Дописанный детектив.
Глава 1
Весь день накануне первого мая Лёлька моталась по издательствам. Подобную гадость она устраивала себе не чаще раза в месяц. Усаживая свое обленившееся тельце, нагруженное папкой с рисунками и сумкой с дискетами, в пожилую "шестерку", она моментально впадала в пессимизм. Вяло переползая от одного издателя к другому, Лёлька маялась всеми мыслимыми страданиями — зубной болью, мигренью, расстройством желудка и нервной почесухой. Один её вид заставлял насторожиться самых наглых экстремалов от полиграфии. Казалось, девушка может умереть прямо у них на глазах или впасть в помешательство от непомерных телесных мук.
Ей немедленно начинали предлагать всевозможные таблетки или совать визитки лучших невропатологов и дантистов, от которых она ожесточенно отказывалась, предпочитая страдать. Именно поэтому просмотр предлагаемых издательству работ отнимал минимум времени. Папка и сумка с каждым визитом становились все легче, а Лёлька, твердым росчерком подписав договор, двигалась дальше, надеясь, что проклятая диарея позволит ей благополучно завершить намеченный маршрут.
Самое интересное заключалось в том, что стоило ей посетить последнее издательство, как все болезни разом испарялись, оставляя после себя здоровое чувство волчьего голода.
Лёлька радостно мчалась в ближайший супермаркет и загружала машину огромным количеством еды, которую принималась истреблять еще по дороге домой. Зная странную особенность Лёлькиного организма, которую он называл "аллергией на работодателей", Олег в такие дни старался временно исчезнуть из её жизни. Вид скачущей у плиты подруги, с урчанием поедающей только что ею же и приготовленные салаты, котлеты и блинчики, приводил его в паническое состояние. Общаться с Лёлькой в такие моменты было невозможно, она лихорадочно рылась в поваренных книгах и на вопросы, как такое количество продовольствия можно разместить в столь субтильном организме, совершенно не реагировала.
Обожравшись до предела, Лёлька мирно ложилась спать в одиночестве и с удовлетворением просматривала ежемесячный кошмарный сон из тех, которые снятся людям, принципиально не ведущим здоровый образ жизни. После чего просыпалась обычной Лёлькой. Удостоверившись в этом, Олег немедленно возвращался из добровольного изгнания и до следующего дня "икс" все шло по-прежнему — Лёлька мало ела, много смеялась и увлеченно рисовала потешные картинки для открыток и детских книжек.
Как и любого бы на его месте, подобные ежемесячные трансформации любимой женщины волновали Олега до крайности. Необходимость переселяться, хотя бы и на один день, в собственную запыленную квартиру не радовала, но выхода не было. Как-то Олег попытался сам развезти Лёлькины рисунки, но в редакциях на него смотрели подозрительно и договора подписывать отказывались, видимо предполагая, что болезненная художница дала, наконец, дуба и он с целью обогащения присвоил её нетленные шедевры. После этого эксперимента он смирился и даже завел моду в такие дни отправляться в ночной клуб "Мартиника" для просмотра новинок танцевально-эротического жанра.
На этот раз, в связи с обилием предстоящих праздников, день "икс" был смещен на самый конец апреля. Давно известно, что первая декада мая — период для решения каких-либо проблем малоперспективный, поскольку везде посетителей воспринимают чуть ли не как личное оскорбление и помеху. Напраздновавшись в первом раунде под завязку, люди отправляются на работу отдохнуть перед следующим, и тут вдруг появляются ненормальные, которым чего-то от них надо.
Поэтому Лёльке и пришлось мотаться по издателям 30 апреля. И хотя результаты были как никогда отменными — у неё взяли почти все рисунки, но пришлось ещё потом тащиться в банк, где опять-таки в преддверии праздников было полно клиентов... В общем, Лёлька устала, как негр на плантациях. Растянувшись одна на широкой дубовой кровати, хотела еще почитать перед сном, но так и уснула с включенным ночником и куском миндального пирожного за щекой.
Телефон зазвонил без пятнадцати три ночи. Лёлька с трудом выкарабкалась из сновиденья, наполненного толстыми пупырчатыми удавами, волосатыми борцами сумо (бр-р-р, волосатые, они выглядели ещё ужаснее, чем обычно) и кипами нераспроданных открыток с её рисунками. Самым ужасным были именно эти оказавшиеся никому не нужными стопки открыток с чудесными рисунками и милыми подписями. Лёлька во сне принялась горько рыдать над ними, а удавы и борцы сумо трансформировались в издателей, осуждающе грозящих ей толстыми волосатыми пальцами.
Все ещё плача, она нашарила на тумбочке трубку и с трудом нашла на ней нужную кнопку. В трубке раздавались громкие рыданья, перемежаемые вскриками и стонами. Стереоэффект от двойного плача получился впечатляющим. Настолько, что Лёлька мгновенно проснулась и озадачилась. А озадачившись, замолчала и стала внимательно слушать. Но в трубке тоже воцарилась удивленная тишина, изредка прерываемая шмыганьем носа. Потом трубка спросила голосом Агнии: "Лёлька, это ты?"
Лёлька немедленно рассвирепела. Она терпеть не могла привычку Агнии при малейшем огорчении звонить ей и часами плакаться. При этом, время дня и ночи не имело значения, Агнии было плевать на то, спит Лёлька или бодрствует. Пару раз ей даже удалось вклиниться в самые интимные моменты, что приводило Олега в неописуемое бешенство, потому что Лёлька, как ни в чем не бывало, принималась утешать Агнию, а его просила покурить пока на кухне. Олег поклялся отключать на ночь проклятый телефон, но постоянно забывал это сделать.
***
Агния была давней и самой верной Лёлькиной подругой. Они ходили в один детский сад, потом учились в одном классе. Институты они выбрали разные, Лёлька — художественно-промышленный, а Агния — авиационный. Ей ужасно льстило, что на одну девушку там приходилось десять, а то и все пятнадцать парней. За время учебы Агния успела дважды "сходить замуж и вернуться", как она говорила.
Оказавшись вне стен института с дипломом инженера-авиаконструктора на руках, она вдруг с удивлением узнала, что отечественное самолетостроение переживает отнюдь не лучшие дни, а последние тихо загибающиеся авиаконструкторские бюро, просто не в состоянии впитать в себя и прокормить молодые кадры. Поэтому вновь взращенные специалисты должны выплывать в одиночку. Пометавшись по всем возможным конторам, в которых мог найти применение её диплом, Агния везде получила вежливый и равнодушный отказ. Какое-то время ей удалось поработать мастером в слесарном ПТУ, но постоянное общение с поколением "пепси" вызывало у несчастной регулярные приступы немотивированной агрессии, и во имя душевного здоровья Агния покинула стены ПТУ, ставшего к тому времени не то лицеем, не то колледжем.
Следующие три года девушка провела, борясь с обстоятельствами, и потерпела сокрушительное поражение по всем статьям. Испробовала все, начиная от сетевого маркетинга и торговли "гербалайфом" и заканчивая выращиванием пиявок, шитьем кроликовых свингеров "а ля шиншилла", а также почасовым выгуливанием собак "новых русских". Пиявки отчего-то у неё болели и дохли, свингеры никто не хотел покупать, и они с трудом расходились по милосердным знакомым, а бультерьеры и мастино-неаполитано нещадно кусали пахнущую любимым котом Агнию.
Кроме того, существовал ещё братец Лева, который был моложе Агнии на четыре года и за это время вырос в длинного и совершенно инфантильного мужика, все свое время проводящего за стареньким компьютером и сидящего на шее у родителей-пенсионеров. Родителей было жалко, и Агния старалась подбросить Леве хоть немного деньжат, которые немедленно тратились им на покупку новых дисков с компьютерными играми.
Агния оправдывала братца тем, что у него проблемы с сексуальной ориентацией. Леве одинаково нравились и женщины и мужчины, но официально признать себя бисексуалом он, по непонятным причинам, не хотел и постоянно терзал окружающих своими интимными мученьями.
Когда Агния окончательно опустила руки и решила, что у неё в жизни осталось только два пути — либо в омут головой, либо продать оставшуюся от одного из замужеств комнату в коммуналке и перебраться к родителям в двухкомнатную "хрущобу", одну из комнат которой прочно оккупировал Лева вкупе с компьютером, а в другой обитали папа, мама, старая болонка Матильда и наглый кот Мамай, она, естественно, позвонила Лёльке. Было это в полпятого утра. Лёлька ужасно хотела спать, но добросовестно прошлепала с трубкой у уха на кухню, чтобы не разбудить вернувшего поздно вечером из Москвы Олега. И там, разлепив сонные веки, она увидела на кухонном столе скомканную столичную газету "Из рук в руки". Что было раньше завернуто в эту газету, она не помнила — возможно, грязные Олеговы носки или остатки вагонного ужина, но это неважно. Решение пришло внезапно.
— У тебя есть газета городских объявлений? — перебила она стенающую подругу.
— У меня их сотни, — горько ответила та. — И что?
— Немедленно бери их все и приезжай ко мне, — скомандовала Лёлька.
Через полчаса Агния ввалилась в её квартиру, волоча за собой здоровенную авоську с макулатурой. К этому времени Лёлька успела испещрить московскую газету разноцветными пометками. Ещё два часа ушло на ползание по расстеленным на кухонном полу местным изданиям разного срока давности. Проснувшийся и сунувшийся было на кухню Олег только округлил глаза и повертел пальцем у виска.
В конце концов, по завершении сравнительного анализа подруги получили некий список, на который уставились, затаив дыханье. Олег, получивший после долгого ожидания вожделенную чашку кофе, заглянул через их склоненные головы и с выражением прочел:
— Эротический тайский массаж, очаровательные девушки и респектабельные мужчины для эскорта, заговор вуду, изысканный татуаж и боди-арт... Это ещё что за хренотень, не объясните?
— Это когда делают цветную татуировку или просто раскрашивают тело красками, очень красиво получается, — с готовностью растолковала Лёлька.
— Да знаю я, что такое боди-арт! Я про список в целом спрашиваю.
— А-а, это перечень услуг, которые рекламируются в московской газете и которые никто пока не предлагает в нашем городе. Непаханная, так сказать, нива для Агнии.
Олег подавился кофе и его пришлось долго колотить по спине.
— Вы сдурели, — наконец прокашлялся он. — Анька ни одной пиявки толком вырастить не смогла, а тут заговор вуду и тайский массаж! Да её оборжет первый же клиент. Или задушит от злости.
— Никаким эротическим массажем и эскортом я заниматься не буду, — перепугалась Агния. — Это же явная проституция!
— Слушайте вы, бестолочи, — рассвирепела Лёлька, — никто и не говорит, надо осваивать все это сразу. Тут еще дальше есть "спиритизм и гадание", а ещё "разведение беговых тараканов".
Олег демонически захохотал, а бедная Агния завопила, что от тараканов её тошнит, а если они ещё и беговые, то, значит, будут носиться по всей её и без того убогой жилплощади, как кони. И что лучше она просто, без затей отправится на панель, или замуж за Отара Цвикадзе, что во много раз хуже панели. Лёлька заткнула уши и переждала поднявшийся шум. Потом нацелила указующий перст в список и заявила:
— Ты станешь гадалкой!
— Я? — обомлела Агния — Да из меня гадалка, как из тебя беговой таракан.
— И не спорь! Раскладывать карты и с умным видом пялиться в хрустальный шар сможет даже последняя идиотка.
— Да? — с сомнением произнесла Агния. — Но при этом нужно ведь и чего-то там говорить. Предсказывать, так сказать, будущее, угадывать прошлое. А откуда я его узнаю, черт побери?!
— И где вы, интересно, возьмете хрустальный шар? — неожиданно заинтересовался Олег.
Но Лёльку трудно было сбить с выбранного направления. Она торжествующе ткнула в объявление, напечатанное мелким шрифтом на последней странице московской газеты.
— Вот, читайте: "Школа предсказателей и колдунов. Срок обучения — две недели. Выдается диплом установленного образца. Практическая помощь".
— Но ведь это в Москве! И что это за диплом, который можно получить за две недели? Да ещё кем-то установленного образца. Наверняка надувательство! — с отвращением бурчала Агния.
— Надувательство — не надувательство, но чему-то они тебя научат, подскажут где приобрести магический шар и пару сушеных гадюк. А там уже все будет зависеть от тебя. Ну, решайся!
— Да где ж я денег возьму на дорогу до Москвы и обучение? Наверняка они дерут сумасшедшие бабки, — продолжала вяло сопротивляться Агния, но Лёлька уже набирала указанный в газете телефон.
Несмотря на ранний час, ей почти сразу же ответили. Через десять минут она располагала полной информацией о сомнительном учебном заведении. Олег выразил готовность профинансировать авантюру, надеясь избавиться от Агнии хотя бы на полмесяца. Уже через день её, мрачную и возмущенную, затолкали в московский поезд и отправили постигать таинственную науку предсказаний и пророчеств.
Из Москвы Агния вернулась умиротворенной и повеселевшей. Прямо с вокзала Лёлька с Олегом торжественно отвезли её в снятую за бесценок тесную дворницкую, расположенную в первом этаже старого пятиэтажного дома. Лёлька заранее вымыла запущенное помещение и оклеила его стены и потолок темно-синими обоями с изображением звезд и полумесяцев. Окно затянули черным штапелем, купленным в ритуальном салоне, колченогий стол, оставшийся еще от прежних обитателей, накрыли алой плюшевой скатертью, наследством любимой Олеговой бабушки
Когда Агния водрузила на стол новенький шар из голубоватого хрусталя на подставке, украшенной каббалистическими знаками, и банку с заспиртованным ужом, приобретенным по случаю в магазине наглядных пособий, картина получилась впечатляющей. На обшарпанную дверь бывшей дворницкой прикрепили табличку с черной надписью готическими буквами: "Модеста". Такая же надпись украшала объявления, напечатанные практически во всех городских газетах.
— Почему Модеста? — приставал к Лёльке и новоиспеченной прорицательнице Олег. — Что сие значит и с чем его едят?
— Отстань, смертный! Это имя мне дала сама Великая Магистерша Оккультных наук и Провидица Вселенной Брунгильда, — сообщила Агния, накидывая на плечи черную шаль с люрексом, купленную за смешные деньги у таджикских беженцев в переходе около Белорусского вокзала. — Как любимой ученице и преемнице.
— Не фига себе! — изумился Олег. — Ты всего за две недели смогла стать преемницей этой Великой Магистерши? Да у тебя, оказывается, прямо дар Божий. Может и мне податься в преемники Великого Селекционера Беговых Тараканов? Лель, как ты считаешь?
Первые клиенты явились к Агнии уже на следующий день после опубликования заманчивой рекламы. В дворницкую протискивались экзальтированные худосочные девицы не первой и даже не второй молодости, желающие узнать, когда же их поймут и оценят романтичные и щедрые мужчины. Впархивали наивные старшеклассницы, до колик влюбленные в группу "Руки вверх" и Рикки Мартина. Вплывали озабоченные назревающим разводом с гуленой-мужем матери семейств.
Агния трудилась на совесть — раскладывала колоду щеголеватых карт, изукрашенных изображениями индийского многорукого божества, лила расплавленный воск в стеклянный кувшин, позаимствованный у Лёльки, читала линии судьбы на ладонях. И добросовестно выкладывала посетительницам все, что видела.
В результате, ни одна из них не ушла от трудолюбивой гадалки удовлетворенной. Как ни старалась Агния, все короли до одного шарахались от малахольных девиц, юные курсистки получали прогноз на долгую трудовую жизнь и огромное количество детей, рожденных, увы, без участия кумиров шоу-бизнеса, а почтенные матроны бесились, узнавая, что наглые пиковые дамы уведут таки их спутников жизни в райские кущи.
Через месяц Агнии пришлось снизить таксу, но жидкий ручеёк желающих приобщиться к таинствам своей судьбы неуклонно таял. Апофеозом магической деятельности стал спиритический сеанс, на который задавленная финансовыми проблемами прорицательница решилась под мощным напором одной энергичной вдовы. Вдова требовала свидания с духом недавно усопшего супруга, чтобы выяснить, куда тот спрятал вырученные от продажи машины пять тысяч долларов.
Впоследствии Агния клялась, что сеанс провела просто блестяще. И не её вина, что охотно явившийся по первому зову дух мужа клиентки высказал последней все, что думал о ней при жизни, а на вопрос: "Где деньги?" ответил: "Где, где — в Караганде!"
Слухи о гадалке, которая пророчит одни пакости, пошел гулять по городу, и никакая реклама уже не могла помочь неудачливой Модесте. Напрасно черный кот Воланд, ежедневно притаскиваемый Агнией из дома в помещение бывшей дворницкой, намывал гостей, вольготно расположившись на скатерти Олеговой бабушки в обществе заспиртованного ужа. Агния уныло вязала шарфики и носки, в ожидании голодной зимы, и тоскливо вздыхала, уже видя себя идущей под венец с ненавистным Отаром Цвикадзе.
Судьба явилась Агнии в виде бритоголового молодого человека, украшенного тремя золотыми перстнями-печатками и стандартной золотой цепью толщиной в руку. Габариты юноши по высоте и ширине в точности соответствовали дверному проему, а выпирающие из карманов предметы наводили на совершенно определенные ассоциации. Агния даже решила поначалу, что к ней на огонек забрел представитель местного рэкета, и посочувствовала ему — взять с неё было решительно нечего, в кошельке оставалась последняя сотня, кажется, уже разменянная. Она отложила вязание и устало вздохнула.
Но молодец, помявшись, представился Василием и попросил узнать, не грозит ли ему, в натуре, какая-нибудь беда на сегодняшней стрелке. Дескать, хозяин его направляет в одно сомнительное местечко для выяснения отношений с конкурентом, а ему, Василию, что-то с утра маетно. Вот он и решил заглянуть на всякий случай к колдунье, выяснить, не готовит ли ему судьба подлянку. Рекламу Модесты он прочитал, когда утром на толчке изучал газету месячной давности в поисках анекдотов.
Агния поправила на плечах таджикскую шаль, шуганула со стола злобно гнущего спину Воланда и машинально перетасовала колоду.
Карты легли совершенно определенно. Василию выходили полные кранты.
— А может, все-таки казенный дом светит? В смысле, менты заметут или в больничку попаду? — горестно вопрошал амбал, но Агния была непреклонна:
— Не доживешь ты до следующего дня, касатик, если не обхитришь вот этого червового короля. А если обхитришь, то будет тебе и богатство и долгая жизнь без казенного дома, — тыкала она в карты.
Потом она для верности растопила в плошке воск и вылила его в воду. Даже обладающий минимальным воображением бандит сразу же увидел в застывшей субстанции изображение кладбищенского креста...
Когда вдали стих топот умчавшегося в панике Василия, Агния обнаружила, что он забыл уплатить за гадание. Вздохнув, она выловила из кувшина мокрый воск и снова принялась вязать, проклиная день, когда поддалась на Лёлькину провокацию и встала на сомнительную стезю предсказательницы. Надо было сообразить, что их всю дорогу жгли на кострах за добросовестный труд...
Утро следующего дня началось ужасно: Агнии еле удалось отбиться от ненормальной бабы, которая требовала, чтобы ей погадали непременно на человеческих костях. Баба удалилась, громко ругаясь и обзывая Агнию шарлатанкой, а бедная Агния принялась нервно разбирать запутавшиеся петли очередного шарфика. Воланд вылез из-под стола, куда спрятался от греха подальше — вдруг посетительнице влетело бы в башку погадать на его бренных останках за неимением человеческих.
— Кис-кис-кис, — позвала Агния кота и высыпала ему в блюдечко остатки "Вискаса".
Внезапно тишину затхлого дворика, куда выходило окно дворницкой, огласил рев моторов и визг тормозов. Через минуту в тесное помещеньице ввалилось сразу четверо увесистых парней. Бряцая цепями и толкаясь локтями, как третьеклассники, вызванные к директору школы за курение в туалете, они обступили Агнию. Возглавлял делегацию живой, здоровый и страшно довольный Василий. Несколько обалдевшая девушка прижала к груди магический шар и банку с ужом, которым явно угрожала опасность от обилия огромных неуклюжих конечностей.
Едва не рыдая от избытка чувств, Василий шлепнул на середину стола пачку зелененьких бумажек.
Оказывается, вчера он перехитрил таки червового короля. Не смея ослушаться приказа хозяина и одновременно до колик боясь ехать на "стрелку", он, вместо того, чтобы рулить к месту встречи на верном "джипе", отправился в речной порт. Погрузившись на катерок, он переплыл реку и с тылу подобрался к ангару, где должно было состояться толковище. Конкурирующую братву он узрел практически сразу: весело матерясь, она устанавливала на двери ангара здоровенное взрывное устройство, способное в молекулы разнести первого, кто дернет на себя ручку.
Пылая праведным гневом, Василий достал ствол и с одного выстрела попал в адскую машинку, которая полностью оправдала надежды своего создателя. Приехавшая на место взрыва милиция пинцетом собирала в пробирки со стен разодранного, как консервная банка, ангара то, что осталось от зловредных конкурентов.
Хозяин за находчивость вынес Василию благодарность, а его друганы возжажадали лично познакомиться со жрицей оккультных наук.
И пошло-поехало. Поначалу Агния предсказывала разнообразным бандитам, какие гадости им в ближайшее время следует ждать от переменчивой фортуны. А так как трудовая преступная жизнь богата неприятностями, то никто и не думал предъявлять Великой Модесте претензии, наоборот, благодарили и щедро оплачивали самые кошмарные прогнозы. А если они сбывались, то оставшиеся пока в живых братки начинали относиться к Агнии с ещё большим почтением.
Вскоре в бывшую дворницкую зачастили и клиенты покруче — криминальные авторитеты, бизнесмены, даже банкиры и местные политики. Агния истрепала не одну колоду карт, предсказывая им плачевные результаты финансовых махинаций, непременное падение курса доллара и даже дурацкие результаты выборов. При этом она никогда не врала, просто научилась читать карты несколько иначе. Не станешь же блеять про несчастную любовь и долгие слезы мордовороту, сопровождаемому тремя охранниками.
Самое смешное заключалась в том, что почти все пророчества Агнии сбывались. А когда вызванный ею дух недавно убиенного авторитета по кличке Чума сообщил почтительно вспотевшей публике, что новым мэром города станет коммунист Трепетов, а он, Чума, жутко скучает на том свете без сауны с девочками и своего мобильника, слава Модесты подскочила на небывалую высоту.
Жильцы дома, вначале обалдевшие от наплыва специфической публики, попытались, было, роптать, но потом сообразили, что теперь они могут жить, как у Христа за пазухой. Ни один домушник не смел покуситься на квартиры обитателей дома, где обосновалась Модеста. Подъезд отныне сверкал чистотой и пах свежей краской, а во дворе появились новенькие скамейки, штакетник и даже детская карусель. Откуда это взялось, трудно сказать, но ходили слухи, что новому мэру сообщили о поддержке его кандидатуры с того света самим Чумой, и он дважды тайно навещал прорицательницу и уходил от неё в глубокой задумчивости.
Так неожиданно для себя Агния разбогатела. Доллары и рубли теперь обильно кучковались вокруг неё, сея смятение в душе.
Братец Лева, на время позабыв о проблемах сексуальной ориентации, припал к забившему источнику финансирования и постоянно ошивался в и без того тесной дворницкой. Затеваемые им с далекими от компьютерных новинок клиентами разговоры о новых "квестах" и "стрелялках", наводили тех на мысль, что странный парень на самом деле является либо наемным убийцей, либо суперагентом спецслужб. Разинув рот, бандиты слушали бессвязные, и оттого ещё более жуткие, описания виртуальных событий, в которых ушастый дылда с косицей мочил врагов самыми изуверскими способами или совместно с толпой цэрэушников носился по всему миру в поисках всяких секретных штук.
Наконец, Агния поняла, что дальше так жить нельзя, и приобрела в том же подъезде трехкомнатную квартиру на втором этаже. В большой комнате она устроила рабочее место и назвала её салоном, вторую превратила в приемную, а в третьей нахально воцарился Лева с новеньким компьютером. На кухне жили кот Воланд и приобретенный в обанкротившемся заезжем зверинце питон Сигизмунд.
Агния продолжала ездить ночевать в свою коммуналку, что вызывало у Лёльки зубовный скрежет.
— А твой братец не мог бы подумать о том, что тебе нужна элементарная спальня? — гневно вопрошала она облаченную в фиолетовый балахон подругу.
Та отрешенно стряхивала пепел с сигареты и, поглаживая развалившегося на коленях питона, качала головой:
— Левушке тут комфортно, я слежу, чтобы он регулярно питался и принимал душ...
— Правильно, а то без тебя он отощает и покроется паршой. Ты понимаешь, что этому трутню уже двадцать пять лет? А ты следишь, чтобы он зубки чистил перед сном, а потом тащишься на другой конец города в свой клоповник!
В конце концов, Агния нашла отличный выход из положения. Она купила квартиру, которая находилась в соседнем подъезде на том же этаже. Вторая квартира была зеркальным отражением первой и имела с ней общую стену. Бригада шабашников, ремонтировавших новое жилье, сделала дверь, соединявшую обе квартиры. Дверь располагалась очень хитро — задняя стенка стенных шкафов в прихожей сдвигалась в сторону и открывала проход. Об этой двери почти никто не знал. Днем в шкаф, расположенный в первой квартире, посетители вешали свою верхнюю одежду, а после их ухода Агния могла спокойно отправляться в свои апартаменты.
Кажется, даже Лева не подозревал о потайной двери — ему было просто наплевать, куда и каким образом исчезает по вечерам сестрица и откуда появляется утром. Если бы она ночевала на люстре, а спозаранок с грохотом сваливалась бы с неё на пол, то компьютерный маньяк и то вряд ли проявил бы интерес. Все его мысли витали в интернете, к которому он наконец-то получил возможность подключиться.
После обретения уютного жилища Агния смогла перевести дух и даже организовать кое-какую личную жизнь. Один из её самых верных клиентов, Вотя, которого на самом деле звали Виталием Барминым, предложил ей руку, сердце и достаточно тугой кошелёк. Агния благосклонно приняла все три ингредиента и планировала в августе пойти с Вотей под венец. Так что ночные звонки давненько не тревожили Лёльку.
Глава 2
— Лёлька, это ты? — спросила Агния.
— А кому ты, интересно, звонишь? — раздраженно ответила подруга.
В ответ в трубке опять послышались громкие истеричные рыданья. Лёлька отодвинула трубку от уха и уселась по-турецки на кровати, готовясь выслушать очередной душераздирающий рассказ Агнии о ссоре с любимым Вотей, но то, что она в конце концов услышала между горестными вскриками, повергло её в шок.
— Ты в своем уме? — только и смогла пробормотать Лёлька и быстро добавила: — Сиди на месте и жди меня, я сейчас же еду к тебе. Ничего не предпринимай и никому больше не вздумай звонить!
Через пять минут, одетая во что попало, Лёлька уже отъезжала от своего дома. Дорога заняла не больше десяти минут, и все это время в её голове с разными интонациями звучала фраза, услышанная ею от подруги: "Вотю только что кто-то зарезал у меня дома, прямо у меня на глазах!" Лёлька пыталась сопоставить две части непонятной информации. Если Вотю зарезали прямо на глазах Агнии, то почему она не знает, кто это сделал? А если она не видела, кто это сделал, то почему вопит, что это произошло у неё на глазах? Оставалась ещё слабая надежда, что подруга просто набралась как следует и несет всякую ахинею, но во-первых, Агния отличалась умеренностью в употреблении горячительных напитков, а во-вторых, придумать такое даже в изрядном подпитии — это всё-таки чересчур.
Лёлька припарковалась у самого подъезда и поспешно нажала на кнопку домофона. Никто не ответил. Значит, Агния находится в той квартире, где расположен салон, как гордо именовала своё служебное помещение предсказательница. Лёлька перебежала к соседнему подъезду. На нем домофона не было. Поднимаясь по лестнице, она не услышала ни единого звука — дом мирно спал. Агния ожидала её в открытых дверях квартиры. Красные от слез глаза и распухший нос контрастировали с серебристо-жемчужным вечерним платьем и туфлями на высоком каблуке, пепельные волосы были всклокочены.
— Что произошло? — шепотом рявкнула Лёлька.
Агния слабо махнула рукой внутрь квартиры и посторонилась, пропуская подругу. Вотя лежал на спине поперек прихожей. На лице его застыло полное изумление, а в груди торчал огромный кухонный нож. Лёлька уставилась на труп, а Агния заревела и сползла по стене. То, что Вотя мертв окончательно и бесповоротно, было ясно с первого взгляда. Стараясь не смотреть в его широко открытые застывшие глаза, Лёлька обошла вокруг тела. Освещение в прихожей было явно недостаточное — горели только настенные бра, украшенные индийскими колокольчиками. Порядок вокруг царил идеальный, если не считать брошенный у зеркала палантин из белого меха, очевидно упавший с плеч Агнии. Судя по тому, что на Воте был элегантный костюм с синеватым отливом, парочка вернулась с какого-то светского мероприятия.
— М-мы были в "Мартинике", — пробормотала Агния сквозь рыданья, словно уловив ход мыслей подруги. — Потом за-за-зашли сюда и тут оно мелькнуло, толкнуло и убежало.
— Кто — оно? — сдавленно спросила Лёлька.
— Н-не знаю, метнулось откуда-то, налетело на Вотю, он упал. Потом на меня, я отлетела в сторону. Я не разглядела, кто это был, све-вет не зажигался, темно было-о-о, — завыла Агния, размазывая по щекам остатки макияжа.
— Ну хоть мужик был или баба? Это даже в темноте понять можно! — гаркнула Лёлька.
— А как поймешь? Толкнуло и убежало. Я выключатель у бра пока нашарила, его и след простыл. Свет зажгла, а тут Вотя с ножом лежит. — Агния ухватила себя за волосы и принялась мотать головой из стороны в сторону, издавая душераздирающие стоны.
Лёлька схватила её за плечи, рывком поставила на ноги и потащила на кухню. Усадив несчастную на табуретку и сунув ей в руки стакан воды, она уселась напротив и мрачно задумалась. Агния, громко стуча зубами о край стакана и давясь, пила воду. Ситуация выходила — хуже некуда. Кто-то в темноте пырнул Вотю ножом и исчез, оставив труп на полу в прихожей. И этот труп вполне могут повесить на бедную Агнию.
— Слушай, ты за нож случайно не хваталась, когда к Воте кинулась? Отпечатков не оставила? — спросила Лёлька, когда стакан опустел.
Агния помолчала, потом внезапно стала синеть. Вытаращенными глазами она уставилась в пространство и прошептала:
— Это мой нож! Я за него сегодня не хваталась, но на нем и так полно моих отпечатков, я им хлеб каждый день режу.
— Откуда ты знаешь, что твой? Таких ножей пруд пруди.
— А вот и нет! Он длинный, в ящик не помещался, и Вотя к его рукоятке колечко приделал, чтобы его можно было на стойку вешать. Я это колечко сразу увидела... — помертвевшими губами бормотала Агния.
Лёльке стало совсем нехорошо. Она даже почувствовала, что вот-вот тоже начнет синеть. Чтобы не допустить этого, она достала из шкафчика бутылку коньяка, которую Агния всегда держала там для неожиданных гостей и отхлебнула из горлышка.
— Дай мне, — попросила хозяйка и Лёлька молча протянула ей бутылку.
Но не успела Агния сделать глоток, как в прихожей нежно запел звонок. Тихая соловьиная трель громом грянула по натянутым до предела нервам, и коньяк выплеснулся в роскошное декольте Агнии. Подруги ошарашенно уставились друг на друга.
— Кто это может быть? — белыми губами прошептала Агния.
— Откуда мне знать? Может быть, соседи услышали твои рыдания и пришли узнать в чем дело...
— А если милиция?!
— С чего ты взяла, что это милиция? Кто её мог вызвать? — удивилась, было, Лёлька и тут же сообразила, кто. Тот, кто убил Вотю! Если он собирался подставить Агнию, он просто обязан был позвонить в милицию.
— Лёлька, я боюсь! Давай убежим в другую квартиру и скажем, что нас здесь не было.
— Идиотка! Тогда тебя уж точно посадят. Неужели ты думаешь, что милиционеры круглые болваны? Нет уж, идем открывать! — потащила её в прихожую, где заливался уже второй звонок, Лёлька.
Когда они достигли входной двери, Агния попыталась все-таки вырваться и нырнуть в стенной шкаф, но подруга держала её мертвой хваткой. В результате они чуть не свалились на труп Воти, шарахнулись от него, подкрались к входу и стукнулись лбами, пытаясь одновременно заглянуть в дверной глазок. Звонок прозвенел в третий раз и Лёлька, глубоко вздохнув, отперла, наконец, дверь.
Девица, стоящая на пороге, удивленно уставилась на их перекошенные физиономии. Потом она обозрела бальный наряд Агнии, залитый коньяком, и облачение Лёльки, которая поверх пижамы натянула старые джинсы и вязаный пуловер с широким воротом.
Внешний вид гостьи тоже производил впечатление. И если кожаные брючки цвета лососины и пушистый белый свитерок, между которыми открывалась глазу изрядная часть худосочного тела с пупком, украшенным цветной стекляшкой, еще можно было пережить, то волосы девицы определенно вызвали бы столбняк даже у несущегося на всех парах товарного состава. Правая часть встрепанной и одновременно слипшейся прически незнакомки имела фиолетовый цвет, тогда как левая была снежно-белой с вкраплением голубых прядей. Идеально ровный пробор, разделяющий волосы был также оформлен цветными стекляшками. В обрамлении такой шевелюры лисья мордочка гостьи, украшенная стильными очками в перламутровой оправе, выглядела совершенно ничтожной.
Все трое оцепенели на некоторое время. Гостья пришла в себя первой. Вызывающе вздернув острый носик, она потребовала:
— Гийома позовите, пожалуйста.
— Кого? — хором удивились Лёлька с Агнией.
— Гийома! Он здесь живет. Мы только что решили, что нам пора встретиться в реале.
— Где? — переспросила Лёлька, пытаясь сообразить, как такой кадр могли выпустить из психиатрической лечебницы.
— Здесь нет никакого Гийома! Здесь живу я, — в свою очередь нервно возмутилась Агния.
— Но он меня ждет! — напирала девица. — Скажите ему, что пришла Лулу, его родственная душа из мира грез.
— Девушка, говорят вам, здесь нет Гийома! Вы, наверное, ошиблись адресом, — попыталась вразумить её Лёлька.
— Ну уж нет! — внезапно завопила девушка. — Неужели этот проходимец пригласил сюда и вас, лахудр драных? Пустите меня к нему, я с эти извращенцем разберусь!
С этими словами феерическая Лулу растолкала в стороны опешивших подруг и влетела в квартиру. С разбегу она споткнулась о ноги лежащего тела и грохнулась на пол рядом с ним. В следующую минуту прихожая огласилась диким воплем — девица рассмотрела нож в груди трупа и заблажила дурным голосом. Агния мгновенно захлопнула дверь, а Лёлька кинулась к гостье, безуспешно уговаривая её прекратить кричать.
Но та орала, как резанная, отбиваясь от Лёльки ногами, обутыми в стильные полусапожки. Получив пару ощутимых пинков, Лёлька махнула рукой и устало опустилась на пуфик, стоящий около зеркала. Девица неожиданно перестала орать, вскочила на четвереньки и резво отбежала в дальний угол прихожей. Там она уселась на корточки и уставилась на мертвого Вотю.
— Так вот какой ты был, Гийом! — с пафосом воскликнула она и укоризненно посмотрела на Лёльку и Агнию. — Значит, вы его убили. Зачем? Из-за меня? Не слабо...
— Она психопатка, — устало констатировала Лёлька.
— Точно психопатка, — подтвердила Агния, сбрасывая туфли и болезненно морщась. При прорыве девицы в квартиру она оступилась и подвернула ногу.
— А вы — убийцы! — злорадно отозвалась из угла Лулу и повторила нараспев: — Не сла-або!
— Все, хватит, нужно вызывать милицию! — воскликнула Лёлька. — Иначе сюда прибегут и Гийом, и все соседи по дому. Такие вопли только глухой не услышит.
— Ладно, только я сама позвоню. А ты следи, чтобы эта поганка на меня не бросилась, — попросила Агния, осторожно приближаясь к телефону.
— Сама поганка! — тут же откликнулась девица. И добавила: — Я все про вас расскажу, гадюки!
Не обращая на неё внимания, Агния набрала нужный номер и устало сообщила об убийстве. До приезда милиции они так и оставались в прихожей, только Лулу уселась в своем углу в позу "лотоса" и, раскачиваясь, принялась вслух восхищаться неземной красотой мертвого Воти, которого упорно продолжала именовать Гийомом.
Бормотание девицы так достало Лёльку, что она была рада, когда, наконец, в квартиру вломилась толпа мужчин в форме и в штатском. Они немедленно оттеснили девушек на кухню и принялись фотографировать все подряд и посыпать предметы обстановки порошком для снятия отпечатков пальцев. Высокий импозантный брюнет с седыми висками, видимо следователь, уселся посреди кухни на табурет и обвел присутствующих строгим взглядом:
— Ну и что тут у вас произошло, барышни?
— Они убили Гийома! — немедленно высунулась вперед Лулу.
Брюнет, пораженный до самого последнего нервного окончания её экзотическим видом, сделал над собой усилие и уточнил:
— Значит, убитого звали Гийомом? Иностранец?
— Да нет, его звали Виталием Сергеевичем Барминым, 38 лет, неженат, проживает на Пушкинской улице, дом 35, квартира 16, — устало ответила Агния.
— А почему тогда?... — он красноречиво указал на Лулу.
— Да черт её знает, — в сердцах воскликнула Агния. — Приперлась сюда к какому-то Гийому, ворвалась в квартиру, увидела мертвого Виталия и принялась твердить, что он и есть Гийом. Чокнутая идиотка!
— Сама идиотка! Мне Гийом назначил тут встречу, в реале. Я прихожу, а эти прошмандовки его уже успели зарезать. Бедный Гийом! Теперь нас ожидает встреча в только следующем из миров, — закатила глазки девица.
Брюнет с трудом отвел от неё взгляд и затряс головой. Лёлька нашарила на столе сигареты, закурила и устало попросила:
— Вы лучше нас по отдельности допрашивайте, а то эта особа, — она кивнула на впавшую в транс Лулу, — только все запутывает. Никакого Гийома тут нет и никогда не было, но доказать ей это невозможно.
— Ладно, — покладисто согласился представитель органов. — Только я хотел бы знать, кто из вас хозяйка квартиры и кто первым обнаружил труп?
— Я, — мрачно отозвалась Агния. — Я хозяйка квартиры и я обнаружила труп. Вернее я была рядом с Вотей, когда его убили.
— С каким Вотей? — обалдел брюнет. — Убили ещё и Вотю?
На Лёльку внезапно напал истерический смех, и она подавилась дымом. Пока она откашливалась, Агния терпеливо объясняла, что убитый Виталий Сергеевич Бармин и есть убитый Вотя.
В тот момент, когда информация, наконец, дошла до сознания следователя, раздался громкий топот, и в кухню ввалились два милиционера, таща под руки упирающегося Леву. Выглядел братец не лучшим образом — в семейных трусах с изображением Русалочки, старых сланцах и порванной на плече футболке. Бледная ушастая физиономия выражала растерянность и негодование. По всей видимости, его грубо оторвали от любимого компьютера.
Агния с Лёлькой онемели — они совершенно забыли про существование Левы и теперь одновременно изумились тому, что он, все это время находясь в квартире, даже не вышел поинтересоваться, что же тут происходит. А ведь всяческих звуков, причем очень громких, раздавалось предостаточно.
Брюнет тоже изумился и вопросительно посмотрел на Агнию. Та пожала плечами:
— Это мой брат. Он не в курсе событий, сидел в своей комнате, не выходил, ничего не знает.
— Лев Львович Сташевский, — представился, шаркнув ножкой, Лева. Потом вырвал у милиционера руку, сунул её под футболку и со скрежетом почесал худосочную грудь. — А в чем, собственно дело?
Брюнет прищурясь оглядел долговязую фигуру и с расстановкой спросил:
— А вы что, ничего не заметили?
— Где? — изумился Лева.
— В прихожей, на полу, — уточнил следователь.
— А что там?
— Там труп, — последовало уточнение.
— Чей? — разинул рот братец и растерянно посмотрел на Агнию. Потом перевел взгляд на Лулу и содрогнулся от макушки до пяток.
— Виталия Сергеевича Бармина, — отчеканил следователь, медленно наливаясь злобой.
— Воти? — уточнил Лева, не отводя зачарованного взгляда от радужных волос девицы. И отрешенно пожав плечами, пробормотал: — Не заметил.
— Вы что, уже увезли тело? — металлическим голосом осведомился брюнет у одного из милиционеров.
— Да нет, эксперт пока не велел трогать, — изумленно ответил тот.
— Так какого же... — повысил голос следователь, но осекся и ещё раз пристально вгляделся в Леву.
Выражение лица родственника хозяйки квартиры и то, что он не заметил труп, занимающий почти все пространство прихожей, через которую только он что прошел, наводило на определенные умозаключения. "Законченный придурок", — сделал вывод представитель органов и тоскливо вздохнул. Он по опыту знал, как трудно распутываются дела в которых свидетелями выступают подобные типы.
В этот момент Лулу, до этого меланхолически созерцавшая узор на корзинке с печеньем, внезапно встала и с надрывом заявила, шлепнув по столешнице узенькой ладонью:
— Вы мне должны его отдать!
— Кого? — отшатнулся от неожиданности следователь, тесня милиционеров и зажатого между ними Леву.
— Моего Гийома! Я обязана украсить его последний путь, ведь нам ещё предстоит условиться о новой встрече за гранью вечности.
Милиционеры уставились завороженными бараньими взглядами на неожиданно вспорхнувшее пестрое существо, а Лева слабо затрепыхался в их руках и возмутился:
— Вы не имеете права! Я возражаю!
— Против чего? — удивился неожиданному Левиному порыву брюнет.
— Я не хочу, чтобы меня отдавали этой... — он с трудом подобрал нужное слово и, наконец, нашел его: — Шутихе. Да ещё в последний путь! У меня, в конце концов, права есть, и я не позволю...
— Да при чем здесь ты? — раздраженно отмахнулась от него девица. — Я требую отдать мне моего возлюбленного Гийома!
— А я кто? — Лева слегка раздвинул милиционеров и подался вперед.
— А ты — козел в трусах, — коротко и уничижительно охарактеризовала его "шутиха".
Лева задохнулся от негодования и изо всех сил завопил:
— Да во всех блуждающих мирах нет второго Гийома, кроме меня, рыцаря в лунных доспехах, собирателя пылинок Вечной Вселенной и защитника её хрупких ростков! А ты, кисть малярная, осмеливаешься называть меня козлом?!
Вслед за этой тирадой наступила звенящая тишина. Даже за дверью кухни прекратилось всякое движение. Лица милиционеров стали до предела задумчивыми — один из немногих свидетелей явно ускользал от них в направлении психиатрического отделения городской больницы. Следователь, напротив, развеселился и, ухватив Лулу за локоть, подтащил её поближе к Леве, потом ткнул рыцаря в лунных доспехах пальцем в солнечное сплетение и объяснил девушке:
— Вот ваш возлюбленный Гийом, дорогуша! Можете забирать и пользоваться, мы препятствий чинить не будем. Только прошу не торопиться отправлять его в последний путь, он должен ещё дать показания и подписать протокол.
Поднявшийся вслед за этим гвалт не поддается описанию. Разочарованные Лулу и Лева-Гийом гневно обвиняли друг друга в очковтирательстве при виртуальном общении, во время которого каждый описал свою внешность мягко говоря с некоторым преувеличением. Ничего не понимающие милиционеры допытывались, как же на самом деле зовут странного субъекта в трусах, а Лёлька пыталась им втолковать, что такое интернет и как можно познакомиться в виртуальном мире, не видя друг друга. В довершение всего с кухонного шкафа свесился до этого мирно спавший там питон и выразил желание принять участие во всеобщем бардаке. Лёльке пришлось стащить Сигизмунда вниз и устроить у себя на плечах, чтобы успокоить ошеломленных его появлением стражей закона.
Махнув рукой на возможность навести хоть какой-то порядок, следователь увлек за собой Агнию, чтобы спокойно расспросить где-нибудь в другом помещении. Но как на грех, в тот момент, когда они вышли в прихожую, тело Воти подняли, чтобы переложить в черный пластиковый мешок. Голова убитого запрокинулась, и укоризненный взгляд его карих глаз уставился прямо на бедную женщину. И без того измученная Агния немедленно лишилась чувств и кулём свалилась на руки ближайших оперативников.
До крайности раздосадованный, следователь вернулся на кухню, вытурил оттуда всю публику, кроме Лёльки, выпил кружку воды и устало плюхнулся на табуретку. Некоторое время он молчал, потом пожаловался:
— Да что ж это за ночь такая, сначала вызов на убийство в дачном поселке, где теплая компания бомжей перепилась в пустующем с осени доме до поросячьего визга и развлеклась битьем банок с томатным соком. Внезапно приехал хозяин дачи, увидел в своем доме кучу тел, залитых кровью, и поставил всех на уши. Мы туда почти час добирались. За это время пьяницы ожили и стали расползаться, как тараканы, по соседним участкам. Пришлось оперативной бригаде их ловить. И тут же погнали сюда... А уж тут — полный абзац: девица в безумной раскраске, Гийом этот придурочный, змеи со шкафа валятся. И, главное, допросить никого толком невозможно...
— Ну, допросите меня, — предложила Лёлька, которой стало жаль беднягу. — Только давайте я чайник включу и кофе нам сделаю.
— Кофе это хорошо. Кофе — это совершенно нормально, а если вы еще и змеюгу куда-нибудь приберете, будет совсем здорово, — обрадовался следователь и достал бланки протокола. Настенные часы показывали половину пятого утра...
Когда Лёлька заканчивала давать показания, на кухню заглянул один из оперативников и сообщил, что хозяйка квартиры более-менее пришла в себя и в состоянии общаться. Следователь, которого, как оказалось, звали Арсением Петровичем, моментально отправился к Агнии в салон. Войдя туда он несколько оробел, хотя из беседы с Лёлькой узнал о неординарной профессии её подруги и был готов к соответствующему интерьеру.
Агния возлежала на широком кожаном диване, укрытая бархатной мантией радикально-черного цвета. Выглядела она ужасно — бледное лицо, темные круги под глазами. У её изголовья устроился огромный черный кот, один глаз которого был желтым, а второй — ярко-зеленым. Потолок комнаты был черным, а ковер на полу — наоборот — снежно-белым. На белом фоне четко выделялись грязные отпечатки обуви сотрудников следственной группы. А так как группа приехала сюда непосредственно с дачи, залитой томатным соком, то было похоже, что по ковру бродила парочка вампиров после кровавого пиршества.
Кроме дивана, в комнате был только круглый стол, покрытый алым шелком, несколько стульев с резными высокими спинками и старинный буфет. К содержимому буфета Арсений Петрович долго присматривался: там виднелись пыльные бутылки темного стекла с залитым сургучом горлышками, какие-то потрепанные фолианты и множество оплавленных свечей. Ржавый канделябр с пятью толстенными свечами красовался и на столе рядом с хрустальным шаром. Пахло в комнате травами и воском. Агния сбросила с себя накидку и, пошатываясь, поднялась.
— Вы можете лежать, — сочувственно кивнул ей следователь. — Нам придется долго беседовать, а вы ещё не пришли в себя.
— Нет уж, лучше подняться, а то потом будет кружиться голова.
С этими словами она приблизилась к буфету и извлекла из него не какое-нибудь колдовское зелье, а пачку "Парламента" и здоровенную чугунную пепельницу. Водрузив её на стол, она немедленно закурила. Кот громко мякнул и, укоризненно глянув разноцветными глазами на хозяйку, поспешно удалился.
Арсений Петрович, успевший разложить на столе бумаги, произнес:
— Итак, Агния Львовна Сташевская. Возраст...
— Двадцать девять лет, — тяжко вздохнула Агния, словно возраст был на данный момент её главной проблемой.
***
Лёлька в это время маялась на кухне. В квартире царила какая-то напряженная тишина, изредка прерываемая приглушенными и непонятными звуками. В них чудились то резкий скрип, то бесовской хохот, то быстрые шаги. В конце концов, Лёлька не выдержала и, крадучись, вышла в прихожую. Ей пришла в голову мысль позвонить Олегу и сообщить, где она находится и почему. Но трубки на аппарате почему-то не было. Странно, обычно её никуда не уносили, а если уносили, то после разговора клали на место.
Лёлька озадаченно посмотрела по сторонам и под ноги: на темном ковровом покрытии прихожей белел старательно выведенный контур человеческого тела. "И зачем они это делают? — задумалась она. — Чтобы подольше действовало на психику? Ведь тело Воти и фотографировали, и снимали на видео. Так ведь нет — изобразили фигуру, как в дешевом детективе. Аньке и без того тошно, а тут еще этот силуэт".
Тут в глубине квартиры снова раздался странный хохот и глухие не то взрывы, не то выстрелы. Потом в туалете кто-то спустил воду. Лёлька настороженно замерла, но из туалета никто не вышел. "Черт знает что происходит в этом доме!" — пробормотала про себя Лёлька, возвращаясь на кухню. Там над своей пустой мисочкой грустно сидел Воланд. "И кот откуда-то материализовался, его ведь здесь не было". Она налила в миску молока. Хотела покормить и питона, но совершенно не представляла, что он ест.
В коридоре послышался быстрый топот босых ног и хихиканье. Лёлька, как ошпаренная, выскочила из кухни, но никого не увидела. Тогда она нажала кнопку на телефонном аппарате. Лампочка замигала, но сигнала трубки не было слышно. Что за чертовщина? И Лёлька отправилась искать трубку. В приемной её не было. Там, кажется, вообще ничего не было, кроме нескольких кресел и стеклянного столика, испачканных белым порошком для снятия отпечатков пальцев. В салон Лёлька заглянуть не решилась и, выйдя из приемной, приблизилась к двери Левиной комнаты. Тут она сразу поняла, откуда доносилась большая часть странных звуков — за дверью слышалось визгливое хихиканье и громкие вскрики.
— Чем они там, черт побери, занимаются? — прошипела Лёлька. Из комнаты послышались протяжные стоны, что-то упало и покатилось по полу. — Неужели эта безумная парочка все-таки поладила и, не теряя времени, занялась любовью?
Тут раздались странные хлопки и индейский клич. Если это секс, то, по меньшей мере, слегка странный... Не в силах сдержать любопытство, Лёлька осторожно приоткрыла дверь и заглянула в щелочку. Лева и Лулу плечом к плечу сидели у дисплея и резались в какую-то "стрелялку". Разозлившись, Лёлька громко постучала, но оба даже ухом не повели. Тогда она вошла и демонстративно поискала трубку — её не было и тут. Спрашивать что-либо у ненормальных было бесполезно — они не отрывали взглядов от экрана, на котором изрыгал огонь ствол здоровенной гаубицы и метались разлетающиеся на кровавые ошметки фигуры противных полуразложившихся зомби. Мельком взглянув на это безобразие, Лёлька ощутила настоятельную потребность посетить туалет.
И тут её ждала неожиданность. Стены и потолок крошечного помещения были разрисованы из баллончика красной нитрокраской. Рисунки не отличались разнообразием — в основном это были перевернутые пятиконечные звезды в круге и опять же перевернутые изображения крестов. Композицию дополняли несколько кривоватых каббалистических знаков, а прямо над бачком унитаза красовалась устрашающая фигура рогатого мужика с огромными зубами. Нарисована она была неумело, но вдохновенно. Забыв, зачем пришла, Лёлька ошарашенно уставилась на дикую роспись. Не далее как три дня назад она забегала к Агнии, и тогда помещение туалета сияло стерильной белизной.
Она ворвалась в салон в тот момент, когда Агния описывала появление в своей квартире Лулу. Замолчав на полуслове, она вопросительно уставилась на Лёльку. Следователь, старательно строчивший протокол, поднял голову и уронил ручку при виде Лёлькиной перекошенной физиономии.
— Что за чертовщина намалевана у тебя в туалете? — выпалила Лёлька с ходу.
— Не знаю, — удивилась Агния. — А что там нарисовано?
— Говорю же, чертовщина. Перевернутые кресты, пентаграммы, а в центре композиции — Люцифер.
— Ни фига себе! — ахнула Агния. — Ничего такого до нашего с Вотей ухода из дома не было. Я бы обратила внимание. И милиция ничего мне не сказала... — она вопросительно уставилась на Арсения Петровича.
Следователь пожал плечами:
— Откуда нам знать? Думали, так и было, мало ли, какие у хозяев вкусы. Я, например, видел в одной квартире ванную, расписанную сюжетами из "Кама-сутры"...
— То "Кама-сутра", классика, можно сказать, а то — Антихрист со всеми атрибутами! — разозлилась Лёлька.
Агния сорвалась с места и помчалась в туалет. Через минуту она вернулась в глубокой задумчивости и, плюхнувшись обратно на диван, печально покачала головой:
— То-то, когда мы вошли ночью, мне показалось, что в квартире пахнет чем-то химическим. Значит, оно вот чем занималось, поджидая нас. Ну и гадство...
— Да, интересная картина получается, — пробормотал следователь, обращаясь к ней. — Если следовать логике событий, выходит, что некто забрался в вашу квартиру, когда вас не было. В ожидании вашего возвращения он разрисовал из баллончика туалет дьявольской символикой, вооружился вашим кухонным ножом, отключил одну из пробок на электрощитке, а когда вы вернулись, ударил в темноте Бардина ножом в грудь, оттолкнул вас, выскочил из квартиры и был таков.
— Получается, так, — подтвердила Агния.
— Ну, тогда поясните, у кого могли быть ключи от вашей квартиры, потому что установлено, что замок не открывали отмычкой?
— Ключи были только у меня и у Левы, третий комплект лежит в прихожей. В ящике тумбочки, — тут же ответила хозяйка.
— А у вашего жениха?
— У Воти? — удивилась Агния. — Зачем?
— Ну, просто потому что обычно женщины дают ключи от своего жилища близкому мужчине, — терпеливо пояснил Арсений Петрович. — Насколько я понимаю, убитый Виталий Сергеевич Бармин был вашим женихом?
— Конечно. Но ключей я ему не давала, — настаивала Агния.
Лёлька хотела встрять и объяснить, что на самом деле эта квартира не является жилищем Агнии, живет она за стенкой, но подумала, что Агния по каким-то причинам не хочет говорить об этом, и промолчала. Вообще-то, проницательный сыщик мог бы и сам сообразить, что в этой квартире нет и намека на спальню молодой женщины. Нет даже гардероба с одеждой, а в ванной комнате отсутствует необходимое количество шампуней, кремов и косметики.
Но, видимо, следователь, настолько проникся образом необычной прорицательницы, что счел для неё необязательным наличие всех этих атрибутов. Вполне возможно, он полагал, что Агния ведет странный образ жизни — спит на голом кожаном диване, ходит круглосуточно в серебристом вечернем платье, а голову моет какой-нибудь желчью гадюки. Во всяком случае, он не проявил сообразительности в этом вопросе, а отправился в прихожую проверить наличие ключей в тумбочке. Лёлька и Агния потащились за ним и убедились, что ключи лежат на обычном месте.
В то время, когда они рылись в тумбочке, в прихожую ввалился один из оперативников и что-то горячо зашептал Арсению Петровичу на ухо. После чего оба представителя закона куда-то немедленно исчезли. Лёлька, заметив, что подруга горестно уставилась на белый силуэт на полу, поспешила увести её на кухню, чтобы напоить кофе. Пока кофе готовился, обе молча курили. Лёльке ужасно хотелось задать Агнии несколько вопросов, но она боялась лишний раз расстроить её. Наконец, налив в чашки крепкий, почти черный напиток, не выдержала.
— Вотя, конечно был милейшим человеком, но ведь в наше время занятие бизнесом означает повышенный риск. Ты хоть знаешь круг его интересов — партнеров, конкурентов?
— Что-то он такое рассказывал, — задумчиво ответила Агния, затягиваясь сигаретой. — Но, честно говоря, я мало этим интересовалась. Обычные вещи — это купил, с тем договорился. Конечно, хитрил, подставлял кого-то, но ведь все так делают, крутятся, как могут. Деньги у него водились, значит, умел дела проворачивать. Я в этом мало понимаю, ни к чему мне это.
— А я думала, что раз ты своим клиентам чего-то там предсказываешь и советуешь, то кое-что знаешь об их делах.
— С ума сошла? — удивилась подруга. — На фига мне это знать? Я карты раскину, посмотрю, что выпадет — успех или неудача, риск или все гладко. Иногда посоветую повременить или, наоборот, быстренько все обстряпать. А уж они сами соображают, о чем речь, иногда только просят уточнить, о деньгах или о благородных королях, к примеру. Чиновниках то есть. Но обычно с какой-то одной проблемой приходят, на большое количество интересов у них фантазии не хватает.
Лёлька уселась на подоконник и нахмурилась.
— А что ты знаешь вообще про Вотю? Ну, какие у него есть родственники, например. Он ведь вроде бы раньше был женат?
— О-о-о, — протянула Агния и залпом выпила свой кофе. — Родственники Воти — это целая песня! Женат он был на некой Зинаиде. Старше она его лет на пять, двое детей от двух предыдущих браков. А уж от Вотечки Катьку родила, ей сейчас десять лет. Мы как-то втроем с Вотей и Катькой провели целый день на теплоходе: это был полный кошмар. Девчонка совсем без тормозов, такое впечатление, что у неё жизненный принцип — сделать окружающим максимум гадостей. Истребляет жвачку тоннами и наклеивает её исключительно на скамьи и прочие сиденья, я привезла на своей заднице сразу три штуки. За столом в ресторане не поздоровилось всем — кому соль в чай, кому сахар в суп, а Воте достался уксус в водку. Представляешь, как он плевался? Ребенок был просто счастлив. Такая вот милая деточка с явной социальной патологией. Видимо, сказывается воспитание — Зинаида вышла замуж в четвертый раз за дикого сына гор Акакия Гогуа. — Агния поежилась. — Я видела его один раз и до смерти не забуду. Рожа ужасная, бритый череп и уши, как у нетопыря. Трудится на почве выколачивания долгов. Просто гений в этих вопросах — с такой-то рожей. А Катьку избаловал до невозможности, обожает маленькое чудовище и зовет "бутончиком". Вотя просто на стенку лез от этого.
— Слушай, а не мог этот самый Гогуа убить Вотю? По-моему, самый подходящий персонаж. — Задумчиво спросила Лёлька. Агния спрыгнула с подоконника, чуть не наступив на Воланда, умывавшегося около батареи.
— Знаешь, я сама об этом размышляла, но как-то не сходится. Я все время думаю, кто это мог быть, но не могу даже сообразить — мужик или баба. Понимаешь, по той силе, с которой оно меня толкнуло — вроде бы мужик, но вот запах от него... Сладковатый запах, цветочный даже. От мужиков пахнет по-другому.
— Ты же сама сказала, что тут химией воняло, нитрокраской из баллончика, — удивилась Лелька. — Как ты могла уловить запах убийцы, да еще за мгновение какое-то? Он же сразу выскочил за дверь.
— Ну не совсем мгновенье, оно ведь сначала наскочило на Вотю, потом ударило его ножом, потом на меня налетело, толкнуло в грудь, я навзничь упала. Не видела поэтому, когда оно в освещенную дверь выскочило, а то бы хоть силуэт заметила, — тяжко вздохнула Агния.
— А может ты какие-нибудь звуки слышала. Ну, рычал там он или кряхтел, — допытывалась Лёлька, с трудом представляя, какие звуки может издавать убийца, расправляясь со своей жертвой.
— Да нет, ничего такого не издавало. Вотя только слабо охнул. Он так охал, когда я ему уколы от радикулита ставила. А так, тихо было.
Лёлька тоскливо уставилась на утреннее небо за окном. Воланд закончил умываться и, задрав хвост, отправился по своим кошачьим делам. Она вспомнила, что так и не позвонила Олегу, тот наверняка уже ушел на работу, а там отловить его просто невозможно. Олег работал в ежедневной газете и целыми днями носился по городу, выискивая сюжеты для статей. Тут она сообразила, что сегодня выходной, праздник — Первое мая, и ахнула:
— Анька! — завопила она так, что Агния едва не свалилась с табуретки. — Ты знаешь, что за ночь сегодня была?
— Какого рожна орешь? — возмутилась подруга. — Жуткая ночь была, просто кошмар. Я и без тебя это знаю.
— Да я не об этом! Ночь на первое мая. Ну, вспоминай же! Неужели вы даже это в своей убогой ведьминской школе не проходили?
— Чего не проходили? Не можешь изъясняться понятнее? У меня в башке и так вместо мозгов сплошной студень, ничего не соображаю.
Судя по выражению лица, Агния действительно уже была не в состоянии нормально и последовательно мыслить. И уж точно, знания, полученные в Москве, напрочь вылетели у неё из головы.
— Так ведь ночь на первое мая — Вальпургиева ночь. Все уважающие себя ведьмы в эту ночь слетаются на Лысую гору на ежегодный шабаш. Там еще козлоногие мужики с ними пляшут, — торжественно произнесла Лелька.
— Точно, — вспомнила Агния, потом побледнела и шепотом спросила: — Ты что, думаешь эти рисунки...? И убийство Воти... Ритуальное?
— Ну, на ритуальное убийство похоже мало, какой уж тут ритуал — выскочил, ножом ударил и удрал. Но то, что намалевано у тебя над унитазом, навевает на определенные мысли...
Лелька не успела закончить фразу, как на кухне появился следователь Арсений Петрович и два оперативника. Физиономии у них были угрюмые и одновременно удовлетворенные.
— Агния Львовна, — устало спросил сыщик. — Скажите, когда вы с Барминым возвращались домой, не произошло ли между вами ссоры?
— Ссоры? — удивилась Агния. — Вроде, ничего такого... Хотя... Но это нельзя назвать ссорой. Просто мы были в ночном клубе, и там он слегка выпил. Начал отвечать на заигрывание какой-то размалеванной девки. Ну я его сцапала за шиворот — и домой, а по дороге, естественно, фыркала...
— А вот одна из соседок ясно слышала, что вы, поднимаясь по лестнице, громко говорили, что убьете Бармина, — злорадно прервал её один из оперативников.
— Кто, я? — разинула рот Агния. Потом подумала и согласилась. — Могла и такое сказать. Ну, вроде того: "Если еще хоть на одну голозадую проститутку будешь глаза пялить, убью!" Так ведь все так постоянно говорят...
— Но не все убивают, — вздохнул Арсений Петрович. — А ведь вполне могло быть так, что вернувшись в хорошем подпитии, вы продолжили ссору и дома. Схватили нож, ударили им вашего жениха. Потом, увидев, что он мертв, спохватились и решили инсценировать нападение. Разрисовали туалет, вырубили предохранитель и вызвали подругу. Могло так быть?
Агния закусила губу и с тоской посмотрела на Лёльку. Выглядела она — хуже некуда. Волосы растрепаны, на тонкой серебристой ткани платья проступили желтоватые пятна от пролитого на него коньяка, выражение лица совершенно опустошенное.
— Вы с ума сошли, — только и смогла пробормотать несчастная, роняя голову на сложенные на столе руки.
— Не знаю, не знаю, — покачал головой следователь. — Но задержать вас я просто обязан.
С этими словами, он ухватил Агнию за локоть и повел к выходу из квартиры. Лёлька взвилась, как ужаленная, и бросилась за ними.
— Вы не имеете права! — закричала она, заслоняя собой дверь.
— Имею, можете не сомневаться! — отрезал неумолимый Арсений Петрович, а оперативники легко устранили Лёльку с его пути.
Перед тем, как закрыть дверь у неё перед носом, последний выходящий обернулся и сочувственно порекомендовал:
— Вы бы собрали для подруги вещички: зубную щетку, костюмчик спортивный, тапки какие-нибудь. Принесете в управление, в шестнадцатый кабинет, мы там будем.
Глава 3
Ошарашенная Лёлька осталась посреди опустевшей прихожей. Негодование душило её. Как они могли додуматься до такой нелепости? Агния даже тараканов убивать не может, ей кажется, что зловредные насекомые всё-таки не заслуживают смерти только за то, что бегают себе по кухне и мирно размножаются. А тут — любимый мужчина! Может быть, Агния и не была влюблена в Вотю до беспамятства, да и трудно ожидать сумасшедших чувств от женщины, дважды испытавшей разочарование в браке. Но то, что она ценила добродушный нрав и широкую натуру Воти — вне сомнений. Она собиралась создать, наконец, прочную семью, завести детей, и выбрала мужика, за которым чувствовала бы себя, как за каменной стеной. И тут такое...
Первым делом Лёлька кинулась к стенному шкафу и проникла в другую квартиру. Здесь, в отличие от первой, чувствовалось желание создать женский уют. Стены были оклеены темными французскими обоями, дубовая мебель, бронзовые люстры и светильники.
В спальне Лёлька отыскала в шкафу теплый спортивный костюм и кроссовки, белье и толстые носки. Уложив все это в пакет, она сунула туда же щетку для волос, мыло, туалетные принадлежности и полотенце. На кухне нашла блок "Парламента", пачку крекеров и банку гранулированного "Чибо". Что ещё? Что вообще можно брать с собой в тюрьму? Лелька выгребла из холодильника батон сырокопченой колбасы и упаковку сыра "Доблю". Даже если это нельзя, откуда ей знать? Передаст, и всё!
Вернувшись через шкаф обратно, Лёлька без церемоний вошла в комнату Левы. Тот, не отрывая глаз от дисплея, целовался с Лулу, удобно устроившейся у него на коленях. Девица рассталась с полусапожками, и они валялись в разных углах комнаты. Голые ступни она поместила на столе и в упоении шевелила пальцами с выкрашенными зеленым лаком ногтями прямо перед экраном монитора. Лёлька нарушила тройственный союз двух идиотов и компьютера, проорав прямо на ухо Леве:
— Агнию арестовали, я повезла ей вещи в милицию. Замок из двери вынули, так что карауль квартиру!
Девица от неожиданности едва не свалилась на пол, а Лева обернулся и разинул рот, явно требовавший внимания дантиста.
— Как — арестовали? — проблеял недоразвитый братец.
— Как — арестовали? — эхом повторила его разноцветная подружка.
— За что? — хором ахнули оба и почему-то обалдело посмотрели друг на друга.
— Слушай сюда! — гневно рявкнула Лёлька на Леву. — Агнию подозревают в убийстве Воти. Сейчас увезли в управление внутренних дел, кабинет номер шестнадцать. Только ты туда не езди, я сама все сделаю: отвезу вещи, найду адвоката, ты лучше не лезь. Сиди дома, пока замок не вставят. Еда в холодильнике. Я позвоню.
Уже закрывая за собой дверь комнаты, Лёлька услышала звук поцелуя и лепет Лулу: "Ах, Гийом, бедный мой Гийом!"
В управлении ей не разрешили поговорить с Агнией, только забрали пакет с вещами и немедленно выпроводили. Кипя от негодования, Лёлька помчалась домой. По дороге она пыталась сообразить, где взять в праздничный день адвоката, ведь ни одна контора не работает. А адвокат, ежику понятно, Агнии был необходим. И немедленно. В таком усталом и угнетенном состоянии она может наболтать неизвестно чего.
Олега дома не было, но Лёлька даже обрадовалась, что не нужно тратить время на объяснение ситуации. Она кинулась к телефону и принялась обзванивать мало-мальски влиятельных друзей. Те обещали помочь, но только после праздников, а это её не устраивало категорически. Ей даже удалось узнать телефон одного адвоката, но на её настырные звонки никто не отвечал. Наверняка адвокат укатил на все четыре дня. Что же делать?
"Стоп, — сказала себе Лёлька. — Затормози и подумай. Агния ведь не простая баба. Её клиентура очень специфическая и влиятельная. Правда, по-своему. Наверняка многие из них захотят ей помочь. Жаль вот только, что я мало что знаю об этом контингенте. А уж где искать этих людей, и вовсе для меня тайна. Хотя..."
Просто от отчаяния, Лёлька полезла в справочник и к своему удивлению тут же нашла телефон Ивана Ивановича Старикова, самого известного в городе человека с весьма сомнительной репутацией. Однажды, ещё до знакомства с Виталием, Агния обмолвилась, что Стариков проявлял к ней определенный интерес. Не только как к прорицательнице, но и как к женщине. Развитию этого романа, как поняла Лёлька, помешала как разница в возрасте — Иван Иванович был старше Агнии на 30 лет, так и постоянная занятость Старикова делами весьма рискованными. Но отношения они сохранили вполне дружеские.
"Наверняка не ответит, да и телефон, скорее всего, старый. Или вообще не его, мало ли Стариковых в городе". Но тут в трубке раздался характерный густой баритон.
— Слушаю.
— Можно к телефону господина Старикова?
— Я у аппарата, кто говорит?
— Понимаете, я подруга Агнии Сташевской, — зачастила Лёлька, опасаясь, что её пошлют подальше и положат трубку. — Это гадалка... Модеста...
— Можете не объяснять, я прекрасно знаю Агнию Львовну, — прервал её баритон.
— Она попала в ужасную ситуацию, её арестовали. Нужен адвокат, а я никого не могу найти, все отдыхают, — на одном дыхании выпалила Лёлька и замерла.
— Куда прислать адвоката? — немедленно отозвался Стариков.
— В управление внутренних дел, шестнадцатый кабинет. Следователя зовут...
— Неважно, — опять прервал он её. — Мой адвокат через двадцать минут будет там. Спасибо, что позвонили.
— Пожалуйста... То есть, вам тоже спасибо. Я компенсирую вам все расходы.
— Не говорите ерунды! Разве это расходы? — Он откровенно хмыкнул, потом извинился и галантно попрощался.
Лёлька растерянно положила трубку и без сил плюхнулась в кресло. Она и сама не заметила, что во время разговора встала чуть ли не по стойке смирно. Ну и фрукт! Похоже, адвокат находится при нем постоянно, как собака, у левой ноги. Но главное, теперь у Агнии будет защитник. И наверняка неплохой, такие люди, как Стариков, не будут платить деньги всяким недотепам.
Потом она позвонила своему приятелю Бобу. Боб был умельцем на все руки и частенько выручал не только Лёльку, но и её родителей и брата Игоря во всяких жизненных передрягах. Поломавшись, Боб согласился поехать к Агнии и врезать в дверь новый замок. Договорились, что один ключ он привезёт Лёльке, а остальные положит в тумбочку в прихожей, поставив об этом в известность Лёву.
Только теперь Лёлька смогла слегка расслабиться и немедленно ощутила, что жутко хочет есть и спать.
В половине шестого вечера её разбудил телефонный звонок. Тряся чугунной головой, Лёлька потянулась к аппарату и уронила стоящую на тумбочке тарелку с остатками пиццы. Проклиная все на свете, принялась соскребать пиццу с паласа, держа трубку у уха. Поэтому до неё не сразу дошло, что звонит Олег.
— Ты где? — поинтересовалась Лёлька, отлепив, наконец, пиццу и выпрямляясь.
— У мамы я, — раздраженно сообщил Олег. — Я тебе это уже в третий раз говорю. Лежу на диване с загипсованной ногой.
— А почему с загипсованной?
— Господи, да что с тобой? Говорю же — сломал. Утром в редакции спускался по лестнице, оступился и, как дурак, полетел вниз. Представляешь, какая досада, покалечился ни с того ни с сего. Теперь радую мамулю — ем кашу "Геркулес" и смотрю сериалы. Слушай, приезжай, а!
Лёлька задумалась. С одной стороны, Олега жаль, а с другой — Олегова мама Софья Павловна недолюбливала Лёльку. В родне Сагайдаченко все, как на подбор, были крупные, в теле. Мужики ростом под притолоку, плечистые и кудрявые. Бабы от них не отставали, дебелые, голосистые.
Впервые побывав на семейном торжестве в доме Софьи Павловны, Лёлька ощутила себя крайне мелкой и ничтожной. Да ещё, к тому же, почти вся родня немедленно начала интересоваться, почему это она такая чахлая. Не больная ли? Сидя за столом перед тарелкой с чудовищной горой салата "оливье" и здоровенным ломтем домашней буженины, Лёлька чувствовала себя тем самым работником, которого выбирают по принципу "хорошо ест — хорошо работает". Как назло, в этот день она не ездила к издателям, и порадовать окружающих зверским аппетитом не смогла. Вечером, глотая "мезим-форте", она проклинала украинское хлебосольство. После этого Лёлька стала избегать торжественные мероприятия в семье Олега, что в свою очередь вызывало недоумение и обиду Софьи Павловны.
