В середине октября на Мирную обрушился традиционный многодневный дождь. Он не шел, а просто стоял стеной – казалось, его можно раздвигать руками. Окаменевшие колдобины на дорогах мигом превратились в поля жидкой однородной грязи, военные и гражданское население переоделись в осеннюю униформу – сапоги и плащ-палатки. Я со своим зонтиком в игривый цветочек и пижонскими полусапожками под взглядами аборигенов чувствовала себя позором станции. Кроме того, в первый же день выяснилось, что зонтик защищает от дождя не лучше, чем шляпа из газеты, а пижонские полусапожки вполне успешно черпают грязь голенищами. Октябрьские дожди смыли последний бастион моих столичных привычек. Выйдя на следующий день из дома в Толиковой плащ-палатке и ярко-оранжевых резиновых сапогах, я осознала, что наконец-то стала «своей» в военторге и вообще во всем поселке.
Когда-то давно, еще в дозабайкальской жизни, у меня была скромная мечта, которую я старалась реализовать при каждой возможности: промокнуть до нитки, промерзнуть до костей, прийти в теплую квартиру, нырнуть под горячий душ, а потом завернуться в теплый плед и пить горячий чай с коньяком. Казалось бы – что такого? Замерзай да грейся. Однако не все было так просто. В Москве катастрофически не хватало непогоды – в перебежках между метро и автобусами я и промокнуть-то как следует не успевала. В Мирной же непогоды было – залейся, однако прочих атрибутов чувствовалась острая нехватка. С мечтой о горячем душе пришлось расстаться сразу же – в моей квартире, как и везде в военном городке, не было горячей воды, да и сам душ я отвинтила, чтобы его шлангом пробивать постоянно засоряющийся сток в кухонной раковине. Плед, правда, имелся, но толку от него было мало – в квартире было немногим теплее, чем за ее пределами. А впервые увидев, как я чайной ложкой отмеряю дозу коньяка для чая, мой сосед Толян заявил, что не позволит таким варварским методом портить добро, и отнял у меня бутылку. В общем, остатки моей глупой детской мечты тоже растаяли под осенними ливнями.
Не желая лишний раз искушать судьбу, в тот день я не пошла домой в обеденный перерыв – идти надо было в горку, а вскарабкаться на нее под таким дождем можно было только на четвереньках.
Натянув капюшон почти до подбородка, разъезжаясь ногами и пригибаясь под бронебойными столбами дождевой воды, я переметнулась из конторы в офицерскую столовую, где, как говорится, мне всегда «был готов и стол, и дом». К этому времени я довольно давно уже работала в военторге, и специфика моей должности обеспечивала полное уважение как со стороны коллег, так и со стороны тех, кто находился с военной торговлей по разные стороны баррикад.
- А-а-а, кто к нам пожаловал!!! – приветствовала меня добродушная испитая Марина Пална и тут же злоупотребила моим безвыходным положением, - Выручку возьмешь?
Моя должностная инструкция строго-настрого запрещала мне принимать выручку без сопровождения Вити Рогулькина, но с другой стороны, инструкция Марины Палны тоже ведь не предписывала ей кормить меня бесплатно. Мы пошли на компромисс. Пока я пересчитывала мятые купюры, передо мной на столе возникла тарелка дивно пахнущих щей и большая миска салата. Я знала, что за ними последует что-нибудь не менее вкусное, а потом Марина Пална принесет две чашки чая и горку домашних пирожков, и мы с ней до конца моего перерыва просидим друг напротив друга, ведя неспешные дружеские беседы. В офицерской столовой никогда не бывало много посетителей, и Марина Пална, изнывая от скуки, была рада любой возможности поговорить. Но в этот раз все сложилось иначе. Не успела я засунуть столовскую выручку в карман (Толян презрительно усмехнулся бы, узнав сумму) и занести ложку над тарелкой, как дверь распахнулась, и из дождевой стены, как из-за театрального занавеса, в столовую вбежала Надежда из овощного магазина – рослая, видная, я бы даже сказала – гарная, баба лет сорока.
- Ух, ну и хлещет! Давно такого не було, - она кинулась прямо к буфетной стойке и улеглась на нее грудью, - Здоров, Марин, дай чего пожевать…
Я съежилась позади своей тарелки, горько жалея, что сняла плащ-палатку со спасительным капюшоном, и втайне надеясь, что в моем полутемном углу Надежда меня не заметит. Стараясь как можно меньше звенеть ложкой, я принялась закидывать в себя обжигающие щи и одновременно думать, как проскочить к выходу незамеченной, если она стоит как раз между выходом и мной.
Надежда, получив тем временем от Марины Палны кружку чая и две булочки, и не думала отлипать от прилавка. Ей, как и буфетчице, хотелось общения. Ее голос с сочным полтавским акцентом было хорошо слышно во всем зале и даже, наверное, на улице.
