Влюбился он в городе у моря. Её звали Натальей, и ей было семнадцать. Море плескалось у их ног, и красное большое солнце тонуло в нем и даже, казалось, тихо шипело, остывая. Он читал ей стихи классиков, вперемешку со своими неумелыми, но пылкими виршами, он рассказывал ей о других городах, о думах своих, о мечтаниях своих, он осторожно гладил ее нежные плечи, а она молча смотрела на море и чуть улыбалась улыбкой Джоконды, которую когда-то, а теперь и навеки запечатлел Леонардо…
Он встречал ее после учебы, и они вновь и вновь уходили на берег моря или гуляли по тихому, словно дремлющему парку. Он шутливо называл ее Евой и предлагал вместе отправиться на поиски дерева добра и зла. Она смеялась в ответ и целовала его, и ерошила его недлинные русые волосы…
И наконец случилось у них то, что случилось у Адама с Евой после изгнания из Райского сада – был вечер, лесная поляна, сладко и остро пахла хвоя окружавших их сосен, его лицо отражалось в широко раскрытых глазах Натальи, и улыбка блуждала на губах ее…
Когда миновал нескончаемый сезон сессии, кто-то сказал ему, что видел Наталью с тремя парнями на берегу моря. Он не поверил и примчался в город, и вечером встретил ее на посиделках за тамошним кафе. Она действительно была с тремя парнями, и улыбалась своей неяркой улыбкой, когда парни били его. Ребра зажили, парни были разбиты, он с друзьями подкараулил их у кафе, но сердце не переставало изнывать от боли, и с тех пор он не отвечал на призывные взгляды сверстниц и женщин постарше. Именно тогда потрясли его горькие и беспощадные стихи Эмили Дикинсон:
Говорят, что время лечит.
Ничего оно не лечит, нет.
Страдания, как сухожилия, -
Лишь крепнут с ходом лет.
Время – лишь проба для горя,
И нет средства бесполезней,
А если оно излечило, -
Не было, значит, болезни.
…
Но вот он сидел и прислушивался к себе, он удивлялся себе, он не мог поверить себе.
Он давно жил один, он запер прошлое в тяжелый старый сундук, и ночью, распахнув окно, выбросил ключ в душную, пахнущую сыростью темноту. Потом он долго тащил огромный сундук по спящим улицам ненавистного ему города, спотыкался, падал и разбивал колени, а когда, наконец, дошел, - столкнул его с моста. И бродил по затихшему городу до утра, искренне желая, чтобы рассвета больше не было в этом мире. Он давно жил один, он привык жить один, он дал себе слово ни о чем не вспоминать, дал слово больше не повторять этот путь. Ему казалось, что он навсегда сыт по горло своим прошлым…
Но встречались их взгляды, и она едва заметно улыбалась, перебирая темные волосы…
Был вечер…
День первый…