— А ты почему у мамы? Нужно было сразу домой ехать, — вздохнула Лёлька.
Выяснилось, что уходя накануне рано утром, Олег забыл взять ключи и документы из куртки. Когда ему в больнице наложили гипс, он кое-как доковылял до такси и приехал домой, но Лёльки в квартире не было. Пришлось ехать к матери. А уж Софья Павловна, заполучив раненого сыночка, ни за что не соглашается его отдавать.
— Я была у Агнии. Представляешь, Вотю кто-то убил, а её арестовали. Ужасная ночка выдалась.
— Ты серьёзно? — опешил Олег. — Бедная Агния! И что там случилось?
Лёльке пришлось коротко изложить события. Олег чертыхнулся. Когда же он узнал, что Стариков отправил к Агнии своего адвоката, облегченно вздохнул.
— Ну, этот пройдоха вытащил бы из кутузки даже Чикатило. Так что не переживай, Агнию выпустят. А может быть, она уже дома.
— Тогда нужно срочно ей звонить! Ты уж там как-нибудь без меня потерпи. Привет Софье Павловне, — заторопилась Лёлька.
— Ладно, переживу, раз такое дело. Понимаю. Ну, пока. Целую!
— И я тебя целую.
Но телефон Агнии не отвечал. Интересно, где там всё-таки трубка валяется? Совершенно забыла отыскать её, уходя. Завалилась куда-нибудь, а Лёвке и дела нет. Нужно бы туда съездить... Хотя, если бы Агнию выпустили, она бы точно позвонила. Ладно, подождём немного.
Потягиваясь и позёвывая, Лёлька вышла на балкон. Внизу кипела жизнь. Радуясь теплому дню, во дворе носилась ребятня, мужики забивали козла на битом-перебитом столике, а на лавочках у подъездов чинно восседали бабульки, смакуя накопившиеся за зиму новости.
Лёлька любила свой двор. Было в нем нечто традиционное и стабильное. По утрам там выгуливали собачек, днем чинили машины, а к вечеру выбивали ковры. Так было, так есть и так будет, сколько бы поколений не сменилось. И квартиру свою Лёлька любила. В ней раньше жил Лёлькин дедушка, старый адмирал Туманов. Просоленный ветрами морской волк со всеми положенными атрибутами: здоровенной трубкой, табак для которой привозили исключительно из Лондона или английских колоний, барометром на стене и попугаем в клетке.
Дедушка умер восемь лет назад, но запах крепкого табака все ещё таился в мореном дереве огромных шкафов и обивке любимого дедушкиного кресла. Правда, попугай Румбо переехал вместе с клеткой на жительство к Лёлькиному брату Игорю. Вместо него Лёлька завела хитрющего кокер-спаниеля Лукаша. А всё остальное сохранила почти без изменений — крепкую кровать с резными спинками, темные восточные ковры на стенах, увешанных картинами с изображениями кораблей, штормов и морских сражений, барометр и старый корабельный фонарь, переделанный в бра. Только старый паркетный пол застелила темным зеленым паласом, да на огромный письменный стол водрузила компьютер. Мольберта у неё не было, здоровенный этюдник стоял у балконной двери.
Когда Олег впервые попал в её квартиру, он буквально лишился дара речи. Да и любой на его месте обалдел бы от того, что жилище легкомысленной рыжей свиристелки-художницы выглядело не ультрамодной берлогой или кокетливым будуаром, а мечтой мальчишки, начитавшегося романов Жюля Верна. Лёлька даже обиделась вначале, потому что Олег долго, практически не обращая внимания на её персону, бродил по квартире, разглядывая и чуть ли не обнюхивая всё, что там находилось. Глаза у него при этом были задумчиво-сумасшедшие.
Иногда Лёльке даже казалось, что живи она в обычном интерьере с традиционной стенкой и набором велюровой мягкой мебели, они бы с Олегом давно расстались. Почему-то современная мебель мало способствует сохранению свежести чувств. Вид любимого мужчины, сидящего, задрав колени в старых тренировочных брюках, с банкой пива в кресле около телевизора, не навевает никаких романтических мыслей. А вот тот же мужчина, но облаченный в шелковый халат, тихо покачивается в кресле-качалке и задумчиво курит изогнутую трубку. Почувствовали разницу? Олег идеально вписался в обстановку и атмосферу квартиры, а заодно и в Лёлькину жизнь. И выписываться, похоже, пока не собирался.
Лёлька вернулась в комнату. Лукаш укоризненно поглядывая на неё, направился к входной двери, понуро уселся на коврике и вздохнул. "Позабыт-позаброшен, — всем видом показывал пёс. — А хочется, знаете ли, в туалет". Пришлось одеваться и вести его гулять.
Стоя около чахлого островка растительности, ежедневно обильно удобряемый окрестными собаками, Лёлька размышляла. Похоже, милиция всерьёз вцепилась в версию виновности Агнии в убийстве и ни за что не отцепится. А значит, искать другого убийцу они будут спустя рукава. А если, к тому же, на ноже не обнаружат ничьих отпечатков, кроме Агнииных, то даже самый лучший адвокат вряд ли поможет.
Лёльку мучило ощущение собственной беспомощности. А тут ещё Олег так не вовремя ногу сломал. Можно было использовать его хотя бы для того, чтобы разнюхал все про бывшую семейку и деловое окружение Воти. Кому ещё может быть выгодна смерть простого ничем не примечательного бизнесмена? Сатанистам? Конечно, рисунки прямо указывают на них, но уже само это настораживает. Сатанисты народ полоумный, так что для них торжественность ритуала должна быть важнее его результата.
Лёлька припомнила всё, что ей довелось читать об этой секте. Главное у них — черная месса. Они служат её у специальных алтарей с перевернутым крестом и жертвенником. Могут умертвить какое-нибудь черное животное, петуха там, или барана. Человека, в принципе, тоже могут. Но такие жертвы наверняка должны быть обставлены с максимальной помпой. А тут залезли в чужую квартиру, наспех намалевали символику в отхожем месте и без всяких подобающих церемоний укокошили Вотю? Что-то уж очень скомкано. Профанация, а не обряд! И потом, в квартире был ещё Лева, что же они им-то не заинтересовались? Принести его в жертву было проще пареной репы.
Конечно, версию с сатанистами отбрасывать нельзя, но все-таки, похоже, кто-то просто пыль в глаза пускает. Пусть, мол, следствие трясет несчастных дьяволопоклонников, а я буду только похихикивать.
Повеселевший Лукаш мотая коротким хвостом ткнулся в Лёлькины колени. На улице уже смеркалось.
Вернувшись домой, Лёлька залезла в карман теплой куртки Олега и вытащила связку ключей и редакционное удостоверение. "Вот бы мне такое, проникла бы куда надо, и всё разнюхала!" — вздохнула она. Можно, конечно, использовать и это, но придется иногда показывать не только корочку, но и содержимое документа. А содержимое состояло из фотокарточки Олега и надписи: "корреспондент Сагайдаченко Олег Петрович". Сверху было ярко напечатано "Ежедневный вестник". Лёлька поразмыслила над увиденным и поняла, что изменить содержимое — раз плюнуть. Художник она или нет?
Через час в удостоверении красовалась Лёлькина фотография, валявшаяся в ящике стола со времени оформления загранпаспорта. Печать на фотографии не отличалась от оригинала, Лелька просто нарисовала её шариковой ручкой на ластике и тиснула на снимок. Надпись теперь гласила: "корреспондент Сагайдаченко Ольга Петровна" — с помощью компьютера и цветного принтера очень легко напечатать нужные кусочки слов и прилепить на резиновый клей. Когда нужно будет, и фотография и бумажки легко отклеятся, не оставив и следа. Лёлька упаковала удостоверение опять в пластиковую обложку и осталась чрезвычайно довольной — подделка была совершенно не заметна.
Примчался озабоченный Боб, привез ключ от нового замка и пожаловался, что работать ему мешали разнообразные субъекты, слонявшиеся по квартире туда-сюда. Лёва был дома, во всяком случае, оставался там, когда Боб уходил. А теперь ему, Бобу, нужно срочно ехать — его тёщу разбил радикулит и он должен делать ей лечебный массаж. На этом драматическом пассаже приятель испарился.
На всякий случай Лёлька ещё раз набрала номер Агнии — безрезультатно. И что теперь? Сидеть и ждать милостей от судьбы? А Агнию будут изводить допросами и обвинениями? Нужно попытаться добыть хоть какую-то информацию. Иначе милиция может опередить её в сборе компромата и тогда ситуация будет ещё хуже. Хотя куда уж хуже?
Сведений об окружении Воти у неё маловато — бывшая жена Зинаида, их дочь — "инфант террибл", ужасный ребёнок — и новый муж Зинаиды по фамилии Гогуа. От безысходности Лёлька разыскала в компьютерном телефонном справочнике адрес Гогуа. Их было целых два: А. К. Гогуа и А. В. Гогуа. Один жил на Прибрежном бульваре, второй на какой-то Комсомольской улице. Где эта улица находится — неизвестно, поэтому есть резон смотаться на Прибрежный бульвар.
Облачившись в узенькие джинсы и куцую кожаную куртку, Лёлька критически уставилась на себя в зеркало. Чего-то явно не хватало. Нырнув шкаф, она отыскала миленькую косыночку — кусочек шелка, расписанный батиком. Повязанная на манер банданы, косынка дополнила облик новоявленного корреспондента О. П. Сагайдаченко. Ох, и влетит ей от Олега... Порепетировав нахально-заинтересованное выражение лица, Лелька поехала к А. К. Гогуа.
***
Дом на Прибрежном бульваре выглядел вполне презентабельно — огромный дореволюционный особняк. Подъезд был один, на каждом из трех этажей по четыре двери. Двери различались радикально — часть была бронированно-дубовыми, над некоторыми даже торчали объективы теленаблюдения. Остальные выглядели выходцами из пятидесятых годов — ободранные, украшенные десятком звонков, под которыми карандашом или чернилами были нацарапаны фамилии жильцов. Очевидно, часть коммуналок уже расселили предприимчивые богатеи, остальные ждали своей очереди. Квартиры тут после ремонта клоповников получались наверняка грандиозные, многокомнатные с высоченными потолками. Квартира номер 10 была на третьем этаже и неожиданно оказалась коммуналкой. Странно.
Нажав на кнопку древнего медного звонка, под которым прямо на стене карандашом было криво написано "Гогуа", Лёлька ровным счетом ничего не услышала. Подождав ещё пару минут, позвонила опять. Через секунду в дверь что-то с силой ударило с другой стороны, словно в неё врезалось нечто тяжёлое и мягкое. На всякий случай Лёлька отошла подальше и стала ждать. Заскрежетала задвижка, дверь открылась, но никто не появился. Лёлька осторожно сунула голову внутрь.
Огромный коридор, заставленный сундуками и старыми шифоньерами, уходил в неведомую даль. Стены украшены оцинкованными корытами, пучками лыж, велосипедными колесами и покрытыми пылью и паутиной пейзажами с русалками и лебедями. На ближайшем сундуке возвышалось чудовищное гипсовое изваяние, изображающее битву медведя с диким кабаном. Оба зверя были выкрашены в коричневый цвет и одинаково облуплены. В глубине коридора угадывалось какое-то движение. Прищурившись, Лелька разглядела в тусклом свете голой пятнадцативаттной лампочки маленького мальчика на велосипедике, ловко лавировавшего между предметами коммунальной меблировки.
— Стой! — завопила Лёлька и помчалась за ребёнком.
Но тот уже успел развернуться и несся теперь на неё.
Еле успев отскочить за древний комод, она с интересом пронаблюдала, как малец, слегка притормозив перед дверью, привычно врезался в неё, соскочил со старенького "Олимпика", закрыл дверь на засов и снова вскочил в седло. Лёлька успела схватить его за шиворот, когда он опять устремился вглубь квартиры. Пацан возмущенно уставился на неё голубыми глазами в обрамлении совершенно белых ресниц.
— Гогуа здесь живут? — спросила у маленького хулигана Лёлька.
Том молча ткнул в обитую драным дерматином дверь и, подняв упавший велосипед, продолжил странную езду.
Лёлька постучала в косяк указанной двери, но никто не отозвался. Мальчишка, проносясь в очередной раз мимо неё, крикнул:
— Бабка глухая, ничего не слышит! Заходи так, там всегда открыто — помереть боится!
Осторожно открыв дверь, Лёлька увидела огромную комнату с лепниной на потолке и мутным от грязи арочным окном. В центре, за круглым столом, покрытым вязаной скатертью, сидела древняя старуха и раскладывала пасьянс. На старухе был синий лыжный костюм и пуховая шаль. Лёльке пришлось подойти вплотную к столу, прежде чем хозяйка обратила на неё внимание. Бесцветные глазки равнодушно скользнули по гостье взглядом. Бабка сделала приглашающий жест, указывая на ветхий стул. Лёлька уселась, а старуха снова погрузилась в пасьянс. Пришлось ждать, пока она закончит расклад.
Потом бабулька довольно резво поднялась, достала из серванта слуховой аппарат и, нацепив его, вернулась к столу.
— Здравствуйте. Я ищу Акакия Гогуа, — начала Лёлька.
— Како? Этого проходимца? — безо всякого грузинского акцента возмутилась старуха. — А ко мне зачем пожаловали?
— В телефонной книге только два человека с такой фамилией... — растолковывала Лёлька.
— Холера его разбери! — разозлилась бабка. — Знать ничего не хочу про этого разбойника. Фамилию опозорил! Гогуа всегда уважаемыми людьми были, а этот, словно не из нашего гнезда.
Старуха пустилась в сварливые воспоминания. Выходило, что Акакий приходится ей внучатым племянником, сыном Валико Гогуа. Валико, племянник покойного бабкиного мужа, с семьёй жил в Грузии, а Акакия привезли сюда к ним, чтобы выучился в технологическом институте и стал уважаемым человеком, вах! Был Како тощим и некрасивым, успехов в учебе не достиг, институт бросил. Так и уехал бы обратно в Зугдиди, но связался с компанией местных охламонов, стал качать мышцы, побрил голову и превратился в натурального бандита. Сидел в тюрьме два раза. Один — за грабеж, второй — за нанесение телесных повреждений. Позор семьи! Валико отрекся от такого сына, на порог не пускает. Анна Константиновна тоже старается с Акакием не встречаться, хотя тот регулярно приезжает поздравлять её с днем рождения и Восьмым Марта. Но бабка притворяется совсем глухой, и разговаривать с ним отказывается.
Старуха ничего не знала о семье Како, слышала только, что женился. И зачем девушке, какой бы она не была, понадобился этот выродок?
Лёлька туманно объяснила, что её дядя, живущий в другом городе, просил разыскать Акакия, друга юности.
— Эх, скажи дяде, что умер Акакий. Нет того, прежнего Како. Все равно, что умер.
Распрощавшись с продолжающей ругать на все лады непутёвого родственника бабкой, Лёлька отправилась домой, рассудив, что визит на Комсомольскую улицу лучше отложить до утра.
Открывая дверь в квартиру, она услышала, что звонит телефон, и судорожно задергала ключом в замке, боясь, что не успеет снять трубку. Наверняка звонит Агния. Едва не сломав ногти, она отперла дверь и, едва не растоптав Лукаша, ринулась к аппарату. Но звонила не Агния. Незнакомый мужской голос сообщил, что его зовут Кириллом Евгеньевичем Фоминым, и он является адвокатом госпожи Сташевской.
— Где Агния? — выдохнула Лёлька, пытаясь снять с головы чертову бандану, в узел которой вплелась прядка волос.
— К сожалению, пока в следственном изоляторе. Ситуация складывается не очень благоприятно. Я веду переговоры об освобождении под залог, но судья отдыхает, как и все. Может быть, только послезавтра, если удастся договориться.
— Черт! — выругалась Лёлька, отдирая бандану вместе с клоком волос. — Оставьте мне ваш телефон, чтобы я могла узнать, как дела.
— Хорошо. — Адвокат продиктовал номер своего мобильника. — И вот ещё что. Я разговаривал с Агнией Львовной. Она просила, чтобы вы кормили кота и присматривали за её братом. Я так понял, что указанный юноша — существо беспомощное и нуждающееся в постоянной опеке...
— Да уж, — вздохнула Лёлька. — Хорошо бы этому юноше мозги дихлофосом сбрызнуть, чтобы тараканов там поменьше было. Ладно, передайте Агнии, что все будет хорошо. Присмотрю я за Левой и котом.
После такого разговора выбора у Лёльки не было, пришлось ехать опять к Агнии, тем более, что телефон в её квартире по-прежнему не отвечал. Проклиная всё на свете, она вела машину по мирно пьянствующему городу. Из окон раздавались хоровые песни и громкий хохот. Редкие прохожие двигались замысловатыми зигзагами. Народ с удовольствием праздновал день солидарности всех трудящихся.
Лёлька долго звонила в дверь, почему-то запертую на защёлку так, что открыть замок снаружи было невозможно. Ей отворил странноватый босой тип в длинной шелковой рубахе с рюшами на манжетах и груди. Ноги мужчины обтягивали дамские лосины в голубой цветочек. При виде Лёльки, он молча отвесил ей низкий поклон, посторонился, захлопнул дверь и, старательно обойдя вдоль стенки нарисованный мелом на полу силуэт, исчез в ванной. Лёлька заглянула на кухню, но кроме кота и удава, коротающих вечер у батареи, никого не обнаружила. Зато в приемной в креслах валялись две барышни. Барышни не удивились появлению Лёльки, они курили папиросы через длинные мундштуки и пили из высоких стаканов мутноватые коктейли. В салоне, слава богу, никого не было, только исчез со стола хрустальный шар.
Из-за двери Левиной комнаты слышался гул голосов. Лёлька постучала и услышала в ответ: "Вползай!"
Восемь или девять человек, расположившиеся в разных точках помещения, в основном на полу, потому что кроме кровати и двух стульев, сидеть было не на чем, тоже на свой лад отмечали праздник. Причем, интересы у них были самые разные: Лева и ещё парочка ушастых и прыщавых недорослей прилипли к экрану дисплея и наслаждались просмотром порносайта. Другая группка активно глушила водку из огромной двухлитровой бутыли в виде женского торса. Поперек торса шла этикетка с надписью "Любимая". Ещё трое мило покуривали козьи ножки, скрученные, похоже, совсем не из табака. Один гость развлекался тем, что ваял из кома жвачки уменьшенную копию вышеописанной бутыли. В качестве постамента для своего творения он использовал хрустальный шар, притащенный из "салона".
Лёлька, словно демон возмездия, ворвалась в помещение. Лева озадаченно уставился на неё, пытаясь сообразить, кто она такая. Понимая, что обычные в таких случаях резоны на расслабленную публику не подействуют, Лёлька встала посреди комнаты в позу скульптуры "Ленин — вождь мирового пролетариата" и рявкнула:
— Вы что, сдурели? Сюда менты едут, обыск делать, а вы развлекаетесь? Ну-ка, быстренько все на выход! И чтобы ноги вашей тут больше не было!
— Это почему это? — попытался вступить в пререкания рыжий коротышка с редкой козлиной бороденкой.
— А потому. Засада здесь будет. Причем, постоянная. Кто войдет, сразу заметут, — отрезала Лёлька.
Народ, почесываясь и пожимая плечами, довольно шустро потянулся на выход. Через десять минут Лёлька осталась вдвоём с недоумевающим Левой. Он пытался сообразить, кто из покинувших его гостей был владельцем пары оставленных посередине комнаты грязных штиблет сорок пятого размера. Так ничего и не решив, братец отнес ботинки в прихожую. Лёлька притащила пылесос и принялась наводить в задымленной комнате порядок. Почистив ковер, она решила вытереть пыль и отправилась в ванную за тряпкой. В ванне, заполненной розовой пеной, нежился тот самый тип, что впустил её в квартиру. Мокрые лосины и шелковая рубашка сохли на верёвке. Лёлька пожала плечами и осведомилась:
— Вы кто такой?
— Мишель Ремизов. Служитель Мельпомены. Не хотите присоединиться? — он гостеприимно указал ей место в ванне рядом с собой.
— Да нет, вы уж как-нибудь тут сами, — фыркнула Лёлька, хватая тряпку и испытывая непреодолимое желание, шлепнуть ею нахала по розовой морде.
— Вот так всегда, — философски заметил тот, погружаясь в пену с головой, и продолжил, выныривая: — Нет в этом мире понимания между людьми!
Вытерев пыль и табачный пепел в Левиной комнате, Лёлька понесла тряпку на кухню, не рискуя возобновить общение с моющимся в ванной Мишелем. На кухне горько плакали девицы из салона, похожие как близнецы. Уливаясь пьяными слезами, одна из них всё время повторяла:
— Ну, козёл! Какой же он козёл!
— Параноик! Шизофреник! — вторила ей другая.
Лёлька решила, что речь идёт, несомненно, о Лёве. Но видимо имелся в виду кто-то другой, потому что вошедшему вслед за ней братцу Агнии обе девицы кинулись на грудь и принялись хором жаловаться на какого-то Бубу. Лева оторвал их от себя, удивленно осмотрел, словно видел впервые, вытер одной из них нос кухонным полотенцем и озабоченно поинтересовался:
— Кто такой Буба?
— Козёл! — шмыгнула носом девица.
— Шизик, идиот! — подхватила вторая и зарыдала в полотенце.
— Ладно, хватит! — Не выдержала Лёлька. — Собирайтесь, девушки домой! Сейчас здесь будет много-много милиционеров. Все уже ушли, и вам пора.
— А Буба? — сразу перестала рыдать девица.
— И Буба ушел, но если вы поспешите, то догоните его, — порекомендовала вконец потерявшая терпение Лёлька.
Девицы вняли совету и моментально испарились. Только полотенце, украшенное разводами черной туши и лиловых теней, осталось сиротливо лежать на кухонном столе.
— Кто это был? — поинтересовался Лева.
— Как кто? Твои гости! — рявкнула Лёлька и принялась ожесточенно стирать полотенце в мойке, обильно поливая его "Фэйри".
— Мои? — изумился дефективный братец. — Нет, они, вроде, к Лулу пришли. А где Лулу? Где моя таинственная звездная Лулу?
— Где твоя шутиха? Ты у меня спрашиваешь? — от возмущения Лёлька шлепнула полотенце в мойку и грозно уставилась на Леву.
В этот момент что-то с грохотом рухнуло в коридоре, и раздался короткий вопль. Выбежав из кухни, Лелька обнаружила около двери ванной Мишеля, распластавшегося на полу, словно морская звезда. Очевидно, его босые мокрые ноги поскользнулись на линолеуме. Пытаясь встать, он ухватился за косяк, но рука, покрытая пеной, соскользнула, и он опять шмякнулся навзничь. Если учесть, что на Мишеле, кроме банного полотенца, обернутого вокруг бедер, ничего не было, зрелище было весьма живописным.
— Мишель! — завопил из-за плеча Лёльки Лева так, что она от неожиданности шарахнулась в сторону. — Что с тобой, Мишель?
— Ничего страшного. Видишь, упал. Скользко у вас тут, — печально отозвался поверженный служитель Мельпомены.
Лева бросился к Мишелю и принялся ставить его на ноги. Лёлька сердито плюнула и, вернувшись в комнату братца, забрала оттуда оскверненный хрустальный шар. На ходу отдирая от него куски жвачки, она потащила шар в салон. Около ванной никого уже не было, только лужица мыльной воды и следы босых ног напоминали о недавнем трагическом событии. Голоса и звяканье посуды слышалось из кухни. Очевидно, Лева отпаивал Мишеля чаем.
Поставив шар на место, точнехонько на середину стола, Лёлька полюбовалась переливами опаловой голубизны внутри него. Там словно клубилась мельчайшая светящаяся пыльца. Лёлька присела на тяжелый резной стул и задумалась. Поручение Агнии присматривать за братцем было явно невыполнимым — Лева мог в любой момент выкинуть что угодно. Да и друзья у него были, мягко говоря, специфическими. Напьются, обкурятся и квартиру сожгут. Сидеть сиднем при Леве она просто не имела возможности — завтра с утра нужно постараться проникнуть в дом бывшей Вотиной жены и познакомиться с Акакием Гогуа. Ну и что делать?
И тут Лёльку осенило: Баська! Конечно, Баська! Как она раньше не сообразила?! Баська была соседкой и хорошей приятельницей Агнии. Кроме Лёльки, только она знала тайну двух совмещающихся квартир и, вообще, была в курсе всех дел Агнии. Баська отродясь нигде не работала и надзор за Левой и его гостями ей вполне по силам.
***
Не долго думая, Лёлька прихватила из тумбочки запасные ключи от квартиры и постучала в соседнюю дверь. Её открыл Васька, муж Баськи. Имена супругов были как на подбор: Василий и Василиса, и первое время после свадьбы царила страшная путаница, так как оба откликались на имя Васька. Поэтому супруга решила на польский манер стать Баськой. Странно, но это весьма своеобразно действовало на мужчин — они при малейшей возможности целовали Баське ручку и даже обращались к ней: "пани Бася". Рехнуться можно!
— Привет! Баська дома? — спросила Лёлька.
— Дома. Кота моет, — обрадовался Васька Лёлькиному приходу. — Оторви ты, ради бога, её от этого занятия. Я хочу принять душ и уже полтора часа жду, когда ванная освободится.
Мытьё кота Миляя, огромного белого перса, было любимым занятием Баськи. Она покупала в зоомагазине всевозможные шампуни и ополаскиватели, подсинивала роскошную кошачью шубку, сушила феном, расчесывала и украшала бантиками и заколками. На следующий день всё начиналось сызнова. Миляй привык к ежедневным омовениям и не сопротивлялся, даже научился получать удовольствие.
Васька подбежал к двери ванной и заорал:
— Басенька! Басюля, к тебе пришли!
— Кто пришел? — заорала в ответ Баська.
— Лёля Туманова, — ответил Васька и вздохнул: — Сейчас заставит сушить кота. Нет, пора нам ребёнка заводить, уж лучше пусть она младенца купает, а не кота этого избалованного.
Дверь, наконец, распахнулась и на пороге появилась Баська в шикарном атласном халате.
— Привет! — обрадовалась она Лёльке и, втащив Ваську внутрь ванной, сунула ему в руки здоровенный фен. Царским жестом указав на сидящего на стиральной машине Миляя, замотанного в махровое полотенце, приказала:
— Суши!
Васька страдальчески закатил глаза и покорно включил фен. Баська потащила Лёльку в гостиную и, налив в крошечные серебряные рюмочки сливочный ликер, плюхнулась на диван.
— Ну, рассказывай!
— Да что рассказывать? — отхлебнула Лёлька ликер. — Сама, небось, всё знаешь. Вотя в морге, Агния в тюрьме. Просила за Левкой присмотреть. Я там только что целый шалман разогнала — пьют, наркоту курят, девки какие-то странные. Мозги у всех на компьютере повернутые, сами не знают, где явь, а где интернет. Тебя ведь первой коснётся, если они там чего отчебучат.
Баська озабоченно оглядела любовно обставленную и выдраенную до блеска комнату. Не нужно иметь много воображения, чтобы представить, что могут натворить оставленные без присмотра типы, подобные Лёве, да ещё с дружками. Взрыв, пожар, наводнение, да что угодно! И плакали тогда богемская люстра, кремовые с белым ковры и настоящий, просвечивающий насквозь, тончайший фарфор. Васька, в данный момент осушающий в ванной кота, трудился в солидном банке и содержал семью на высоком уровне. Баська содрогнулась и потянулась за бутылкой с ликером.
— Сама понимаешь, — продолжала вдумчиво Лёлька, — я не могу тут целыми днями ошиваться, да и мысли есть, как Агнии помочь. Хочу кое-что разузнать про Вотино окружение. Ну не могла Агния его убить! Хоть стреляй, не поверю в это!
— Конечно, не могла. Кто спорит, — отозвалась Баська и задумалась. — К нам тоже приходили, спрашивали, не видели ли чего подозрительного, не слышали ли. Я сказала, что ничего не такого не было. А теперь всё думаю, что тот мужик, может, и не к Петрову с четвертого этажа приходил...
Лёлька напряглась. А ведь и правда, если кто и мог что-то заметить, так это Баська, ближайшая соседка Агнии. Как она раньше не сообразила — вот что значит отсутствие опыта в расследованиях преступлений!
— Что за мужик? — быстро спросила она.
— Да какой-то пугливый. Я вчера часов в восемь вечера пошла мусор в мусоропровод бросить, а он на площадке топчется. Увидел меня и сразу по лестнице вверх пошел. "Ищу, — говорит, — сорок вторую квартиру", а сам быстренько так поскакал, я лицо толком и не рассмотрела. Видела пальто длинное, кашемировое, и штиблеты тоже ничего, не дешевые. — Баська прикрыла веки, припоминая внешность незнакомца. — А в сорок второй Петров живет, пьянчуга известный. Откуда бы ему взять таких знакомых? Но я это потом сообразила, когда милиция уже ушла. А может, и правда к Петрову поднимался? Вдруг тот квартиру решил продать? То-то счастье будет... Достал, паразит, своими гулянками!
— Погоди-ка, а ты к Петрову не ходила? Ну, не спрашивала у него насчет этого мужика? — перебила её Лёлька.
— Нет, как-то в голову не пришло, — рассеянно ответила Баська, изящным жестом поправляя русые волосы, уложенные в безукоризненную прическу.
— Тогда я мигом!
Лёлька пулей взлетела на четвертый этаж и нажала кнопку звонка на фанерной двери с кривыми цифрами "42". Никакой реакции. Звонок, очевидно, давно не работал. Тогда она заколотила в дверь кулаком, и после пятого примерно удара она распахнулась. В проёме, покачиваясь, стоял здоровенный мужик. Физиономия мужика, круглая, как каравай, была частично багрового, а частично синего цвета. Одного глаза не было видно вовсе, второй злобно уставился на Лёльку.
— И чего тарабанишь? — вызверился мужик. — Спать мешаю? Так не спи, когда весь российский народ бодрствует!
— А я и не сплю! — отрезала Лёлька. — И не собираюсь, можешь жить спокойно! Только скажи, к тебе вчера гость приходил? В длинном пальто?
Единственный видимый глаз мужика сразу подобрел, а губы выгнулись озадаченной подковкой. Он глубоко задумался, потом забормотал:
— Ванёк... Так, Ванёк в телаге приходил. Витёк — в куртяге. А Вован вообще в одной рубахе. — Потом радостно улыбнулся и объявил: — Нет, никого в пальте не было! Да и откуда у простых мужиков польта?
— Всё понятно! — обрадовалась Лёлька и добавила: — И милиции это же скажешь, когда спросят. Понял?
— Не понял! — смутился мужик и, разинув рот, проводил растерянным глазом понесшуюся вниз Лёльку.
С полпролета она обернулась и спросила:
— А квартиру ты, случайно, не продаешь? Может покупатель приходил? Или маклер какой?
— Нет, в пальте точно никто не приходил. И квартиру я не продаю. Мне и тут хорошо! — гаркнул синюшный Петров и захлопнул дверь. Потом снова открыл и добавил: — И евреев-шмаклеров не люблю!
Вернувшись к Баське, устроившейся с ногами на диване и пребывавшей в меланхолии, Лёлька с ходу сообщила, что гости, подобные описанному ею, к пьянице вчера не приходили.
— Вот и я всё думаю, наверняка этот тип связан с убийством. Вёл себя странно, — пробормотала та.
— А больше ты ничего такого не заметила?
— Говорю же, нет, сплю крепко. Васька вчера в десять уже дома был, мы кота помыли и легли. Разбудили нас чуть свет эти менты. А я, если рано встаю, ничего не соображаю, — зевнула Баська.
Тут в комнату вошел, держа на руках высушенного кота, Баськин супруг. Сунув апатичное животное хозяйке, он попытался улизнуть в ванную, но был остановлен дотошной Лёлькой.
— А ты, случайно, ничего ночью у соседей не слышал? Ну, необычные звуки, стук, разговоры?
— Знаешь, вроде было что-то такое. Ночью, поздно. Плакал кто-то, выл, потом визжал и ругался. Но у нас в праздники пролетарии и не такое вытворяют. — Васька попытался налить и себе ликера, но получил от жены по рукам и полез в бар за коньком.
Лёлька устало махнула рукой. Выли, визжали и ругались у Агнии уже после убийства. Она допила свою рюмку и распрощалась с супругами. Баська взяла у неё ключи и пообещала кормить Воланда и контролировать Леву. На неё можно было надеяться, безопасность собственного жилья её волновала чрезвычайно, а значит, братец будет под жестким надзором.
Выйдя на площадку, Лёлька сообразила, что забыла в квартире Агнии сумку. Пришлось возвращаться, тем более, что дверь она оставила незапертой, и её никто так и не удосужился закрыть на замок.
В квартире царила тишина. Лёльке ужасно хотелось в туалет, и она тихонько прошла по коридору. Включив свет, она открыла нужную дверь и замерла. За прошедшее с утра время рисунки на стенах претерпели изменение. Кто-то синим и черным маркерами дополнил роспись — нарисовал Антихристу пышные усы, в центре звезд изобразил серп и молот, а перевернутые распятия превратил в клетки для игры в "крестики-нолики", причем уже заполненные. В таком виде дьявольская символика утратила жутковатый смысл и выглядела, как обычное настенное хулиганство. Недоставало только традиционных "Спартак" - чемпион" и "Танька - дура".
Лёлька всё-таки посетила туалет и после этого немедленно ринулась к Леве. Тот сидел, клюя носом, за компьютером. Мишель спал в его постели, укрывшись одеялом почти с головой, виднелся только один глаз и ухо, украшенное двумя серебряными сережками.
Ухватив Леву за плечо, Лёлька вытащила его в коридор и сунула в раскрытую дверь туалета.
— Кто это сделал?
— Откуда мне знать? — разозлился Лева. — Утром уже так было. Я ещё удивился, подумал, Анька хочет на посетителей впечатление произвести. И милиция меня потом спрашивала.
— Нет, дорогой, утром рисунки по-другому выглядели! Только красные были. А теперь, видишь, кто-то черным постарался, и синим. Кто это из твоих гостей развлекался? У кого маркеры были? Вспоминай! — трясла его Лёлька за шиворот.
Но Лева только изумленно хлопал глазами и пожимал плечами. Чем развлекались гости и сколько их вообще присутствовало, ему было неведомо. Лёлька плюнула на бестолкового братца и ушла, захлопнув за собой дверь квартиры. Она и сама не понимала, почему её так заинтриговали дополнения к рисункам. Ведь наверняка — один из идиотов развлекался.
Глава 4
Около своего подъезда Лёлька обнаружила припаркованную синюю "Тойоту" и пришла в уныние. Машина принадлежала её брату Игорю. И означать это могло только одно — Игорь с семьёй нагрянул к ней в гости. У Лёльки окончательно испортилось настроение. Жену Игоря Ванду она и в хорошем расположении духа выносила с трудом. А уж сегодня...
Но делать нечего, наверняка гости расположились у неё, ведь у Игоря были ключи от её жилища.
Дома, и правда, веселье было в разгаре. Мало того, что приехали Игорь с Вандой и трёхлетними сыновьями, так они ещё притащили с собой друга семьи Костю Мочалина. Костя давно и упорно подбивал клинья под Лёльку, чем страшно её раздражал. Ситуация подогревалась Игорем, который внушал Косте, что его сестра не отличается постоянством, а посему вот-вот турнет своего журналюгу. И тогда-то Косте нужно успеть оказаться рядом. Но Лёлька не желала оправдывать их надежд и продолжала мирно уживаться с Олегом.
Компания расположилась вокруг стола, на котором красовались бутылки и снедь, разложенная по бабушкиным севрским тарелкам. Мужики пили и ели. Ванда, вечно сидящая на диете, потягивала легкий коктейль и смотрела телевизор, близнецы носились по квартире и палили друг в друга из пластиковых пистолетов. Увидев вошедшую Лёльку, Костя бросился к ней и помог снять куртку.
— А где Олег? — вместо приветствия поинтересовался Игорь.
— У матери. Утром ногу сломал, ходить не может, — буркнула Лёлька.
Игорь многозначительно подмигнул Косте.
Лёлька уселась за стол, наложила себе полную тарелку салата и ветчины и принялась стремительно поглощать еду. Игорь, наблюдая, как она выпивает вторую рюмку водки, поинтересовался:
— У тебя что-то случилось? Хмурая какая-то и усталая. Водку пьёшь, что для тебя не характерно.
— Пойдем, покурим на кухне, — предложила Лёлька, и Игорь снова незаметно подмигнул Косте. Вот идиоты, считают, что можно пить водку и быть хмурой только из-за мужика.
На кухне царил беспорядок. На столе громоздилась куча упаковок из-под еды, пустые консервные банки, шкурки бананов. Дома у Игоря и Ванды в поте лица трудилась домработница, а здесь убрать было некому. Лелька пошвыряла мусор в ведро, вытерла стол и достала пепельницу.
— Ты что, поссорилась с Олегом? — с лицемерным сочувствием поинтересовался брат.
Лёлька мрачно глянула на него и выложила всё. Лицо Игоря вытянулось. Агнию он знал буквально с пелёнок и симпатизировал ей. Одно время Лёлька даже мечтала, как хорошо было бы женить его на Агнии. Но тут подвернулась ослепительная Ванда, манекенщица и фотомодель, и братец рухнул к её полутораметровым ногам. То, что к этим ногам прилагается не слишком много мозгов, он сообразил гораздо позднее, когда в паспорте уже стоял штамп о браке.
Рождение сыновей в какой-то мере примирило его с мизерным интеллектом супруги, ведь она рискнула своей фигурой и карьерой во имя продолжения его, Игоря, рода. Правда, имена детям она придумала странноватые — Арнольд и Сильвестр. Понятно, в честь обожаемых голливудских звёзд. Да и детьми больше занимались бабушки и няньки, чем родная мать, не вылезавшая после родов из тренажерных залов и массажных кабинетов. Но результат оказался налицо — Ванда не только не стала хуже выглядеть, наоборот, она сделалась более томной и пластичной. А вот ума не прибавилось ни грамма.
— Так что сам, понимаешь, Гошик, на общение у меня просто сил нет. Будь человеком, увези компанию...
— Ладно, сейчас отчалим. Все равно Арни и Слаю уже спать пора, — вздохнул Игорь.
— Погоди, я им железную дорогу купила, — спохватилась Лёлька. — Сейчас принесу.
— Да постой ты, — остановил её брат и почесал затылок. — Я их ночью видел в "Мартинике".
— Кого? — остолбенела Лёлька, думавшая в этот момент о близнецах.
— Агнию и этого её дружка. Только Ванде об этом не говори, ты же знаешь, она терпеть не может, когда я без неё по злачным местам шляюсь. У неё были ночные съемки, а Марик как раз пригласил меня на новую программу...
Лёлька страшно удивилась. Обычно Игорь, если Ванды не было дома, старался поработать всласть. Он был архитектором и мастерскую оборудовал в одной из комнат их обширной квартиры. Но жена постоянно его отвлекала, находя для этого массу поводов, поэтому Игорь использовал малейшую возможность посозидать хоть немного в одиночестве.
— И как они там себя вели? — поинтересовалась она.
— Да как все. Пили, ели, пляски смотрели, — задумался Игорь. — Потом к этому хмырю, ну к Анькиному хахалю, подрулила одна из девиц с аппетитной попкой. И Агния довольно быстро его оттуда уволокла. Наверное, сомневалась в его моральной устойчивости. И всё, больше я их не видел.
— Тоже, небось, на какую-нибудь попку засмотрелся, — проворчала Лёлька.
— Конечно, — легко согласился Игорь. — Что я, не мужик? Между прочим, там половина города была.
— Так уж и половина?
— Ну, во всяком случае, твой Олежек тоже там был и не скучал. Пришел с приятелями и ушел, правда, без бабца, насколько я видел. Но в результате — лежит со сломанной ногой. Допрыгался! — злорадно констатировал любящий брат.
— Ладно, борец за нравственность, — обозлилась Лёлька: — забирай свою дражайшую половину и мотай домой. И Костика не забудь! Внуши ему, наконец, что ничего ему здесь не обломиться.
— Кто знает, кто знает...
С этими словами Игорь увернулся от запущенного в него кухонного полотенца и выскочил за дверь.
Когда гости, наконец, распрощались, у Лёльки хватило сил только на то, чтобы помыть посуду и расстелить постель. Никакие сны ей не приснились. Просто утро наступило как будто сразу после того, как она закрыла глаза. А открыв их, она немедленно вскочила и стала собираться.
***
Комсомольская улица оказалась на самом краю города, и застроена она была особняками-уродцами. Кто такие строения мог запроектировать, а, главное, ещё и захотел построить, всегда оставалось для Лёльки загадкой. Ведь сейчас можно выбрать в каталогах отличный проект, какой душе угодно! Можно нанять архитектора и он сделает дом-конфетку, изящный и уютный. Нет же, наши богачи считают, что достаточно воплотить свои убогие фантазии в горе кирпича — и соседи лопнут от зависти. И множатся каменные сундуки, дома-комоды, украшенные странными башенками, с железными гаражными воротами на главном фасаде. Да ещё и огороженные здоровенными кирпичными заборами высотой в три метра, со штырями по верху. Бр-р-р!
Оставив машину в самом начале улицы, Лёлька, не спеша, пошла вдоль оград.
Отыскав нужный дом, она содрогнулась — даже в сравнении с соседними он выглядел ужасно. Трехэтажный, крытый синей металлочерепицей, с вычурным балконом и разными по очертаниям и размерам окнами, расположенными как попало, особняк походил на толстого нахала, облачившегося в смокинг, спортивные штаны и тюбетейку. Ни за какие блага она не стала бы жить в таком кошмаре. А ведь владелец кирпичного монстра явно гордился им — вон какие бронзовые ручки на дверях, перед домом ухоженные цветнички и дорожки из фигурной плитки. Даже скульптура торчит из газона — писающий мальчик. Полный отстой!
В тот момент, когда Лёлька разглядывала дом, из его дверей вышла девочка. Она была одета в славненькое сиреневое платьице и белые туфельки с пряжками. Русые волосы, тщательно уложенные красивыми локонами, свисали ниже плеч. Образцовый ребенок, потупив глазки, прогулялся по дорожке, пнул гревшегося на солнышке рыжего кота, потом извлек из кармашка ножницы и аккуратно состриг только что расцветшие тюльпаны. Головки цветов этим ангелом-вредителем были немедленно и безжалостно растоптаны.
Лёлька во все глаза смотрела на то, как развлекается дитя. Следующим номером программы стал уже настоящий террористический акт — оглядываясь по сторонам, девочка ловко пролезла на соседний участок, протиснувшись между прутьями решетки. Там стоял сияющий свежевымытыми боками "мерседес". Маленькая мерзавка нырнула под автомобиль и вылезла через пару минут, сжимая что-то в кулаке. Что она могла свинтить с машины и, главное, чем? Отряхнув коленки, девчонка вернулась тем же путём обратно к своему дому и продолжила чинно прогуливаться по дорожке.
Из дома появился ещё один персонаж — длинномордый юноша с блеклыми глазами цвета увядающих незабудок. Юноша потрепал девочку по голове и скрылся в гараже. Через пару минут одновременно открылись ворота в ограде и ворота гаража. Оттуда выехала спортивная машина ярко-лимонного цвета и умчалась по улице. Ворота так же одновременно автоматически закрылись. Гадкий ребёнок радостно хихикнул и запрыгал по плиткам на одной ножке. Не иначе девчонка успела что-нибудь свинтить и с этой машины!
Лёлька так увлеклась наблюдением, что не заметила, как с другой стороны улицы появился черный "кадиллак". А когда заметила, было уже поздно — автомобиль остановился у неё за спиной и оттуда вылез невысокий, но крепко накачанный мужик с отливающим чернотой бритым черепом и какими-то жеванными огромными ушами.
— Ва-а-ай, — протянул Акакий Гогуа, а в том, что это именно он, Лёлька не сомневалась. — И чэго тебэ тут понадобылось, дэвушка?
У Лёльки душа ушла в пятки — выражение лица Акакия было таким, словно он готов немедленно выпустить ей кишки. Но тут из калитки выскочила маленькая хулиганка и с радостным визгом бросилась бандиту на шею. Понимая, что теперь, с повисшем на нем ребёнком, Акакию будет затруднительно извлекать из неё внутренности, Лёлька слегка перевела дух и попыталась исчезнуть. Но позади неё материализовались двое амбалов, которые ни слова не говоря, схватили её за локти и удержали на месте.
Акакий тем временем ласково сюсюкал с девчонкой. Из карманов и машины он доставал пакетики и коробочки и совал ей в руки. Ребёнок радостно верещал и потрошил подарки. Лёлька и амбалы молча ждали. Наконец девочка с охапкой сладостей и игрушек припустила в дом, а бандит, сняв с физиономии ласковое выражение, опять вызверился на бедную "дэвушку". Но передышка пошла той на пользу, она успела прийти в себя и набраться наглости.
— Какой у вас красивый дом, просто картинка! И дочка прелестная, — зачирикала она. — Мне в нашей газете поручили написать статью о современной архитектуре, вот я и хожу, приглядываюсь к новым постройкам. А тут как раз вы подъехали, вот удача!
— Чэ-э-эго? — не понял Акакий, но на всякий случай убрал с морды некоторую часть свирепости.
Потом почесал в затылке, очевидно соображая, чем может обернуться появление представительницы прессы у его ворот. Похоже, окончательных выводов он не сделал, потому что вопросительно уставился на Лёльку. Та поняла, что нужно ковать железо, пока горячо.
— Я выбираю, какие дома нужно сфотографировать, чтобы поместить снимки в газете. Вот моё удостоверение! — с этими словами она вырвала руку у одного из растерявшихся амбалов, достала свою подделку и потрясла ею перед носом Акакия. — А если у входа будет стоять счастливое семейство владельца — ещё лучше! И подпись можно сделать такую: "Вот как теперь живут наши горожане!" — Тут она замолчала, сама поразившись сказанному идиотизму.
Но бандиту её слова явно понравились, он радостно заулыбался, ухватил Лёльку под ручку и потащил к дому. Заведя её внутрь, он нежнейшим голосом пропел:
— Дорогая! Смотри, кого я к нам привел! Настоящая журналистка, хочет написать о нашем доме статью и фотографию сделать.
На этот призыв из глубины огромного холла, уставленного пластмассовыми растениями, бронзовыми торшерами и напольными вазами из перламутровой керамики появилась Зинаида. Лёлька сразу поняла, что верховодит в семье именно она. Дама была выше среднего роста, ширококостная, но подтянутая. На ней, как влитой, сидел дорогущий брючный костюм фисташкового цвета. Копна платиновых волос была зачесана с изысканной небрежностью, сразу видно, что с утра над ней потрудился парикмахер. Макияж тоже был безукоризненным. Не иначе, хозяйка имела придворного визажиста.
Дама взглядом гюрзы уставилась на Лёльку. Откуда-то выскочила вредоносная девчонка, мимоходом прилепила жвачку на нос стоящего в углу деревянного негритенка с опахалом и тоже вытаращилась на Лёльку. Акакий расцвел в улыбке и засюсюкал:
— Это моя супруга, Зинаида Павловна и дочурка Катенька, розовый бутончик. А это.... — он замялся.
— Ольга Петровна Сагайдаченко, — представилась Лёлька. — Корреспондент газеты "Ежедневный вестник".
— А что же корреспонденты и в праздники работают? — ехидно поинтересовалась Зинаида.
— Да мы всегда работаем, материал собираем. Вот я и решила в выходные прогуляться, а заодно выбрать дома покрасивее, чтобы потом из редакции фотографа прислать, — затараторила Лёлька, понимая, что Зинаиду так просто не проведёшь. Она явно запомнила названное Лёлькой имя, чтобы проверить, есть ли в газете корреспондент Сагайдаченко. И хорошо, если только фамилию спросит...
А простодушный бандит тем временем уже в глубине дома отдавал кому-то распоряжения. Вскоре Лёльку пригласили в столовую, где был накрыт стол не то для раннего обеда не то для позднего завтрака. Акакий, очевидно, проголодавшийся в дороге, налег на закуски, а Лёлька и Зинаида только слегка прикоснулись к еде. Катька вообще умчалась куда-то, сцапав со стола кусок торта со взбитыми сливками и мандарин. Зато появилась мрачная долговязая девица в черном обтягивающем платье и малиновых шлепанцах.
— Это моя дочь Ксения, — сухо представила её хозяйка.
Ксения, ни слова не говоря, плюхнулась на стул, набухала себе в фужер водки "Смирнов" и залпом выпила. Посидев пару минут в ступоре, она налила себе в тарелку супа из осетрины и принялась его быстро хлебать. Лёлька заметила недовольный и раздраженный взгляд Акакия, которым он одарил девушку. Но ту подобные взгляды совершенно не трогали. Она доела суп и принялась за отбивную.
Тут в комнату влетела Катерина и завопила:
— Ксюха, корова, зачем мой пластилин опять утащила? Убью нафиг!
— Ты зачем Катин пластилин взяла? — немедленно завелся Акакий. — Опять с Ромкиным папашкой кукол лепила и иголки в них втыкала? Ох, надеру я когда-нибудь задницу и тебе, и этому придурку!
Лёлька отметила, что, войдя в дом, бандит вдруг стал говорить по-русски совершенно правильно и почти без акцента. Возможно, нарочитое коверкание слов он использовал, чтобы ещё сильнее наводить ужас на жертв.
Тем временем скандал разгорался — Катька вопила, Акакий ругался, только Зинаида и Ксения сохраняли ледяное спокойствие. Девица, не торопясь, ела сочную свинину, а её мать с откровенной насмешкой наблюдала за Лёлькой. Потом, встала и, процедив сквозь зубы:
— Ну, вы тут развлекайтесь без меня! — величественно удалилась.
Акакий немедленно сник и пообещал своему "бутончику" купить сразу двадцать коробок пластилина, чтобы она не огорчалась. Катька, продолжая фыркать и возмущаться, убежала. Беседа за столом так и не завязалась и Лёлька чувствовала себя не в своей тарелке. Внезапно Ксения подняла безразличные глаза и сообщила:
— Катькиного папашку пришили!
— Ты что говорышь? — опешил Акакий. — Кого-чего — прышили? Да ты... — он закончил фразу витиеватым и непонятным грузинским выражением.
— Сам ты такой! — вяло огрызнулась Ксения. — Я по телику новости смотрела, там диктор в конце сказал.
Бандит разом помрачнел и насупился. Потом тяжело поднялся из-за стола, швырнув скомканную салфетку.
— Прости, дорогая, — пробормотал он Лёльке. — Беда у нас. У Катерины ещё папашка имеется... имелся. Только мне она роднее родной дочки. Как же ей сказать? Бедный мой бутончик...
— Да уж, бедный! — хмыкнула Ксения. — Она папашку того все время козлом звала. А теперь ещё, небось, и наследство его получит!
— Какое наследство, зачем ей наследство? Я её всем на свете обеспечиваю, как принцессу, ни в чем не отказываю! Не надо нам его наследство!
Ксюша меланхолично выпростала из-за стола длинное угловатое тело и потащилась к дверям, бросив на ходу:
— Вам не надо, так мне отдайте. Я все жду, когда моего папахенца ухлопают, да всё никак... Не везёт.
"Ну и семейка!" — подумала Лёлька, тихонько пробираясь к выходу. Акакий метался по комнате, не обращая на неё внимания, и выкрикивал неизвестно кому угрозы. Из них следовало, что он лично покарает мерзавца, осиротившего Катьку. И кара эта будет страшной.
Лёлька вышла в холл и услышала, как один из амбалов, не допущенный в хозяйскую столовую, болтает с кем-то по телефону. Она четко услышала фразу:
— Да говорю тебе, мотались с шефом в Питер на разборки. Три дня не спамши, не жрамши, устал, как собака. А тут ещё ты со своими претензиями, коза недоенная! В гробу я видел твою дачу!
Переведя дух, она выскочила из дома. Так, значит, в ночь убийства Акакия не было в городе. Конечно, он мог поручить мокрое дело кому угодно. Но зачем? Похоже, этот гоблин действительно обожает Катьку и огорчать бы её не стал, даже если Вотю не приветствовал. Совершенно удрученная, Лёлька поплелась к своей машине.
***
Дома надрывался телефон. Конечно же, это был Олег, страдающий и тоскующий. Софья Павловна окончательно допекла сыночка своей заботой. Кормила она его только полезными для здоровья блюдами: кашками, протертыми супчиками и паровыми котлетами. Никакие доводы о том, что сломанной ноге глубоко плевать на то, протертый или не протертый суп будет есть её владелец, не действовали. Олег слёзно умолял Лёльку привезти ему парочку отбивных и копченой рыбки.
Швырнув в микроволновку размораживаться кусок свинины, Лёлька позвонила Баське. И сразу нарвалась на следующий шквал эмоций. Оказывается, Баська и сама ночью почти не спала, и Ваське не давала. Трижды она, настороженная подозрительной тишиной в соседней квартире, наведывалась в неё. В первый раз она вошла тихонечко и едва не свалилась на сидящую по-турецки в темной прихожей Лулу. Обе заорали от неожиданности и принялись выяснять отношения. В ходе выяснения Баська включила свет и, узрев странную масть собеседницы, офонарела и потеряла дар речи. В результате, Лулу одержала моральную победу, но всё-таки согласилась медитировать в другом месте.
Во второй раз Баське удалось добраться до кухни, где она застала голого Мишеля в обнимку с питоном. Мишель поведал, что испытывает необыкновенные тактильные ощущения. Питон ничего не поведал и выглядел сонным и апатичным. Из комнаты Левы доносились будоражащие воображение звуки, но Баське хватило общения с Мишелем, и туда она не сунулась. И только на третий раз ей удалось осмотреть квартиру полностью, потому что спали все: Мишель, укрытый купальным халатом, — в составленных креслах в приемной, Лулу — в постели Левы, а сам Лева вместе с котом — на диване в салоне. Причем, Левина морда была изрядно расцарапана. Баська проверила плиту, краны и форточки, унесла на всякий случай весь запас спичек из кухни, но всё равно до утра дремала в пол-уха.
Выслушав сетования и претензии несчастной, Лёлька выразила ей сочувствие и посоветовала позвонить родителям Левы и Агнии и попытаться спихнуть им непутевого сынка. Баська горестно вздохнула и отключилась.
Потом Лёлька позвонила адвокату Фомину, но у того новостей не было — притащить в город судью удастся, в лучшем случае, только завтра вечером. А значит, Агния пока будет находиться за решеткой. Правда, её перевели в трехместную камеру и еду за отдельную плату носят из ближайшего ресторана, но это все, чего удалось достичь.
В расстроенных чувствах Лёлька изжарила четыре огромных отбивных, с горя одну съела сама, а три упаковала в пластиковый контейнер и повезла Олегу. По дороге заехала в гастроном и приобрела еще кусок копченой осетрины, а на книжном лотке — два новых фантастических романа. Олег не разделял её пристрастий к детективам и больше всего уважал всевозможные межгалактические приключения с монстрами и стрельбой из бластеров.
Только постучав в дверь, Лёлька сообразила, что не удосужилась переодеться и явилась пред светлы очи ортодоксальной Олеговой матушки в сомнительном прикиде "а ля журналистка". Но было поздно — Софья Павловна, величественная, словно памятник Екатерине Великой, возникла на пороге. Лёлька вручила ей коробочку итальянских конфет в виде прозрачного сердечка и, удачно ускользнув от попыток втянуть себя в длительную беседу о ценах, здоровье и погоде, проскочила в комнату, где маялся, укутанный тремя пледами, Олег.
Страдалец выглядел весьма неплохо — румянец играл на чисто выбритых щеках, а журнальный столик, придвинутый к кровати был уставлен баночками из-под пива.
— Так вот почему тебе рыбки захотелось! — возмутилась Лелька. — Диета, называется! Запиваешь кашки пивом?
— Ага! — обрадовался Олег. — Маманя считает пиво жидким хлебом и не возбраняет. Ты мясца и рыбки притаранила?
— На, держи! — Лёлька принялась выгружать из пакета продукты.
— Стой, не доставай, прямо так положи сверток к стенке, под одеяло. Маманя скоро в магазин отправится, тогда съем, а то отберёт.
Лёлька хмыкнула и сунула пакет с едой за кипу подушек, на которой покоилась упакованная в гипс нога. Потом присела на краешек постели. Олег нежно обнял её за плечи, но тут в комнату вошла Софья Павловна.
— Леночка, хотите чаю? — преувеличенно любезно поинтересовалась она.
— Да, мамуля, будь добра, принеси нам пару чашечек! — мгновенно среагировал Олег, томно откидываясь на подушки.
Как только Софья Павловна исчезла, поджав губы, он снова потянулся к Лёльке, но бдительная матушка вновь материализовалась на пороге с вопросом:
— А сколько сахара вам, Леночка, положить?
— Мне, пожалуйста, без сахара, — пробормотала Лёлька, выпрямляясь.
— У нас примерно тридцать секунд, — шепнул Олег, провожая мать глазами, и поцеловал Лёльку.
Когда Софья Павловна вплыла в комнату с подносом, они уже чинно беседовали. Лёльку душил смех. Неужели мать до сих пор не сознает, что сыночку уже стукнуло тридцать четыре, он взрослый самостоятельный мужик? В конце концов, он живет с Лёлькой почти три года, пора бы привыкнуть.
Поставив поднос на столик и собрав пустые жестяные банки в передник, Софья Павловна удалилась, но тут же вернулась с вазочкой клубничного варенья.
— Мам, ну дай ты нам спокойно поговорить, клянусь, что ничем предосудительным мы заниматься не собираемся! — не выдержал, наконец, Олег.
— Говорите, разве я вам мешаю? — немедленно обиделась Софья Павловна и принялась подбирать разбросанные у кровати журналы и книги.
Олег молча закатил глаза и бухнул в чай три ложки варенья. Лёлька успокаивающе положила ладонь на его локоть. Спустя несколько минут их, наконец, оставили наедине.
— А хорошо бы и впрямь заняться этим самым, предосудительным... — мечтательно вздохнул Олег и подмигнул Лёльке.
Но та, опасливо покосившись на приоткрытую дверь, покачала головой:
— Ни за что! Заниматься любовью с загипсованным мужиком в присутствии его мамаши — это просто извращение!
— Ладно, буду получать удовольствие другим способом, — покладисто согласился Олег.
— Оставь свои интимные подробности при себе! — возмутилась Лёлька.
— Да я имел в виду наслаждение вкусной и вредной для моего драгоценного здоровья пищей! — заржал Олег. — А ты что подумала, испорченное существо? И скажи честно, Костик Мочалкин уже подкатывался? Небось, не упустил момента?!
— Мочалин? — фальшиво удивилась Лёлька. — С чего ты взял?
— Да брось ты, этот Мочалкин давно круги вокруг тебя наворачивает! — ревниво засопел Олег.
Лёлька возмутилась — мало того, что ей приходится мотаться в поисках информации, так ещё и претензии выслушивать! Рука сама тянулась отвесить щелбан по глупой Олеговой башке, но она сдержалась, только фыркнула.
— Ну ладно, не злись. Что поделать, если дурак я у тебя? Лежу тут колодой, надоело до чертиков! На костылях еле держусь, не научился ещё. Может, заберёшь меня отсюда, несчастного, я дома быстрее поправлюсь, — снова заныл Олег.
— Нет уж, меня сейчас и дома-то не бывает. А за тобой уход нужен, подай-принеси. Так что потерпи немного, я Агнии сейчас нужнее, чем тебе, — категорично ответила Лёлька. — А кстати, ты ведь журналист, всё про всех знаешь. Ну-ка расскажи, что про Вотю и его окружение слышал.
Олег задумался, даже глаза прикрыл. Потом допил чай и задумчиво ответил:
— Да в общем-то, я ничего такого и не знаю. Вотя, вроде бы, нормальным коммерсантом был, без особого криминала. Чистеньких в этой среде, сама знаешь, не найти. Но Бармин всегда меру знал. Крыша у него была, но так себе — не кавказцы, не отморозки. На баб покойничек падок был, но после того, как с Агнией закрутил, на других крест поставил. Хотя зуб дать не могу...
— А кто на него зло мог иметь? — не отставала Лёлька.
— Да я уж и сам думал, — вздохнул Олег. — Был тут один эпизод не так давно. Я случайно свидетелем стал. Валька Соболь, наша прима местного разлива, перепилась в ресторане и подсела за столик к Воте. Тот с приятелями тихонько себе сидел — отмечали чего-то. Ну а когда Валька по пьяни начала выделываться, те её культурно послали. Тогда она стала орать, что всем всё про Вотьку расскажет. И с такой, знаешь, ненавистью орала. Её, конечно, под белы рученьки секьюрити вывели проветриться. Но мне кажется, Вотя испугался, хотя и делал индифферентное лицо.
— А кто такая эта Соболь? Та, которая в нашем драматическом театре леди Макбет играет?
— Она самая. Раньше красивая была, не отнимешь, но поистаскалась. Пьет, как лошадь. Но только я думаю, что если она что-то и знает про Бармина, то логичнее было бы, если бы он её прибил, а не она его, — пессимистически закончил Олег.
Лёлька задумалась. Надо бы к этой артистке наведаться, благо повод навестить пьющего человека особо и искать не нужно.
— Ну, ещё, конечно, есть бывшая Вотина супружница, — продолжал разглагольствовать Олег. — На той можно прямо табличку вешать: "Не влезай, убьёт!" Но у неё очередное счастливое замужество в разгаре, так что тоже резона нет за нож хвататься.
— А что ты знаешь про наших местных сатанистов? — закинула удочку заинтересованная Лёлька.
— Так я же про то и рассуждаю. Слушай сюда. Вотька, значит, был третьим мужем Зинаиды. А первый — Жорж Пименов, натуральный бандит, до того, как спутался с этой стервой, работал, можешь себе представить, педиатром в городской больнице. Но пришлось ему, болезному, деньги для алчной женушки научиться кастетом-пистолетом зарабатывать.
Лёлька присвистнула: детский врач, ставший бандитом, это и вправду круто.
— А второй, Иван Лопухов, на этой же почве вроде с катушек спрыгнул и секту основал, — Олег некстати хихикнул. — Кстати, советую — прибыльное дело. Изображаешь из себя бога-учителя, и от паствы денежки рекой текут. Секта эта — не совсем сатанистская. Так, нащипали, где придётся, всякой чертовщины и фанатеют себе. То на кладбище могилки изуродуют, то ворота в церкви какой-нибудь гадостью измажут. А уж интервью любят давать, тут их хлебом не корми — дай повыпендриваться. Я с этим Лопуховым дважды беседовал — полный абзац!
— А не знаешь, случайно, где его можно найти? — Лёлька потупила загоревшиеся глаза и пододвинула Олегу печенье.
— Почему, очень даже знаю, у него любимое место — клуб "Ущербная луна", но только ходить туда не советую, — он окинул фигурку в куцей курточке снисходительным взглядом и пренебрежительно скривился.
Лёлька ужасно обиделась — они с Олегом бывали и на тусовках высшего света, и в ночных кабачках. А тут какой-то клуб! Большое дело!
Но она на то и была женщиной, чтобы скрыть свои истинные мысли и вытянуть нужную информацию в течение пяти минут. Оказывается, клуб "Ущербная луна" был создан для специфической публики. Туда по вечерам сползались посетители с физическими недостатками, психическими отклонениями, разные непризнанные гении, графоманы-кафкианцы, просто оригиналы, не желающие отождествлять себя с толпой. Там можно было подыскать компанию по нетрадиционным интересам — фетишистов, садо-мазохистов и прочих "истов", им никто не мешал общаться и делиться опытом. Впрочем, геи и лесбиянки были для клуба слишком заурядны, их там не признавали и не приветствовали. А вот зоофилы и транссексуалы умудрились прижиться.
Лёлька выслушала всё это не моргнув глазом, а вот у Софьи Павловны, незаметно вошедшей в комнату, лицо заметно вытянулось и приобрело малиновый оттенок. Олег заметил матушку слишком поздно и замолк на живописании своего опыта общения с компанией зоофилов, причем один из них был без руки и одной ноги, а другой прославился изданием за свой счет бестселлера "Любя все живое".
Оставив Олега успокаивать потрясённую услышанным Софью Павловну, Лёлька мгновенно простилась и выскочила на площадку, давясь от хохота. Правда, она не успела узнать, где эта "Ущербная луна" находится, но кто мешает ей позвонить Олегу позднее? Никто не мешает.
Глава 5
Проезжая через виадук, она настолько была погружена в размышления, что совершенно забыла о снижении скорости и была немедленно остановлена молоденьким сержантом автоинспекции. Лёлька страшно смутилась, она обычно ездила очень аккуратно.
Топчась около машины, она выслушала лекцию о правилах движения, запихнула в карман возвращенные права и квитанцию на штраф и уже хотела было ехать, но тут чуть впереди, громко взвизгнув тормозами, остановился белый лимузин. Сержант нервно вздрогнул и оглянулся. Из лимузина вывалилась роскошная блондинка в норковом манто и ринулась к ним. Платиновые кудри и полы шубы развевались по ветру, а воздух оглашался радостным трубным воплем. И Лёлька и сержант невольно шарахнулись в стороны, так что блондинка, проскочив между ними, с сочным шлепком врезалась пышным бюстом в "шестёрку", которая содрогнулась от этого всем своим немолодым корпусом. Нисколько не смутившись, дама немедленно развернулась и, издав пронзительный визг, бросилась на Лёлькину шею.
Едва не рухнув, от такого напора, Лёлька всё-таки уловила в визге нечто знакомое. С трудом оторвав от себя блондинку, она вгляделась в её лицо и тоже завизжала. Ошалевший от происходящего гаишник недоуменно пожал плечами и поспешил убраться подальше от сумасшедших баб, издали погрозив им полосатым жезлом.
— Маргошка! Это ты? — вопила Лёлька.
— Лёлька! Родная моя! — вторила ей дама.
Наоравшись, они разом смолкли и принялись целоваться, невзирая на то, что их машины и они сами явно мешали движению. Наконец Лёлька сообразила спросить:
— Откуда ты взялась, черт побери?
— Только что прилетела. И сразу к тебе помчалась. Смотрю, а на мосту ты собственной персоной торчишь. Ну, рассказывай!
— Что рассказывать? — растерялась Лёлька.
— Как что? Всё рассказывай! — потребовала Марго.
Тут прямо у них за спиной раздался истошный автомобильный сигнал, за ним хором ещё несколько. Только тут Лёлька сообразила обернуться и увидела целую шеренгу машин и торчащие из них головы разозленных водителей.
— Слушай, ехать нужно, а то разорвут на части! — спохватилась она. — Поезжай за мной.
— Зачем, пусть мой водитель едет, а я к тебе сяду! — С этими словами Марго плюхнулась на переднее сиденье.
Лёлька села за руль и, стараясь не смотреть на перекошенные рожи владельцев обгонявших их машин, тронулась с места. Белый лимузин пропустил их вперед и послушно поплелся в хвосте. Управлять машиной и одновременно рассматривать сидящего рядом очень затруднительно, но Лёлька не удержалась.
Сказать, что Марго выглядела сногсшибательно — значит ничего не сказать. Потрясающую фигуру плотно обтягивал черный брючный костюм, изумительно подчеркивающий и тонкую талию, и крутые бедра, и высокую грудь. Копна светлых волос спускалась почти до пояса, в ушах пламенели бриллианты, а кожа лица была безукоризненной, словно только что созревший персик. Картину портила только странно выглядевшая в условиях теплой майской погоды шуба. Приглядевшись, Лёлька поняла, что это не норка, а самый настоящий черный соболь.
Марго с довольной улыбкой наблюдала за Лёлькой.
— Ну что, выгляжу потрясно? — хихикнула она.
— Не то слово! Я бы тебя в жизни не узнала. И откуда ты свалилась? Столько лет — ни слуху, ни духу, и вдруг...
— Вдруг такое не бывает, — вздохнула Марго. — Это результат долгого и кропотливого труда.
Лёлька познакомилась с Марго, когда училась в институте. На какой-то вечеринке она обратила внимание на худенькую девушку в дешевых джинсах и самовязанной короткой кофточке. С кем она пришла, Лёлька так и не поняла. Когда, куря на кухне около открытой форточки, они разговорились, оказалось, что Маргарита учится в консерватории. Тихоня-скрипачка вдруг расплакалась и призналась, что ей негде переночевать — мать выгнала из дома, а общежитие дают только иногородним.
Несколько обалдевшая, Лёлька поинтересовалась, что же натворила Маргарита, что её выставили на улицу. Оказалось, история была банальной — любвеобильный отчим, на откровенные приставания которого она решилась, наконец, пожаловаться матери. Мамаша же вместо того, чтобы защитить дочь, заявила, что та сама виновата, а она не хочет остаться одна, без мужа. Так что в результате разборок бедную Маргариту обозвали проституткой и вышибли из дома. Пустить в консерваторское общежитие её отказались. Теперь ей оставалось либо действительно идти на панель, чтобы заработать на жилье, либо — головой в прорубь, так как на дворе стоял декабрь.
В общем, Лёлька притащила Марго к себе. Она тогда только въехала в осиротевшую дедушкину квартиру и чувствовала себя в ней одиноко. Ритка оказалось славной девчонкой, они отлично ладили целых полтора года, пока обе не закончили учебу. Спохватившаяся мать через пару недель разузнала, где живет Маргарита, и явилась звать ту обратно. Но девушка наотрез отказалась возвращаться, только вещи и кипу нотных альбомов забрала из дома.
Окончив консерваторию, Марго решила, что в этой стране ей делать совершенно нечего, купила на собранные по копейке деньги путевку в Грецию на неделю, и исчезла. Вначале она ещё звонила, рассказывала про то, что устроилась играть на скрипке в греческом ресторане и подыскивает себе мужа побогаче. Лёлька её понимала и не осуждала — всю жизнь прожить практически в нищете с матерью-медсестрой и с отцом-алкоголиком, а потом — с отчимом-пьяницей, это уважительная причина, чтобы хотеть обеспеченной жизни. Потом связь оборвалась. И вот сейчас Марго сидит рядом с ней и взахлёб рассказывает о своей жизни за кордоном.
Первого мужа — знойного грека Гришу (так звала его Марго, а как на самом деле звали этого достойного человека, навсегда осталось для Лёльки тайной) она подцепила в том самом греческом ресторане. Гриша был хорошим малым и имел три грузовика, на которых возил овечий сыр, оливковое масло и прочие греческие товары по всей стране. Жили они душа в душу, пока Марго не повстречался другой знойный грек Кузя (опять-таки неизвестно, как же его при рождении назвали греческие мама с папой). Марго развелась с Гришей и стала жить с Кузей. Кузя был горшечником. Конечно, он изготавливал не простые горшки, а греческие — амфоры, Туристы раскупали эти амфоры с лету, и Кузя процветал. Именно он надоумил Марго перекрасить скромные шатенистые волосы в платиновый цвет и сделать пышную силиконовую грудь.
На этом месте рассказа Лёлька рассмеялась, потому что больше всего её смущал как раз Маргошин бюст, она ведь помнила его прежние весьма скромные габариты. Марго тоже захохотала и ткнула её кулаком в бок. В результате чего они едва не врезались во встречный автобус.
Придя в себя от нервной встряски, Марго возобновила рассказ. Сделав пластическую операцию и высветлив волосы, она неожиданно для себя превратилась в объект повышенного интереса практически всех знойных греков, вышедших из детсадовского возраста. До несчастного Кузи дошло, какую потрясающую глупость он совершил, но было поздно. Дело, наверное, в том, что гречанки — смуглые, черноволосые, с крупными носами — приелись темпераментным жителям полуострова. Поэтому появление в любом месте светлокожей, аппетитной блондинки с крошечным точеным носиком встречалось мужской аудиторией с редкостным ажиотажем. Так что Кузя, так и не успевший стать законным Маргошиным супругом, получил вскоре отставку.
Теперь Маргарита замужем за мужчиной своей мечты. Естественно, он грек. Не такой знойный, как Гриша и не такой темпераментный, как Кузя, а намного, намного знойнее и темпераментнее! А главное, он потрясающе богат. Зовут это сокровище Федей, и оно владеет крупной торговой компанией, десятками больших грузовых кораблей и здоровенным банком в Афинах. У них двое детей — мальчик и девочка. Мальчика зовут Микасом, то есть Мишей, а девочку — угадай! Конечно Еленой, Лёлькой!
