где-то сверкало радушным бризом, трехэатажным особняком, тремя детьми, гирляндами лампочек перед воротами, каким-то утренником, на который он едет в гаслтуке, бриллиантами к 8 марта. Крымов все еще шел на таинственный блеск, вытягивая вперед руки, предусмотрительно не доверяя обманчивой ворчливой темноте впереди.
2.
Два дня прошло. Вероятно, их стащили из жизни; невелика потеря - не случилось ничего хорошего, помимо ничтожнейших событий его, Крымова, жизни. Если говорить о деньгах, то это были скромные махинации на рабочем месте в среду, о власти - наорал на курьера в пятницу, о любви не вспоминал, самореализация - спел песенку о надежде на дне рождения друга, играл с мужиками в футбол, взял в видеопрокате документальный фильм, смеялся, когда шеф пришел на работу пьяный, листал тяжелый энциклопедический словарь, на выходные уехал в Прагу.
Любовь. Трамвайные пути обогнули дом Крымова и двинулись дальше. Крымов как ребенок смотрел на трамвай и ел мороженое с вареньем. Гудели стекла. Зеленая амфора с черными носорогами осторожно стояла на буфете.
"Надо отдать ее тем, кто любит этих тварей. Мне кажется, я их ненавижу", - заявила днепропетровская невеста, оторвавшись от губ Крымова, набивая себе цену.
Крымову стало обидно за носорогов, но он промолчал.
Крымов взял отгулы и с раннего утра катал невесту по Москве, пока ее не стало тошнить, а через четыре дня с легким сердцем посадил на поезд.
Любовь. Крымов с удовольствием вернулся из Днепропетровска в Москву, подходил к окну и смотрел, как течет Москва-река, не брезговал знакомствами в сберкассе, шлялся по бульварам, заглядывал в Театр Сатиры, подходя к гардеробу сразу после спектакля. Обычно ему не отказывали, даже не динамили почти. Иногда это зависело от спектакля – Крымов предпочитал «Женитьбу Фигаро». Требовалось говорить о певцах, певицах, кабаках, кино, театре, ди-джеях, опере, выходках родителей, даче, загранице, парапсихологии, незаконной торговле поддельными проездными билетами (смотря, что требовалось). Конечно, не о люб-ви здесь речь, даже не всегда о симпатии, но все-таки...
Женщинам нравился Крымов, очень нравилась его квартира, потом они гуляли по набережной. Крымов многозначительно молчал в тех случаях, когда его спутницы испытывали понятные Крымову томления - ветер с Москвы-реки иногда бередил душу. Проводив девушку до трамвая, Крымов шел домой, вызывал лифт, вздыхал меж третьим и пятым этажом, доставал ключи на шестом, а на седьмом выходил. Дома не было этого многозначительного влажного пахнущего водой ветра, зато даже с кровати была видна река, и если открыть дверь на балконе и сесть на спинку кресла, то и сосны.
Крымов ловко прощался, стараясь обойтись без разочарований. Такая, в некоторой степени, бурная жизнь, была Крымову по душе. Крымов отлично понимал, что делает, с давних пор владея секретами успеха, подсмотренными, прочитаными, выстраданными не раз и не два.
Окна невесты выходили на Днепр, сестра восемь лет прожила на высоком берегу Волги... Крымов не удивлялся окружавшей его воде. С детства он привык видеть за окном воду. В детстве он жил в Чите. Он был совсем маленьким и еще не знал, что видит из окна лужу, а не пруд. В двадцать лет он увидел Тихий океан и заплакал, убитый его величием. Океан жил своей жизнью, ничего не требуя у Крымова, нуждавшегося прибавки в любви, зарплате и уверенности в себе.
Любовь. Крымову казалось, что он вернулся домой пораньше, чтобы позвонить в Днепропетровск и, может быть, недельки через две жениться. Крымов помнил об этом разговоре. Значит, разговор состоялся.
Трамваи бродили под окнами, остановка вросла в землю рядом с подъездом; Крымову хотелось выскочить из квартиры и догнать трамвай (не пропадать же добру) - дурная городская привычка. Теплыми ночами пели птицы (трамваи умирали), Крымов долго слушал птиц и в один прекрасный день перестал жалеть деньги, которые вбухал в эту замечательную квартиру.
