Вчера случилось удивительное чудо.
Засушенная временем муха, лежавшая всю зиму меж двух стекол моего окна, ожила!
Я и раньше частенько смотрел на этот темный, хрупкий комочек сухой материи, бывший когда-то доброй мухой и размышлял о чем-то бесконечно грустном. Вот и вчера, когда мне пришла эта привычная словно вывих мысль про мир, который гадок до нельзя, мой взгляд привычно упал на маленькую мумию этого замечательного насекомого.
Был солнечный день. Солнце, словно молодая самка, плавно двигаясь по небосклону, стало против моего окна и с царственным величием коснулось щупальцем своего луча мертвого тельца, погибшей от одиночества и холода мухи. Солнечный лучик заиграл в перламутре её крыльев, и муха шевельнулась.
Я взял пипетку и капнул на её иссохшееся брюшко обычной водопроводной водой, муха открыла глаза.
В её ещё мутноватых, фасеточных глазах глазах отразилось Солнце, я и пипетка.
Муха улыбнулась какой-то чудесной улыбкой, после чего она закрыла свои сияющие неземным огнем глаза и уснула, теперь уже здоровым сном .
Я преисполненный ощущением чуда принялся ждать…
Муха постепенно оживала. Уже спустся час можно было видеть, как муха, с трудом переставляя ноги карабкается по стеклу, очевидно, в поисках чего-нибудь съестного.
Присутствие на такой сакральной церемонии пробуждения к жизни переполнило чашу моего ума необычными видениями. И открылось мне, что та тяжесть, что давно свила гнездо в топях моего сердца, тяжесть, которую я ощущал последние годы, и которую немог растворить даже добрейший бабушкин самогон, есть ничто иное, как удавленная одиночеством и непогодами моя душа!
А я уже совсем забыл о ней…
И привиделось мне: бескрайние болота остервенения, зимняя стужа, леденящий вой рассудка, тень любимой,что ни минуты не сомневаясь отдала себя в лапы золоторогого принца, ради с его бриллиантовым сортиром, бросив нелепого меня наедине со своими волками, воющим ныне по уголкам, по стрункам разрывая мои лиры,… душе больно… ей холодно….она плачет, кричит, зовет на помощь, но отвечает ей только равнодушное эхо, вырывающееся из гнилоточивых гадей вонючими бульбами смеха. Иссякают её силы и она, храня последние крохи тепла, замирает и тихо лежит в ожидании исполнения приговора судьбы. Бесжалостный, вечно голодный холод пустоты безболезненно и уверенно высасывает последние искорки надежды, последние капли тепла…
Душа умирает…
Душа умерла.
Лишившись своего содержания, предательское сердце не остановилось, и словно медицинский артефакт, словно заговор жидкости и слизи, носит по свету моё нахально нестареющее ангидридное лицо, под напором ядовитой как мед гидравлики в поисках неглубокого тепла, женщин, которые смачно улыбаются мне под своей игривой юбчонкой. Найдя же такой эрзац, рву картоновые струны своей жестяной лиры. И все довольны, как бродячие мавзолеи и мертвые мертвее монастырских котлет. Вечная жизнь смерти состоялась…
Но… я с надеждой посмотрел на муху. Она закладывала крутейший поворот и от счастья аж захлебывалась своим жужжанием. Весна?
Да, надежда была!
Я открыл свое сердце и впустил в него свежий весенний ветер, и ветер сдул пыль с мумии моей души. Звуки праздника, запах костра, эфир леса, звон птиц, бормотание колоколов, лица, которых не тронула золотая тля, красивые скромницы и их еле уловимый влекущий аромат…
сено, земля, река, косогор… бражный дух… сталь молодых и острых сосен… - все это ворвалось в мутное окно моего кирпичного сердца и тронуло какой-то тайный ключ – сердце сладко кольнуло…Весна…
Слабый голос из недр моего незатейливого существа попросил пива, и пиво было выпито, словно последняя амбросия. Целительная влага этого солнечного напитка быстро впиталась в закорузлую ткань пробуждающейся души и душа стала мягкой и доброй. И вот в сердце прозвучал первый и робкий мажорный аккорд – душа проснулась.
Я глянул на синее-синее, как лепестки василиска небо и вот – сквозь небесную лазурь ясно проступала надпись “Ты звал. Я пришла”.
Весна!
Через час я почувстововал странное томление в груди, а не выше колен, теперь другие призраки обуяли меня… проносились новые женские имена, новые открытые лица.
Ещё через другой, разноцветный фонтан радости разметал все причудливые баррикады сердца и я словно безумный метлася по городу, купаясь в искрах неведомых улиц, распивая пиво какого-то небесного сусла, распевая распутные песни.
Так проходили дни. Лучше проходили ночи. Однажды я пришел домой после взвечерия и меня не встретило привычное жужжание моей мухи. Предчувтсвуя беду я принялся искать её и нашел…
Закутанная в тонкую дремотную паутину, муха была мертва.
Рядом с ней сидел посланец от её настоящей смерти – небольшой паучок.
Внимательно, словно пытаясь предугадать мою реакцию, он смотрел мне прямо в глаза…
Мир для меня рухнул.
Чудные кружева жизни повернулись теперь черным своим исподним. И проклял я тогда небо, которое подобно нерадивому горшочнику, берет для своих кувшинов самую хрупкую глину и обжигает их на потухающем костерке… Я выл и выл как воет волк…
А моя душа почему-то мудро улыбнулась, и я вспомнил ту самую улыбку. Да, это была та самая улыбка такая же которой улыбалась мне когда-то, воскресшая муха. Я снова всматривался в небо силясь предсказать с какого направления ждать приход моего посланца.
Паук же пульсировал своим крошечным тельцем. Похоже он смеялся…
Я не стал его убивать.
Сергей Чайка