И вот теперь Маргарита решила навестить родной город. Но не ехать же к давно забывшей о ней матери. Она приехала к Лёльке, и только к Лёльке! Муж отпустил её на целый месяц, нанял здесь для неё машину с шофером. Для него это не проблема. Так что теперь они могут сколько угодно наслаждаться общением, болтать и развлекаться. Можно в Москву смотаться или в Питер, ведь Марго там никогда не была.
Тут Лёлька помрачнела. Марго заметила перемену в подруге и сообразила спросить:
— Я тебе не помешаю? В смысле, может ты замужем? Дети там, места мало... Так я могу в гостинице апартаменты снять, делов-то!
— Да нет, я пока не замужем и детей тоже нет, так что места хватает. Просто ситуация такая...
Но тут ей пришлось замолчать, потому что они остановились у её дома. Следом, точно привязанный, встал лимузин.
— Поселишься ты, конечно, у меня! — воскликнула Лёлька. — Никаких апартаментов! Так что забирай чемодан и пошли.
Марго с изяществом королевы вышла из Лёлькиной "шестёрки" и небрежно помахала рукой водителю лимузина, который тут же извлек из багажника два здоровенных кофра и поволок их следом за ними.
Бабульки у крыльца, разинув рот, проводили Маргариту взглядами и тут же принялись оживленно обсуждать, что за примадонна к ним пожаловала.
Войдя в квартиру, Марго, наконец, избавилась от шубы и облегченно вздохнула:
— Ведь говорила Федьке, что здесь уже тепло, а он: "Замерзнешь! Замерзнешь!", вот и пришлось народ смешить. Так что ты там про ситуацию начала?
Но тут в прихожую ввалился водитель с чемоданами. Пот лился с него градом — лифта в доме не было, а жила Лёлька на седьмом этаже и потолки были высоченными. Марго сочувственно взглянула на беднягу и порекомендовала:
— Ну, зачем же так спешить, миленький? Времени у нас — вагон, так что не спеши, носи себе и носи.
— Как, это ещё не всё? — опешила Лёлька, разглядывая огромные, как шкаф, баулы весом в тонну каждый.
— Конечно, не всё! Во-первых, я на целый месяц приехала. Во-вторых, не могла же я приехать без подарков? — в свою очередь удивилась Марго.
Водитель без слов удалился, и в следующие полчаса прихожая заполнилась еще пятью чемоданами, двумя здоровенными коробками и тремя странными тяжелыми свертками, которые Марго велела поставить стоймя. В свертках оказались огромная ваза из опалово просвечивающего камня, оправленного в бронзу, такой же бронзовый с камнем торшер и странная бронзовая чаша на трех высоких ножках.
— А это для чего? — изумилась Лёлька, осматривая чашу.
— Для благовоний, — серьёзно пояснила Маргарита. — Этот жуткий комплект тебе Федя в подарок прислал.
— Федя? Мне? — обалдела Лёлька. — Я думала, ты этот антиквариат в подарок городскому музею приволокла. Или родной консерватории.
— Не фига им не обломится! Особенно, консерватории. Вспомни, как я без крыши над головой осталась. Они мне даже общагу не дали! Одна ты на помощь пришла. Я Федьке про тебя много рассказывала, вот он и выбрал тебе презент. В знак признательности и уважения!
Лёлька с сомнением покачала головой:
— Ну, с вазой понятно, торшер тоже вещь полезная. А вот насчет благовоний, это, по-моему, чересчур. И потом, где я эти самые благовония возьму, черт побери?
— Не волнуйся, благовония я тоже привезла, нужно в чемоданах поискать. А вообще-то, эту штуку можно использовать как хочешь. Например... — и Марго замолчала, явно затрудняясь придумать утилитарное применение монументальной курильнице.
Через минуту раздумий обе внезапно принялись хохотать, как ненормальные. Потом Лёлька накрыла на стол, и они ели, болтали и пили тягучее душистое греческое вино — не менее двадцати бутылок этого нектара составляли содержимое одной из коробок.
Услышав от захмелевшей Лёльки про убийство, Марго, хорошо знавшая и помнившая Агнию, разинула рот так, что продемонстрировала немалые достижения иноземных дантистов. Пришлось рассказать всё.
— Вот я и боюсь, что не смогу быть с тобой всё время — нужно обязательно помочь Аньке, милиция-то не чешется. Им главное — дело спихнуть, а на кого, неважно, — вздохнула, завершив рассказ, Лёлька. — Но если я разузнаю что-нибудь...
— Слушай, я, конечно, отстала от российской жизни. Причем, отстала не на шесть лет, а, кажется, на все шестьсот. Всё тут так изменилось! Но если тебе и Агнии можно чем-то помочь, я всегда готова помочь, — предложила Марго. — Ведь меня тут никто, считай, и не знает в таком-то виде, так что я могу пролезть, куда надо.
— А куда надо? — задумалась Лёлька. — Пока день ещё, можно попытаться сунуться к актриске в гости. А вечером я хотела в эту самую "Ущербную луну" внедриться. Но только устала жутко, а там вдохновение требуется и наглость. Не созрела я ещё для таких подвигов.
Марго пожала плечами:
— Ну, так я могу туда съездить, оглядеться. В чем проблема-то?
— И кем ты, интересно представишься? Не забывай, что в этом клубе нужно быть либо с физическими дефектами, — тут Лёлька критически взглянула на сногсшибательную фигуру подруги, — либо с тараканами в башке.
— Насчет тараканов я подумаю, — легко согласилась Марго. — Есть заготовка. Знавала я одного чудика — он был уверен, что в его теле живет парочка инопланетян. Виртуально, так сказать. Поэтому всякий раз при разговоре прикручивал себя проводком к батарее центрального отопления — заземлялся, чтобы пришельцы не мешали адекватно общаться. А без проводка иногда вдруг принимался утробным голосом нести всякую ахинею про свою внутреннюю неземную сущность. Основные постулаты я помню. Думаю, смогу косить под него без проблем.
Лёлька с сомнением покачала головой, но риска в том, что Марго съездит в клуб "Ущербная луна" не было никакого. Ну, турнут её оттуда за нормальность, делов-то! Но лучше отложить это мероприятие, Маргарита всё-таки после перелета устала.
Сама Лёлька решила съездить к Валентине Соболь. Адрес артистки она без проблем узнала у своей приятельницы Фимы Чурсиной, работавшей в той же газете, что и Олег, и кропавшей "новости культурной жизни нашего города".
Слегка осоловевшая Марго прилегла вздремнуть до вечера, пробормотав напоследок:
— А почему ты считаешь, что нужно искать непременно врага этого самого... Воти? Что, если пакость кто-то хотел устроить самой Агнии?
Лёлька от такой неожиданной мысли опешила, но решила на трезвую голову обдумать Маргаритины слова, резон в них определенно был. Вот только представить, что безобидная, добрая и покладистая Анька могла настолько кому-то досадить...
Ехать захмелевшей от греческого вина Лёльке пришлось на Маргаритином лимузине. Водитель был рад любому пассажиру, ему до чертиков надоело торчать у подъезда под надзором бдительных бабок. По дороге Лёлька приобрела в супермаркете бутылку армянского коньяка.
***
Валентина Соболь жила в довольно престижном районе. Дом был четырехэтажный, довоенной постройки. На двери обнаружился домофон. Нажав кнопку нужной квартиры, Лёлька через минуту услышала томный вопрос: — Кто там?
В ответ она чуть не ляпнула студенческое: "Сто грамм!", но спохватилась и прощебетала:
— Я к госпоже Соболь от Никиты Сергеевича Михалкова, по поводу роли в новом фильме.
Замок открылся молниеносно.
Поднимаясь по лестнице, Лёлька мучилась сомнением, не переборщила ли она. Придуманный повод выглядел полной туфтой. Но, увидев в дверях квартиры нетерпеливо ждущую её с горящими глазами актрису, сомневаться перестала.
Валентина картинно прижимала к груди руки, словно удерживая сердце, готовое вырваться от счастья наружу. Выглядела она, несмотря ни на что, ещё очень даже ничего — пушистые русые волосы небрежно прихвачены у висков заколками, точеное надменное лицо с огромными серыми глазами и стройная фигура, облаченная в вышедшие из моды лосины и черную водолазку. Только неестественный румянец щек говорил об излишнем пристрастии к алкоголю.
Лёлька прошла в квартиру, небрежным жестом сбросив изумрудный кожаный кардиган. Одевая её для визита к актрисе, Марго распотрошила чемоданы, и теперь Лёлька выглядела хоть куда — черные бархатные брючки-капри, скромно расшитые понизу крошечными стразами, апельсиновый свитерок из тончайшей ангоры, а на ногах — кожаные ботиночки ручной работы.
Жила Валентина Соболь не ахти — в квартире не было и намека на растущее благополучие. Обстановка начала девяностых — дешевый гарнитур из древесно-стружечных плит и велюра. Телевизор и видик устаревших моделей, простенький кассетный магнитофон. Зато все стены были увешаны фотопортретами хозяйки и её же живописными изображениями. Между портретами были пришпилены театральные афиши и фотографии спектаклей.
Лёлька уселась в кресло и забросила ногу на ногу.
— Ну и как там поживает Никита Сергеевич? — заискивающе улыбнулась Валентина.
— Нормально поживает, — хмыкнула Лёлька. — Как всегда, весь в делах. Пробил финансирование своего нового кинопроекта и разослал нас, ассистентов, подбирать актеров.
— А как... — начала, было, Валентина.
— Меня Елизаветой зовут, — отрешенно перебила её Лёлька. — Видела вас в роли леди Макбет, играли хорошо. Думаю, Никита одобрит мой выбор. Но вы понимаете, что такое сниматься у Михалкова — почти год все вместе, одной семьёй. Так что меня интересует и ваша личная жизнь, нельзя, чтобы она мешала...
Актриса, раскрыв рот и затаив дыхание, слушала её. Потом захлопнула рот и снова прижала руки к груди.
— Пусть вас это не беспокоит! Ради того, чтобы сниматься у Никиты Сергеевича, я готова забыть о личной жизни, муж и взрослая дочка вполне обойдутся год и без меня.
— Ну, вот и ладненько, — обрадовалась Лёлька. — А теперь не грех и обмыть знакомство! — с этими словами она достала коньяк.
Валентина ничуть не удивилась, сорвалась с места и умчалась на кухню. Через пять минут перед гостьей стояли блюдечко с нарезанным лимоном, коробка конфет "Коллекция" и две рюмки. Первую хозяйка выпила не торопясь, демонстрируя умение пить коньяк — грела её в ладонях, не спеша, смаковала. Но вскоре алкоголь сделал свое дело: глаза её заблестели, а язык начал болтать без остановки. Вторую и последующие порции она выливала в рот единым махом.
— А ты давно у Никиты пашешь? — перейдя на "ты", допытывалась она у Лёльки.
— Да не так чтобы давно. На "Цирюльнике" пристроилась, — заливала Лёлька, стараясь только пригубливать свою рюмку.
— Ну и как он?
— В смысле?
— Ну, в смысле баб? — хихикнула Валентина.
Лёлька понятия не имела, как у Михалкова насчет баб, но, возможно, какие-то слухи на эту тему достигли и провинциальных артистических кругов. Поэтому она осторожно покачала головой:
— Не верь всякой ерунде. Уж я-то знаю, какая у него супруга! От такой налево не сбегаешь, держит голубчика в ежовых рукавицах. Да и года свое берут — у него теперь одни творческие планы на уме.
Валентина несколько сникла, но потом сглотнула еще рюмашку и наконец поинтересовалась:
— А что за роль-то?
— Классная роль — главная, можно сказать, героиня в зрелом возрасте, — импровизировала Лёлька. — Юная девушка, дворяночка, встречает в начале нашего века красавца-матроса и они влюбляются друг в друга. Ну, потом революция, гражданская война, она уезжает с родителями в эмиграцию. Там устраивается неплохо — выходит замуж за богатого и знатного француза. Проходит много лет и на приеме у премьер-министра Швеции она встречает советского дипломата, того самого бывшего матроса. Опять разгорается безумный, отчаянный роман. Дипломата отправляют обратно в Советский Союз и там ставят к стенке за связь с иностранной шпионкой, а она уходит от мужа и... — тут Лёлька запнулась, потому что никак не могла придумать финал потрагичнее.
На замутненных глазах Валентины выступили пьяные слёзы, она уже видела себя в шелках и бриллиантах в объятиях статного красавца.
— И она становится бездомной, живет с клошарами под мостом и все ходит к тому фонтану, у которого они с любимым кружились ночью под старинную французскую мелодию. И там она танцует, танцует... — завершила, наконец, Лёлька душераздирающую историю.
На секунду ей стало стыдно, когда она представила, что сделал бы с ней Михалков, услышав подобную муть. Но Валентина с трудом справилась с рыданьями и едва смогла спросить:
— А кто играет главного героя? Меньшиков?
— Нет, скорее всего Домогаров. А может быть, Алексей Нилов. Ну, тот, который в "Ментах". Длинный такой, губки бантиком.
Валентина снова отхлебнула коньяк и Лёлька заволновалась, как бы она не отрубилась раньше времени. В её планы входили отнюдь не одни упражнения в идиотских кинофантазиях. Пора было приступать и к основной цели. Но этому помешал неожиданный приход Валентининого супруга.
Он ввалился в прихожую, и вначале Лёлька даже испугалась. Здоровенный верзила в засаленной куртке с поднятым капюшоном, сбросил огромные сапоги и, ни слова не говоря, устремился к столу, сгреб нелопитую бутылку и унес её на кухню.
Хозяйка бросилась за ним. Какое-то время они тихо ругались за закрытой дверью, потом она вернулась и молча поставила бутылку на стол. Через несколько минут мужчина протопал обратно, обулся и снова ушел, громко хлопнув дверью. Теперь Лёлька хорошо рассмотрела его лицо. Оно поражало, во-первых, породистостью, которую не могли истребить неухоженность и усталость, во-вторых, ужасной бледностью. Тёмные круги под глазами и отросшая щетина ещё больше подчеркивали нездоровый цвет кожи.
— Ну, видела? Мсье Соболь собственной персоной! — раздосадованно буркнула Валентина. — Моя так называемая личная жизнь.
— Похоже, сегодня он у тебя не в духе, — посочувствовала Лёлька.
— Они теперь всегда не в духе. Вбили себе в голову, что неизлечимо больны, вот и бесятся. Нет, если мне роль обломится, я уж постараюсь в Москве зацепиться. И Юльку потом к себе заберу, нечего ей в этом вертепе делать.
— А мужа?
— Нетушки, нафига он мне в Москве сдался? Да он и сам не поедет, непризнанный гений!
Заинтригованная Лёлька принялась выпытывать у пьяненькой Валентины, почему она так отозвалась о муже и выяснила следующее.
Познакомились Валя и Сергей, когда ей было семнадцать лет, а ему девятнадцать. Сергей был в юности настоящим красавцем, а о ней и говорить нечего — поклонники сыпались на прелестную девичью головку, словно конфетти из новогодней хлопушки. Роман был скоротечным и бурным. Поженились они, когда Валентина была уже на пятом месяце. А через год, невзирая на протесты родственников и оставив крошечную Юленьку на попечение мужа, юная мать ринулась поступать в ленинградский театральный институт. Напрасно Сережа надеялся, что она провалится — взяли с первого раза. И все пять лет она прилежно училась, лишь изредка наведываясь домой.
Юля росла болезненной девочкой, и отец часто проводил с ней бессонные ночи. Видимо, тогда он и пристрастился писать стихи. И не просто стихи. В толстеньких тетрадках, покрытых пятнами от кофе и камфорного масла для дочкиных компрессов, плодились страстные поэмы и памфлеты, обличающие существующий строй и партийную систему. И практически ни одной строчки о любви! Что весьма странно, учитывая долгие отсутствия молодой жены.
Постепенно вокруг Сергея образовался круг диссидентствующих знакомых, устраивавших регулярные посиделки, главной изюминкой которых было чтение его творений. Из-за сложившейся в семье ситуации Сережа так и не окончил институт, учебу пришлось бросить, когда Валентина уехала. Чтобы быть постоянно рядом с дочкой, он устроился истопником в ближайшей котельной. Впрочем, в богемной среде тогда обычным делом было кочегарить и подметать улицы.
Но пришли иные времена, и бывшие дворники и истопники ринулись занимать депутатские кресла, блистать в шоу-бизнесе или просто делать деньги. А Сергей так и остался в своей котельной. Прежние друзья постепенно испарились, но появились новые — странноватые личности из непролазного андерграунда, многие со справками из психдиспансера. Однажды, несколько лет назад, ему удалось таки издать тоненькую книжку своих шедевров, но к тому времени любая газета была переполнена и не такими изобличениями. И творения Сергея просто не заметили. Остался он зол на весь мир и на Валентину.
Только Юленьку он любил и лелеял. Но когда она стала подростком, критично, как водится, настроенным к взрослым, и безжалостно назвала отца неудачником, любовь трансформировалась в удивление и негодование. Оказалось, он вырастил неблагодарное существо, не понимающее и презирающее его! А ведь он пожертвовал всем ради дочери!
Вот и получилось, что в одной квартире теперь живут три практически чужих друг другу человека. Сергей творит и общается в своей котельной. Юля учится в колледже и проводит всё свободное время в компаниях сверстников. А Валентина живет сценой.
— Неужели только сценой? — поддела её Лёлька. — Не может у такой эффектной бабы не быть соответствующих мужиков.
— Не может! — с готовностью мотнула головой Валентина, неожиданно громко икнула и захихикала.
После этого она, явно стремясь поднять акции в глазах заезжей штучки, стала выкладывать сведения про своих хахалей. Из её слов следовало, что самые богатые и именитые горожане, включая самого мэра и чуть ли не губернатора, а также заезжие звезды эстрады и политики сходили с ума по выдающейся актрисе Валентине Соболь, осыпали её цветами, драгоценностями и прочими благами. Странно, куда же девались все эти ценные подарки? Уж музыкальный-то центр и новые ковры могла бы прикупить, продав хотя бы одно упомянутое колечко с бриллиантом... Лёлькины размышления прервала патетическая фраза:
— Да вот не далее, как вчера из-за меня погиб несчастный Виталий. Может, слыхала?
— Что-то такое по телевизору промелькнуло, — осторожно промолвила она. Вроде зарезали одного коммерсанта.
— Коммерсанта! — фыркнула Валентина. — Виташа был умнейшим и интеллигентнейшим человеком. Денег — не сосчитать! Предлагал мне переселиться к нему на Лазурный берег. У него ведь вилла в Ницце! А тут он торчал только из-за любви ко мне. На каждом спектакле сидел в ложе бенуар с букетом орхидей. А уж после спектакля... — с этими словами она вылила остаток коньяка в рюмку и погрозила ей пальцем. Потом широким жестом выплеснула его себе в рот и продолжила:
— И какая-то сволочь не смогла пережить моего счастья... Зарезали бедного.
— А я слышала, что его, вроде бы, убили в квартире какой-то женщины, — пробормотала Лёлька, потрясенная пьяным полетом воображения актрисы.
— Да, от отчаяния он пошел к одной гадалке, чтобы она ему сказала, отвеч-ч-чу ли я на его ч-ч-чувства... — язык Валентины уже заплетался и, кажется, начал цепляться за зубы. — И тут его и...
Она внезапно замолчала, потом откинулась на спинку кресла и почти весело произнесла:
— Ну и что мне т-т-теперь делать? Плакать? Нет уж, не д-д-дождетесь! — она снова погрозила теперь уже пустой рюмке и неожиданно добавила: — И все-таки я дура... Редкая д-д-дура! И почему я тогда за Сережку выскоч-ч-чила, а не за Виташу?.. Не было бы теперь заб-бот!..
Лёльку страшно заинтриговала последняя фраза, но все попытки выведать какие-либо подробности не удались — Валентина опять принялась, запинаясь и повторяясь, перечислять своих амантов. При этом она забиралась в отношении их статуса все выше и выше. Когда она громким надрывным шепотом сообщила, что июньской ночью нюхала в кустах жасмин с самим... ну, самым-самым... ну ведь знаешь..., Лёлька поняла, что ничего интересного больше из этого пьяного бреда не выудит. Провожаемая пошатывающейся и цепляющейся за углы, хозяйкой, она быстренько оделась и захлопнула за собой дверь.
***
Во дворе, в сумеречном вечернем свете, она заметила на скамейке у песочницы одинокую унылую фигуру Сергея Соболя и ей стало жаль этого мужика, так и не нашедшего в жизни ни счастья, ни призвания. Лёлька стояла в тени кустов сирени и размышляла, как бы ей подкатиться к Валентининому супругу и попытаться его разговорить. Но на ум, как назло, ничего путного не шло. Разве что попросить прикурить...
Внезапно во двор вбежали две совсем юные девушки, обе светловолосые, коротко стриженные, невысокого роста. Отличала их только одежда — на одной были джинсы и пушистая лимонная кофточка, а другая была облачена в костюмчик алого цвета. Лица у девчонок были издали тоже похожи, но вблизи та, что в джинсах, выглядела настоящей красавицей, а вторую портил крупноватый нос и низкий лобик, не повезло бедняжке. Красивая девушка приветливо взмахнула рукой:
— Папуля! Ты чего тут сидишь?
— Воздухом дышу, — сдержанно ответил Сергей.
— Ага, мамулечка, значит, опять керосинит, — бодро прокомментировала услышанное девушка. — Ну ничего, Олька, мы в моей комнате посидим. Пошли, не боись! Не попрешься же ты через весь город в грязной юбке!
Девчонки припустили к подъезду и Лёлька увидела, что алая короткая юбочка Оли изукрашена сбоку смачными грязными брызгами. Небось, машина из лужи окатила. Вот и пришлось бежать к подружке чиститься.
Лёлька почувствовала угрызения совести за то, что напоила Валентину. Видно было, что Сергей злится и страдает от пьянства жены. Доставая из сумочки сигареты, она подошла к сидящему мужчине и тихо спросила:
— У вас зажигалки не найдется?
Он молча дал ей прикурить. Она протянула ему пачку и предложила:
— Хотите?
Все так же молча он взял сигарету. Некоторое время они курили, не произнося ни слова. Потом Лелька с раскаянием пробормотала:
— Вы уж меня простите, что так вышло. Я думала — выпьем по рюмочке, и она остановиться. Я же не знала...
— Да вы-то тут при чем? — досадливо пробормотал он. — Не вы, так кто другой. Не все ли равно? Свинья грязь всегда отыщет, даже в королевском дворце. И ведь, вроде бы все понимает, когда трезвая. Клянется, что больше в рот не возьмет. Но стоит бутылку увидеть, всё пошло-поехало опять. Сама себя гробит! Вы ведь с киностудии? Валя мне сказала, пришли роль предлагать.
— Ну, вроде того, — пришлось кивнуть Лёльке, уже изрядно уставшей от собственной лжи.
— Вот-вот. А теперь наверняка не возьмете её. Кому нужна актриса, которая в любой момент может напиться, как извозчик? Её и в театре уже с трудом терпят. А когда меня не будет?.. Как Юленька с ней останется?
— Да вы что? — фальшиво возмутилась Лёлька, припомнив слова Валентины о том, что её муж воображает себя смертельно больным. — Вы молодой, крепкий мужчина. Да вы не только дочку вырастите, но и её детей, своих внуков. Что за настроения похоронные?!
— Да не настроения это, а диагноз, — устало махнул рукой Сергей. — Вот и Валентина не верит, считает блажью. А над моим завещанием целый вечер хохотала.
— А Юля у вас — просто красавица, — решила сменить жутковатую тему Лёлька. — Вся в маму. Ей бы тоже в артистки.
— Ну уж нет! — вскинулся Сергей. — Никогда! Хватит в нашей семье актрис! А если вы её в кино заманивать начнете, ей богу, взашей прогоню. Вас, не её. Уж извините за резкость, но не хочу я для дочери такой жизни, как Валина. Сверху все красиво блестит, а с изнанки...
Лёлька пришлось успокаивать мужика и клясться, что ничего такого в отношении Юли она не замышляла, но он продолжал нервничать. Даже в сгустившейся темноте было заметно, что он побледнел ещё больше, и внезапно Лёльке пришло в голову, что его слова насчет смертельной болезни не простая мнительность, здоровые люди так не выглядят. Нужно бы позвонить маме и постараться выяснить про его заболевание.
Лёлька вздохнула. Тяжко будет уговорить мамулю пойти на разглашение врачебной тайны, даже если этой тайны нет, и Сергей, на самом деле, здоров, а его болезненный вид вызван только самовнушением. А уж если болен... Лелькина мама работала в регистратуре городской больницы и отличалась редкой ответственностью и скрупулезностью. Но она очень любит Агнию...
Тут Лёлька поднялась и стала прощаться. Сергей решил, что был слишком резок с ней, и принялся извиняться, но она улыбнулась и со словами:
— Нет-нет, всё хорошо. Честное слово. Просто меня ждут. Так что, до свидания, — направилась к машине.
Ей было не по себе. Греческое вино и армянский коньяк в совокупности дали премерзкий результат — головную боль. Боль пульсировала в виске и требовала таблетки цитрамона. А то и двух.
Глава 6
Квартира встретила её тишиной и темнотой. На кухонном столе лежала записка: "Я поехала в "Ущербную луну". Когда вернусь, не знаю. Постели мне на диване и ложись себе спать. Звонил твой Олег. Просил перезвонить. Целую. Марго".
"Вот авантюристка!" — возмутилась Лёлька. Наверняка выпытала местонахождение клуба у Олега. Черт дернул его позвонить некстати! Но как она туда доберется, а главное, каким транспортом вернется? Ведь сейчас все так изменилось, начиная от названий улиц и заканчивая маршрутами общественного транспорта. А главное, кругом сплошной криминал! Придется ехать за ней. Но сначала позвоним маме.
Папа был дома и отозвался на звонок страдальческим голосом. Он порезал палец, а мама, как всегда, на работе — у неё дежурство. Так что он истекает кровью, а всем на это наплевать.
Лёлька бессердечно хмыкнула и посоветовала папе взять в аптечке йод с бинтом и забинтовать порез. А если не получится, обратиться к соседке Марье Ивановне, она ветеринар, так что папин палец профессионально обработать сможет. Под аккомпанемент отцовских стонов и жалоб в трубке, она рылась в записной книжке, отыскивая мамин рабочий телефон.
Мама, конечно же, была на месте и страшно удивилась Лёлькиному звонку, потому что в их семье не принято было болтовней на личные темы отрывать её от ответственной работы. Так что в больницу ей звонили в исключительных случаях — при угрозе жизни кого-либо из домашних или стихийных бедствиях, вызванных патологическим неумением отца обращаться с бытовой техникой. Поэтому вначале Лёлька вкратце сообщила о трагедии, приключившейся с Агнией, и только потом перешла к интересующему её вопросу. Услышав, что информация может помочь Агнии, мама вздохнула. В телефонной трубке было хорошо слышно, как она быстро защелкала клавишами больничного компьютера.
Через пару минут она опять вздохнула и тихо пробормотала:
— Соболь Сергей Сергеевич, проходил обследование в марте этого года в гематологическом отделении. Диагноз — лейкоз. Проходит стационарное лечение. Явных улучшений нет.
— А прогноз? Он что, умрет? — испугалась Лёлька, услышав страшный диагноз.
— Откуда мне знать? — рассердилась мама. — Если пройдет курс интенсивной терапии в условиях хорошего стационара, вполне может вылечиться или прожить еще много лет. Но он отказался от стационара! Это, знаешь ли, просто самоубийство!
— Ма, а кто у него врач? — устало перебила её любящая дочь.
— Фаина Эрнестовна Розенфельд, прекрасный специалист. Как же она допустила?.. — но Лёлька уже положила трубку.
Телефон немедленно зазвонил. Конечно же, это был Олег. В первую очередь он осведомился, что за Марго поселилась у Лёльки. И почему эту Марго так интересует адрес клуба "Ущербная луна". По встревоженному голосу любимого Лёлька поняла, что Олег считает этот интерес подозрительным и нездоровым, и боится за Лёльку. Пришлось уверять его в полной нормальности Марго и объяснять, что та поехала в "Луну" только для того, чтобы помочь Агнии. Объяснения Олега не успокоили, он рвался немедленно прискакать на костылях, чтобы обеспечить Лёлькину безопасность.
Лёлька разозлилась и заявила, что выкинет его вместе с костылями обратно к мамочке, потому что, во-первых, с Марго они не виделись больше шести лет и хотели бы немножко пообщаться без участия Олега, а во-вторых, она уже говорила, что целыми днями носится по городу и не желает, чтобы он ковылял следом с загипсованной ногой. Понятно?!
Олег оскорбился до глубины души и хлопнул трубкой по аппарату. Не успела Лёлька произвести аналогичное действие, как телефон зазвонил опять.
— Это опять ты!? — рявкнула Лёлька в трубку.
— О, господи! — испуганно изумилась на том конце провода мама. — Ты теперь всем так отвечаешь по телефону? Разве можно?
— Что ты, мамочка, — принялась оправдываться Лёлька. — Просто Олег сейчас лежит у Софьи Павловны со сломанной ногой, и доводит меня до белого каления своими звонками.
— Это тем более тебя не оправдывает! — возмутилась мама. — Бедный мальчик страдает и скучает...
— Мама, у бедного мальчик рост метр девяносто, вес почти сто килограммов, и ему, слава богу, уже тридцать четыре года! Мог бы вести себя помужественнее... А ты зачем звонишь-то? — спохватилась Лёлька.
— Вот-вот, раз уж я и так нарушила все инструкции и правила, то хочу сообщить тебе ещё кое-что интересное об этом Соболе. Наверняка это к делу не относится, но встречается не так уж часто...
— Ма, прошу, не тяни!
— Так вот, в сентябре прошлого года этот самый Соболь делал сравнительный анализ ДНК, — прошептала мама. — А в ноябре — ещё один.
— Ни фига себе! — присвистнула Лёлька.
— Елена, что за выражения ты себе позволяешь?! — рассердилась мама. — Скоро начнешь через каждое слово вставлять "блин", словно уличная шпана.
— Не стану, мамуля, прости. Так ты говоришь, что он дважды проверял свое родство с кем-то? А с кем?
— Этого я не знаю. Результаты анализов у нас не фиксируются, только даты проведения. И, знаешь, похоже, болезнь у него заподозрили как раз на основании последнего анализа, видимо кровь сильно изменилась. А ещё могу сказать, что этот анализ платный, каждый стоит почти двести долларов.
Лёлька тупо пялилась на телефон и пыталась что-то сообразить. Откуда у небогатого истопника такие деньги? И зачем вообще он делал эти анализы? Допустим, один для того, чтобы проверить, является ли Юля на самом деле его дочкой? А второй? Может быть, у Сергея есть ещё ребенок, на стороне?
— Мама, — заныла Лёлька, — Помоги мне узнать про эти анализы. Ну, с чьей ДНК сравнивали его ДНК. И результаты, конечно. А я тебе за это на даче все грядки вскопаю.
— Что я, Штирлиц в тылу фашистов? — завозмущалась было мама, но потом спросила: — Правда, все вскопаешь?
— Обязательно, — мужественно подтвердила Лёлька, прикидывая, что без могучего, как бульдозер, Олега ей придется воевать с грядками дня три, не меньше.
— Ну ладно, я попробую. Но лабораторный корпус закрыт, так что только после праздника.
— Хорошо, — вздохнула Лёлька. — Пока.
Задумчиво жуя бутерброд с сырокопченой колбасой и запивая его соком, Лёлька размышляла, как бы ей выяснить адрес этого проклятого клуба без помощи Олега. Почему-то она была уверена, что звонок на эту тему взбесит любимого ещё больше.
Пришлось снова шарить по карманам Олеговой куртки. Встрепанный блокнот обнаружился во внутреннем кармане. Найти в блокноте нужный телефон оказалось большой проблемой — Олег записывал номера по крайне запутанной системе: то по фамилиям, то по именам, то по профессиям, то вообще непонятно как. Поэтому Лёльке пришлось долго рыться в склерознике Олега, прежде чем она обнаружила телефон его приятеля и коллеги Гарика Оганесяна. Причем ни на "О", ни на "Г", ни даже на "Р" (редакция) его не было. Тогда Лёлька догадалась глянуть на букве "Б" и тут же обнаружила запись "Бигфут" и номер домашнего телефона.
Бигфутом Гарика прозвали отнюдь не за большие конечности, как раз ноги у него были вполне среднего размера, а за обильно поросшее волосами жирненькое тельце. Гарик был волосат повсеместно, кроме, пожалуй, ладоней, пяток и здоровенного, как ятаган, носа. Так и приклеилось к нему американизированное прозвище, в вольном переводе означавшее "снежный человек".
Лёлька посмотрела на часы — была половина одиннадцатого, так что Гарик, если был дома, то точно не спал. Но вместо Гарика к телефону подошла женщина, с трудом говорящая по-русски. Лёлька долго ей втолковывала, кто она такая и зачем ей нужен Гарик. Женщина же придирчиво интересовалась, сколько Лёльке лет, где работает и не замужем ли она.
Кончилось это тем, что трубку на самом интересном месте Лёлькиной анкеты взял сам Бигфут и, хихикая, объяснил, что к нему переехала из Еревана бабушка. Главная цель жизни бабушки — женить Гарика на хорошей девушке, вот она и мучает всех звонящих дам дотошными расспросами. Слава богу, что у бабушки потрясающая память на голоса и экзекуции приходится подвергнуться только один раз. После этого, ели звонившая барышня не замужем, она автоматически причисляется к кругу потенциальных Гариковых невест.
Тут Лёлька вспомнила, зачем она звонит, и спросила у Бигфута, не знает ли он, где находится ночной клуб "Ущербная луна". Гарик изумился до крайности, но адрес назвал, порекомендовав ей никогда туда не соваться.
***
Совершенно обессиленная сегодняшними событиями и разговорами, Лёлька буквально заставила себя выкарабкаться из кресла и отправиться на поиски Марго. Рабочий день водителя лимузина, очевидно, закончился — машины у дома не было. Садится за руль после двойной выпивки было немыслимо. Поэтому Лёлька решила, что поймает частника, доедет до клуба, выудит из него Маргариту, и они вернутся на том же частнике — ничего особенного.
Через пятнадцать минут, проведенных у края проезжей части в безуспешных попытках изловить машину, она уже так не думала. Правда, несколько водителей радостно соглашались её подвезти, но внутри маячили ещё и подозрительно улыбающиеся полупьяные и пьяные субъекты, ехать с которыми Лёлька не согласилась бы и под дулом автомата. И куда подевались вежливые пенсионеры на "москвичах" и интеллигенты на "жигулях", подрабатывающие частным извозом?
Измаявшись, Лёлька присела на бордюрный камень и закурила. Рядом немедленно взвизгнули тормоза белой иномарки. Ожидая услышать очередное: "Девушка, неужели вы скучаете?", она свирепо уставилась на машину, но из салона ей весело махала Марго.
Мгновенно усевшись в лимузин, Лёлька, к своему удивлению, кроме подруги обнаружила в нём ещё и сильно пьяного типа в странной хламиде и черном берете с ушками. Тип сидел, важно насупившись, и на Лёльку даже не взглянул. Зато Марго просто светилась от радости.
— Познакомься, это Черный Билл, — прощебетала она.
Тип мрачно глянул на Лёльку и промолчал.
— Елена, — буркнула в ответ Лёлька, пытаясь сообразить, в качестве кого присутствует в машине новый знакомый Марго. Если в качестве хахаля, то подругу, безусловно, ожидают крупные неприятности с её, Лёлькиной, стороны.
Марго, словно прочитав мысли подруги, ткнула её кулаком в бок и прошептала:
— Сатаниста подцепила. Может, что интересное узнаем.
— Ты с ума сошла! — только и успела прошипеть в ответ Лёлька, потому что они уже стояли около дома.
Квартира Лёльки пьяному сатанисту явно понравилась. А когда Марго зажгла в бронзовой чаше благовония и погасила верхний свет, оставив включенным только корабельный фонарь, он уселся в адмиральское кресло и впал в транс. Транс, впрочем, не помешал ему осушить бокал с греческим вином.
Оставив гостя пялиться на дедушкин барометр, Лёлька потащила Марго на кухню. Только там она, наконец, рассмотрела наряд подруги, состоящий из сильно декольтированного платья с грандиозным разрезом вдоль бедра и связки нефритовых колокольчиков на щиколотке правой ноги. Простенько и со вкусом... Интересно, что прельстило сатаниста — декольте, разрез или колокольчики?
Марго в ответ на ее возмущенный взгляд только легкомысленно пожала плечами:
— Вот видишь, всё прошло отлично! Я теперь там свой человек. Приобрела кучу новых знакомых. Славненькое местечко!
— А этого зачем притащила?
— Так для допроса, — отмахнулась Марго. — Позадаём ему вопросы. Ты же хотела узнать, не они ли Аньке подлость устроили. Вот и узнавай на здоровье. У него, конечно, не все дома, но информацию изложить способен, если подход найти.
— Проклятье, сейчас почти двенадцать часов ночи, а ты предлагаешь мне искать подход к малахольному сатанисту? Он же совсем никакой. Вот-вот заснет, что с ним тогда делать? — нервничала Лёлька.
— Не заснет! А если заснет, позовем водителя, он его обратно в клуб увезет.
— Какого водителя? — обомлела Лёлька. — А, кстати, как ты оказалась опять в лимузине?
Марго покрутила пальцем у виска:
— Машина с радиотелефоном, нанята для круглосуточного обслуживания. Думаешь, Федя не понимает, что жена поехала отдыхать и развлекаться? Значит, машина всегда должна быть при ней! В любое время дня и ночи! Водители, конечно, меняются. Так что не бойся, удалим этого придурка без проблем. Ну все, пошли допрашивать! — нетерпеливо взмахнула она руками.
Черный Билл оставался в том же положении, в котором его оставили, только теперь он уставился мутным взглядом на изображение старинного испанского галеона, несущегося по морю под всеми парусами и палящего из пушек. Мысли в его глазах по-прежнему не было никакой. Марго уселась на диване напротив сатаниста и усадила рядом Лёльку.
— Билл! — потормошила его Маргарита за плечо. — Билли! Очнись! Давай поговорим!
— О чем? — индифферентно отреагировал сатанист.
— Да всё о том же! Помнишь, мы с тобой в "Луне" говорили о вашем ордене? Я ещё сказала, что моя подружка хотела бы узнать побольше. Очень её это интересует.
— Кого? — вновь безо всякого выражения отозвался Билл. Потом оживился и указывая на галеон с трудом выговорил: — Фли-бустьеры и эти... кон-квиста-доры!
— Правильно, умница ты моя! — раздраженно похвалила его Лёлька. — А теперь переключайся на нужную тему. Как ваша организация называется? Ну, орден...
— Вельзевула! — автоматом подхватил Билл. — Но это тайный орден. Кому попало, рассказывать нельзя, — заволновался он и даже погрозил кому-то пальцем.
— Нам можно. Вот Лена хочет в ваш орден вступить. Расскажи, сколько в нем членов состоит, где собираетесь, чем занимаетесь?
Сатанист недоуменно посмотрел на неё и грустно пробормотал:
— Пятнадцать человек. — Потом глубоко задумался и вдруг рявкнул, ткнув в пресловутый галеон: — Пятнадцать человек на сундук мертвеца! Ио-хо-хо и бутылка рома!
— Ага, мертвеца! — подхватила Марго. — А ваш орден имеет дело с мертвецами? Ну там, месса черная, ритуальные убийства...
— Зачем? — удивился Билл, оборвав пиратскую песнь. — На фига нам мокруха?
— Ну, неужели даже в знаменательные даты не устраиваете жертвоприношений? — не унималась подруга. — Вот позавчера, например, Вальпургиева ночь была... Неужто ничего такого не было?
— К первому мая? Почему — было. Месса была. Черного петуха зарезали. Кровь пили. Отметили, как надо, не хуже других.
Лёлька содрогнулась, но постаралась сохранить заинтересованное выражение лица.
— А где это было? Ну, месса ваша, шабаш или как там это мероприятие называется, — допытывалась Маргарита.
— В Балабановке. Там у магистра резиденция. И храм с алтарем. И мы там... петуха... резали... и пили. Кровь. Во как... — явно впадая в прострацию, пробормотал сатанист.
Было заметно, что ему все труднее контролировать собственную речь. С контролем над мыслями было, очевидно, ещё хуже, потому что он внезапно спросил Марго:
— А ты кто такая?
— Ну ты даешь! — рассердилась Марго. — Клеопатра я, любимая жена мумии вождя! Забыл что ли?
— Ой! Сто лет тебя не видел! Ты где пропадала? — неожиданно оживился Билл.
— В Греции! — рявкнула Маргарита. — Ты лучше скажи, на мессе вы все присутствовали? Все пятнадцать человек?
— А как же! — радостно подтвердил сатанист. — На сундук мертвеца! Ио-хо-хо!
— Месса когда началась? В полночь? — теряя последнее терпение, заорала Марго.
— Почему в полночь? Раньше. В полночь мы... петуха... того... — закрывая глаза и отключаясь от окружающего мира, вымолвил он и отчетливо всхрапнул.
Марго вскочила, вылила минералку из стакана прямо на тлеющие в чаше благовония и взяла телефонную трубку.
— Всё, сеанс окончен. Слышала, они всем дружным коллективом резали черного петуха в полночь в Балабановке. Так что вряд ли могли успеть и мессу отслужить, и к Агнии успеть. По-моему, Балабановка эта где-то у черта на куличках находится.
Пока подруга звонила водителю и объясняла ему, как следует поступить с телом пьяного сатаниста, Лёлька достала карту области и глубоко задумалась над ней. Деревня Балабановка действительно была далеко к югу от города, и до неё было почти двести километров. Если быстренько выпить крови на мессе, сесть в хорошую машину, вполне можно успеть. Но ведь убийца не знал, когда вернуться из ночного клуба Агния и Вотя...
Дьявол! А откуда он вообще знал, что они вернутся в эту ночь именно к Агнии?! И как это раньше Лёльке в голову не пришла такая простая мысль? Зачем Анька заполночь притащила жениха в ту квартиру, где она работает, а не в ту, где живет? Абсолютная чепуха получается...
Её размышления прервало появление водителя, который безропотно подхватил податливую тушку Черного Билла под мышки и поволок её из квартиры. Сатанист довольно активно шевелил ногами, но голова его при этом с закрытыми глазами моталась из стороны в сторону.
— Убрали! Ну, вот и ладненько! — облегченно воскликнула Марго. — А ты чего такая?
— Какая такая? — механически отозвалась Лёлька. — Думаю я. Послушай. — И она изложила ход своих мыслей по поводу ночного возвращения Агнии и Воти.
Марго тоже задумалась. Потом взяла старую газету, выгребла на неё остатки мокрых благовоний и отнесла в мусорное ведро. Вернувшись, она спросила:
— А может они того... сексом занимались в этом самом салоне? Ну, примочка у них была такая?
— Черт их знает, — вздохнула Лёлька. — Ясно одно — нужно спросить это у самой Агнии.
С этими словами она набрала номер адвоката Фомина. Несмотря на то, что был уже почти час ночи, адвокат взял трубку мгновенно. Ишь, как вышколил его хозяин!
Выслушав просьбу Лёльки устроить ей назавтра свидание с Агнией, адвокат пессимистически вздохнул и пообещал попробовать, но успех он не гарантировал, ведь Лёлька всё-таки не родственница задержанной. Ну хорошо, он перезвонит ей утром и сообщит результат своих усилий.
Глава 7
Утро началось с песни. Марго громко пела в ванной. Лёльке спросонок показалось, что она вернулась в студенческие годы. Тогда она тоже просыпалась под бодрые Маргошины рулады. Репертуар у неё был необъятен, начиная с арий из классических итальянских опер на языке оригинала и заканчивая пролетарскими гимнами типа "Интернационала" и "Варшавянки". В промежутке были русские народные песни, эстрадные хиты и тюремно-блатной фольклор. Причем, повторы случались крайне редко.
Сейчас подруга заунывно выводила: "Ходють ко-они над рекою, ищуть ко-они водопою..." Как здорово, что Марго вернулась, и у неё всё хорошо в жизни сложилось.
Тут Лёлька глянула на часы и пулей вылетела из-под одеяла — было уже почти одиннадцать часов! Странно, что телефон до сих пор молчит.
Марго появилась в махровом халате и с полотенцем на мокрой голове, когда Лёлька уже сварила кофе и поджарила хлеб. Намазав тосты плавленым сыром, она пододвинула тарелку Марго и налила кофе в её любимую чашку с изображением пастуха и пастушки на фоне слащавого деревенского пейзажа. Подруга умилилась и быстренько слопала четыре тоста.
После завтрака Лёлька уселась около телефона и занялась макияжем. Но аппарат молчал и после того, как она "нарисовала лицо", сделала прическу (если прической можно назвать попытку укрощения своенравных кудрей с помощью пенки, геля и густой щётки), а также покрасила ногти на руках Маргошиным греческим лаком цвета сливок, взбитых с химическими чернилами. Размышляя, не покрасить ли заодно и ногти на ногах, она с досадой показала кулак телефону, и он тут же зазвонил.
Фомин извиняющимся тоном сообщил, что свидания для Лёльки ему добиться не удалось, но он не теряет надежды завтра освободить Агнию под залог. Сегодня он с ней увидится и готов передать ей любое Лёлькино сообщение.
— Хорошо, — вздохнула Лёлька. — Тогда узнайте у неё, почему они с Вотей после ночного клуба вернулись в эту её квартиру. Только лучше запишите мой вопрос дословно. Она поймёт.
— Странный какой-то вопрос, — удивленно пробормотал адвокат. — По-моему, всё и так понятно. Они повеселились, выпили и поехали к даме продолжить отдых...
"Значит, Агния и адвокату ничего про вторую квартиру, сообщающуюся через шкаф с первой, не сказала, — подумала Лёлька. — Интересно, почему она это держит в таком секрете?"
— Но вы все-таки задайте этот вопрос и, если можно, дословно запишите её ответ. И ещё — узнайте, чем кормить Сигизмунда.
— Это ещё кто такой? — изумился Фомин.
— Это питон. Он третий день сидит голодный, потому что я не знаю, что он ест. Может быть, вы знаете?
— Понятия не имею. Собачьи консервы давать не пробовали?
— Не пробовала, вдруг ему нельзя консервы. Что если у него начнется от них расстройство желудка или колики?
Видимо адвокат живо представил себе расстройство желудка у питона и клятвенно пообещал разузнать у Агнии меню Сигизмунда и тут же перезвонить Лёльке.
"Ну вот, — разочарованно думала Лёлька. — Не такой уж этот адвокат всесильный. Мог бы расстараться насчёт свидания. А теперь придётся сидеть дома и ждать его звонка. И это может протянуться до вечера".
Тут она сообразила, что в квартире пахнет чем-то страшно вкусным, и отправилась на кухню. Марго что-то самозабвенно тушила на плите, то посыпая блюдо приправами, то подливая масло.
— Это мясо по-гречески, — сообщила она сунувшей в сотейник нос Лёльке. — Знаешь, сто лет у плиты не стояла!
— А дома ты разве не готовишь? — удивилась Лёлька.
— Ты что? У нас кухарка просто зверь — на кухню нужно входить чуть ли не с марлевой повязкой на морде. А уж о том, чтобы самой что-то приготовить и речи быть не может, — пожаловалась подруга. — Готовит, правда, потрясающе. Даже борщ я её научила варить — просто продиктовала рецепт. Федя очень доволен. Говорит, что ничего вкуснее не ел.
— Слушай, Марго, я что-то вчера не поняла насчёт любимой жены мумии вождя, — вдруг вспомнила Лёлька. — Ну, ты вчера этому Биллу что-то такое говорила.
Марго тут же смолкла, выключила плиту, села к столу и закурила. Потом пожала плечами и хихикнула. Лёлька настороженно следила за ней.
— Да ничего особенного, — наконец пробормотала смущенная подруга. — Ты же мне сама говорила, что в "Ущербной луне" нужна идиотская игра в извращения.
Оказывается, вчера, приехав в чумовое заведение, Маргарита для начала принялась осторожненько общаться с публикой, пытаясь наладить контакты. Группки с физическими недостатками она сразу отмела и нацелилась на тех, кто взахлеб что-то излагал с диковато горящими глазами. И тут же нарвалась на парочку субъектов, зацикленных на инопланетянах. Ей с ходу предложили принять участие в контакте с внеземными цивилизациями. Контакт должен был состояться через час где-то в районе гаражного массива на самой окраине города. Ехать туда Марго совершенно не хотелось, и она моментально сменила ориентацию. Нет, не в том смысле, что подумала Лёлька. Просто она переквалифицировалась. А так как времени на раздумья у неё было в обрез, то пришлось представиться экзальтированной дамой, влюбленной в мумию вождя пролетариата.
Кучка вялых некрофилов, коротающих вечерок в мерзких беседах, немедленно обратила внимание на родственную душу. Бедной Маргарите пришлось путано импровизировать на тему своей патологической страсти к усопшему революционному деятелю. Некрофилы заинтересованно внимали и пили пиво. На несуразицы и противоречия, сплошь и рядом присутствовавшие в Маргаритиных фантазиях, они не обращали внимания, поскольку движения мыслей настоящего извращенца не подвержены формальной логике. А так как в "Луне" собирались в основном извращенцы-теоретики, далекие от практики, то бред, который несла Марго прошел на "ура". После того, как разговор у них оживился, к их теплой компании постепенно присоединились пара-тройка посторонних типов. В ходе общения Марго выяснила, что один из них принадлежит к ордену Вельзевула. Вот она и притащила его, чтобы в спокойной обстановке расспросить про местных сатанистов.
Маргарита перевела дух. Лёлька пялилась на неё, не зная возмущаться ли идиотским поведением подруги или похвалить её за находчивость.
Её размышления прервал требовательный звонок в дверь. Пришлось идти открывать.
На пороге стоял следователь Арсений Петрович. Так, начинается... Опять будет выспрашивать и пытаться собрать компромат на Агнию А выглядит, тем не менее, замечательно, весь из себя красавец с седыми висками.
Красавец явно неуютно почувствовал себя под взглядами двух пар женских глаз и заискивающе спросил:
— Можно войти?
Лёлька молча посторонилась, а Марго и так ему дорогу не загораживала. Следователь прошел в комнату и тут уж растерялся совершенно. Потрясающая способность бывшего адмиральского жилища сражать мужчин наповал сработала на сто процентов. Арсений Петрович озирался с таким выражением, словно прошел сквозь время и пространство и оказался в пещере Али-бабы. Лёлька злорадно подмигнула Агнии, та удовлетворенно кивнула в ответ — она прожила тут полтора года и понимала, что творится с неизвестным ей красавцем.
— Арсений Петрович, следователь прокуратуры, — представила его Маргарите Лёлька.
— Арцев, — церемонно поклонился гость, сохраняя на лице странное выражение.
— Маргарита Никифоровна Каранопулос, — ответствовала Марго, улыбаясь, но глаза её встревоженно полыхнули. Она, наконец, сообразила, кто их посетил.
— Я собственно, Елена Викторовна, зашел к вам, чтобы кое-что уточнить, — пробормотал Арсений Петрович уже не зная, что ему в первую очередь рассматривать, то ли оригинальное жилище Лёльки, то ли потрясающую даму с экзотической фамилией Каранопулос.
Лёлька вздохнула и предложила следователю сесть в кресло. Перед тем, как задать первый вопрос, Арцев нервно оглянулся на Марго, устроившуюся на подоконнике почти у него за спиной.
— Маргарита — наша с Агнией общая подруга. Она в курсе событий, — поспешила заверить его Лёлька и попросила: — Если можно, давайте общаться при ней, а то потом всё равно придётся нашу беседу ей пересказывать.
Следователю ничего не оставалось, как согласиться. С этими дамами всегда так: говоришь с одной, а спустя полчаса об этом узнают все её приятельницы, а ещё через час — полгорода.
— Скажите, Елена Викторовна, у Агнии Львовны Сташевской были враги? — покорно вздохнув, спросил Арсений Петрович.
— Враги? У Агнии? — изумилась Лёлька. — Откуда?
— Ну я не знаю, откуда. У других же они бывают, берутся откуда-то. Пусть не враги, а просто недоброжелатели. Уж они-то у всех есть.
Лёлька задумалась. Агния всю жизнь была на редкость неконфликтным человеком. Даже с обоими бывшими мужьями она умудрилась сохранить нормальные отношения при разводах. Причем, оба уехали из города и в других местах неплохо устроились — Игорь женился на эстрадной певичке, а Вася работает в нефтяном бизнесе и отлично зарабатывает. Врагами или недоброжелателями их никак считать нельзя. Мужиков Анька ни у кого не отбивала, разве что Вотю у Валентины Соболь. Но про Валентину Лёлька решила не упоминать, потому что если бы та и мечтала отомстить, то уж никак не путем убийства Воти, которого, не смотря ни на что, упорно продолжала числить в своих ухажерах.
К недругам Агнии с большой натяжкой можно было отнести тех дамочек, которым предсказательница Модеста когда-то нагадала всякие напасти. И если одна из них оказалась слишком уж впечатлительной... Нет, это просто бред, так не бывает.
Но впрочем, была у Аньки одна врагиня! Точно! Как Лёльке сразу в голову не пришло?
— Знаете, Арсений Петрович, кроме одного человека, никого припомнить не могу.
— Только одного? — поднял брови гость.
— Вернее одну. Когда у Агнии дела в гору пошли, явилась к ней одна дама из той же сферы. Агния её бизнесу не вредила — у неё другой профиль был, — принялась подбирать формулировки Лёлька.
— Знаю я про её профиль, так что можете не осторожничать, — усмехнулся следователь. — Если уж Стариков с космической скоростью своего адвоката ей прислал...
— Ну так вот, приходила к Агнии пару раз некая дама, пугала, грозила, всякими словами обзывалась. Обещала порчу напустить, если она свой салон не прикроет.
— И кто же эта предприимчивая и агрессивная дама?
— Цыганка. Зовут её Ляля Рыжая. Она тоже гадает. Вот и старалась конкурентку деморализовать.
— Рыжая — это кличка? — заинтересовался Арсений Петрович.
— Откуда мне знать? Может быть и фамилия, потому что волосы у неё не рыжие, — тут Лёлька для ясности ткнула в свою шевелюру, — а почти черные. Ну, такая типичная цыганка, классическая.
— Классическая, говорите... А где живет?
— Ну, это вы, Арсений Петрович, совсем уж много от меня хотите! — возмутилась Лёлька. — Да вы пойдите на центральный рынок в субботу, я её там почти каждый раз вижу, когда за картошкой езжу. Она около входа крутится, худая, в пестрой юбке. Только мне кажется, что она на такое не способна. Такие только и могут, что порчу напустить...
— А если не напускается? — внезапно подала с подоконника голос Маргарита и сама испугалась. — Ну, это... не портится. Или как правильно сказать? Не могла она от досады прийти и попытаться Аньку убить? А вместо этого попала в Виталия, ведь темно было.
— Версию о том, что хотели убить не Бармина, а Сташевскую, мы тоже рассматриваем, — охотно откликнулся следователь и словно невзначай повернулся в кресле, чтобы без помех любоваться очаровательной подругой свидетельницы.
— Тогда почему Агнию арестовали? — возмутилась Лёлька. — Держите за решёткой невинного человека. Ну скажите, зачем ей собственного жениха в собственной квартире убивать? Смысл какой?
Следователь мрачно пожал плечами:
— Очень похоже на чистую бытовуху — выпили, поругались, и за ножик. В таких ситуациях смысла не бывает. Потом очухиваются, рыдают, пытаются свалить вину на кого угодно. Уверяю вас, что восемьдесят процентов убийств именно так и происходит.
— А остальные двадцать? — немедленно заинтересовалась Марго.
— Остальные — заказные. И уж совсем немного хладнокровно продуманных и тщательно спланированных избавлений от кого-то, сильно мешающего убийце. Бармин мешал вашей подруге?
— Нет, конечно, — возмутилась Лёлька. — А если бы мешал, она бы его просто прогнала, это не проблема! И уж точно, резать в собственной прихожей не стала бы.
Тут Лёлька разнервничалась и принялась бегать по комнате. Арсений Петрович с интересом следил за её перемещениями, успевая кинуть мимолетный взгляд и на Марго. Очень его смущало её периферийное расположение. Но всякие-разные мысли следователя прервала трель, раздавшаяся из кармана. Он выхватил мобильный телефон и долго слушал его, хмурясь все сильнее. Потом буркнул:
— Хорошо, Изя, сейчас буду. Не суетись, жди меня на месте. Телевизионщиков не гони, пусть снимают, что смогут, может другие дурочки посмотрят и меньше станут по темным подворотням шастать.
С этими словами он вскочил и моментально распрощался с подругами, оставшимися с разинутыми ртами и недоговоренными словами на языке.
От досады, что не успела выложить упрямому представителю прокуратуры все, что думает о типах, подобных ему, Лёлька сорвалась с места и крикнув Марго:
— Сиди дома, я за ним! — умчалась следом за Арцевым.
Зачем она это делала, было неизвестно и самой Лёльке, но она, чтобы не терять время, села в белый лимузин, покорно торчавший у подъезда, и велела водителю не отставать от покорябанного "фордика", который увозил от неё работника прокуратуры.
Они лихо промчались по центру города и вслед за "фордом" въехали в арку старого жилого дома, расположенного у автовокзала. После этого начались преграды — под аркой стояло несколько машин, и собралась небольшая, но очень деятельная толпа. Что-то с грохотом тащили и ворочали, сверкали фотовспышки, кто-то то и дело нырял за растащенные мусорные баки и застывал за ними, оттопырив зад и куда-то заглядывая. Пахло мочой и отбросами, среди которых в сопровождении без умолку говорящей голенастой девицы бродил тощий телеоператор с огромной камерой на хилом плече. Оператор норовил пролезть за баки или хотя бы просунуть туда камеру, но его все время отгоняли, словно назойливую муху.
Наконец девице это надоело, она смачно сплюнула, ухватила оператора за локоть и уволокла в машину с надписью "Городское телевидение". Машина сдала задом, чуть не разбив фару милицейскому "рафику", и укатила.
Лёлька, подумав, осторожно выползла наружу и между стеной и машиной подобралась к месту событий. Близко её не подпустили. Здоровенный верзила преградил ей дорогу и оттер от мусорных баков. Все, что ей удалось рассмотреть — это что-то ярко-желтое и пушистое в просвете между грязными ржавыми контейнерами. Над этим желтым предметом маячила знакомая спина Арсения Петровича, часто наклонявшегося под разными углами и изгибавшегося между емкостями с мусором. Толстенький черноволосый коротышка что-то втолковывал ему и заставлял снова и снова нагибаться и что-то там рассматривать.
"Так, — подумала Лёлька, — это всего лишь ещё один труп. Наверное, Арцев специализируется на убийствах, и работы у него навалом. Где уж ему разбираться с каждым! Хватает того, кто первым под рукой окажется, и в каталажку".
Тут следователь, очевидно насладившись видом тела, принялся осторожно выбираться из-за грязных баков, а на его место тут же полез старикашка с саквояжем. Лёлька воспользовалась тем, что следователь выбирался почти задом, быстренько ретировалась и шмыгнула в машину. Верзила продолжал сердито коситься на неё, считая праздной зевакой. Пришлось уезжать. Но вместо того, чтобы возвращаться домой, она попросила водителя отвезти её к клубу "Мартиника".
"Мартиника" была шикарным и престижным заведением. Здесь не практиковали обычный стриптиз, пьянки, драки и прочие незамысловатые утехи для глаз и тела. Владельцем клуба был красавец Марк Соломатин по прозвищу Сладкий Марик. Марик сам придумывал и ставил свои шоу-программы, подбирал для них исполнительниц, придумывал костюмы и изобретал декорации, хобби у него было такое.
Глядя на Соломатина, порхающего среди полуобнаженных красавиц и заставляющего их до изнеможения повторять то стремительные, то плавные движения, трудно было оторвать взгляд. Он мог часами добиваться от девушек полной синхронности в исполнении сложных па или особой пластики в сольных номерах. В общем, Марик был настоящим фанатиком. Обстановкой зала, кухней и сервировкой он не занимался принципиально, передоверив эту сферу своему помощнику Пете Зайцеву. Петя был чистейшей воды прагматиком и отличался от вдохновенного шефа, словно грязный граненый стакан от сверкающего богемского фужера. Но результатом их странного симбиоза была "Мартиника", в которой потрясающе вкусно кормили, отменно поили и услаждали взор экзотическими зрелищами.
Лёлька вошла в клуб, который в этот час только начинал оживать, через служебный вход. До появления первых посетителей было ещё часов пять-шесть, но помещения уже радовали чистотой и приятными запахами, доносившимся из кухни. Возможно, повара просто разминались пред вечерним марафоном, готовя закуски, ведь публика будет развлекаться в "Мартинике" до утра. Встреченный Лёлькой приветливый охранник на вопрос, где найти Марика, указал ей на дверь в центральный зал.
Конечно же, Соломатин уже гонял по небольшой сцене стайку девчонок в черных трико и коротеньких футболках. Девчонки самозабвенно крутились на одной ноге, потом замирали, выгнувшись назад, а Марик показывал им, как следует выгнуться посильнее и при этом ещё и умудриться выпятить попку. Во время пояснений он громко шлепал танцовщиц по спинам, животам и ягодицам.
Лёлька понаблюдала за репетицией и, выбрав момент, когда девчонки выдохлись и запросили перерыва, окликнула хозяина.
Марик спрыгнул к ней с подиума.
— Привет, зайка! — обрадовался он ей. — Какими судьбами?
Лёльку познакомил с Мариком Олег, и иногда она рисовала для его программ эскизы декораций. Марик, размахивая руками и захлебываясь словами, описывал ей, какие образы он видит и что хочет выразить, а она пыталась это воссоздать. Наблюдая за подобными экзерсисами, Олег приходил в умиление и говорил потом Лёльке, что они с Мариком составляют на редкость гармоничную парочку. Во всяком случае, им почти всегда удавалось понять друг друга и найти нужный образ и колорит. Счастливый Марик хватал эскиз и мчался воплощать его в струящихся потоках цветной пленки, полупрозрачных пластиковых изгибах и прочей стильной бутафории. А вымотанная Лёлька оставалась с чувством глубокого удовлетворения и конвертиком, в котором приятно похрустывали зелененькие купюры.
— Здравствуй, мой сладкий, — проворковала в ответ Лёлька — такой стиль общения был принят между ними давным-давно. — Что за номер готовишь — одалиски в гареме шахиншаха?
— Что ты! — испугался Марик. — Это прекрасные инопланетянки среди сверкающих снегов Гималаев. Они возникают из языков пламени и взмывают к звездам в своем огненном танце...
— Марик, — укоризненно перебила его Лёлька, — какое может быть пламя среди снегов? Это сочетание породит только потоки грязной воды. Ты же не хочешь, чтобы инопланетянок смыло с Гималаев к чертовой матери?
— Опять тебя, заинька, заносит в конкретику. Это же просто образ — лёд и пламя. Девочки уже прониклись.
— А, ну раз девочки прониклись... — вздохнула Лёлька, поняв, что с воплощением пламенных страстей в Гималаях ей придется всё-таки мучиться. — Я, собственно, к тебе по другому поводу. Кофе угостишь?
— Обязательно, принцесса! — вскричал Марик и повлек гостью за сцену, где у него был оборудован кабинет, скорее напоминающий будуар стареющей светской львицы.
Устроившись на пологом кресле, обитом французским гобеленом и получив тончайшую фарфоровую чашечку с превосходно сваренным "мокко", Лёлька задумчиво спросила распластавшегося на соседнем диване Марика:
— Послушай, радость моя, мне нужна твоя помощь.
— Для тебя — все, что угодно, солнышко. Только скажи, — проворковал Марик.
— Вспомни, в ночь на первое мая не заметил ничего особенного в клубе? Может быть, что-то попалось на глаза?
Марик старательно задумался, потом покачал головой.
— Ты же знаешь, крошка, я больше на сцену смотрю. В ту ночь была премьера, так что я волновался. Девочки пару раз чуть-чуть сбились, но гостям всё равно понравилось.
— Я не о том, золотце. Ты видел в зале Агнию?
— Агнию? Конечно, видел, её невозможно было не заметить. Она была прекрасна — мерцающее платье, белый мех, просто Леди Туман. Эти обнаженные руки, словно стебли лотоса... Бездонные глаза — опалы в старинном серебре...
Тут плывущего по безбрежной реке сильно отдающих декадансом ассоциаций Марика безжалостно подхватили под жабры и грубо вышвырнули на жесткий берег реальности — в кабинет ввалился Петя Зайцев с криком:
— Эта кикимора опять потеряла ключи от сейфа! Как хочешь, Марк, но эту безмозглую корову нужно увольнять!
Марик подавился очередным поэтическим сравнением и возмутился:
— Какого черта, Петруччио?
— Привет, Лена. Прости, шеф, я не знал, что ты не один, — сбавил тон Петя. — Но Машку нужно гнать взашей, это просто какая-то постоянно действующая катастрофа. Все теряет, ломает, забывает...
— Ладно, гони, — томно согласился Марик. — Только сам ей это скажи, не хочу слушать плач и стоны. И, кстати, Петруша, ведь ты все время проводишь в зале среди гостей... В ночь на первое не видел чего-нибудь необычного?
Петя укоризненно посмотрел на шефа и вздохнул. В отличие от колоритного и вальяжного Марика, он выглядел так невзрачно, что если кому-нибудь пришло бы в голову устроить конкурс на звание "Мистер Заурядность", Зайцев был бы вне конкуренции. Петя отличался блеклостью во всем, начиная от лица и волос и заканчивая недоглаженным костюмчиком и тусклыми штиблетами. Как можно умудряться так выглядеть, будучи человеком, мягко говоря, небедным, для Лёльки было давней неразрешимой загадкой.
— Марк, я уже все, что мог, сказал милиции. Меня часа три разве что наизнанку не выворачивали.
— Да? — удивился Марик. — А от меня почти сразу отстали...
— Это потому, что ты им с места в карьер начал излагать свои концептуальные взгляды на современную хореографию. Пришлось отдуваться мне, горемычному. Но только им из меня не много удалось вытянуть. Ничего особенного я не видел. Агния пришла с Виталием, сидели недалеко от сцены. Вотя набрался, но не так, чтобы очень. Просто расслабился мужик.
Тут Петя перевел дух и налил минералки из стоящей на столике бутылки в хрустальный стакан. Выпив её одним махом, он продолжил:
— В финале главного танца девчонки в зал спустились. Ну эти... лесные феи.
— Ага, — глубокомысленно подхватил Марик. — Танец фей вокруг завороженных их красотой смертных.
— Так эти самые смертные уже под изрядным газом были, и кое-кто пытался фей по попкам погладить. И Вотя тоже. Агния рассердилась — она таких поползновений не любит. Цыкнула на женишка. А через полчасика тихонько уволокла его, беднягу. Вот и все.
Лёлька вздохнула. Эту историю она уже слышала как минимум дважды.
— А к ним никто не подсаживался? — на всякий случай спросила она.
— У них был столик на двоих, так что подсесть никто не мог. Но вроде бы они общались с парочкой за соседним столиком. Там сидел твой, Лена, братец с такой очкастой мымрой, — охотно доложил Петя.
Глаза у Лёльки от удивления полезли на лоб. Игорь говорил, что он был в "Мартинике", но чтобы не один... Конечно, Гошка не монах и адюльтеры у него время от времени случаются, но появляться с девицей на людях не в его правилах.
— Кстати, твой Олежек Сагайдаченко явился... — многозначительно продолжил Петя, и заинтригованная Лёлька насторожилась, — в компании трех мужиков, двое незнакомых, а одного я знаю — волосатый армянин из их газеты. У него еще такое странное прозвище. О! Бигфут его называют! — после паузы закончил он.
— Убить тебя, Петя, мало! Зачем заставляешь бедную девочку нервничать? — вскричал Марик. — Даже у меня сердце замерло.
— Ну ладно, Петенька, последний вопрос — не заметил ли ты, чтобы за Агнией и Вотей кто-нибудь тихонько наблюдал? Может, пошел за ними? Или позвонил сразу после их ухода? — настырно продолжила Лёлька.
— Вот-вот, милиция тоже этим здорово интересовалась. Я прям голову сломал, вспоминая. Только ничего такого не было. Один козел, правда, звонил, но я его знаю — он всегда от нас своей дамочке звонит, чтобы, значит, готова была к его визиту. Он с нашего аппарата звонил, так что я номер в памяти посмотрел и ментам его сообщил. Наверняка проверили.
Разочарованная Лёлька попросила на всякий случай дать и ей этот номер телефона — хотя надежды найти таким образом зацепку не было никакой. Петя охотно принес ей бумажку с нацарапанными цифрами и повлек вяло сопротивляющегося Марика выгонять вон нерадивую Машку. Лёлька поплелась к выходу, около которого обнаружила переминающегося с ноги на ногу водителя с мобильным телефоном.
— Это вас, — обрадовался он ей и протянул трубку, из которой доносился гневный голос Маргариты.
— Ты где шляешься?! — первым делом осведомилась подруга.
— Я тут заехала навести кое-какие справки, — надеясь на то, что её голос выражает раскаяние, сообщила Лёлька.
— Умчалась вихрем, ничего не сказала, инструкций не оставила, мясо не съела! — возмущалась Марго. — Я тут сижу, как идиотка, переживаю. А могла бы пользу приносить, между прочим.
Лёлька задумалась, какую пользу может принести Маргарита, и ляпнула:
— Ну, тогда полей цветы на подоконнике и выгуляй Лукаша, я про него совсем забыла.
— Холера! — выругалась подруга. — То-то я смотрю, собака у тебя грустная какая-то. Думаю — уж не заболела ли? Тогда я побежала её выводить! Минут через сорок, если не вернешься, перезвоню.
Покачиваясь на мягких подушках лимузина и бездумно пялясь а проплывающие за окном городские пейзажи, Лёлька пыталась сообразить, какую полезную информацию ей удалось добыть. Но по всему выходило, что почти никакой. И это притом, что она ноги сбила, мотаясь туда-сюда. И как это, интересно, другим удается раскрывать преступления? Может, они меньше бегают, а больше думают? В голове появился смутный образ сурового мужчины, рисующего на бумаге сложные таблицы и выписывающего в столбик вопросы и ответы на них. Вот только что это за вопросы?
Зажмурившись, она мысленно сформулировала целых три:
1. Кто убил Вотю?
2. Зачем кому-то понадобилось убить Вотю?
3. Как найти убийцу?
Печально, но факт: ответов на эти вопросы не было. Открыв глаза, Лёлька вдруг обнаружила, что машина едет по улице, на которой живет её братец. Ох уж этот братец!
— Стой! — заорала она так, что водитель от неожиданности резко нажал на тормоза, и лимузин совершенно несолидно взвизгнул и едва не вспахал породистым носом асфальт.
Провожаемая возмущенным взглядом шофера, Лёлька выкарабкалась из машины и припустила к мрачной дореволюционной пятиэтажке, где обретался Игорь.
Брата она застала в странном состоянии. Он сидел в мастерской, но не работал, как обычно, а употреблял пиво с подозрительной копченой рыбой. В квартире царила непривычная тишина.
— Ты с кем был первого числа в "Мартинике"? — с места в карьер напустилась на него Лёлька.
Игорь тяжко вздохнул, допил пиво из огромной латунной кружки, привезенной Костей Мочалиным из Баварии в качестве сувенира, и раздраженно посетовал:
— Уже донесли? Вот ведь городок — каждая собака про тебя всё знает!
— Городок — не городок, а в этом клубе тебя точно все знают. Ну, колись побыстрее, мне некогда!
— Вот так всегда, — философски заметил братец. — У близкого человека жизнь, можно сказать, рушится, а ей некогда.
Присмотревшись к Игорю, Лёлька заметила покрасневшие веки и скорбные складки у губ.
— С Вандой полаялись, — догадалась она.
— Ванда ушла, — мрачно уточнил брат. — И детей забрала. И домработницу. Остался я один-одинешенек.
В голосе его прозвучал такой надрыв, что Лёльке стало жаль идиота. Но, подавив жалость в зародыше, она констатировала:
— Докобелировался.
— Да при чем тут я? — удивился Игорь. — Ванда ушла к другому. Любовь у них, видишь ли, неземная. Меня только в известность поставили. А самое интересное, знаешь, что?
— Что?
— Я ведь этому уроду дом проектировал. Сам его привел сюда, с Вандой познакомил. Ну он на новоселье свое мне и преподнес подарочек — жену с детьми умыкнул, гнида!
