Хотите бесплатный совет? Если вам не хватает в жизни комфорта, прокатитесь в общем вагоне пассажирского поезда Чита-Краснокаменск. Хотя бы в один конец. Конечно, комфорта от этого не прибавится, но на многие вещи вы начнете смотреть по-другому. А если, помимо комфорта, вам в жизни не хватает остроты – возьмите с собой в поездку Даньку. Он с удовольствием, ему это путешествие понравилось. Правда, тогда я не гарантирую, что вы доедете до пункта назначения.
Однако, по порядку… Данька – это пятилетний сынишка моей подруги Ляльки. Подругами мы стали, проведя месяц в одном гостиничном номере в узбекском захолустье, куда нас двоих командировал наш родной военторг. А до этого мы просто полгода проработали в соседних кабинетах.
Собственно, там, в этой командировке, у Ляльки и возникла мысль – на обратном пути в Читу заехать в Челябинск к матери и забрать у нее своего сына, без которого, как оказалось, в Забайкалье Лялька жить не может. Конечно, Челябинск лежит далеко в стороне от маршрута Ташкент-Чита, но бешеной мамаше, как говорится, семь верст не крюк.
Вот так мы и оказались в Челябинске, где к нашей компании присоединился Данька – очень серьезный большеглазый человек со своим собственным взглядом на абсолютно все на свете. Я поняла, что знакомство с ним может оказаться интересным, в первый же вечер, когда после объятий, поцелуев и слез радости, Лялька устроила ему первый нагоняй.
- Данилка! Я тебе сто раз говорила – не лезь в драку! Если тебя обижают – давай сдачи. Но первым никогда не лезь! Ты почему опять подрался?
- Мам, я все делал так, как ты сказала. Он полез первым, я дал ему сдачи! – недоумевал Данька.
- Данилка, не ври! Я видела, как ты его толкнул!
Мальчик широко раскрыл глаза в отчаянии от маминой непонятливости:
- Мам, ну почему ты не хочешь меня понять?! Ведь если бы я его не толкнул, он бы первым не полез!!
Те три дня, что мы провели в Челябинске, Данька был полностью предоставлен в мое распоряжение. Лялька целыми днями навещала друзей и знакомых, ее мать пыталась достать нам билеты на самолет. И вот тут-то мы столкнулись с первой проблемой – по возрасту Даньке уже полагался отдельный билет. Его бабушке, подключившей все свои застарелые связи, удалось добыть только два места, да и то за десять минут до окончания регистрации. Мы уже с утра дежурили в аэропорту, следующий рейс ожидался только через неделю, поэтому принимать решение надо было быстро. Лялька отвела сына подальше от стойки регистрации и присела перед ним на корточки.
- Данилка, запомни: если тетя тебя спросит, сколько тебе лет, отвечай – четыре. Понял?
- Мам, - в Данькином голосе отразилось неподдельное негодование, - Мне пять лет!
- Да знаю, знаю! Но если тетя спросит, говори – четыре.
Данька немного подумал, и его возмущенный голосок перекрыл шум аэропорта и вой турбин, доносящийся с летного поля:
- Мам, ну почему ты не хочешь меня понять?! Праздник был? Был. Подарки дарили? Дарили. Мне пять лет!
Я не выдержала, присела на корточки рядом с ними и развернула Даньку за плечи в свою сторону.
- Данька, мы все знаем, что тебе уже пять лет. Но у тебя что, язык отвалится, если ты скажешь тете, что четыре?
Ребенок окинул меня хмурым взглядом исподлобья.
- Не отвалится. Но это же будет неправда! А говорить неправду нельзя!
Черт бы побрал эту Ляльку с ее педагогическими штучками! Я понизила голос и наклонилась поближе к Даньке:
- Конечно, нельзя. Но вот вчера ты меня попросил сказать маме, что ты съел всю кашу. Я же сказала!