- Слава Богу, избавилась, - неторопливо рассказывала она приятельнице за стойкой, - Я ему так и казала: «Чи я, чи эти сволочи».
- Да неужто! – ахала Марина Пална.
- Ага, ага, - довольно кивала головой Надежда, - Вчера еще. Полдня за цьими сволочами хату отмывала. А того кренделя я еще встречу….
Беззвучно управившись с тарелкой щей, я не стала дожидаться продолжения обеда и потянула на себя плащ, стараясь не привлечь к себе внимания каким-нибудь резким движением.
Мне всегда очень нравилась Надежда. Она была добродушна, хлебосольна, обладала чувством юмора, и наши отношения складывались прекрасно. Но именно сейчас встреча с ней отнюдь не входила в мои планы – я предвидела, чем она закончится. Беда была в том, что я очень хорошо знала, кто такой «он», кто такой «этот крендель», а также кто кроется под коллективным псевдонимом «эти сволочи».
За несколько месяцев до этого момента мой сосед и приятель Юрка Хорошевский вдруг явился ко мне в неурочное время – в мой обеденный перерыв, и сходу спросил:
- Лен, тебе цыплята нужны?
Я задумалась. То мелкотелое и многоногое недоразумение, которое мы с друзьями получили в военном пайке под видом «птицы» давно уже пошло на корм Грете, и дополнительный запас белка в хозяйстве, безусловно, пригодился бы. С другой стороны, с птицей в качестве продукта питания я никогда не дружила. Я не умела ее ощипывать, а получая уже ощипанную, все время забывала про невидимые остатки пуха и перьев, вспоминая о них только когда отвратительный запах жженого пера накрепко забивал весь подъезд. Кроме того, настораживал тот факт, что обычно Юрка тащил ко мне продукты, не спрашивая, нужны они мне или нет, а также то, что время пайков в этом месяце уже прошло, а на складах военторга цыплят не было и не предвиделось.
- Ну-у-у, не знаю… А почем?
- Да ты чё? Бесплатно, конечно, - чуть не обиделся Юрка.
- А откуда они у тебя?
- Да китаец там у нас в кювет слетел, - Юрка неопределенно указал направление головой, - Представляешь, целую фуру цыплят вез! А я его вытащил. Ну, он мне и подарил пять штук.
- Не знаю, Юр… Я с ними обращаться-то не очень, - но тут выработанная мною за время жизни в Мирной привычка хватать любой дефицит взяла верх, - Хотя ладно, приноси. Там посмотрим.
- А чего «приноси»… Они у меня с собой. Щас…
Отстранив меня, Юрка прямо в сапогах прошел в кухню, пошарил за пазухой и вытащил оттуда линялую пилотку. Из пилотки он высыпал на стол пять крошечных желтых клубочков пуха. Клубочки тут же отчаянно запищали.
- У-ти какие хаёсенькие, - запричитала я и потянулась пальцем гладить цыплят по головам. Один из них подпрыгнул и больно укусил меня за мизинец.
- Так значит, берешь?! – обрадовался Юрка.
- Ты что, Юр, спятил? Что я с ними буду делать?
- Ну как – «что»? Вырастишь, выкормишь, мы с Толяном поможем. А потом… Потом съедим, конечно.
- Ага, «вырастим, выкормим», - передразнила я, - А бошки им откручивать кто будет? Я, что ли? Или вы с Толяном? Ты чем вообще думал, когда их брал?
- Да я себе хотел! Забыл совсем, что у нас Грета. А бошки… Не-е, я не смогу. Я ж ведь к ним привыкну.
Юрка расстроился.
- Куда же их теперь, а?
- Ой, Юр, да отнеси в поселок, отдай местным кому-нибудь – им всегда надо.
- Да? А ты точно не возьмешь? – в его голосе звучала надежда. Было видно, что цыплята ему нравятся. Мне тоже они нравились, но стол уже носил на себе следы цыплячьей жизнедеятельности, и я проявила твердость:
- Нет! Я – точно не возьму.
Юрка вздохнул и принялся засовывать цыплят обратно в пилотку.
Вечером я его встретила по пути с работы.
- Пристроил! – без предисловий радостно закричал Юрка, пускаясь вдогонку за моим грузовиком, - Всех пристроил! Прапорщику нашему отдал, он…
Но тут он споткнулся, угодив в яму на дороге, отстал, и я так и не успела узнать, как ему удалось убедить прапорщика принять такой подарок.
Следующий мой рабочий день начался с обычной кутерьмы. За окошком кассы толпились водители, пришедшие за зарплатой. Они топали, как кони и, как всегда, над чем-то смеялись. Пришедшие сдавать выручку продавцы двух или трех магазинов с достоинством стояли в сторонке, дожидаясь своей очереди и обмениваясь последними новостями. Кстати, именно так, не покидая своей каморки, связанная с внешним миром лишь маленьким окошком, я ухитрялась постоянно быть в курсе всех поселковых дел.
