Баба Тася жила не особо богато и для приработка стала ходить на помойку — люди иногда неплохие вещи выбрасывали, помыть да подштопать — кто-нибудь да купит. Еще она там бутылки собирала. Стеклянные-то редко выкидывали, только разбитые обычно и попадались, но баба Тася и пластиковыми не брезговала. Отмачивала их дома в ванной, ершиком драила, если внутри грязные, потом на рынок несла. Там для молока разливного или масла подсолнечного иногда брали. Разливное дешевле. Мало ли таких хозяек-растерях — придут на базар и вспомнят, что молока надо. Не бежать же домой за бутылкой. Вот и покупали у бабы Таси по пятерке. Какие никакие, а деньги.
В этот раз ей повезло — целых восемь бутылок нашла. Две, правда, не очень, видно не раз б/у, но и такие продать можно, если отмыть хорошенько. Баба Тася заткнула ванну, включила воду, и, сбросив туда бутыли, вышла, пока набирается.
Бутылки только этого и ждали. Они качались на волнах, и, сталкиваясь между собой, здоровались:
— Привет!
— Привет!
Заодно они присматривались к друг другу, знакомились. Конечно, нашли их на одной свалке. Может, даже лежали рядом. Но там они были не знакомы, а здесь — совсем другое дело. Одна квартира, одна ванна. Плюс комфорт.
Под струю воды попала бутылка с этикеткой «Апельсиновая» и заговорила:
— Ох, девочки, хорошо-то как! Новая жизнь! А еще говорят, рая нет! Помойка — это чистилище было, зато теперь в нас еще чего-нибудь нальют, смысл жизни появится.
Ее оттеснила бывалая, потрепанная бутылка, со следами клея от ободранной наклейки и пробурчала:
— Да, нальют. Если повезет, то не раз даже. Я, например, бывший «Колокольчик», а потом меня помыли, и молоко во мне держали. Пока не скисло. Но меня потом снова помыли и опять молока налили. Оно опять скисло. И так несколько раз. А потом взяли да выкинули ни с того ни с сего…
Ванна набралась до половины. Вернулась баба Тася и стала притапливать бутылки. Набирая воду, бутылки запели, хотя для непосвященного уха их голоса звучали как невнятное бормотание.
Разговор пошел оживленнее. Каждой хотелось рассказать о себе, поделиться впечатлениями жизни.
— Меня покупали на день рождения одной маленькой девочке, — захлебываясь от переполнявших ее эмоций и воды, сказала Буратина, — Представляете, я была первой газировкой в ее жизни! Они вообще, живут очень бедно. Даже торт у них был вафельный, а вместо крема варенье. Девочка очень долго меня пила, ей меня жалко было. Целую неделю я ее радовала. А потом пришел пьяный девочкин папа и допил меня с похмелья. Девочка все равно хотела оставить меня у себя, на память, но папа набрал в меня пива, выпил его, а меня потом девочкина мама выкинула.
— Пиво, говоришь? — оживилась Кола местного производства, — Алкоголь, короче. Ну, значит мы с тобой родственники! В меня водку добавляли. Точнее, сначала половину шипучки из меня вылили, а потом бутылку водки залили по самое горло. Ох, и смесь получилась, охренеть просто! Не Кока-кола, а коктейль, блин!..
— О, Ви тоже Кола? — с акцентом произнесла еще одна бутылка Колы, теперь уже Пепси, — Я плохо понимайт по-русски, но нас тепер отправят на перерабатывающий фабрику?
— Держи карман шире, — усмехнулась русская бутылка, — Кому мы на хрен нужны?
— О, русский язык так странно говорит, такой обороты… Что такой «карман ширэ»? И что такой «хрен»? Я из США, мне труден понять ваш язык…
— Щас объясню, — заржала русская Кола, но вместо этого, наполнившись, упала на дно.
Минералка, которую как раз начали топить, недовольно поморщилась и произнесла тонким голосом:
— А меня пил доцент наук. Он пишет диссертацию, у него высокое давление, больное сердце и гастрит. Очень интеллигентный человек, преподает кибернетику в вузе. Мы с ним принимали у студентов экзамен. Такой контингент пошел необразованный, простейших вещей не знают, про структуру атома рассказать не могут!..
— А меня как раз студенты пили! — обрадовалась Апельсиновая, — Не знаю только в каком вузе. Они сдавали экзамен, стояла жара, а денег у них, как всегда, было мало. Поэтому, сбросились в складчину на четверых. Но пили меня целых семнадцать человек!
— А я уже и не помню, кем я была раньше, — грустно отозвалась вторая ободранная бутылка, мутная и слегка зеленая, — Кажется Дюшесом. Меня так долго держали в квартире, в темном углу, что я успела забыть свою молодость. Во мне хранили воду для аквариума. Иногда из меня поливали цветы. Вода и только вода. Меня стало тошнить от ее запаха, тем более от водопроводных труб появлялся осадок. Я начала болеть и чахнуть, и в итоге меня выкинули.
— Вот-вот. Люди всегда так, — раздраженно поддакнула Крем-сода, — Пользуются тобой, пока ты молод и красив, а потом выкидывают на помойку. Я хоть жизнь успела посмотреть — меня в машине возили. Тоже воду держали. А потом взяли и ни с того ни с сего выкинули. Даже не объяснили, почему. Заменили новой — на два литра. Конечно, она больше, но ведь дура полная. Она же ни разу в радиатор воды не заливала, прольет наверняка!..
Бутыль с оторванной этикеткой, бывший Колокольчик, подытожила:
— Эх, девочки, главное, чтобы сейчас нас для подсолнечного масла не купили! Если масло, то всё! Никто нас после него мыть не будет, и со свалки прогорклых не подберет. Так что пока все хорошо, но главное — лишь бы не масло!..
И бутылки, полные воды и раздумий, замолчали, успокоившись на дне и покачивая отстающими этикетками.
Февраль 2002