Это был подлый шантаж. Я действительно накануне вечером сказала Ляльке, что, пока она болталась где-то по своим делам, ее сын съел всю вверенную моим заботам манную кашу – к великой Лялькиной радости. На самом деле, провоевав с Данькой почти два часа, и вывалив так и не впихнутую в него кашу в унитаз, я испытала почти такое же удовлетворение, как и он. И вот теперь, в аэропорту, Данька понял, что попал в ловушку, а я поняла, что никогда больше не буду пользоваться его доверием.
- Ну ладно, - тихо вздохнул сын моей подруги, - Так и быть. Мне четыре года.
- Ну вот и славно! – неубедительно обрадовалась Лялькина мать и с сомнением оглядела внука. Учитывая, что пятилетний Данька выглядел на все восемь, ее сомнение было вполне понятно.
Чтобы окончательно заморочить голову администрации аэропорта, Данилка был вписан в мой билет. Установить же наше с ним родство по другим документам не представлялось возможным – после недавнего замужества и смены фамилии я еще не удосужилась поменять внутренний паспорт, поэтому путешествовала с паспортом заграничным, в который, как известно, сведения о детях и прочих родственниках не вносятся. Загранпаспорт, выписанный на фамилию, которая мне больше не принадлежала, тоже был давно просрочен, но на это почему-то никто не обращал внимания, в том числе и я сама.
Девушка за стойкой, проверяющая билеты, с сомнением оглядела мое только что приобретенное чадо.
- Чей ребенок?
- Мой, - хором ответили мы с Лялькой, а Данька добавил:
- Тетя, мне четыре года!
В общем, пока мы втроем при поддержке Лялькиной матери и вызванного ею старого знакомого доказывали право Данилки находиться на борту, наш самолет уже вырулил на взлетную полосу. Он мог бы улететь и без нас, если бы старый знакомый не оказался начальником службы безопасности аэропорта, поэтому рейс всего лишь задержали на полчаса.
Не могу сказать, что многочасовой перелет был таким уж приятным. Отдельного места для Даньки не нашлось, поэтому всю дорогу он трогательно проспал у меня на коленях, время от времени пиная ногами моего соседа справа. Не проснулся он и во время промежуточной посадки – не то в Омске, не то в Новосибирске. Все эти аэропорты в темное время суток выглядят одинаково. Но там уже его, спящего, на руках таскала Лялька. Кажется, она начинала сомневаться в правильности своего решения забрать Даньку у бабушки.
Проснулся он уже в общем вагоне поезда Чита-Краснокаменск, вскоре после отправления. Как обычно, в кассах что-то напутали, и проданных билетов оказалось вдвое больше, чем мест в вагоне. Осада краснокаменского поезда – сцена из разряда батальных. Человек слабонервный, вроде меня, предпочтет идти по шпалам, если, конечно, его не будет сопровождать закаленный и сильный духом спутник вроде моей подруги Ляльки.
- Не дрейфь! – крикнула она мне, кидаясь с Данькой наперевес в самую гущу человеческих тел, баулов, ящиков и узлов, - Прорвемся! Держись за мной.
Издавая победные клики и размахивая Данькой, как флагом, она пробивала себе дорогу к заветному тамбуру, а я, навьюченная ее и своими вещами, двигалась в кильватере, больше всего боясь отстать и остаться на перроне. Хотя бояться, как оказалось, надо было совсем другого.
Просто удивительно, как преображаются люди, с боями прорвавшиеся снаружи внутрь вагона. Все они, только что отчаянно матерившиеся, топтавшие друг другу ноги, крушившие чужие ребра чемоданами и коробками, становятся вдруг добрыми и отзывчивыми соседями и попутчиками, угощают друг друга колбасой и папиросами, рассказывают анекдоты и делятся своими радостями и бедами. При посадке на меня наибольшее впечатление произвел долговязый и плохо бритый субъект в кирзовых сапогах. Он рвался в вагон, вооружившись огромным автомобильным бампером, и для меня до сих пор остается загадкой, почему дело обошлось без жертв. А здесь, в вагоне, он просто излучал дружелюбие, извлек на свет бутылку водки, которой щедро угощал всех желающих, и очень беспокоился, не мешает ли кому-нибудь его бампер.
