1. Отъезд в Германию. журнал Эдита

Neivanov
  Мы решили ехать. Сначала выяснилось, что с нашим счастьем ехать можно только в Израиль, то есть у кого какое счастье, тот туда и может ехать. И тут, вдруг, когда я уже уговорил тёщу и почти убедил себя в том, что Израиль - это именно то, о чём мы мечтали, когда мы уже побывали в Москве, в голландском посольстве, арабы опять начали стрелять.

Ну скажите, какой нормальный человек поедет пускай даже из самой плохой страны, в которой НЕ СТРЕЛЯЮТ в самую хорошую, где ДА СТРЕЛЯЮТ??? А? Так и я о том же! Вот тут и появилась Германия, то есть возможность туда уехать. С одной стороны - не тускнеющий образ врага, абсолютно незнакомый, лающий язык, фашисты, уничтожавшие нас, иудеев, планомерно и бесстрастно, как красят заборы и перепахивают поле; деды и отцы наши, которые вопреки анекдотам, прошли войну „от“ и „до“ с ранениями, орденами и медалями... с другой - относительная близость до Украины, похожий климат, раскаивающиеся, совсем не те, что прежде немцы (?!), да и Европа всё таки...

  Короче говоря, решили мы пока что подать документы, а там видно будет. Это такой современный вариант самообмана, «вру-модерн» называется. Подали и стали дальше жить в этом „блошином цирке“, вроде, как отъезд на себя примерили - и ничего страшного! Как говорил Марк Твен: „Бросить курить? Плёвое дело! Я лично это делал тысячу раз“!

  Вот так живём мы, будто ничего не произошло, будто написали мы заявку в профком на поездку в Чехословакию и забыли об этом, т. к. шансов - один из тысячи и вдруг, через каких-то несколько месяцев...БАМ....ТРАХ.....ТА-РА-РАМ - письмо из Германии!

  ...“Господа, мы счастливы Вам сообщить..." и так далее…
Мы с тестем - за сигареты, тёща - за валокордин и приумолкли. Вот там, на лестничной клетке тесть первый раз и задал свой вопрос, который мучил и терзал его до самого нашего прибытия: „Как это всё будет?“
 – «Вот так и будет» - отвечал я, - посажу вас всех в машину и...- На самом же деле я и сам себе это очень туманно представлял.

Единственный раз, когда я до этого покидал страну был попыткой заработать пару копеек в Югославии. Мои воспоминания об этом не были особенно светлыми. Самая простая фаза – «въехать» удалось мне лишь с третьей попытки. В промежутках между попытками я стоял на последней парковке перед границей, наблюдая, как подпольные «спиртовозы» продавали хозяину маленького бара алкоголь с той стороны. У тебя, дорогой читатель фантазии не хватит, дабы представить себе возможные места «занычек»! Это тема отдельного романа.

  Попытки, ожидания, снова попытки... Потянуло это всё на сутки. А в это время мои друзья ждали меня на другой стороне границы, в чистом поле под августовским солнцем. Как только я из Югославии выехал, „Юги“ сразу начали стрелять, хорошо, что не раньше. Прекратили они только недавно.
 Кому, кроме Америки что-то с этого перепало, я до сих пор не понимаю. Однако одно дело недельная деловая поездка в Югославию, другое - отъезд на всю оставшуюся жизнь! Это уже не понарошку! Это – не шутки, это уже таки да!

  Тем временем теоретические разглагольствования об отъезде в Германию пора было воплощать в жизнь. Тут я попутно открою страшную тайну:
- Никто не подслушивает? Тогда открываю! В Германии к этому времени рубли то ли УЖЕ, то ли ЕШЁ, не ходили!
Приходилось попутно пытаться купить марки или доллары. Почему–то операция проходила не всегда гладко. Чтобы хоть немного уменьшить риск, я купил дешёвенький приборчик для проверки купюр и если, вдруг, пахло жареным, на него я всё и валил.
- Мне, говорю, ребята, купюра нравится! Но я в этом деле «чайник», а приборчик, гад, не зуммерит! Кто его знает, батарейка, наверное, села...
Ой, а «ребята» порой встречались, мягко говоря, "оторви и выбрось". Однако Бог миловал.

А однажды сел ко мне в машину молодой совсем парнишка, предложил купюру в 200 немецких Марок. Достаёт он эту бумажку… и со мной чуть кондрашка от смеха не приключилась - бумага мелованная, а полосочки пунктирные кое-как кисточкой серебрином намалёваны! Я до сих пор так и не понял, действительно он такой дурак или ему «народного артиста» нужно присваивать.

