(из романа "Тынс пынс"
Я тебя жду.
Я помню, как держал твою руку в своей, маленькую такую ладошку, как котенка, как птицу. Хотелось сжать, чтобы ты никуда не ушла. Мы ходили по ночным мокрым улицам, пахло тополиными почками и травой. Ты недавно рассталась с мужем, и я надеялся, что смогу быть твоим.
Но ты хотела просто гулять.
Ты хотела бесконечно исхаживать город, измерять его своими шагами, ощущать сквозь подошвы брусчатку, дышать его свежестью. В твоих глазах сияли любовь и ласка, когда ты смотрела на эти дома. Ты заводила меня то под арки университетских корпусов, то в черемуховые заросли, то заставляла бежать по лестницам и покупать тебе в ночном киоске шоколад. У тебя, наверное, были сладкие и душистые губы после молочного шоколада. Есть б мы на минуту остановились, я бы не удержался и начал тебя целовать. Но ты ходила без устали, двигалась без остановки. Тебе требовался ночной охранник, и ты избрала меня. Может быть, потому что знала: я не сумел бы тебе отказать.
Давай посидим, - предлагал я каждый час, но ты, угадывая мои намерения, отказывалась и смеялась. Я держал твою руку, единственное, что было доступно мне. Я мог бы ласкать ее большим пальцем, но не решался. Иногда ты сжимала мою ладонь чуть сильнее чем надо, передавала мне твой вес и трепет, а я пытался понять, случайно ли ты это делаешь. Я хотел прикоснуться к твоей груди, я хотел забраться между поясом брюк и твоей теплой спиной. Я прищуривался, и передо мной разлетался свет фонарей. Я был как робот, а ты была точно огненный шар. Я влюблялся в тебя. Я запрещал себе чувствовать так, потому что боялся обжечься. Я хотел сжечь тебя сам, чтоб в моей памяти сохранились лишь твои светлые, отражающие все огни мира глаза, и – никакого тела. Только тогда я бы смог успокоиться.
Возвращались мы в одну сторону.
Я, понимая что делаю глупость, вошел за тобой в подъезд и поднялся по лестнице. Ты не возражала, но и не оглядывалась; поднималась, как будто меня рядом нет. Мне удалось войти даже следом в квартиру. От мысли о следующем шаге мне делалось страшно. Заикаясь, скованным голосом я попросил у тебя Кортасара, и ты вынесла мне синюю книжку рассказов. Точно такая стояла у меня дома, только ты об этом не знала. Я не мог уйти просто так. Твои губы, яркие и без помады, маячили передо мной. Я был неуклюж, путался и волновался. Я спросил, могу ли я поцеловать… тебе руку. Нет, - отрезала ты. Ты протрезвела, ночь заканчивалась. Ничего себе! – восхитилась ты, посмотрев на часы, - Уже полседьмого утра! Я ушел. Наверное, ты смеялась опять. Потом ты уснула, свернувшись под одеялом в клубок, а твои простыни пахли дождем.
Если б я мог.
Я пришел к тебе, когда ты спала. Я был сильнее тебя, мне не требовалось уговаривать. Ты проснулась, и хотела меня прогнать. Но я сделал жесткое лицо – такое тебе всегда нравилось в других людях, - и сел рядом с тобой. Ты хотела вывернуться и уйти, моя светлая. Как ты кричала. Ты кричала сначала от боли, потом – от счастья. Ты прижималась ко мне, скулила и часто дышала, забывала о своем возрасте. Ты проснулась на самом деле, обнаружив, что меня рядом нет. А я так и не засыпал. Я сидел на подоконнике, и прикасался к тебе, невидимке.
Позже я, как дурак, принес тебе темно-красную розу и признался в любви. Ты отвела глаза, и мы поехали по делам.
Меня преследовала маленькая черноволосая женщина, звонила, закатывала истерики, а я старался прекратить разговор, потому что надеялся, что вот-вот – и будет звонок от тебя. Я ходил вечерами по городу, познакомился с рыжей школьницей, и мы стали встречаться. Своей мастью, повадками она напоминала тебя, но чтоб у нее появились твои улыбка и грудь, должно было пройти, вероятно, лет десять. Мой голос дрожал, когда я пытался к тебе напроситься в гости. Но ты увлеклась сначала мужчиной, который умел рассказывать сказки; потом – другим, кто учил тебя танцевать, и меня в твоей жизни не стало. Мы не виделись года три. Я вспоминал тебя зло, держа руку под животом. Я ждал, что ты ко мне придешь среди ночи, и тогда я сломаю тебя. Потом я тебя простил. Потом мы целовались на какой-то вечеринке, благодаря зеленой бутылочке. Мы заперлись в чужой спальне, и ты прислонилась к стене в самом темном углу. Наверное, ты не хотела видеть мое лицо. Твои губы были ленивы, а тело безвольно. Потом в той же комнате ты запиралась с другим, и вышла с туманным взглядом и смутной улыбкой. Вечер закончился, ты и он шли впереди, а затем свернули к твоему дому. Рядом со мной была Натали; разочарованно я объяснял, что ты – обыкновенная женщина, и что я не понимаю, почему о тебе сочиняют легенды. Натали соглашалась, и мне становилось легче.
Несколько лет с женщинами я не встречался. Ты снилась мне иногда, но издалека. Я сочинил про тебя две истории, одну страшную, а другую – смешную. Теперь меня преследовало только одно желание: мне хотелось убить обнаженную женщину, а потом – зарезать себя. Мы выберемся из неподвижных тел, прикоснемся друг к другу, и, больше не разъединяясь, двинемся в путь.
Опять наступает лето, и снова была гроза. По радио передавали штормовое предупреждение, по дорогам текут настоящие реки. Я сижу на подоконнике, створки распахнуты, далеко внизу бегут люди. Если сюда войдут, то никого не увидят, но, я знаю, ты – единственная, кто разгадает меня. Поэтому я тебя жду. Я возьму тебя за руку, помогу забраться на подоконник, и мы прыгнем туда, на мокрый асфальт.