— Так ты его знаешь? И знаешь, где живет?
— Естес-с-ственно! Я даже знаю, сколько у него, гада, сортиров в доме. Четыре! Представляешь — четыре! Ну скажи, зачем нормальному человеку четыре сортира? — злобно спросил Игорь, словно количество санузлов в доме соперника мучило его больше всего.
— Откуда мне знать, зачем? Я другого не понимаю: почему ты тут наливаешься пивом, словно страдающий водянкой бюргер, вместо того, чтобы отправиться туда и вернуть семью на законное место?
— Вернуть? — удивился Игорь. — После того, что Ванда мне рассказала об их высоких чувствах? Ни-ко-гда!
С этими словами он поднялся, выудил из шкафа бутылку "Смирновской" и ловко свернул на ней пробку. Лёлька, первым поползновением которой было бутылку изъять, а братцу накостылять по шее, сообразила, что остановить его таким образом не удастся. Всё равно нарежется, так уж мужики устроены — стремятся любые жизненные невзгоды поскорее заспиртовать. Да ещё друзей-приятелей созывают, чтобы страдать веселее было.
Пришлось звонить родителям и просить маму немедленно приехать и разобраться с сыночком. Это была единственная возможность предупредить назревающую тотальную пьянку. Мама, услышав про уход Ванды, переполошилась и пообещала не экономить на такси. Перепоручив Игоря заботливым материнским рукам и её же железному характеру, Лёлька с чистой совестью удалилась. Маетная семейная жизнь братца давно наводила её на мысль, что без Ванды ему было бы гораздо лучше. Вот только мальчишек жалко...
Глава 8
Водитель опять дожидался её с трубкой. Маргарита доложила, что Лукаш успешно выгулян, цветы политы и она готова к дальнейшим подвигам. Понимая, на что намекает подруга, Лёлька сообщила ей свой план. Маргарита засомневалась. Потом согласилась. Потом снова засомневалась. Короче говоря, всю дорогу до дома Лёлька уговаривала её и, уже поднимаясь по лестнице, окончательно уговорила. За это она пообещала съесть мясо по-гречески и взять Маргариту к сатанистам, если соберется к ним наведаться. Потом пришлось возвращаться и отдавать водителю мобильник. Интересно, за эти разговоры тоже Федор платит?
— Ну и как мне себя с ним вести? — смирившись с участью, спросила Маргарита, как только Лёлька положила вилку на опустевшую тарелку. — Прикинуться влюбленной идиоткой?
— Ни в коем случае! Сообщи, что сплачиваешь ряды партии....мммм... Валерии Новодворской. Она как раз подходит, — проинструктировала Лёлька. — Скажи, что раньше читала его стихи, и они запали в твою мятежную душу. При этом смотри на него сухими горячими глазами.
— О-ёй! — растерялась Маргарита. — Сухими и горячими? А если выйдет влажными и холодными?
— Тогда сорвешь задание! Ты должна выглядеть настоящим борцом с метастазами тоталитарного прошлого, иначе Соболь на тебя не клюнет, — отрезала Лёлька.
— Хорошо, — покорно согласилась Маргарита и попросила: — Можно я всё это запишу и заранее выучу? И ещё — кто такая Валерия Новодворская?
Лёлька тяжко вздохнула и прочитала отставшей от российской жизни подруге получасовую лекцию о различных партиях, объединениях, фракциях в Госдуме и политических лидерах. Учитывая, что знания в этой области у неё были отрывочными и лишенными какой-либо системы, лекция получилась весьма своеобразная, и к концу её Маргарита выглядела ещё более озадаченной, чем в начале.
— Ну вот, видишь, все просто, — неуверенно завершила обзор Лёлька. — Можешь обзывать, кого хочешь, без разбора, коммунистами и фашистами, только не демократами. Новодворская — за демократию.
— А демократы — разве ругательство? — удивилась Маргарита.
— Ещё какое ругательство. У нас, сама знаешь, даже самое распрекрасное слово может стать ругательством.
— Странно как-то. Вроде все борются за эти самые "демократические преобразования"...
— Вот-вот, только преобразования эти у нас немедленно трансформируются в разнообразные гадости и воровство. Но ты этой темы не касайся. Особых знаний и последовательности от тебя не требуется. Просто смотри на него так, чтобы ему захотелось тебе душу открыть.
Нервно допив компот, Марго смыла с себя косметику, облачилась в Лёлькины дачное платье из индийской марлевки и трехлетней давности жакетик и вызвала такси, чтобы не светиться с лимузином.
Перед самым её уходом позвонил взволнованный Фомин и первым делом сообщил, что был у Агнии, и она сказала, что Сигизмунда нужно кормить всего раз в месяц, пятнадцатого числа отвезти по адресу: Пароходный переулок, дом 8. Там живет Витя, он накормит Сигизмунда на следующие тридцать дней.
— А чем накормит? — подозрительно спросила Лёлька.
— Агния Львовна не знает, и знать не хочет. Думаю, змея глотает что-нибудь живое, я тут кое-какую литературу посмотрел. Очень меня этот вопрос, насчет питона, взволновал, — поделился адвокат.
— Ладно, хоть эта проблема с плеч долой. До пятнадцатого ещё масса времени. А мой первый вопрос? — спохватилась Лёлька, жестом показывая застывшей в дверях Марго, что она может отправляться на задание.
— Слушайте, я, как вы и просили, записал: "В тот вечер куда-то задевались ключи от второй квартиры и мы вернулись в эту, чтобы пройти через шкаф". Вы что-нибудь поняли? — возмущенно забубнил Фомин. — Я — нет.
В голове Лёльки мгновенно возник большой знак вопроса. Проигнорировав попытки адвоката вызнать у неё что-либо про загадочный шкаф, она быстренько попрощалась с ним и выскочила из квартиры вслед за Маргаритой.
Та уже отъезжала от дома в древней "Волге" с шашечками на помятой дверце. Шофер лимузина с недоумением и даже ревностью проводил взглядом вначале такси, а затем Лёлькину утомленную жизнью "шестёрку" и, пожав плечами, продолжил чтение дежурного детектива. Если эти странные бабы роскошному авто с кондиционером и баром предпочитают дребезжащие рыдваны, это их проблемы. Его проблема была в том, что он никак не мог догадаться, кто же убил французского антиквара, и мучился желанием заглянуть таки на последнюю страницу романа.
Лёлька долго звонила в Баськину квартиру, прежде чем ей открыл дверь заспанный Баськин супруг с заспанным же Миляем под мышкой.
— Где Баська? — вместо приветствия выпалила Лёлька.
— Кота моет, — зевнул Васька и, заметив изумленный Лёлькин взгляд, устремленный на совершенно сухого Миляя, пояснил: — Не этого. Того, — он ткнул пальцем в дверь квартиры Агнии.
— Ты в курсе, что твоя жена — маньячка? — пробормотала Лёлька, раз за разом нажимая на звонок в соседнюю квартиру — замок опять был заперт изнутри.
Васька только вздохнул и удалился. Кот неподвижно свисал у него через локоть, словно банное полотенце.
На десятом звонке дверь, наконец, открылась. На пороге стояла Лулу. На этот раз на ней был блестящий серебряный комбинезон, откровенно демонстрирующий большую часть тощей груди, покрытой бледными веснушками. Волосы имели уже розоватый оттенок, местами переходящий в оранжевый.
Перебирая босыми ногами, девушка уставилась на Лёльку, потом узнала её и посторонилась, пропуская. Войдя, Лёлька услышала тоскливый утробный вой, доносящийся из ванной. Лулу пожала плечами и сообщила:
— Кажется, опять кота моют. Достала нас эта дама своими помывками. Перед этим Гийома заставила ванну принять. После кота — моя очередь. Мишель моется по вечерам после спектакля. Мы теперь все чистые, как стерильные пробирки.
Лёлька промолчала. Итак, в квартире, кроме Лёвы, теперь поселились и Лулу с Мишелем. Но обстановка спокойная, похоже, Баська её вполне контролирует, избрав в качестве психотропного оружия гигиенические процедуры. А замок этот нужно все-таки сменить, поставить такой, чтобы никаких собачек не было...
Заглянув в сверкающую чистотой кухню, она обнаружила огромную кастрюлю рисовой каши с изюмом и курагой, которой, очевидно, Баська кормила поднадзорных, и мирно спящего на шкафчике питона. Лулу исчезла в Лёвиной комнате. Вой в ванной продолжался, и Лёлька не решилась туда соваться, а заглянула в туалет. Рисунки не изменились, хотя было заметно, что их безуспешно пытались чем-то отмыть.
После этого Лёлька тихонько пролезла через шкаф во вторую квартиру. Там царила гробовая тишина и воздух был каким-то затхлым, словно тут не жили, по крайней мере, уже месяц. Входная дверь была заперта на два сложных замка. Захлопнуть дверь снаружи, да и изнутри, было невозможно — конструкции запоров этого не допускали. Значит, Агния и Вотя в последний перед убийством вечер уходили не через эту дверь.
Усевшись в глубокое мягкое кресло, Лёлька принялась старательно размышлять. Итак, сладкая парочка собирается в ночной клуб. Агния наверняка наряжается и красит морду у себя в спальне. Вотя, скорее всего, ждет её у телевизора в гостиной, не станет же подруга демонстрировать мужику священные тайны макияжа. Одевшись, Агния обнаруживает пропажу ключей. Времени на тщательные поиски не остается, и она решает их отложить и выйти через другую квартиру. Заодно проверяет самочувствие дефективного братца.
Почувствовав страшный зуд в руках, Лёлька залезла в секретер и достала оттуда лист бумаги и ручку. Через минуту бумага украсилась двумя вопросами: "Куда исчезли ключи от второй квартиры?" и "Кто знал о том, что Агния и Вотя вернуться из "Мартиники" в первую квартиру?"
Полюбовавшись написанным, Лёлька оставила лист на столе и приступила к обыску. Через два часа она была уверена, что в этой квартире ключей нет. Разве что их спустили в унитаз.
Утомленная поисками, Лёлька решила сделать перерыв, расположилась на кухне, сварила себе чашечку кофе и закурила. Агния была прекрасной хозяйкой, все вещи у неё лежали на местах, в шкафах царил порядок, нигде не валялись, как у безалаберной Лёльки, неожиданные предметы. Вот и на кухне все тарелки в сушке были выстроены по размеру, а в банке с надписью "сахар" был именно сахар, а не гречка или мука. На красивой деревянной стоечке по ранжиру развешены половник, шумовка, лопаточка и три ножа. Один верхний штыречек на стойке остался свободным. Чего-то не хватает... Блин!
Расплескав кофе, Лёлька подскочила к стойке и тщательно осмотрела ножи. Так и есть! Их ручки украшали точно такие же латунные колечки, как и у того ножа, которым убили Вотю. Ошеломлённая, она уставилась на ножи. Потом выдвинула ящик кухонного стола и попыталась сунуть их туда. Ни один, даже самый короткий нож в узкий ящик нормально не входил — только по диагонали. Если их так положить — трудно доставать вилки и ложки. Поэтому их и повесили на стойку.
Лёлька ощутила себя, как минимум, комиссаром Мегрэ. Вернувшись в комнату, она украсила список вопросов третьим пунктом: "Где лежал нож???" и, держа его в руках, помчалась обратно в первую квартиру. Когда она неожиданно вывалилась из шкафа, от неё испуганно шарахнулась Баська, тащившая уже высушенного Воланда. Кот выглядел мрачным, несмотря на кокетливый бантик на шее и две яркие ленточки с бубенчиками, украшавшие его передние лапы.
— Фу, ну и напугала ты меня! — воскликнула Баська. — Как ты сюда попала?
— Через шкаф. Да успокойся, сначала я вошла через дверь, мне Лулу открыла, — объяснила Лёлька, рассматривая многочисленные царапины на руках Баськи. Очевидно, Воланд боролся за грязь на своей шкуре до последнего.
— Да? А я ничего не слышала. Этот зверь ни за что не хочет мыться и так воет, что уши закладывает. Третий день с ним мучаюсь, — пожаловалась Баська.
— А остальные?
— Что остальные? Ах, эти. Нет, они не воют и даже уже не возражают против мытья. И вообще, ведут себя на редкость тихо.
Лёлька внезапно насторожилась. Ей послышалось, что кто-то ходит в салоне. Но, заглянув туда, она никого не обнаружила и скомандовала Баське, испуганно следующей за ней по пятам:
— Отпусти кота и пошли на кухню!
Обретший, наконец, свободу Воланд немедленно умчался, задрав хвост и брезгливо встряхивая лапами с бубенчиками, а Лёлька поволокла Баську к кухонному столу. В отличие от того, который она осматривала ранее, он имел вполне вместительные, широкие ящики. В одном из них лежал единственный нож — с широким лезвием и тупым закругленным концом.
— Что делают этим ножом? — требовательно спросила она, покрутив находкой перед Баськиным носом.
— Режут, — захлопала глазами Баська.
— Что режут?
— Ну, не знаю, — пролепетала Баська, опасливо косясь на Лёльку. — Хлеб режут, сыр, колбасу. Все режут. А что?
— А то, что Вотю убили совершенно другим ножом! Из той квартиры, — ткнула Лёлька пальцем в стенку, за которой была вторая кухня Агнии. — Там раньше было четыре ножа, совершенно не похожих на этот. Осталось три, четвертый забрала милиция вместе с телом. Значит, убийца был там и принес оттуда нож, потому что у этого слишком тупое лезвие, чтобы воткнуть в кого-то! Теперь поняла?
У Баськи округлились глаза и открылся рот. Она повертела в руках нож, потом осторожно положила его на стол и прошептала:
— Точно! Агния ведь готовила не здесь, а там. Сюда только кастрюльки для Лёвы носила. Не хотела, чтобы тут щами и котлетами пахло, посетителей с настроения сбивало. Даже когда что-то разогревала, дверь на кухню держала плотно закрытой. А в холодильнике были только масло и сыр с колбасой для бутербродов. И других ножей я здесь ни разу не видела. Во дела...
— Баська, быстренько вспомни, кто, кроме тебя мог знать про шкаф и вторую квартиру? — потребовала Лёлька, доставая сигареты.
Баська тоже закурила и уселась на стол, свесив ноги в пушистых розовых тапках. На лице у неё отразился интенсивный мыслительный процесс. Подумав, она категорически заявила:
— Пожалуй, никто не знал. Васька точно не в курсе. И из соседей больше никто, разве что, видели Агнию выходящей из той квартиры, но про шкаф я никому не говорила, а вторую квартиру иметь никому не запрещено.
— А мастера, которые ремонт делали, растрепать не могли?
— Молдаване? Да кого они тут знали? Приехали на сезон, заработали и обратно на солнечную родину свалили. Им одна Анька, знаешь, сколько заплатила! Она у них последней заказчицей была, после неё сразу и уехали. Нет, они точно не могли никому сказать, — покачала головой Баська и уронила один тапок.
Лёлька достала из кармана бумажку и рядом с третьим вопросом добросовестно нацарапала: "Почти наверняка — во второй квартире". Баська посмотрела на неё с уважением. Потом осторожненько спросила:
— Долго мне ещё тут вахту нести? А то приходится ночевать в салоне на диване, чтобы всю ночь туда-сюда не бегать. Эти-то хоть и тихо себя вести стали, но по полночи не спят, компьютер мучают. А мне тут сны нехорошие сняться. Опять-таки рисунки дурацкие, в туалет спокойно не сходить.
— Ничего, потерпи. Адвокат обещал Агнию скоро освободить под залог, — сообщила ей Лёлька и, сладко потянувшись, добавила: — Пойду, попробую из Лёвы хоть что-нибудь вытянуть.
— Ну-ну, попробуй, — с сомнением пробормотала Баська и, вытряхнув в мусорное ведро окурки, принялась тщательно драить пепельницу.
Лёва сидел в своей захламленной комнате, мирно уткнувшись в экран дисплея, где длинноволосый детектив Гарри Бивнев носился в поисках средства от собственной импотенции. Лулу, усевшись на кровати, красила ногти на ногах серебряным лаком. На столе валялись шкурки от бананов и пустые пивные банки. В бутылке из-под водки "Любимая" красовался привядший одинокий тюльпан. Пахло ацетоном и дешевой туалетной водой "Симилар".
Лелька сцапала Лёву и, притащив на кухню, учинила допрос по всей форме. Итог допроса её удовлетворил: придурочный братец Агнии поклялся мамой, что никакого ножа, кроме лежащего на столе, он в этом доме никогда не видел. На осторожные наводящие вопросы о том, знает ли он, как Агния попадала во вторую квартиру, Лёва вначале изумленно вытаращил глаза, потом с трудом припомнил, что сестрица действительно где-то, кажется, жила, но где именно и как туда попасть никакого понятия он не имеет. Лёлька слишком хорошо знала недотепу, чтобы заподозрить в его словах какую-либо хитрость.
— Ты, случайно, не помнишь, тот вечер, когда Агния собиралась с Вотей в клуб? Ну, после которого его убили? — почти без надежды спросила она Лёву.
К её удивлению, он кое-что, оказывается, всё-таки помнил. Связано это было с тем, что Агния несколько раз отвлекла его в разгар пылкого виртуального объяснения в любви, обращенного к некой Элайзе.
— Это ещё что за кадр? — поинтересовалась Лёлька.
Оказалось, что мучимый сексуальным дуализмом Лёва в последнее время завел в интернете изрядное количество друзей и подружек. Виртуальное общение с разнообразными Клелиями, Крошками Пинки и Дэмианами продолжалось часами и носило самые разнообразные формы. Лёлька на всякий случай решила не уточнять, какие. Лёва, в зависимости от настроения, выступал в двух ипостасях — либо пылкого рыцаря в лунных доспехах по имени Гийом либо забитой злыми родственниками, несчастной, но красивой девицы Армины. Оба персонажа пользовались у интернетовской братии значительным успехом.
Так вот, как раз, когда любвеобильный Гийом выстукивал на клавиатуре страстные признания виртуальной блондинке Элайзе, Агния влетела к нему сначала с вопросом, поужинал ли он манной кашей, потом с претензией насчет невымытой посуды, а под конец с совершенно идиотской задачей — поискать какие-то ключи. Лёва оторвался от компьютерного романа и добросовестно пошарил в комнате. Ничего не нашел. Пока он искал, Элайза из чата куда-то исчезла. Но появилась Лулу, не менее повернутая на Толкиене и фэнтэзи, чем Элайза. Общение разгорелось с новой силой, и он даже не заметил, как назначил Лулу свидание и дал свой адрес. Дальше Лёлька сама всё знала.
Круг замкнулся. И в этом круге, кроме странного перемещения ножа из одной квартиры в другую, ничего интересного, похоже, не было. У Лёльки внезапно разболелась голова. На улице уже смеркалось, и воздух был каким-то прозрачно-тревожным, словно перед грозой. Скорее всего, ночью она и разразится, хотя сейчас на небе наблюдались только реденькие облачка. Гроза в начале мая...
Вернувшись домой, Лёлька обнаружила на кухне мрачную Магариту за изготовлением здоровенной пиццы с ветчиной и грибами. На вопрос, как она съездила на задание, подруга только нервно дернула плечом. Стало понятно, что не совсем успешно.
После ужина Маргарита кратко рассказала, что расчет Лёльки был верный, Сергей, вернее Серж, как он ей представился, находился дома один. Супруга была занята в театре, сегодня играли "Леди Макбет". Но не успела Маргарита расположиться на кухне, чтобы завести под крепкий чаек бодягу про беспощадную борьбу с фашистами и коммунистами, как примчалась зареванная дочь Сержа Юля. Оказывается, её прямо из колледжа вызвали в милицию, потому что убили её подружку Олю. Причем, убили как раз тогда, когда она прошлым вечером шла от Юли домой. Так что вместо того, чтобы пудрить мозги папаше, Марго пришлось нянчиться с рыдающим ребёнком. Напоив Юльку валерьянкой с тазепамом и уложив её в кровать, Марго почувствовала, что просто не имеет морального права охмурять расстроенного Сержа, и поскорее распрощалась. Правда, он дал ей свой телефон и просил позвонить.
Тут Маргарита обратила внимание на странное выражение лица подруги и замолчала. Лёлька задумчиво запустила руку в тщательно созданную утром прическу и некоторое время дергала эту прическу из стороны в сторону. Потом вдруг завопила:
— Где пульт?!
— Какой пульт? — растерялась Марго.
— От телевизора, холера! — заметалась Лёлька по комнате, заглядывая под диванные подушки и валяющиеся повсюду газеты и журналы. — Вечно ничего не найти в этом бардаке!
— Ты же сама его успешно создаешь! — парировала Маргарита и тоже принялась, было, искать пульт, но потом сообразила и включила телевизор, нажав кнопку на панели под экраном. — И чего орешь, непонятно...
— Сейчас местные новости будут, — слегка успокоилась Лёлька и тут же обнаружила пульт в чаше для благовоний. — Кто, черт возьми, додумался его сюда сунуть?
Пока кисло-сладкий диктор вещал про визит местного губернатора к соседнему губернатору, а также про открытие нового аттракциона в парке культуры, Лёлька нетерпеливо ёрзала и подгоняла его. Наконец пошла криминальная хроника: поимка очередного наркоторговца (продемонстрировали субтильного мужичка с выражение ослиного упрямства на небритой физиономии), пожар на складе огнетушителей. И только под завязку диктор сообщил:
— Сегодня во дворе жилого дома по улице Коломийцева обнаружен труп семнадцатилетней Ольги Марковой. Убийство произошло ночью или вчера поздно вечером.
На экране появилась уже виденная сегодня Лёлькой подворотня, мусорные баки и суетящиеся люди. Потом в кадр влезла та самая телевизионная девица и хрипловатым голосом затараторила:
— Страшную находку сегодня обнаружил местный житель Михаил Кузьмичев — труп девушки. Девушка, похоже, задушена. Тело спрятано за контейнеры с бытовыми отходами. Что вы можете сказать нашим зрителям?! — внезапно ухватила она за рукав худого очкастого типа.
Тип пожал плечами и, буркнув: — Расследуем, — шарахнулся от дернувшейся за ним телекамеры.
— Следственные органы приступили к расследованию жуткого преступления! — вдохновенно продолжила девица, и не успела Лёлька полюбоваться собственной персоной, боком пробирающейся к месту событий, как камера показала, наконец, убитую. Девушка лежала ничком, лица почти не было видно, но Лёлька сразу узнала Юлину подружку. Почему-то вместо алого костюмчика на ней были джинсы и кофточка из лимонно-желтой пряжи, известной в народе под названием "травка". Точно такую кофточку Лёлька видела вчера на Юленьке Соболь.
— Марго, а Юля ничего не говорила про то, что они делали с Олей вчера вечером у них дома? — напряженно спросила она, уже практически зная ответ.
— Да она все время об этом твердила! — вздохнула Марго. — Зашли, потому что Ольгу обрызгала грязью машина, застирали юбку. Пришлось Юльке дать подруге свои джинсы и кофту, чтобы до дому дойти. Договорились, что с утра Юля оденет высохший Олин костюм и в колледже они переоденутся, каждая в своё. Обычная девчачья история. Но Оля на занятия не явилась, а потом пришел следователь и спросил, кто из ребят дружил с ней... Бедная Юлька!
Тупо уставившись на дедушкин барометр, Лёлька слушала вздохи Марго и думала о том, что же произошло вчера вечером. Фигурки и волосы девушек были очень похожи, а лимонная кофточка довершила сходство. Неужели хотели убить Юлю? Но ведь это просто немыслимо — кому помешала семнадцатилетняя девчушка? Наверняка, это трагичная случайность, какой-нибудь наркоман или сексуально озабоченный негодяй подкараулил и убил первую попавшуюся девушку. Возможно, это была компания пьяных или обкуренных подонков... И все-таки — похожая внешность, Юлина кофточка...
Почувствовав, что её голова сейчас просто расколется, Лёлька обхватила её руками и замычала. Перепуганная Маргарита крутилась вокруг неё, пытаясь заглянуть в лицо и вопрошая, что с ней происходит. Но Лёлька игнорировала вопросы, только мычать постепенно перестала. Потом безумным взглядом пошарила по комнате и потребовала:
— Выпить!
Марго мгновенно принесла стакан воды и рюмку коньяка на выбор. Лёлька выбрала коньяк и запила его водой. Посидев минут пять, она почти нормальным голосом приказала:
— Позвони в милицию!
— Зачем? — испугалась Маргарита.
— Нужно найти этого Арсения Петровича Арцева. Срочно.
— А почему в милицию, он же, вроде, в прокуратуре работает? И потом, скоро десять часов вечера, неудобно как-то, он, скорее всего, уже дома в старых шлепанцах телевизор смотрит, — попыталась образумить её Марго.
— Ничего, у них день не нормированный, переживет. Звони, там наверняка дежурный какой-нибудь есть!
Марго перестала сопротивляться и покорно взялась за телефон. В прокуратуре, номер которой она узнала через "09", действительно оказался дежурный. Он долго артачился, но когда Маргарита трагичным тоном поведала, что речь идет о жизни и смерти, причем её собственных, все-таки сообщил домашний телефон Арцева. Арсения Петровича дома не оказалось. Тогда Лёлька вспомнила, что у следователя есть мобильник, и пришлось Маргарите снова со слезой в голосе уламывать дежурного в прокуратуре. Вспотев от напряжения, она, наконец, набрала нужный номер и сердито ткнула Лёльке трубку:
— Говорить сама будешь! — и отправилась за коньяком уже для себя.
— Добрый вечер, Арсений Петрович! — елейным голоском начала Лёлька. — Извините за поздний звонок. Но мы сегодня не договорили... Нет, нет, конечно, я понимаю. Хорошо, завтра в восемь. Мы ждем. Ещё раз извините. До свидания.
Маргарита, вернувшаяся с рюмкой, вопросительно уставилась на подругу, но та разочарованно пожала плечами:
— То ли он с дамой был, то ли новый труп разглядывал. Я не поняла. Но разговаривать он никак не мог. Обещал к нам с утра заявиться.
— И зачем он тебе так срочно понадобился? — сердито поинтересовалась Марго, проглотив коньяк и даже не поморщившись.
— У меня есть мысль. И не одна. Несколько мыслей. Но я должна знать кое-что ещё об этом убийстве, а кроме этого типа...
Тут её прервал телефонный звонок. Олег, сутки пребывавший в стадии активного брожения, не выдержал, и в Лёлькино ухо ударил бурный поток жалоб, претензий и негодования, настоянного на подозрениях. Подозрения, в основном, касались возможных посягательств на Лёльку со стороны зловредного Кости Мочалина. Выслушав всю эту ахинею и дождавшись, когда Олег слегка иссякнет, Лёлька коротко и сухо предложила ему приехать самому и убедиться, что никаких посторонних мужчин за время его отсутствия в доме не завелось.
— Выхода нет, — объяснила она Марго. — Если мой драгоценный вбил что-то себе в голову, лучше не возражать.
Марго полностью согласилась с этой аксиомой и принялась звонить своему водителю и объяснять, где нужно забрать инвалида и что с ним дальше делать. Особую тревогу вызывала у неё способность практически не умеющего пользоваться костылями Олега вскарабкаться на седьмой этаж без лифта. Лёлька по этому поводу только злорадно фыркнула:
— К утру доковыляет как-нибудь, я его упорство знаю! — и принялась жарить котлеты, так как знала также, что Олег по прибытии немедленно потребует мяса, мяса и еще мяса.
Маргарита, слегка осоловевшая от коньяка, путалась у неё под ногами, курила и слушала ворчание подруги. Мысли о том, что уж её-то Федя — мужчина самостоятельный и стоически относится к необходимости временной разлуки с любимой женой, она благоразумно держала при себе. Потом она отправилась на балкон, чтобы засечь, сколько же времени понадобиться Олегу на подъем. Нужно сказать, что тот уложился в рекордный срок и, гремя разъезжавшимися на паркете костылями, ввалился в квартиру спустя ровно сорок минут.
Лёлька злобной фурией метнула ему на стол тарелку с котлетами, а Марго немедленно принялась накачивать страдальца греческим вином. Чудесный нектар необыкновенно понравился Олегу, а Маргарита произвела просто неизгладимое впечатление и оказалась совсем не экзальтированной, а наоборот, своей в доску, за что нужно было непременно выпить. Причем, всем троим. И не раз. Так что когда Лёлька сообразила, что отправить его сегодня обратно к Софье Павловне никак не удастся, потому что он в подпитии непременно сверзится с лестницы и переломает себе пока ещё здоровые конечности, было уже поздно.
Олега, несмотря на его возражения, уложили спать на диване в гостиной. Совершенно обессиленная Лёлька приняла душ и рухнула на широченную дедушкину кровать рядом со сладко сопящей подругой. Блаженно закрыв глаза, она подумала: "Наконец-то!" и, как ей показалось, тут же раздался грохот и жуткий крик.
Вскакивая и путаясь в простынях, Лёлька успела заметить, что Маргариты в постели нет. Из гостиной доносился какой-то странный звук, словно там катались железные колеса. Звук сопровождался раздраженным пыхтеньем и чертыханьем. Влетев в комнату, Лёлька первым делом зажгла свет и тут же сообразила, что произошло.
Просто Маргарита ночью отправилась в туалет, забыв спросонок, что на диване спит Олег. В темноте она споткнулась о костыли, заботливо прислоненные ею же к диванному валику, и грохнулась на пол. Шикарный кружевной пеньюар Маргариты зацепился за один костыль, который попутно сшиб с журнального столика две медные индийские вазы, некогда привезенные адмиралом Тумановым из Калькутты. Второй костыль просто и без затей стукнул спящего Олега по лбу.
Раздраженно обозрев поле битвы, Лёлька остановила, наконец, продолжавшие выписывать на полу вензеля вазы, поставила их на место, отцепила Марго от костыля и, пошатываясь, отправилась досыпать. Злая Марго поплелась в туалет, а Олег потер ушибленный лоб, подтянул костыли и уложил их вдоль дивана на полу. Часы показывали три часа ночи. Следующий крик и грохот раздался ровно через час.
На этот раз Лёлька вскакивала уже не с таким энтузиазмом, Маргарите удалось опередить её и первой примчаться к месту событий. Так что именно ей досталось сомнительное удовольствие разгребать кучу-малу, образовавшуюся из костылей, Олега и бронзовой чаши для благовоний. Сюда же затесались пара журналов и пульт от телевизора. Когда, наконец, Олега усадили на табуретку, утешили и приложили к его многострадальному лбу десертную ложку, он поведал, что передвигался по квартире с максимальной осторожностью и, прежде чем идти через прихожую к туалету, решил включить там свет. Подвело его то, что за время его отсутствия в прихожей появилась новая вещь — чаша. Так что он впотьмах зацепил костылем её ножку, чаша, естественно, повалилась на него, выбив из рук опору, и он упал. Чаша почему-то упала сверху, прямо ему на голову, что вообще противоречит всем законам физики и геометрии.
В этом месте рассказа на Лёльку напал истерический смех, крайне обидевший Олега. Пришлось поить его чаем и уверять, что смеялась она не над ним, что это чисто нервное. Через полчаса была сделана ещё одна попытка хоть немного поспать. Правда, Лёлька и Марго вначале дремали крайне чутко, подскакивая от каждого постороннего звука. Но потом разоспались, и когда в восемь явился следователь, дверь ему открыл раздраженный Олег в трусах, с загипсованной ногой, на костылях и с двумя свежими шишками на лбу.
Мрачно уставившись на элегантного брюнета, благоухающего одеколоном "Гашетт", Олег крайне нелюбезно осведомился, что ему здесь нужно. Арсений Петрович, прекрасно, в отличие от своего визави, выспавшийся, сразу узнал едкого и дотошного журналиста Сагайдаченко, попортившего в свое время немало крови его коллегам, и слегка растерялся. Потом он мысленно поблагодарил бога за то, что все-таки не рискнул заявиться к Лёльке с тортом, который вначале собирался приобрести для создания непринужденной обстановки.
Тут на сцену выступила проснувшаяся Лёлька, облаченная поверх пижамы в короткий халатик. Заметив, что Олег уже приноравливается, как ему половчее ухватить костыль, дабы надавать раннему визитеру по шее, она принялась втолковывать ему, кем является гость и зачем он пришел.
Раздраженно грохоча по паркету, Олег ускакал в ванную, а на смену ему появилась Марго в пеньюаре, почти не пострадавшем от ночного контакта с костылем. Пеньюар был совершенно непрозрачным, и фасон имел крайне целомудренный — длиной до пят и никаких декольте, но Маргарита и в нем умудрялась выглядеть достаточно соблазнительно. Так, что бедный следователь окончательно смутился. Лёлька с некоторой досадой отметила, что её наряд у Арсения Петровича подобных эмоций не вызвал, вздохнула и пригласила его входить и располагаться. Сама же потащила Марго в спальню, чтобы сменить ночные наряды на что-то более подходящее для беседы с представителем прокуратуры.
На этот раз Маргарита не настаивала на своем присутствии при разговоре. Она только собрала постельное белье с дивана и ушла на кухню варить кофе и готовить тосты. Арсений Петрович проводил её взглядом, настороженно прислушиваясь к происходящему в ванной и опасаясь появления из неё изувеченного неизвестно кем корреспондента. Лёлька поняла, что в такой обстановке спокойно поговорить не удастся и пригласила следователя на балкон. Там, усевшись в плетеное кресло около круглого столика, Арсений Петрович более-менее успокоился и даже элегантно закинул ногу на ногу.
Лёлька устроилась точно в таком же кресле, ногу на ногу закидывать не стала, а закурила и спросила:
— Я, наверное, вчера оторвала вас от важного дела? Неудобно получилось.
— Да нет, просто я был у своей тетушки, а она — дама въедливая и непредсказуемая. Толком поговорить всё равно бы не удалось.
"Ну-ну, знаем мы этих тетушек. Тетушки, бабушки, двоюродные племянницы с кучей проблем — вечная отмазка мужиков. Хотя какое мне дело до того, где вчера прозябал сей страж порядка? Хотя бы и в подпольном борделе! Так что будем считать, что он и впрямь наносил визит любимой тетке и наелся у неё пирогов с капустой на неделю вперед", — решила Лёлька с некоторым раздражением.
На самом деле, тетушка Арсения Петровича Арцева пирогов отродясь не пекла. Вчера она потчевала любимого племянника малосъедобным вафельным тортиком и пылкими манифестами о продажности нынешнего правительства. Тяжелый характер Марии Степановны объяснялся её многолетним трудом в УБХСС и двумя крайне неудачными замужествами. На старости лет бездетная и одинокая пенсионерка впала в яростную мизантропию, но требовала от родственников регулярных посещений своей малогабаритной квартиры, заполненной трудами классиков марксизма-ленинизма и томами юридических справочников. Там несчастные подвергались многочасовым пыткам, состоявшим в прослушивании теткиных записей об экономических преступлениях олигархов и правителей всех рангов и их квалификации с точки зрения социалистической законности.
Мария Степановна ежедневно с фанатичным упорством сидела у телевизора, фиксируя каллиграфическим почерком сведения о финансовых злоупотреблениях, коррупции и незаконной приватизации в родном отечестве. Толстые тетрадки с компроматом на несимпатичны ей личностей четко ею нумеровались и складывались на специальную полку, дабы послужить неопровержимыми доказательствами в грядущих, по мнению Марии Степановны, судебных процессах над казнокрадами и мздоимцами. Себе Мария Степановна на этих процессах скромно отводила роль главного обвинителя, а посему готовилась к ним основательно. Родственники же служили неким оселком, на котором она оттачивала свое красноречие, дабы оно не заржавело и не подвело в нужный момент.
Понимая, что избежать каторжных визитов никак не удастся, деморализованные родственники Марии Степановны в один прекрасный момент приняли судьбоносное решение. Они составили график посещений тетушки и теперь навещали её раз в неделю строго по очереди, чтобы никому не было обидно. Так что, оттрубив вчерашний вечер, Арсений Петрович теперь два месяца мог дышать спокойно.
Вот только мысли о том, какой же будет его собственная пенсионерская старость, посещали его всё чаще: вдруг и он станет такой же агрессивной занудой, коллекционирующей всякие гадости из телевизора и желтой прессы? Ну уж нет — лучше заранее придумать себе безобидное хобби, собирать марки или рыбок разводить. Правда, марки и рыбки, точно также как монеты и птички, сердце Арсения Петровича совершенно не грели, вот в чем проблема...
Тут он сообразил, что некоторое уже время сидит и задумчиво пялится на Лёльку. А та точно с таким же выражением уставилась на него.
— Так зачем вы, Елена Викторовна, хотели срочно меня видеть? — проницательно поинтересовался Арсений Петрович.
Лёлька вздрогнула, пепел слетел с сигареты на стол. Она машинально дунула на него и смутилась.
— Просто мне показалось, что вы не успели задать все вопросы, которые хотели, — пожала она плечами.
— Не успел, — развел следователь руками. — Поэтому вы и разыскивали меня через прокуратуру поздним вечером?
— Если бы вы соизволили оставить мне номер своего телефона, не пришлось бы беспокоить вашего дежурного, — обозлилась Лёлька. — А вдруг я вспомнила что-то важное? Но вам это, видимо, совершенно безразлично, ведь вы уже всё про всех решили и преступника арестовали. Не так ли?
— Не так, — миролюбиво ответил следователь. — Мы тщательно расследуем убийство Виталия Бармина, уверяю вас. Оперативники занимаются его окружением, выясняют возможные причины преступления...
— Да, но у вас целая куча дел — убийство за убийством, и поэтому вы не можете разорваться! — желчно закончила за него тираду Лёлька.
— С чего вы взяли? — удивился Арсений Петрович. — Дел не больше, чем обычно. И я не опереточный злодей, чтобы без причин держать вашу подругу в узилище. Есть свидетели, слышавшие, как она в нетрезвом виде ссорилась с женихом и угрожала ему. А потом он оказался в её квартире с ножом в сердце. Налицо причинно-следственная связь.
— Вот-вот, сейчас вы опять начнете песню про восемьдесят процентов! А то, что Агния в любом, трезвом или глубоко нетрезвом состоянии, способна схватиться за нож только с целью нарезать колбасу, вы во внимание принимать не желаете!
В тот момент, когда Лёлька уже еле сдерживалась, чтобы не двинуть пепельницей по упрямой прокурорской голове, на балкон вплыла Маргарита с подносом, на котором красиво размещались фарфоровый кофейник, чашки, тарелочки с тостами и печеньем и даже салфетки в серебряных кольцах. Укоризненно взглянув на Лёльку, она поставила поднос перед спорящей парочкой и так же плавно удалилась.
Арсений Петрович мгновенно утратил нить разговора и тоскливо подумал о том, что никакие марки, рыбки и открытки не смогут заменить для него две основные страсти его жизни: красивых женщин и работу. И если к старости он утратит способность влюбляться и возможность расследовать преступления, то ему останется только удавиться.
Отхлебнув чудесно сваренный кофе, Лёлька заметила перемену в настроении следователя, уловила её причину и коварно спросила:
— Не правда ли, Маргарита просто очаровательна?
— Что? Да, конечно, — скис Арсений Петрович, проклиная себя в душе за то, что первая, и, похоже, главная, его страсть регулярно создает помехи второй, профессиональной.
— Так на чем мы остановились? — продолжала ехидная Лёлька. — Ах да, на том, что Агния в принципе не способна совершить преступление, тем более убийство. Так?
— Так, — по инерции согласился следователь, но тут же спохватился: — Не так. Каждый человек в момент душевного смятения или стресса может повести себя неадекватно.
— Ах, бросьте, — скривилась Лёлька. — Какое смятение, какой стресс? Мужик в кабаке загляделся на свежую попку. Сейчас даже у юной гимназистки это никакого смятения не вызовет. Максимум — желание дать по морде. А Агния все-таки не барышня, дважды замуж ходила.
— Кстати, о юных гимназистках, — оживился вдруг Арцев. — Вы зачем вчера помчались за мной на место убийство Ольги Марковой? Отрицать бесполезно, вашу личность показали крупным планом по телевизору.
— Вот ведь, — притворно опечалилась Лёлька. — Я и не сообразила, что вас на убийство вызвали. Просто хотела ещё кое-чем поделиться, а там такое... Я сразу назад. А кстати, убийцу девушки поймали?
— Пока нет, — уныло пожал плечами Арсений Петрович. — Ищем.
Лёлька выдержала паузу, болтая ложкой в кофе и ломая румяный тост на мелкие кусочки. Потом вытерла замаслившиеся пальцы о салфетку. Следователь тем временем перевел, наконец, дух и двумя глотками осушил свою чашку. Лёлька тут же налила ему новую порцию кофе и пододвинула печенье.
— Я слышала, девочку задушили, — прервала молчание Лёлька.
— Да, задушили, — подтвердил Арцев то, что и без того слышал от телерепортерши весь город.
— А как её задушили? — голос Лёльки непроизвольно дрогнул.
— Что значит — как?
— Ну, её душили спереди или сзади? — Лёлька чертыхнулась про себя, понимая, как дико выглядит сейчас её интерес, и пояснила: — Мне нужно знать, видел ли убийца, кого душит.
Арцев подавился кофе и вытаращил на неё глаза. Потом осторожно поставил чашку на блюдце и потряс рукой, словно обжегся. На самом деле, он искал подходящие слова, чтобы сформулировать вопрос:
— Какого черта? — И, подумав, добавил: — Простите.
— Видите ли, я подумала, что девушку могли с кем-то перепутать, — смешалась Лёлька.
— Перепутать? С кем?
— С другой девушкой, — чувствуя себя идиоткой даже в собственных глазах, объяснила Лёлька. — Они все так похожи.
— Похожи? — изумился следователь, жизненный опыт которого говорил совершенно противоположное. — Слушайте, Елена Викторовна, если вы что-то знаете, говорите немедленно!
— Знаете, — осторожно подбирая слова, заговорила Лёлька, — я позавчера вечером случайно встретила двух девушек, убитую и... другую. Но на Ольге Марковой была иная одежда — забрызганный грязью красный костюм. А убили её в тот же вечер в одежде, которая была на подруге. Вот я и подумала, может, хотели убить не её. А это значит, что теперь могут напасть и на другую...
— На Юлю Соболь? — уточнил Арцев.
— Ну, я не знаю, как её зовут, — попыталась извернуться Лёлька.
— Нет, голубушка, я спинным мозгом чувствую, что знаете! — взорвался следователь, но тут же сбавил обороты, опасаясь, что на его рычанье может прискакать, размахивая костылями, проклятый журналист. — Ольгу машина обрызгала недалеко от дома Соболь, а это значит, что третьего дня вы около девяти часов вечера крутились там! Лицо убитой девушки в криминальной хронике не показывали, вы к ней близко не подходили, иначе я вас заметил бы, следовательно, вы знали обеих девчонок или одну из них — Юлю, и видели, в чем они были одеты. Частным сыском занимаетесь, мадам?
— Я мадемуазель, — с достоинством поправила его Лёлька и загрустила. Похоже, выведать информацию без потерь не удастся, Арцев оказался крепким орешком.
— Так вот, мадемуазель Туманова, — продолжал вполголоса скрежетать Арсений Петрович, — вам придется немедленно прекратить ваши детективные забавы. Вы — художница?
— Художница, — рассеянно подтвердила Лёлька.
— Вот и рисуйте себе картинки! А я — следователь! Поэтому расследовать преступления буду я! Без вашей помощи!
— Без моей помощи вы уже расследовали! — также вполголоса рявкнула Лёлька, опасаясь того же, что и Арцев — вмешательства Олега. — Результат налицо! Так что зарубите себе на носу, господин высокопрофессиональный следователь, пока Агния сидит в кутузке, я картинки, как вы изволили выразиться, рисовать не буду! Не дождетесь!
Выпалив это, Лёлька скорчила противную рожу. Арсений Петрович от негодования подпрыгнул, едва не сломав хрупкое кресло. Некоторое время они злобно пялились друг на друга. Потом им одновременно пришла в голову мысль, что развивать склоку — значит испортить отношения окончательно. Появляться впредь у Лёльки Арцев не сможет, следовательно, будет лишен возможности созерцать изумительную женщину (не Лёльку, конечно, а Маргариту, потому что Лёльку он может вызывать повесткой хоть каждый день, а к её подруге вопросов просто не придумать, она к делу никак не причастна). У Лёльки же не будет шансов выведать у следователя хоть что-нибудь интересное.
Так что, обменявшись ещё парочкой недвусмысленных взглядов, они оба вздохнули, закурили и заключили временное перемирие. Каждый знал истинную подоплеку миролюбия противника, поэтому соглашения они достигли практически мгновенно.
Лёльке пришлось поведать Арсению Петровичу о своих подозрениях в отношении Валентины Соболь и визите к ней. Про посещение Како Гогуа и его милого семейства, а также про странные анализы Сержа Соболя она благоразумно промолчала. Зато упомянула о том, что сатанисты в ночь убийства Воти служили всей компанией черную мессу в Балабановке. Следователь уныло кивнул головой — про алиби дьяволопоклонников ему уже было известно из своих источников.
Арцев же, скрипнув зубами, сообщил Лёльке, что Олю Маркову задушили шелковым шнурком, накинув его сзади. Но если бы даже убийца душил девушку спереди, рассмотреть лицо жертвы в темноте он бы не смог, так как единственный фонарь в арке разбили года три назад. Так что, либо ему было абсолютно все равно, кого душить, либо он следил за Олей и знал, что она переоделась, либо действительно принял её за Юлю Соболь. Как говориться, любой вариант возможен.
И Лёлька, и следователь понимали, что информацию от собеседника получили далеко не полную, но дипломатично не стали высказываться на этот счет. Правда Арсений Петрович ещё раз потребовал от девушки, чтобы она прекратила лезть куда не надо.
— Не ворошите осиное гнездо — можете нарваться на большие неприятности, — вздохнул он. — Если преступник посчитает, что вы что-то знаете, то его действия будут вполне определенными. Мне бы не хотелось расследовать потом ещё и вашу гибель.
— Ладно, — легко согласилась Лёлька, сделав большие честные глаза, — Но тогда и вы пообещайте получше разобраться в этом деле.
— Обещаю, — охотно покивал следователь. — И сегодня же на всякий случай поговорю с родителями Юли, чтобы постоянно присматривали за девчонкой.
"Да уж, есть там, кому присматривать — мать-алкоголичка и больной отец..." — подумала про себя Лёлька. Она уже решила обязательно навестить Юлю и поговорить с ней, а не с родителями — девочка показалась ей волне разумной. Разумнее своих родителей, это уж точно.
Арсений Петрович тем временем поднялся и стал прощаться. Так, прощаясь, они перешли с балкона в комнату, оттуда в прихожую. И лишь там следователю удалось напоследок ещё раз лицезреть Маргариту — она высунулась из кухни и сообщила Лёльке, что собирается к обеду изготовить утку, фаршированную яблоками. Арсений Петрович двусмысленно облизнулся, пожелал дамам всего доброго и нехотя удалился.
— Вот ведь фрукт! — прошипела Лёлька. — Если бы не ты, он бы из меня уже омлет сделал. А так — остерегается.
— Это почему? — заинтересовалась Марго.
— А потому. Пялится он на тебя, словно кот на сало. Очень уж ты ему взор услаждаешь, вот и не хочет дверью хлопать. Будет теперь при малейшей возможности визиты наносить, Шерлок Холмс недоделанный.
— Ты думаешь? — вздернула брови подруга.
— Да что тут думать, у него на роже все написано. Так что регулярное общение с органами дознания мне обеспечено, — удовлетворенно констатировала Лёлька. — И ещё — погоди с уткой, нужно вначале Соболю позвонить.
Маргарита мгновенно помрачнела, но отказываться не стала — разыскала бумажку с телефоном и вопросительно уставилась на Лёльку.
— Назначь ему встречу в городе, где-нибудь подальше от дома и постарайся разузнать, где будет сегодня супруга. Постарайся сделать так, чтобы их обоих одновременно дома не было, поняла?
— Поняла, — вздохнула подруга и набрала номер. — Юля, папа дома? Можно его? Да, это я. А ты почему такая мрачная? Ах, опять в милицию вызвали? К одиннадцати? И папа с тобой пойдет? Правильно решили. Ну, удачи!
Спустя несколько секунд трубку взял Сергей, и Маргарита живо договорилась с ним встретится в пять часов в парке культуры.
— Мадам его опять целый день в театре, а Серж с дочкой к одиннадцати в милицию пойдет, с работы специально отпросился. Так что в пять часов Юля дома будет, — доложила она. — Можешь действовать.
— Отлично, — пробормотала Лёлька, пока смутно представляя, как именно она собирается действовать. — А куда, интересно, запропастился Олежка?
Подруги переглянулись и одновременно ринулись к дверям ванной. На их громкий стук раздалось мрачное:
— Что случилось?
— Ты живой там? — не подумав, заорала Лёлька и получила ответ:
— А что, утопиться мне теперь?
— Топись, идиот, только скорее, мне нужно зубы почистить! — рассердилась Лёлька. Вот с Олегом всегда так — вместо того, чтобы ревновать её тогда, когда для этого действительно есть повод, он цепляется к самым неподходящим личностям, вроде Кости Мочалкина (тьфу, Мочалина!). Вот и теперь наверняка закатит сцену по поводу утреннего визита следователя.
Лёлька оказалась права — Олег появился из ванной со словами:
— Ну и где наш красавчик-прокурорчик?
— Ваш прокурорчик? — деланно удивилась Лёлька. — Откуда мне знать? Очевидно, помчался на очередное убийство. У него, знаешь ли, интересы специфические — от трупа к трупу.
— Как у гиены, — злорадно подхватил Олег. И добавил, принюхавшись: — А кофе в этом доме всем наливают, или только интересным брюнетам?
— Марго, бога ради, обиходь нашего четвероногого друга, — взмолилась Лёлька. — А я умоюсь быстренько и съезжу кое-куда.
— Почему четвероногого? — опешил Олег.
— А ты сосчитай! — немедленно отозвалась Маргарита: — Две ноги плюс два костыля — сколько получится?
— Ну вы и ехидны! Над раненым издеваетесь, по голове регулярно бьете, всяких посторонних мужиков прикармливаете! Оченно обидно мне! — вскричал, было, Олег, но Марго с Лёлькой дружно фыркнули и удалились, Лелька в ванную, а Марго на кухню. Сообразив, что сочувствия он не дождется, Олег устремился за Марго, потому что ужасно хотел наконец позавтракать.
Лёлька стремительно приводила себя в порядок, одновременно размышляя, куда направить стопы в первую очередь. Круг поисков будет неполным, если она не наведается в фирму, принадлежащую Воте. Конечно, праздники ещё не завершились, но там наверняка кто-нибудь сегодня есть, нужно ведь организовать похороны шефа. Одновременно ей хотелось ещё раз посетить страшненький домик семейства Гогуа. И что теперь — разорваться?
Раздумья прервал звонок в дверь. Преисполнившись нехороших предчувствий, Лёлька пошла открывать. Предчувствия не обманули — в прихожую ввалилась её мама Марина Евдокимовна. Задыхаясь после стремительного подъема по лестнице, она сунула Лёльке огромный продолговатый пакет, странно легкий и упакованный в оберточную бумагу, плюхнулась на пуфик и принялась обмахиваться подвернувшейся под руку газетой. Лёлька изумленно потрясла пакет и сразу сообразила, что в нем находится, потому что изнутри донеслись громкая возня и возмущенный вопль. На вопль первым примчался Лукаш, потом Марго, за ней ковылял жующий что-то Олег.
Увидев Маргариту, Марина Евдокимовна забыла про одышку и кинулась к ней, едва не уронив на Лукаша чашу для благовоний. Спаниель шарахнулся под ноги Олега, и Лёлька замерла, в ужасе ожидая повторения ночной эквилибристики. Но Олег умудрился сохранить устойчивость и даже чашу успел поймать на лету. Что значит тренировка в экстремальных условиях! Пока Марина Евдокимовна радостно теребила Маргариту, то и дело сбиваясь на упреки в адрес собственных непутевых детей, Лёлька содрала со свертка бумагу и из клетки, находящейся в нем раздался знакомый ликующий бас:
— Едрррёна макарррона!
Встрепанный попугай, помогая себе клювом, взгромоздился на жердочку, крякнул и принялся тщательно проверять целость своих перьев. Ошалевший Лукаш громко залаял.
— Итак, нашего полку прибыло, — уныло констатировала Лёлька. — Мама, оставь Маргариту на секунду в покое и объясни, зачем ты притащила этого хулигана? Хочешь сказать, что Гошка уже не в состоянии за попугаем присмотреть?
— Гошик сегодня утром улетел на неделю в Грецию, сказал, что ему нужно развеяться, — поджав губы, сообщила Марина Евдокимовна. — А к нам Румбо везти нельзя, ты же знаешь, что у отца на него аллергия. Пусть птичка поживет у тебя немножко.
Птичка, склонив голову набок, внимательно выслушала эту тираду и удовлетворенно констатировала:
— Жрать, жрать и жрать! — Потом, поразмыслив, сварливо добавила: — Засррранцы!
Лёлька закатила глаза и поволокла попугая в комнату. Крюк, на котором при жизни дедушки висела клетка, был цел, и Румбо занял своё законное место, что привело его в полнейший восторг.
— Карррамба! — взревел попугай адмиральским голосом, лихо задрав перья на голове. — Тррубочку закуррим! Ферштейн, парразиты?!!
Белого какаду дедушке много лет назад подарили друзья. Попугай был молод, талантлив и принялся с лету усваивать любимые словечки хозяина. Особое пристрастие Румбо испытывал к ругательствам, содержащим букву "р". Так что демонстрировать его в приличном обществе было крайне рискованно — птичий лексикон изобиловал непечатными выражениями. Именно поэтому Лёлькиной маме пришлось упаковать клетку при перевозке — в темноте попугай обычно молчал, как партизан.
Когда старый адмирал умер, Лёлька смогла выдержать общество Румбо только два дня. Её сердце обрывалось каждый раз, когда за спиной слышался дедушкин громкий смех, покашливание и раскатистый бас. И на третий день Игорю пришлось увезти попугая в свою только что купленную квартиру. По недомыслию или из-за жаркой погоды он транспортировал его, не накрыв клетку. В троллейбусе для Румбо настал звездный час: он трижды на бис исполнил куплет "Шел трамвай девятый номер, на площадке кто-то помер. Тянут, тянут меррртвеца, ламца-дрица-аца-ца!", а в промежутках костерил ошарашенную публику на чем свет стоит.
После этих гастролей попугая в люди окончательно перестали выпускать. Даже в машине на дачу возили в упаковке, опасаясь возможных его контактов с работниками ГАИ, так как давно было отмечено, что при виде человека в форме с погонами, Румбо мгновенно переходил на отборный мат. "Атмосфера офицерской кают-компании сказывается" — как, краснея, объясняла мама. К чести попугая и дедушки, он никогда не матерился адмиральским голосом, исключительно посторонними баритонами и пронзительным фальцетом.
Пернатого сквернослова ей только не хватало! Лёлька представила, что творилось бы, присутствуй Румбо при сегодняшних ночных авралах, и хихикнула. Попугай укоризненно посмотрел на неё правым глазом и буркнул:
— Пррими поздрравления! — после чего встрепал перья, нахохлился и уснул.
Убедившись, что мама надолго устроилась на кухне беседовать с Марго, Лёлька тихонько выскользнула за дверь. Водитель лимузина встретил её широкой улыбкой, но она помахала ему рукой и поехала на своей верной "жучке".
Глава 9
До офиса фирмы "Корунд" она добралась без проблем — он находился в центре города. В холле висел портрет Воти в траурной рамке, перед ним стоял огромный букет темно-красных, почти черных роз. Прислушавшись, Лёлька уловила за одной из дверей мужские голоса. Там явно спорили, правда, не громко и без надрыва. Скорее всего, решали какие-то организационные вопросы. За другой дверью с золоченой табличкой "Директор" слышался женский голос, говоривший с паузами, видимо, по телефону.
Сунув голову в дверь, Лёлька увидела маленькую приемную, где помещался только стол с компьютером и принтером и четыре небольших кресла. За столом девушка с кукольным личиком мрачно бубнила с трубку:
— Да, похороны завтра в час дня на Преображенском кладбище. Отпевание в двенадцать в Никольской церкви. Да, да, конечно. До свиданья. — Положив трубку, секретарша, а это была явно она, вопросительно уставилась на Лёльку.
— Здравствуйте, хочу выразить свои соболезнования, — полностью проникла в комнату Лёлька.
— Да, для нас смерть Виталия Сергеевича — большая потеря, — кивнула головой девушка и шмыгнула носом. — Даже не знаю, как мы будем теперь. А вы из какой фирмы?
— Я из газеты, — ловко взмахнула Лёлька своим липовым удостоверением. — Ольга Петровна Сагайдаченко, "Ежедневный вестник".
— Но вам, наверное, лучше поговорить с Игорем Лукьяновичем, заместителем директора, — округлила глаза девица. — Он у себя в кабинете решает вопросы с похоронами.
— Обязательно поговорю, — заявила Лёлька. — Но ведь вы были секретарем Виталия Сергеевича, а кто же знает человека лучше его секретаря?
Девушка была явно не большого ума, она сразу же задумалась, потом важно кивнула:
— Конечно, я все про шефа знала. Кристальной души был человек. Я только один раз ему сказала, что ни на какой интим не согласна, и он сразу понял.
— Он что, проявлял к вам интерес? — Лёлька достала блокнотик и принялась в нем черкать. — Пытался приставать?
— Да нет, — девушка достала сигарету и закурила. — Это я для профилактики, в первый день работы заявила. А то мало ли что...
Спохватившись, она предложила Лёльке кофе и включила кофеварку. Для этого ей пришлось открыть шкаф — на столе места для агрегата просто не было.
— А каким он был начальником? Строгим? — Лёлька нарисовала в блокноте смешную рожицу с надписью "Никакого интима!!!"
— Да что вы, добрым очень. Если заболею, позвоню ему, а он "Лечись, Светочка, витамины принимай!" Теперь, наверное, Игорь другие порядки установит. Любит, чтобы все перед ним расстилались. Ох, наплачемся мы! — закручинилась Светочка.
— Что, очень власть любит? — оживилась Лёлька и нацарапала "Игорь Лукьянович", сопроводив надпись большим вопросительным знаком.
— Да уж, покомандовать он мастер. Бывало, шеф в отпуск уедет, так Игорь из нас все соки выжмет. Сидишь-сидишь на работе допоздна, а утром будь добра к девяти, как штык явиться! Нет, Виталий Сергеевич, если что-то срочное ему печатаешь вечером, всегда разрешал попозже прийти... — тут девушка откровенно захлюпала носом и принялась вытирать слёзы. — Ой, как жалко его!
— А что у вас тут говорят? — осторожно подобралась к главному Лёлька. — Ну, может, враги у него были?
— Да мы тут уже голову сломали. Милиция всех допрашивала. Был у него один... конкурент. Максютов Илья Тимофеевич, фирма "Альбатрос". Приходил к шефу, ругался, грозился. Виталий Сергеевич даже новую сигнализацию поставил и двух амбалов нанял. Они сегодня на кладбище вокруг могилы все расчищают. Место-то хорошее дали, но заросло все кругом, — озабоченно пожаловалась Светочка. — Но только этот Максютов сейчас другим бизнесом занялся — казино открывает. Вряд ли это он. И потом, убили-то ножом, в квартире... Если бы киллер — стрельнул бы или в машине взорвал.
— Значит, бытовое убийство?
— Говорят, Агнию Львовну арестовали. Невесту Виталия Сергеевича. — Секретарша пожала плечами и хмыкнула. — Только не верится мне, что это она. Агния Львовна любила его, пожениться они хотели. Вот если бы после свадьбы, можно было бы подумать, что из-за денег...
Лёлька поразилась логике Светочки. Выходит, даже любящая жена из-за наследства может любимого мужа укокошить?
— А кстати, Светлана, вы не знаете, Виталий Сергеевич завещание оставил? — поинтересовалась она.
— Похоже, что нет. Мы тут везде искали, и домой к нему ездили, милиция заставила. Юрист наш и нотариус, который с фирмой постоянно работал, тоже ничего не знают. Вот Игорь Лукьянович и бесится — контрольный пакет акций девчонкам достанется.
— Каким девчонкам? — подскочила Лёлька.
— Дочкам Виталия Сергеевича, — охотно пояснила Светочка и принялась разливать готовый кофе. По комнате разлился божественный аромат свежесваренного мокко.
Пригубив замечательный, крепкий и в меру сладкий кофе, Лёлька вернула отвлекшуюся девушку к заинтересовавшей её теме:
— А сколько у него дочерей?
— Две, кажется. Одну Катей зовут, шеф ещё очень смешно про неё рассказывал. Такая озорница! А вот вторая... Нет, не помню. Только он всегда говорил: "Дочки у меня — красавицы". Значит не одна. Может и три. Не знаю. — Светочка явно смутилась, сообразив, что не оправдала Лёлькину сентенцию про то, что секретари знают начальников лучше всех.
Лёлька, не обращая внимания на её смятение, после записи "Максютов Илья Тимофеевич, фирма "Альбатрос" нарисовала фигурку девочки с бантиками, за ней другую, третью. Рисунок украсился жирным знаком вопроса. Почему же Агния говорила только про одну Катьку? Неужели Вотя не сообщил ей, что у него не одна дочь. Вот даже секретаршу посвятил... Совершенно непонятно! Но кто-то же должен знать наверняка про то, сколько детей было у Виталия?
— А родители Виталия Сергеевича живы? — поинтересовалась она на всякий случай, хотя Агния не разу не упомянула про будущих свекра и свекровь, но может быть, они просто живут в другом городе.
— Ой, они давно умерли. Шеф говорил, что он — круглый сирота. Что-то там такое трагичное произошло. Так что никаких родственников больше нет. Разве что бывшая жена. Но к той и на козе не подъедешь, такая зараза... Бедный, бедный Виталий Сергеевич! — снова запричитала Светочка, заглядывая в зеркальце, чтобы ненароком не потекла тушь.
Лёлька захлопнула блокнотик, одним глотком допила кофе и встала.
— Ещё раз примите соболезнования, — на прощанье пробормотала она. В ответ Светочка только кивнула и жалко хлюпнула носом.
Пройдя по коридору, Лёлька обнаружила дверь с табличкой "Заместитель директора" и прислушалась. Из кабинета раздавался приглушенный баритон. Его владелец был явно раздражен, но старался сдерживаться. Отвечал ему более высокий голос, и отвечал почтительно.
Постучав и услышав в ответ: "Войдите!", самозванка вошла. Помещение тоже было небольшим, судя по всему, "Корунд" был не самой преуспевающей фирмой, и арендовать более просторный офис был не в состоянии. Обстановка была типовой — практически новая стандартная мебель светло-серого цвета, вертикальные жалюзи, оргтехника и большой кактус в горшке на узком подоконнике. Кактус явно не пользовался расположением владельца кабинета — выглядел он довольно уныло, и поливали его, видимо, крайне редко и просто из жалости. Часть длинных колючек была попросту сострижена, чтобы не жалюзи не цеплялись. Как человек, любящий и лелеющий свои комнатные растения, Лёлька сразу распознала флюиды, источаемые несчастным суккулентом — кактус страдал и молил о помощи.
Мужчины, сидевшие за столом, с немым вопросом уставились на Лёльку, вперившуюся взглядом в горшок с печальным растением. Наконец тот, кто сидел на хозяйском месте — в черном мягком кресле, вопросительно кашлянул. Опомнившись, Лёлька сконфузилась, но вспомнила, кого изображает, и скороговоркой представилась и выразила соболезнования по поводу безвременной кончины и так далее...
Выпалив всё это, она замолчала, ожидая ответной реакции. Мужчины переглянулись и тот, кто, скорее всего, и был Игорем Лукьяновичем, бесцветный лысоватый тип лет сорока, напустив печали на чело и одновременно приосанившись, кивнул и принялся распространяться о невосполнимой утрате. Одновременно он посетовал на излишнюю криминализацию общества и выразил надежду на то, что убийца столь достойного человека понесет суровую кару. К концу тирады Лёлька поняла, что Игорь Лукьянович не сомневается, что убийцей Воти является Агния, потому что единственным отмеченным им недостатком покойного было неумение выбрать себе достойную спутницу жизни. Вот так, и не более.
Лёлька попыталась, было, пуститься в расспросы и выведать у Игоря Лукьяновича подробности о коммерческой деятельности фирмы и её будущем, но собеседник отделывался настолько общими фразами типа "Коллектив продолжит начатое Виталием Сергеевичем дело", что лже-журналистка быстренько поняла — ничего нового она не услышит. Светочка оказалась гораздо более ценным источником информации, чем осторожный Игорь Лукьянович.
Уныло черкая в блокноте, она на всякий случай поинтересовалась фамилией Вотиного заместителя. Тот заметно напрягся и медленно, по слогам продиктовал: "Пе-ре-ти-щен-ко". Лёлька про себя хмыкнула: да, не легко с такой фамилией преуспеть! А преуспеть господину Перетищенко очень хотелось, это было видно невооруженным взглядом.
Потом она ещё раз выслушала информацию о предстоящих похоронах и о том, что все расходы по их организации взяла на себя осиротевшая фирма.
Уже прощаясь и направляясь к двери, Лёлька не удержалась и жалостливо кивнула на кактус:
— Вы бы его с окошка убрали, у вас сторона южная, света и так много. Поставьте на полку в шкафу или на тумбочку. А то ему места мало.
— Кого? — удивился, было, Игорь Лукьянович, потом пожал плечами и сердито буркнул: — Колючку эту? Да надоела, руки всё не доходят выкинуть! Когда кабинеты обставляли, понаставили горшочков, остальные, слава богу, засохли, а этот всё никак... Хотите — забирайте! Дарю!
— Спасибо! — не раздумывая, схватила кактус Лёлька и, боясь, что хозяин кабинета передумает, быстренько ретировалась.
Прижимая к груди тяжелое жутко колючее растение, она побрела по коридору. Кактус сильно мешал обзору и все время норовил вывернуться из слишком маленькой для него емкости с абсолютно сухой землёй, так что приходилось держать его двумя руками. Уже выходя на улицу, Лёлька едва не оказалась сбитой с ног двумя здоровенными парнями, поспешающими внутрь. Они просто не заметили между дверями фигуры, макушка которой едва достигала им до подмышечной кобуры.
Едва не напоровшись на колючки, они сумели в последний момент затормозить и ошеломленно уставились на странную композицию "девушка с цветком".
— Гля, Пашка, уже имущество выносят! — весело завопил один.
— А что я тебе, Витёк, базарил! Пока мы там на кладбище корячились, они тут всё растащили. Не успел босс тапки откинуть, и началось! — подхватил другой. — А ну, морковка, предъяви пропуск на вынос материальных ценностей!
— Да отстань ты от неё, Пашка! Не видишь, девушка вооружена и очень опасна, ещё заколет насмерть!
До глубины души оскорблённая тем, что её назвали морковкой, Лёлька и впрямь стала опасна — она буром поперла на охранников с кактусом наперевес и под их веселое улюлюканье пулей вылетела на улицу. Там, злобно ворча, она с трудом открыла машину и пристроила горшок с растение на полу между сиденьями. Плюхнувшись за руль, она смахнула пот со лба — собачья работа таскать такие неудобные и колючие тяжести. А ведь его ещё на седьмой этаж переть придётся! Но тут же она мысленно попросила у кактуса прощенья и пообещала, что ему у неё понравится. Во всяком случае, колючки она ему брить ни за что не станет. Кактус от счастья опять попытался сковырнуться вниз, но зацепился иголками за обивку сиденья и удержался. Лёлька осторожно тронула машину с места и покатила на Комсомольскую улицу.
Глава 10
Особняк Гогуа за это время не изменился. Разве что палисадник, взамен истребленных Катькой тюльпанов, украсился целым ковром разноцветных крокусов — хозяева явно не забыли, что их дом собираются фотографировать для газеты. Во дворе стояло сразу три автомобиля: уже знакомые Лёльке черный "кадиллак", лимонная спортивная машина и ярко-алый "пежо". Вокруг автопарка суетился громила в черном комбинезоне, полируя и без того сверкающие крылья и бамперы. Второй громила осторожно сидел у ворот в хрупком шезлонге и задумчиво смотрел вдаль. На коленях у него лежала маленькая черная дубинка, которую громила ласково поглаживал, словно спящего котенка.
Остановившись напротив особняка и заглушив мотор, Лёлька открыла дверцу и нахально вылезла прямо на виду у охранника. Но он и ухом не повел. Радостно вдыхая чистый воздух предместья, девушка направилась к воротам, и тут услышала громкие голоса. Вначале она не поняла, откуда они раздаются, но потом сообразила, что вопли доносятся с встроенной веранды, которая в подобных строениях гордо именуется зимним садом. Часть стеклянных рам была открыта и давала возможность услышать, что происходит внутри. Голос Како Лёлька узнала сразу — он орал хрипло, с акцентом, ему вторил женский голос, но звучал он явно издевательски и с нотками пренебрежения. Похоже, это была Зинаида. Супружескому дуэту противостояли сочный баритон, в котором чувствовалось страшное раздражение, и противный повизгивающий голосок, срывающийся на фальцет. Ругань стояла такая, что Лёлька испуганно остановилась. Охранник почесал дубинкой за ухом и подмигнул ей. Заискивающе улыбнувшись, Лёлька представилась:
— Извините, я корреспондент. Мы с Акакием Валентиновичем договаривались о съемке... Хотелось бы кое-что уточнить...
— А-а-а, — протянул амбал, не поднимаясь из шезлонга. — Шеф говорил, что если приедут из газеты, чтобы мы вас сильно не били... — он радостно заржал, как конь, которого выпустили попастись на зеленый луг. — Но сейчас шеф сильно занят. Слышишь?
— Слышу, — кивнула Лёлька, стараясь понять, из-за чего идет грызня в доме. — Но мне обязательно нужно с господином Гогуа поговорить. Можно я его подожду?
— Жди, жалко, что ли? — оскалился охранник. — Только когда он освободится, неизвестно... Дела, понимаешь, семейные... — и он снова распростерся в шезлонге, даже не подумав отворить запертую калитку.
Лёльке ничего не оставалось делать, как прогуливаться вдоль решетчатого забора. Наконец она выбрала местечко, откуда голоса были слышны лучше всего, присела на кирпичный цоколь ограды и закурила. Теперь она различала не только отдельные слова, среди которых было огромное количество непечатных, но и целые фразы. Через пять минут, Лёлька сообразила, что остальные двое собеседников, если эту безобразную склоку можно назвать беседой, не кто иные, как мужья Зинаиды под номерами один и два, то есть бандит Жорж Пименов и сатанист Люцифер, в миру Иван Лопухов. И Како предъявляет им претензии по поводу поведения их отпрысков.
Если учесть степень бешенства Гогуа, то можно представить себе, что вытворяли непутевые детки... Пьянки, наркотики и шляния по всевозможным притонам, карточные долги — примерный список пороков современной молодежи Лёльке был известен. Но из воплей, раздававшихся на всю округу, следовало, что на этот раз Ксюша с братцем отмочили нечто из ряда вон. Тут в ответ на обвинения раздалось слабое попискивание. Ага, виновники, оказывается, тоже принимают участие в разборках наравне с родителями... Внезапно раздался негодующий детский крик. Орала, конечно же, Катька. И то, что она орала, сильно не понравилось Лельке.
В следующие четверть часа, вся обратившись в слух, она уяснила следующее: вчера вечером Катька, как всегда, пошла прогуляться. Уж какие планы были у коварного ребёнка в голове, можно было только догадываться, но она обманула охрану, пролезла через три соседних участка и незамеченной вышла на улицу. Внезапно рядом с ней остановился желтый автомобиль её брата Романа. Было уже темно, и когда брат грозно потребовал, чтобы Катька немедленно садилась в машину и ехала с ним домой, она немного повыступала, но сообразила, что если не подчиниться, Ромка пустит на её розыски охрану, и возвращаться все равно придется, но уже с позором. Надувшись, она плюхнулась на заднее сиденье, машина рванула с места и помчалась в сторону, противоположную той, где находился её дом. Вначале Катька обалдела, потом заметила, что парень за рулем — совсем не Роман, заорала и попыталась на ходу открыть дверцу, но та была заблокирована.
