Одиночество

Дмитрий Сарматов
История может твориться где угодно. Сегодня она творилась в ДК железнодорожников. Самуил Натанович Ройзман, некогда бухгалтер, а ныне – главный режиссер самодеятельного театра "Колесо", репетировал "Ромео и Джульетту". Когда два года назад он принимал театр, тот представлял собой собрание неординарностей, промышляющих постановками новогодних сказок. С появлением нового режиссера уклад жизни коллектива в корне переменился. Самуил Натанович задался целью вывести труппу за рамки сомнительного статуса "гвоздя программы" утренников и народных гуляний. Он разработал новый репертуарный план на несколько лет вперед и принялся усиленно выбивать деньги на необходимую для работы бутафорию. Городские власти посчитали Самуила Натановича сумасшедшим, однако денег дали. Впрочем, этого предприимчивому режиссеру показалось недостаточно. Вскоре он соорудил из душ актеров нечто вроде астральной фермы, и спустя пару недель уже вовсю разводил там амбициозные настроения. Еще через месяц была поставлена и показана на областном конкурсе-смотре самодеятельных театров Бунинская "Натали". Спектаклю присудили четвертое место и звание дипломанта. Раздосадованный решением жюри Самуил Натанович поспешил заявить, что это только начало. Как ни странно, ему поверили. Пришествие невиданных перспектив ожидалось буквально со дня на день. К сожалению, пророком Самуил Натанович оказался никудышним. Целую неделю специально назначенный человек, вооруженный Цейсовским биноклем, поднимался на крышу ДК и проводил около часа за внимательным обзором окрестностей. Но ни сами перспективы, ни предшествующие им признаки так и не появились.
И вот – "Ромео и Джульетта". Маленький, безнадежно картавящий Самуил Натанович, по собственному признанию, взялся за Шекспира исключительно из-за его масштабности.
- "Гомео и Джульетта" – не пгосто бессмегтное, но еще и очень масштабное пгоизведение. Я, знаете ли, всегда тяготел к масштабности в искустве,- сказал он в интервью местной газете. Вопрос о ближайших творческих планах Самуил Натанович аккуратно обошел. Крошка режиссер был суеверен.

** 2 **

Репетиция длилась второй час. Невозмутимый Самуил Натанович раз за разом останавливал разыгрываемую на подмостках мизансцену.
- Милочка,- обратился он  к занятой в роли Джульетты товароведу по профессии и актрисе по убеждениям Елене Сергеевне,- Вы все делаете непгавильно! Ваша Джульетта смотгит на Гомео взогом взгослой, умудгенной жизнью женщины. Женщины, два газа побывавшей в годдоме и успевшей сменить тгоих мужей. Мне же нужна невинность, понимаете, догогая, невинность. Вашей гегоине – тгинадцать, а, извините, не тгидцать один. Леночка, Вы чудная мадам, но, пгошу, не забывайте об особенностях голи. Ничего не бойтесь, смело входите в обгаз. Двегь откгыта. Боже мой, что Вам стоит с Вашим талантом стать девушкой на какие-то несчастные пагу часов.
Игравший Ромео автослесарь Василий неожиданно разразился громким раскатистым хохотом, разбудив мирно дремавшее на протяжении последних двадцати лет в суфлерской будке эхо.
От гнева у главного режиссера покраснели миниатюрные мшистые ушки.
- Немедленно пгекгатите, Василий Андгеевич. Вы смеетесь как плебей.
Отвернувшись от пристыженного Ромео Самуил Натанович встретился глазами с растерянной Джульеттой.
- Ну, Вы угазумели мою мысль, душечка?
Та поспешно отвела взгляд.
- Вы полагаете, у меня получится?
- Бесспогно, девочка Вы моя, бесспогно. С вашим дагом Вам это газ плюнуть. А ггим? Вы не забыли, что есть еще и ггим?! Я сам лично (хоть я и не ггимег) соогужу Вам могдашку малолетней озогницы. Кстати, я могу попгосить Вас снять туфли? Их десятисантиметговые шпильки действуют на негвы не только мне, но и незгимо пгисутствующей здесь,- Самуил Натанорвич сделал руками легкий всеобъемлющий жест,- истогической пгавде. Ну а тепегь,- он изо всех сил хлопнул в ладоши,- по местам. Та же мизансцена. Пгошу с самого начала.

** 3 **

Время пролетало незаметно. Приближался ноябрь. Работа над спектаклем подходила к концу. Каждый из составляющих его актов был тщательно зачищен крупнозернистой наждачной бумагой, покрыт лаком, и отполирован. Собранные воедино, идеально пригнанные они, по глубокому убеждению главного режиссера, производили неизгладимое впечатление. Особенно потрясали декорации, выдержанные в близкой к футуризму манере. Насквозь пропитанный верой в успех Самуил Натанович радостно потирал сухонькие ручки. Контрольный спуск спектакля на воду был назначен на завтра. Предварительно сделав внушение насчет недопустимости опозданий он отпустил всех по домам. Сам же отправился к только что заступившему на ночную вахту сторожу Веремеевичу.

** 4 **

Веремеевич – огромный, с добрым бабьим лицом, из коего выпирал внушительных размеров нос, старик чаевничал в отведенной ему в качестве "сторожки" комнатке. Ее убранство состояло из дивана (на нем Веремеевич спал), двух-трех стульев и длинноного стола, обезображенного вскочившим на его спине кроваво-красным фурункулом телефонного аппарата. Сидевший напротив Самуил Натанович, не в пример молчаливому флегматичному старцу, трещал, как сорока.
- Да, Вегемеевич, вот мы и одолели Шекспига! Спектакль – ммм… - он зажмурился с выражением блаженства на сморщенной физиономии.- Истинное загляденье. Он вызовет фугог. Я чувствую! А декогации! Это же Хлебников, возгожденный в фанеге. Посмотгим, что теперь запоют эти гемесленники. Думают, если выучили "Вегю – не вегю", уже стали гежиссегами. Глупцы! На конкугсе мы гасколотим их в пух и пгах. В пгошлом году они называли меня бездагем. Хамы! Говогили, что то, что я твогю – чистый глэм! Голый антугаж! Кич! Пгисудили, будто в насмешку, четвегтое место. Ну да мы зададим им жагу! Шекспиг – это Вам не их заггимигованные под пьески бытовые буги в стакане воды. Чудак! Неудачник! – выскочки,- Самуил Натанович перевел дух. Помолчал с минуту и вдруг неожиданно произнес:
- Вегемеевич, можно я у тебя пегеночую? А то, понимаешь, неохота домой идти. У меня там из всех живых существ один телевизог был, да и тот вчега сломался,- он улыбнулся. Улыбка получилась жалкой и какой-то беспомощной.- Ну так что, Вегемеевич?
Старик осторожно поставил на стол пустую чашку и согласно кивнул в ответ.


Дмитрий Сарматов