  Авто-запчасти почему-то надо было продавать на одном рынке, а книги - на другом. Ну, то что пришлось продавать книги – это понятно, скажете Вы, но при чём тут запчасти? И я отвечу Вам:
- Вы не автолюбитель, а если и автолюбитель, то не советский! Не поняли? Хорошо, объясню.
Вот купили Вы, допустим, сильно подержанную „копейку“ - Жигули 2101, допустим даже, что она, странное дело, в полном порядке. И вот, будучи в Чернигове проездом, вы вдруг видите в продаже крылья почти по государственной цене!..
- Ну, догадались?
 Правильно! И я не псих какой – ни будь, то есть купил, вернее прилетел на них и сложил на антресоль.
А потом вы, допустим, меняете „копейку“ на новый „Москвич“ и вам в Виннице почти задаром, просто за какую - то ерундовую тысячу „деревянных“ отдают… Нет, лучше прямо сказать, ДАРЯТ (это же не цена!) всю подвеску к нему – родимому...
  Ну, прогнулась немного моя антресоль над ванной, но не рухнула же! А иначе что бы мы кушали, когда уже не работали, но ещё не уехали?!
Кстати, забегая вперед, замечу, что немцы очень обращали внимание на временной зазор между окончанием последней работы и отъездом! Вот пусть бы сами попробовали оттуда уезжать! Эх, темнота немецкая! А квартира!? А мебель!? А чем ехать!? И всё это под тихое „и как это всё будет?“ тестя, и „я вообще никуда не поеду“ тёщи и постоянный крик ребёнка.

Ехать решили на машине с прицепом. Просто я не мог себе представить, как это вываливаемся мы в чужой стане с чемоданами и баулами на вокзале беспомощными, безъязыкими, да ещё бесколёсными!? И мысль эта была невыносима.
Нет, не будет этого! Как корабль за рубежом остаётся территорией порта приписки, так машина будет для нас последней своей жилплощадью.
Сказано – сделано! Я купил здоровенный четырёхколёсный прицеп, впряг в него „Москвича“ и дал газу! По ровной дороге и пустой я развивал уверенные 60-70 в час. Это несколько настораживало. А тут ещё пришло письмо из Германии. В нём подруга жены сообщала, что на нашей советской машине, якобы, ехать никак нельзя! Что в ней, мол, не хватает какого–то важнейшего устройства, без которого тут ни-ни!
Через несколько лет я догадался, что она имела в виду катализатор. Я знал, что подруга в автомобилях „ни в зуб ногой“, но она писала из САМОЙ ГЕРМАНИИ! Кто её знает, а вдруг таки да!? Честно говоря, я и сам стал немного сомневаться в разумности комбинации „Москвич + большой прицеп“ И тогда мы „пошли другим путём“ - купили большую машину и… самый маленький прицеп, тем более, что и вещей к тому времени стало уже моими стараниями поменьше...

  Ха! Я вспоминаю эти героические усилия в борьбе за «поменьше»! О, это горе расставания с выстоянным в очереди, в командировке, в Москве ассиметричным, зачем-то косо срезанным кофейным сервизом! А книги! А фотографии!? Я спалил их несметное количество, казалось я сжигаю своё прошлое... Грусть и страх перед неизвестностью накатили серым бульдозером. Почти через двадцать лет, вспоминая об этом, я написал стихотворение, почему бы теперь не вставить его сюда? А вот так и сделаю...

Прощание

Вот я в Одессе, во дворе,
Сижу на корточках над пеплом.
То старый мой альбом горел,
А грусть во мне росла и крепла.

Я сжёг все снимки ни за что,
Там, на бумаге, были лица!
В конце зимы не жгут пальто,
С весной скорей желая слиться!

Был ограничен мой багаж,
Я оставлял страну и... сердце,
Прощалось море - Bon voyage!
Былого затворялась дверца.

Я уезжал на ПМЖ,
И пепел чёрно-белых фото
Почти развеялся уже,
...................
Мне вроде в глаз попало что-то...

    Почему, спрашивается, нельзя было оставить фотографии у родственников!? А отдать почти за бесценок выстраданную большей и лучшей половиной жизни квартиру и ехать в (страшно сказать!) общежитие!?! Это понимает только посвящённый.