Машина с вопящим ребенком мчалась по дороге, ведущей прочь из города. В какой-то момент Катька вцепилась в волосы похитителя, тот тоже заорал, и они едва не врезались во встречную машину. После этого парень свернул на проселочную дорогу, остановился и слегка отлупил Катьку. Потом, несмотря на бешеное сопротивление, связал её по рукам и ногам, глаза и рот заклеил скотчем и поехал дальше. Примерно через полчаса её вытащили из машины, отволокли куда-то и швырнули на пол. Веревку на руках разрезали, а скотч она отклеила сама, шипя от боли и злости. Потом развязала ноги и осмотрелась. Заперли ей в коморке без окон и мебели. И периодически она слышала, как за дверью разговаривают Роман и Ксюша. Да, она совершенно точно узнала их голоса. Они совещались, как лучше им убить Катьку, не больше, не меньше... Через несколько пару часов все стихло, очевидно, брат с сестрой заснули. Тогда Катька и сбежала.
Как, как? Очень просто (на этом месте своего громкого рассказа девчонка разразилась торжествующим кличем). Йоу! Книжки читать надо! И не ту фигню, что в школе задают! А криминальные романы.
В общем, сообразительная разбойница, руководствуясь сюжетом какой-то подходящей книжицы, отодрала от стенки чулана кусок грязных обоев, подсунула его под дверь и вытолкнула ключ из замочной скважины плотно скрученной трубочкой из тех же обоев. Ей повезло — замок был не английский, а самый простой. И ключ легко вывалился на бумагу, после чего она его вместе с обоями втащила под дверью и открыла замок. Дом, в котором её держали, Катька осматривать не стала, а тихонечко прокралась по темному коридору и выскочила наружу. Вокруг было темно, и она помчалась наугад по рытвинам и кустам. Уже на рассвете выбралась на какую-то дорогу, остановила первую попавшуюся машину и наплела водителю, что заблудилась. Тот и привез её домой.
Тут в гневные обличения пустился Акакий. Он не спал всю ночь, поднял на ноги всю братву, а потом и милицию (на что только не пойдешь ради любимого бутончика!), сам носился по городу в поисках Катьки, регулярно возвращаясь домой, чтобы в очередной раз дать по зубам нерадивой охране. Зинаида тоже не спала — сидела на телефоне в ожидании звонка от похитителей с требованием выкупа. Так что возвращение Ксюши и Романа в половине шестого утра было зафиксировано точно. И теперь гадкие детки должны дать ответ — зачем им понадобилось похищать Катьку и планировать её убийство? Како заорал, как раненый слон и громко затопал ногами. Обвиняемые в ответ испуганно заверещали, что знать они ничего не знают, всю ночь провели в ночном клубе "Череп", где пили и плясали, никуда не выходя.
— А это что?!! Я эту штуку в твоей, паразит, машине нашел!— гаркнул Акакий, и воцарилась тишина. Очевидно, присутствующие что-то рассматривали.
— Это моя фенечка! — торжествующе взвизгнула Катька. — Чмо, уроды дрянские! — И тут же послышался звук бьющихся предметов, и кто-то истошно взвыл.
— Бутончик мой! — запричитал Како, — Ты не ушибла ножку?
— Нет, папулечка! — с чувством глубокого удовлетворения ответствовал бутончик и снова кто-то взвыл.
Послышались сдержанно-негодующие возгласы двух других папаш, которые требовали прекратить избиение их чад. И склока вскипела с новой силой. Лёлька с тоской глянула вдоль улицы и встала. Понятно, что ждать Акакия придется ещё очень долго... Такие семейные сцены длятся и длятся. До бесконечности... И что-то новое она уже вряд ли услышит. Так что пора ехать.
Направляясь к центру города, Лёлька усиленно размышляла. Итак, Катьку пытались похитить... И сделали всё довольно глупо. Хотя, если это дело рук Романа и Ксюши, то понятно — ни умом, ни сообразительностью молодые люди не отличались... А если не их, то вообще странно, ведь машина была Ромкина, да и родные голоса Катька за дверью слышала... Черт знает что получается!
Внезапно, затормозив перед светофором, Лёлька увидела прямо перед собой могучую спину мотоциклиста. Вначале её внимание привлек длинный, стянутый резинкой хвост из абсолютно рыжих, засаленных волос. Хвост свисал между лопаток прямо на огромный череп, изображенный на майке байкера. До чего же забавное сочетание черепа и рыжей пряди!
И тут она вспомнила — "Череп"! Клуб, где, по их словам, провели ночь Роман и Ксения... Где-то она такую вывеску видела. Пристроившись за рыжим мотоциклистом, она ехала и размышляла. А когда на следующем светофоре пришлось опять остановиться, посигналила и призывно махнула байкеру рукой. Тот удивленно оглянулся и ловко развернув мотоцикл, оказался рядом с её машиной.
— Извините, — высунулась в окошко Лёлька, — вы не знаете, где находится ночной клуб "Череп"?
— Дык, кто ж его не знает? — крякнул байкер, показывая отличные фарфоровые зубы. — На Боткина, рядом с гаражами, но там, детка, с шести открывается.
— Спасибо огромное, — вежливо поблагодарила Лёлька и собралась трогаться, светофор уже зажег зелёный свет, но мотоциклист ухватился за её дверцу огромной лапой в кожаной перчатке с заклепками и затейливыми прорезями.
— Подползай туда сегодня часам к восьми, рыжая, мы с тобой будем просто сногсшибательной парой! — предложил он.
— Ладно, рыжий! До вечера! — рассмеялась в ответ Лёлька и рванула с места.
Некоторое время мотоцикл тарахтел позади, но потом свернул и исчез.
— Ну, и что ты обо всем этом думаешь? — поинтересовалась Лёлька у кактуса. Кактус промолчал, всем своим видом демонстрируя полнейшую некомпетентность в вопросах дедукции.
Время уже близилось к четырем, в желудке было пусто и тоскливо. Рассудив, что заехать домой перекусить она уже не успевает, Лёлька затормозила около первого попавшегося бистро и, взяв две порции люля-кебаб и кофе с пирожным, устроилась в уголке. Настроение у неё было унылым. Несколько дней она сбивает ноги в поисках мало-мальски подходящей кандидатуры в убийцы, а толку — чуть. Информация копится, а что делать с ней дальше, непонятно.
Объедая последнюю котлетку с деревянной палочки, она так тяжело вздохнула, что сидевший за соседним столиком длинноволосый парень оглянулся. Внимательно всмотревшись в Лёльку, он вдруг поднялся и, прихватив чашку с кофе и блюдце с недоеденным пирожком, пересел за её столик.
— Привет! — радостно воскликнул он: — Скучаешь?
— Привет, — озадаченно отозвалась Лёлька.
— Не узнала! — ещё более радостно констатировал парень. — Ну конечно, ты ведь вся такая нервенная была. Где уж нам уж... А я вот с репетиции топаю, решил пирожков с мясцом поесть, а то у Лёвки сплошными кашами теперь пичкают...
— Так ты... Мишель, — наконец сообразила Лёлька.
— Точно! — обрадовался тот и поинтересовался: — Ты на колесах? В смысле — на машине? Подбрось поближе к Левкиному дому, а то в общагу пылить неохота, скукота там.
— Ладно, — охотно согласилась Лёлька, принимаясь за кофе. Слизывая крем с "корзиночки", она рассмотрела, наконец, как следует странного Мишеля. Впрочем, сегодня он не выглядел таким уж странным — распущенные по плечам вьющиеся волосы и резковатые черты лица делали его похожим на певца Леонида Агутина. Небольшие нагловатые глазки прятались за дымчатыми очками.
— А ты, что в общаге живешь? — поинтересовалась Лёлька.
— Ага, — кивнул он головой и запихнул в рот последний кусок пирожка. Прожевал его и добавил: — Зарплата в театре такая, что даже комнату на неё не снимешь, вот и приходится мыкаться в этом тараканнике. Предки все обещают свою квартиру в Хабаровске разменять и мне хоть какое-то жилье тут сообразить, да пока такой размен найдешь... Вот и мотаюсь по приятелям, у меня соседи по комнате круглосуточно водку трескают и песни орут. Сейчас вот у Левушки прижился...
Лёлька допила кофе, и они вышли на улицу. Усевшись за руль, Лёлька открыла заднюю дверцу:
— Извини, впереди место занято.
— Ну не фига себе! — присвистнул Мишель, узрев наполовину остриженный кактус. — Ты что, в целях личной безопасности возишь эту штуку?
Рассмеявшись, Лёлька тронула с места и поехала, прикидывая, как кратчайшим путем доехать до дома Агнии.
— А ты кем работаешь? — внезапно спросил Мишель.
— Художник я, детские книжки оформляю, ну и взрослые иногда. Открытки рисую, в рекламе подхалтуриваю, — машинально ответила Лёлька.
— Понятно... Я вот все думаю, могла Левкина сестрица этого типа замочить или нет, — резко сменил тему пассажир.
— Что значит, могла? — немедленно возмутилась Лёлька. — Конечно, не могла! Никогда и ни за что!
— Ну, не могла, так не могла, — покладисто согласился Мишель. — Но тогда кто?
— Да черт его знает, кто это сделал! Только не Агния!
— Просто, я её плохо знаю, — пожал плечами актер. — Агнию то есть. Почти не общались.
— А ты давно у Левы обосновался? — внезапно заинтересовалась Лёлька, тормозя у светофора.
— Да недели три...
— И что, С Агнией не встречался?
— Да практически нет. Утром она приходила, когда мы ещё спали, запиралась в салоне с посетителями. Я днем пропадаю в театре, вечером спектакли. Меня почти во всем репертуаре эксплуатируют.... И главное, хороших ролей не дают, все больше ерундовые, но много. — Мишель хмыкнул. — Так что прихожу поздно, Агнии уже нет. Иногда сталкивались, здоровались... У Лёвки постоянно кто-то зависает, она привыкла.
Лёлька задумалась. А ведь и правда, у братца Агнии все время хороводились и ночевали всевозможные субъекты. Некоторых Лёлька и сама там встречала.
— А в тот день, когда... ну, это случилась? — с ударением на слове "это" спросила она.
— Да я тогда днем ещё ушел, репетировали мы в театре. А вечером я в спектакле занят был, ну мы там в гримерке с ребятами праздновать и начали... Первое мая все-таки... А уж после спектакля пошло-поехало! Я там и проснулся на следующий день с больной башкой. Часа в два... И к Лёве пошел, — бодро отрапортовал Мишель: — А там… Так что в свидетели я не гожусь.
— Ну все, приехали! — остановила Лёлька машину у подворотни, за которой располагался двор дома, где жила Агния.
— Сенькс, киссез! — промурлыкал актер и быстро выскочил из машины.
— Вот только киссез мне не хватало! — раздраженно проворчала Лёлька, закуривая, чтобы перебить оставшийся в салоне довольно сильный запах мишелевского парфюма. — И чем они там в театре поливаются? Детским лосьоном от опрелостей?
Глава 11
Выруливая на центральный проспект города, Лёлька взглянула на часы. Без десяти пять... Время поджимает, но нужно позвонить домой, иначе потом придется выслушивать претензии от любимого. Как назло, все автоматы около универмага были заняты.
Лёлька переминалась с ноги на ногу и думала о том, что три года, проведенные с Олегом прошли у неё, в общем-то, совершенно замечательно. Он сильный, веселый и надежный, хотя, при этом, изрядный баламут. И, возможно, скоро она на его регулярные предложения смотаться в ближайший ЗАГС ответит: "Ладно, почему бы и нет!"
Прижав к уху ещё теплую после чужого разговора трубку, она набрала номер.
— Знаешь, сколько за подделку документов дают? — ехидно осведомился родной голос на другом конце провода.
— А рыться в чужих мусорках некрасиво! — парировала Лёлька, сообразив, что Олег обнаружил пропажу удостоверения и нашел обрезки бумажек, измазанных резиновым клеем в её пластиковой урне около рабочего стола.
— Мусор почаще выбрасывать нужно, а ещё лучше — вовремя сжигать улики, милая. Верни удостоверение немедленно! — рявкнул громовым голосом Олег.
Лёлька отстранила трубку подальше от уха и задумчиво на неё посмотрела. С одной стороны хорошо, что её избранник отличается умом и сообразительностью. А с другой — страдает каким-то фетишизмом по отношению к кусочку картона, оклеенного вишневым ледерином. Трубка, наконец, затихла и Лёлька лицемерно вздохнула в неё:
— Не корысти ради, а пользы для... Не верну! — и отключилась.
Подъехав к располагавшемуся неподалеку дому, где жило семейство Соболь, она ещё раз прикинула, что нужно сказать Юле и, оставив машину в пустынном дворе, подошла к подъезду. Но только она собралась нажать на кнопку домофона, как прямо над её головой раздался звон бьющегося стекла, на козырек посыпались осколки и что-то с треском грохнулось. Одновременно раздался истошный визг.
Лёлька выскочила из-под навеса и уставилась на выбитое окно третьего этажа, где полоскалась на ветру сиреневая штора. Точно, это окно Соболь, яркие шторы она хорошо запомнила. Под окном на асфальте валялся сломанный стул.
Она принялась лихорадочно давить на все кнопки подряд, и замок двери неожиданно щелкнул. Ворвавшись в подъезд, Лёлька с ощущением дикой паники суматошно понеслась вверх по лестнице. Дверь в знакомую квартиру была закрыта, и из-за неё несся всё тот же приглушенный визг. С верхнего этажа торопливо спускался, шлепая тапочками, заспанный мужик в пижаме. Лицо мужика было одновременно изумленным, возмущенным и напуганным.
Не теряя ни секунды, Лёлька вцепилась в дверную ручку и стала безуспешно её дергать. Потом сообразила, что дверь открываются вовнутрь, и навалилась на неё всем телом. После чего незапертая дверь моментально распахнулась и Лёлька едва не расквасила нос, влетев в прихожую и наткнувшись на шкаф. В этот же момент в глубине квартиры раздался страшный грохот, и визг внезапно оборвался. Затем в наступившей тишине раздался отчетливый стук. Оцепенев, Лёлька несколько секунд прислушивалась к нему, прежде чем поняла, что это выбивают дробь её собственные зубы.
Сзади послышалось громкое сопение и покашливание. Господи, она совсем забыла про мужика в тапочках. Он топтался в дверях, с недоумением разглядывая стоящую в полусогнутом состоянии Лёльку, одной рукой вцепившуюся в полку шкафа, а другой зажимавшую себе рот, чтобы унять пляшущую челюсть. Ну и картина...
— Что произошло? — неожиданно высоким голосом поинтересовался мужик. — Кто визжал?
— Н-не зн-наю... — запинаясь, ответила Лёлька, и с трудом приняла вертикальное положение.
— Ну, так давайте посмотрим, — инициативно предложил неожиданный помощник.
— Давайте, — охотно согласилась Лёлька и на цыпочках приблизилась к двери одной из комнат. Мужик зашлепал следом.
В гостиной абсолютно никого не было, и все выглядело как и во время Лёлькиного визита к Валентине Соболь, если исключить выбитое окно и опрокинутый журнальный столик. Во второй, явно принадлежащей Юле и увешенной плакатами с изображениями рок-звезд, тоже никого не обнаружилось. В полном недоумении Лёлька направилась в другой конец квартиры, где располагалась кухня. Перед её дверью валялся в луже воды блестящий никелированный чайник, а когда она попыталась открыть дверь, та поддалась только сантиметров на тридцать и во что-то уперлась. Когда Лёлька попыталась её толкнуть посильнее, за дверью что-то громко зашуршало и упало. С трудом она просунула голову в щель и увидела, что кухня пуста, окно распахнуто, а войти мешает перевернутый шкаф-пенал.
И тут же откуда-то сзади раздались приглушенные всхлипы и тонкое поскуливание. Отталкивая друг друга, Лёлька и мужик бросились к дверям в санузлы. В туалете никого не обнаружилось, а при попытке открыть дверь ванной оказалось, что её ручка напрочь оторвана, а рыдания доносятся именно из-за неё.
— Юля, — запричитала Лёлька, — Юлечка! Ты жива? Что случилось?
— Открой дверь, Юля! — вторил ей мужик, но в ответ только слышался судорожный плач.
Наконец, после долгих уговоров раздался щелчок задвижки, и зареванная растрепанная Юлька упала им на руки. На её щеке красовалась глубокая царапина, из которой сочилась кровь, шея вспухла, но в целом она была невредима.
В течение следующего получаса они возились с перепуганной и бьющейся в истерике девочкой. Только после отпаивания водой и разысканным в апетечке успокоительным, Юля смогла выдавить из себя более-менее связный рассказ, из которого следовало, что на неё кто-то напал прямо в квартире и пытался убить. Произошло это на кухне, где Юлька варила себе кофе, собираясь употребить его с пачкой сливочного пломбира. Внезапно кто-то схватил её сзади и стал душить. От неожиданности Юля рванулась, и из джезвы, которую она в тот момент держала за ручку, выплеснулся кипяток, часть его попала, видимо, на душителя, потому что он заорал и ослабил хватку.
Девчонка вырвалась и бросилась из кухни, бандит бросился за ней. Он нагнал её в гостиной, но Юлька схватила стул и швырнула в него. Правда, не попала, и стул вышиб окно и вылетел во двор. Тогда она перевернула столик под ноги нападавшему. Благодаря этому, ей удалось выскочить из комнаты и запереться в ванной. Неизвестный бандит начал дергать дверь, и она бы недолго продержалась, если бы не оторвалась ручка, уже довольно давно державшаяся на честном слове и которую все не удосуживались привинтить нормально. Так что папулина бесхозяйственность спасла Юльке жизнь...
Нападавший, услышав, что кто-то ломится в квартиру, понял, что не успеет добраться до жертвы, и удрал через окно на кухне, предварительно свалив там шкаф, дабы перекрыть путь преследователям. Лицо бандита Юлька не видела — на нем была классическая черная маска из трикотажной шапочки с прорезями для глаз, но это точно был мужчина, причем нестарый и резвый.
После всего услышанного оставалось только вызвать милицию, которая и явилась в составе двух флегматичных верзил. Перепоручив им Юльку и позвонив по её просьбе матери в театр, Лёлька тактично удалилась. Она в общем-то надеялась, что её остановят и расспросят, но у неё только попросили паспорт и списали из него данные, пообещав вызвать, если потребуются её показания.
Такое невнимание к собственной персоне несколько оскорбляло, но терять время на беседу с милицией было не в Лёлькиных интересах, и она, придушив амбиции, уселась в машину и принялась успокаиваться, потому что руки и ноги у неё до сих пор тряслись. На душе было скверно, оттого, что именно её стараниями Юлька осталась в квартире совершенно одна. Но с другой стороны, все закончилось относительно благополучно, и теперь и Юлька, и её родители будут начеку... Поразмышляв ещё на тему, стоит ли звонить Арцеву и, придя к выводу, что пока не стоит, пусть узнает о случившемся из милицейских сводок, она отправилась домой.
***
В квартире царило неожиданное веселье. За кухонным столом, заваленным распотрошенной воблой и уставленным пивными стаканами, сгрудилась теплая компашка журналистов. Благочестивый повод навестить раненого друга они, конечно же, не могли не использовать. Заодно сожрали все оставшиеся котлеты и утку с яблоками...
При виде Лёльки народ оживился и даже попытался хором затянуть здравницу, но сбился на третьей строчке и принялся предлагать пива. Сил на то, чтобы злиться или участвовать в веселье у неё не было и, ухватив из холодильника кусок сыра и бутылку "Пепси", она устроилась за столом. Но не успела сделать глоток, как от входных дверей раздалось довольно громкое чертыхание, — это вернувшаяся Маргарита запнулась о кучу мужской обуви, сваленной посередине прихожей. Лёлька мгновенно утащила подругу на балкон, чтобы никто не мог услышать их разговор.
Марго выглядела радостной и довольной, но когда узнала, что произошло с Юлей, переменилась в лице и, отобрав у Лёльки бутылку, жадно присосалась к "Пепси". Потом трижды заставила повторить рассказ и, в конечном итоге, стала мрачной, как туча. Очевидно, её угнетала мысль о своей причастности к происшедшему. Потом коротко рассказала о встрече с Сержем Соболем, подчеркнув, что хоть мужик он и интересный, но психическое здоровье его оставляет желать лучшего.
Марго напрасно опасалась, что Серж примется проверять её знания политической платформы мифической партии. Как только она вновь забормотала про борьбу с фашистами и коммунистами, он немедленно подхватил тему, и дальше Маргарите оставалось только слушать да поддакивать. Таким образом, идеологические союзники провели около получаса, в течение которых съели по два эскимо и посидели на трех скамейках.
Однако дальше Соболь повел себя неожиданно и понес какую-то ахинею про то, что скоро разбогатеет и сможет создать свою собственную партию и даже, может быть, выставит свою кандидатуру на выборах в Государственную Думу. При этом, источники внезапного богатства не уточнялись, но, судя по всему, были грандиозны. Потом Серж внезапно помрачнел и трагическим голосом поведал о своей скорой кончине. Общаться с кандидатом в миллионеры, депутаты и покойники стало совсем затруднительно, и Маргарита внезапно "вспомнила" про срочные дела и смылась, пообещав Сержу связаться с ним в ближайшие дни.
— Однако... — задумчиво пробормотала Лёлька. — И мужик он вроде бы ничего, но столько тараканов в башке...
— Знаешь, наверное, я просто одичала в своей Греции, там таких индивидуумов и не встретишь, — начала было оправдываться Марго, но Лёлька её перебила:
— Оставайся на хозяйстве и никуда не дергайся, я съезжу в "Череп" и скоро вернусь. А ты жди, может, Агния позвонит, должны же её когда-нибудь выпустить.
И оставив слегка обалдевшую подругу, Лёлька направила стопы в ночной клуб. Поехать решила в Маргаритином лимузине, рассудив, что в ночном клубе пить придется обязательно.
Прибыла она даже чуть раньше намеченного времени и с ходу, заплатив 300 рублей, ввалилась в ирреальное пространство, наполненное сверканием разноцветных огней в темноте, грохотом музыки и шевелением пестро одетой толпы.
Слегка пообвыкнув и сориентировавшись в помещении, бывшим когда-то типовым спортзалом, теперь обустроенным по периметру антресолями, Лёлька, протолкавшись сквозь массу отрешенно дергающихся в едином ритме парней и девушек, оказалась у стойки бара. Там она заказала мартини и устроилась на высоком табурете, вглядываясь в публику. В основном, это была молодежь, если не "золотая", то уж позолоченная точно. Многие были под кайфом разной степени тяжести и вида, но откровенно обдолбаных и пьяных видно не было.
Изредка Лёлька замечала полузнакомые физиономии, и пару раз ей даже вполне осознанно помахали рукой, приветствуя. Но Ксюши и Романа она нигде не обнаружила, что, впрочем, её не удивило — вряд ли после сегодняшнего скандала Акакий выпустит проштрафившихся детишек из дома.
Не успела Лёлька выпить половину коктейля, как сбоку раздалось:
— Скучаешь, детка?
Рыжий байкер взгромоздился рядом с ней на жалобно скрипнувшее под его весом сидение и заказал себе апельсиновый сок с каплей джина. Выглядел он точно так же, как днем, только волосы, похоже, успел вымыть — теперь его хвост не выглядел сальным, а задорно пушился, как в рекламе шампуня. Через несколько минут Лёлька уже знала, что рыжего зовут Антоном, что он женат и у него трое детей. Работал Антон в компьютерной фирме, зубы ему выбили здесь неподалеку, а вставляли в лучшей клинике города. В общем, Антон оказался безвредным трепачом и охламоном.
Потом они отправились танцевать и, действительно, произвели фурор — огромный, но обладающий странной грацией верзила, и совсем миниатюрная рядом с ним, подвижная, как ртуть, Лелька. Скоро вокруг них образовалось свободное пространство, и публика принялась выражать одобрение криками и свистом. В прерывистых лучах прожекторов их волосы сверкали огнем, а движения казались гротескными.
К полуночи Лёлька вымоталась окончательно. К этому времени ей удалось разыскать не менее трех человек, которые клятвенно утверждали, что Роман Лопухов и Ксюша Пименова ночь накануне провели в клубе и никуда не отлучались, тем более, вместе. Уехали они на рассвете на Ромкиной машине. И что из этого следовало? Только то, о чем Лёлька подозревала и раньше — к похищению Катьки брат и сестра никакого отношения не имели. Стоянка для автомобилей у клуба не охранялась, следовательно, машину Романа мог взять кто угодно, владеющий навыками угона, попользоваться ею и вернуть на место. Размышлять о том, кто это мог быть, у Лёльки уже не было сил. Всю обратную дорогу она дремала на заднем сидении машины, и только вялые мысли о нелёгкой доле сыщика-дилетанта изредка мелькали в тяжелой от усталости и выпитого мартини голове. Господи, как же сложно добывать информацию! Особенно, если совершенно не знаешь, что потом с нею делать.
Дома на кухне она обнаружила раскладушку с громко храпящим телом, укутанным с головой в плед. По торчащей из под пледа волосатой нижней конечности Лёлька опознала Бигфута и поразмышляла о возможности пролезть мимо него к холодильнику за минералкой. Потом плюнула, напилась воды из-под крана и отправилась спать.
Марго сладко сопела и видела уже наверняка не первый сон, а Лёлька, как назло, теперь никак не могла уснуть. В голове мелькали обрывки разговоров и лица. Пытаясь собрать воедино кучу сведений и событий, она вертелась с боку на бок, вздыхала и отталкивала одеяло, которое подруга норовила сбросить с себя.
Странная ситуация — почти одновременно происходит столько всего сразу: два убийства, похищение, попытка убийства. И все эти события, вроде бы, между собой не связаны, кроме гибели Оли и нападения на Юлю. Но Лёлька определенно чувствовала, что все происходящее — единая цепь. Вот только уловить связь никак не могла. Особенно её интриговала история с Катей. Ну, ладно, Катьку могли похитить и не потому, что она дочь Воти. То ли убить хотели, то ли выкуп с Акакия Гогуа стребовать. Скорее, последнее, иначе зачем создавать у ребенка впечатление, что организовали похищение Ксюша и Роман? Но тогда все равно логика слабовата. Неувязочки видны невооруженным взглядом. Или кто-то настолько ненавидел Бармина, что решил отыграться на его дочери? Этакая вендетта по-российски?
Тогда как быть с Юлей и Олей? Лелька, в общем-то, понимала, что связь Воти с Валентиной Соболь весьма призрачна и относительна. Ну, считала актриса Вотю своим обожателем, так она это с нетрезвых глаз считала. Зачем бы Виталию уже немолодая, спивающаяся баба, если рядом с ним была красавица Агния? Тут Лёлька замерла и окончательно потеряла сон. Что-то словно царапнуло её изнутри, какие-то слова Валентины. Или Сержа? Нет, все-таки Валентины...
Лёлька принялась прокручивать в голове весь тогдашний разговор с нею. Вот они беседуют о дурацком сценарии... Вот актриса рассказывает о своей жизни, вот уже изрядно под газом перечисляет мнимых или не мнимых поклонников...
Стоп! Лёлька даже дернулась. Валентина тогда сказала интересную фразу о том, что в своё время неправильно сделала выбор мужа. Могла выйти за Виташу, а вышла за Сергея... И если она имела в виду Виталия Бармина, то интересная выходит картина — забеременев от Сергея, она ещё и размышляла, с кем под венец пойти. А что, если она тогда крутила одновременно с двумя парнями? И выбирала, кого из них осчастливить известием о предстоящем отцовстве и женить на себе. В принципе, вариант вполне жизненный. Выбор она сделала в пользу Сергея и вначале была вполне довольна — тот заботился о дочери, давая Валентине возможность учиться и делать карьеру артистки. Но потом Вотя стал богат, а супруг остался полунищим истопником и идеалистом, и она поняла, что сделала ставку не на того. Отсюда могут проистекать её претензии к Виталию, хотя логичнее было винить во всем себя.
Тогда получается, что Юля может быть дочерью как Сергея, так и Виталия. И даже скорее Виталия. Вот оно! Всё сходится. Анализ крови на ДНК, слова Воти о дочерях... Похоже, она выложила все обоим мужикам, и те приняли информацию к сведению. Тогда получается более завершенная, но и более страшная картина — опасности подвергаются обе дочери Виталия. Но почему? Может быть, кто-то хочет получить денежки после смерти Бармина? Правда, Лелька сомневалась, что у того такие уж крупные капиталы имелись — фирма у него вполне средняя, ничем не примечательная, основная часть средств наверняка уходила на развитие дела. Вотя, как знала Лелька, жил не в особняке, а в довольно обычной, хоть и просторной квартире, ездил не на шестисотом "мерседесе", а на "Ауди". Хотя, есть, конечно, люди, готовые и за меньшее угробить хоть сотню человек...
Но тогда убийцу нужно искать среди родственников Виталия. А их нет. Или всё-таки есть? Могла Агния не знать о существовании у жениха какого-нибудь брата или сестры, с которыми тот был в давней ссоре? Вполне могла. Придется раскапывать историю семьи Барминых... Лёлька тяжко вздохнула и представила, чего ей это будет стоить. Некоторое время она жалела себя, но потом сообразила, что если родственники имеются, то они должны появиться завтра на похоронах. Просто обязаны появиться, если рассчитывают на наследство. На этой мысли Лёльку наконец сморил долгожданный сон.
Глава 12
Проснулась она от непонятных завываний и возгласов. Натянув халат и кое-как попав ногами в шлепанцы, Лёлька побрела на звуки. В гостиной спал на диване Олег, накрыв голову подушкой. У дверей ванной топталась разъяренная Марго и пыталась усовестить, кого-то. Но в ответ из-за двери доносилось заунывное пение на непонятном языке, перемежаемое гулкими вскриками и кряканьем, и плеск воды. Услышав Лёлькино шарканье, подруга обернулась, и Лёлька поняла, отчего Маргарита так рвется в ванную. На лице её синела засохшая субстанция. Очевидно, она на ночь нанесла косметическую маску и теперь жаждала смыть с физиономии неприятную корку.
— Ну, ты видишь? — запричитала Маргарита. — Я его как человека прошу быстрее мыться, а он там концерт армянской песни устроил! А у меня морда чешется от этой дряни!
— Возьми в шкафу полотенце и умойся на кухне, — посоветовала Лелька. — если Гарик начал петь, то это надолго.
— Кошмар! — простонала подруга.
Лёлька успела сварить кофе и разлить его в чашки, а Марго все еще, чертыхаясь, отмывалась над раковиной. Наконец она плюхнулась на табуретку и, хихикая, принялась рассказывать Лёльке, почему Бигфуту пришлось ночевать на её кухне на раскладушке.
Оказывается, вчера бабушка Гарика наконец осчастливила внука известием о своем окончательном выборе невесты для него. Чем уж руководствовалась почтенная старушка, непонятно, но выбор её пал на Лильку Правдину, секретаршу из редакции, где трудились Гарик и Олег. Года полтора назад у Бигфута с Лилькой случился скоропостижный роман, в результате которого у него выработалась стойкая идиосинкразия к коротко стриженным мускулинизированным блондинкам. Лилька же всеми правдами и неправдами пыталась вернуть Гарика и регулярно названивала ему домой. И в итоге познакомилась и спелась с бабушкой.
Так что когда Бигфут вернулся после вчерашнего дружеского распития пива домой, он обнаружил там бабушку, Лильку, её родителей и почему-то соседку тетю Клаву за празднично накрытым столом. Сообразив, что церемония сильно напоминает помолвку, Гарик в панике позорно бежал и, проклиная армянский матриархат, укрылся у друзей. Выдавать местонахождение Бигфута не рекомендовалось, во избежание визита бабушки с последующими семейными сценами в лучших национальных традициях.
Под конец рассказа появился, наконец, из ванной несостоявшийся жених и застенчиво сообщил, что пункт омовения свободен. После чего принялся истреблять тосты с паштетом и рассказывать анекдоты, известные ему в неимоверном количестве. Лёлька мыслями отключилась от Гарикова трёпа и попыталась припомнить всё, до чего додумалась ночью. На свежую голову мысли выглядели не такими уж блестящими и логичными, но все же что-то в них определенно было. По крайней мере, она имела теперь хотя бы одну нормальную версию разгадки преступления. Лёлька даже загордилась, было, но потом поняла, что единственная версия на пятый день расследования — это просто стыд. Правда, была ещё идея насчет убийц-сатанистов, но её явно навязывали, и причислять её к своим достижениям не стоило. А что ещё стоило?
— Эй, — потрясла её за плечо Маргарита, — ты чего сидишь с такой физиономией и на вопросы не реагируешь?
— Что? — очнулась Лёлька. — Извини, задумалась.
— Я спрашиваю, что на обед сегодня готовить? Может, пельменей настряпать? Или жаркое сделать?
— Да готовь что хочешь, можно вообще готовые котлеты из морозилки поджарить, — отмахнулась Лёлька.
— Э, нет! Хочу хоть на Родине душу у плиты отвести. Сейчас сбегаю на рынок, куплю парного мяса и буду стряпать. Олежку накормлю качественным обедом, пивка ему принесу, а то у него, небось, голова после вчерашнего бо-бо.
— Ну-ну, заботливая ты наша! — расхохоталась Лёлька. — А Гарик-то куда подевался?
— На работу ускакал, пока ты мыслями где-то парила. У них планерка с утра, или летучка... Короче, надо ему у начальства быть в лучшем виде. А у нас какие планы на сегодня?
— Планов — громадьё. Во-первых, надо узнать, удалось ли добиться освобождения Агнии. Во-вторых, сегодня похороны Воти, и придется нам с тобой поехать туда. В-третьих, надо бы все-таки поговорить с нашим красавцем следователем, — начала Лелька загибать пальцы. А в-четвёртых, хотелось бы хоть немножко поработать, потому как сроки по иллюстрациям к двум книжкам поджимают, и скоро в издательстве точно начнется истерика.
Тут Лёлька хлопнула себя по лбу и сорвалась с места. Марго проводила её задумчивым взглядом и принялась мыть посуду, прислушиваясь к грохоту и проклятьям, которыми сопровождалось перемещение подруги по квартире. Лёлька и в обычном-то состоянии всё время за что-то цеплялась, а уж в последние дни назвать её состояние нормальным никто бы не решился. Минут через пять, разбудив Олега и переполошив попугая, она, наконец, утихомирилась около телефона и принялась куда-то названивать.
Маргарита тихонько собралась и отправилась на рынок за продуктами. Ходила она больше часа, кроме рынка забрела в супермаркет, убедилась, что он ничуть не уступает греческим, съела эскимо и, волоча за собой битком набитую сумку на колесиках, направилась обратно. Лифт, наконец-то, починили, и она без проблем поднялась на седьмой этаж.
К этому времени Лёлька успела куда-то исчезнуть из дома. Взлохмаченный Олег заковылял ей навстречу, попытался отобрать сумку и оттащить на кухню, но Маргарита прогнала его обратно на диван и принялась хозяйничать. Отбила свиную вырезку, и принялась вертеть рулетики с начинкой из сыра и лука. К рулетикам полагались томленая в сливках картошечка и овощной салат.
Наконец все было почищено, изрезано и отправилось по своим местам — салат в холодильник, рулетики и картошка — в духовку. Маргарита устроилась с чашкой кофе у стола и задумалась. Лёлька взялась явно не за своё дело, но понять её можно: она была уверена в невиновности подруги и хотела ей помочь. Маргарита тоже считала, что Агния не могла никого убить. Просто, есть люди, не способные на такие вещи, и точка. Обсуждению не подлежит. Но как это доказать следствию? Вот Лёлька и мечется в поисках фактов.
Раздумья были прерваны какофонией звуков, раздававшихся из гостиной. Ор был настолько ужасен, что Маргарита отправилась выяснять, что же там творится. Картина была вполне мирная, но крайне шумная. Олег с невозмутимой физиономией возлежал в позе падишаха на горе подушек перед телевизором, на экране которого с воплями носилась банда китайских головорезов. За происходящим внимательно наблюдал из клетки попугай, сопровождая увиденное душераздирающими комментариями. Самыми приличными словами в комментариях были: "придурки", "кретины" и "паразиты".
— Не приемлет птичка насилия, — флегматично заметил Олег. — До этого КВН смотрел, и всё было нормально.
— Ну так переключи на другую программу, все равно ничего не слышно.
— А что тут слушать? — изумился Олег.— Тут главное — видеть!
Маргарита с сомнением покосилась на очередного экранного китайца, с рычанием бьющего кого-то по голове нунчаками, и ретировалась обратно на кухню. Ещё полчаса прошли в относительном спокойствии, но потом вернулась взмыленная Лёлька и прямо с порога потребовала:
— Немедленно собирайся! Черное одевай! На похороны едем.
— А куда такая спешка? До похорон ещё два часа.
— Агнию освободили, нужно заехать за ней. Я ей из машины звонила, она уже дома.
— А куда ты ездила? — Вопрос Марго задавала уже из спальни, вытряхивая на кровать содержимое одного из чемоданов и роясь в куче вещей.
— В больницу я ездила, — с этими словами Лёлька выхватила из кучи черный шелковый комбинезон и сунула его подруге. — Вот это пойдет!
— С ума сошла? Там сзади декольте почти до попы! И что узнала в больнице?
— Ничего, вот этим пиджачком прикроешь, и все будет выглядеть очень даже прилично. Давай быстрее, в машине всё скажу!
Подгоняемая Лёлькой, Маргарита облачилась в траурную амуницию. Сама Лёлька с утра надела универсальный наряд из темно-синей юбки и черного кардигана и по дороге приобрела в магазине три черных газовых шарфика.
В ажиотаже Маргарита едва не вылетела из квартиры в тапочках, но была вовремя остановлена подхваченным всеобщей суматохой Олегом. На бегу Марго дала ему наставления, когда нужно выключить духовку, и, полная нехороших предчувствий насчет судьбы обеда, оставляемого на попечение дилетанта, ввалилась в лифт.
Усевшись в лимузин, Лёлька тут же принялась звонить Агнии и торопить её поскорее собираться. Маргарита перевела дух и даже попыталась заняться макияжем, но пудреница чуть не вылетела у неё из рук, когда Лёлька вдруг заорала водителю: "Стой!" Оказалось, что подруга увидела цветочный магазин и вспомнила, что нужно купить цветы.
Когда они поехали дальше, Маргарита оказалась заваленной на заднем сидении тремя букетами в черной креповой бумаге и одним венком из роскошных пунцовых роз, совершенно неотличимых от настоящих. Лёлька принялась торопливо рассказывать, что ей с помощью мамы и огромной коробки конфет удалось вызнать в гематологической лаборатории.
Оказывается, Серж делал не два сравнительных анализа ДНК, а целых три. Причем один — почти два года назад. И в этом случае имя второго донора было известно — некий Поль-Мишель де Верне-Собаль. Вот так, ни больше, ни меньше. Анализ, кстати, положительный. Так что этот самый Вермишель — кровный родственник нашего Сержа. Кто есть данный импортный товарищ, осталось неясно: кроме имени, о нем абсолютно никаких данных в записях не имелось. Единственная зацепка — результат анализа выдан под роспись по доверенности некому Валинчуку Гэ Пэ. Там такой порядок — результат выдавать только лично под роспись. Соболь сам получил свой экземпляр, а второй — этот самый Валинчук.
— Стоп! — выдохнула Маргарита, и моментально взвизгнули тормоза машины. — Ах, нет, я не в этом смысле... Поехали! — извиняющимся тоном пояснила она водителю, и тот покорно тронулся с места. Видимо, уже притерпелся к сумасбродству пассажирок.
— Лёлька, получается, что Серж мог и не врать! Вот скажи, для чего делался этот анализ? Для того, чтобы подтвердить родство, больше ни для чего! Ну не мог же инициатором этого быть Сергей, сама подумай! Значит, это француз приехал сюда, чтобы проверить. А зачем этому французу, да ещё с приставкой "де", нужен какой-то русский истопник Сергей? Я считаю, только с одной целью — наследство ему завещать!
— Марго, ты явно романов перечитала! — засомневалась Лёлька. — Это там любят про огромные наследства писать. В жизни так почти не бывает!
— Вот именно — почти! Тогда придумай своё объяснение. Ну зачем ещё ихнему де Вермишелю наш отечественный Соболь, как ни для того, чтобы оставить ему свое состояние? Может, у этого Вермишеля больше никого на свете не осталось? Или у него в молодости был роман с бабушкой-Соболь?
— Не знаю, — честно признала после некоторого размышления Лёлька. — Но как-то выглядит всё это... — Она наморщила нос и пожала плечами.
— А что, если Серж — внук или сын этого самого Вермишеля? — вдохновенно продолжала вещать Маргарита. — Может такое быть? Может! Вот откуда рассказы Соболя про грядущее богатство.
— Короче, придется искать этого самого Валинчука. Или Валинчук. Вполне может бабой оказаться. Только он или она может нам что-то сообщить про Вермишеля, — вздохнула Лёлька.
***
Бледная Агния с потерянным видом бродила по квартире. Видно было, что она успела принять душ и кое-как уложить волосы. Но махровый халат так и не удосужилась сменить на подходящий наряд. За ней следом, задрав хвост, мотался счастливый Воланд. Пока Маргарита с интересом оглядывала квартиру, в которой произошло убийство, Лёлька утащила Агнию в соседнюю и заставила облачиться в строгий черный костюм. Шарфик не понадобился — в гардеробе отыскалась черная шляпка с вуалью, идеально дополнившая костюм. Агния печально посмотрела на свое отражение в зеркале и прониклась явной потребностью порыдать. Пришлось принимать экстренные меры — хватать первые попавшиеся черные туфли-лодочки и опять переправляться через шкаф.
По ту сторону ситуация несколько изменилась. Тишина была нарушена звуками приглушенного скандала, раздававшегося из-за закрытой кухонной двери. Обувь в прихожей валялась, как будто её пинали ногами в разные стороны. Сумочка Маргариты переместилась с вешалки на тумбочку, а Лёлькина была раскрыта и валялась под зеркалом. Подруги ринулись на кухню.
Картина им открылась забавная. Растерянная Маргарита стояла, прижатая к подоконнику Лулу, злобно ругавшейся и махавшей у неё перед носом растопыренными пальцами с синими длинными ногтями. Марго опасливо косилась на острые когти прыгающей перед ней странной особы и пыталась что-то вставить в поток льющихся претензий и обвинений. Дополняли картину Лёвушка, изумленно топтавшийся у мойки, и Сигизмунд, свесившийся со шкафа. Лёлька подумала, что питон ведет себя совершенно не по-змеиному, так живо интересуясь всяческими склоками.
— М-да, — промолвила Агния тихо, но Лулу услышала её и обернулась.
— Не пойму, чего это она? — жалобно пробормотала Маргарита. — Набросилась, как фурия... Чего ей надо?
— А вот это мы сейчас узнаем... — зловеще произнесла Агния.
— А нечего чужих женихов отбивать! — взвизгнула скандалистка. — Мало ей виртуала, в реале явилась, лахудра!
— Я? — неподдельно изумилась Марго.
После пятиминутного допроса выяснилось следующее: Маргарита, путешествуя по квартире, постучала в дверь Лёвушкиной комнаты. На вопрос: "Кто там?" честно назвала своё имя. После чего из-за двери вылетела непонятная хулиганка, загнала беднягу на кухню и едва не выцарапала ей глаза. Мотивация поведения Лулу была прозаической — в интернете существовала некая Маргарита, являвшаяся соперницей Лулу в борьбе за сердце отважного Гийома, то бишь Лёвы. Наглая виртуальная Маргарита постоянно охмуряла рыцаря в лунных доспехах, которого Лулу уже стала считать женихом. О своей новой жениховской ипостаси любвеобильный Лёва не догадывался, поэтому, услышав новость, изумленно распахнул пасть и только через минуту с лязгом её захлопнул.
— Так, значит, скоро свадьба? — с наигранной радостью спросила Агния.
— Нет! — завопил ошарашенный Лёва.
— Да! — скромно потупила глазки Лулу.
— Понятно, — процедила Агния. — Вернее, непонятно, но сейчас уже нет времени разбираться. Вы уж в наше отсутствие постарайтесь решить этот вопрос между собой и придите к какому-нибудь консенсусу. — Тут она фыркнула так, что траурная вуаль на шляпке взлетела вверх, подхватила Лельку и Маргариту и потащила к дверям.
Глава 13
Когда они подъехали к церкви, небольшая стоянка перед нею уже была заполнена машинами, большей частью, дорогими иномарками. Водителю пришлось парковаться в переулке сбоку. Отпевание началось, словно по заказу, как только они вошли в храм. Запах ладана смешивался с крепким ароматом дорогих мужских одеколонов — церковь была заполнена, в основном, хорошо одетыми мужчинами, которые с трудом вспоминали, какой рукой следует креститься, и выглядели тоскующими и оторванными от привычной обстановки. При очередном сигнале чьего-либо сотового телефона, перекрывающего печальное пение хора, практически все они дружно вздрагивали и начинали хлопать себя по карманам. Батюшка, видимо уже привыкший к такой обстановке, и бровью не вел.
Лёлька с Марго остались стоять почти у входа, а Агнию подхватил под локоток незнакомый субъект в слегка помятом черном костюме и повлек куда-то вперед. Агния, не решаясь упираться, лишь растерянно глянула на подруг и вдруг сильно побледнела. Потом они потеряли её из виду и снова увидели только когда гроб с телом Воти начали выносить из церкви. Лёлька успела рассмотреть рядом с ней явно нервничающего господина Перетищенко, то что-то принимающегося говорить, то уныло всплескивающего руками. Они уселись вместе в машину, которая тронулась сразу за катафалком. Внушительная кавалькада растянулась на многие десятки, а то и сотни метров.
Преображенское кладбище располагалось почти в центре города недалеко от больницы. Траурная процессия от ворот направилась вглубь сильно заросшей деревьями и кустами территории. Вдоль главной аллеи виднелись старые, ещё дореволюционные могилы с каменными крестами и склепы. Потом пошли памятники со звездами и заросшими сорняками надгробьями. И, наконец, за поворотом показался современный некрополь. Старые деревья тут были практически все вырублены и помпезные изваяния из мрамора, гранита и змеевика сияли на солнце отполированными гранями. Многие были украшены скульптурами, бюстами и барельефами. Сразу было видно, что хоронили тут не простой люд.
В народе это место почему-то получило название "Египетская гробница" — может быть, из-за самой первой могилы, над которой возвышался замысловатый черный крест из габбро. У подножия креста печально возлежала остроухая кошка из того же камня. Под сим изваянием покоился известный лет десять назад в городе бандит Сеня Кудрявый, большой любитель домашних животных и шквальной стрельбы в людных местах. Гибель Сени от пули молодого милицейского лейтенанта и дала начало череде новых захоронений, хотя до этого городские власти собирались старое кладбище снести и построить на его месте жилые дома. Но теперь даже разговоров об этом не велось, а "Египетская гробница" довольно быстро разрасталась, поглотив часть больничного парка и площадку, зарезервированную когда-то под строительство задания партархива.
Красивый гроб из мореного дуба установили на специальном помосте около вырытой могилы. Вперед немедленно вышел господин Перетищенко и начал произносить траурную речь. Пока он долго и проникновенно рассказывал о своем усопшем шефе и клялся продолжить его дело, Лёлька изучала присутствующих. Кроме Агнии, у гроба с непроницаемым лицом стояла Зинаида, положив обе руки на плечи изнывающей от скуки Катьки. Позади них маячил охранник со знакомой физиономией — Како, видимо, решил перестраховаться, и приставил к семье охрану. Рядом с охранником переминался с ноги на ногу невысокого роста мужчина в черном джемпере. Выйти вперед он явно стеснялся, хотя один из немногих выглядел неподдельно расстроенным. Лёльку он заинтересовал гораздо больше остальных.
Кроме того, она заметила Арсения Петровича, неспешно перемещавшегося среди могил на заднем плане. Ну, а как же, сыщик обязан посмотреть, не явится ли убийца, торжествующе сверкая глазами и радостно скаля зубы, на похороны жертвы. В таких опереточных преступников Лёлька верила слабо, но на всякий случай отметила несколько лиц, которых было неожиданно видеть среди присутствующих.
Одним из них был известный в городе психопат и скандалист Макс Хвостов, организовавший злобную газетенку "Накося выкуси!" и еженедельно поливающий грязью все, что под руку подвернется. Потом она заметила неподалеку от него явно нетрезвую и зареванную Валентину Соболь, повисшую на руке Пети Зайцева и что-то ему бормочущую. Петя со страдальческим видом отворачивался от настойчивой дамы, но приличия не позволяли ему вырваться из её цепких коготков. Не исключено, что Хвостов записывает на диктофон Валентинин бред, и нужно ждать в ближайшее время от него новых печатных гадостей. Вон как опасливо сторонится Хвостова облаченный в элегантный черный костюм Марик Соломатин.
Перетищенко закончил, наконец, свою речь и уступил место директору детского дома, которому (не директору, а дому) Вотя постоянно помогал с приобретением одежды и игрушек. Директор проблеял несколько тягучих фраз, вытирая с лица не то слезы, не то пот и ретировался. Рвущейся вперед Валентине слова не дали: Петя Зайцев и пришедший ему на помощь Перетищенко удачно увлекли её за ближайшие кусты, откуда ещё некоторое время слышались приглушенные выкрики. Но их заглушили рыдания флейт оркестра, и несколько мужчин захлопотали у гроба.
На какое-то время внимание всех было приковано к процедуре погребения. Лёльке взгрустнулось. Вот жил сильный и вполне симпатичный человек — Виталий Бармин. Жил, как все, собирался жениться на красивой женщине, любил вкусно поесть и выпить в хорошей компании. А сейчас его с минимальным количеством эмоций закапывают в землю, почти не оплакивая, если не считать прозрачных слез, тихо катящихся из-под вуали Агнии, и шмыгания носа незнакомого мужика, высунувшегося, наконец, вперед. Даже Катька стоит с равнодушным выражением на ангельской мордашке. Вот и всё, отстучали комья земли по крышке гроба, мужики взялись за лопаты и вскоре рыжий холмик земли обложили роскошными венками и букетами цветов. Присутствующие начали потихоньку отходить от могилы.
И тут одновременно стали происходить сразу несколько событий. Из-за кустов выскочил совершенно ошарашенный Петя Зайцев и заметался в поисках кого-то. За кустами кто-то заблажил дурным голосом. Следователь Арсений Петрович, совсем было подобравшийся к Маргарите и уже примеривавшийся, как бы поделикатнее ухватить её под локоток, взвился, словно старый боевой конь при звуке трубы, и ринулся за эти кусты с курьерской скоростью. Интересовавший Лёльку мужик в джемпере напрягся, но продолжил старательно расправлять ленты на венках, всем своим видом демонстрируя непричастность к воплям и суете. Охранник моментально сгреб Зинаиду и Катьку и потащил их прочь, прикрывая могучей спиной от потенциального противника. Ничего не понимающая Агния кинулась к Лёльке и Маргарите, а те уже спешили к месту событий.
За кустами, видимо, оставшимися от густых зарослей больничной сирени, сразу понять что-то было крайне затруднительно. Несколько человек, столпившись возле груды земли, возбужденно махали руками и что-то восклицали. Откуда-то несся приглушенный жуткий вой. Не успели подруги приблизиться, как Арцев, стоявший несколько обиняком, вдруг присел и мгновенно скрылся, словно провалившись под землю. Маргарита от неожиданности ойкнула.
До Лёльки, наконец, дошло, что внимание всех приковано к свежевырытой могиле, и дикий вой раздается именно из неё. Она обежала стоявших и заглянула в яму. Представшее её глазам зрелище впечатляло. На дне могилы, лежа на боку, корчилась Валентина Соболь. Лёлька узнала её по несколько экстравагантному черному платью из полупрозрачного панбархата. Перепачканными руками она закрывала лицо и отчаянно выла. Возле неё на корточках сидел Арсений Петрович и пытался успокоить, одновременно умело проверяя на ощупь целостность дергающихся и пинающихся Валентининых конечностей.
— Ну, и что вы глазеете? "Скорую" вызвали? — закричал следователь из ямы.
— Вызвал, уже едут. Вытащить бы её надо, — ответил крепыш с сотовым телефоном в кулаке.
— Надо, только доска нужна пошире. Поищите там!
— А доска-то зачем? — хором удивился народ.
— Так положено! — авторитетно пояснил лысоватый господин. — А вдруг у девушки сломаны шея или позвоночник.
— Нееет, не дамся! — завопила в могиле Валентина. Но к яме уже тащили широкий занозистый горбыль длиной метра полтора. Доска была грязной, очевидно её использовали для выравнивания могильных холмиков.
С помощью длинных полотенец, на которых опускали гроб, Арсений Петрович принялся ловко прикручивать Валентину к доске. Актриса верещала и брыкалась. То ли у неё был шок, то ли она просто была глубоко нетрезвой. Маргарита с Лёлькой даже заспорили на эту тему, но спор заглушил вой примчавшейся машины "скорой помощи". К этому моменту пострадавшую уже начали извлекать на поверхность при помощи все тех же полотенец. Зрелище поднимаемой из могилы громко ругающейся спеленатой фигуры, больше всего похожей на египетскую мумию, так поразило медиков, что они застыли, разинув рот и едва не уронив своё оборудование.
Наконец мужчины вытащили из ямы Валентину, а следом за нею и Арцева. Следователь весь был перепачкан землей и зол. С отвращением взглянув на актрису, вокруг которой суетились врачи, он принялся отряхиваться, ругаясь сквозь зубы. Маргарита протянула ему носовой платок и раскрытую пудреницу, чтобы он смог оттереть грязь со щеки. Под грязью обнаружилась ссадина — очевидно, Валентина таки зацепила его ногой. Пришлось ссадину заливать йодом.
Видя, что бесплатному представлению подходит конец, и носилки с освобожденной от доски и полотенец Валентиной грузят в "скорую помощь", люди начали расходиться. Арсений Петрович почти за шиворот поймал Петю Зайцева и принялся расспрашивать того, каким образом актрисе удалось сверзиться в выкопанную могилу. Петя только пожимал плечами, сам ничего не понимая. Он во время траурной церемонии увел расшумевшуюся Валентину Соболь за кусты, там она принялась рыдать и жаловаться на то, что никто её не понимает, а Вотя вообще решил бросить её на этом свете одну-одинёшеньку. Порыдав в Петину манишку, женщина достала из ридикюля плоскую бутылочку и предложила помянуть усопшего. Зайцев приложился к бутылочке чисто символически, а Валентина допила остальное. После чего предложила Пете поехать в "Мартинику" и продолжить банкет, но он не согласился, напомнив, что поминки предполагаются совсем в другом месте. Тогда Валентина сильно обиделась и послала его подальше. Зайцев пожал плечами и с облегчением удалился, оставив даму одну.
Что было дальше, он не видел, только спустя пару минут услышал за спиной хриплый вскрик и рысью бросился обратно. Вначале он не понял, откуда доносятся вопли и ругательства, а когда сообразил, помчался за подмогой. Так что уверенно он может сказать только одно: перед падением он никого рядом с Валентиной не видел и самого падения не наблюдал. Видимо, пьяная актриса сама свалилась в могилу, попросту не заметив её на своем замысловатом пути. Следователь глубоко задумался, потому что сама Валентина, когда он пытался её усмирить, вопила, что "какая-то сука толкнула её в спину", отчего она и грохнулась вниз.
Подошел врач и сообщил, что у пострадавшей, сильный вывих руки и перелом ноги, скорее всего, множественный. Так что её увозят в травматологическое отделение городской больницы. Поговорить с ней будет возможно, когда она немного протрезвеет, сейчас несет всякую ахинею и ругается. Этого можно было и не говорить — возмущенные вопли были слышны из салона машины и через закрытые дверцы.
Когда "скорая помощь", наконец, уехала, народ начал приходить в себя. Не на всяких похоронах случаются такие казусы. Переговариваясь и пожимая плечами, люди потянулись к кладбищенским воротам, где были оставлены машины.
Лёлька очень удачно приблизилась к незнакомому мужику в джемпере, привлекшем её внимание, и попыталась завести с ним беседу. Он страшно смущался, но постепенно ей и подоспевшей Маргарите удалось его разговорить. Оказалось, что зовут его Глебом, и он успел приехать в последний момент, чуть не опоздав на похороны. На вопрос, кем ему приходился покойный, он, несколько помявшись, пояснил, что Виталий был его сводным братом. Услышав его слова, шедшая сзади Агния мгновенно оказалась рядом. Тут только они и познакомились. Глебу никто не сказал, где будут поминки и, собственно, даже не позвали на них. Наверняка никто и не понял, что он родственник Виталия, а сам он с пояснениями не лез, чувствуя себя не в своей тарелке.
Провожая злорадным взглядом фигуру замызганного землей Арсения Петровича, с чертыханиями усаживающегося в машину, Лёлька предложила Глебу ехать с ними. Все равно города он не знал, а автобус, на котором его сюда привезли, уже успел уехать. По дороге Глеб коротко рассказал историю семьи Барминых.
Оказывается, отец Виталия бросил жену, когда сыну был всего год, и отбыл в неизвестном направлении. Спустя два года, она вышла замуж за вдовца с ребенком. Сергей Бармин усыновил Вотю, и тот тоже стал Барминым. Глеб был на три года старше Виталия, но они быстро подружились. В школе Глеб защищал брата от наездов старшеклассников и всячески опекал. Но когда они подросли, стала заметна разница — Виталий вымахал высоким красавцем, а Глеб остался невысоким, можно даже сказать, щуплым. А уж о красоте и речи не было.
Для Глеба просто наказанием было иметь такого братца. Стоило ему познакомиться с девушкой, как той попадался на глаза Виталий, и больше на Глеба она уже не смотрела. И, в конце концов, всё закончилось скандалом и ужасной ссорой. Глебу ужасно нравилась некая Клава. Жила она на другом конце города, и до поры до времени Глеб ухаживал за девушкой подальше от дома. Но потом наступил его день рождения, и Клава явилась поздравлять именинника в числе других гостей. Вотя был проинструктирован и клятвенно обещал даже близко не подходить к пассии брата. Тем более, что гостей было созвано немало, и можно было выбрать девушку по вкусу. Но когда поздно вечером изрядно нетрезвый виновник торжества вышел проветриться во двор, то обнаружил романтичную парочку в составе Воти и Клавы, целующуюся в кустах сирени.
Рассвирепевший именинник попытался набить братцу морду, тем более что тот особо и не сопротивлялся, потом плюнул и тут же, собрав манатки, отправился на вокзал, купил билет на первый проходящий поезд и укатил из родного города. Правда, через два года, когда Вотя уехал учиться в университете, Глеб вернулся под родной кров — надоело мотаться по рабочим общагам и водку пьянствовать. Потом родители разбились на стареньком "москвичонке". Но даже на похоронах сводные братья так и не сумели как следует помириться. Выпив на поминках сверх меры, Глеб опять начал вспоминать прежние обиды, и Виталий предпочел быстренько уехать. Больше они восстановить отношения не пытались, изредка обменивались только поздравительными открытками. О смерти Виталия Глеб узнал из газеты и срочно приехал, тем более что живет недалеко, в Егорьевске. Вина его гложет за то, что так и не смог простить брата...
Глава 14
Поминки были организованы в "Орхидее", одном из самых респектабельных ресторанов города. Конечно, кухня в "Мартинике" была несколько лучше, но для таких мероприятий "Мартиника" явно не годилась. А тут все было очень прилично и выдержанно — и зал в коричневато-бежевых тонах, и вышколенная обслуга. И никаких эротических танцев по вечерам.
Столы накрыли на шесть человек каждый, зал был полон. За одним столом вместе с Лелькой, Агнией и Маргаритой оказались Глеб и Марик Соломатин с Петей Зайцевым. Странно было видеть на дорогих скатертях тарелки со скромной кутьей и блинами. Зато все остальное меню было вполне на уровне — заливная севрюга, икра, нежные отбивные на косточке. После первых рюмок публика заметно оживилась и принялась за беседу, в центре которой были как трагическая смерть Виталия, так и скандальное происшествие после похорон. Время от времени в середине зала поднималась унылая фигура Перетищенко и произносила очередную тираду в память усопшего, все выпивали, не чокаясь, закусывали и снова принимались за еду и разговоры.
Лёлька, подуставшая после вчерашних похождений и сегодняшней суматохи, погрузилась в раздумья и украдкой рассматривала Глеба. Тот почти не ел, сидел, вяло ковыряясь вилкой в салате, и выглядел совершенно расстроенным. Агния с Маргаритой о чем-то тихо шептались, а Петя и Марк чинно молчали. В общем, их столик выглядел самым неоживленным.
Наконец, устроители сказали последнее слово, и кое-кто поспешил к выходу. Но основная публика осталась, не собираясь расходиться, тем более, что обстановка стала более непринужденной, а официанты продолжали бесшумно сновать по залу, разнося все новые блюда и напитки. Да уж, Перетищенко не поскупился на похороны шефа. Видимо, это происходило оттого, что деньги Виталия все равно достанутся его наследникам, так зачем экономить?
От меркантильных размышлений её отвлекла Маргарита, тихонько предложившая посетить дамскую комнату. Но так как Лёльке внезапно пришел в голову один вопрос, который нужно было обязательно задать Глебу, она пообещала догнать подруг через пару минут. Агния и Марго удалились.
— Извините, Глеб, можно вас кое о чем спросить?— негромко окликнула она. Но Глеб все равно вздрогнул и уронил вилку на скатерть. Тут же смутился и принялся оглядываться — заметили или нет. Но окружающих его манеры явно волновали меньше всего.
— Да, я слушаю, — пробормотал он с таким выражением лица, словно напрочь забыл её имя.
— Вы не знаете, жив ли настоящий отец Виталия?
— Ну что вы, откуда мне знать? — как-то излишне поспешно ответил Глеб. — Я его никогда и не видел.
— А как зовут, тоже не знаете? Хотя бы фамилию.
— Фамилия была какая-то очень простая. Вроде, Кедров или Шишкин... может и Дубов. Нет, не помню.
— Постарайтесь вспомнить, это может быть очень важно, — попросила его Лёлька.
— Ладно, попробую, — покладисто согласился брат Виталия и тут же наморщил лоб и сосредоточенно уставился в блюдо с рыбным ассорти.
Лёлька же, помня обещание, данное Марго, прихватила сумочку и направилась к дверям, ведущим из зала в небольшой уютный холл. И уже шагнула вниз по единственной пологой ступенечке, как её оглушил ужасный, буквально ультразвуковой визг. От неожиданности она едва не свалилась с собственных каблуков и преисполнилась самыми дурными предчувствиями. Публика за столиками роняла столовые приборы и салфетки и напряженно поднималась с мест, вытягивая шеи.
Визг продолжался, перемежаясь истерическими вскриками, а Лёлька уже неслась в направлении его источника. В холле она затормозила, а потом решительно врезалась в небольшую толпу, растерянно сгрудившуюся у дверей дамской комнаты. Растолкав швейцара и нескольких случайно оказавшихся на пути граждан, она влетела в помещение и увидела рыдающую на пуфике у стены Агнию. Вокруг неё бестолково суетилась Марго, пытаясь успокоить и заставить замолчать. Композицию завершали спины двух охранников, замерших около одной из кабинок. Лёлька немедленно вклинилась между ними и почти не удивилась тому, что увидела.
В кабинке, наполовину съехав с закрытого крышкой унитаза, в страшно неудобной позе лежала Зинаида Гогуа. Её шикарный брючный костюм из тонкого велюра даже в такой ситуации продолжал выглядеть безукоризненно. "Вот что значит, дорогая вещь" — не к месту подумала Лёлька, и тут только рассмотрела посиневшее лицо с безжизненно вытаращенными глазами.
В том, что Зинаида мертва, сомнений у неё и до этого не было, но остекленевший взгляд, в котором застыл ужас и изумление, и багровые кровоподтеки на шее трупа заставили её содрогнуться и попятиться. В этот момент на неё с топотом налетел сзади громадный детина, смел, как пушинку и едва не впечатал в облицованную дорогущей керамической плиткой стену. Маргарита в сердцах заорала на него, но тут же замолкла, узнав в парне телохранителя клана Гогуа. Вслед за Лёлькой он раскидал мешающих обзору охранников и принялся громко и тоскливо материться, уставившись на тело охраняемого им объекта. Потом выхватил мобильный телефон, потыкал в кнопки пальцем-сарделькой и продолжил материться в него.
Лёлька угнездилась рядом с Агнией, на соседнем пуфике, и перевела дыхание. Маргарита уселась перед ними на корточки и принялась бумажной салфеткой оттирать со щек все еще всхлипывающей Агнии черные потеки туши. Когда она уже почти закончила, Агния опять зарыдала, и весь труд пошел насмарку. Видя, что подруга не в себе, Лёлька поступила проще — подтащила её к умывальнику и начисто умыла.
Процесс омовения едва не сорвался из-за прибытия сотрудников органов правопорядка в количестве явно превышающем как разумную необходимость, так и вместимость женского туалета. Вся эта орава немедленно занялась привычным делом — осмотром трупа, снятием отпечатков пальцев и поголовной переписью свидетелей. Выход в зал перекрыли, и оттуда доносился приглушенный гул голосов. Толпа в холле, куда выгнали Лёльку и Марго, заметно поредела. Остались охранники, пара девиц, растерянный метрдотель и швейцар.
Агнию и телохранителя Зинаиды развели по кабинетам директора и бухгалтера, чтобы допросить, остальные ждали своей очереди. Метрдотель, заламывая руки, бродил по холлу, девицы жались в уголочке, остальные напряженно сидели в креслах и тихо шушукались. Лёлька утащила Маргариту за стойку пустовавшего гардероба и заставила рассказать, что же случилось.
— Лёль, я ничего не знаю. Мы вышли из зала, Агния пошла в туалет, а меня задержала какая-то девушка. Спросила, нет ли у меня с собой мобильника, ей срочно надо было позвонить, а здешний телефон барахлил. Я дала ей трубку, она стала говорить, и тут Агния завизжала... Я к ней, барышня с телефоном за мной, остальные следом за нами. Анька орет, дверца нараспашку, там баба мертвая. В общем, армагеддон...
— Стоп. А что за девушка? Она сейчас тут?
— Вроде нету. — Для верности Марго высунулась из-за стойки и обозрела присутствующих. — Или ушла, или в зал вернулась. Такая рыженькая, с каре и челкой. И в очках.
— Сейчас, погоди... Барахлил, говоришь?
Лёлька бросилась к стоящему на столике около крошечного бассейна с золотыми рыбками телефону и набрала номер. Олег отозвался почти немедленно — наверняка помирал со скуки и не расставался с трубкой.
— Ну, как вы там? — спросил он.
— Не поверишь. Бывшую жену Виталия убили, — зашептала Лёлька. — Нас, видимо, отпустят не скоро, потому что Агния нашла её труп.
— Ну ни фига себе! — присвистнул Олег. — И как это она умудряется? А где и как убили?
— Вернемся, — расскажем, — поспешно буркнула Лёлька и отключила связь, увидев, что к ней направляется мужчина в милицейской форме и с суровым выражением лица.
— Вы были с гражданкой Сташевской, когда она обнаружила убитую? — задал он вопрос, даже не потрудившись представиться.
Лёлька нервно оглянулась и кивнула на Марго:
— Нет, я появилась чуть позже. С Агнией Львовной была Маргарита Никифоровна, — подчеркнуто вежливо пояснила она.
Марго так же нервно встрепенулась и вышла из-за стойки. Милиционер с интересом взглянул на эффектную блондинку, приосанился и стал значительно любезнее.
— Пройдемте, пожалуйста, со мной, требуются ваши свидетельские показания, — почти галантно предложил он.
— А разве мне для этого не нужен консул? — настороженно удивилась Марго.
— А зачем нам консул? — в свою очередь изумился милиционер.
— Я — подданная Греции, — с достоинством провозгласила Маргарита и застегнула на все пуговицы пиджак. Лёлька только хмыкнула про себя, вспомнив, какой вырез на спине скрывается под этим пиджаком.
— Ну так мы же не собираемся предъявлять вам никаких обвинений. Зачем же беспокоить консула? Мы просто уточним кое-что, и чем скорее, тем лучше, — совсем уж лучезарно улыбнулся представитель власти, и улыбка эта Лёльке здорово не понравилась.
— Марго, я думаю, что консул нам тут и вправду не нужен. Ты иди, а я, пожалуй, позвоню адвокату, — в голосе Лёльки прозвучала хорошо выверенная зловредность.
— Ладно, — подумав, согласилась с этим предложением Маргарита и отправилась следом за стражем порядка.
Лёлька немедленно позвонила Фомину, обрисовала ситуацию и получила заверения в том, что он уже надевает штиблеты и выезжает на помощь Агнии, а если понадобится, то и её подруге. Интересно, сколько Стариков платит своему адвокату, что тот так из кожи выпрыгивает?
Во время её разговора по холлу быстрым шагом прошла группа донельзя мрачных мужчин, среди которых она заметила Акакия Гогуа и Арсения Петровича Арцева. Странное сочетание… В её сторону они даже не глянули и скрылись в коридоре, куда выходили двери служебных помещений.
После этого Лёльке ничего не оставалось, как слоняться по холлу, стараясь, чтобы траектория её движения не совпала с траекторией перемещений других персонажей, также истомленных ожиданием. Потом появился вальяжный лысоватый господин с бегающими глазками, и Лелька, наконец, познакомилась с Фоминым.
Узнав, куда увели Агнию и Марго, адвокат горестно вздохнул и удалился исполнять свой долг. Видимо, происходящее ему с профессиональной точки зрения крайне не нравилось.
Так прошло полчаса, показавшиеся ей вечностью, потому что Лёльке вдруг страшно захотелось в туалет. Но дамскую комнату оккупировала следственная бригада, которая и после того, как был вынесен пластиковый мешок с телом Зинаиды, продолжала исследовать там каждый сантиметр кафеля и фаянса.
Пришлось отправляться в мужское заведение, где курили двое в штатском. Увидев Лёльку, они понимающе кивнули, побросали окурки в плевательницу и тактично удалились. Моя руки, она старательно прислушивалась к звукам, доносящимся из-за стены, но звукоизоляция была сделана на совесть. Тогда она тоже решила покурить.
Зловещая цепь событий, в которой самодеятельной сыщице никак не удавалось разобраться, становилась все более запутанной. Покушения и убийства следовали одно за другим, и все они явно были направлены против людей, так или иначе связанных с Виталием. Вернее, с его дочерьми, если Лёлькина догадка правильная — похищение Катьки, убийство Зинаиды, убийство подруги Юли, покушение на саму Юлю, затем на её мать. Лёлька не верила, что Валентина Соболь сама свалилась в могилу. А из этого следовало... Что из этого следовало, Лёлька понять не могла, слишком много хвостов торчало из этой истории — нож, перекочевавший из квартиры в квартиру, исчезнувшие ключи, сатанисты имени Ивана Лопухова, непонятные анализы крови Сержа Соболя. А если Юля — не дочь Виталия, тогда вообще начинать придется с нуля. Одно она чувствовала точно — убийца все время крутится где-то рядом и успевает воспользоваться любой благоприятной для него ситуацией.
Лёлька закурила вторую сигарету и прикинула, кто может быть следующей жертвой. Сергей Соболь. Ксюша и Роман — сестра и брат Катьки. Акакий Гогуа — муж Зинаиды и её прежние мужья — Жорж Пименов и Лопухов-Люцифер. Кстати, у последних тоже наверняка есть новые жены и дети... Ужас! Снежный ком непонятной вендетты рос в Лёлькином воображении с угрожающей быстротой.
Но самая вероятная жертва — Глеб Бармин, брат Виталия, хотя и сводный. Вот только знает ли про него убийца? Хотя, если он так осведомлен, то, скорее всего, знает. Надо обязательно предупредить Глеба об опасности!
Лёлька напилась из-под крана и вышла. За дверями маялись метрдотель и швейцар, которых, видимо, предупредили, что их законный туалет оккупирован дамой.
Наступил вечер, в холле включили большие вычурные люстры. Девицы грустно сидели у бассейна и кормили рыбок крошками крекеров. Количество слоняющихся значительно возросло, и Лёлька сразу увидела, что двери в опустевший обеденный зал распахнуты. Ага, значит уже отпустили большинство из присутствовавших на поминках. Глеба нигде не было видно, он успел уйти, пока она курила! И где его теперь искать? А ведь ей ещё кое о чем нужно у него спросить, они толком и пообщаться не успели.
За стеклянными входными дверями сверкали софиты — это прискакавшие на запах сенсации телевизионщики снимали место события, в сам ресторан их не пустили охранники, снова занявшие свой пост.
А что, если Марго и Агния уже уехали?
Не успела Лёлька это подумать, как Маргарита понуро вышла ей навстречу.
— Ну, что? — кинулась к ней Лёлька.
