Гидеон Второполкин заканчивал университет с отличием, выражавшимся в получении Большого Коричневого Диплома. При получении спели старую студенческую песню «Ля-ля-ля, Голубев — баран!», от души врезали по левой щеке ректору, подставив ему правую, торжественно окропили чернилами знамя города и, наконец, прилегли отдохнуть в городской фонтан.
Сидя в фонтане, Гидеон мечтал о том, сколько пользы принесёт его юриспрудентское образование (вообще-то в Утюжинском университете другого и не давали, но это было неважно). Можно было катить адвокатов, исследовать следователей, крутить прокуроров, а самое главное, на благо города изо всех сил день-деньской надстраивать пропеллеры и обменивать взятки.
Задумавшись об этом, Второполкин даже не заметил, что идёт ко дну. Но, почувствовав, как в лёгкие набирается вода, он немедля вынырнул. Перед ним стоял полицейский в чине штурмполицая и ждал. Поняв, что нужно делать, Гидеон сразу сообразил, что к чему и достал из кармана мокрую взятку.
Взятка махнула крылышками и кокетливо облизнулась. Штурполицай достал носовой платок и протёр им левую часть передних внутренностей. Взятка слегка поморщилась, но хвостом вилять не перестала. Штурмполицай вырезал из платка профиль шефа утюжинской полиции гауптмана Лофшица и выжидательно задумался. Взятка распределилась на 25 894 равновыразительных плевка и неимоверно распределилась по весям.
Так Гидеон проиграл своё первое дело.
Кстати говоря, этот солнечный, прекрасный день перестал ему казаться таким хорошим ещё и потому, что он очень хотел выпустить наружу внутренние воды, так и рвущиеся наружу из внешнего стока. Второполкин то сжимался, то разжимался так, что уже даже начал привлекать внимание прохожих. Вода наливалась в глаза, просачивалась сквозь зубы; одним словом, пыталась выйти наружу всеми экстернально-физиологическими способами.
Пересиливая изо всех сил своё недоразумение, он приблизился к ближайшему гидроузлу и, бросив монетку в носоглотку, назвал своё имя. Гидроколлектор защёлкал лампочками, замигал кнопочками и вместо отсушки выписал Гидеону билет в Акватеатр. Второполкин рыгнул от обиды анчоусом и сел обратно в лужу. Жидкость тотчас самопроизвольно покинула его тело, и хотя это было неприятно, что-то надо было делать дальше.
Пошатываясь он так и пошёл, рыгая анчоусом, да и вообще делал бы это и дальше, если бы не увидел невдалеке среди старых, давно нереставрированных деревьев синюю будочку общественного туалета. «Зря с гидроколлектором взятками менялся», — удручённо подумал Гидеон и понял, что проиграл второе своё дело.
Впрочем, даже в результате этого Гидеон потерял расположение духа только после того, как оно упало и закатилось под припаркованный автомобиль. И, уже не останавливаясь ни перед чем, он хотел уже было идти, куда глаза глядят, но глаза Гидеона смотрели в урну… «Нет, уж лучше пойду в болтоцентр Утюжинского Всевидения», — почему-то решил он и бодро зашагал к намеченной цели, изрыгая электрические ломаные линии вперемежку с анчоусами.
Зачем ему надо было в болтоцентр, он, правда, и сам не очень-то представлял. Иногда ему казалось, что там надо послушать музыку, а иногда — что там кормят хорошо. Но, как бы то ни было, дойдя до горы Мангуст, он убедился, что цель есть у каждого странствия. С этой мыслью он подошёл к главному пропеллеру и рухнул в исступлённой молитве. Звучала она так:
«Господи, дай мне обменять взяток больше, чем взятки могут обменяться, и чтобы обмен был более взяточным, а взятки более обменными. Господи, обменяй всех безвзяточных, а безобменных возьми. Чтобы взяточничество обменивалось согласно взяткам, а не их обмену. Аминь».
Взгляд его сместился на телевешалку, соединённую прямым контактным проводом с болтоцентром. Пропеллер вешалки прогнулся, маховики заржавели, паутинка запуталась и смешалась с глетчерами. Неисправная конструкция больше всего напоминала параболическую интерпретацию интерферентного контрапункта. Слова эти, правда, Гидеону ни о чём не говорили (в университете их этому не учили), но они как-то сами собой непроизвольно возникли у него в голове после короткого, но целенаправленного удара 220 V.
Не успев подняться с земли, Гидеон заметил, что за ним с интересом наблюдают чьи-то внимательные глаза. Встав, он решил тоже понаблюдать за собой. Это у него не получилось, и тогда он попробовал взять глаз на зуб. Глаз оказался съедобным, другой — закрылся и исчез, но не прошло и минуты, как, почувствовав жжение, Гидеон повторно отрыгнул анчоусом, и достоподлинно ощутил какую-то неприятность подмышкой. Оторвав плечо, он с немалым удивлением увидел, что к нему прилип нос, неизвестно чей, но явно несъедобный. Именно поэтому Гидеон брезгливо оторвал нос от плеча и выбросил, а плечо приладил на место, но было поздно: несмотря на эти охранные действия, смысл происшедшего ему так и не открылся до тех пор, пока зачесавшееся ухо не напомнило ему далёкие воспоминания детства… солнце… звёзды… похороны бабушки…
— Правило левой ноги! — воскликнул Второполкин и рухнул на асфальт, насмерть задавленный упавшей с небес божьей благодатью.
Последнее, что успел понять Гидеон, — это было то, что он проиграл своё третье и последнее дело.