- Я ему сразу казала – продай к чертовой бабушке… Не хочет! Ось ведь жлобская харя! Ему хоть корову подари – он и корову домой приволочет.
Неторопливый ясный голос с сочным полтавским акцентом я узнала сразу, но вместо того, чтобы забеспокоиться, просто зафиксировала в уме новый факт: стало быть, тот самый прапорщик, которому Юрка всучил свой трофей – муж Надежды Рукосуйко из овощного магазина. Зафиксировала и тут же забыла.
Потом на протяжении длительного времени о судьбе цыплят я узнавала равными порциями от Юрки и от самой Надежды.
Надеждин муж, Василий, жлобом, конечно, не был. Он просто был на редкость домовитым хозяином. Поняв, что цыплята требуют непомерного ухода, он почти надумал их продать, но долго не мог этого сделать из опасения продешевить. Когда же выяснилось, что все пятеро – петушки, продавать было уже поздно. Петушков никто в Мирной покупать не хотел – своих было предостаточно. Примерно в это же время Василий перестал разговаривать с Юркой.
Весь Юркин батальон принимал самое живое участие в воспитании пернатых. Перловая каша и хлебные обрезки носились им из солдатской столовой ведрами. Местные жители, добывавшие в этой столовой корм для своих домашних свиней, обижались, чувствуя себя обездоленными.
Цыплята росли, как на дрожжах, и со временем превратились в статных белых красавцев с чудовищным аппетитом и с еще худшим характером. Постепенно подросшие петухи начали терроризировать все Васино семейство.
Поначалу Надежда радовалась, поскольку злобные твари отвадили от их квартиры всех многочисленных Васиных собутыльников. Потом загрустила, потому что ее не менее многочисленные подруги тоже стали бояться заходить в гости. Потом вообще похудела и замкнулась в себе. По ее полным холеным рукам кочевали многочисленные черные синяки. Сам Василий ходил по дому в кирзовых сапогах. На предложения знакомых поотрубать петухам головы он реагировал с ужасом – как истинный военный, Вася не мог убить и таракана. Знакомые, когда он предлагал им взять эту миссию на себя, терялись и вспоминали о каких-то неотложных делах.
В конце концов семейство Рукосуйко решило избавиться от своих склочных жильцов. Надежда с Васей и двумя детьми жили в трехкомнатной квартире на первом этаже. В первую очередь прапорщик выломал кусок шифера из ограждения балкона, где квартировали птицы, и выпилил несколько прутьев из огромной клетки. Петухи возможностью сбежать не воспользовались, но поняли, что теперь они могут ходить на прогулку и возвращаться, когда им вздумается. После этого с Васей перестал разговаривать весь дом. Через какое-то время в очередной экспедиции от клыков бродячей собаки погиб один из петухов. Бедный пес просто превысил предел допустимой самообороны и долго потом скулил и боялся вылезти из-под крыльца, хотя обрадованные Васины соседи наперебой выманивали его разными лакомствами. Вася перестал петухов кормить – они находили корм сами, устраивая набеги на близлежащие огороды. Вася пытался вывезти их за пределы поселка с коляске своего мотоцикла – они вернулись обратно. В борьбе со зверюгами Вася похудел, осунулся и даже на какое-то время бросил пить.
Но самые черные дни наступили, когда Надежда прознала, что я являюсь соседкой того самого «кренделя», который сделал ее мужу такой подарок. С тех пор при каждой встрече сразу после приветствия, а иногда и вместо него она мне сообщала:
- Передай этому козлу…. – и дальше следовал текст, который, собственно, и предлагалось передать.
Конечно, ко мне у Надежды претензий не было, но я все равно стала избегать встреч с ней, и даже за версту обходила овощной магазин. Правда, когда ей все же удавалось меня отловить, все ее пожелания я честно передавала Юрке, опуская лишь «козла». Юрка хлопал глазами и не понимал, при чем тут он.
Вот, такова была предыстория и вот почему я постаралась выскользнуть из столовой, не попавшись Надежде на глаза. Но, оказывается, она меня заметила.
- Эй, Лен, стой! – улыбаясь, окликнула она меня, - Да не боись, сегодня слова не скажу. Мы же ведь выгнали этих гадов!
- Правда? – обрадовалась я, и мне сразу захотелось сделать Надежде что-нибудь приятное, - И каким образом?
- Васька в батальон унес. У них там шо-то вроде подсобного хозяйства – может, в дело, наконец, пойдут, - Надежда заулыбалась еще шире, - Ты заходи к нам сегодня к закрытию, я тебе чего-нибудь оставлю.