— Плохо дело. Они, похоже, думают, что это Агния убила Зинаиду... Во всяком случае, я так поняла. Заставили меня раз десять повторить все, что было, когда я от неё отстала. И получается, что у неё было три, а то и четыре минуты, когда она была там без меня...
— А Фомин? Адвокат который.
— Да не видела я его. И Аньку не видела. Меня в другой комнате мучили. Потом в зал водили, чтобы я ту девушку им показала.
— Ну и?..
— Не было её там. Наверное, она сразу после убийства ушла. — В голосе Маргариты звучало отчаяние и усталость.
— А почему я не видела, как ты в зал заходила? — удивилась Лёлька.
— Так там есть другая дверь из служебных помещений, незаметная такая. Через неё мы и прошли. Там всех, кто был, переписывали и допрашивали.
— Не допрашивали, а опрашивали, — раздался позади знакомый голос.
Арсений Петрович, сменивший испачканный в могиле траурный костюм на элегантную темно-серую "тройку", подошел незаметно и явно слышал последние фразы их разговора. Лёлька сердито уставилась на него.
— Где Агния? — поинтересовалась она, стараясь держать себя в руках.
— Агнию Львовну увезли в следственное управление, — официальным тоном ответствовал Арцев.
— Вы что, издеваетесь? — обреченно спросила Лёлька.
— Нисколько. Ваша подруга, к сожалению, опять умудрилась оказаться наедине с трупом...
— ...в двусмысленной ситуации. Простите, это у меня нервное, — подхватила Маргарита, и тут же смутилась.
— Вот именно, в двусмысленной, — мрачно согласился следователь. — Так что, интерес к ней особый. А вы, барышни, ехали бы домой. Темно уже на улице.
— А разве меня не будут допрашивать? То есть, опрашивать,— удивилась Лёлька.
— Ваши данные у нас есть, так что вас вызовут, если понадобится. И без вас свидетелей предостаточно. Разве что вы видели ту рыжеволосую девушку с каре, о которой говорила Маргарита Никифоровна. Видели такую?
— Нет, — вздохнула художница. — В холле было пусто, когда я бежала, все собрались у дверей туалета.
— Ну вот, видите. Так что давайте договоримся, я завтра с утра, часам к восьми, приеду к вам, и мы обо всем побеседуем в спокойной обстановке, — не дожидаясь ответа, Арцев лучезарно улыбнулся и, подхватив обеих дам под ручки повлек их к выходу.
— В спокойной? — прошипела Марго у него за спиной. — Если учесть, как обрадуется твой Сагайдаченко...
— Придумаем чего-нибудь, — отмахнулась Лёлька.
Глава 15
Дом встретил их божественными ароматами. На кухне Олег кормил свиными рулетиками истомленного семейными коллизиями Бигфута.
Лёлька и Маргарита рухнули на диван и тупо уставились на накрытый стол. Есть совершенно не хотелось, несмотря на то, что после поминального обеда прошла, казалось, целая вечность. Бигфут, кушая салат, делился очередными несчастьями, свалившимися на его многострадальную волосатую головушку. До Лёлькиного сознания дошло только то, что Гарик домой возвращаться категорически не собирается и намерен жить у них на кухне, пока ополчившиеся на него женщины не прекратят посягательств на его, Бигфутову личную свободу и право жить холостяком. Впрочем, проблема с ночевкой приятеля её в данный момент волновала меньше всего.
— Маргош, ты не помнишь, Глеб не говорил, останется он тут до завтра, или домой сразу уедет? Что-то у меня на душе неспокойно, — наконец выдавила из себя Лёлька.
— Какой Глеб? — немедленно насторожился Олег.
— Вотин брат.
— А что, у Бармина есть брат?
— Есть, вернее был. Сводный, — пояснила Маргарита и жалобно попросила: — Может, выпьем чего, ребята?
— А как же! — взвился Олег и указующим перстом ткнул в направлении бара. Гарик немедленно извлек оттуда бутылку коньяка.
Пригубив жгучий напиток, Марго задумчиво пробормотала:
— Вроде бы Глеб говорил, что живет где-то недалеко, в области. Так что, скорее всего, домой отправился. А тебе он зачем?
— Надо бы его предупредить. Чтобы поосторожнее был. Сама видишь, что творится — сплошные неприятности с родственниками Виталия, — ответила Лёлька, грея в руках рюмку.
— Ну вот что, — не выдержал Олег. — Расскажи-ка ты нам, подруга, все по порядку, внятно и подробно. — А то всё рыщешь сама, носишься где-то, а мы вроде как ни при чем. Где , кстати говоря, сейчас Анька?
Лёлька задумчиво ухватила с блюда листик салата и принялась его жевать. Потом залпом допила свой коньяк и решилась:
— Если вы ржать надо мной не станете, расскажу. Вот в себя приду и расскажу. Агнию опять в следственное управление увезли...
— Ну не фига себе... — присвистнул Гарик.
— Бигфут, ты ешь, ешь, — цыкнул на него Олег. — И пей. Девочки, вы кушать будете, или только коньячок употреблять?
— Лично я — только последнее, — заявила Маргарита. — И ещё буду предаваться размышлениям, насколько удался мне вояж в родные палестины. Убийства, похороны, сатанисты... впору начинать романы писать.
— А вот сейчас нам великий сыщик изложит цепь событий и свои выводы, и можешь приступать.
— Олежка, будешь издеваться... — голос Лёльки предательски дрогнул.
— Не буду, — стал серьёзным Олег. — По-моему, надо нам устроить мозговой штурм, может быть, это поможет тебе и, соответственно, Агнии.
— А что, мозговой штурм, это интересно, — загорелся Гарик. — Всё-таки нас тут четверо, и на обсуждение у нас не минута, а гораздо больше. Так что приступай, не томи.
И Лёлька, глубоко вздохнув, начала излагать известные ей факты. Потом добавила собственные умозаключения. Потом призналась в неспособности увязать некоторые вещи одну с другой и сделать нужные выводы. Закончив говорить, она заметила, что Олег быстро-быстро что-то конспектирует в блокноте. Волосатая физиономия Бигфута выражала глубокую задумчивость. И только Марго, более чем остальные посвященная в события, расслабленно посасывала коньяк через дольку лимона.
— В общем, постаралась ты, подруга, на славу, — пробормотал Олег. — В жизни не подозревал, что в тебе столько энергии...
— Лёль, а ты уже пообщалась с этим типом, который получал результаты анализов за француза? Валинчук, кажется? — спросил Гарик.
— Когда бы я с ним общалась? Утром только про него узнала, и сразу на похороны поехала. Остальное сам знаешь. Завтра, завтра будем выяснять, кто это такой или такая. Для начала позвоню в адресное бюро.
— А по-моему, нужно поискать этого типа в нотариальных конторах и среди адвокатов, — предложил Олег.
— Вот и я говорю, что дела тут с наследством связаны, — немедленно вышла из меланхолического состояния Маргарита.
— Ну, с наследством или нет, я не знаю. Но думаю, что иностранец в России наверняка станет в первую очередь иметь дело с нотариусом или адвокатом. У них это на уровне мозжечка заложено.
Олег пошуршал листиками блокнота и спросил:
— А ты не узнавала — Вотя не делал анализ на ДНК?
— Представь себе, узнавала. Не делал. Или делал, но не у нас. Хотя мог и у нас анонимно сделать. За деньги теперь что хочешь можно.
— Но тогда получается, что доказательств того, что Юля – его дочь, нет? — задумчиво произнес Олег.
— Можно у самой Юли спросить, должна же она знать… — предложила Маргарита.
— А если не знает? И как ты себе представляешь — прийти и спросить у ребенка: «А кто твой настоящий папа?» — Лёлька раздраженно фыркнула.
— Ну, я бы могла прийти к ним домой, Валентина всё равно сейчас в больнице, и Сергею с Юлькой явно помощь нужна. А там между делом поговорила бы с девочкой.
— А что, это мысль! — воскликнул Олег. — Потому что это на самом деле один из важных моментов: если Юлька — дочь Воти, то убийца имеет совершенно определенную цель прикончить всех его родственников.
Тут Лёлька подскочила на диване и схватилась за голову.
— Что с тобой? — испугался Олег, — мигрень начинается?
— Какая мигрень? Надо срочно ехать в больницу – если убийца хочет угробить наследников Воти и наследников его наследников, то удобнее момента, чтобы укокошить Валентину, у него не будет.
— С чего ты взяла?
— Да вспомни, в скольких книгах и фильмах преступник в маске заходит в палату беспомощного человека и отключает всякие трубочки или просто кнопочки нажимает на приборах – и жертве моментально каюк.
— Лёль, если у Соболь сломана нога, никто её ни к каким трубочкам и приборам не подключит! Даже если ей поставят капельницу для снятия алкогольной интоксикации, то эту трубочку хоть перерезай, хоть нет – один черт, от этого она не помрет. — В голосе Гарика звучала такая убежденность, что Лёлька слегка успокоилась, но попыталась выдвинуть новую идею:
— Ну, могут ей ещё укол вколоть какой-нибудь. В вену.
— Ты думаешь, что пьяная Валентина со сломанной ногой будет лежать себе тихо-мирно в одиночестве? Да наверняка она там концертирует так, что максимум внимания ей обеспечен, — поддержал Бигфута Олег.
— И все-таки у меня душа не на месте. Игорь исчез, Валентина без охраны в больнице, я бездарно пытаюсь понять, каких гадостей ещё ждать от этого неизвестного мерзавца. А главное – я совершенно не понимаю, кто это и чего он добивается!
Маргарита сочувственно посмотрела на Лёльку, допила коньяк и предложила:
— А давай я поеду в больницу к Соболь и постерегу в палате, мне всё равно спать не хочется. — Тут она душераздирающе зевнула и потянулась к диванной подушке.
— Ели бы тебя туда и пустили, то после выпитого на поминках и сейчас сторож из тебя был бы замечательный. Да и что ты сделаешь, если убийца войдет с пистолетом например?
— С пистолетом? — обомлела Марго.— Откуда у него пистолет? До сих пор он обходился подручными средствами…
— А ведь это самое главное, — многозначительно поднял палец Олег. — Этот тип, скорее всего, не умеет пользоваться огнестрельным оружием. В наше время человек, решившийся на несколько преступлений и не нанявший киллера, и даже не приобретший для этого «ствол» — настоящий архаизм.
— И что ты имеешь в виду? — Лёлька засверкала глазами и встрепенулась. — По возрасту у нас из действующих лиц вообще никто на архаизм не тянет. Разве что старая тетушка Акакия, но она бы точно не стала гоняться в маске за Юлей и потом сигать в кухонное окно.
Бигфут почесал горбатый нос и заявил:
— Я, кажется, понимаю, что Олег имеет в виду. Этот наш убивец — оригинал, который либо не хочет, либо просто не может стрелять. Чего уж проще – пальнуть в Вотю, в Валентину на кладбище, или в Юлю – вместо того, чтобы носиться за ней по квартире, как идиот. А он – то нож стырит, то задушит наспех, то в яму спихнет. Или он наивный, но везучий дилетант, или расчетливый очень.
— Или полный псих… — задумчиво протянула Маргарита. — Маньяк.
— Нет, стопроцентно, не маньяк. Маньяк обычно действует одинаковыми методами и жертвы у них примерно одного типа. А тут…— Лёлька вздохнула так тяжко, словно сожалела, что они имеют дело не с маньяком.
— Но все-таки, даже у психа должны быть какие-то мотивы. И мне кажется, что они всплывут как только мы узнаем, кто таков этот Вермишель, и для чего он проверял свое родство с Сергеем Соболем…
Лёльку прервал телефонный звонок. На часах почти десять часов вечера – скорее всего это опять папуля, оказавшийся в беспомощной ситуации наедине с пылесосом или кофемолкой.
— Ало! — в трубке сквозь ужасный треск и шуршание едва пробивается мужской голос. Словно с другой планеты звонит.
— Ало, ало! — что есть сил заорала Лёлька, узнав Глеба.
— Извините, что беспокою так поздно…
— Говорите громче! Глеб, это вы? Вы где?!
— Я тут, на вокзале. Лёля, вы не знаете, где Агния? — последние слова были заглушены каким-то странным воплем.
— Господи, что там у вас происходит?
— Да ничего страшного, просто тут вытаскивают пьяного из-под скамейки… — вопль повторился, послышалось утробное рычание и скрежет.
— Игорь, вы уезжаете?
— Я хотел уехать, но неудобно – с Агнией не попрощался… Звоню ей, а мне говорят, её нет. С трудом добился от них, чтобы дали ваш телефон.
— Агния в милиции, — печально завопила Лёлька. — Когда ваш поезд?
— В шесть часов утра, на вечерний я опоздал. Не волнуйтесь, переночую тут, мне не впервой. Сейчас-сейчас, я уже заканчиваю. Простите, это я не вам, тут очередь к автомату. Как — в милиции?! — дошли, наконец, до него Лёлькины слова.
— Глеб, ждите меня у справочного бюро, я сейчас приеду, через пятнадцать минут! — из последних сил рявкнула в трубку Лёлька, и едва уловила потонувшее в шорохе:
— Хорошо, жду…
Маргарита и Гарик попытались сопровождать Лёльку, но она категорически воспротивилась. Во-первых, смысла в эскорте она не видела, во-вторых ей хотелось спокойно поговорить с Вотиным братом.
Вокзал встретил её гулом и духотой. В зал ожидания пускали только с билетами, и в кассовом зале творилось невообразимая сутолока — провожающие, встречающие, сидящие на чемоданах, стоящие в очередях за билетами. Лёльку в который раз возмутила безропотность людей, которых вынуждали находиться в нечеловеческих условиях, а они воспринимали это как должное. Но рассуждать было некогда, она пробилась к справочному бюро и обнаружила Глеба, задумчиво изучающего расписание поездов.
— Едем к нам, переночуете и спокойно уедете завтра, — предложила она.
— Да зачем мне вас беспокоить? Лучше расскажите, почему Агния в милиции? Когда её отпустят?
— Никакого беспокойства нет, вот увидите, — улыбнулась Лёлька, которой и впрямь было уже все равно – одним постояльцем больше, одним меньше. — А насчет Агнии я и сама хотела бы знать. Мы сегодня пытались устроить мозговой штурм, чтобы понять, кто всё это устраивает.
— Кто это мы?
— А вот, приедем, и увидите.
С этими словами Лёлька потащила Глеба к машине, к которой уже целенаправленно двигался хмурый гаишник, потому что лимузин был припаркован там, где была разрешена только высадка пассажиров. Но они успели раньше, и водитель, облегченно вздохнув, увез их из-под носа разочарованного блюстителя порядка.
Пока они ехали, Лёлька успела вкратце сообщить Глебу о том, что в последнем убийстве подозревают опять Агнию, потом повздыхала и выложила свои мрачные умозаключения о том, что и он как родственник Виталия теперь подвергается смертельной опасности. Глеб присвистнул и задумался. В полумраке салона Лёльке не разглядела на его лице никакого страха, только легкую озабоченность и сомнение. А потом они подъехали к дому и направились к подъезду.
В теплом воздухе пахло распускающейся листвой и чьим-то поздним аппетитным ужином. Лёлька остановилась перед дверью подъезда, стараясь в темноте правильно нажать кнопки на кодовом замке и ожидая знакомого щелчка. Но вместо него раздался громкий скрежет и нарастающий шум. В полном изумлении она замерла, но тут Глеб резко распахнул дверь и, схватив её в охапку, влетел вместе с ней внутрь. Больно ударившись о стену коленом, она не успела даже испугаться или вскрикнуть, как что-то с мерзким грохотом обрушилось позади неё, и в Лельку полетели щепки и осколки. Кашляя в поднявшейся пыли, она звала Глеба, он в ответ тоже принялся кашлять и чертыхаться. Кто-то распахнул внутреннюю дверь, и в скудном свете, попавшем в тамбур, она разглядела Глеба сидящего на полу. Он ощупывал голову и по его пальцам текла кровь.
Начали собираться перепуганные грохотом жильцы, кто-то прибежал с домашними животными и разбуженными детьми на руках.
— Что взорвалось? — спрашивали все друг у друга.
— Скорее на улицу! Сейчас дом рухнет! — кричали особо нервные.
Но выход преграждал завал из какой-то железной конструкции, досок и рухнувшего рифленого металлического козырька. Только двум собачкам удалось пробраться сквозь препятствие и они принялись носиться по двору облаивая подкатившую с пронзительным улюлюканьем милицейскую машину.
Лёльке, которая помогала своему спасителю встать на ноги и отбивалась от наседавших соседей, было видно в свете фар, как озадаченно чешут головы выскочившие из машины милиционеры. Потом они попытались оттащить в сторону искореженную железяку, но она зацепилась за что-то и не поддавалась. Только обрушилось ещё несколько досок.
— Лёлька! — заорала протиснувшаяся сквозь толпу Маргарита. — Ты живая?!
— Вроде, да, — отозвалась Лёлька. — Беги домой, тащи бинты, йод и мокрое полотенце — Глеба зацепило.
— Не нужно, я лучше сам дойду, — отозвался Глеб, отряхиваясь от мусора. — Это просто царапины.
Они попытались пробиться к Маргарите, но возбужденные жильцы все прибывали, и выбраться из тамбура им никак не удавалось.
— Спокойно, граждане! — закричал со двора милиционер. — Разойдитесь по квартирам! Сейчас приедут спасатели и двери разблокируют. Без паники, пожалуйста, вам ничего не угрожает.
— А что случилось-то? — завопили в ответ граждане.
— Ничего страшного – похоже, с крыши ремонтная люлька сорвалась. Пострадавшие с той стороны есть?
— С нашей — нет! Ободрало только слегка, но все живы-здоровы, — отозвался Глеб.
— Тогда дождитесь «скорой», она уже едет!
— Да ладно, мы сами…
— Ну сами, так сами. Мы к вам зайдем поговорить. Вы из какой квартиры? — милиционер
— Из восемьдесят шестой, — ответила Лёлька и вздохнула. Общаться с милицией по несколько раз на дню ей изрядно надоело.
— Ой, не нравилась мне эта люлька, — запричитала старушка в халате и наброшенной на него мужской куртке.— Ремонт вона когда закончился, а эта бандура всё висит и висит, всё скрипит и скрипит. Вот и довиселась. Руки-ноги поотрывать за это надо.
— Ладно, гражданка, вот разберемся, и поотрываем, кому чего надо! — почти весело гаркнул с той стороны милиционер. — Идите чай пить, телевизор смотреть!
Жильцы вняли, наконец, уговорам и, бурно комментируя произошедшее, начали довольно шустро возвращаться к домашним очагам. А Лёльке внезапно стало плохо. Так плохо, что с ней случилась настоящая истерика. Поливая слезами плечо Глеба, она принялась рыдать, пытаясь, что-то втолковать подоспевшей Маргарите. Глеб, стараясь не испачкать кровью Лёлькин плащ, неловко утешал её, поглаживая ладонью по спине. Когда же к ним прорвался Гарик в Лёлькином махровом халате и принялся выгонять всех из тамбура, чтобы непременно сфотографировать последствия катаклизма, Глеб приобнял Лёльку за плечи и почти силой потащил к лифту.
Они ввалились в квартиру, где в компании с Лукашем метался, гремя котылями, вконец изведшийся Олег. Первым делом принялись успокаивать рыдающую Лёльку — Маргарита пыталась споить ей накапанную в стакан валерьянку, Олег — рюмку коньяка, а Гарик рылся в аптечке, выискивая йод и пластырь. Глеба отправили в ванную, выдав ему Лёлькин спортивный костюм – его собственная одежда была покрыта грязью, а в Олеговых шмотках он бы утонул.
Наконец, Лёлька взяла себя в руки, выпила все, что ей предлагалось и дрожащей рукой закурила сигарету.
— А теперь садись и рассказывай! — потребовала Марго.
— Да что рассказывать? Мы только к подъезду подошли, как оно вдруг загрохочет. Если бы не Глеб … Он меня буквально втащил в дверь в последний момент, — Лёлькины губы снова задрожали.
— И что это было, случайность?
— Откуда мне знать? Но я потом сообразила, что могло случиться, если бы нас там было не двое, а четверо… Мы бы просто не успели все в подъезд ввалиться.
— Если ты опять примешься рыдать, то я за себя не ручаюсь, — тряхнула её за плечо Маргарита.
— А вот и я, — появился из ванной Глеб с мокрой головой и обильно смазанной йодом физиономией. — Правда, красавец?
— Ой, ну не фига себе, — спохватилась Лёлька. — И я такой же буду?
— Гарик, может, поищешь зеленки, специально для нашего сыщика? — ухмыльнулся Олег. — С зеленой-то рожицей она на люди не сунется и хоть пару дней дома посидит.
— Не дождетесь! — грянула Лёлька дверью ванной и тут же осеклась — из зеркала над умывальником на неё глянула перекошенная физиономия, покрытая разводами грязи, крови и размазанной косметики. В довершение всего под глазом красовалась приличная ссадина, а кончик носа был поцарапан. Вздохнув, она включила воду и плеснула в неё изрядное количество лавандовой пены.
Вымывшись и облепившись пластырями — кроме всего прочего у неё оказалось ещё и довольно сильно рассажено колено — Лёлька на полусогнутых ногах выползла из ванной как раз когда часы пробили полночь, а в дверь позвонила милиция в лице мрачноватого капитана, комплекцией напоминавшего дедушкин секретер. Капитан желал знать, не слышали ли Глеб с Лёлькой до того, как на них едва не рухнула ремонтная люлька, что-либо подозрительное.
— Может, на крыше кто-нибудь разговаривал или ещё чего?
— Я лично ничего такого не слышала, во дворе вообще никого не было, и никакого шума, что странно — у нас двор не из тихих.
— Не было ничего слышно, — подтвердил Глеб. — Звук телевизоров через форточки можно было разобрать. А с крыши ничего не доносилось.
— Да? — с сомнением переспросил капитан и удалился, откровенно принюхиваясь к запахам, которые источал разогреваемый Маргаритой в духовке ужин.
В очередной раз накрыли на стол. После перенесенного потрясения есть и, особенно, пить хотели все.
Лёлька вяло жевала нечто, подсунутое заботливой подругой, и ощущала, как на неё стремительно надвигается полная апатия. Череда стрессовых ситуаций, перемежаемых распитием спиртных напитков, давала о себе знать, и реальность вдруг как-то расслоилась и стала похожей на торт «Наполеон». Она ещё пыталась сопротивляться и вслушаться в оживленную греческим вином беседу, и даже каким-то образом принять в ней участие, но смысл постоянно терялся, так что ей оставалось только криво улыбаться.
— Э, да ты совсем скисла, подруга, — вглядевшись в эти улыбки, вынес вердикт Олег. — Пора тебе баиньки.
— Пойдем, я тебе постель постелю, — подхватилась Маргарита.
— Да сама я справлюсь, сиди. Без меня сможешь всех тут разложить по спальным местам?
— Ну, это теперь не проблема, я обнаружила, что тут оба кресла раскладываются. А то меня вчера Гарик чуть раскладушкой не убил, когда стаскивал её с антресолей.
— А у меня на антресолях была раскладушка? — удивилась Лёлька и откровенно зевнула.
— Нет, я тебя отконвоирую таки в постель, — Олег бодро взгромоздился на костыли и резво поскакал впереди Лёльки, словно раненый полководец во главе усталой армии. Той ничего не оставалось делать, как сомнамбулически хромать следом — коленка болела все сильнее.
Первое, что она обнаружила, включив свет — клетку с Румбо на своем туалетном столике. Вернее, вначале она, вздрогнув, услышала знакомый вопль: «Зарраза! Трри тррюма карракатиц!!!» Олег почесал в затылке:
— Да, застоялась птичка… Надо было раньше дать ему возможность озвучиться — теперь будет орать, пока свет не погасим. — С этими словами он ухватил клетку одной рукой и, вопия на всю квартиру о необходимости помочь ему эвакуировать крылатого горлопана на кухню, поволок её к двери.
Когда он вернулся, Лёлька спала мертвым сном, упав поверх одеяла. Вздохнув, он достал из шкафа плед, укрыл её, погладил по голове и вернулся к гостям.
Глава 16
Сон, приснившийся Лёльке перед пробуждением, был похож на мексиканский сериал — красиво обставленная гостиная, заполненная людьми – одетыми в пастельных цветов наряды женщинами и мрачноватыми мужчинами в официальных костюмах. Вся эта толпа бродила вокруг Лёльки, облаченной в короткое платье-стрейч, пила коктейли из высоких бокалов и беспрерывно выясняла отношения. Потом появился знойный красавец в жемчужном смокинге, и Лёлька сообразила, что этот тип явился по её душу. Не успела она полюбоваться на экзотического мужчину, как мачо принялся пронзительным голосом требовать от Лёльки взаимности в ответ на его пылкие к ней чувства. Претензии незнакомца были Лёльке непонятны и казались излишне надуманными, но когда она попыталась в изысканных выражениях остановить его излияния, тот выхватил огромный черный пистолет и приставил его к собственному виску. Лёлька не успела завизжать, как красавец нажал на курок. Раздался грохот, мачо рухнул на паркет, дрыгнул ногами и отчетливо произнес: «Вот ёшкин кот!»
Лёлька тоже в панике дрыгнула ногами и проснулась. В полумраке спальни копошилась темная фигура. Вторая покачивалась рядом, скорбно склонившись над ворохом вывалившихся из шкафа вещей.
— Какого лешего? — возмутилась она, пытаясь рассмотреть часы. Но плотно зашторенные окна почти не пропускали света, и различить положение стрелок на циферблате ей не удалось.
— Спи, спи, — пробормотала неустойчивая фигура голосом Олега. — Мы уж тут сами…
— Сколько времени? — подхватилась Лёлька.
— Без пяти восемь. Спи! Рано ещё.
— Какое – спи! Сейчас Арцев явится…
— Уй, черт! Я совсем про него забыла, — ахнула вторая фигура голосом Маргариты.
— А вы тут, собственно, что делаете? — сообразила наконец поинтересоваться Лёлька.
Обе фигуры синхронно пожали плечами и переглянулись.
— У меня где-то была припрятана бутылочка греческого коньяка, — призналась Маргарита.
— Ну, судя по грохоту, её постигла печальная участь, — вздохнула Лёлька, выбираясь из-под пледа и пытаясь разобраться, где зад и где перед у махрового халата, в котором она спала. — И вообще – зачем вам коньяк в восемь часов утра?
— Ну, каждому своё, — философски произнес Олег. — Кому-то в восемь утра требуется прокурор, кому-то – коньяк…
— А вот и нет! — радостно завопила Маргарита и, нырнув куда-то в глубины шкафа, выудила оттуда приличных размеров коробку с изображением кариатиды с виноградной гроздью в руке. — Целехонька!
— Ёлки-палки! – сообразила Лёлька, - да вы, похоже, всю ночь тут без меня не просыхали!
— Мы тихо-мирно общались, пока ты дрыхла, как суслик!
— Погоди, Глебу ведь рано утром нужно было на поезд, - перебила подругу Лёлька.
— Уже не нужно, он решил остаться. Когда Агния ночью вернулась, Глеб …
— Кто вернулся? Анька? Где она, почему меня не разбудили? – Лёлька, распутав наконец-то халат и наступая на собственные тапочки, устремилась на поиски подруги.
Агния с отрешенным видом пила на кухне кофе. Осунувшееся серое лицо, усталый взгляд. Лёлька плюхнулась на табуретку и вопросительно уставилась на неё.
— Ещё немножко, и я рехнусь, — меланхолично пожаловалась Агния. — Стану думать, что я действительно маньячка и убийца.
— Ну да, — с сомнением хмыкнула Лёлька, — маньяки так себя не ведут. Они, как правило, линяют сразу с места событий, а не поднимают крик и визг.
— Значит, я не стандартный маньяк, а окончательно рехнувшийся. Убиваю и сама же ору. Всё у меня не как у людей…
— Ань, я коньяк нашла! — появилась на кухне Марго. — Налить?
— Лей прямо в чашку. И побольше. Хочу напиться и уснуть. И спать долго-долго…
— Хорошо, только сначала расскажи, что в милиции было, — накрыла Лёлька ладонью её чашку.
— А ничего такого, — пробормотала Агния. — Меня полночи эксперты мучили. Черт знает что, даже пылесосом чистили. Искали на мне какие-то частицы. Потом, когда не нашли, отстали. Отпустили под подписку о невыезде, Фомин их там совершенно доконал своим занудством.
Лелька налила воды в турку и поставила её на плиту. Потом вернулась к столу и понаблюдала за процессом уничтожения коньяка. Иначе эту процедуру назвать было просто нельзя — Агния, размешав ложечкой смесь четверти чашки кофе и трех четвертей крепкого напитка, опрокинула в себя полученный коктейль и горестно вздохнула. Потом уселась, подперев щеку кулаком, и принялась ждать результата.
— Тебе тоже налить? — поинтересовалась Марго, доставая рюмки. Но Лёлька отрицательно покачала головой — день сегодня предстоял слишком насыщенным для того, чтобы начинать его с попойки.
— И где ваш прокурорский следователь? — осведомился приковылявший на кухню Олег. — И вообще – почему такие все грустные?
— Где Арцев, не знаю, может опять убили кого-нибудь и он опять трупом любуется, типун мне на язык! А вот куда вы Глеба дели, интересно знать?
— Они с Гариком на крышу полезли. Должны бы уже вернуться, — озабоченно сообщила Маргарита.
— На крышу? — удивилась Лёлька. — Что они на крыше забыли?
— Хотели посмотреть на крепеж вчерашней люльки, — пояснил Олег. — У Глеба есть подозрения, что не просто так она вчера на вас рухнула.
— Ага, кто-то меня вчера сыщиком обзывал, а сами туда же, — ворчливо припомнила Лёлька. — И потом, разве Бигфуту не нужно на работу топать?
— Какая работа в субботу, родная моя? Даже наша безумная редакция по выходным на клюшку запирается.
— Как — суббота? Неужели почти неделя прошла? Меня в издательстве задушат, если я рисунки двенадцатого числа не принесу! — ахнула Лёлька, поперхнувшись кофе. — Нужно срочно, очень срочно работать!
С этими словами она ринулась в комнату, но по дороге чуть не сшибла с ног возвращавшихся в квартиру Глеба и Бигфута.
— Вах, какой энергичный девушка! — взвыл Гарик, дрыгая оттоптанной ногой. — Тебе, красавица, мало одного джигита на костылях, да?
Глебу посчастливилось вовремя увернуться и без травм прошмыгнуть на кухню, где Маргарита наделила его рюмкой коньяка и чашкой кофе. Олег и Гарик немедленно потребовали себе точно такой же завтрак.
Лёлька, не обращая внимания на гул голосов, доносящихся из кухни, и сварливые крики и комментарии Румбо, разложила у окна этюдник и, закрепив на нем подрамник с ватманом, принялась лихорадочно набрасывать мягким карандашом рисунок. Хорошо, что обложку она нарисовала уже недели две назад, да и большие иллюстрации были уже готовы, так что оставалось сделать те картинки, которые будут размещены непосредственно на страницах с текстом. Примерный макет книжки она уже знала наизусть, поэтому вопросов никаких не было – черный котенок в соломенной шляпе, гоняющийся за бабочкой, потом тот же котенок уже без шляпки на заборе на фоне подсолнухов, три утенка в полосатых купальниках, бегущие по тропинке, и рыжий щенок, спящий среди ромашек и васильков. Книжка была про лето в деревне.
Никогда ещё Лёлька не рисовала с такой скоростью. Машинально пририсовывала кузнечиков, божьих коровок, вьюнок с лиловыми колокольчиками на заборе. Добавляла блеску в зеленые кошачьи глазки, а сама всё думала, думала. Родственные связи Воти, более-менее проясненные, вдруг снова вызвали у неё сомнения — каким боком тут все-таки привязаны Сергей Соболь и его семья? Слишком слабая у неё аргументация — слова Валентины, упоминание Виталия о ещё одной дочери и непонятный анализ Сержа. А что, если всё совсем не так, и она построила заключения неверно?
Лёлька ухватила ещё один лист и на нем в центре изобразила кружочек с надписью «Виталий», от него потянулись стрелки к другим кружкам — «Глеб», «Катька». От Катьки стрелки к Зинаиде, Ксюше, Роману. Вскоре бумага покрылась странным орнаментом. Пришлось взяться за цветные фломастеры и выкрасить все родственные связи, иначе не понять. Так, теперь пунктиром показать то, что под вопросом – Юля, Валентина, Серж. Добавим сюда неизвестного де Верне-Собаля и такого же неизвестного гражданина Валинчука. Гогуа и родителей Ксении и Романа пририсуем к Зинаиде… И где-то в этой паутине затаился неизвестный убийца.
Тут Лелька громко выругалась и хлопнула себя по лбу.
— Каррамба! — немедленно отозвался попугай и констатировал: — Прридурки!
— Похоже, ты прав, — буркнула Лёлька. — Я не учла одного — все это может быть привязано совсем не к Виталию, а к любому из родственничков Зинаиды, или к Сержу Соболю… Особенно к последнему. Ведь убийца имел перед глазами четкую картину — кого нужно убить. И ему неважно было, с кого начинать. Черт возьми, но тогда мне никогда в жизни не разобраться в этой каше…
Она машинально пририсовала к кружочку «Лопухов-Люцифер» стрелку и указатель «Сатанисты», Пименову и Гогуа добавила пару кружочков со знаками вопросов и вздохнула. Лезть в криминальные структуры очень не хотелось… Да и не похоже всё это на «братков», особенно отсутствие огнестрельного оружия. Те бы точно душить не стали, у них пистолетов и патронов хватает, чтобы ручки не утруждать. Нет, тут или кто-то свой орудует с неизвестными пока целями, или некто со стороны чего-то добивается.
— Ого, какая познавательная книжка получается, — воскликнул незаметно подкравшийся Гарик. Лёлька вздрогнула:
— Хочешь мня заикой сделать?!
— Нет, просто интересуюсь твоим искусством, Лёля-джан. Между прочим, наглядно вышло, очень даже наглядно. Но не хватает ещё одного кружочка…
— Это какого?
Гарик взял у неё из рук синий фломастер и на свободном местечке изобразил нечто вроде кривоватого овала, внутри которого написал «Лёлька».
— Вот так. Потому что вчера эту железную дуру хотели сбросить именно на тебя. Мы с Глебом только что на зуб эти чертовы тросы не попробовали – их точно обрубили, там на деревяшке, которую под крепеж подкладывали, даже след удара топором остался. И учти, нам это сильно не нравится. Всем, но особенно Олегу.
— Интересно, с чего вы взяли, что именно на меня, а не на Глеба, например? — поинтересовалась Лёлька, почувствовав, как у неё слабеют коленки. События вчерашнего вечера, уже успевшие слегка поблекнуть в памяти, вдруг снова вернулись ощущением гулкого страха.
— А мы тут дедукцией занимались под коньячок-с. И вот что вышло. Этот тип не мог успеть покуситься на Глеба — он ведь уехал на вокзал. Даже если за ним следили, то опередить вас, залезть на крышу с топором и обрубить тросы не успели бы — вы ведь с вокзала мчались без остановок, так что обогнать вас и забежать вперед было невозможно. Так?
— Ну, так, — согласилась Лёлька. — Это если они наш телефонный разговор не подслушивали.
— А даже если и подслушивали, ты по телефону говорила, что Глеба сюда привезешь?
— Нет, вроде бы…
— Не вроде бы, а точно! Глеб хорошо разговор ваш помнит. Ты примчалась на вокзал, сгребла его в охапку и привезла сюда быстрей поросячьего визга. И тут же вам на голову попытались обрушить железяку с крыши. Теперь поняла?
— Гарик, а ты заметил, что мы теперь говорим о злодеях во множественном числе? Если представить, что их двое, и один – на крыше сидит с мобильником, а другой за Глебом следит тоже с мобильником…
— Логика у тебя хромает. Зачем кому-то сидеть на твоей крыше, если они за Глебом следят? Даже если засекли, что вы в машину сели, то не факт, что поедите к тебе домой – могли к Агнии поехать. Или в милицию, или в гостиницу. Могли ведь?
— Могли, — со вздохом согласилась Лёлька.
— А кроме того, зачем так все усложнять? Если бы охотились за братом Виталия, то проще всего было его на вокзале куда-нибудь заманить и пристукнуть, там такое творится, что никто бы и не заметил – кто, кого, куда… Так что по всему выходит, что хотели жизни лишить именно Елену Туманову, которая влезла в эту историю по уши. Следили за нею, видели, что куда-то поехала, рассчитали, что должна вскоре вернуться и устроили такой вот сюрприз ей на голову.
— Всё равно не поняла. Зачем кому-то понадобилось меня по крыльцу размазывать, я же не родственник ни Виталию, ни кому-то ещё в этой истории?
— Ага! Дошло наконец-то! Теперь думай, красавица, до чего ты такого докопалась, что стала опасна? Других поводов для твоего устранения, сама понимаешь, нет.
— Бигфут, миленький, я же вам вчера всё рассказала!
— Точно всё? Ничего не упустила или не замолчала в силу неких причин?
— Ёлки, Гарик, ну разве я не понимаю, что речь идет об убийстве? И уже не об одном. Я даже о тайной двери между Анькиными квартирами рассказала!
— Тоже мне – тайна! — фыркнул Бигфут. — Можно подумать, что Агния — Эдмон Дантес, и от тайны этого шкафа зависит её жизнь и свобода.
— До убийства Зинаиды так оно и было. Этот нож, перекочевавший из одной кухни в другую, потерянный ключ и то, что убийца ждал возвращения Агнии и Воти в прихожей именно той квартиры, наводило на определенные мысли. — Лёлька пожала плечами.
— Да, но что изменилось? И сейчас наводит. Убийца наверняка не раз бывал у Аньки дома, знает там все ходы-выходы и даже кухонную утварь. И вполне возможно, что исчезновение ключа – его рук дело, — тут на бородатом лице Гарика отразилась растерянность.
— Дьявол! — заорала Лёлька. — О втором замке я не подумала! Его тоже нужно срочно поменять. Иначе в Анькину квартиру вход для убийцы открыт в любое время дня и ночи!
— Тогда уж оба замка менять надо, — пробурчал Бигфут. — Кто мог ему помешать снова войти оттуда и сделать слепок с ключа от нового замка?
— Мама моя… — Лёлька рухнула, наконец на стул и задумалась. — А зачем ему это? Шайка-лейка отмытых Баськой компьютерных придурков убийце явно не нужна, иначе от них давно бы только рожки да ножки остались. Но Агнии туда возвращаться нельзя, это опасно! Мы же не знаем, ради чего он всех убивает, поэтому давать ему хоть малейший шанс ни в коем случае недопустимо. Что, если его цель — Агния?
— Ну, это вряд ли, слишком затейливой дорогой он идет… — При чем тут тогда Юля Соболь, Катька и Валентина? Но зато у меня появилась идея. Не надо менять замок, надо, наоборот, устроить там засаду!
— Гарик, ну что ты говоришь? Какую засаду и зачем? — округлила Лёлька глаза.
— Лёлька, я гений! Мы этого гада обязательно поймаем! — всплеснул волосатыми лапами Бигфут и помчался на кухню. Лёльке пришлось последовать за ним. Рисунки опять остались незаконченными.
Попугай, до этого внимательнейшим образом слушавший разговор, перевернулся на жердочке вниз головой, потряс хохолком и мрачно констатировал:
— Брред…
Для шести человек даже Лёлькина довольно по современным меркам просторная кухня была явно маловата. Особенно если учитывать то, что часть стола занимала мирно дремлющая, положив голову на руки, Агния. Олег, с комфортом устроился на подоконнике, водрузив загипсованную ногу на костыли, Маргарита сидела на табуретке между плитой и столом, Глеб – в уголке у холодильника, но остальным никаких удобств не светило.
— Так, Аньку быстренько уложили дрыхнуть в человеческих условиях, остальным — остаться на оперативное совещание! — скомандовал Гарик, которому явно не терпелось ознакомить всех со своей грандиозной идеей.
— Может, в комнату переползем? Там как-то попросторнее, — предложил Олег.
— Хорошо, пошли туда, только Румбо накройте чем-нибудь, чтобы Агнию своим ором не будил, — согласился Бигфут.
Маргарита и Лёлька подхватили вяло шевелящуюся с закрытыми глазами подругу и увели её в спальню. Агния добилась желаемого — она уснула мертвым сном, едва голова коснулась подушки. После пережитого за последние дни это был самый лучший выход. Потом Лёлька переоделась, сняв наконец халат, и облачившись в привычные джинсы и футболку. Хорошо бы ещё умыться… Да и до косметики добраться не помешало бы — такой физиономии явно требуется крем-пудра. Причем, толстым слоем.
Разглядывая царапины в зеркале, Лёлька вздохнула. Если в полумраке зашторенной комнаты она выглядит так колоритно, то при свете дня это наверняка нечто…
— Лёльк, да не сопи ты так, через неделю и следов не останется. Ну, подумаешь — ободрало маленько, зато жива осталась, — Маргарита откопала в шкафу одеяние, напоминающее бурнус, расшитый лиловыми шелковыми цветами и критически рассматривала его, размышляя, не придать ли обществу некоторой экзотичности, явившись в этом балахоне. — И, знаешь, как только поймают эту сволочь, я хватаю тебя и Аньку и, не слушая никаких возражений, везу в Питер отвлекаться и развлекаться.
— Не выйдет, — вздохнула Лёлька, — Олег и работа… Не смогу я всё бросить. И потом, у меня ощущение, что я так и буду ловить убийц до конца дней своих.
— Лёль, тебя к телефону, — поскребся в дверь Бигфут.
Полуодетая Марго спряталась за дверцу шкафа, а Лёлька сцапала трубку, надеясь, что это звонит Арцев.
Но это была Ванда. Разговор с женой брата всегда был для Лёльки сущим мучением, потому что пока Ванда произносила одно слово, Лёлька успевала выпалить не меньше десятка. Такой диссонанс приводил к тому, что через четверть часа беседы обе переставали понимать друг друга и заходили в тупик.
— Привет, Лена,— голос Ванды звучал как никогда томно. — Ты не знаешь, где Гошик?
— А зачем он тебе? — начала закипать Лёлька, ненавидевшая, когда её называли Леной.
— Просто я звоню ему, чтобы завезти детей, а телефон не отвечает. А у меня самолет через три часа.
— И куда ты летишь? — Лёлька старалась говорить спокойно и неторопливо. При этом физиономия у неё стала такой, что Маргарита, замерла, округлив в изумлении рот.
— Мы решили провести уик-энд на Канарах, — жеманно сообщила Ванда. — Пусик обожает Канары.
— О, тогда тебе повезло, — в голосе Лёльки зазвучал елейный кипяток. — Гошик со своей новой пассией тоже на Канарах. Думаю, он будет рад, если ты привезешь детей туда.
— С кем? — Не поняла Ванда. — Где?
— Гошик улетел позавчера на Канарские острова отдохнуть на недельку. Естественно, не один. Так что у вас получится чудесный уик-энд, — проворковала Лёлька. — Вы, они и дети – идиллия!
— Ты уверена? — кажется, впервые в жизни, Ванда казалась озадаченной. — А может, все-таки, завести Арни и Слая к тебе?
— Извини, Ванда, но у меня сейчас обитает шесть человек и попугай. А кроме того, за мной охотится убийца, — тут Лёлька снизила голос до трагического шепота. — Так что, сама понимаешь, рисковать детьми никак нельзя.
— Убийца? — пролепетала Ванда. — Какой убийца?
— Ох, если бы я знала, какой, — драматично вздохнула Лёлька. — Так что даже не знаю, застанешь ли ты меня в живых после уик-энда… В общем, бери близнецов и увози их от меня подальше — на солнышко, на пляж. И поцелуй их от меня, пожалуйста!
— Ладно, — простонала Ванда, уже совершенно ничего не соображая, и отключилась.
Лёлька швырнула трубку на тумбочку и закатила глаза.
— Слышала? Похоже, мой братец скоро станет отцом-одиночкой, потому что новому Пусику его женушки дети мешают летать на Канарские острова. Я всегда подозревала, что Ванда тупая эгоистка, но чтобы настолько!..
— Лёлька, а насчет убийцы ты просто хотела её напугать? — Маргарита озабоченно взяла трубку и нажала на кнопку отключения связи.
— Маргош, я, если честно, сама не знаю. Гарик убежден, что вчера прибить хотели именно меня. А я просто не знаю, что думать. Кстати, они нас там ждут, пошли.
Но тут запищал телефон. «Если это снова Ванда – убью!» — подумала Лёлька.
— Елена Викторовна? — послушался в трубке слегка раздраженный голос Арцева. — Прошу извинить, что не смог приехать к восьми, как договаривались — были причины. Если не возражаете, я появлюсь у вас через час. Нам нужно обязательно поговорить.
— Ну как я могу возражать? — Лёлька была сама любезность.
— Тогда до встречи.
Несчастная трубка опять полетела на тумбочку.
— Ты что, никогда не отключаешь телефон? — Маргарита укоризненно покачала головой и снова нажала на кнопку. — Ну так почтит нас прокуратура своим присутствием?
— Явится через час. До этого мне надо успокоиться, а то опять ему нахамлю…
— Да уж, у вас с Арцевым просто какая-то аллергия друг на друга… — Марго не успела договорить, как трубка в её руках пискнула. — Алё! Доброе утро, Марина Евдокимовна. Да, она тут, даю.
Лёлька тихо чертыхнулась — как она не подумала, что Ванда после их разговора непременно позвонит свекрови и сообщит той про убийцу, открывшего охоту на её дочь? Ей стоило больших усилий убедить мать, что она жива, здорова, никто ей не угрожает, а Ванда, как всегда, всё перепутала.
— И попробуй только ещё раз нажать на эту чертову кнопку, — фыркнула Лёлька, потрясая исходящей короткими гудками трубкой.
— Какого лешего вы устроили базар над моим телом? — проворчала Агния, переворачиваясь на другой бок. — Нет от вас никакого покоя!
— Вас ещё долго ждать? — поинтересовался Олег, приоткрывая дверь. — Кстати, кофе уже остыл.
— Короче, так, — поблескивая черными глазками заявил Гарик, когда они вернулись в комнату. — В связи с тем, что у тебя тут тесновато шестерым обретаться, мы с Глебом решили переселиться временно к Аньке.
— Это и есть твоя гениальная идея? — немедленно сообразила Лёлька.
— Ага, мы там устроим засаду, и в нужный момент накроем гада.
— А ты уверен, что гад явится туда? — заинтересовалась Маргарита.
— Всенепременнейше! Потому что мы распустим слух, что Виталий оставил завещание, и оно лежит у Агнии в сейфе. Убийца просто обязан будет попытаться его украсть.
— И откуда появилось это завещание? Ведь Перетищенко всё перерыл, ища его. И у Агнии наверняка следователь спрашивал.
— А вот в этом главная интрига! — всплеснул Бигфут волосатыми руками. — Завещание привез Глеб! Ну, на самом деле, он ничего не привез, нет у него никакого завещания. Но ведь могло быть так, что Виталий написал такую бумагу и отвез на хранение брату? Могло! Вот пусть и думают, что теперь она лежит в сейфе Агии. Кстати, у неё сейф есть?
— Если честно, то я не видела, — призналась Лёлька. — Сейчас попробую узнать.
На вопрос о сейфе Агния только отрицательно потрясла с трудом оторванной от подушки головой и пробурчала нечто о садистах, которые не дают ей спать.
— Нет у неё никакого сейфа!
— Нет, так будет, пожал плечами Бигфут, — сейчас позвоню в «Цербер» — мигом установят. Где телефон?
Лёлька молча протянула ему трубку и налила себе действительно успевшего изрядно остыть кофе.
— А почему он у тебя не отключен? Мне Вася должен позвонить насчет этого твоего Валинчука — я его с утра пораньше озадачил.
— Бедный Вася, — вздохнула Лёлька.
Вася был стажером в редакции, и Гарик как его непосредственный руководитель эксплуатировал беднягу нещадно. Прославлен Вася был чрезвычайной обстоятельностью и неторопливостью, и рядом с шустрым и неутомимым Гариком выглядел, как сенбернар рядом с фокстерьером. Тем более, что и габариты соответствовали – весил Вася центнера полтора, а макушкой доставал до притолоки. Но уж если ему поручали сделать что-то, то можно было быть уверенным – Вася будет упорен и методичен, как кувалда, и результата добьется не тем, так другим способом. Единственным Васиным недостатком было полное игнорирование понятие «срочно» - делать что-то быстрее, чем он всегда делал, Вася просто не мог.
— Кстати, Гарик, — поинтересовался Олег, — а ты уверен, что вам удастся справиться с этим типом, если он появится? Судя по всему, он полный псих, а значит, опасен.
— Думаю, что удастся, — неожиданно заговорил молчаливый Глеб. — Хотя всё это попахивает авантюрой, но смысл попробовать поймать его на живца есть.
— Что значит — на живца? — быстро спросила Маргарита.
— Это значит, что нужно растрезвонить где только можно, что в завещании якобы написано, что Виталий всё завещал Глебу, — сообщил Гарик, набирая номер. — Тогда преступнику ничего не останется, как… Алло, Максим? Привет! Тут такая проблема…
— Даже не думайте! — подскочила Лёлька, но Бигфут замахал руками и, продолжая бубнить в трубку, быстренько скрылся в направлении кухни.
— Да не волнуйтесь вы так, Лёля, — усмехнулся Глеб. — Сами же говорили, что убийца хочет истребить всех родственников Виталия. Так мы его просто немного… простимулируем. Пусть получит конкретную цель и попробует с ней справиться. А за меня не бойтесь, поверьте, я умею постоять за себя.
— И я сумею, — провозгласил Гарик, возвращаясь с довольным видом. — Сейчас быстренько едем ко мне за газовым пистолетом и сразу к Агнии, через час парни Макса привезут туда сейф — дали попользоваться на время. Лёль, ключи от места засады у тебя есть, или Аньку опять будить придется?
— Не дам я вам ключи, авантюристы! Вам — развлечение, а я лично уже два трупа видела, и больше не хочу!
— Не спорь, женщина! Если два отважных воина решили выследить подлого шакала, то ничто не сможет их остановить!
— Лёльк, да пусть их. Посидят там, пивка попьют, — встряла Маргарита. — Тем более, с пистолетом…
— Вот это-то меня больше всего и пугает, что с пистолетом. А там ещё троица ненормальных обитает – Лёва с друзьями, да кот с питоном. В общем, предчувствия у меня самые поганые…
— Лёля, а если я вам скажу, что беру ответственность на себя? — улыбнулся, вставая и потягиваясь Глеб. — Я, правда, недолго в спецназовцах ходил, но кое-что из боевой подготовки помню.
Лёлька и Маргарита вытаращили глаза — щуплая фигура Глеба никак не соответствовала их представлению об образе спецназовца – амбала в черной маске. Да и Олег с Гариком откровенно удивились.
— Я, когда наше монтажное управление в начале девяностых разогнали, никуда на работу не мог устроиться, вот и вспомнил про своё каратэ, — пояснил Глеб. — Так что оттрубил четыре года в СОБРе, как их теперь называют. А потом опять в монтажники подался, надоела эта свистопляска. Я по ночам спать люблю, а не с автоматом бегать.
— И ты считаешь, что действительно есть шанс накрыть преступника в квартире Агнии? — спросил Олег, подумав.
— А почему нет? Сейчас слишком много версий происходящего — непонятно, что убийце нужно, мотив неясен. Так что, ждать, пока он ещё кого-то укокошит? Пусть уж лучше на меня нацелится.
— Лёль, дай им ключи, раз такое дело. Вот только не понимаю, как преступник узнает о мнимом завещании? Об этом вы подумали? Мы, конечно, можем тиснуть в газете провокационную заметочку. Но это только в понедельник. А до этого?
— А до этого… — Гарик задумчиво почесал горбатый нос. — О, придумал! Олег, у тебя телефончик Розочки Мыриной есть под рукой?
— Желтой Розы? Где-то был… Гарик, ты действительно гений! — Олег поскакал в прихожую за блокнотом, лежащим в кармане куртки.
Роза Мырина, когда-то работавшая в газете вместе с Олегом и Гариком, была создательницей и владелицей радиостанции «Нон-стоп», вещавшей и крутившей музыку в городском эфире круглосуточно без перерыва. Отвязные мальчики и девочки — ведущие радиостанции, как заведенные, мололи языками, передавая всевозможные новости, сплетни, поздравляя именинников или просто рассказывая анекдоты, и отдыхали только когда включалась очередная попсовая песенка. «Радио Нон-стоп», несмотря на его откровенную барахольность, слушала половина городского населения, так что лучшего способа для распространения дезинформации и придумать было нельзя.
Через пару минут Бигфут опять скрылся с телефоном на кухне и принялся там что-то мурлыкать и хихикать.
— Всё в порядке! — сообщил он, вернувшись. — Информация о таинственном наследнике с указанием, что он в данное время обитает у невесты покойного брата, будет крутиться по радио в каждом выпуске местных новостей. Так что надо спешить, а то мерзавец успеет прискакать туда раньше нас!
Тут Бигфут подхватил Глеба, и грянув песню: «Глеб Жеглов и Володя Шарапов…», организаторы засады моментально испарились.
— Интересно, как они, заехав за пистолетом, отобьются от Гариковой бабушки? — задумчиво пробормотала Маргарита.
Глава 17
Следователь прокуратуры Арсений Петрович явился в Лёлькину квартиру, словно пятый всадник Апокалипсиса. Таким свирепым он предстал перед подругами впервые. Мрачный взгляд усталых глаз и сердито сжатые губы произвели впечатление даже на Олега, который пробормотав: «М-да…», поспешил ретироваться в ванную. Похоже, у него сработал рефлекс, закрепившийся с прошлого визита Арцева.
Маргарита, схватив кофейник, исчезла на кухне, а Лёлька поскорее усадила Арсения Петровича в кресло, где он, вроде бы, стал выглядеть не так грозно и слегка расслабился. Даже попугай вел себя прилично, и только ворчал что-то, грызя ванильную сушку, каким-то образом попавшую к нему в клетку.
— Елена Викторовна, — помолчав, начал гость. — Что произошло вчера вечером? Учтите, я видел металлолом около вашего подъезда и успел уже позвонить в райотдел. Мне сказали, что вы едва не погибли.
— Ну, ёлки-палки… — расстроилась Лёлька. — Да ничего особенного – случайно упала ремонтная люлька, никто не пострадал, так что всё в порядке.
— Случайно, говорите? А я, между прочим, сейчас видел перерубленные тросы. Очень, знаете ли, хорошо видно, что они не сами оборвались! Наверняка и вы понимаете, что играете в опасные игры. В очень опасные!
— Да ни во что я не играю! — Лёлька тоже решила рассердиться. — Если бы наша доблестная милиция умела раскрывать убийства, то я бы сидела себе тихонько, как мышка.
— Елена Викторовна, я не собираюсь всякий раз объяснять вам, что раскрытие преступлений — дело сложное, и им должны заниматься профессионалы. А дилетанты, путающиеся у них под ногами, мало того, что мешают этим профессионалам, так ещё и рискуют заработать неприятности на свою голову. — Следователь многозначительно посмотрел на ободранную Лёлькину физиономию.
— Арсений Петрович, мы с вами на эту тему уже говорили. И мне казалось, что договорились. Я не лезу в ваши дела, но пытаться понять, что же случилось в доме моей подруги, вы мне запретить не можете.
— Черт побери! Иногда у меня возникает огромное желание задержать вас на семьдесят два часа, чтобы быть уверенным, что вы не сунете свой нос в неподходящее место в неподходящее время! И сейчас у меня есть формальный повод для этого.
— Какой повод? — обалдела Лёлька. — Вы арестуете меня за то, что меня чуть не пришибло дурацкой люлькой?
— Нет, задержу по подозрению в убийстве! — грохнул Арцев кулаком по подлокотнику кресла так, что попугай всполошенно взлетел на жердочку и там замер, вытянув шею.
Следователь вскочил и принялся бегать по комнате, лавируя между стульями. В течение следующих десяти минут Лёлька услышала историю, которая совершенно ошарашила её.
Вчера вечером в травматологическое отделение городской больницы явилась девушка, представившаяся Еленой Викторовной Тумановой — в журнале посещений записано, что приходила она к Валентине Семеновне Соболь, поступившей днем с переломом ноги, множественными ушибами и легким сотрясением мозга. Пострадавшая на тот момент крепко спала под воздействием снотворного. Но посетительница всё равно прошла в палату и просидела у постели Соболь минут пять, разглядывая висящую на растяжке загипсованную ногу спящей дамы. Её видели дежурная на посту отделения и соседка Соболь по палате пенсионерка Митрохина Пелагея Ивановна. Обе хорошо запомнили рыжие кудрявые волосы гражданки Тумановой.
— Но я не была в больнице! — возмутилась Лёлька. — У меня куча свидетелей, с которыми я провела весь вечер!
— Слушайте дальше! — рявкнул Арсений Петрович.
Рано утром санитарка Васильева пришла мыть палату, в которой лежали Митрохина и Соболь. Пелагея Ивановна проснулась и пошла умываться, а актриса продолжала мирно спать. Возя шваброй по полу, санитарка неосторожно зацепила тумбочку у кровати Соболь, и та открылась. В тумбочке стояла бутылка водки «Гжелка». Санитарка рассердилась. Заведующий травматологическим отделением жестко боролся с распитием спиртных напитков на подведомственной территории, а тут такое вопиющее нарушение сухого закона!
Подумав, Васильева не стала поднимать шум и сообщать начальству, а просто вытащила бутылку и унесла её в коморку, где хранился уборочный инвентарь, решив отругать пациентку, когда та проснется. Закончив уборку, санитарка взяла «Гжелку» и отправилась с нею в патологоанатомическое отделение к Коваленко Сергею Михайловичу, которому была должна двести рублей. У Коваленко как раз закончилась ночная смена — он работал ночным санитаром в морге — и он согласился взять водку в погашение четверти суммы долга, пообещав не пить на рабочем месте, а сделать это дома.
Но обещание своё Сергей Михайлович не сдержал: когда его примерно через полчаса нашли лежащим на полу в прозекторской, бутылка оказалась на треть пустой. Рядом с телом лежала разбитая мензурка. Коваленко скончался от отравления. В настоящее время остатки водки отправлены на экспертизу, но по всем признакам очень похоже, что в ней содержался цианид – уж больно характерно выглядел труп.
Услышав о смерти Коваленка, санитарка, которую несколько человек видели входящей в двери морга и выходящей оттуда, перепугалась до полусмерти и тут же созналась, откуда появилась проклятая водка. Точно установлено, что при поступлении травмированной Валентины Семёновны Соболь в больницу при ней никаких бутылок, кроме пустой плоской фляжки с запахом коньяка, не было. Фляжка находится на больничном складе вместе с остальными вещами пациентки.
Так что теперь в убийстве гражданина Коваленко и покушении на убийство гражданки Соболь подозревается некая Туманова Елена Викторовна, имевшая отличную возможность во время вчерашнего посещения больницы оставить в тумбочке бутылку с отравленной водкой.
Сказать, что Лёлька была потрясена, значит ни чего не сказать. Она сидела с отвисшей челюстью. Возможность оказаться за решеткой её не пугала — вчера вечером она действительно ни на минуту не оставалась одна. Её потрясло то, что она практически точно предсказала действия убийцы, только с методом ошиблась. Валентину спасло чудо. Если бы она проснулась пораньше и заглянула в тумбочку, то непременно приложилась бы к бутылке — после вчерашнего пьяного стресса похмелье у неё наверняка жуткое.
Но ещё больше Лёльку поразило то, что у убийцы, оказывается, есть помощница. Если на Юлю напал мужчина, а в больницу наведалась девица, то, значит, их двое! А, возможно, их целая шайка! И это означает, что все их предыдущие умозаключения об убийце – дилетанте и одиночке попадают под большое сомнение.
— И что вы на это скажете? — грозно вопросил прокурор, удовлетворенный Лёлькиной реакцией.
— Скажу, что в больнице вчера я не была, и это факт. Но то, что Валентина Соболь может стать следующей жертвой, мне в голову приходило, — призналась Лёлька. — И если бы меня не убедили, что я страдаю мнительностью, то вчера я бы к ней поехала. Но потом всё так завертелось с падением этой чертовой железяки, что я и думать забыла про Валентину. А ведь если бы поехала… Да и вы, между прочим, могли бы подумать о том, чтобы поставить охрану у палаты!
— Вы считаете, что у нас неограниченные возможности, и мы можем охранять всех, кто имеет отношение к этому делу? — в голосе Арцева прозвучало раздраженное удивление. — Но теперь я приложу все усилия, чтобы приставить к вам пару человек, надо же хоть как-то ограничить вашу немыслимую активность.
Тут следователь покосился на дверь, за которой, вне всяких сомнений, их подслушивала Маргарита, или журналист Сагайдаченко, или сразу оба. Уж больно подозрительная тишина там царила.
Лёлька задумчиво таращилась на Арцева, размышляя, пугает ли он её, или действительно собрался навязать на её голову каких-то типов, которые с каменными физиономиями будут бродить за ней следом или путаться под ногами в самые неподходящие моменты. Но прийти к какому-либо выводу она не успела — зазвонил телефон.
— Здравствуйте, Гарри Аванесовича можно? — послышался в трубке вежливый бас.
— Вася? — обрадовалась Лёлька, одновременно пытаясь сообразить, как построить разговор, чтобы вредный Арцев не понял его смысла. — Васенька ты где? В школу собираешься? Дяди Гарика сейчас нет. Он просил, чтобы ты рассказал мне насчет бабушки, а я ему передам.
— Насчет бабушки? — заторможенно изумился на том конце провода Вася.
— Да, Васенька, насчет бабы Вали. Дядя Гарик просил узнать! — бодро тараторила Лёлька. — Ну, что, вспомнил?
— А-а-а! — дошло, наконец до Васи. — Это конспирация?
— Именно, Вася! Она самая! — Лёлька старалась говорить как можно безмятежнее. К счастью, в этот момент в комнату вплыла Марго с кофейным подносом, и Арсений Петрович всё внимание обратил на неё.
— Лёль, это ты? — проявил Вася чудеса сообразительности.
— Я, я! — едва не заскрежетала зубами Лёлька. — Так что там насчет бабушки?
— Тогда записывай!
— Говори, я запомню. — Ну не пускаться же в объяснения, почему писать в этот момент ей никак было нельзя.
— Валинчук Григорий Петрович, адвокат, имеет собственную контору по адресу: улица Павших в борьбе, дом восемнадцать, офис пять. Телефон двенадцать пятнадцать семнадцать. Запомнишь?
— Да, Вася, спасибо. Умница! Я всё передам дяде Гарику.
— Хе! Баба Валя! Ну вы там, блин, даёте, — хмыкнул Вася. — Привет дяде Гарику и дяде Олежику! Ушел в школу, конец связи.
— Пока, Васенька, — пробормотала Лёлька в трубку и покосилась на Арцева — не заподозрил ли он чего.
— У ребенка задержка психического развития? — поинтересовался следователь, кроша на тарелочке печенье.
— Да, что-то вроде того.
— То-то я гляжу, он как собственную бабушку зовут не помнит, — ухмыльнулся Арсений Петрович. — И где живет баба Валя?
На проницательность Арцева Лёлька отреагировала хладнокровно и коварно: не моргнув глазом, она отчеканила адрес Гарика, который отлично запомнила ещё с прошлогодней пирушки по случаю дня рождения Бигфута. Уникальный адрес забыть было невозможно – Милицейский проезд, 13 –13. Гарик ужасно им гордился, сожалея только об одном: что живет в переулке, а не в тупике.
Арсений Петрович, вздернул бровь и задумался. Значит, наверняка проверит, что за бабушка по такому оригинальному адресу обитает. Лёлька отвернулась, чтобы скрыть злорадную усмешку, представив, как встретит гостей дотошная армянская старушка. Жаль, не удастся присутствовать.
Маргарита тем временем невозмутимо собрала со стола чашки, оставшиеся ещё с завтрака и скромно удалилась. Лёлька тем временем соорудила на лице мину «овечка, невинная во всех отношениях» и ждала продолжения разговора, сгорая от желания поскорее выпроводить Арцева и отправиться к Валинчуку. Несмотря на то, что была суббота, она все-таки надеялась, что адвоката удастся застать в его офисе. Но Арсений Петрович всем своим видом демонстрировал, что обосновался в кресле надолго, и разговор ещё далеко не окончен.
Однако, ничего принципиально нового Лёлька больше не услышала. Ясно было, что если следователь и владел какой-то свежей информацией, выкладывать он её не собирался. Так что все их пикировки крутились вокруг одного и того же — не следует барышне лезть в расследования, норовя нарваться на неприятности как от преступников, так и от правоохранительных органов. Лёлька, которая вначале ещё подумывала, что возможно стоит намекнуть этим самым органам про непонятные связи между медицинскими анализами Сергея Соболя и происходящими событиями, окончательно разозлилась и решила молчать. Небось опять Арсений Петрович скажет, что она дилетант и приплетает к делу непонятно что. Вообще-то, Лёльке, по здравом размышлении, и самой казалось, что она полезла куда-то не туда, но все знаменитые сыщики доверяли своей интуиции, а значит и ей надо. Правда, она была не совсем уверена, что это именно интуиция, а не упрямое желание идти непроторенной тропой, но другой у неё все равно не было.
Кончилось всё традиционно: Арцеву позвонили, и он умчался, что-то раздраженно бормоча в мобильник. Лёлька вздохнула с облегчением. Ну никак у неё не получался контакт с этим ужасным типом. Такая демонстративная самонадеянность и желание всеми командовать всегда её раздражали. А она, очевидно, в свою очередь раздражала Арсения Петровича, и поделать что-то с этим обстоятельством было уже невозможно. Хотя, казалось бы — цель у них одна, и делить им абсолютно нечего.
На этот раз следовать за Арцевым у Лёльки не было ни малейшего желания. Она ещё раз глубоко вздохнула и несколько секунд сидела, закрыв глаза. Потом выдохнула, и тут появились Марго и Олег. На их физиономиях читалось явное облегчение. Лёлька даже удивилась: ну, она-то понятно, а они чего маются?
— Слушай, ещё бы немного, и между вами с этим типом вольтова дуга вспыхнула. Чего это вы тут так зубами скрежетали? — осторожно поинтересовалась Марго.
Олег ничего не спросил, только подпрыгал к креслу, уселся и вопросительно уставился на Лёльку.
— Ничего, всё как всегда. Арсений Петрович сообщил мне, что я пыталась отравить цианистым калием Валентину Соболь, но благодаря бдительной уборщице мне удалось прикончить только санитара из морга. Какая досада…
— Шутишь? — хором ахнули Маргарита с Олегом.
— Пытаюсь. Хотя про отравление — истинная правда. Санитар выпил водку, предназначавшуюся Валентине, и отдал концы.
— А при чем тут ты?
— Так вроде как я эту самую водку вчера вечером в тумбочку у кровати спящей Валентины подсунула. Видели меня там и запомнили. Особенно прическу. — Лёлька нервно взбила волосы.
— Бред! Ты вчера весь вечер с нами была, — пробормотала Маргарита.
— Не весь! Я ещё на вокзал ездила.
— И успела по пути в больницу заскочить? Не смеши, за те полчаса, что прошли между твоим уходом и возвращением в сопровождении Глеба и рухнувшего металлолома, ты даже за мороженым не успела бы выскочить из машины. А не то, что купить водку, отравить её и завезти в больницу.
— Но ведь кто-то, очень похожий на меня заезжал туда, назвался моим именем…
— Твоим? — подскочил Олег. — Лёль, мне это категорически не нравится! Этот гад становится слишком активным и старается тебя то убить, то подставить.
— Причем, то и то — одновременно, — подхватила Агния.
— А это значит, что нам тоже надо действовать быстро, — отчеканила Лёлька. — Собирайся!
— Да мне только куртку одеть. А куда ?
— Куда? — грозным эхом отозвался Олег. — Тебе мало приключений? Может хоть денек дома посидишь? Посмотри, во что превратилась: дерганная, худющая, ободранная…
— Потом, все потом! Успокоюсь, отъемся и коросты отдеру, когда убийца за решеткой будет, — пообещала Лёлька, судорожно роясь в секретере. — Всё, побежали!
С этими словами она потащила Марго к двери. Олег попытался было остановить подруг, но уронил костыль и только безнадежно показал кулак вслед авантюристкам. Невозможность активно участвовать в происходящих событиях вызывала у него все большее раздражение. Надо же было сломать конечность в самый неподходящий момент! Придется опять тосковать в обществе попугая и собаки. Агния вряд ли проснется скоро… Подобрав костыль, Олег впихнул в видеомагнитофон кассету, уселся в кресло и мрачно уставился на экран телевизора.
Глава 18
Белый лимузин мчался по городу. Субботний день обещал быть теплым, почти жарким. Нарядные улицы, нарядные праздные люди и витающая в воздухе расслабленность слишком уж сильно контрастировали с внутренним состоянием Лёльки, которое передалось и Маргарите. Да и водитель начал, сам не зная отчего, нервничать. В последние дни ему то приходилось часами стоять без дела, то мчаться куда-то, сломя голову. Да ещё напарник рассказал, как вчера вечером эту вертлявую рыжуху с ещё одним типом едва не пришибло. Странный народ, и жизнь у них какая-то суматошная и непонятная…
Улица, носившая бодрое название Павших в борьбе, находилась в так называемом историческом центре города и была застроена тщательно отреставрированными особняками. Когда-то она называлась Графской, но после революции её немедленно переименовали с революционной же непредсказуемостью. В течение последних лет вопрос о возвращении улице исторического имени несколько раз поднимался в городской Думе, но отчего-то до конца его так и не довели. Хотя теперь, лощеной и сверкающей свежепокрашенными фасадами с лепниной, название Графская подходило бы ей гораздо больше.
Дом номер восемнадцать оказался трехэтажным. В холле сидели не бритые наголо охранники, а интеллигентный юноша, который не только радостно указал подругам, где располагается офис номер пять, но и сообщил, что господин адвокат в данный момент находится именно там. Лёлька и Марго поднялись на второй этаж. Адвокатская контора Валинчука занимала почти все левое крыло здания, кроме него там располагалось ещё небольшое рекламное агентство. Дверь, отделанная дубовым шпоном, вела в просторную приемную, где томилась совсем юная секретарша. Впереди было три выходных дня, и у милого создания на челе были написаны мысли исключительно о предстоящем уик-энде. Но при виде посетительниц она встрепенулась и деловито поджала губы, слегка косясь на Лёлькину, хотя и старательно замазанную, но все-таки заметную ссадину под глазом.
— Здравствуйте, — вежливо поздоровалась Лёлька. — Григорий Петрович сможет нас принять?
— Добрый день! Сейчас узнаю. — С этими словами секретарша дисциплинированно одернула рукава пиджачка и впорхнула в кабинет шефа.
Лёлька огляделась. Да, господин Валинчук явно преуспевал – в приемной дорогая офисная мебель, компьютер с большим жидкокристаллическим монитором, на полу — заглушающее шаги толстое ковровое покрытие.
— Пожалуйста, проходите, — пригласила их девушка и вновь уселась томиться, нетерпеливо постукивая карандашиком по стопке бумаг.
В кабинете из-за огромного стола им навстречу поднялся, отложив бумаги, маленький человечек с забавной яйцеобразной головой, увенчанной выпуклой лысой полянкой в окружении смолянисто-черных кудряшек. Глазки человечка, тоже черные и необычайно быстрые, пробежали по ним, словно луч сканера.
Их усадили в мягчайшие кресла с обивкой из облачно-серой кожи. Им предложили кофе, чай и сок на выбор. Забота и внимание Григория Петровича просто обволакивали, и Лелька поймала себя на том, что начала улыбаться неизвестно чему. Маргарита тоже перевела дух, расслабилась и даже припомнила, что совершенно забыла подновить помаду на губах.
И ведь странно, вроде бы и внешностью, и ростом адвокат не вышел, но уже через пару минут об этом как-то забывалось, настолько он светился улыбчивой энергией. И хотя обе подруги понимали, что он так мил лишь потому, что видит в них потенциальных клиенток, но все равно охотно поддались его забавному обаянию. Так что когда он уселся, наконец, обратно за стол и сложил свои пухлые ручки на животе, выражая полную готовность услышать рассказ об их проблемах, они переглянулись и одновременно открыли рты. Потом Маргарита быстренько стушевалась, предоставив Лёльке излагать суть проблемы. Тем более, что она ориентировалась в ситуации гораздо лучше.
— Извините, Григорий Петрович, — осторожно начала Лёлька, — мы к вам по очень странному и щекотливому вопросу.