Сумерки, жарко, ток-шоу по телевизору. В таком состоянии можно съесть ведро поп-корна. Хотелось как следует расслабиться. Крымов мог одеться, почистить зубы, и так далее. Крымов представил, как он идет на речку, и передумал. А пока, закрыв глаза, он пил яблочный сок, который якобы забыл допить утром.
Крымову показалось, что он не запер кабинет на работе. Он проклял все и надел ботинки. Болел натертый после вчерашней беготни палец. Морщась от боли, Крымов медленно шел по коридору, ежеминутно поправляя пластырь, опираясь правой рукой на воздух, как-будто это можно было сделать.
3.
Власть. Сосед-флейтист грозно ругался по телефону с бывшей женой. Крымову хотелось его подбодрить, - жизнь соседа традиционно не складывалась, не хватало нескольких важных деталек, хорошо знакомых Крымову, но Крымов уже не раз обжигался на советах, поэтому уже несколько лет предпочитал молчать в тряпочку.
За это флейтист позвал Крымова на свой день рождения. Крымов пошел, поздоровался с гостями, честно выучивая имена, сел на табуретку на дальнем столе и вдруг напился. По интеллигентской привычке ходил исповедываться мусоропроводу, вернулся обратно и спел жалостливый белогвардейский романс. Гости аплодировали Крымову и, кажется, зауважали. Сосед расплакаля и взял баян. Пока все пили, Крымов машинально приставал к сестре флейтиста (сестра послушно дала, несколько удивив Крымова, пока все ходили провожать дедушку).
От жары, недосыпа, скандалов с долларами, адвокатами и Днепропетровском, вселенской хандры, на душе Крымова было несколько хуже обычного. Два века назад в таких случаях звали цыган, в крайнем случае, ехали к ним сами.
Крымов слонялся по квартире, кипятил чайник, пил чай, отливал, курил, опять ставил чайник на равнодушное ко всему синее газовое пламя, пока не сделал то, что давно собирался сделать - схватил отвертку и пошел вскрывать замок на тумбочке, оставшейся от бывших хозяев. Дверца поддалась. Под «Книгой о вкусной и здоровой пище» Крымов нашел тяжелый газовый пистолет, завернутый в шорты, азартно полез дальше, обнаружил телефонные счета, горсть слипшихся зеленых шариков в целлофановом пакете с плохо нарисованным пистолетом на ценнике. Крымов высыпал несколько шариков в дуло и направил пистолет в зер-кало. Послышался шорох. Палец дернул курок.
Позже Крымов думал об этом, но найти рациональное объяснение случившемуся мистику Крымову было не по силам - лучше бы он уехал в Парк Горького. Цветные шарики со свистом вылетали из ствола, пачкая обои и потолок. Мир стал еще реальнее, в очередной раз подсказав свою суть. Счастливый газовый пистолет весело стрелял игрушечными пулями, ни разу не попав в зеркало. По замыслу создателей пули из набора "Карнавальный" должны непереносимо вонять, паля по серым будням, и лететь куда угодно, кроме цели, что по замыслу создателей - смешно.
Крымов лежал на полу с головной болью. Ремонт будет стоить долларов двести.
Самореализация. Одним отражением меньше. Это можно понять буквально. Крымов вспомнил, как три года назад мечтал подарить свои почтовые марки одиннадцатилетнему племяннику. Теперь племяннику шестнадцать - он весит девяносто шесть килограмм и работает на мясокомбинате. Крымов боялся увлечься не имеющими смысла вещами. Можно было выступать на митинге, можно было начать волочиться за красивой капризной недотрогой Настей Фердыщенко из рекламного отдела, можно было купить зеленого умненького попугайчика и учить его говорить два часа в день. Обширность подобной коллекции времяпрепровожде-ний приводила Крымова в ужас. Проще говоря, дерьма было слишком много.
