Алик принадлежал к тому редкому сорту людей, странности характера которых, являясь неотъемлемой частью их натуры, еще и выполняют функцию некоего завершающего штриха. Убери его, и человек будет казаться неоконченным, словно вторая часть "Мертвых душ" или четырнадцатилетняя девочка, усиленно мутирующая под чутким руководством собственных гормонов. Странности и причуды принято скрывать. Это только на словах все любят оригиналов и сетуют (втайне ликуя) на их быстрое вымирание. Попробуйте пройтись где-нибудь (окромя разве что Парижских подиумов) в наряде от Гальяно или предложите кому-то растворить облако силой мысли. В худшем случае Вас ожидает "канатчикова дача", ну а в лучшем – созерцание глаз сограждан с вышедшими из берегов зрачками. Ну да не станем вдаваться в крайности. Начнем с того, что Алик никогда не относил себя к оригиналам. Он просто любил гулять под ночным дождем. Почему именно под ночным? Трудно сказать. Да и так уж ли это важно?! Сам Алик никогда не задумывался над подобным вопросом. Ему нравилось бродить по безлюдным в такие часы улицам, спрятавшись под большим черным зонтом и вслушиваться в многоголосый хор капель. Со временем Алик научился распознавать партию каждой из них и мог с математической точностью определить, кто из сонма сегодня фальшивит. Он медленно ступал, похожий на огромный шагающий гриб. Переходил вброд лужи размером с Онтарио, чья поверхность неистово пузырилась, бомбардируемая все новыми и новыми отрядами Капитошек, перепрыгивал мутные потоки, жадно впитываемые землей в местах, где она не закована в серый панцирь асфальта. О, вершина блаженства! Ночь, дождь, думы, линька души, истина окружающего мира, выглядывающая и подворотен… Алик не помнил, когда это началось. Очевидно, так было всегда. По крайней мере, ему хотелось в это верить.
* ** *
Дарину одолевала усталость. Фигурой усталость чем-то напоминала ее бывшую свекровь – объемистую сирену, впавшую в преждевременную рыхлость. Дарина сняла очки и отложила в сторону недочитанного Хаджи-Мурата. Она давно привыкла засиживаться заполночь, отчего утром на работу приходила с мешками под глазами. Мешки были доверху набиты недосыпом и аккуратно перевязаны бечевками. Сорок часов в неделю Дарина оперировала цифры. Она считалась очень хорошим хирургом и спасла жизнь не одному балансу и отчету. Остальные сто двадцать восемь – читала книги. Собственно, из-за книг Дарину бросил муж. Однажды ему просто надоело готовить себе завтраки, ужины, а по выходным еще и обеды, пока она жадно доедала последние страницы Чехова или Мопассана. Впоследствии сердобольные подруги делали неоднократные попытки устроить ее личную жизнь – приглашали на разнообразные дни рождений, на пикники, а иногда и в рестораны. Одним словом туда, где, по их мнению, можно было подобрать себе порядочного любовника, а если уж очень повезет – то и мужа. Но капризная, затаившая обиду, личная жизнь изворачивалась и никак не желала устраиваться. Пришлось оставить ее в покое. Правда в начале весны Дарина закрутила многообещающий роман с начальником своего отдела. Однако их отношения исправно проработали всего лишь неделю, после чего сломались – по непонятной причине полетели все диоды. А вскоре Дарину ожидало еще одно разочарование. Обычная при таких поломках меланхолия не явилась, прислав вместо себя нарочного с письмом, изобилующим жалобами на внезапно приковавшую ее к постели хворь. Вот и сейчас Дарина, приглашенная на очередной "день чего-то", сидела за столом и, слушая нелепые тосты мужчин, откровенно скучала. Мужчины ели бутерброды с черной икрой и не обращали на Дарину никакого внимания. Кому нужна женщина, правильно ставящая ударения?! В самый разгар праздника она решила уйти. Праздник послал Дарине полный укоризны взгляд, но удерживать не стал.
Улица встретила ее глубокой ночью. Та сразу же набилась Дарине в сумочку, волосы и под платье. В воздухе чувствовалась ужасающая тяжесть. Его огромное, раздувшееся от влажности брюхо мешало дышать. Дарина посмотрела на небо. Все лицо того было забрызгано темными пятнами туч. Предчувствуя недоброе, она сделала несколько шагов по направлению к козырьку, нависающему над входом, судя по витрине, в магазин модной одежды. Ливень наступил мгновенно. Впрочем, его вязким щупальцам-струям удалось только вскользь коснуться ее обнаженной руки. Сама Дарина находилась уже в полной безопасности под защитой навеса. Взбешенный неудачей ливень разразился яростным громовым раскатом и полил вдвое сильнее прежнего. Дарина убрала со лба слегка подмокшую прядь и принялась ждать.
* ** *
Внеся поправку на время, Алик подумал, что он стал жертвой миражей. Но, с другой стороны, вряд ли бы они смогли забрести столь далеко на север. Ни один из этих смуглокожих субъектов, чей наряд составляют неясные очертания и зыбкие контуры, никогда ни покинул бы родных пустынь. Следовательно, та девушка, что прячется под козырьком от дождя – реальна. Алик не очень-то жаловал реальность, ибо все, что было так или иначе с той связано, ассоциировалось у него с понятием "слишком". Слишком груба, как на его вкус, слишком неказиста, слишком ординарна, слишком полные икры… Реальность взамен изощрялась во всяческих фокусах, стремясь, во что бы то ни стало, досадить романтику сумеречных дождей. Но эта девушка... Чем-то она притягивала Алика. "Э, будь, что будет", - подталкиваемый странным азартом за десять шагов он пересек улицу.
- Привет, - с наигранной развязностью произнес Алик, но тут же стушевался и едва слышно пролепетал, - Извините, я хотел… черт, ничего не подумайте, поздно уже, я хотел проводить…
Дарина ответила насмешливым взором, чем окончательно смутила парня. И пришла в мир метаморфоза. Раздобыв где-то запасной ключ, в душу Дарины проникло доверие к незнакомцу.
- Пожалуйста, пойдемте скорее, я совсем замерзла, - она виновато улыбнулась.
Алик увидел, что девушка вся дрожит. Даже стекла ее очков были покрыты гусиной кожей.
- Бедная, - неожиданно вырвалось у него.
Внутри у Дарины защемило. Кокон, который она пятый год носила в себе, треснул и стал разваливаться. Еще миг - и отряхнувшая обломки любовь, оседлала ее сердце, и принялась весело болтать ногами. После секундное колебание – и Дарина идет рядом с Аликом, укрытая от дождя, что не думает прекращаться, внушительных размеров зонтом.
Ночь. Тусклые фонари высвечивают из мрака отдельные слова постепенно затихающего шепота их шагов; сосредоточены лица их судеб, мокрые камни мостовой – начало еще одной сказки.