— Ага! — непонятно чему обрадовался Валинчук. — Не смущайтесь, ко мне с простыми и нещекотливыми, — тут он, похоже, едва сдержался, чтоб не сделать пальцами игривую «козу», — не приходят. Вы начинайте рассказывать, а я буду по ходу дела задавать вопросы.
— В общем-то, мы бы сами хотели задать вам несколько вопросов, но не знаем, как вы к этому отнесетесь.
— Это смотря какие вопросы, — мгновенно насторожился адвокат, но улыбку с лица убирать не стал.
И тут Лёлька поняла, что нет никакого смысла пытаться запудрить Валинчуку мозги выдуманной историей, которую она заранее заготовила. Потому что адвокат, несмотря на забавность и легкомысленный флер, несомненно был умен, если не сказать — хитроумен. Непрост, ой как непрост был Григорий Петрович. Так что раскусит он её заготовки, как пить дать. Вон как глазки сверкают… А, собственно, почему она должна что-то скрывать? Все, что она скажет, она узнала вполне самостоятельно, и подписки о разглашении не давала. А информация о таинственном Вермишеле ей очень нужна.
— Хорошо, — сказала она решительно, — сначала я вам кое-что расскажу…
Рассказ занял около двадцати минут. В конце его Лёлька задала свой вопрос и принялась ждать, потому что адвокат погрузился в раздумья. Движение его мысли выдавали только руки, которые, видимо вслед за очередным этапом обдумывания, складывались то так, то эдак. Вот одна пухлая ладошка накрыла другую, потом они поменялись местами, потом удивленно разбежались в стороны. Но тут же соединились пальцы, неслышно выстукивающие друг о друга загадочный ритм. Потом ладони молитвенно сложились, показывая близость принятия какого-то решения, и наконец покойно улеглись рядышком на темную поверхность стола.
— Ситуация неординарная, — констатировал Григорий Петрович. — С одной стороны, я связан обязательством перед клиентом, и должен хранить конфиденциальность. С другой — от моего молчания могут пострадать интересы этого клиента. Но самое плохое то, что в данный момент я даже не могу связаться с ним и посоветоваться. Так что решать придется мне.
— А почему нельзя связаться с клиентом? — не выдержала Марго.
— Потому что в данный момент мой клиент находится в несколько… — тут Валинчук запнулся, — недееспособном состоянии, если можно так выразиться. Короче говоря, общаться он не может. Во всяком случае, на такие сложные темы. А его поверенные — отнюдь не заинтересованы в том, чтобы… — тут он снова замолчал.
— А разве вы — не его поверенный? — удивилась Лёлька.
— Нет, что вы, меня наняли для решения только одного задачи. Но именно в этой задаче… — до адвоката дошло, что его объяснения выглядят слишком туманно, и он тяжело вздохнул. — В общем, я понимаю, что вы хотите от меня услышать. И даже больше: если бы мне этот вопрос задали официальные лица, ведущие расследование, то я бы не стал скрывать информацию. Потому что она не может повредить моему клиенту хоть каким-то образом. Даже наоборот. Но вы пришли в частном порядке…
Закончить фразу он не успел, как и Лёлька не успела расстроиться — громкая связь стоящего на столе суперсовременного телефонного аппарата внезапно включилась и довольно громко хихикнула. Валинчук мгновенно умолк, схватил трубку и раздраженно хмыкнул в неё. Некоторое время он слушал, что ему говорят, потом пробормотал:
— Не сейчас, дорогая, я занят. Подожди немного.
Но очевидно на том конце провода ждать не хотели или не могли, потому что адвокат ещё некоторое время пытался убедить кого-то, что он сейчас страшно занят, потом сдался и, бросая извинительные взгляды на Лёльку и Маргариту, проворковал:
— Хорошо, дорогая, если это минутное дело, мы прервемся. Ох, эти женщины, — пробормотал, он кладя трубку, и тут в кабинете возникла дама.
Именно возникла, потому она как-то незаметно просочилась в слегка приоткрывшуюся дверь и словно материализовалась из воздуха прямо над креслом Григория Петровича. Конституции дама была утонченной, настолько утонченной, что Лёлька и особенно Марго мгновенно показались себе толстыми и неуклюжими. Изящная коротко стриженая головка дамы нежно клюнула в макушку пытающегося выкарабкаться из кресла адвоката, потом повернулась в сторону посетительниц:
— Простите, ради бога, но… Кукла!!! — внезапно взвизгнула дама так, что Валинчук плюхнулся обратно, а гостьи вытаращили глаза.
— Лиска!!! — второй визг слился с первым, и Лёлька попыталась кинуться на шею дамы. Но не допрыгнула из-за разницы в росте.
— Кукла! Сто лет тебя не видела! Как ты?
— Ой, ну ты хоть наклонись, верста коломенская, дай я тебя в щёчку чмокну — хохотала Лёлька.
Григорий Петрович закатил глаза и расслабился. Встреча давно не видевшихся подруг – это надолго… Маргарита, прищурясь, пыталась обнаружить в даме со странным именем Лиска знакомые черты, но ни внешность, ни имя ей ничего не говорили.
— Марго, познакомься, это Алиса, моя подруга по детскому саду и первому «А» классу, — наконец догадалась сообщить Лёлька. — Мы с ней лет сто не виделись!
— Ну, сто не сто, а лет двадцать — точно. А ты, Кукла, не изменилась совершенно, прямо хоть сейчас белый фартучек надевай и красные банты повязывай.
— А почему — Кукла? — не выдержала Маргарита.
— Так вылитая кукла была — маленькая, а на голове рыжие кудри, в точности, как у наших детсадовских кукол!
— Ага, а я до пятого класса из-за вас в Куклах ходила, пока не научилась как следует царапаться и кусаться, — ностальгически хмыкнула Лелька. — Меня даже не хотели в пионеры принимать, я покусала Иванцова за то, что обозвал меня куклёшкой.
— Иванцова? Не помню такого, к сожалению…
— А он к нам пришел уже после того, как тебя в другую школу перевели. Классе в третьем, по-моему.
— Так вы к Григри пришли по делу? Извините, я, наверное, мешаю, — спохватилась Алиса. — Но встретиться и посидеть за рюмкой чая мы просто обязаны. Как насчет сегодняшнего вечера? Приезжайте к нам, предадимся воспоминаниям, наша кухарка великолепно готовит баранину в винном соусе…
— Извини, Лиска, но в ближайшее время не получится — у Агнии неприятности, и мы пытаемся ей помочь. За тем и пришли…
— У Агнии? То есть, у Аньки Сташевской? Не беспокойся, Кукла, мой супруг и повелитель, — тут она ласково потрепала адвокаты по кудрявому обрамлению лысины, — лучший в мире адвокат. Так что можешь считать, что неприятностей у Агнии уже нет. Не правда ли, милый?
Валинчук явственно напрягся, сообразив, что сейчас произойдет. И надо же было его жене явиться так не вовремя! Лёлька опустила глазки долу и грустно улыбнулась. Началось!
Не прошло и десяти минут, как адвокат уяснил, что сидящая перед ним девица по кличке Кукла от рождения является честнейшим человеком с кристально-чистой душой, борцом за справедливость, правду и мир во всем мире. А вторая подруга его Алисы, Агния, это вообще золото высшей пробы, беззащитная голубица, и долг настоящего мужчины, каковым несомненно является драгоценный Григри — помочь попавшей в беду страдалице.
Надо отдать Григорию Петровичу должное — он героически сопротивлялся примерно четверть часа. Вообще-то, если бы адвокат действительно захотел, то никакие силы не заставили бы его открыть рот. Но, видимо, Лёлькино сообщение вселило в него изрядную тревогу относительно соблюдения интересов клиента, и он понял, что ради этих интересов придется кое-что рассказать. Тем более, что особой тайны то, что он мог рассказать, не составляло, и уже немало людей было посвящено в ход событий в силу обстоятельств и необходимости.
Так что вскоре Алиса, получив от Лёльки клятвенное заверение в том, что в ближайшем будущем она вместе с Марго и Агнией приедет к ней в гости и в подробностях изложит ход розысков, а от супруга — благословение на покупку некоего дорогостоящего мехового изделия, исчезла из кабинета. Григорий Петрович попросил секретаршу сварить им ещё по чашечке кофе и приступил к повествованию. Тут только Лёлька сообразила, какую глупость совершила, не прихватив с собой диктофон Олега, потому что для ясности сюжета начинать пришлось издали. Иначе современная ситуация была бы не до конца понятна. В общих чертах, история выглядела так:
Глубокой осенью 1812 года армия Наполеона с боями отступала из России. Два брата Собаль, потомки древнего, хотя и изрядно обедневшего рода, вместе с тысячами французских солдат не чаяли унести ноги из неприветливой, холодной и голодной страны. Старший — Шарль отбивался от преследования русских войск в составе конного отряда маршала Нея, а младший — Франсуа был определен курьером для особых поручений. Положение армии было ужасным: продовольствие истреблялось мгновенно, огромные обозы с ранеными, рыщущие вокруг отряды казаков, а главное — неотступно следующие по пятам русские войска. Франсуа, падая с ног от усталости и голода, носился с поручениями между штабами корпусов, с трудом добывая свежих лошадей. Он уже несколько дней не получал известий от брата и мучился неизвестностью. Армия отступала, оставляя за собой тысячи трупов.
18 ноября, прискакав в Оршу с пакетом для императора, Франсуа узнал, что три четверти отряда Нея погибло при переходе через Днепр. Наполеон уже покинул город, и выступил в Дубровну, но курьер, презрев долг, бросился искать брата среди немногочисленных обессиленных и лишившихся лошадей кавалеристов. Но Шарля нигде не было. Кто-то из солдат вспомнил, что Шарль шел в арьергарде, по растрескавшемуся уже льду и провалился под воду вместе с обозной фурой. Вернувшись спустя два месяца в родной дом, Франсуа сообщил родителям ужасную весть.
Но Шарль выжил. Лишь немногие из ушедших под тонкий днепровский лед уцелели — слишком холодной и глубокой была вода. И когда она сомкнулась над головой кудрявого красавца–француза, с судорожным вздохом глотнувшего леденистой каши, никакой надежды выплыть у него не осталось. Так что, очнувшись спустя неделю в полупустом сарае-сеновале, Шарль ещё некоторое время считал себя пребывающим на том свете. Русоволосая девчонка, прибегавшая, чтобы напоить его горячим молоком казалась ему ангелом небесным, а бородатый кряжистый дед — святым Петром.
Уже потом, выкарабкавшись из горячечного бреда, слегка окрепнув и пытаясь вникнуть в незнакомую речь, Шарль постепенно узнал, что жизнью своей обязан этому самому старику, выудившему его багром из прибрежной полыньи. Что уж там караулил дед у полыньи, осталось неизвестно, возможно надеялся поймать проплывающий по течению обозный скарб: крестьяне — народ сметливый и хозяйственный. Но достался старому Фоме только заледенелый французишка в приличном мундире. А сердце под тем мундиром, хоть и слабо, но ещё билось. Вот и вспомнил дед про то, что он христианин, припер находку на закорках в сарай, да бросил — оклемается, его счастье. А внучка, Лизавета принялась выхаживать, как умела, уж больно не по-местному красивым был парень.
В общем, к весне Шарль уже окончательно встал на ноги и за прокорм помогал спасителям по хозяйству — чистил коровник, неумело ворошил вилами сено, топил печь и таскал в деревянных бадейках воду с реки, едва не ставшей его могилой. А по весне отписал деревенский староста барину, что живет у них приблудный француз, и в ответ получил указание: держать француза до баринова приезда в имение, там разберутся.
Выбора у Шарля не было, и когда прибывший помещик Нифонтов, благосклонно оглядев, предложил ему стать гувернером помещичьих деток и обучать их французскому языку и политесу, охотно согласился. Жаль было только Лизавету, проплакавшую все глаза при вести, что её черноглазый красавчик уезжает вместе с барином в Москву. Шарль клялся, что вернется и выкупит её из неволи, вот только денег заработает. Но не вернулся — двух лет не прошло, женился на дочке богатого купца, потерявшей голову от всё тех же черных глаз, получил в приданное суконную мануфактуру и большой магазин на Мясницкой улице. К тому времени семейство Собаль уже знало, что Шарль жив, но во Францию возвращаться не собирается, потому что завел в России семью и собственное дело.
Так и получилось, что две ветви рода оказались в разных странах. Оба брата были умны, энергичны и предприимчивы, так что их дети и внуки уже не могли пожаловаться на бедность, да и сами продолжали трудиться, не покладая рук. Связь французские и русские Собали поддерживали самую тесную, поэтому когда в России грянула революция, и Антон Васильевич Собаль понял, что большевики могут в любой момент поставить к стенке всю семью «буржуев» и за изрядный капитал, и за иностранное происхождение, сомнений не возникло – только уехать. На родину предков, во Францию. Собственно, к этому все было готово, вот только младший сын Вася слегка температурил. Но ждать было нельзя, и Собали выехали в Петроград, чтобы оттуда морем добраться до любого французского порта, можно и не французского, только бы уплыть из этой свихнувшейся страны.
Васю сняли с поезда в Торжке — заподозрили тиф. Сердце Антона Васильевича разрывалось, но с ним была беременная жена, тринадцатилетний сын Павел и старуха-мать, а в Петрограде их ждала зафрахтованная с огромным трудом шхуна. Ребенка было решено оставить в специальном лазарете с няней. Что случилось с мальчиком дальше, известно скупо. Остались только записи в архивах местной больницы — доставлен восьмилетний Василий Соболь (так он называл себя), сильный жар, бронхит. Когда Вася поправился, его определили в приют. Куда делась няня – неизвестно. Так история повторилась — семья во Франции, один из двух сыновей — в России.
Русские Собали освоились и обжились на исторической родине достаточно быстро, помогли вывезенные с большим риском драгоценности — их жена Антона Васильевича, Мария, прятала в мешочке, привязанном к и без того огромному животу. Так что лишений эмиграции они не испытали. Но вот третьего ребенка потеряли — девочка родилась мертвой, а больше забеременеть Мария так и не смогла. Пытались они разыскать Васю, но безуспешно, никакие связи не помогли. Так что пришлось смириться, тем более, что через несколько лет подросший Павел женился и в 1925 году подарил им чудесного внука — Поля-Мишеля.
Поль-Мишель получил прекрасное образование, внешне был исключительно приятен, обеспечен и, если бы не война, мог бы считаться баловнем судьбы. Но немецкая оккупация беспощадной косой прошлась по роду Собаль, вернее, по его «русской» ветви. Сгинули в гестаповских застенках Антон Васильевич и Павел, жена Антона Васильевича в несколько недель сгорела от какой-то непонятной болезни, а мать Поля-Мишеля, Анна, бесследно исчезла во время одной из уличных облав. Сам Поль-Мишель летом 1944 года умудрился попасть в Нормандию где, сломя голову, ринулся участвовать в боевых действиях союзнических войск. Странно, что мальчишка не погиб в первый же день, а был ранен аж на третий. Но зато как ранен…
Война окончилась. Поль-Мишель вернулся в Париж после нескольких месяцев, проведенных в госпитале и на швейцарских курортах. Внешне он почти не изменился, а сумрачное выражение лица знакомые списывали на потерю всех близких родственников. Только близкие друзья Поля-Мишеля знали причину тоски, поселившейся в его глазах. «Последствия таких ранений неизлечимы» — в один голос говорили врачи. И в двадцать лет ему пришлось поставить крест на отношениях с женщинами и на надежде иметь семью и детей. Денег у него было много, очень много, и с каждым годом становилось все больше. Половину времени он тратил на то, чтобы преумножить капитал, половину — на то, чтобы его потратить, разъезжая по миру и ударяясь в самые немыслимые авантюры и приключения. Подчеркнуто безразличное отношение мсье Верне-Собаля (после войны он в память о матери присоединил её девичью фамилию к своей родовой, а позднее, вспомнив о дворянских корнях, вполне законно присовокупил к ней приставку «де») к женщинам долгое время вызывало в обществе двусмысленные слухи, совершенно, впрочем, его не волновавшие. Постепенно пересуды прекратились, а когда Поль-Мишель в интервью по случаю своего пятидесятилетия откровенно рассказал о последствиях своего ранения, судачить было уже не о чем. Была только одна проблема, волновавшая родственников Поля-Мишеля со стороны второй ветви Собалей (а надо сказать, что к тому времени финансовые дела кое-кого из них обстояли далеко не блестяще) – кому он завещает после смерти свой огромный капитал. И они совершенно не зря опасались его непредсказуемости.
Поль-Мишель писал и переписывал своё завещание несколько раз и сам оповещал окружение о его содержании. На старости лет, когда здоровье уже не позволяло ему разъезжать по экзотическим островам или карабкаться на вершины гор, он осел в родовом имении и занялся семейными архивами. Там ему и попались на глаза записки деда, в которых он подробно рассказывал о бегстве из России и больном сыне, оставленном в Торжке. Поль-Мишель смутно помнил странные разговоры, слышанные им в детстве, и внезапно его осенило желание разыскать родственников, если они есть, в России. К тому времени ему исполнилось уже семьдесят четыре года, и родня уже начала алчно потирать ручонки в предвкушении наследства. То один, то другой Собаль наезжал в гости, лебезил, заверяя старика в горячих чувствах и заодно поливая грязью других претендентов на его капитал. Так что иллюзий насчет истинных целей любящих родственников господин де Верне-Собаль не испытывал.
Собственно, можно было бы начать рассказ именно с этого момента, но тогда желание Поля-Мишеля выглядело бы ещё более экстравагантным.
Престарелый богач составил новый вариант завещания, в котором объявлял наследником и душеприказчиком своего состояния старшего из потомков Василия Собаля по мужской линии. В случае, если по мужской линии потомков не осталось, то наследником становится старший потомок по женской линии. А если Василий умер, не оставив потомства, то право наследования переходит к Морису Собалю – четвероюродному племяннику Поля Мишеля и Беатрис Собаль, степень родства которой уже затруднительно точно сформулировать. Адвокатам, традиционно ведавшим всеми делами Поля-Мишеля, было поручено срочно организовать розыски русских наследников.
Адвокаты взялись за дело не очень рьяно, тем более, что Морис и Беатрис всячески делали им прозрачные намеки на неуместность старания в столь трудном деле. Тогда Поль-Мишель подключил к поискам крупное детективное агентство, и машина завертелась. И спустя год данные о судьбе Василия Собаля-Соболя легли на стол заказчика.
Поль-Мишель узнал, что его двоюродный дед, получив в больнице новую фамилию, прожил обычную для советской России жизнь — окончил школу и заводское училище, после которого до самой войны работал на тракторном заводе в Харькове, куда был направлен по комсомольской путевке. В 1930 году женился и через год у него родился сын Павел, а спустя 8 лет — дочь Елена. Был призван в действующую армию в самом начале войны и демобилизован после её окончания. Жена погибла под развалинами дома во время бомбежки, а дети чудом уцелели и были найдены вернувшимся с фронта отцом в одном из детских домов. Василий умер спустя двадцать лет. Павел Соболь окончил Харьковский университет и переехал на постоянное жительство в наш город, где обзавелся семьей. Умер в 1986 году. Его сына зовут Сергеем, ему тридцать шесть лет, вернее, на тот момент было тридцать четыре…
— Ага! Я была права! — не выдержала Маргарита и тут же стушевалась.
Григорий Петрович перевел дух, допил остывший кофе и продолжил.
Поль Мишель не ограничился сбором сведений. Человек бывалый, он понимал, какие иногда коллизии встречаются в жизни. Поэтому он захотел удостовериться, что его капитал достанется именно кровному родственнику. Тогда Григорий Петрович, подключенный к делу немного ранее, пригласил к себе Сергея Соболя и предложил ему сделать ДНК-анализ на предмет установления родственной связи с его клиентом. Вначале Сергей заартачился, но когда ему объяснили, для чего это нужно, сразу же дал согласие. Валинчук вылетел в имение де Верне-Собаля. Там ему передали контейнер с ампулой крови француза, получив взамен точно такой же контейнер с кровью Сергея. Так что анализы делались в обеих странах, и их результаты подтвердили родство французского дядюшки и русского племянника.
За прошедшие два года здоровье Поля-Мишеля ещё больше ухудшилось, недавно он перенес микроинсульт, и в данный момент не совсем ещё оправился от него. Французские адвокаты поддерживают постоянную связь с Валинчуком, но ведут себя крайне сдержанно. И вот теперь началась эта странная суета вокруг семьи Соболь. Не означает ли это, что делаются попытки устранить именно наследников Сергея? Превентивно, так сказать. Для того, чтобы в случае его неожиданной смерти, и смерти де Верне-Собаля, наследство досталось-таки Морису и Беатрис Собаль.
— А что вы знаете о ещё двух анализах ДНК, которые делал Сергей Соболь? Было это прошлой осенью, в сентябре и ноябре, — задумчиво спросила Лёлька, что-то черкая в блокнотике.
— Ну, насчет второго анализа я в курсе. Сергей как-то проговорился, что хочет проверить какие-то сомнения насчет собственной дочери. Я знаю, что жена у него большая любительница закладывать за воротник, и в этом состоянии на язык весьма невоздержана. Наверное, ляпнула что-то, чтобы досадить мужу. Но анализ подтвердил отцовство, никаких сомнений.
— Это точно? Потому что мне удалось узнать результат, но не имя того, с чьим ДНК сравнивали, анализ был анонимным. Как и второй. И оба – положительные. А это значит, что у Сергея, возможно, ещё есть родственник.
— Кроме жены и дочери, родственников у него не осталось, во всяком случае таких, которые могут претендовать на наследство де Верне Собаля, я проверял. Была, правда, тетка на Дальнем Востоке, но она уже умерла. Это дочь Павла Соболя Елена — задумчиво сказал Валинчук, вертя в руках здоровенный желтый маркер.
— А дети у неё были? — встрепенулась Маргарита.
— Своих не было. Они с мужем когда-то усыновили пятилетнего мальчика, из детдома взяли. Так что условиям завещания на сегодняшний день соответствует только Сергей Павлович Соболь. А в случае его смерти – его дочь Юля.
— Григорий Петрович, вы знаете, что Сергей Соболь серьезно болен? — осторожно спросила Лёлька, ёрзая в кресле: от напряжения у неё затекла спина.
— А кто этого не знает? Он же об этом направо и налево рассказывает. — Валинчук вздохнул. — Я второй месяц уговариваю его поехать на лечение в Германию, его французский родственник готов всё оплатить. И уж было почти уговорил, а тут вы со своими известиями…
Тут Маргариту, до того ведшую себя довольно стеснительно и робко, прорвало:
— Это, наверняка те Собали прислали киллера, чтобы он тут всех возможных дядюшкиных наследников уничтожил!
Лёлька и адвокат задумчиво уставились на неё. На лицах их читалось откровенное сомнение.
— Странный какой-то киллер. Вместо того, чтобы работать профессионально, орудует, словно насмотревшаяся сериалов домашняя хозяйка: режет кухонным ножом, душит не ту девушку, сталкивает зачем-то в могилу, травит опять не того… Приличный киллер так себя не ведет.
— А, может быть, этот киллер как раз старается, чтобы его действия были похожи на преступления дилетанта? Помнишь, у Честертона: «Где прячут лист? В лесу».
— Нет, Марго, если даже он хотел спрятать лист в лесу, зачем такой странный лес городить? Каким боком тут Вотя, Зинаида и Катька? Может быть, Соболи как раз в этом деле ни при чем, а все дело в наследстве Виталия Бармина? Но тогда мы возвращаемся на исходную точку. — В голосе Лёльки звучало жуткое разочарование.
— И что делать мне? — занервничал адвокат. — Ждать, пока в этом вопросе будет какая-то определенность, или действовать? Ну, допустим, я найму охрану для Сергея и Юли, как для потенциальных наследников моего клиента. Даже не допустим, а наверняка это сделаю. Немедленно.
Григорий Петрович схватил телефонную трубку и принялся тыкать пухлым пальцем в кнопки. Лёлька поняла, что разговор нужно заканчивать. Всё, что нужно, они узнали, а кроме того, подвигли Валинчука принять меры безопасности для Сержа и его дочери. Хотя, учитывая методы неизвестного убийцы, эти меры вызывали некоторое сомнение — преступник, несмотря не неудачливость, был чрезмерно активен и изобретателен.
Лёлька встала и, увлекая за собой Маргариту, дала понять, что им пора, но Григорий Петрович, зажав пальцем микрофон на трубке, зашипел, замахал руками и не отпустил их, пока они не оставили ему номер своего телефона, получив взамен его визитную карточку с кучей телефонных номеров.
Глава 19
Выскочив на улицу, и обнаружив, что они провели в офисе почти три часа, Лёлька забеспокоилась, и велела водителю ехать к Агнии. Маргарита схватила трубку мобильного телефона. Олег раздраженно ответил, что Агния все ещё спит, а по телефону никто больше не звонил, кроме Лёлькиной мамы, которая просила Лёльку срочно с ней связаться.
— Я хочу есть, — пожаловалась Маргарита, — у меня урчит в животе, как в студенческие времена. Совершенно забытые ощущения. Какое счастье, что греческие мужья не любят, когда их жены садятся на диету!
— Потерпи! Сейчас у Агнии чего-нибудь перехватим, — пообещала Лелька, набирая родительский телефон. Но отец сообщил, что мама, страшно чем-то огорченная, отбыла в неизвестном направлении.
— Зря мы не заехали в супермаркет, — пробормотала Марго, когда они вышли из машины у дома Агнии, — или хотя бы чебуреков не купили. Сомневаюсь я, что эта компания оставила на нашу долю еды.
Они поднялись по лестнице и стали звонить в дверь. Никто не открывал.
— Интересно, где все? — заволновалась Лёлька. Ключи от квартиры у неё забрал Гарик, и самостоятельно открыть дверь она не могла.
— Ты говорила, что у соседки ключи есть, — напомнила Маргарита, страдальчески прислушиваясь к требованиям голодного желудка.
— Точно!
Лёлька метнулась к Баськиной квартире и позвонила. После четвертого звонка дверь, наконец, открылась, и появилась заспанная хозяйка, кутающаяся в пушистый халат. Увидев Лёльку, она встряхнула головой:
— Агнию ищешь?
— Нет, Анька у меня спит. Мне ключи нужны.
— Так я их вчера Агнии и отдала, она утром вернулась, в дверь позвонила, я ей сразу вахту сдала и спать отправилась после всех этих бдений. До сих пор отоспаться не могу.
— Черт! — выругалась Лёлька. — А братец Лёвушка, Лулу и Мишель куда делись? И ещё… — тут она прикусила язык, вспомнив, что засада — дело тайное, и выдавать Гарика и Глеба не следует.
— Лёль, у них всю ночь музыка орала, Васька даже выходил, стучал им. А потом стихло, и я больше никого не видела и не слышала, пустырника от нервов напилась. Да, кстати, я узнала, кто такой этот мужик в кашемировом пальто был!
— И кто?
— Хахаль Ленки с третьего этажа, я их сегодня видела, возле булочной, под ручку шли. У Ленки муж в командировке, вот она и развлекается. Так что не зря он конспирировался, подлец!
— Не нравится мне это, — пробормотала Лёлька, когда дверь за Баськой наконец захлопнулась. — Вымерли они там все, что ли?
— А ничего странного, братец с друзьями, скорее всего, пошел проветриться, видишь погода какая.
— А Гарик с Глебом? Они-то куда делись?
— Так они в засаде сидят, — догадалась Марго, — значит дверь открывать не станут, это тогда не засада получится. Зря мы им по телефону не позвонили.
— Ага, вот он, — Лёлька достала из кармана мобильник, который забыла отдать водителю. — Иногда и склероз полезен бывает
Но на телефонные звонки тоже никто не ответил
— Наверное, они думают, что это убийца проверяет, есть ли кто в квартире, — снова проявила сообразительность Маргарита. — Лёль, поехали, где-нибудь поедим, а потом возьмем у Аньки ключи и вернемся.
— Ну ладно, только лучше всего купить продуктов и отвезти их домой, а то там, наверняка уже все съедено подчистую. Дома и пообедаем.
Их, нагруженных пакетами и целой стопкой коробок с пиццей, встретил взволнованный Олег.
— Минут пятнадцать назад звонил Гарик, сказал, что вокруг Анькиной квартиры кто-то крутится — то в дверь звонят, то по телефону. Они с Глебом ждут, когда внутрь полезут, — сообщил он.
— Театр абсурда! — фыркнула Лёлька. — Это мы с Марго звонили. Могли бы сообразить, что настоящий убийца столько шума поднимать не станет! Он полезет тихонечко, и не белым днем, а ночью.
— Театррр абсурррда! — с удовольствием рявкнул со своей жердочки Румбо.
— Именно! Олег, тут был лист, на котором я рисовала схему, разноцветную такую. Не видел? — спросила Лёлька, вороша бумаги на столе.
— В папке она у тебя. Я, кстати над ней помудрил, но пока ничего вымудрил — там явно каких-то элементов не хватает.
— Сейчас я добавлю элементов, погоди.
С этими словами Лёлка принялась дорисовывать кружочки «Морис Собаль», «Беатрис Собаль» и ещё один кружок со знаком вопроса и надписью «неизвестный родственник Сержа». Потом соединила кружок «Сергей Собаль» жирной линией с ними и особо жирной – с приплюснутым овалом «де Верне-Собаль»
— Вот так.
— Объясняй! Вы что-то новое узнали?
— Сейчас расскажем, только пошли на кухню, там Марго пиццу разогревает. Очень есть хочется. Может, этот Валинчук энергетический вампир? То-то Лиска стала худющей, как спица. Тонкой, звонкой и прозрачной.
Лёлька начала рассказывать, ещё жуя и охая, если кусок пиццы попадался особенно горячий. Поэтому часть истории, касающуюся обоснования Шарля Собаля на российских просторах, Олег понял с пятого на десятое. Но потом, когда разлили чай, повествование стало более внятным.
— Ого, просто сюжет для историко-приключенческого романа, — констатировал Олег по его завершении. — Оригинальный тип этот Поль-Мишель. Я бы понял, если бы так поступил его отец из чувства вины перед братом, которого оставили в тифозном бараке, тогда как его самого вывезли и растили в буржуинских условиях. А он-то чего?
— Наверняка его французские родственнички вызывают у него антипатию! Тебе бы понравилось, если бы вокруг тебя крутились этакие гиены, и ждали твоей смерти? — объяснила Маргарита.
— Тогда почему он сразу не призвал к своему изголовью Сержа, чтобы хотя бы на него взглянуть? Или предпочел не переживать новых разочарований? — хмыкнул Олег.
— Похоже, дядюшка своим завещанием хотел именно насолить родственникам, причем насолить так, что не придерешься. — Лёлька допила чай и поднялась из-за стола. — Олежек, посуду сможешь вымыть? А то нам с Марго пора ехать. Нужно посмотреть, все ли в порядке с тайной засадой.
— Может, и я с вами? А посуда, да черт с ней, потом помою! Надоело дома сидеть, сил моих нет.
— Милый, придется потерпеть. В Анькином доме нет лифта, а мы должны постараться проникнуть туда незаметно. Но с твоими костылями это абсолютно невозможно — половина соседей выскочит на их стук.
— Но зато я бы мог сидеть с мужиками в засаде, — быстро предложил Олег.
— Ага, пиво, анекдоты, ржание на весь дом — хороша засада! Только ненормальный полезет в такое место.
— Но вы же решили, что там никого нет, значит тихо сидят ребята.
— Это потому что там Глеб. Что, Гарик станет сам с собой базар устраивать? А как только вы сойдетесь вдвоем…
— Ага, значит ты считаешь нас Гариком безответственными личностями?!!
Пока они переругивались, Маргарита отправилась будить Агнию, чтобы взять у неё ключи. Но та, не открывая глаз, махнула рукой в пространство :
— В сумке возьми! И отстаньте вы от меня, наконец. Поспать дайте!
— А есть не хочешь? А то обед уже прошел, ужин скоро.
— Не хочу я есть, я спать хочу…
— Ухожу, ухожу, ухожу! Уже ушла!
Вернувшись на кухню, Маргарита обнаружила самозабвенно целующихся Лёльку и Олега. Полюбовавшись на парочку, она решительно зазвенела связкой ключей, но в ответ Олег только яростно замахал рукой.
— И что это на меня сегодня все машут? — обиделась Маргарита. — И вообще, дети мои, успеете ещё нацеловаться, пора в путь!
— Ну так что, договорились? — промурлыкал Олег, нежно чмокнув напоследок Лёльку в нос.
— Ладно, подлиза, поехали, только по лестнице двинешься тихонечко! И быстро!
— Слушаю и повинуюсь, моя королева! Ползком поползу! Не дадим врагу шансов!
По лестнице поднялись действительно достаточно быстро и почти бесшумно — Олег отдал Лёльке костыли и довольно ловко запрыгал по ступеням на здоровой ноге. Когда он при этом пытался потерять равновесие, Марго цепко хватала его за локоть и удерживала от падения. Квартиру открыли тоже без проблем, если не считать того, что дважды уронили костыль. Лёлька зашипела рассерженной кошкой на высунувшуюся на грохот Баську, и группа поддержки ввалилась, наконец, в прихожую. В квартире царила напряженная тишина и пахло пригоревшей кашей.
— Эй, где вы? — несмело крикнула Лёлька.
— Я тут! — вывалился из стенного шкафа Гарик с пистолетом в руках.
— На предохранитель поставил? — тут же нервно поинтересовался Олег, косясь на оружие. — А Глеб где?
— На кухне. Это стратегически важная точка, оттуда до всех помещений примерно одинаковое расстояние.
— А Лёва с компанией куда подевался?
— Не знаю, когда мы приехали, никого уже не было, только кастрюля с горелой кашей на плите.
— А почему вы, собственно, тут сидите, а не там? — Лёлька ткнула пальцем на шкаф, за которым была вторая квартира. — Сейф куда дели?
— Сейф мы поставили в Анькину спальню, принято считать, что именно в спальнях они чаще всего располагаются. А сюда перелезли когда вы начали громыхать у двери, как танковый батальон.
— Это мы вам подкрепление доставили. Вооруженное костяной ногой.
— Хочешь сказать, что этот маломобильный гражданин тоже останется тут? А как насчет неслышных перемещений и маскировки в случае появления гада? — взвился Гарик.
— А я тоже могу засесть в стратегически важном месте, в той же спальне в шкафу, например, так что вы нападете на него из дверей, а я — с тыла, — парировал Олег.
— Нет, пока ты из шкафа вылезешь, целая вечность пройдет. Уж лучше в туалете сиди! Это тоже стратегическая точка.
— Думаешь, преступник перед тем, как сейф вскрывать, захочет пи-пи?
— Нет, просто оттуда до спальни ближе всего, сможешь перекрыть ему пути к бегству своими костылями. Как выскочишь, как выпрыгнешь!
— Что-то у меня большие сомнения, что оно ему вообще это надо — лезть сюда. — В голосе Лёльки звучал явный скепсис. — Но раз уж вы так хотите тут торчать, делать нечего.
— Вы хоть поели что-нибудь? — заботливо спросила Маргарита.
— Изжарили яичницу в той квартире, — сообщил Глеб, внезапно появляясь за спиной Лёльки. Та вздрогнула.
— Еды нам хватит надолго, там ещё консервов полно. Хлеб только черствый, и мало его уже осталось. Но мы — народ неприхотливый. Вот если бы кто литров пять пива нам закинул, вообще бы сидели и сидели… — Гарик умильно ухмыльнулся.
— Кстати, а что нам делать, если мы гада поймаем? — поинтересовался Олег. — Ментов вызывать или сначала сами допросим?
— Вы, главное, если поймаете, сразу нам сообщите, там решим. Запишите на всякий случай номер мобильного телефона водителя, вдруг мы будем не дома, — предложила Марго деловито.
— А вообще странно, что Лёвы и компании так долго нет. Они раньше из дома вроде бы и не выходили, особенно Лёва с Лулу, — задумчиво произнесла Лёлька и даже осмотрела галошницу. Но обилие заполнявшей ящики обуви ничего ей не сказало. Единственное, в чем она уверилась – ни ботинок, ни туфель экзотической девицы там не было, такую обувь она бы заметила. Но не факт, что она разулась в прихожей…
— Вы в их комнате проверяли? — осознал сказанное Лёлькой Олег.
— Ну, мы только деликатно постучали, вроде, тихо там… — Гарик побледнел. — Ты думаешь? Ё-моё!
— Ничего я не думаю. Но проверить надо!
Через минуту все столпились у входа в Лёвины апартаменты, не решаясь туда заглянуть.
— Ну, кто первый? — Лёлька поёжилась
— Давай, я, — предложил Глеб и громко постучал. Ответа не последовало, и он решительно отрыл дверь. — Да уж… бардак-с!
— Что там? — простонала Маргарита. — Они живые?
— Не знаю, их тут нет. Но каков бардак–с! Неописуемый. Что тут было?
Тут остолбеневшего Глеба бесцеремонно втолкнули в дверной проем — всем хотелось посмотреть, что же его так поразило.
— А-а-а… — разочарованно протянула Лёлька. — Тут всегда так. Просто ты не привык.
— Ты уверена? — пробормотал Гарик, уставившись на кучу, громоздящуюся в центре комнаты и состоящую из старых школьных учебников, туристического снаряжения и грязных носков, вывернутые полки шкафа, а также неприличное слово, написанное малиновой губной помадой на его зеркальной дверце.
— Точно тебе говорю! — свинарник тут постоянно!
— А это что? — Глеб ухватил двумя пальцами со стола кружевную женскую сорочку, покрытую устрашающими красно-коричневыми пятнами. Все онемели.
Первой очнулась Лёлька. Она осторожно взяла из рук Глеба неглиже и понюхала засохшие пятна.
— Похоже на какой-то соус. Или лечо. Вот и кусочек перца присох. Наверное, Лулу вывернула на себя банку.
— Ого! — восхитился Олег. — Ты просто Шерлок Холмс и Мисс Марпл в одном флаконе.
— Да я историю про томатный сок и упившихся бомжей, которую Арцев рассказывал, вспомнила — призналась Лёлька, — так что нет тут моих заслуг.
— Народ, пошли отсюда, видеть это не могу, — взмолилась Маргарита, и первой выскочила вон, бормоча, что в таком захламленном месте и разложившийся труп запросто можно не заметить.
Решили попить чаю, раз уж собрались опять вместе. Устроились во второй квартире — за ней так и закрепилось название: «вторая» — на кухне. Заварили крепкий «Липтон» и уселись вокруг стола. Лёлька была мрачна и задумчива настолько, что все поглядывали на неё с тревогой, грела руки, обхватив чашку, и молчала. Наконец Олег не выдержал:
— Очнись, красавица, не нагнетай атмосферу. Если ты поделишься своей мыслью, то на двоих будет уже две мысли, а на пятерых целых пять.
— Да в том-то и дело, что нет у меня плодотворных мыслей, сплошной сумбур. Например, почему хотели отравить Валентину Соболь, если у неё нет шансов получить наследство де Верне-Собаля?
— Соболь? — вдруг встрепенулся Глеб, едва не расплескав чай. — Я ведь вспомнил, как была фамилия родного отца Виталия. Соболь она была. Или Соболев. Но первое – вернее.
— Соболь?! А ты мне говорил – Кедров, Соснин или Березин!
— Это у меня память такая дурацкая — ассоциативная. Раз соболь – то живет на кедре, раз кедр – то дерево… Я же фамилию совсем маленьким слышал, вот и запомнилась криво, — принялся оправдываться Глеб. — А звали его Паша, Павел. Мама несколько раз при мне упоминала.
— Точно — Павел Соболь? А проверить это можно? — вцепился в него в него Олег.
— А в чем дело-то? — грызя печенье, поинтересовался Гарик.— Или вы что-то новенькое узнали и молчите? А мы тут сидим в неведенье!
— Проверить, наверное, сложно, — пробормотал Глеб. — Тайна усыновления, то-сё… Связи нужны.
— Связи будут — главное, знать, где искать, — уверенно заявила Лёлька. И про себя добавила: — Григри на уши встанет от такого известия.
— Тогда нужно искать в архивах егорьевского ЗАГСа, там все регистрировалось. А кто такая Валентина Соболь и почему её пытались отравить?
— Как кто? Это та дама, которая на кладбище в могилу свалилась, ты же там был, должен был фамилию слышать. — Лёлька сама не заметила, когда они с Глебом перешли на «ты».
— Не слышал я, в том-то и дело, вернее, не слушал, у меня мысли были совсем не о том. И вообще, я далековато стоял.
— А потом, у Лёльки? — встряла Марго.
— А у Лёльки мы при Глебе о Соболях не говорили, ни вчера, ни сегодня утром, пока Арцев не явился, — напомнил Олег. — Но Гарик с Глебом к тому времени уже отчалили.
— Вот ведь досада… Жаль, что мы про Виталия не знали, когда разговаривали с Валинчуком. Нужно немедленно ему звонить. Неудачно, что впереди опять праздники, и вряд ли даже он сможет что-то сделать.
— Но как он мог не узнать, что у Павла Соболя был не один сын, а два? Он же искал. Лёльк, я чего-то не понимаю… И Сергей почему-то ему ничего не сказал. Кто об этом может ещё знать?
— Убийца может. Даже не может, а точно знает. А вот знает ли Сергей – это вопрос. Если знает, и скрыл, то получается, что убийца – он. Но это невозможно, когда напали на Юлю, он был с Маргаритой. И на кладбище его не было точно. И в ресторане на поминках… Значит, скорее всего, Сергей ничего не знает о родстве с Виталием и никого не убивал, — грызла Лёлька костяшки пальцев. — И что это нам дает?
— То, что, тот, кто знает — убийца! — подсказала Маргарита. — Если найдем того, кто об этом знает, то преступник у нас в кармане, не отвертится!
— Как-то это всё сложно для моего разумения, — посетовал Гарик и, налив в чайник воды, водрузил его на плиту. — Кто чей сын и брат, и почему столько народа из-за этого убивают?
— Олег в курсе, он вам тут все подробно расскажет, а мне нужно срочно звонить Валинчуку. Где тут телефон, ты не в курсе?
— В курсе: в спальне телефон.
Валинчука на работе уже не было, как и его секретарши. Пришлось звонить на мобильный. Услышав про то, что Виталий тоже был по отцу Соболем, Григорий Петрович явственно охнул и изумился:
— Но ни в каких документах мы не нашли сведений о других детях Павла!
— Виталия усыновили примерно в возрасте трех лет, так что следы можно найти только в Егорьевске.
— Но Павел никогда не жил в Егорьевске! Он приехал в наш город, и все время работал и жил только тут. Ничего не понимаю, но обязательно проверю. Возможно, это другой Павел Соболь, — и бормоча что-то о недобросовестных исполнителях, адвокат отключился.
Присев на широкую, застеленную пушистым кремовым покрывалом кровать, Лёлька задумалась. Если подтвердится, что Виталий и Сергей — братья, то картина событий, несомненно, становится такой: кто-то стремится избавиться от всех возможных наследников Поля-Мишеля де Верне-Собаля, черт бы побрал его длинное имя. От всех, кроме Сергея Соболя, главного на сегодняшний момент наследника французского богача. Но Сергей болен, и болен серьезно. Мало того, он любит кому попало сообщать, что жить ему осталось недолго. Уже произошли покушения на его жену и дочь, убили его единокровного (примем это за данность) брата Виталия, похищали дочь Виталия Катьку, убили бывшую его жену Зинаиду. Кому-то очень хочется, чтобы вокруг Сергея образовался вакуум, и он старается изо всех сил.
Первое, что приходит на ум – французские родственники. Наверняка они способны принять самые решительные меры, чтобы дядюшкино, или кем он там им приходится, наследство не досталось новоявленному родственничку. Но вот во что уж абсолютно не верилось, так это в то, что исполнителя они найдут столь бездарного. Просто криворукий исполнитель. Половина покушений не удалась, да ещё и две случайные жертвы. Это ж каким дилетантом нужно быть… Уж если бы иностранцы захотели нанять для таких щекотливых дел кого-то, то уж могли бы нанять хорошего специалиста. А это значит… «Боже, о чем это я?! — спохватилась Лёлька. — Откуда мне знать, кто, как и какого киллера может нанять?»
— Лёль, какие у нас ещё планы на сегодня? — заглянула в двери Маргарита.
— Понятия не имею. Хотелось бы с Сергеем Соболем поговорить, но что-то мне подсказывает, что из этого ничего не выйдет. Честно говоря, я бы очень обрадовалась, если бы Валинчук уговорил его с дочерью уехать на это время куда-нибудь за границу. Но вряд ли он согласится, пока жена в больнице.
— Ты права, насколько я его знаю, он не уедет.
— И неплохо бы предупредить Гогуа, чтобы с Катьки глаз не спускал. Хотя наверняка он, после всего случившегося, и так сообразил… — Лёлька вздохнула и принялась пристально рассматривать свою физиономию в зеркале над туалетным столиком. — Да, выгляжу я оригинально. Где тут у Агнии пудра?
— Ты с Валинчуком поговорила?
— Да, пообщались. Он обещал все разузнать и позвонить. Неужели сможет проникнуть в архивы в выходные? Хотя с него может статься. Пошли на балкон, покурим.
На балконе Агнии царил все тот же безукоризненный порядок и стояли два шезлонга. Лёлька уселась в один, закатала до колен джинсы и вытянула по-весеннему бледные ноги, подставляя их закатному солнцу. Хорошо! Просто сидеть и смотреть на распускающиеся тополиные листочки, истошно чирикающих на карнизе воробьев и слушать, как галдят в песочнице детишки. Маргарита курила, облокотясь на деревянный поручень.
— Смотри-ка! — внезапно тихо позвала она размечтавшуюся Лёльку. — Пропавшие вернулись.
Лёлька глянула вниз и увидела у соседнего подъезда высаживающихся из побитого жизнью «москвича» Лёву, Лулу и Мишеля. Парни тащили какие-то пакеты и свертки, а Лулу вертела в руках крошечную серебристо-синюю сумочку и манерно хихикала. Сумочка подходила к зеленому сарафанчику девицы, как нельзя хуже, но её это нисколько не смущало.
— Похоже, они просто мотались по магазинам, — сделала вывод Лёлька. — Вот только на какие шиши?
— А Мишель этот ничего, симпатичный.
— Разве? — Лелька вспомнила лосины в цветочек и мокрое тело, распластанное на полу около ванной. — А по-моему он — типичный придурок.
— Придурки тоже могут быть симпатичными. Помнишь Кузина?
С Кузиным у Лёльки случился роман на третьем курсе института. Хорош Кузин был необычайно — есенинские пшеничные кудри, томные синие глаза и бархатный голос. Правда ростом не вышел, поэтому и обратил внимание на малогабаритную Лёльку. Рядом с ней он чувствовал себя гораздо мужественнее и увереннее, чем с девицами, которых мог чмокнуть в щечку только подставив табуретку. Беда заключалась в том, что к милой внешности и незначительному росту Кузина прилагался истероидный характер. Когда Лёльке до смерти надоели бесконечные претензии и приступы немотивированной ревности, и она решила порвать с допекшим её кавалером, Кузин впал в черную меланхолию и принялся по несколько раз в день угрожать покончить с собой, если любимая не одумается и не вернется в его объятия.
Поначалу Лёлька пугалась и, разбуженная среди ночи телефонным звонком Кузина, подробно описывающего процесс намыливания веревки и с рыданиями вопрошающего, как половчее завязать на ней узел, немедленно мчалась на другой конец города, чтобы не дать страдальцу реализовать ужасные намерения. Кузин встречал её в драном махровом халате, с томиком Бунина в руках, падал на колени и уговаривал выпить с ним водки. После таких встрясок Лёлька сидела на лекциях с красными от недосыпания глазами, стала нервной и раздражительной. Кончилось дело тем, что Маргарита перетащила телефон в свою комнату, а на все суицидальные звонки Кузина зачитывала ему выдержки из соответствующего раздела толстенной книги по судебной медицине. Сломался он на описании трупа утопленника, проведшего два месяца на дне реки. Выглядеть так кошмарно после трагической кончины Кузин не хотел, отстал наконец от Лёльки, быстренько женился на Лизочке Райтман и эмигрировал в Израиль.
— Да уж, Кузин, ещё тот кадр был, — вздрогнула Лёлька. — Надо нашим сказать, что троица вернулась в свою берлогу.
— Отлично, оставим мужиков здесь в засаде, а сами уйдем через ту квартиру. Тогда засада получится совершенно тайной.
— Может и нам уйти прямо отсюда? Ах да… ключей нет. И обувь в той прихожей сняли. Ладно, пошли, — скомандовала Лёлька туша сигарету в банке из-под сардин, изображающей пепельницу.
Выбрались они без помех, натолкнувшись только на Лёвушку, который никак не прореагировал на их внезапное появление в коридоре. В данный момент братца Агнии занимал единственный вопрос: почему на кухне нет совершенно никакой еды, кроме обугленной каши в кастрюле? Словно вестник печали, он угрюмо плелся в свою комнату с засохшей коркой хлеба в руках. Видимо, ни Лёлька, ни Маргарита с источником продовольствия у Лёвы не ассоциировались, поэтому он только скользнул по ним задумчивым взглядом и прошествовал дальше. Воспользовавшись ситуацией, подруги похватали свои туфли и выскользнули за дверь.
— Если были в магазине, могли бы и еды заодно купить, — мстительно буркнула Лёлька. — Привыкли на всем готовеньком жить. Вот специально Аньке ничего не скажу — пусть сами выкручиваются. Лёва ни дня в своей жизни не работал, захребетник!
Глава 20
— Слушай, — попросила в машине Маргарита, — давай заедем в какую-нибудь лавочку, я хоть сувениров своим куплю, матрешек там или ложки деревянные. А то вернусь, словно из Италии или с Кипра — без всякой российской экзотики в чемодане.
— Давай, — охотно согласилась Лёлька, — я от всей этой свистопляски и беготни совсем одурела. Хочется чего-то такого, отвлекающего. А потом поедем домой и станем на кухне чай пить. Тортик купим, Агнию разбудим…
Но мечтам их не суждено было осуществиться. Хотя тортик и разбуженная Агния имелись в наличии. Когда они, увешанные пакетами уже в сумерках ввалились в квартиру, их ждал не очень приятный сюрприз в лице облаченного в угольно-черный костюм Акакия Гогуа, восседающего в углу дивана. Напротив, в кресле, нервно вытянувшись в струнку, тосковала Агния. Притихший попугай поглядывая на гостя то одним, то другим глазом меланхолично перебирал перья у себя на груди, словно престарелая кокетка, размышляющая, не пора ли перестать носить декольте.
— Добрый вечер, — растерянно произнесла Лёлька. Маргарита только рот открыла, но ни один звук выдавить из себя не смогла. Она впервые видела Акакия, и вид его произвел соответствующее впечатление.
— Здравствуйте, девушки, — угрюмо протянул Како, и принялся изучать обеих змеиным взглядом.
Лёлька вопросительно глянула на Агнию, но та лишь плечами слегка пожала.
— Корреспондент, говоришь? — так же угрюмо продолжил гость. — Сама скажешь, зачем ходила к нам, или помощь позвать?
— Скажу, — вздохнула Лёлька. — Что мне остается?
— Вот и хорошо, ты говори, а я слушать буду.
— Можно, я пока продукты разберу на кухне? — робко спросила Маргарита, но Акакий в ответ едва заметно покачал головой, и она тихонько устроилась на подлокотнике кресла, в котором сидела Агния.
Лёлька уселась в другое кресло, вздохнула и заговорила. За последние сутки она уже в третий раз излагала всю историю, и слова лились почти автоматически. Одновременно она с испугом размышляла, что с ними может сделать озлобленный Како. Его бешенство было видно за версту. Когда повествование дошло до того момента, как Лёлька подслушивала историю похищения Катьки под окнами его особняка, Акакий явственно заскрежетал зубами и стиснул кулаки. И тут внезапно раздался звонок в дверь.
От неожиданности Маргарита подскочила и едва не свалилась на Агнию, а Лёлька замолчала и поднялась, чтобы открыть, но гость движением пальца усадил её обратно, и сам потопал в прихожую. Щелкнул замок и раздался радостный детский визг, тут же оборвавшийся. Послышался вопросительно-испуганный голос Марины Евдокимовны. Тут Лёлька не выдержала, и осторожно выглянула за дверь — как бы маму удар не хватил при виде Како.
— Лёля! — трагчески вскричала Марина Евдокимовна, углядев дочь. — Почему ты мне не звонишь? Я же просила! И на звонки мне никто не отвечал, поэтому мы сразу к тебе приехали. Я на дежурство опаздываю, а детей не с кем оставить!
— Ёлки-палки… — только и смогла пробормотать Лёлька, глядя на облаченных в одинаковые желтые курточки Арни и Слая, с интересом рассматривавших незнакомого дядю. Дядя, присев на корточки, в свою очередь улыбался близнецам во всю свою страшную акулью пасть.
— Кто это? — одними губами спросила мама, двинув бровью в направлении Акакия.
Но Лёлька только вздохнула. Значит, Ванда умудрилась таки подбросить детишек бабушке и бессовестно свинтила со своим Пусиком на Канары. И теперь Лёльке придется оставить их у себя, потому что с дедушкой маленьких детей оставлять просто опасно — он и за собой присмотреть толком не может, не то, что за шустрыми и предприимчивыми близнецами. А отпроситься с дежурство маме, конечно же, и в голову не пришло — для неё служебный долг превыше всего.
Господи, да что за вечер такой… То одно, то другое. Но пусть уж лучше близнецы на ушах стоят, чем эта напряженная атмосфера. Почему-то Лёлька была уверена, что в присутствии детей Акакий не станет рычать и скрежетать зубами, ишь какая у него рожа стала умильная. Лёлька еще раз вздохнула и скомандовала:
— Ну-ка, раздевайтесь, братцы-кролики!
Близнецы, расшвыривая в стороны кроссовки, принялись стаскивать курточки, а Марина Евдокимовна всё не решалась отдать Лёльке пакет с их пижамками. Дочкин гость явно не вызывал у неё доверия. Пришлось Лёльке самой забрать пакет и, получив заверение матери в том, что завтра утром ровно в девять часов та заберет мальчишек и увезет их на дачу сажать морковку, выпроводить её за дверь.
Когда они всей гурьбой ввалились обратно в комнату, у Марго и Агнии округлились глаза.
— Вот, — вздохнула Лёлька, — два подкидыша. Прошу любить и жаловать: Арнольд и Сильвестр, они же Арни и Слай, мои племянники.
— Ой, какие славные, — восхитилась Маргарита, тормоша мальчишек. — Двое из ларца, одинаковых с лица, чай с тортом пить будете?
— Да, ты их отвлеки, пока мы тут с Акакием Валентиновичем закончим разговор, — попросила Лёлька, смиренно усаживаясь обратно в кресло.
Како вернулся на диван, уселся ссутулив плечи, и Лёльке внезапно стало жаль этого нелепого мужика. Дал же бог такую рожу – просто помесь Дракулы и Фредди Крюгера. И при всей своей кровожадности (может быть и чересчур напускной) этот монстр прямо таки тает при виде маленьких детишек, обожает приемную дочку и наверняка страдает от потери своей стервы-жены. Вот такой коктейль.
— Ты меня не бойся, — неожиданно, словно прочитав её мысли, заявил Како, — мне главное эту гниду найти, которая моего бутончика… и её брата и сестру, — спохватился он, — осиротила. А ты, я вижу, много успела узнать. Так расскажи мне остальное.
И Лёлька закончила свой рассказ, признавшись, что никаких плодотворных мыслей у неё нет, но зато теперь хоть понятно, что за цели преследовал убийца. Како интенсивно почесал затылок и пожаловался:
— Ничего не понял насчет этого француза. Он что, родственник Катеньки? И Зину убили поэтому? Чтобы деньги им не достались?
— Именно! Катя – тоже может быть наследницей, так что нужно её беречь, как зеницу ока.
— Я её сегодня в Испанию отправил, пусть на даче поживет, — он так и сказал: «на даче», словно речь шла о пригородном домике, — там охрана, так что будет в безопасности. А Ксюшу и Ромку пусть их папашки воспитывают теперь, — произнес он с тяжелым вздохом, — и охраняют тоже.
— Им, вроде бы, ничего не грозит, — пробормотала Лёлька. — Убийцу интересуют только кровные родственники Верне-Собаля.
— Они хоть и не кровные, но всё равно пусть охраняют! А то привыкли по ночам шастать…
Его прервал телефонный звонок. Откуда он раздавался, Лёлька не поняла и заметалась в поисках трубки. Обнаружился искомый предмет почему-то на столе, под ворохом бумаг. Едва не перевернув пузырек с гуашью, она все-таки успела нажать кнопку.
— Лёлька, мы его поймали! — в голосе Гарика булькало и переливалось торжество. — Мы сцапали эту сволочь! Он покусал Олега… — в микрофоне послышалось шуршание и возня. Потом голос Олега мрачно спросил: — Лёльк, ты не знаешь, где у Аньки йод хранится? Он почти прокусил мне ладонь.
— Да кто он? — завопила ошарашенная Лёлька.
— Понятия не имею, кто он такой, его видел на похоронах Глеб, но не знает, как его зовут, а сам он не признается, только рычит и ругается. Адвоката требует, паразит! Лёль, мне йод нужен, я тут кровью истекаю.
— Где у тебя йод хранится? — быстро спросила Лёлька у нервно прислушивающейся к разговору Агнии.
— В ванной, в зеркальном шкафчике, вроде бы был. А что там, уже раненые появились!?
— Не только раненые, они там поймали кого-то. — Лелька краем глаза заметила, как, услышав её слова, подскочил на диване Како, и быстро проговорила в трубку: — Олег, посмотри в ванной, в шкафчике с зеркалом. А мы сейчас приедем!
— Давайте поскорей, а то этот хмырь уже плеваться начал, как бы чумкой не заразил! — пожаловался Олег и отключился.
Теперь уже заметались все: Лёлька, Агния, прибежавшая из кухни и притащившая в обоих руках измазанных сливочным кремом полусонных близнецов. Даже Акакий, задергался, что ему в принципе свойственно не было. Убийца пойман, нужно срочно ехать, чтобы узреть, наконец, его преступный лик, а тут два клюющих носами мальчишки, которых с собой не потащишь, и нужно уложить их в постель и решить, кто с ними останется. Добровольцев не было, все жаждали ехать на место события. Идею Како оставить с близнецами одного из его охранников изначально отмели как несуразную.
Тогда Лёлька в отчаянии выскочила на лестничную площадку и принялась звонить в соседнюю квартиру. Там жила довольно милая дама, не то политолог, не то социолог, обожавшая работать за компьютером исключительно в позднее время суток.
— Кристина, — умоляюще заломила Лёлька руки, когда встревоженная соседка открыла дверь, — посиди, пожалуйста, у меня полчасика. Мне нужно срочно уехать, чэпэ у нас, а племянникам спать надо.
— Комп у тебя фунциклирует? — деловито поинтересовалась Кристина, запахиваясь в потрясающей красоты восточный халат.
— Да, конечно, сейчас врублю, — обрадовалась Лёлька.
— Три минуты — сброшу статью на дискету и приду, — отчеканила деловая дама. — Только умоляю, никаких сказок и игр в индейцев!
— Они уснут, как сурки, до утра глаз не откроют!
— До утра? — напряглась соседка.
— Не до утра! Я вернусь максимум через час, — Лёлька совсем не была уверена, что они уложатся в час, но желание посмотреть на пойманного убийцу было просто нестерпимым и жгло ей пятки.
— Ладно, сейчас приду.
Слегка оглушенные всеобщим авралом близнецы, с рекордной скоростью умытые и переодетые в пижамы, уже были уложены в спальне. Остальные нетерпеливо ждали возможности вырваться на свободу, так что когда появилась добровольная нянька, все гурьбой ринулись к лифту.
Точно такой же гурьбой они ввалились в квартиру Агнии, ту, где обитал Лёва сотоварищи — ведь ключей от другой по-прежнему ни у кого не было. «Странно, вообще-то, что у Агнии был только один комплект ключей от второй квартиры» — подумалось мимоходом Лёльке.
Прежде, чем проходить через стенной шкаф, быстренько пробежались по комнатам, обнаружив режущихся в очередную «стрелялку» Лулу и Лёву. Им, казалось, было наплевать на все, и явись им Георгий Победоносец вкупе со змием, они бы восприняли их как очередную компьютерную игрушку. Больше никого на этой жилплощади не было, и все по очереди переместились на другую.
Вот уж где царило оживление! В основном его создавал нетерпеливо бегающий по коридору от кухни к гостиной Гарик. Пахло какой-то гарью и табачным дымом, повсюду были разбросаны игральные карты, валялись мужские ботинки и разнообразные предметы – безжалостно раздавленный фонарик, испачканные кровью полотенца и деревянная колотушка для отбивания мяса. Словом, картина напоминала поле после битвы. Агния чертыхнулась.
Увидев входящую, вернее, вылезающую из шкафа процессию во главе с Акакием Гогуа, мечущийся Гарик вначале замер, затем ткнул волосатой лапой в направлении спальни, отрапортовал:
— Операция завершилась успешно. Все там, — и подозрительно покосился на Акакия.
Не реагируя на многозначительные гримасы Гарика, делающего попытки докопаться, каким образом в девичью компанию затесался устрашающего вида посторонний мужик, Лёлька ринулась к дверям, за которыми держали пленника. Там картина разорения была ещё более наглядной: скомканное покрывало, наполовину сорванная с карниза штора, разбросанные подушки, опрокинутый туалетный столик. Ковер покрывали пятна рассыпанной пудры. Посреди всего этого безобразия на пуфике, между кроватью и шкафом, ссутулившись, сидел попавший в засаду злоумышленник. Лёлька с трудом узнала во всклокоченном и изрядно потрепанном человечке Игоря Лукьяновича Перетищенко, преемника Виталия Бармина на посту директора фирмы «Корунд». Не успела она рот открыть, как в дверь мимо неё протиснулась фигура в черном и коршуном кинулась на пленника. Акакий ухватил господина Перетищенко за лацканы и принялся трясти его, как грушу. Голова бедного директора болталась из стороны в сторону, а на лице был написан такой ужас, словно он попал в лапы взбесившегося Годзиллы. Глеб и Гарик кинулись спасать Игоря Лукьяновича, но Како сам отпустил жертву, в результате чего та, промахнувшись мимо пуфика плюхнулась пятой точкой на пол.
— Говори! — рявкнул Гогуа, возвышаясь над поверженным Перетищенко.
— Что говорить? — пискнул тот, не предпринимая попыток встать.
— Всё говори! Зачем жену мою убил, зачем Катеньку похищал? Лучше скажи сразу, чтобы до суда дожить!
— Какая жена, какая Катенька? — состояние директора было шоковым, и речь его то затихала до шепота, то усиливалась до робкого визга. — Вы кто, вообще?
Лёлька поняла, что пора вмешаться.
— Акакий Валентинович — муж задушенной в ресторане во время поминок женщины и отчим Кати, дочери вашего покойного шефа Виталия Бармина, — пояснила она Игорю Лукьновичу.
— Гогуа? — перепугался тот окончательно. Очевидно, репутация Како была ему хорошо известна. — Но я никого не убивал! И не похищал! Я вообще тут ни при чем!
— Ага, — взвился Олег, стоявший у стены, опираясь на костыли, — и сюда ты не лез, и не кусал меня, как бешеный пинчер!?
— Это была самозащита, вы же на меня первые набросились. Что мне оставалось?
— В чужие квартиры лазать и сейфы вскрывать — тоже самозащита? — Это в полемику вступил, возмущенно потрясая связкой отмычек, Глеб. — Мы, между прочим, успели сфотографировать, как ты у сейфа крутился с этими железками. Так что доказательств хватает!
— Квартира — да, признаю! Мне нужно было прочитать завещание Виталия, — довольно охотно признался Перетищенко. — Должен же я был знать, кому он завещал контрольный пакет акций — брату новоявленному или дочке!
— Так ты из-за акций моего бутончика убить хотел?! — взревел Акакий, снова теряя контроль над собой.
— К-какого б-бутончика? — затрясся Игорь Лукьянович, прижимаясь спиной к шкафу.
— Бутончик – это Катя Бармина, — терпеливо перевела Лёлька.
— Я никого не убивал и не собирался убивать! С чего вы решили, что я могу кого-то убить? Я только…
— Это мы уже слышали, — в голосе Глеба звенел металл. — Ты только хотел прочитать завещание и, если оно тебе не понравится, уничтожить его. Так?
— Так, — мгновенно согласился Перетищенко. — Но убивать – ни-ни… Я законопослушный гражданин.
— И что нам теперь с тобой, законопослушным делать? Милицию вызывать?
— Не надо милицию, я сам с этим шакалом разберусь, — прошипел Акакий.
— Стоп. Лёль, ты помнишь, где был этот человек, когда Агния нашла мертвое тело в ресторане? — спросил Глеб. — А то я, если честно, совсем на него там внимания не обращал, у меня мысли были другим заняты.
— Погоди, сейчас соображу. — Лелька зажмурилась. — Когда я выходила, он точно сидел за своим столиком и что-то выговаривал официанту.
— У меня алиби! — вставил Перетищенко, — я поднимался со своего места только для провозглашения тостов… то есть не тостов… в общем траурные речи говорил. Из зала никуда не выходил, куча свидетелей может подтвердить!
— А ночь на первое мая ты тоже со свидетелями провел? — вмешался Гарик. — Или с отмычками по чужим квартирам шустрил?
— Я ночь на первое мая в самолете провел! — обрадовался пленник. — У меня и билеты сохранились! Мы с женой решили на три дня в Сочи слетать. Но утром мне позвонили, что Виталия… того, и я сразу обратно вернулся. Ночь на первое – в Сочи летел. Ночь на второе – обратно. Так что ничего вам на меня повесить не удастся!
— Я бы тебя самого повесил! — проворчал Како. — За ногу на березу.
— Лёль, ну так я вызываю милицию? — мстительно спросил Олег. — Надо этого домушника сдать властям, пусть им доказывает, какой он весь белый и пушистый.
— Э, погоди, посоветоваться надо, — остудил его порыв Гарик. — Маргарита, сможешь этого диверсанта на мушке минут пять подержать?
— Запросто, — с неожиданной готовностью согласилась Марго, взяла из рук Бигфута оружие и направила его на Перетищенко. — Куда нажимать? На этот крючочек?
— Да, как дернется, так и нажимай! Мы мигом!
Все, включая ещё более помрачневшего Акакия Гогуа, на которого уже перестали коситься, переместились на кухню. Последним ковылял Олег, из-за забинтованной руки управляться с костылями ему стало значительно сложнее.
— Ну что, убедились, что засада — вещь стоящая? — начал Гарик тронную речь. — Одного субчика мы уже поймали. Но, похоже, что это не та рыбка, на которую мы капкан ставили. Поэтому предлагаю караулить тут и дальше, убийца тоже должен клюнуть на приманку.
— А с этим типом что делать? В чулан запереть с кляпом во рту?
— Зачем в чулан? Вытурить, и дело с концом. Ну и запугать, конечно, для профилактики, чтобы не болтал. Нечего ему тут под ногами путаться!
— Хорошо бы его под домашний арест посадить, и телефон ему отключить на всякий случай, чтобы никому не мог сообщить.
— Домашний арест сделаем, — нехорошо ухмыльнулся Како. — Увезут, запрут, присмотрят.
— Тогда одной проблемой меньше, — обрадовался Гарик. — А мы сейчас тут все быстренько приберем, и снова засядем. Жаль, что темно уже, а свет горит. Но если выключить, то наверняка гад решит, что спать легли, и полезет!
— Думаешь? — в голосе Агнии слышалось явное сомнение.
— Уверен! Вы только как-нибудь потихоньку испаритесь отсюда, чтобы внимания не привлекать.
— Потихоньку не получится, мы сюда с такой помпой подкатили, что только слепой не заметил бы…
— Я останусь тут! — хлопнул себя ладонью по колену Гогуа. — Мальчики мои заберут этого… не знаю как культурно назвать. Машины тоже уберут, чтобы не светились у подъезда. — Потом, подумав, добавил: — А то дома нехорошо мне, пусто…
После этих слов никто не нашелся, что ему возразить. Лёлька успела лишь поразиться тому, как стремительно растет количество людей, принимающих участие в поимке убийцы. Ещё пять дней назад она была совершенно одна, а сейчас собралась уже целая команда, правда на редкость разномастная и плохо управляемая, похожая скорее на банду махновцев, чем на оперативную группу, но все-таки…
А вокруг уже кипела активная деятельность: Како вызывал по телефону своих парней, Агния мыла посуду, а Глеб с Гариком поспешно собирали разбросанные в пылу схватки предметы обихода и рассовывали их куда попало, лишь бы с глаз долой. Через десять минут помещения приобрели более пристойный вид, и Гарик буквально выставил их вон, заявив, что чем быстрее они смоются, тем больше шансов… Каких шансов, он не успел уточнить, а поскорее захлопнул за ними дверцу шкафа. А по другую его сторону Лёлька задумалась уже о том, сколько же раз ей пришлось за эти дни лазать через этот дурацкий шкаф. Вот ведь, тропа миров… А ведь, сделай бы в свое время Агния обычную дверь, а не тайный ход, глядишь, и история могла бы быть совсем другой, без этого душераздирающего преступления. Хотя, кто знает…
Маргарита ждала в прихожей, пока Лёлька с Агнией наспех проверяли обстановку. Вроде бы, все тихо: у Левушки, как всегда, улюлюкал компьютер, сам он одной рукой прижимал к сердцу сонную Лулу в жутком сарафанчике, а другой неистово молотил по клавиатуре. Гора хлама увеличилась за счет пустых картонных коробок, а остатки непонятно откуда появившейся пиццы на столе свидетельствовали о том, что сладкой парочке в ближайшее время голодная смерть не угрожает. Присутствие Мишеля не было замечено — скорее всего, он в театре. Подруги не стали долее задерживаться — в конце концов, терпение сердобольной Кристины тоже не безгранично, пора уже и освободить её от дежурства при близнецах.
Глава 21
Ночь, в которую они окунулись, выйдя из дома, встретила подруг россыпью звезд на небе, очередными пьяными воплями, раздававшимися из окон откуда-то сверху и сбоку, и пряным запахом распускающихся тополиных листьев. Двух джипов, на которых прикатил Како со своей охраной, уже и след простыл — оперативно сработали ребята.
— Господи, как же хочется прогуляться пешком, ни о чем не думая, просто поболтать о всякой ерунде, покурить где-нибудь в скверике, выпить пива с рыбкой… — мечтательно пробормотала Агния.
— Анька, всё будет. Позже. Особенно, скверик. А пива выпить, это мы и сейчас вполне способны организовать. К ближайшему круглосуточному магазину, пожалуйста, — попросила Лёлька водителя, усаживаясь на заднее сидение. — Думаю, лишние пять минут Кристина потерпит.
И они заехали в супермаркет, где, конечно же, одним пивом не ограничились. Очень приятно делать покупки, когда никто не толкается, не норовит пнуть сзади каталкой, и в кассу нет никаких очередей.
— Эх, как же я отвыкла еду в дом на своем горбу таскать, — бурчала Маргарита, чуть не волоком затаскивая в прихожую упаковки с пивом. — И куриц мы мало купили, надо было четыре штуки брать, а лучше – шесть. Народу-то вон сколько!
— Ага, в морозилку их не клади, прямо с утра жарить начнем. Кристь, как тут, тихо было? — поинтересовалась Лёлька, заглядывая в комнату.
— Два часа пятнадцать минут! Из них почти час я была рефери борьбы нанайских мальчиков под одеялом! — грозно прошипела отъезжая в кресле от стола Кристина. — Только вы отчалили, как какой-то идиот начал в дверь скрестись. Я сначала не поняла, что творится. Да ещё попугай твой ненормальный вдруг матерится начал, как пьяный грузчик. Так орал!
— И кто это был? Ты дверь открывала? — не на шутку перепугалась Лёлька.
— Открыла! Только никого там уже не было. Зато мальчишки проснулись и устроили мне веселенькую жизнь. Еле обратно в постель загнала!
Лёлька встряхнула головой. Это уже похоже на манию преследования — ей везде чудится готовящий очередную пакость убийца. А что если это и был он? Решил проникнуть в квартиру. Лучше не думать с какой целью… Но, услышав вопли Румбо, решил не соваться. Вот ведь, иногда и от невоспитанных попугаев польза бывает.