Самореализация. Крымов прицелился. Мир вокруг Крымова дрожал как вода, когда ее лакает собака. Крымов пришел в себя и снова полез в тумбочку, даже поднял в воздух и стал трясти. На пол выпали новые остатки телефонных счетов, толстая пачка писем, шкатулка с кормом для попугайчиков, термометр в виде оленя, три пшеничных зерна, еще пули...
Такой пулей можно здорово разукрасить шута или друга, если они стоят достаточно близко от мишени.
4.
Крымов с упорством сумасшедшего продолжал два раза в месяц приходить на старую работу за своей мизерной зарплатой. Он объяснял это тем, что любил получать деньги. К тому же Крымов когда-то был комсомольцем и фрейдистом, хотя это практически ничего не объясняет. Пистолет лежал в тумбочке без лицензии - Крымов позвонил хозяевам - они ничего не знали, или делали вид, что не знают, во всяком случае, испугались и посоветовали выбросить, тщательно стерев отпечатки пальцев. Крымов так и сделал. Он шел по улице, заслоняя собой мусорное ведро. Крымову было неловко - несколько карнавальных зарядов еще остались внутри – от жары пистолет постреливал из ведра, мог испугать кого угодно.
Самореализация. Крымов получил новые права, из принципа не давая взятку.
Власть. Все-таки Крымов не выдержал и однажды побежал за трамваем. Рано или поздно это должно было случиться. Еле успел - мыл посуду, видел, как он лебедем подкатывает к остановке. Крымов схватил пальто, бросился за трамваем и чуть не попал под машину. Доехал до конечной, вышел, и пошел к любимым Покровским воротам.
В результате этого спонтанного поступка Крымов познакомился с интеллигентной девушкой Ниной, мирно отгадывающей кроссворд на Пушкинской. Крымов помог Нине поднять карандаш, дарил цветы и кроссворды, истово шутил. Если не считать Днепропетровской невесты, то у Крымова давно не было порядочной подруги, которой можно хоть чуть-чуть доверять.
Власть. Когда Крымова подставили, потащили в суд, с позором выгнали с работы, и у него как назло кончились деньги, сосед-флейтист торговал оружием и подержаными теннисными ракетками. Крымову нужны были деньги - он всерьез захотел попасть в Египет. Он нуждался в истоках. Как человеку честному, ему хотелось во всем разобраться, как эгоисту, ему хотелось понять, что с ним происходит, как мужчине, ему было любопытно.
Крымов заявил соседу, что мораль не позволяет ему возиться с огнестрельным оружием, вследствие чего он намерен ограничиться газовыми пистолетами. Крымова неприятно поразило, что сосед даже не удивился.
Торговля шла на славу. Крымов нравился клиентам - поэтому его никто не пристрелил в темном углу. Дела Крымова шли в гору - он богател.
5.
Сестра флейтиста шла к подъезду с высоко поднятой головой. Крымов кивнул, сестра растерянно улыбнулась. Из дальнейшего разговора следовало, что она ничего не помнила о Крымове. Пришлось знакомиться заново, напоминать историю с дедушкой. К сожалению, оба были заняты - женщине хотелось выспаться, Крымов опаздывал в Египет. Все нормально - вовремя улетели, вовремя прилетели, вот Египет.
Жара, какой сто лет не было в Египте. Ну и отлично. Вот и долгожданная экспедиция в пустыню. В пустоту, в собственное общечеловеческое ничтожество, если быть честными и называть вещи своими именами.
В пустынях, бывшем дне морском, давным-давно жили окаменевшие рыбы. Об этом с жаром говорила экскурсовод. Крымов представил ее в постели. Две американочки стояли на горизонте рядом со своим заглохшим джипом и рассматривали миражи, не имеющие никакого отношения к жизни Крымова.
На мираж Крымов не надеялся – иллюзии он ненавидел с детства. В тумбочке Крымов каждый вечер находил симпатичных сахарных носорогов. Их каждый день оставляла сексапильная горничная. Горничная родом из Эфиопии. Какое отношение это имеет к Крымову? Все очень просто. В мире есть миллионы способов зарабатывания чаевых, и это один из них, предназначенный лично Крымову.