  И вот, наступил великий день укладки. Женщины комплектовали наверху сумки, тесть свозил их на лифте вниз, а я увязывал их в прицеп или впрессовывал в багажник. Конечно, продано, отдано и выброшено было очень много, но всё же чуть-чуть ещё оставалось. Ну, во-первых, было немного бензина. Сколько немного? Да, пустяки, минимум, вообще-то, так, только чтоб доехать, литров 220.
Потом пошли чемоданы с тёплыми вещами, одеяла, полотенца, постельное, словом всё то, что почти целиком переехало со временем в подвал, а потом на шпермюль, то есть было выброшено.

  Я всё укладывал и укладывал, а он всё приносил и приносил. От фаркопа до асфальта оставалось уже сантиметров 12. Машина стояла, гордо задрав свой нос кверху, мой же опускался всё ниже и ниже. Я запаниковал: чемоданы и баулы уже кончились, но что, чёрт побери, они там всё время находят и втыкают в эти бесконечные сумки!?
 Открыв одну из них, я обнаружил предметы, которые в Одессе никак не могли остаться - комплект доисторических разделочных досок! В следующей - туалетную бумагу, рулонов 20!!! Естественно, я отправил эти „сокровища“ назад.
  Потом снова пошли сумки с посудой, ползунками, подгузниками (что такое пэмперс мы узнали уже в Германии).
 Ну вот, отправил я туалетную бумагу наверх, стою и сам себе возмущаюсь. Перекурил немного, тут тесть следующую порцию сумок тащит, трамбую их и думаю:
- Хорошо, что мы каркас и тент на прицепе надставили, а то не поместилось бы всё!
  Пишу я сейчас и пытаюсь вспомнить, где же это всё, что я тогда утрамбовывал да перевязывал? Только книги детские стоят на полках. Да не хочет их дочка читать, ей бы комиксы на немецком! И чего ворчу то? Сам же твердил - интеграция, интеграция! Вот и доинтегрировались: хорошие книжки стоят, пылятся, а дрянь всякая... Ладно, ладно, уже не ворчу, успокоился!

  Да, так вот, трамбую я эти сумки да сумочки, а одна никак не лезет! Что ж там такое объёмное, думаю?! Открываю... она, родимая! Та же туалетная бумага! Дурят они меня, понимаешь, там наверху, ёксили-мопсили, как, впрочем, НАВЕРХУ всегда и дурили.

Кстати о туалетной бумаге: они, конечно же, меня, таки, обдурили и бумагу мы привезли. Почему-то она у нас не шла и мы отдали её одной пожилой даме для любимого пуделя. И что вы думаете!? Пудель со скандалом отказался! Я, говорит, в общество по охране животных пожалуюсь! Садисты! Сами этой наждачной бумагой пользуйтесь!
Ну, мы, естественно, оправдываться, мол, это, как бы, НЕ МЫ, а как бы НАС, однако, стоп! Тихо, ша! Это уже политика!

  Отстегнули мы верхнюю часть от коляски, поставили назад, внутри дочка сопит, по бокам конвой - жена с тёщей, рядом со мной - тесть легендарные одесские папиросы „Сальве“ жуёт и тихонько свою песню продолжает про то, как это всё будет, а я баранку кручу и совсем другое думаю:
- И как же это всё действительно будет-то!?

  Однако едем! Проехали так, километров 200, тут что-то начинает моя лошадка хандрить. Тянет она всё хуже, хуже и вовсе останавливается...

Ну, думаю, вот оно, наше национальное счастье! Приехали!
Открываю капот, смотрю в подкапотное пространство, а оно смотрит на меня и молчит. Ну, если карбюратор, то всё! А если трамблёр, то, значит, всё!.. Скучно.
 Однако тесть рядом стоит, надо что-то делать, будто я что-то в этом понимаю. Отвинчиваю винтики, снимаю фильтр тонкой очистки, а в душе..., да, думаю, не хочет страна со мной расставаться!
Раскрутил, значит, этот фильтр, а там... чернее, чем у... Ну, короче, очень грязно! Вытряхнул смолистого вида мусор, собрал фильтр. Дай, думаю, попробую, завести, потому, как на дальнейшее у меня бы всё равно квалификации не хватало.

- Господи, думаю, отпусти ты нас с миром!
 И... завелась лошадка моя зелёная! И понеслась живее прежнего. Ну, как тут атеистом оставаться!? Во что хочешь поверишь!

  Прошло время, уж где - то 800 - 900 км позади, граница! А очередь!!! Дай бог в 3 дня осилить! Тут моя жена - тихоня к блюстителю с ребёнком на руках...

Пустил! Чудеса, да и только! Въезжаем на границу, ну, думаю, тут всё кипит, наверное! Шутка сказать, километры народа ждут очереди! А там... пусто, тихо, чинно, никто никуда не спешит, кроме нас, известное дело. Подходит один лениво к машине, я выходить, нет, говорит, не надо. Стоит, документы наши смотрит. Окна открыты, опять же, август, пекло.