- Зайду! Непременно! – закричала я, обрадованная, что мне больше не надо от нее прятаться, и, зажмурившись, кинулась в дождь.
Вечером я передала счастливую весть Юрке, но на него она не произвела никакого впечатления.
Они с Толяном, как всегда, сидели за моим столом, но Юрка вел себя странно. Он то и дело тыкал вилкой мимо тарелки и близоруко щурился, пытаясь при свете керосинки читать какую-то книжку в потрепанной твердой обложке.
- Юр, хорош глаза ломать, ешь давай. Остынет же, - строго призвал его Толян, но Юрка в ответ только замычал.
- Он весь день сегодня не в себе, - пожаловался мне Толик, - В книжку уткнулся и ни на что не реагирует. Юра! Юр!!!
- Ага, ага, - согласился Юрка, не отрываясь от своего чтива.
- Юра, отзовись! – окликнула я и переставила керосинку на пол. Хорошевский посмотрел на меня с обидой.
- Лен, ну я же не просто так… Это справочник, я должен все выучить. У меня завтра тяжелый день, - пояснил он Толяну, - Случка.
- Что? – испуганно прошептала я, - Что у тебя завтра?
Циничный Толян отреагировал проще:
- Это с каких это пор тебе по этому делу справочник нужен? - спросил он ядовитым голосом, - И с кем случка, если не секрет?
- Юра, имей в виду, - никаких гостей через балкон я больше не принимаю! – я вспомнила о своих шкурных интересах, - И костюмы тоже не глажу.
- Костюм не нужен, - коротко отозвался Юрка, ныряя под стол за керосинкой, - У меня свиньи.
- Что-о-о-о??!!! – мы с Толяном одновременно уронили вилки.
- Юр, ты что? – я обрела дар речи первой, но Толик пнул меня под столом ногой, прижал палец к губам и выразительно повел глазами в сторону своего приятеля. Потом быстро перегнулся через стол и одним движением вырвал из Юркиных рук его книжку.
- Щас почитаем, что нам в справочниках пишут, - заявил он, не слушая Юркиных протестов, и начал торжественно-насмешливым голосом, - «Случка свиней производится расчетом…, - тут его голос резко изменил тембр, Толян поднес книжку поближе к лампе и продолжал уже торопливо, словно не веря своим глазам, - … из офицера-командира подразделения и двух бойцов. Для проведения…»
По мере того, как Толик продолжал чтение, глаза его все округлялись и округлялись, а к концу абзаца стали совсем вертикальными, как у мультипликационного Микки-Мауса.
- Юра, это что? – спросил он почти шепотом, благоговейно глядя на Хорошевского.
- Тьфу на тебя! – рассердился Юрка и выхватил книжку, - Говорю же – случка у нас завтра в подсобном хозяйстве. А прапорщик, который им занимается, заболел. Ну, меня и откомандировали. Замполит справочник только до утра дал.
- Какой-такой прапорщик? – я вдруг начала подозревать, что Надеждин муж задумал Юрке какую-то дьявольскую месть, - Уж не Рукосуйко ли?
- Он самый. А ты откуда знаешь?
- Я так подумала. Кстати, мне его жена сегодня рассказала… Он своих петухов в ваше подсобное хозяйство вчера отнес.
Толян сложился пополам, упал на пол и зарыдал от смеха, обняв ножку стола.
Юркино лицо окаменело.
- Ты выбрала очень удачный момент, чтобы мне об этом сообщить, - с ледниковым достоинством сказал он, встал и, забрав свой справочник, торжественно ушел в Толикову квартиру.
- Юрка, стой! Ты что, обиделся? Стой, придурок! – давясь смехом, Толян вылез из-под стола и побежал за Хорошевским.
Ко мне они не вернулись
Я уже почти уснула, когда в мою дверь тихонько постучали. Завернувшись в одеяло, я босиком прошлепала к двери и обнаружила за ней Толика. Он стоял со свечкой в руке, в халате и шлепанцах на босу ногу.
- Ну как он? – шепотом спросила я. Толик безнадежно махнул рукой.
- Наизусть учит. Как будто свиньям это поможет. Я тут, Лен, знаешь, чего подумал…
Толян оглянулся на свою дверь, словно Юрка мог его подслушивать:
- Я завтра, пожалуй, отгул возьму. Пойду с ним – может, смогу чем помочь…
- Интересно, чем ты в этом деле сможешь ему помочь…
- Ну, не знаю… Хотя бы морально поддержу. Ты его этими петухами совсем добила.
- Ну что же, - вздохнула я, - Бог в помощь.
Закрыв за Толяном дверь, я снова улеглась, но сон не шел. Завтра я из банка поеду в первом часу. От моего дома до Юркиного батальона, конечно, далековато, но если на машине – почему бы и не завернуть. Витя Рогулькин должен отнестись с пониманием…
Приняв это решение, я уснула с чистой совестью.