Деньги. Крымов вернулся в гостиницу, по-детски обидевшись на жадного таксиста; опять сел в кресло и выключил настольную лампу. Сумерки, закрытые шторы, вода. В таком состояниии... Это похоже на предчувствие нового урожая или пролог депрессии. Ничего страшного. Ничего не остается от того, что с ним было. Время с пеной уходит в шикарный песок, Крымов это видел, и от этого защемило сердце...
Крымов как ребенок рассматривал чужих дикторов в телевизоре, запивая их безалкогольным баварским пивом. Четыре пирамиды слева. Одна совсем маленькая, похожая на отставшего от взрослых ребенка. Сфинкс. Шоссе на горизонте - злая двухметровая американка, заплатившая деньги за свой мираж, вышла из машины. Крымов отбился от экскурсии и сел около сфинкс, вкратце рассказал ей про свою жизнь, стал спрашивать.
Сфинкс заговорила. Впервые за последние три года Крымов удивился. Соратники Крымова обсуждали пирамиды и боялись доставшихся верблюдов. Крымов спрашивал. Сфинкс не могла ответить ни на один из вопросов Крымова. Мужчины напоминали ей упрямого царя Эдипа. Красный от волнения Крымов задавал вопросы о смысле своей жизни. Сфинкс думала и стучала по песку огромной лапой, до дома оставалось пять дней.
Вернувшись в Москву, Крымов устроился на газодобывающую работу. Больше не нужно было унижаться, босс Валерьян Валерьянович навсегда убрался из его жизни. Коллеги послушно ввели его в курс дела и разбежались по кабинетам. Крымов тут же прищемил палец, пытаясь включить кондиционер, осторожно отвинтил от стола машинку для заточки карандашей и благополучно выбросил ее в ведро.
Новую работу ему нашла Нина с Пушкинской. Теперь Крымов работал по своей первой специальности, получая в шесть-восемь раз больше обычного. Нина постепенно становилась его женой. Крымов стал находить заколки для волос. Однажды, возращаясь пешком с работы, он нашел пять заколок и два гребня. В один прекрасный день Крымов не выдержал и пригласил гостей. Нина испекла пирожки. Гости пили кофе и долго говорили о жизни. Многие из них до сих пор считали себя интеллигентными людьми.
Крымов неожиданно для себя открыл рот и говорил минут десять. Гости кивали головой, сочувствовали Крымову. В их жизни были свои фокусы, автобусы, заколки, свой Египет, свои сестры, невесты, жуки-поводыри. Съев мороженое, Крымов решился и заговорил о том, что сказала ему сфинкс. Гости сначала не верили, что сфинкс женского рода, а когда поверили, быстро отвернулись от темы и стали перебивать Крымова рассказами о пьяных канатоходцах на мадридских улочках. Тут пригодились бы пули из коробочки, но в этот раз Крымов быстро успокоился и не стал бороться с собственными гостями.
Ситуация с любовью наладилась. Да и денег отчего-то прибавилось. Все было как в хорошем тосте. Желания почему-то стали сбываться. С другой стороны, никто не отменял Аллу из театра Сатиры, с которой требовалось безболезненно завязать.
Нина подарила Крымову домашний фонтан. Это был первый подарок из будущего быта, о котором мечтал Крымов. Нина впервые в жизни осталась у Крымова на ночь. Крымов не сомкнул глаз, любуясь Ниной, морозным октябрьским утром поехал в аэропорт - встречать клиентов из Сингапура. Вот они - все шесть, загорелые, жадные, счастливые. Первый снег. Солнце, аэродром, сиреневый микроавтобус. Куда бы еще улететь?
Власть. Крымов наорал на курьера. Нельзя сказать, что это нравилось Крымову, но через два дня пришлось орать снова. Впрочем, курьер оказался подлецом, его даже выгнали за это.
6.
Сестра крымовского соседа-флейтиста ехала из Тулы в Москву, сопровождая вагон игральных карт. Вдруг она опять вспомнила Крымова, вернее, то, что с ней случилось, когда все ходили провожать дедушку. Ей стало стыдно. Ей нужно было еще несколько раз увидеть Крымова, прежде чем согласиться переспать с ним по новой.