Само собой разумеется, почти все население вагона было навеселе. Люди знакомились стремительно, голоса становились все громче, а анекдоты – все рискованнее. Мы с Лялькой, заняв половину нижней боковой полки в самом конце вагона, в общем веселье не участвовали, только опасливо наблюдали его со стороны.
Мало-помалу, несмотря на поздний час, народ разгулялся окончательно. Последние барьеры были сломаны, и где-то через три отсека от нас компания новых друзей приступила к исполнению частушек. Тут-то Данька и проснулся. Упустить такой случай проявить свое музыкальное дарование он не мог. Голос у Даньки был чистый, звонкий и очень мощный:
- Самолет летит, колеса стерлися, вы не ждали нас, а мы приперлися!
Ответом ему была бурная и искренняя овация всего вагона, и наша укромная полка мигом оказалась в центре внимания. Наши ближайшие соседи попискивали от смеха и одобрительно махали Даньке руками со своих мест. Воодушевленный успехом, мальчик устроился поудобнее, заставив потесниться меня и свою мать, обвел вагон доброжелательным взглядом и снова запел:
- Самолет летит, колеса стерлися, вы не ждали нас, а мы приперлися!
Аплодисменты были не менее бурными. Напрасно Лялька дергала сына за рукав, призывая к порядку – он успел исполнить эту частушку еще три или четыре раза. Потом у наших попутчиков как-то неожиданно закончилась водка и они, все еще хихикая, один за одним стали отходить ко сну, роняя головы друг другу на плечи. Постепенно всеобщее веселье сошло на нет, и вагон начал заполняться разнокалиберным храпом. Даньку это категорически не устраивало – несколько часов сна в самолете и разница во времени между Читой и Челябинском сделали свое дело, и ребенок намерен был веселиться.
- Самолет летит, колеса стерлися, вы не ждали нас…
Мужик, уснувший в обнимку с автомобильным бампером, уронил свою железяку на ноги соседа. Пожилой бурят, захвативший в единоличное распоряжение верхнее место напротив, подскочил, ударился головой о багажную полку и испуганно перекрестился.
Пока Лялька свистящим шепотом устраивала Даньке очередную выволочку, наши попутчики вроде бы успокоились и задремали снова.
- Ты меня понял, Данил? – завершила Лялька воспитательный процесс.
- Понял, - угрюмо ответил Данька и замолчал, терпеливо уставившись в вагонный полумрак. Терпения его хватило ненадолго. Колеса не успели досчитать до десяти, как вагон огласился уже до боли знакомыми звуками:
- Самолет летит, колеса стерлися….
- Да уймите же вы наконец вашего ублюдка! - раздался откуда-то из темноты визгливый плачущий женский голос. Этого Лялька стерпеть не могла.
- Это кто это тут ублюдок? – подбоченившись закричала она в ту сторону, откуда донесся плачущий голос. Увы, я знала, что в гневе Лялька бывает крайне несдержана на слова и действия, и спровоцированный Данькой скандал может затянуться до утра и иметь самые непредсказуемые последствия.
- Лялька, перестань, - зашипела я, толкая подругу в бок, - Слышишь, не связывайся. Нам только этого не хватало.
- Что-о? «Не связывайся»?! Нет, ты слышала, что она сказала?! Ублюдок! Я ей покажу ублюдка!!! – Лялька лезла в бутылку, и мне стоило большого труда удержать ее на месте.
- Самолет летит, колеса стерлися, вы не ждали….
В соседнем отсеке деловитые голоса принялись всерьез обсуждать, как бы половчее выкинуть нас из поезда.
В дальнем конце коридора возникло какое-то движение, и в тусклом свете дежурных лампочек я увидела, что в нашу сторону, тщательно переступая вытянутые в проход ноги и хватаясь за чужие плечи, чтобы не упасть, движется человек с характерной внешностью. Лялька его тоже заметила.
- Начина-а-ается, - зашептала она, моментально забыв о своей обидчице, - Ух, я ему сейчас….
