В общем, во мне ничего отличительного нет. Руки, ноги, голова и всякое такое, как у всех. Только раздражает меня, когда говорят мне об этом, ну, что я как все, аж трясти начинает. Трясет меня, вообще-то, часто. Когда вода в ванной ржавая, ну, знаете такая бывает когда кран тарахтит уж больно сильно, когда говно в толчке не смывается, когда коты под окном ебутся, ну, пожалуй еще когда в школе к доске вызывают. Вот тут на меня вообще колотун находит такой, что обычно все пугаются. Так что учителя наши меня больше не спрашивают на уроках и не трогают,от этого мне тоже не по себе и они знают об этом, об этом все знают. Мне много чего вообще-то не нравится, но рассказывать вам об этом не буду, не люблю болтать. От того меня многие вообще шизиком считают, но я то знаю что у меня с головой все в порядке, только показывать я этого не хочу, а то привяжутся всякие. Как та девчонка из 10 «Б».
***
День-то начался как обычно. Встал, я, значит, умылся, покушал и всякое такое. Мать рано ушла, она, вообще, рано уходит, я ее по утрам редко вижу, а отца вообще никогда. Ну, в том смысле, что не видел я его лет с пяти, когда его в морге мы с матерью опознавали. Точнее, мать опознавала, меня не пустили, я пролезть пытался, ревел как полоумный, аж лицо покраснело, опухло … Но меня все равно не пустили, вот тут- то меня первый раз трясти начало. Плюхнулся я на пол и давай ногами дрыгать. Сам-то я ничего не помню, это мне все мать рассказала, а так я отца в тот день не увидел, только на похоронах. В гробу он мне даже красивей показался, причесанный, в галстуке и всякое такое, ну, вы знаете, как их принаряжают. Значит, встал я, мать ушла уже, завтрак на плите оставила: чертова яичница. Я даже есть не стал, принципиально, хоть и в животе у меня все крутило, но не стал все равно. На улице слякоть была ужасная, небо серое и воняло чем-то. Я даже не понял чем пахло, так обычно у нас за домом воняло. Школа у нас красивая, в старинном доме каком-то располагается, но ведь это все равно. Мне даже не по себе становится когда в школу захожу, сразу представляю тех людей которые тут до нас были, детей, женщин и тому подобное. А в этот раз ничего такого я не почувствовал, зашел и все. У входа сразу своего друга встретил, он меня всегда перед уроками у входа в класс дожидается или я его, смотря кто раньше придет. Вообще, друзей у меня нет, я, кажется, говорил вам об этом, но ведь это все равно. Я вообще, часто вру, но стыдно мне редко бывает, даже наоборот. Позвонил я как-то матери на работу, ну, знаете, нос так зажал, чтобы голос опознать трудно было и говорю, мол, сын ваш погиб смертью героя, в кустах у школы у нашей на мине подорвался, которую фрицы во время войны забыли и всякое такое, но мать, конечно, меня узнала. А я честно хотел умереть вот так или типа того, чем как отец мой или дед, за которым мне говно выносить приходилось. Так, значит, друга встретил, и мы в класс пошли, но прежде, конечно парой словечек перебросились. Он мне сообщил, что с девчонкой познакомился в баре, что у них свидание и что он ее обязательно трахнет в жопу. Я, конечно, не поверил, он мне каждый день подобные истории рассказывает, но я виду не показал, что не верю, а то привяжется, а так пусть рассказывает, мне все равно. Вообще, он, конечно, неплохой друг, может списать дать или там выручить в трудную минуту, ведь у каждого человека должен быть друг, а я хоть и не люблю быть как все, но, в общем, дружим мы. В классе я сижу за последней партой и не потому, что я пришибленный там какой-то или типа того, просто высокий очень. Урок литературы был. Нам раздали наши старые сочинения о том, кем бы нам хотелось стать в будущем, которые мы еще в классе пятом написали, и предложили повторить тему. Не хотел вам говорить, вообще не люблю рассуждать на эту тему. Не терплю, когда выделываются. У нас многие всякую муть писали, один даже о Селинджере писал, что хочет, типа, как тот чмырь из его рассказа, детей над пропастью ловить. А я всегда зубным врачом хотел быть, и объяснять, почему, вам не буду. И сейчас писать не хотелось. Сидел, дурака валял. А парты у нас, знаете, такие раздвижные. Ну, я выдвинул нижний ящик, а там записка такая, а не ней имя мое. Я, вообще, мало общаюсь, поэтому испугался вначале немного, и не то чтоб испугался, а странновато было, разворачивать долго не решался, но потом все же собрался и развернул. Короче, девчонка мне писала из класса параллельного, что я ей, типа, давно нравлюсь, свидание мне сегодня вечером назначила и всякое такое. Скажу вам я, конечно, не урод, но удивился по страшному, до чертиков удивился. Свидание она мне назначала после уроков, за школой в кустах, где я якобы на мине подорвался. У нас там ребята что-то типа шалаша соорудили в том году, выпивали там, девчонок щупали. Там удобно было. Девчонку эту я, конечно, видел пару раз, но как-то не запомнилась она мне. Я редко на лица людей обращаю внимание, только когда разговариваю, а с ней я не разговаривал. И записку другу своему показывать не стал, не люблю я эти пошлые шуточки, а он обязательно бы ляпнул что-нибудь в этом роде. Сидеть на уроке мне надоело. Поэтому, дождавшись звонка, я вышел из класса и пошел за школу, в шалаш. До конца занятий оставалось часа четыре, но я все же решил подождать здесь. Внутри было здорово: пара лавочек, ящик посередине. Правда кусты кололись, но я не обращал внимания, я ждал. Не сказать, что я очень волновался, хотя это не было мое первое свидание, вообще, я редко волнуюсь, стараюсь ко всему относиться спокойно, но тут что-то мне не по себе стало. Я даже подумал, что сейчас меня трясти начнет, но нет, я успокоился. Под ящиком валялась недопитая бутылка портвейна. Я раньше не пил, даже шампанского на новый год, хотя мне предлагали. Но тут мне выпить захотелось аж жуть как. Ну, я выпил. Не понравилось, конечно, но я себя как- то уверенней почувствовал и решил поспать пока. Проснулся оттого, что меня кто-то за плечо тормошил, меня аж чуть не вырвало. Это она была, такая худенькая, светловолосая, не понравилось мне лишь то, что разукрашена она была уж слишком, как кукла. Но это ничего. Она села радом и что-то спросила. Я сначала не понял и поэтому переспросил, но она не ответила, а лишь попыталась меня за руку взять. Я растерялся, и сказал ей, что не люблю, когда меня трогают, что у меня припадки от этого бывают. Но она лишь рассмеялась и ближе подвинулась, мне не понравилось, как она рассмеялась. Вести она себя стала уж очень некрасиво, мне как-то неловко стало. Я с девчонками, вообще, общался уже, даже целовался и всякое такое, но все равно не по себе мне стало. Она трогать меня везде начала и смеяться так, как мне не нравилось. Не знаю, что нашло на меня, я по началу просил ее прекратить, а потом схватил бутылку из-под портвейна и ударил ее по голове, а потом по горлу осколком. Она захрипела, но мне как-то легче стало, оттого, что меня больше никто не трогал. Вышел из кустов, а ее там оставил, пусть подумает о своем поведении. А у шалаша ребята стоят и ржут, спрашивают, как мне девочка понравилась, и чего это я так быстро закончил. Ну, потом они, конечно не смеялись, когда скорые наехали и всякое такое.
А, вообще, я часто вру.