Когда мы с братом были маленькими, то очень любили слушать песни с пластинки «Бременские музыканты». Мы хватали свои хоккейные клюшки и представляли, что играем на электрогитарах, параноидально дергаясь при этом. К нашим «гитарам» были привязаны веревочки, которые изображали провода. Нам казалось, что с ними наше действо больше похоже на концерт настоящей группы, и это очень круто.
Потом нам перестало так казаться. Тогда брат сказал, что наши «провода» нужно подключить в розетку, благо в ней два отверстия, как раз для двух «электрогитар». Брат был на два года старше меня, поэтому сам взялся за подключение. Тоненькая бумажная веревочка никак не хотела держаться в отверстии и все время вылетала. Тогда брат взял гвоздь и, привязав к нему свободный конец веревки, сунул в розетку.
Глаза его моментально увеличились, он дернулся и дико заорал. Я сразу догадался, что его стукнуло током. Только почему-то мне в голову пришла мысль, что тот, кого дернет током, становится роботом. От этой мысли я так перепугался, что заорал еще громче, чем мой брат. Но тут в комнату вбежала бабушка.
Я уткнулся лицом ей в живот. Потому что бабушка была большая, мягкая, теплая и вкусно пахла «сердечным» лекарством. С ней меня даже не пугало присутствие брата-робота, который только всхлипывал и с нескрываемым уважением поглядывал в сторону розетки.
– Ну, что опять не поделили? – поинтересовалась у него бабушка.
Брат тут же стал ей чего-то плести про заводной паровоз, ключ от которого я потерял еще неделю назад. Бабушка терпеливо его слушала, гладя меня по голове.
Почему-то сразу бросалось в глаза, насколько сильно изменился мой брат. Он неестественно учтиво и деликатно истолковывал бабушке суть вымышленной проблемы. Вот тут я и понял, что моя догадка верна, – брат действительно стал роботом, у него даже изменился голос.
– Что ты на меня так смотришь? – спросил он, когда бабушка ушла на кухню.
– Костя, это – ты? – спросил я, чувствуя бессмысленность своего вопроса.
– А кто же еще?
Я снова узнал его голос, но оставаться с ним в одной комнате мне уже совсем не хотелось.
– Костя, давай сыграем наш концерт бабушке.
– Давай, только гитары подключать не будем, – сказал брат, и я побежал звать бабушку.
Пока я бегал, Костя поставил пластинку и опустил на нее иглу. Бабушка поглядела на принесенный мной табурет и стала осторожно на него опускаться.
– Меня ей оттуда будет плохо видно, – сказал Костя и быстро передвинул табурет на метр ближе к центру комнаты.
Заиграла музыка. Бабушка медленно и грузно стала падать на пол, делая в воздухе нелепые движения руками, пока одна из них машинально не ухватилась за торчащий из розетки гвоздь. Падение прекратилось. Бабушка напряглась, и мне даже почудилось, будто ее тело гудит как толстая басовая струна. Казалось, что оно звучит в унисон раздающейся песне:
«Баю, баюшки, баю,
Не ложися на краю…»
Глаза у бабушки заметно увеличились. Хоть это уже было знакомо, но напугало меня до ужаса. Потом я догадался, что бабушка находится перед дилеммой: то ли устоять на ногах, держась за этот гвоздь, то ли, отпустив его, рухнуть на пол. Но это продолжалось недолго. Гвоздь, с хрустом разломав розетку, выскочил из нее. Бабушка упала на пол, сжимая погнувшийся гвоздь в своей ласковой руке.
Это было самое страшное. Мало того, что она стала роботом, так еще и не выпустила из рук предмет, благодаря которому она попала под ток. Значит, ей понравилось быть роботом.
Я бросился из комнаты. Меня преследовала шаровая молния, слышался звук догоняющих металлических подошв. Все ближе звучали исковерканные электроникой голоса, похожие на вой электрогитар.
Бабушку увезли в больницу на скорой помощи. С тех пор мы уже не играли на своих «электрогитарах», тем более что через неделю бабушки не стало.
Мы до сих пор не знаем, есть ли в этом наша вина и, приходя к ней на могилу, постоянно просим прощения за тот «концерт».