— Больше, Лёлька, я на такие провокации не куплюсь! — продолжала ворчать соседка. — Ты в курсе, что твои племянники — вылитые розовые зайцы с батарейками «Энерджайзер» в задницах?
— Кристиночка, ты пиво будешь с нами пить? — подхалимским тоном спросила Лёлька, чтобы сменить щекотливую тему.
— Нет, если только пару баночек с собой прихвачу, меня от пива в сон клонит, а мне кровь из носу статью нужно к утру дописать. Так что, пошла я, девочки! Спокойной ночи!
Закрыв за соседкой дверь, Лёлька зашла полюбоваться на спящих близнецов, которые во сне выглядели настоящими ангелами, поправила укрывающее их одеяло, и отправилась на кухню, где уже пахло кофе и пивом. Ужасное варварство — употреблять одновременно два эти напитка, но душа требовала пенно пузырящегося янтарного и холодного содержимого высоких стаканов, а организму нужно было взбодриться, поэтому только проспавшая целый день Агния не стала пить крепкий черный кофе.
Забравшись на любимый подоконник и уперев пятки в батарею парового отопления, Лёлька вздохнула тяжело, как беговая лошадь после долгожданного финиша, отхлебнула пиво и облизала с верхней губы пену. Маргарита жевала ломтик сушеного кальмара, Агния, прислонившись головой к стене под повешенной на ней икебаной из ивовых прутьев, колосьев и засушенных цветов, меланхолично рассматривала Маргариту.
— Перетищенко — идиот, — в Лёлькином голосе сквозило жуткое разочарование. — Надо же было столько шума устроить из-за этого несуразного типа…
— Лёль, я тут послушала, что ты Акакию понарассказывала. Это всё правда? — спросила Агния, поудобнее устраиваясь на табуретке.
— А ты думаешь, я сочиняла? — вздохнула Лёлька. — Мне такое в жизни не придумать. Слишком все сложно и запутано, и слишком много людей в этом деле замешано.
Маргарита долила в стакан пива и заявила:
— Ну, не так уж и много, если разобраться. Многих уже можно исключить. Того же Перетищенко, Гогуа, сатанистов… Кого ты ещё подозревала?
— Да я кого только не подозревала…
— И меня? — меланхолично вставила Агния.
— Тебя – нет! Вот уж кого я ни секунды не подозревала, так это тебя. И ещё — Левушку, но по другим причинам. А остальных — да! Только мне всё время кажется, что убийца очень хорошо замаскировался. Слишком хорошо.
— Ещё бы! — хмыкнула Маргарита. — Надо бы перебрать всех, кто в этом деле мелькал, составить список и подумать.
— Опять список?! — возмутилась Лёлька. — У меня от этих списков обостряется комплекс умственной неполноценности!
— Тогда давай сделаем так. Я уже три раза слушала твой рассказ о событиях, могу сама его изложить. А ваша с Анькой задача — дополнять его ускользнувшими подробностями, всем, что сможете припомнить. И раз уж ты так ненавидишь списки, пусть Агния составляет реестр – кто, куда, когда…Если действовать методом исключений и сопоставлений, то можно хотя бы прикинуть, кто мог что сделать — знаешь, есть в журналах такие задачи на логику. Пойдет?
Лёлька с сомнением посмотрела на Маргариту. Та разодрала второй пакетик с кальмарами и зашебуршилась в нем, выискивая кусочек полакомей.
— Ну, давай попробуем, хуже не будет. Только прекрати жевать эту гадость! Там в холодильнике должна быть порезанная копченая рыба, если до неё никто ещё не добрался.
— Лёль, тащи рыбу сюда, а я пока поищу бумагу и ручку для Аньки. И пива ещё достань.
Через несколько минут всё было готово. Даже в глазах Агнии засверкал охотничий огонь. Лёлька тоже встряхнулась и воспрянула духом; в конце концов, попытка ещё одного мозгового штурма совсем не помешает. Пусть даже в штурме будут задействованы не совсем приспособленные для этой цели мозги, но кто знает… Конечно, логика Олега, сообразительность Гарика и опыт Глеба им бы не помешали, но на нет и суда нет. Попробуем обойтись своими силами.
Адмиральские часы гулко и солидно пробили час ночи.
Когда они пробили два раза, работа была в самом разгаре. Вернее, в самом начале, потому что Лёлька пыталась восстановить весь ход событий в вечер убийства Виталия и заставляла Агнию расписывать чуть ли не поминутный хронометраж. А ещё у неё накопились вопросы.
— Почему у тебя была только одна связка ключей от второй квартиры? — настырно допытывалась она у Агнии.
— Да не одна — три! Одну я оставила родителям на всякий случай, вторую носила в сумке, а третья лежала в шкафчике в прихожей. И все три с одинаковыми брелоками, чтобы не путать с ключами от другой квартиры. Такие подковки из красноватого металла.
— А у Воти ключей не было?
— Не было, зачем они ему, если я почти всегда дома бывала? А если меня нет, то ему, тем более, нечего у меня одному делать. Мне и в голову не приходило, и ему тоже…
— И пропали сразу обе связки? Ты проверила?
— Проверила, — Агния устало махнула рукой. — Обеих не нашла на месте. Как корова языком слизнула. Хотя те ключи, что в шкафчике, могли и раньше пропасть, я же их не каждый день проверяла.
— А когда в последний раз ты их видела?
Дотошность Лёльки начала надоедать Агнии. Лучшая подруга, а ведет себя почище любого следователя. Но раз надо, значит надо, в конце концов, Лёлька для неё же старается.
— Не помню. Может, месяц назад… Точно, они были на месте, когда я делала уборку первого апреля! А потом не помню.
— Тааак… а теперь скажи-ка, почему ты, как все нормальные люди, не носишь все ключи на одной связке? Почему на разных?
— Лёльк, смотри, — Агния сбегала за своей сумочкой и выложила на стол кольцо с пятью ключами, к кольцу был прикреплен симпатичный брелочек в виде ушастого пластикового зайца. — Эти ключи — от квартиры родителей, этот — от почтового ящика, а эти два — от моей первой квартиры. От старого замка, и от нового. Так вот, один из ключей от второй квартиры был в точности такой, как этот, от первой, только бороздки слегка отличались. А другой ключ — похож на один из родительских. Поняла теперь? Мне просто надоело путаться в этих одинаковых ключах, и я разделила связки! И купила по три одинаковых брелочка, чтобы сразу их различать.
Лёлька потрясенно таращилась то на ключи, то на Агнию. Это же какой надо быть пунктуальной аккуратисткой, чтобы додуматься до такого! Лёлька всю жизнь таскала с собой огромное количество ключей от самых разных дверей и дверок, и ни разу ей и в голову не приходило как-то систематизировать эту тяжеленную связку, хотя непонятно зачем было цеплять на неё, например, ключи от дедушкиного гаража, в котором она бывала в лучшем случае раз в год. И почему она не выкинула старый ключ от родительской квартиры, когда там сменили замок?
— Дай сюда твою сумочку, — неожиданно попросила она.
Ничего не понимающая Агния безропотно протянула ей изящный ридикюль крокодиловой кожи. Лёлька расстегнула крошечный замочек и сунула нос в сумку. Так и есть. Портмоне, носовой платочек, прозрачная косметичка, блокнот с ручкой и ещё пара аккуратно уложенных вещиц. И всё! Идеальный порядок. А у Лёльки? Помнит ли она, что там слежалось на дне её баула, похожего на саквояж земского врача, сверх меры набитый непонятно чем. Она, конечно привыкла таскать эту штуку на плече, но ведь если там покопаться, то можно обнаружить самые неожиданные предметы, как минимум половину из которых можно совершенно безболезненно выкинуть. Например, засохшие фломастеры и маркеры, слипшиеся леденцы и страшненький сувенир, презентованный ей в каком-то издательстве. Это только то, что она встречала у себя в сумке в последнее время.
— Ты чего с таким скорбным видом уставилась в мою сумку? — встревожилась Агния. Маргарита тоже глянула в раскрытый ридикюль и удивленно пожала плечами.
— Ничего, это я так… размышляю.
— Странный способ размышлять, однако. Верни имущество и поехали дальше. Что там у нас на очереди?
— На очереди… ваш поход в «Мартинику». Но вначале скажи мне, почему Вотя говорил не «дочь», а «дочери», мне об этом его секретарша сказала. Я, конечно, хронологически бегу впереди паровоза, но очень интересно.
— Да это у него ещё с тех времен, когда он был женат на Зинаиде, осталось, — вздохнула Агния. — Он старался ко всем её детям относиться одинаково, вне зависимости – его или не его. Так что дочки — это Катька и Ксюша.
— Вот ёлки! — расстроилась Лёлька. — А я на этом множественном числе целую версию построить успела… Ладно, вернемся к тому, как вы провели тот вечер. И, пожалуйста, не вздумай плакать!
Исписанные листки один за другим укладывались в стопку на подоконнике, за окном постепенно начало синеть небо и защебетали просыпающиеся птицы. Лёлька притащила свою разноцветно-кружковую схему и по ходу дела дорисовывала на ней ещё какие-то одной ей понятные значки и фигуры. Пиво ещё не закончилось, но влезало уже, да и то с трудом, только в Маргаритин организм. Сварили ещё кофе и доели оставшиеся после близнецов руины торта. Маргарита откровенно клевала носом, зато у Лёльки с Агнией открылось второе дыхание. Около шести утра они задумчиво посмотрели друг на друга.
— Давай ещё раз проверим, может быть, что-то и упустили! — вцепилась Лёлька в свои изрядно поникшие кудри. — Марго, иди-ка спать на диван, а то сейчас с табуретки свалишься.
— Погоди, нам диван нужен, чтобы листы разложить, нужно все в целом обозреть, — вмешалась Агния.
— На полу разложим, не привыкать! В комнате места много.
— Ага, поспишь с вами, будете вокруг дивана на коленях ползать, бубнить и ругаться, — зевнула Маргарита. — Я уж лучше вместе с близнецами, на краешке прикорну.
С этими словами она допила свое пиво и удалилась неуверенной лунатической походкой. Во дворе уже лаяли первые выведенные погулять собаки, кто-то принялся заводить упрямо глохнувшую машину. Телефон, который всю ночь держали под рукой, так и не зазвонил. Означать это могло всё, что угодно. Лёльке с Агнией было не до этого, они тасовали и перекладывали исписанные и исчерканные страницы, сверялись с криво разграфленными таблицами, изредка бормоча что-то под нос. В клетке, накрытой куском старой простыни, шебаршился попугай.
— В общем, фигня получается, — устало плюхнулась в кресло Лёлька. — Кандидатур целых три. И каждый мог это сделать, в принципе. Или все вместе. Или двое из них.
— А как проверить? — Агния уселась на пол, прислонившись спиной к дивану. — У нас ведь улик никаких, одни вычисления и рассуждения доморощенные. Может, позвоним всё-таки следователю?
— И что скажем? Что имеем трех подозреваемых, и ни одного мотива, ни одной улики? Арцев уже и так обещал ко мне своих надзирателей приставить, чтобы я не занималась черт знает чем.
— Приставил? — живо заинтересовалась Агния.
— Пока, кажется, нет. Я ничего такого не замечала. Но больше я с ним без конкретных фактов разговаривать не собираюсь, надоело толочь воду в ступе.
Из-под стола вылез грустный Лукаш и воззрился на разбросанные бумаги и хозяйку, в последние дни совершенно безответственно относившуюся к собственной собаке. «Ем что попало, гуляю с кем попало…» — читалось в скорбных карих глазах.
— У меня есть идея, как проверить! — заявила вдруг Лёлька. — Только нужно спешить, потому что вчерашнее затишье мне не нравится! Наш преступник за целые сутки не предпринял ни одной попытки… — тут она замолчала, вспомнив рассказ Кристины о неизвестном визитере.
— Попытки чего? — отрешенно переспросила Агния.
— Да так, ничего, — пробормотала Лёлька. — В общем, идея такая…
Лукаш вздохнул и решил ещё немного поспать, всё равно его никогда в такую рань не выводили. Выслушав Лёлькин план, Агния запричитала:
— Лёль, это опасно! Нужно чтобы кто-то страховал, иначе всё может плохо кончиться! И не только для тебя, пойми!
— Мне в первую очередь нужны магнитофон и, желательно, видеокамера, хотя у меня мало надежды, что её удастся в нужном месте установить незаметно и включить вовремя. Не думаю, что опасность такая уж большая, нам только доказательства нужны, мы же не собираемся изображать группу захвата.
— Этот человек уже убивал, для него это не проблема… Я боюсь.
— Мы же не с идиотом дело имеем, и не с маньяком, а с расчетливым убийцей, задумавшим все только ради денег, — Лёлька старалась говорить убедительно и уверенно. Хотя сама сомневалась в своих словах. Кто знает, как поведет себя разоблаченный убийца… В известных ей книгах и фильмах они вели себя совершенно по-разному.
— В общем, как хочешь, но надо кого-то ещё привлечь к этому, иначе я просто тебя не отпущу.
— Тогда придется сделать так…
Глава 22
Марина Евдокимовна явилась за внуками ровно в девять. К этому времени близнецы успели позавтракать, дважды завязать Лукашу уши узлом и разрисовать дверь ванной желтой гуашью. Лёлька завершила, наконец, телефонный разговор с Сергеем Соболем и заметалась по квартире, разыскивая мальчишечьи штанишки и носочки, которые обнаруживались в самых неожиданным местах. Маргарита хриплым со сна голосом прокричала из спальни, что во-первых, она лежит на чем-то странном, кажется, на чьих-то ботинках, во-вторых, белая машина у подъезда с читающим бульварный роман водителем в полном распоряжении отбывающих на дачу, и в-третьих — она сейчас встанет, только ещё чуть-чуть поспит… Минут пять…
— Какая прелесть быть Эркюлем Пуаро, Шерлоком Холмсом или мисс Марпл, — возвращаясь и втаскивая за собой в прихожую упирающегося Лукаша, бурчала проводившая маму с племянниками Лёлька. — Никаких родственников, домашних животных и безумных друзей с пистолетами, сломанными ногами и дурацкими идеями! Никто от них не требовал нарисовать кучу зайцев и ёжиков к определенному сроку и одновременно вычислить серийного убийцу.
— Лёльк, ты договорилась с Сержем? Не томи, рассказывай! — Агния взмахнула обсыпанными специями руками, которыми она только что запихнула в духовку противень с куриными тушками.
— Не уверена. Я ему битый час растолковывала, но у меня после бессонной ночи что-то со связностью речи плохо. Но главное он понял — дочку сейчас отвезет к друзьям, у которых дом огорожен забором с колючей проволокой и две здоровенные овчарки во дворе живут. С Юлькой я тоже поговорила, она обещала сидеть за этим забором и нос не высовывать. А потом Серж поедет в театр, там как раз репетиция должна начаться. Оттуда – в «Мартинику» и затем – к тебе. Если ничего не перепутает. Когда вернется домой — позвонит, и мы поедем устраивать засаду. Убийца просто не может не клюнуть! А сейчас должен заехать Боб, привезти видеокамеру. Он уже убегал из дома, когда я позвонила. Чудом застала. — Лёлька перевела дух после длинной тирады и задумалась.
— Жрррать! Жррать! Крреветочки! — заорал в комнате попугай. Подруги вздрогнули.
— Так, зверьё кормить, Маргошу будить… что ещё? Мужики не позвонили, как у них дела? — Лёлька нахмурилась. — Спят они там, что ли?
— Похоже, что да. Я сама туда звонила — никто трубку не берет, — призналась Агния.
— Ну, это ничего не значит, они бы и не стали отвечать. А вот то, что сами не звонят…
Её слова перебила телефонная трель.
— Алё, алё! — заорала Лёлька в трубку.
— Лёль, ты? — голос Олега был мрачен и едва различим, словно он говорил с другой планеты.
— Конечно, я! Вы там как?
— Лёль, тут такое дело… Мы не там.
— А где? Говори немедленно, где вы?! — Лёлька округлила глаза и попыталась отмахнуться от нетерпеливо топчущейся рядом Агнии.
— Короче, Лёль, мы в ментуре. Ой, простите, лейтенант, в милиции. Это я не тебе, милая, извини. Вы там с девчонками не беспокойтесь, нас скоро отпустят. Только пусть Агния с паспортом приедет и скажет, что мы — не грабители.
— А вас за грабеж замели?! Где?
— У Агнии, где же ещё! Какой-то умник вызвал милицию, сообщил, что банда грабит квартиру, вот они и примчались. И нас повязали… Ещё ночью. Только сейчас позвонить разрешили. — Даже сквозь помехи было слышно, как Олег раздраженно фыркнул.
— А как они же в квартиру попали? Дверь взломали?— изумилась Лёлька.
— Дверь была не заперта. У нас ключей-то не было, а отмычки куда-то задевались, вот мы её и прикрыли только. Знать бы, кто нам такое удружил с милицией…
— Что, что там такое случилось? — изнывала Агния.
— Быстро собирайся! — зажав ладонью трубку, рявкнула ей Лёлька.
— Куда?!
— Собирайся, сейчас объясню!
Агния всполошенной бабочкой заметалась по квартире. Потом сообразила, и просто сняла передник, оставшись в брюках и блузке. Поднятая с постели очередными криками и суетой, появилась зевающая Маргарита, спросонок не понимающая, что происходит. Лёлька пыталась выяснить у Олега, по какому адресу нужно ехать, чтобы выручить влетевшую в неприятности компанию, Агния рылась в галошнице, разыскивая туфли и втолковывала Маргарите, когда нужно выключить духовку с жарящимися курами, попугай орал и ругался, требуя законный завтрак. В довершение всего явился раздраженный Боб, доставивший непонятно на какой пожар срочно потребовавшуюся видеокамеру.
— Значит так, — выпроводив Боба, согласившегося довезти Агнию до отделения милиции, объявила Лёлька Маргарите: — быстро чисть зубы и тоже собирайся. Сейчас должен позвонить Серж, и мы с тобой поедем изобличать убийцу!
— Уже поймали? — обрадовалась Маргарита.
— Никого пока не поймали, — разочаровала её Лёлька. — Но у нас всего три кандидатуры осталось. Сегодня закидываем приманку, и убийце ничего не останется, как клюнуть на неё. Вот тут мы его и…
— Никого вы не «и»… — перебил её внезапно раздавшийся от двери ледяной голос. — Не зря я опасался вашей, Елена Викторовна, чрезмерной активности.
Лёлька и Маргарита оторопели. Арсений Петрович Арцев, следователь городской прокуратуры, имел вид карающей десницы. Даже, скорее карающего меча, ибо был небывало прям и грозен. Мрачно блестя глазами, он вошел в комнату. Попугай втянул голову в плечи и взъерошил хохолок. Кажется, корма ему ещё долго не дождаться…
Невольно посторонившись, чтобы пропустить Арцева, Лёлька судорожно попыталась спрятать за спину видеокамеру, Маргарита, ойкнув, исчезла за дверью спальни, сообразив, что футболка, хотя и довольно длинная, совершенно неподходящий наряд для общения с представителями закона.
— Вообще-то, прежде, чем войти, нужно стучать! — прошипела Лёлька.
— Вообще-то, дверь была нараспашку, — парировал следователь. — И это после всех моих предупреждений о необходимости соблюдать осторожность! Скажите спасибо, что я не поверил вам, и принял превентивные меры.
— Какие меры? — насторожилась Лёлька, пятясь к дивану.
— Превентивные, — туманно пояснил Арцев и, сбавляя тон, поинтересовался: — Чашечки кофе мне тут не перепадет? А то утро у меня, вашими стараниями, вышло на редкость гадостное и суетное. И ночь, кстати, тоже.
Больше Арсений Петрович ничего добавить не успел. Появилась Маргарита в белых джинсах и небесно-голубом свитере без рукавов, и все упреки застыли на суровых следовательских губах. Пока внимание представителя власти было сосредоточено на проплывающей в сторону кухни одалиске, Лёлька умудрилась кое-как запихнуть проклятую камеру под диванную подушку.
— Сейчас я сварю кофе, — пропела Маргарита. — Вам черный или со сливками? — любезно спросила она Арцева.
— Мне… любой. Если можно.
— Можно. Отчего же нельзя? — царственно кивнула обольстительница и удалилась, убедившись, что подруга успела перевести дыхание и взять себя в руки.
Арцев встряхнул головой, словно отгоняя наваждение и принялся вышагивать по комнате. Лёлька поспешно сгребла разбросанные листы бумаги, но следователь только хмыкнул. Потом отдернул штору и уставился в окно.
— У вас даже собака никогда на чужих не лает, вот что я заметил, — неожиданно проворчал Арцев.
— Не лает, — согласилась Лёлька. — Не считает нужным.
Арцев продолжал смотреть во двор, невежливо повернувшись к ней спиной. Лёлька начала злиться, но тут же поняла, что именно этого он от неё и добивается — чтобы она вышла из себя. Черт побери, ну что за люди, эти следователи — постоянно играют на эмоциях людей! Или это уже профессиональная привычка — доводить собеседника, чтобы он терял над собой контроль? Или он энергетический вампир? Когда-то Лёлька прочитала статью про таких умельцев, добивающихся от человека психологического взрыва и жадно поглощающих выделяемую при этом энергию. Чушь какая! Что там говорилось про защиту от подобных типов?
Она удобно уселась в кресло, положила ногу на ногу и сплела пальцы рук. Кажется, так. Арцев обернулся. Точно, почувствовал, что добыча ускользнула! Лёлька лучезарно улыбнулась.
— Если бы мне месяц назад сказали, что я так долго и смиренно буду терпеть путающуюся под ногами следствия барышню, — в ответ на её улыбку брюзгливо заявил Арсений Петрович, — я бы решил, что надо мной издеваются.
— Смиренно? — хмыкнула Лёлька. — Да вы мне чем только не угрожали! Кстати, обещание приставить ко мне соглядатаев, вы так и не выполнили.
— Выполнил, выполнил, я все выполнил. Можете гордиться — вашими стараниями следственная группа все последние сутки пребывала в совершенно дурацком положении.
— Ваши намеки мне непонятны, — отрезала Лёлька. — Если ко мне есть конкретные претензии, говорите какие.
В этот момент в кармане Арцева запиликал мобильный телефон. Лёлька обрадовалась — сейчас он, как всегда, сорвется с места и убежит. Даже кофе не попьет. Но Арсений Петрович только внимательно выслушал звонившего, пару раз пробормотал: «Ага, можно, уже можно» и отключился. Потом, подумав, сам набрал номер. Ответили ему почти сразу. «Гринь, все закончилось. Да жив он, жив! Приезжай срочно к Тумановой!» — скомандовал гость. Лёлька в душе возмутилась, но промолчала. Поведение Арцева наводило на мысль, что он явился не просто так, чтобы прочитать очередную нотацию. Но тогда зачем? Не для того же, чтобы выпить в их обществе утренний кофе. Хотя, всякое может быть — условные рефлексы у мужчин закрепляются удивительно быстро, а кофе в этом доме подают всегда крепкий и вкусный, не растворимая гадость, а арабика тонкого помола, сваренная, судя по аромату внесенного Маргаритой напитка, со щепоткой корицы.
Но насладиться кофе им помешал стук в дверь и появление нового действующего лица. Дверь ему открыл сам Арцев. Маргарита только бровью повела и принесла ещё одну чашку. Адвокат Валинчук был свеж, как первый летний огурчик, и лишь некоторая небрежность в прическе выдавала то, что мчался он сюда на всех парах. Так вот, какому Грине звонил Арсений Петрович.
Григорий Петрович галантно поцеловал Лёльке и Маргарите ручки и тут же вцепился с вопросами в Арцева.
— Погоди, Григорий, сейчас остальная часть банды явится, тогда все и расскажу, — отбивался от него следователь. — Дай кофе попить, всю ночь, как собака, мотался. Три трупа! Нет, ты представь себе — три!
— Какие три трупа? — испугалась Лёлька и едва не перевернула сахарницу. — Опять?!
— Эти трупы, не совсем те трупы. Вернее, совсем не те трупы. Но вы всё сделали, чтобы был и четвертый. Если б не моя бдительность и уверенность в том, что вас на пушечный выстрел…
Раздался страшный грохот, и кофе коричневой лужицей расплылся по желтой салфетке с вышитыми овечками. Это Григорий Петрович, непривычный к местным катаклизмам, подпрыгнул на стуле.
— Не беспокойтесь, наверное, в прихожей опять перевернули чашу для курения благовоний, — светски извинилась Лёлька. — Сейчас посмотрю, кто там.
Но смотреть не пришлось — в комнату ввалилась вся компания: Агния, потирающая ушибленный бок, Глеб в Лёлькином спортивном костюме, обросший щетиной Акакий. Последними шествовали похожий на раненого бойца Олег и заботливо его поддерживающий Гарик. На лице Бигфута блуждала ехидная улыбка, исчезнувшая сразу же, как только он рассмотрел сидящих у стола следователя и адвоката.
Когда, наконец, все умудрились найти сидячие места – кто на пуфике, кто на кухонных табуретках, а кто и на Лелькином столе, и получить по толике кофе с печеньем (варить новую порцию Марго не пустили, хотя она и рвалась), следователь прокуратуры Арсений Петрович Арцев обвел всех пронзительным и усталым взглядом. Лёлька тут же позавидовала: это был несомненно классический взгляд классического детектива, собравшего участников событий в финале, чтобы объявить имя убийцы. Но тогда должны присутствовать и все подозреваемые! Черт, неужели они ошиблись? Или нет?
Словно отвечая на её мысли (и с чего бы это — никогда они не понимали и не поймут друг друга!), Арцев отчеканил:
— Хочу сразу сказать, что убийца сегодня задержан. С поличным, при попытке напасть на Сергея Павловича Соболя. Так что пора ставить в этом деле точку, и всем добровольцам, — тут он мрачно глянул на диван, где в уголке с индифферентным выражением лица сидела Лёлька, — повторяю, всем добровольцам и активистам хорошо бы вернуться к нормальной жизни.
— Ася, ну что ты, право, так суров с дамами? Ведь если бы не Елена Викторовна…
— Если бы не Елена Викторовна, нам не пришлось бы всю ночь дергаться, вместо того, чтобы спокойно проводить следственные мероприятия, а утром – носиться за Соболем. Мы просто чудом успели его прикрыть. И все благодаря неуемной Елене Викторовне Тумановой и её бравой команде.
Лёлька, узнавшая, что сурового работника прокуратуры в обычной жизни зовут Асей, едва удержалась от пикировки и колкостей. Тем более, что сидящая рядом Агния украдкой дернула её за рукав.
— Ну, была от этой команды и определенная польза, — миролюбиво заметил Валинчук и тут же замахал руками. — Но спорить я не собираюсь! Ты лучше не томи нас, у всех ночка была ещё та…
— Ладно, интриговать я больше не буду, — вздохнул Арцев. — Так кого вы, Елена Викторовна в конце концов записали в главные подозреваемые?
— Лулу, Мишеля Ремизова и Петю Зайцева, — ответила за Лёльку Агния. — Но вот с мотивом у нас… Плохо с мотивом.
— А Лулу-то каким образом? — изумился Арцев. — Лулу ту совсем ни при чем. Как впрочем, и Зайцев. А вот Ремизов… Именно Ремизов сегодня попытался убить своего двоюродного брата Сергея.
— Вот он и мотив, — вздохнула Лёлька. — Но каким образом они оказались братьями?..
— Ладно, сейчас поймете. — Арсений Петрович с сожалением заглянул в опустевшую чашку. — Попытаюсь рассказать всю эту историю более-менее последовательно, тем более, что успел с главным персонажем побеседовать до того, как его… Короче, у Ремизова нервный срыв, врачи с ним сейчас занимаются.
— Ээээ… — неожиданно подал голос восседавший у окна на крошечном пуфике Акакий Гогуа, — А кто вообще такой этот Ремизов?
Глава 22
Миша Ремизов до пяти лет носил фамилию Иванов.
Елена Соболь родила первенца довольно поздно – в тридцать пять лет, когда уже почти перестала надеяться выйти замуж. Решила, что хоть ребенка нужно завести, чтобы на старости лет не так одиноко было. Тем более, что жила она одна — по распределению после мединститута попала в Хабаровск, получила комнату в коммуналке, да так и прижилась там, вдали от отца и брата.
Забеременела Лена в санатории; собственно, и поехала на юг с этой целью. Познакомилась с женатым мужичком и добилась своего. Беременность протекала с осложнениями — токсикозом маялась, давление прыгало. Мальчик родился семимесячным — слабеньким, болезненным. Еле пищал в пеленках, дергая головенкой и вызывая у матери брезгливое отвращение. Вокруг младенца крутились врачи, поджимали губы: «Гидроцефалия, асфиксия при родах». Уж с кем из коллег она общалась, и какие прогнозы выслушала, сейчас установить трудно. Но только в свою комнату из роддома Елена вернулась одна, а соседям, плача, сообщила, что малыш родился нежизнеспособным, и умер сразу после рождения. О дальнейшей судьбе сына она старалась не думать, помогло то, что в скором времени случайно познакомилась с интересным мужчиной.
Василий Ремизов был вдовцом, потерявшим семью в автокатастрофе. Мужик основательный, культурный и не очень молодой, он искал себе не любовницу, а жену, спутницу жизни. Ухаживал тоже основательно, старомодно и долго. Елена давно уже не ждала особой, неземной любви, а Василий был симпатичным, веселым и неглупым, так что когда он после года знакомства пришел к ней с букетом, конфетами и шампанским и сделал по всем правилам предложение, согласилась сразу.
Зажили они вполне счастливо. Надеялись, что вскоре и ребенка родят, но Елена никак не беременела. Годы шли, она оббегала всех возможных специалистов, прошла несколько курсов лечения, но ничего не помогало. Василий её не упрекал, был тактичен и утешал, как мог. Но Елена видела, как хочется ему малыша, чтобы играть с ним, читать на ночь сказки и водить по воскресеньям в зоопарк. Начала бояться, что найдет муж себе другую женщину, которая сможет подарить ему долгожданного наследника. Так что когда Василий однажды намекнул, что раз такое дело, не стоит ли подумать об усыновлении ребенка из детского дома, она даже обрадовалась. И тут сердце обожгло воспоминание о крошечном сморщенном личике с синюшными губками и раскосыми щелками глаз.
Елена пообещала Василию навести справки о возможности усыновления, и бросилась по знакомым. Вот когда ей пригодились связи среди медиков. Всеми правдами и неправдами, она раздобыла сведения о мальчике, оставленном ею пять лет назад, узнала, что назвали его Мишей Ивановым, что живет он в детском доме номер три, и помчалась туда.
Так страшно ей никогда в жизни не было. Помня об ужасных вещах, которые сулили её ребенку педиатры и невропатологи, она ожидала увидеть чуть ли не олигофрена. К ней вывели худенького и большеглазого малыша со сломанным пластмассовым паровозиком в руках. «Здр-равствуйте, — сказал Миша, старательно раскатывая букву «р», и она увидела, что глаза у него серо-голубые, грустные и доверчивые. Елена провела с мальчиком два часа и убедилась, что он нисколько не отстает в умственном развитии, только очень… не то что забит, просто зажат каким-то почти взрослым пониманием своей ненужности в этом мире. Господи, что она натворила! Как могла, почему поверила вот так, сходу, что её ребенок родился неполноценным?
Именно тогда она решила, что вернет сына во что бы то ни стало. Даже если Василий не одобрит её решения. Но муж, увидев Мишу, улыбнулся и сказал, что малыш славный, и раз завоевал её сердце, то так тому и быть. Если бы он знал… Но признаться она так и не решилась.
Самым сложным оказалось оформить усыновление так, чтобы не всплыла старая история об отказе от ребенка. Посвящена в неё была только директор детского дома, и нервы Елене она потрепала изрядно. Но, в конце концов, все закончилось, и у Миши появились папа и мама, новая фамилия, собственная светлая комната, собственные игрушки и книжки с картинками.
Дальше все было, как у многих детей — походы в цирк, лето на даче, любящие родители и даже подаренная на день рождения собака, смешной кудрявый пудель Тошка. Миша научился звонко смеяться и уже не вздрагивал, когда его неожиданно окликали по имени.
Но память о детском доме осталась. Он часто просыпался ночью и подолгу лежал, вслушиваясь в сонную тишину квартиры, думал о том, что на самом деле он тут – чужой. И все это должно было бы принадлежать кому-то другому, а ему просто повезло, что тот, другой не родился. А если бы родился, то Миша по-прежнему жил бы в детском доме, никому не нужный. Так он и рос с этой мыслью.
В школе он учился хорошо, но больше учебы его интересовал школьный театр. Там он мог примерять на себя разные маски и судьбы, там его постоянные сомнения в праве на место под солнцем отступали и сменялись уверенностью в себе. Он нашел этому название: «дурачить мир». Уже в седьмом классе он решил, что поступит в театральный институт и станет артистом.
Елена заболела, когда Мише было пятнадцать лет. Свой диагноз и отпущенный срок она знала. Никаких надежд не было — метастазы распространялись стремительно, операция ничего не дала. За неделю до смерти она призналась сыну во всем: в том, что оставила его крошечным в роддоме, что скрыла правду от Василия. Просила ничего ему не говорить. Она хотела остаться в памяти Миши не приемной, а настоящей матерью, хотела покаяться в самом страшном своем грехе.
Слова матери произвели на мальчика оглушающий эффект. Оказывается, он не случайный приемыш, и не нужно было годами изводить себя мыслями о том, что его приютили из милости, и он занимает не своё место в этой семье. Если бы он знал… Не пришлось бы ему мучиться догадками о том, кем была женщина, благодаря которой он появился на свет, и которая безжалостно оставила его одного в равнодушном мире. Вот она, исхудавшая до неузнаваемости, лежит в постели и едва слышным шепотом умоляет сына простить её. Простить? А что ему остается? Она снова покидает его, на этот раз — навсегда.
В ту ночь он впервые плакал по-настоящему — взрослыми, злыми и горькими слезами. И пытался простить мать не только на словах, которые он нашел для неё днем.
А потом все разом закрутилось — похороны, попытки научиться жить без заботливой опеки, без вкусных обедов и уютного тепла. Василий, растерянный и опустивший руки, бродил из угла в угол, забывая включить в сумерках свет. Мише не хотелось возвращаться домой, говорить о школьных делах, бессмысленно таращиться в телевизор. Он устроился подсобным рабочим в театр и мчался туда сразу после уроков, трепеща, словно наркоман, от желания поскорей окунуться в мир пыльного запаха кулис, фанерных задников и гулких голосов репетирующих в пустом зале актеров.
Он и не заметил, как Василий спустя год свел знакомство с пышнотелой сорокалетней Нюрой, а потом и привел её в дом, представив Мише новую маму, мачеху. Нюра оказалась существом безвредным и хозяйственным. И в доме снова запахло пирогами и борщами. Но уже на носу были выпускные экзамены, и Миша начал собираться в Москву, поступать в театральный институт.
Столица Мишу не приняла, ни в «Щуку», ни в «Щепку», как посвященные называли театральные училища имени Щукина и, соответственно, Щепкина, по конкурсу он не прошел. Москва показалась ему неприветливой, суматошной и совершенно бездушной – огромный Вавилон, в котором он терялся и ощущал себя изгоем, щепкой в бурном море. Вернувшись домой, он стал собирать сведения о других институтах, и через год без помех поступил на актерский факультет в одном из областных центров на юге России. Рангом институт был пониже московских, но зато и требований поменьше. Миша уже понял, что особым талантом не обладает, но упрямо хотел быть только артистом.
Годы студенчества были голодными, но веселыми — попойки, ставший привычным запах марихуаны, богемные вечеринки и тощие девицы, пьяный секс с которыми потом вспоминался с равнодушной брезгливостью. Да и не только девицы случались, нравы в среде, куда он попал, были более чем свободными.
Мишу стали называть Мишелем, он отрастил длинные волосы и отшлифовал новый стиль общения с окружающими — снисходительно-отчужденный, демонстрирующий тонкость натуры и исключительность. Доверчивого и неуверенного мальчика Мишу он изживал в себе последовательно и безжалостно. Мишель был совсем другим. Почти совсем другим — принюхивался, ловчил, кружил по жизни в поисках местечка поудобнее. Но возможностей было маловато. Из-за этого сорвалась женитьба на не слишком молодой девице, дочери местного богатея — жениха отшили после первых же смотрин: гол, как сокол, да и на лице написано, что не жена ему нужна, а тестев кошелек.
После учебы Мишель устроился в драматический театр поближе к дому, в Красноярске. Отчим с мачехой звали вернуться в родной город, но он не хотел, успев привыкнуть к полной свободе. Хотя в отпуск приезжал к ним, отъесться вволю после полунищенской жизни на актерскую зарплату.
О наследстве де Верне-Собаля он впервые услышал именно во время отпуска. Он тогда только приехал, и отсыпался после двух суток, проведенных на жесткой боковой полке плацкартного вагона. Разбудили Мишеля приглушенные голоса, доносящиеся из-за двери. Посмотрев на будильник, и увидев, что вот-вот наступит полдень, он вяло сполз с кровати и вышел в коридор. Голоса доносились из кухни.
— Она умерла. Уже почти десять лет прошло, — объяснял кому-то Василий.
В ответ слышалось не совсем внятное бормотание. Мишель замер, соображая, идти ли в туалет или вначале послушать. Любопытство победило.
— Нет, к сожалению ничем не могу помочь, из родных у неё был только брат, но он тоже умер, да и жил от нас далеко очень. Племянник еще был, но мы с ним отношений почти не поддерживали, знаю, что был племянник, и всё.
— А ваши дети? — разобрал Мишель слова невидимого ему человека.
— Если вам нужны именно родственники по крови, то ничем помочь не могу, наш сын — приемный. Хотя по закону приемные дети приравнены к родным, не так ли? — в голосе отчима прозвучала надежда.
— Не в этом случае. Нам поручено найти именно кровных родственников, так составлено завещание.
— А что за завещание? Деньги-то большие?
— Больше ничего сказать не могу, но если что-то вспомните, то обязательно позвоните мне вот по этому телефону, буду очень признателен, — незнакомец, видимо, вручил визитную карточку и стал прощаться.
Мишель мгновенно спрятался в своей комнате и поспешно оделся. Подождав пару минут после того, как за гостем закрылась дверь, он незаметно вышел из квартиры и помчался вниз по лестнице. Во дворе он успел заметить спину мужчины в сером костюме, поворачивающего за угол. Мишель нагнал незнакомца у супермаркета, тот покупал в киоске сигареты.
Не зря Мишель был актером. Ещё только успев рассмотреть, что мужчина в сером костюме выглядит не старше его самого, он уже сообразил что делать. На налетевшего на него с дружескими тумаками и объятиями абсолютно незнакомого типа с сомнительной прической и в драных джинсах недавний гость их квартиры посмотрел ошалело и недоуменно. Но Мишель продолжал хлопать его по спине, тыкать кулаком в бок и вопить о каких-то Машах, экзамене по физике и летней прополке школьных цветников. Незнакомец отбивался, как мог, шипя, что он только позавчера впервые приехал в этот город и знать не знает никаких Маш и злобных физиков Викторов Самуиловичей. Но Мишель не унимался, хохоча и вспоминая, каким приколистом был Васька Булкин с третьей парты. Незнакомцу ничего другого не оставалось, как извлечь из портмоне паспорт и продемонстрировать, что никакой он не Васька Булкин, а вовсе даже – Петр Игнатьев. Тогда Мишель принялся извиняться и уверять, что Петр настолько похож на Ваську Булкина, что и родная мама не их различит. А потом, не отходя от кассы, вернее, от киоска, предложил новому знакомцу во искупление его, Мишеля, невольной ошибки отметить встречу в ближайшем ресторанчике. Время было обеденное, и Петр, подумав, согласился.
Из ресторана они вышли уже под вечер. Изрядно захмелевший Петр желал продолжить экскурсию по злачным местам Хабаровска, жаждал знакомств с девушками и волнующих приключений. Но Мишелю уже хотелось поскорей от него избавиться и подумать над тем, что Петр выболтал ему спьяну. А выболтал он немало.
Мишель узнал, что сюда он был направлен с важной миссией — разыскать Елену Соболь или её родственников, потому что есть некий богатющий иностранец, желающий завещать своё огромное состояние тому, кто докажет с ним свое родство. А Елена и есть, вернее, была, не то внучкой, не то племянницей этого самого иностранца. Конечно, есть ещё родственники, но надо отыскать и остальных, чтобы иностранец мог выбрать из полного ассортимента. Иностранцы, они же дотошные и привередливые. Вот и отрядили Петра, но, как оказалось, зря – никого подходящего не он нашел, и завтра должен улетать ни с чем.
В конце концов, Мишелю удалось дотащить Петра до гостиницы и незаметно выудить у него из кармана визитную карточку. На карточке было указано, что Игнатьев работает в адвокатской фирме. Причем, в том городе, где жил Сергей Соболь, его двоюродный брат. О кузене Мишель слышал с детства, но никогда его не видел и совершенно им не интересовался. Только и помнил, что название города. Были дома, кажется, какие-то фотографии. Надо поискать.
Почти всю ночь Мишель размышлял, покуривая у раскрытого кухонного окна. Конечно, разумнее всего было бы позвонить с утра Петру и всё ему рассказать. А ещё лучше — поехать в гостиницу и торжественно сообщить семейную тайну. Ну и что? Доложат богатенькому заграничному Буратине, что есть ещё один претендент на его денежки, в очередь поставят, смотрины устроят. Есть у Мишеля шансы? Есть, но не больше, чем у того же кузена и его детишек. А то, что у Сергея был как минимум один ребенок, Мишель выяснил, просмотрев вечером семейный фотоальбом — на одной фотографии тот был снят вместе с красивой женщиной и пухлощекой девчушкой. Вот и прикинь, кого выберут? А может, там уже и не только одна эта семейка фигурирует. Ведь Мишель мало что знал о родственниках матери, помнил только, что она летала на похороны брата. Мише тогда было… лет десять-двенадцать. А дед, отец матери, умер ещё до появления Миши на свет.
К утру Мишель принял окончательное решение: ничего пока Петру Игнатьеву не сообщать, а попытаться разузнать всё о родственниках и на месте прикинуть собственные шансы на наследство. Он наскреб денег на дорогу и, соврав Василию и Нюре, что едет отдохнуть к приятелю на Волгу, отправился в город, где жил его кузен. Впервые в жизни у него появился реальный шанс добиться того, о чем так страстно мечталось по ночам на голодный желудок: богатства, сытой и беззаботной жизни, комфорта и независимости.
Ещё не зная, как повернет фортуна, Мишель решил быть крайне расчетливым и осторожным. Он не пошел с распростертыми объятиями по адресу, списанному из старой записной книжки матери, найденной им в ящике книжного шкафа. Он только покрутился вокруг дома, расспросил старушек на скамеечке у подъезда и убедился, что Сергей Соболь с женой и дочкой Юлей живут по старому адресу. Потом он подкараулил Сергея и шел за ним до самой котельной, в которой, как сообразил Мишель, и работал кузен. Интересно… Он уже видел на афишах имя Валентины Соболь. Что могло связывать простого работягу и актрису?
Знакомство с Сергеем свести оказалось довольно просто — Мишель опять разыграл простенькую сценку «извините, обознался», и в результате был допущен в святая святых: в коморку, где Серж коротал дежурства в писании своих стихов и статей.
На исходе второй недели пребывания в городе Мишель узнал уже очень многое — про взаимоотношения кузена с женой, про то, что жены и Юли родственников у Сергея никаких нет. Была ещё тёща, которая жила у сестры Валентины в Подмосковье, но эта родня Мишеля не интересовала. К этому времени он уже знал, что проверяется ДНК. Он даже прочел пару статей об этих анализах, чтобы понять, что там к чему.
Единственное сомнение, которое его мучило, заключалось в том, что он не был полностью уверен в своем истинном происхождении. Могло ведь случиться так, что матери, когда она искала своего сына, случайно, а то и специально, подсунули ложную информацию. И он — вовсе не сын Елены Соболь. Могло такое быть? Мишель прикидывал так и этак. Выходило, что могло. Но как это проверить, черт возьми?! Только если сравнить собственную ДНК с ДНК Сергея или Юли. Да ещё так, чтобы никто ни о чем не догадывался. Для этого нужен был какой-нибудь хитрый план. И время.
Отпуск у Мишеля заканчивался, а решения он так и не нашел. Уезжать несолоно хлебавши не хотелось, и тогда он отправился в театр и устроился там на работу. Жалко было бросать уже насиженное место и менять пусть и не главные, но вполне солидные роли среднего плана неизвестно на что, однако иного выхода он не видел. Взяли его в труппу охотно, но в кулуарах он узнал, что с новыми постановками тут туговато, а в уже сложившийся репертуар его введут разве что третьим составом или статистом. Ну да ладно, не карьеру же он собрался в этом театрике делать, в конце концов. Он должен, во-первых, убедиться, что может претендовать на наследство, о котором уже наслушался от Сергея самых немыслимых вещей, а во-вторых, сообразить, как до него добраться.
А в сентябре Мишелю повезло. Однажды он, как обычно, сидел в котельной у Сергея, пил пиво и листал общие тетради, в которых кузен шариковой ручкой записывал свои литературные творения. Там среди авангардистской поэзии и сумбурных эссе, ему вдруг попались вполне связные записи о детстве, о родителях и бабушках-дедушках. Видимо, Сергей писал это для потомков, подробно, с именами и фамилиями. Мишель трижды прочитал эти страницы и задумался.
— Ты чего сидишь с таким задумчивым видом? — спросил Сергей, ходивший проверять какие-то вентили и датчики.
— Анна Семеновна Гусакова была твоей бабушкой? — начал Мишель очередную мистификацию.
— Да, а что?
— И она жила в Харькове?
— Жила. Родилась там, и там погибла в войну. Ну так ты скажешь, в чем дело?
— А в том, что моего деда звали Михаил Семенович Гусаков, и жил он в Харькове, и сестра у него, кажется, Анна была! — вдохновенно врал коварный Мишель.
— Ну ни фига себе! — хмыкнул Сергей. — Так мы, получается, родственники? То-то в тебе есть что-то смутно знакомое.
— Ну, это ещё не факт, мало ли Гусаковых на свете. Но проверить не мешает.
— Так сейчас это просто, были бы деньги. Двести баксов всё удовольствие, только где их взять?
В тот же вечер Мишель позвонил домой. Он редко обращался к отчиму за деньгами, но тут изобразил безвыходную ситуацию. Дескать, в общежитии жить невозможно, а на то, чтобы снять комнату, денег у него нет. Василий пообещал завтра же перевести, и не двести долларов, а сразу пятьсот. И снова заговорил о том, что нужно искать размен их квартиры, чтобы сыну не нужно было скитаться по чужим углам. Мишель ответил уклончиво — ни да, ни нет. Заниматься обменом ему совершенно не хотелось.
Анализ подтвердил, что Сергей и Мишель — родственники. Получая бумажку с результатами в лаборатории, Мишель презентовал огромную коробку конфет, и уговорил юную практикантку убрать из базы данных его фамилию. Зачем ему это было нужно, он пока точно не знал. Или уже знал?
Сергею он сказал, что результат отрицательный, рассчитывая, что тот за результатами не пойдет. Зачем, если все и так ясно? Так и случилось. Мишель надеялся, что Сергей вскоре забудет об этом анализе и о «несостоявшемся» родстве. Но в конце ноября Сергей начал вдруг жаловаться на дочь. Юля делала попытки отбиться от рук: шастала по ночным дискотекам, хамила родителям, пару раз явилась домой под хмельком и взяла привычку закатывать истерики и обвинять отца в никчемности. В его слова о грядущем богатстве не верила, и считала пустозвоном, как впрочем, и жена Валентина. Да ещё Валентина, как-то в пьяном виде бросила фразу о том, что Юлька, скорее всего, вовсе не дочь Сергея. Тут он совершенно вышел из себя, схватил дочь и потащил на анализ. Мишель, в надежде на то, что одной наследницей станет меньше, проспонсировал мероприятие. Но ожидания не оправдались — анализ был положительным.
А вскоре выяснилось, что Сергей болен. Некоторое время он уныло бродил по врачам, затем поставил на себе крест и впал в депрессию. Жене было плевать на его болячки, дочь была слишком юной, чтобы понимать серьезность диагноза, и только Мишель заходил в котельную, поговорить и посочувствовать. С хорошо скрываемой радостью он наблюдал, как все более бледно-серым становится лицо кузена, ждал, когда сможет стать единственным претендентом на деньги де Верне-Собаля. После смерти Сергея устранить со своего пути Юлю казалось Мишелю делом пустяковым. И тогда… Тогда он, выждав немножко, отправится в ту адвокатскую конторку. И снова будет ждать. Но он согласен подождать, если есть шанс. Шикарные виллы, яхты, собственный самолет, почтительная прислуга, роскошные женщины, бархатное ночное небо на берегу Атлантического океана, шум прибоя и томное пенье смуглых девушек. Что-то живучими оказались оба – и кузен и французский дедушка… Но Мишель терпелив, он дождется.
Катастрофа произошла в конце зимы. Они сидели за двухлитровой бутылью пива и употребляли его с копченой мойвой. Сергей был более оживлен, чем обычно, говорил о том, что стал чувствовать себя гораздо лучше. Потом пустился в воспоминания и посетовал, что так и не проверил, правду ли ему говорил отец. Мишель подлил ему в кружку «Клинского» и стал слушать, приходя во всё больший ужас. Оказывается, перед смертью (и что за мания в этой семье — все тайны раскрывать на смертном ложе!) отец рассказал Сергею о том, что у него до встречи с его матерью была связь с другой женщиной. И сына, родившегося от этой связи, он признал и дал ему свою фамилию. Но через некоторое время они расстались, женщина вышла замуж, а ребенка усыновил её новый муж. Где и когда это случилось, Сергей понял смутно, отец говорил еле слышным шепотом, а в больничной палате, где происходил разговор, было довольно шумно.
Сергею долгое время и в голову не приходило разыскивать брата. Зачем? Ведь они — совершенно чужие люди. И только заболев, он вспомнил этот разговор и подумал, что поискать все же стоит. Как ни как — брат, родная кровь.
Мишель разозлился. Вспомнил о родной крови, нашел время! А что, если у этого братца — целый выводок детей? Возись потом…
— Серж, — предложил он Сергею, — а давай я попробую его найти, заняться мне, кроме работы, всё равно нечем, так хоть в детектива поиграю. Кузен согласился и даже записал на бумажке всё, что помнил из слов отца.
Найти Виталия Мишелю удалось довольно быстро — помогло то, что ориентиры были достаточно четкие: областной городок, памятник расстрелянным партизанам (отчего-то именно этот памятник в рассказе умирающего фигурировал неоднократно), а также улица Сиреневая и имя женщины — Серафима. Так что, идя по цепочке, Мишель быстренько нашел нужный дом, разузнал у соседей про семью Барминых, и выяснил, что Симкин байстрюк Виталий давно живет в областном городе, и стал там чуть ли не главным богатеем. А уж выяснить в адресном столе место жительства ещё одного новоявленного родственника никаких трудов не составило.
Мишель сообщил Сергею, что следы его брата он нашел, но тот умер в раннем детстве. Так что, увы… Кузен только рукой махнул — нет, так нет. И больше об этом не вспоминал. Он опять почувствовал себя хуже, но лечиться упорно отказывался.
Мишель, устроив слежку за Виталием Барминым, разузнал не только о его ребенке от первого брака, но и о том, что бизнесмен собирается вскорости жениться. И хотя теперь можно было быть уверенным, что Сергей не станет разыскивать брата, нельзя было исключить возможность того, что Виталий знает, кто был его настоящим отцом. И стоит ему в таком случае хоть краем уха услышать о наследстве и условиях его получения, как он тут же предъявит свои права. А мужик он крепкий и, судя по всему, сообразительный.
Никогда ещё Мишель так не нервничал. По ночам спал плохо, обдумывая варианты развития ситуации, в театре играл всё хуже. Радовало одно — он свел знакомство с Левой Сташевским, братом невесты Виталия, и стал захаживать к нему в гости, оставаясь ночевать и беспрепятственно слоняясь по квартире. Вскоре он уже знал о проходном стенном шкафе, да и о многих привычках обитателей обеих квартир. Тут-то у него и появилась идея, как можно безнаказанно убить двоюродного брата.
План был прост. Пока Агния и Виталий собирались в театр, он незаметно залез во вторую квартиру и утащил оба комплекта ключей от неё: один из сумочки, а второй — из шкафчика в прихожей. Помогло ему то, что Агния для того, чтобы не путаться в похожих ключах, нацепила их на разные брелоки – от одной квартиры – с подковками, от другой – с зайцами, так что ошибиться было невозможно. Мишель запланировал нападение на Виталия именно в первой квартире, которую все хорошо знали, и где бывали самые разные люди. Если следствие не поверит в виновность Агнии, то пусть проверяют всех посетителей, да хоть тех же сатанистов можно им подкинуть. А ещё Лёвушка есть, которому можно любую улику в любой момент подкинуть, и который во всех замыслах Мишеля играл немаловажную роль. Вернее, не сам Лева, а его феноменальные глупость и рассеянность. Когда он включал компьютер, остальной мир переставал для него существовать, и за его спиной могли маршировать гвардейцы кардинала или орудовать толпа маньяков — он бы их попросту не заметил.
Итак, Лева погрузился в упоение очередного интернет-романа, а Мишель, выкрав ключи, отправился в свой театр. Роль у него в тот вечер была эпизодическая, с одним выходом, но глаза он помозолил изрядно, организуя праздничную выпивку и на всякий случай создавая себе видимость алиби. На место задуманного убийства он вернулся без проблем — через другую квартиру, где заранее надел перчатки и вооружился на кухне остро заточенным ножом. Потом пролез через шкаф, баллончиком нитрокраски намалевал перевернутые кресты и антихриста над унитазом и затаился в прихожей.
Ждать пришлось долго. И свет нельзя было включить. Он сидел на пуфике, прислонясь к стене, и в конце концов перестал ощущать себя самим собой. Это не он затаился в темноте, чтобы убить другого человека. Не он, кто-то другой, которого он не знал, но которого, оказывается, вырастил и научил, что нужно сделать… Руки в перчатках потели, и это раздражало.
Всё произошло чудовищно просто. В замке щелкнул ключ, дверь открылась, раздался громкий смех, и Мишель увидел четко очерченный светом силуэт мужчины. Он вскочил, сделал пару шагов и движением, которое не раз отрабатывал, воткнул нож в темную фигуру, в грудь, слева. Потом с силой оттолкнул человека, вошедшего следом за мужчиной, и выскочил на площадку. Он бежал, не оглядываясь, надеясь на то, что успеет скрыться до того, как Агния сможет встать на ноги и сможет его увидеть. Остаток ночи он провел, в скверике, распивая с каким-то типом дешёвый портвейн, а с утра пораньше незаметно прошмыгнул в театр мимо заспанной вахтерши и залег спать в куче театрального реквизита. А выспавшись, вернулся к Леве. Нужно было быть в курсе событий.
Он был все время рядом. Странное вдохновение и ощущение безнаказанности подгоняло и заставляло действовать. Или он боялся потерять кураж, как это называли в театре?
Подкараулил поздним вечером в проходном дворе дочь Сергея — глупую свиристелку, которая даже не пыталась вырваться, обмякла в его руках. Но на следующий день Мишель узнал, что задушил не ту девчонку, такая досада. Впрочем, ладно, с Юлей все гораздо проще, это дело может подождать, а вот Катя, живущая за заборами и запорами — проблема, он понял это давно, методично наблюдая за домом Гогуа в течение целых двух недель. Однажды ему почти удалось подкараулить Катьку, вылезшую побезобразничать на воле, но в этот момент появился Роман и утащил её в дом.
Тогда-то Мишель и придумал план, хоть и сложноватый, но безопасный. Он познакомился с Романом и Ксюшей, на одной из тусовок, выяснил, что оба ездят в ночной клуб. Там вытащить ключи от машины у глупого мальчишки труда не составило. И он поехал дожидаться, пока маленькая хулиганка не отправится на свой ежевечерний разбой. Заманив Катьку в машину, Мишель отвез её на дачу приятеля, зная, что того в городе нет, а ключ всегда от дома хранится под крыльцом. Он запер девчонку в чулане, решив расправиться с ней так, чтобы никто и следа не смог найти, а для этого нужно было время и кое-какие препараты. Потом отогнал обратно к клубу машину и вернулся со всем необходимым уже на рассвете. Маленькая негодница к этому времени умудрилась каким-то образом отпереть замок и испариться.
Мишель был в бешенстве: так долго разрабатываемый план снова дал осечку. К тому же он третьи сутки спал урывками и очень устал. Устал не только и не столько физически — парнем он был достаточно крепким — сколько психологически. Понимая, что нужно остановиться, передохнуть, попросту выспаться и подумать, как обезопасить себя, замести следы, он всё равно стремился поскорее покончить со всем этим маетным делом. Отдохнет он позже, когда сможет спокойно вздохнуть в уверенности, что на его пути не осталось никого. Он отправился в театр, а потом к Леве, где можно было без помех перевести дух. Странно, что таким местом стала квартира, где он впервые убил человека, но так уж получилось. Жаль, что сейчас невозможно было бросить работу, опять-таки чтобы не взывать подозрений. Хотя он был уверен, что нигде не оставил следов.
Случайная встреча с Лёлькой и то, что она довезла его почти до дома, где жило семейство Соболь, натолкнули его на мысль снова попытаться разделаться с Юлей. Он знал, что Валентина осталась в театре и домой вернется только поздно вечером. Из автомата Мишель набрал знакомый номер телефона, и Юля ответила, что папы дома нет. Но очередное покушение было опять неудачным, эти девчонки были словно заговоренные. Пришлось выпрыгивать в кухонное окно, хорошо, что высота была небольшой, и, повиснув на руках, он приземлился на мягкую весеннюю землю. А потом, спрятавшись в кустах, он увидел вышедшую из подъезда рыжую нахальную художницу и впервые по-настоящему испугался. Он, хватая частников и укрываясь за углами, проследил за Лёлькой до её дома, а потом до клуба «Череп», где услышал, что она расспрашивает там о Романе и его присутствии в клубе в ночь похищения Катьки. Эта пигалица шла по его следам. Нужно было подумать о маскировке. Утром Мишель прихватил в театре парики, грим и пару платьев из костюмерной. Перевоплощаться и изменять голос он умел — профессионал.
Для чего он, переодевшись в женскую одежду и нацепив паричок-каре поехал на кладбище? Конечно, не для того, чтобы спихнуть в яму пьяную Валентину Соболь. Ему хотелось потолкаться среди людей и послушать, что говорят об убийстве. Присутствие на похоронах Агнии было для него неприятной неожиданностью. А тут ещё рыжая всё время вертела головой, кого-то высматривая. Мишелю пришлось спрятаться за кустами, вдруг девица наметанным взглядом художника заметит неладное в его внешности. Потом неподалеку появились жена Сергея и Петя Зайцев. Из всех намеченных им потенциальных жертв Мишель особенно не любил Валентину Соболь, да ещё, пожалуй, Зинаиду Гогуа. Но если Зинаида попросту внушала ему страх своей напористостью и грубостью, то Валентина своими капризами и пьяным жеманством постоянно доводила Мишеля в театре. Так что когда она нетвердой походкой проходила мимо, искушение было слишком велико — Мишель, оглянувшись и убедившись, что Зайцев ушел, выскочил из-за куста и с силой толкнул её в спину в направлении одной из заранее вырытых могил. Надежда на то, что Валентина свернет себе шею не оправдалась, но Мишель получил огромное удовольствие от процесса искалеченной актрисы извлечения из ямы.
На поминки он поехал с удовольствием, хотелось вкусно поесть и расслабиться. А собравшись уходить, ощутил настоятельную потребность посетить туалет. В дамском наряде было бы странно вваливаться в мужскую комнату, пришлось идти в дамскую, благо там никого не было. Он находился в кабинке и не слышал, как в помещение вошла Зинаида. И именно в тот момент черт его дернул прокашляться собственным, вполне мужским кашлем… Когда он открыл дверцу и прямо перед собой увидел по-змеиному внимательное и злое лицо Зинаиды, времени на размышление у него уже не оставалось. Сейчас она устроит дикий разнос, набегут охранники… Руки сами сделали всю работу — правая сжалась в кулак и врезалась в это противное лицо, левая ухватила скользкий велюр на груди. А потом — хруст шеи в одеревеневших пальцах и струйка слюны в уголке хватающего воздух перекошенного рта с размазавшейся губной помадой. Он швырнул тело в кабинку, прикрыл дверь.
Выглянув в холл, Мишель увидел, что в дамскую комнату направляются Агния с какой-то роскошной грудастой девицей. Удачно. Теперь тебе, голубушка не отвертеться… Он поправил парик и бросился навстречу. Нужно отвлечь спутницу Агнии, заговорить с ней, отвести как можно дальше от двери туалета. Только после того, как раздался истошный вопль, Мишель шмыгнул к гардеробу, через пару секунд после того, как охранники пробежали на крики, он выскочил за дверь и поймал первую попавшуюся машину. Внутри все ликовало. На это раз получилось виртуозно!
Мишель доехал до какой-то площади и купил в магазине бутылку водки. «Гжелка» приятно холодила разгоряченные ладони. Оказывается, задушить человека довольно просто… только руки после этого слегка побаливают. Водитель хмыкнул, глядя, как он нянчит бутылку. Наверное, считает его пьяницей. Но он не алкаш, это мерзкая сучка Валентина — алкоголичка. Чтоб она захлебнулась в своей водке! Мысли скакали обезумевшими кроликами, и Мишелю уже казалось, что сегодняшний день будет длиться и длиться... Стоп! Он должен быть хладнокровен и расчетлив. Иначе все полетит в тартарары.
Он доехал до общежития. К счастью, сосед по комнате был на работе. Полчаса ушло на то, чтобы сменить грим и парик. Мишель превратился в Лёльку. Вернее в шарж на Лёльку — долговязый и нескладный. Но зато рыжий и кудрявый. Мишель сложил губы бантиком и попытался улыбнуться. Да, противная девица… Пузырек с притертой пробкой мирно лежал на дне чемодана. В нем пересыпалась щепотка невзрачных кристалликов цианида. Отчим работал на фабрике, производящей бижутерию с позолотой, и как-то несколько лет назад принес этот флакончик, чтобы уничтожить осиные гнезда на чердаке дачи. Оказывается для того, чтобы вызолотить обычную железку используется легендарный страшный яд. Вот Мишель и прихватил его остатки, уезжая из дома. Просто так, на всякий случай. Или уже тогда знал, что случай рано или поздно представится?
Взбалтывать крупинки яда в бутылке было приятно. Вот последние растворились, и водка стала прозрачной. Возникла идиотское желание отпить прямо из горлышка. Всего один глоток. Он захихикал. Аккуратно протер бутылку тряпкой, завернул в газету и положил в старенький портфель. Туда же сунул валявшийся в шкафу туристический топорик. На всякий случай.
Что там эскулап говорил — травматология городской больницы? Мишель позвонил в справочное, и ему подтвердили: да, такая поступила. Труднее всего было пробиться в палату к Валентине, пришлось дать дежурной пару купюр, чтобы пропустила к пострадавшей «подруге». А уж сунуть бутылку в тумбочку — пара пустяков. Пусть опохмеляется! Мишель поймал себя на том, что слишком часто хихикает. Неужели нервы стали сдавать?
Поймав у больницы частника, он назвал ему Лёлькин адрес — играть, так играть. Поговорил с водителем, выяснил, что тот часто калымит у больницы, значит, подтвердит, что отвез рыжую прямо домой. Мишель вылез из машины у Лёлькиного дома. Хорошо бы придушить эту любознательную малявку, чтобы не совала свой конопатый нос, куда не следует. Но как это сделать, если он не знает номера квартиры?
Он рассматривал из-за кустов подъезд, когда внезапно дверь распахнулась, и та, о ком он кровожадно размышлял, выскочила из него. Мишель не успел среагировать, как Лёлька шмыгнула в белую иномарку и та ракетой сорвалась с места. Интересно, куда её на ночь глядя понесло? Он вышел на проезд и проводил взглядом исчезающие за углом габаритные огни. Потом перевел взгляд на дом и увидел повисшую прямо над подъездом ржавую люльку. Тяжелая… Если удастся выбраться на крышу, то можно там подождать возвращения рыжей и приготовить ей отличный сюрприз… Чердак был заперт на висячий замок, который ничего не стоило сбить топориком. Тросы пришлось предварительно подрубить, чтобы оставалось нанести только последний удар. Он присел на парапет и стал ждать. У него не было возможности как следует изучить личную жизнь этой девицы. Будет жаль, если она решила заночевать не дома…
Нет, рыжая вернулась очень быстро, и не одна, с каким-то мужиком. И люлька вполне оправдала его надежды — грохнуло так, что взвыли сигнализации дремлющих на стоянке машин. Уходить пришлось через другой подъезд. Он вышел, полюбовался издали на проблески мигалок наехавшей милиции и спасателей, повел усталыми плечами и отправился к Леве — отсыпаться. Мишель чувствовал себя очень умным и ловким. И почти счастливым. Можно было позволить себе устроить на следующий день передышку и насладиться ощущением торжества.
Всё было замечательно! До того момента, как он, вернувшись с Левушкой и Лулу из похода по магазинам (оказывается, у этой дурочки водились небольшие деньги, которые она решила с шиком потратить на новые наряды), не заметил случайно на балконе той самой, второй квартиры рыжую кудрявую голову погребенной им накануне под ржавым металлоломом художницы. Разом стало тревожно и мир поблек. Он рискнул приоткрыть шкаф и услышал приглушенные голоса — мужские и женские. Дьявол, да сколько их там? И зачем? Он понял, что нужно уносить ноги.
В общежитии не сиделось, и Мишель отправился слоняться по городу. Уже в темноте ноги сами привели его к Лёлькиному дому. Во дворе гуляла старушка с болонкой, и он, пряча лицо за поднятым воротником, принялся расспрашивать о девушке с приметной внешностью. Через пять минут он уже знал, в какой квартире живет рыжая. Проводив взглядом торопящуюся смотреть очередную серию телевизионного детектива старушку, он нашарил в кармане прочный шелковый шнурок. Не тот, которым задушил девчонку, другой. Лучше и крепче. Рискнуть?
У подъезда было тихо, и он, не спеша вошел и начал подниматься по лестнице, прислушиваясь к звукам, раздающимся из квартир. Но удача, видимо, отвернулась от него окончательно. Едва он дотронулся до нужной двери, совсем непрочной, почти картонной двери, которую так просто открыть, за ней кто-то заорал дурным фальцетом. Мишель отпрянул, вслушиваясь. Ну и выражения! Художница, а с такими мужиками живет!
В следующую минуту он уже быстро и почти бесшумно сбегал вниз. Какого черта его понесло сюда? Думал, что рыжая сидит дома одна-одинешенька и картинки свои рисует? Дурак…
На утреннюю репетицию Мишель приплелся совершенно разбитый — ночевал у какой-то случайно подвернувшейся девицы на горбатой тахте. Пили дешевое красное вино. Расслабился, называется.
Едва актеры начали, вяло ворча и переругиваясь, читать свои роли, появился бледный и мрачный кузен. Мишель впервые увидел его в театре, да ещё прямо перед собой, в пустом зале. Сергей растерянно разводил руками, объяснял — жена в больнице, а ему срочно, сегодня вечером, нужно лететь за границу, умер родственник. Может, коллеги по сцене смогут на пару дней взять на себя заботу о Валентине? Передачи носить, морально поддерживать…
Репетиция остановилась. Мишель украдкой отошел за кулису. Если Сергей улетит во Францию, все кончено. Хорошо, что он ориентировался в хитросплетениях театральных коридоров, успел перехватить уже уходящего кузена в фойе. Тот торопился, но Мишель увлек его в боковой проход, ведущий к складу реквизита. Дескать, нужно забрать кое-что из гримерной Валентины. Сергей ничего не понимал, недоуменно озирался, но шел.
Шнурок был действительно удобен, легко намотался в кармане на ладонь, два оборота. Теперь вытащить, захватить второй рукой, тоже два оборота. Кузен свернул за угол, не обращая внимания, что Мишель слегка отстал. И за поворотом никого не было, вот она дверь склада. Теперь втолкнуть этого дурака туда, там наверняка никого нет в этот ранний час…
Когда на него налетели, вырывая чуть ли не вместе с пальцами уже накинутую на шею Сергея шелковую петлю, выкручивая руки — молча, всё молча — Мишель так и не успел осознать, что теперь уже действительно — конец. Грязная, в непристойных потеках стена внезапно надвинулась, больно прижалась к щеке, мешая видеть, что происходит сзади. Ему хотелось сползти по этой стене и отсидеться, собраться с мыслями. Но ему не дали. Небритые, пахнущие потом мужики потащили куда-то, а навстречу уже шёл поджарый, с седыми висками, улыбающийся волчьей улыбкой, махал рукой, показывая, куда им идти.
Почему-то он решил, что это Поль-Мишель де Верне-Собаль, далекий заграничный родственник, и рванулся к нему…
Эпилог
Июньское солнце пекло немилосердно. Лёлька сердито швырнула в корзинку пригоршню клубники и тут же опасливо оглянулась: не видит ли мама такого варварского отношения к нежному урожаю. У ворот загудела машина. Пусть сами открывают — сидят в тени, пьют компот, а она, как проклятая, тут, на плантациях…
— Лёлька! — заорал Олег из-за кустов. — К тебе гости!
«Если это Гошка с очередной пассией и Костей Мочалиным, я его поколочу! А потом заставлю свеклу полоть!» — подумала Лёлька, смахивая трудовой пот и пытаясь выбраться на дорожку, не передавив ягодные кустики. Но это был не Игорь, и даже не Агния. Впрочем, Агния и не могла приехать — предстоящая свадьба Левы и Лулу доставляла ей слишком много хлопот.
— Лиска! — обрадовалась Лёлька, увидев посреди лужайки высокую и тонкую, как флагшток, фигуру.
— Кукла, ты своё обещание не выполнила, не приехала к нам, вот я уговорила Григри заехать к вам на дачу на полчасика. Мы вообще-то, тоже какую-нибудь не слишком страшную недвижимость ищем, вот нам и посоветовали тут неподалеку участок посмотреть, — затараторила Алиса.
— Лиска, пошли на веранду, там прохладно. Олег, тащи самовар! Молодцы, что приехали, хоть отдохну немного от этой урожайной каторги.
— А вот и я! — выкарабкался из машины, загнанной в тенистый угол двора, Григорий Петрович Валинчук. — Ух, как у вас тут замечательно! Сеном пахнет!
Спустя полчаса, напоив гостей чаем с ещё теплым вареньем, Лёлька решилась наконец спросить адвоката, неторопливо укладывающего в рот алые ягоды:
— Как там дела у Соболей?
— У всех? По-разному… — Григорий Петрович с сожалением отставил миску с клубникой. — Уф, не могу уже. Глазами бы все съел, а душа не приемлет.
— Ну, в первую очередь, у Сергея, конечно.
— Сергей сейчас в Германии, лечится. Я с врачами разговаривал, прогноз у них хороший. Говорят, что есть шанс полного выздоровления. Поль-Мишель тоже на поправку пошел, желает видеть наследника воочию. Так что, думаю, через пару месяцев они встретятся.
— А Мишель? — Лёлька поморщилась и почесала укушенную каким-то насекомым коленку.
— Намочи крепкой заваркой, — посоветовала, томно потягиваясь, Алиса.
— С Мишелем хуже, — Валинчук вздохнул и тоже поморщился, хотя его ещё никто не успел искусать. — Мишель все ещё в психиатрическом отделении. Вряд ли дело до суда дойдет. Аська мне рассказывал, что тот его упорно считает своим французским дядюшкой и просит прощения за дурные поступки.
— Аська? — недоуменно переспросил Олег.
— Арцев, — пояснил Григорий Петрович, — приятель мой университетский. Кстати, он интересовался…
— Знаю, знаю, — ухмыльнулась Лёлька. — Но Марго давно в Грецию вернулась, ещё до того, как Олегу гипс сняли. Так мы с ней в Питер и не съездили…
— Ну так осенью давай съездим, — предложил Олег. — И в Грецию тоже можно, там осенью самое лучшее время для купания.
— Кто хочет парного молока? — на крыльце появилась Марина Евдокимовна с красным эмалированным бидоном в руках.
— Я, — подняла руку Алиса. — Я хочу парного молока! А ещё я хочу, чтобы мне, наконец, рассказали всю эту кошмарную историю от начала до конца.
— Тогда вам придется остаться у нас ночевать, — рассмеялась Лёлька.