Я тоже узнала этого человека – один из двух невесть как забравшихся в Забайкалье кавказцев, которые пытались на перроне клеиться к Ляльке и получили ее недвусмысленный и крайне невежливый отпор. Что ни говорите, а за Ляльку, при всей моей к ней симпатии, мне частенько приходилось краснеть.
- Самолет летит, колеса….
Кавказец тем временем добрался до нашего места. Он чуть не плакал.
- Малшык, - обратился он прямо к Даньке, полностью проигнорировав его мать, - Малшык, шоколадку хочешь?
Только тут я разглядела, что он держит в руках что-то, формой и размером напоминающее том Большой Советской энциклопедии. Но не так-то просто было сбить Даньку с курса. Он допел частушку до конца и только после этого застенчиво признался:
- Хочу!
Кавказец сунул в руки мальчику свою энциклопедию и умоляюще заглянул ему в глаза:
- Только ты, малшык, не пой больше, харашо? Обещаешь?
Прежде чем Лялька успела как-то отреагировать, Данька молниеносно развернул огромную шоколадину, откусил и ответил уклончиво:
- Спасибо.
Шоколад, видимо, оказался вкусным – Данька замолчал надолго. Кавказец добирался в свой конец вагона под одобрительный гул попутчиков, десятки рук дружески хлопали его по спине. Но не успел он с блаженным вздохом втиснуться в свою норку между огромной краснолицей дамой и чьим-то ярко-клетчатым китайским баулом, как Данька наелся.
- Самолет летит, колеса стерлися, вы не ждали нас, а мы приперлися!
Человек двадцать, видимо, наименее устойчивые, встали со своих мест и ушли курить в тесный тамбур. На протяжении следующих пятидесяти километров мы получили двадцать три проклятия, из них девятнадцать – матерных, несчетное количество самых разнообразных пожеланий и очень неприятных обещаний. От сторонников мирного решения конфликтов, пошедших по стопам кавказца с шоколадом, Данька разжился тремя апельсинами, коробкой конфет, морской свинкой и банкой сгущенки. Но сторонники мирного решения находились в явном меньшинстве. Данька с трогательной улыбкой разглядывал добытые сокровища и останавливаться на достигнутом не собирался.
- Самолет летит, колеса стерлися….
За одну эту поездку мой лексикон обогатился больше, чем за год в Забайкалье.
- Самолет летит, колеса….
Напротив нас, в соседнем отсеке, на верней полке завозился здоровенный детина с убедительным синяком под глазом.
- Самолет летит…
Через два отсека еще один такой же детина, похожий на первого, как брат-близнец, только без синяка под глазом, а со шрамом на щеке, уже нашаривал, угрюмо чертыхаясь, сапоги.
- Самолет…
В две руки зажав Даньке рот, оставшимися руками и локтями мы похватали наш багаж и бросились в тамбур соседнего вагона.
Там мы и провели три часа, оставшиеся до нашей станции. Уснуть, конечно, не удалось – очень неудобно было спать, сидя на сумках и стучась головой о железные стенки. Данька с упоением поедал заработанные апельсины, смотрел на пролетающие за окном огни и задумчиво напевал… Что он напевал, я думаю, вы догадались.
Едва ступив на Мирненский перрон, Лялька непедагогично схватила своего отпрыска за ухо и зашипела:
- Ну, ты у меня полу-у-у-учишь… Ну, я тебе и вре-е-ежу… Вот погоди, домой придем – все отцу расскажу. Видать, бабушка тебя ремнем давненько не…
- Мам, ты чё? – искренне удивился Данька, - Это за что меня ремнем-то?
- За что? – задохнулась Лялька, - А ты как думаешь? Ты как себя вел?!
Данька немного помолчал и пожал плечами.
- Мам, ну почему ты никогда меня не понимаешь? Ведь если бы я плохо себя вел, разве мне подарили бы шоколадку и все остальное?
В ответ Лялька только ухватила себя где-то повыше желудка, и обессиленно опустилась на свою сумку.