- А что же это вы машину с учёта не сняли? Вот езжайте и снимайте - молвит его устами на прощание моя родина.

А я, надо заметить, на авось не понадеялся и к своему человечку в ГАИ заезжал, и снимать с учёта он мне не велел. Тёща моя, правда, этого не знала и на всю таможню осудила:
- Ну что, схитрил? Схитрил!?- А этот козёл тут же стоит, мою дверцу подпирает, ждёт чего-то...

Тёща что!? Она и в Африке тёща!

  Да, сегодня это всё звучит весело и просто. Дал бы ему полста „зелёных“ и поехал... А вдруг он тебе с этими зелёными ещё дело пришьёт!? А машина наша одна – одинёшенька стоит, других не видно, и коллеги его в трёх шагах от нас переговариваются, да искоса поглядывают...

- Встаньте пока здесь, в сторонке! - говорит „наш“. Стоим мы и ждём, что ещё эти бандиты выдумают? Неужто назад отправят!? А что, с них станется!

  И всё это чистая правда,.. да не вся. Видел я прекрасно эти рожи и знал и понимал, чего от меня ждут, и было у меня, что всунуть в эту бездонную и ненасытную „лапу“, но тошнило уже меня от этого, дальше некуда!

Не знаю, что давало мне силы ждать, ничего не предпринимая, не заглядывая в эти мутные зеркала мерзких душ, не совать им „зелень“ дрожащей рукою. То ли внезапно обострившееся чувство правоты и близкой свободы, то ли беспочвенный авантюризм, но сидел я, прикинувшись непонимающим и несведущим, и глядел на них, взгляда долу не опуская.

  Тут заехало ещё несколько машин, разбудили нашу « Елену Прекрасную» и как открыла она ротик, что, видать, аж в Польше было слышно! Не долго эти бандиты могли выдержать:

  - Ну, ладно,.. проезжайте там - капитулировали они перед моей дочкой.
Так-то вот! Не только мы детей вывозим, но и они нас! Спасибо, доченька! Может, когда-нибудь и ты нас поблагодаришь!

  А вот и «заграница»… Поляки предложили всё из прицепа и багажника выкладывать на стол. Я перетащил два гигантских, неподъёмных баула и заскучал – нежто всё перетаскивать заставит? Почему-то тогда все ехали с этакими гигантами. До чего же симпатично, однако, был ими закамуфлирован бензин! Если не вынимать – совершенно не видно! Таможенник вопросительно уставился на канистры.

- Можно вам сделать презент? - спросил я, показывая на две из них. После этих слов языковой барьер был напрочь разрушен. Баулы мирно легли на место.
 Через 5 минут я въехал в Польшу. Солнце уже почти скрылось, поговаривали, что на дорогах неспокойно и мы решили заночевать тут же под оградой таможни. И старики, и моя жена почти не спали, сидя не каждый сумеет. В машине лишь дочка прекрасно выспалась в своём дорожном ложе.

Я возлежал вообще по-царски, забравшись на брезентовую крышу прицепа. Впервые я собирался ночевать прямо под открытым небом.

Звёзды смотрели на меня и завидовали моему ощущению обретённой свободы. Впрочем, что они, никогда неволи не знавшие, могли понять?
Никогда в жизни мне так не спалось. Я проснулся свежим и счастливым. Непередаваемое ощущение, усиленное моим специфичным ложем.
 Рубикон позади. Ну, где там ваши сирены, циклопы и прочая шушера?!
В 6:00 я бодро скомандовал:
- По коням!
Утром экипаж мой выглядел скучновато, все, кроме нас с дочкой, дремали. Почти всю Польшу проскочили под дождём. Однако ближе к вечеру, вблизи польско-немецкой границы развиднелось, показалось солнышко, народ понемногу повеселел.

Даже «штраф», заплаченный «зеленью» польским полицейским за незастрахованный прицеп (откуда мне было знать, что он страхуется отдельно!?) не сбил истерической эйфории убежавших. А с другой стороны было тревожно.
Нас ждала пугающая неведомая жизнь в чужой стране. Последним кусочком собственной территории, словно корабль в безбрежном море, оставался мой зелёный красавец «Опель-Коммодор». Усталость брала своё. Ещё засветло мы въехали в Гёрлиц. Вот она, Германия.


  Как это всё будет?
 (продолжение в части 2. Приезд в Германию)
http://proza.ru/2007/10/18/46