Крымов все это знал, он умел предугадывать чувства точно так же как некоторые угадывают факты; из пластмассового лотка ел теплую рыбу в самолете, как и все цеплялся за прошлое, девяносто дней назад говорил об этом со сфинкс с песком в зубах. Сфинкс кивала головой, точно подсматривала за жизнью Крымова в увеличительное стекло жаркого свежего воздуха. Она убеждала Крымова, что торговать оружием безнравственно. Крымов это знал, даже пообещал завязать.
Нина вместе с хором уехала на гастроли в Одессу. Крымов соскучился по Алле, прекрасно справлавшейся с ролью разлучницы, помирился и вдрызг поругался снова. Из чистого любопытства позвонил в Днепропетровск. В три часа ночи приезжал мертвый трамвай. На конечных остановках, особенно на трамвайном круге, иногда случаются странные вещи. Крымову было не до этого. Сфинкс презирала бывшую невесту Крымова, советовала отказаться от моральных прав на нее, Крымов спорил – ему хотелось иметь тыл в Днепропетровске, как-будто речь шла о линии фронта. Он всерьез захотел... Он не знал, что себе пожелать, так и не смог сформулировать три желания. Из-за этого Крымов стал сомневаться в существовании самого себя. Вся эта материя, все эти гордые кристаллические решетки – всего лишь дурацкие авоськи с крупными ячейками, не способные удержать содержимое, которое по своей воле и прихоти перемещается куда вздумается. Мы не вольны ни привлечь, ни удержать. А делиться редко приходит в голову. Не здесь ли причины странной потери смысла?"... Так прошла целая ночь.
Любовь, деньги, признание, еще что? Крымов забыл что. Доброта, радушие, жадность?
Власть. С чего начинается власть? Проще сказать, с чего начинается родина. Хотя пожалуйста - власть – это быть сильнее этих гребаных обстоятельств, включая тупость, иллюзии, «подарки» в магазинах, ожирение, пространство и время.
Крымов заснул. Трамвай всю ночь стоял перед окном, звал прокатиться. В пять утра трамвай со звоном уехал. Крымов видел во сне своего милого Симферопольского дядю. Тимур Львович, как всегда, улыбаясь, покупал арбуз на ужин. Это было константой, к которой в крымовском сне обычно прилагалось еще что-то – Тимур Львович покупает арбуз и поет, Тимур Львочич покупает арбуз и переезжает, Тимур Львович покупает арбуз и читает газету. В этот раз Тимур Львович покупал арбуз, смотрел на часы и опаздывал на поезд.
Алла спала. Крымов был уверен, что проснулся. Впервые за три года он почувствовал себя счастливым и свободным. Он себе не мешал и это удивляло Крымова. Крымов поцеловал Аллу, осторожно прошелся по комнате, но счастье все еще было с ним, Крымов купил у вахтера газеты, сходил на почту, послал игривую телеграмму в Днепропетровск, но счастье как часовой еще стояло рядом. Крымов с тревогой понял, что это не шутка. Перебирая причины накатившего счастья, Крымов не нашел ни одной. Чем-то он заплатил за это. Или это был еще один кредит из будущего или, может быть, премия, приманка, подачка, кость, дар, депозит, своеобразная пятнадцатая зарплата, про которую мы мало что знаем?
Крымов побежал в душ. Было уже около двенадцати часов, пятница. Пришлось срочно чистить зубы, надевать галстук, звонить Нине, рассказывать правду, заговаривать зубы, просить прощения, везти в химчистку плюшевого слона, перевести деньги сестре в Ярославль, устраиваться на вторую работу... Крымов бегал по комнате, стараясь не разбудить Аллу. Сегодня его обуревала жажда дел.
Главное - участвовать. Ничего другого теперь не остается, раз на белом свете опять виднеются свобода, разум, достоинство и подарки из будущего, оплаченные годами учебы, работы и рабских душевных исканий любви, денег, власти, и как это ни смешно звучит, самореализации.
Еще полно сил на суету, успех и ошибки. Еще не появился на свет разочарованный старик-неудачник. Может, он и не разочарованным будет, как знать?