Без названия
Волей случая я оказалась в маленьком, обшарпанном и грязноватом кафе на окраине города. Мне так хотелось есть, что голод пересилил брезгливость.
Чай в пластиковом стаканчике, пачка печенья и подсохший с одного бока апельсин должны были заменить несостоявшиеся завтрак и обед.
Злая, дышавшая перегаром буфетчица не поскупилась на кипяток. Поэтому в ближайшие несколько минут я не собиралась притрагиваться к стаканчику, из которого одиноко торчала тонюсенькая пластмассовая ложечка и обреченно свисала ниточка с желтой бумажкой на конце.
Стоявшая на столике давно не мытая пепельница с двумя свежими окурками подсказала - здесь можно курить. Сквозь синеватый дымок я, от нечего делать, исподволь рассматривала своих соседей по столику.
Слева от меня сидел крупный мужчина лет тридцати-тридцати пяти.
Его довольно заурядное лицо запоминалось только своей нижней третью - от крыльев носа до кончика подбородка.
Основание верхней губы было выпукло-округлым, а сама губа - тонкой и скошенной внутрь. Нижняя же всей своей излишней полнотой нависала над совершенно плоским коротким подбородком.
Чрезмерно развитые желваки бугорками выпирали у краев челюстей.
Из всего видимого остального: головы, шеи, верхней части туловища - не на чем было остановить взгляд. Руки, цепко державшие бутерброд с коричнево-сероватыми овалами колбасных кусочков, тоже не привлекали к себе внимание.
Единственное, что я отметила - абсолютно ровный полукруглый след от укуса на бутерброде. Судя по геометрической правильности следа, можно было предположить, что зубы моего соседа - умелая работа дантиста.
За один раз мужчина откусывал ровно четверть, то есть на один бутерброд приходилось три укуса. Он пережевывал попавший в рот кусок довольно быстро, запивая каждый второй длинным и шумным глотком чая.
Выпирающие желваки во время еды волнообразно переходили из шарообразной в раздвоенную форму, чуть подтягивая к себе углы жующего рта.
К моменту моего появления, на тарелке перед мужчиной лежали пять бутербродов. К концу наблюдения - два.
Рядом с мужчиной, третьей за столиком сидела женщина.
На взгляд - лет сорока.
Русые, с небольшими вкраплениями седины волосы носили следы химической завивки. Они слиплись в прядки то ли от лака, то ли от непромытости.
Обрамленное неприглядными кудельками некрупное, но довольно правильной формы лицо с пористой кожей имело блекло-серый оттенок.
Нарисованные карандашом брови зрительно углубляли продолговатые, расположенные близко к переносице глаза неопределенного цвета.
Тонкий хрящеватый нос расходился над верхней губой неожиданно крупными и короткими ноздрями.
Контур губ было сложно определить из-за полустершейся помады.
Округлый и пухленький (почти детский) кончик подбородка перетекал намечающимся вторым в худую шею, пересеченную двумя горизонтальными морщинами.
Наглухо застегнутый ворот бежевой блузки не пускал взгляд дальше.
Торс женщины был явно худым, но форма груди не определялась под свободно спадающей тканью. Поддернутые рукава позволяли разглядеть ее руки.
Узкие кисти и тонкие запястья, пронизанные множеством синеватых сосудов, были полны напряженного ожидания.
Руки, попеременно, то отламывали маленькие кусочки от коржика, лежавшего на щербатой тарелке; то суетливо поправляли на блюдечке чашку с остатками кофе; то пугливо отодвигались к краю столика и замирали на мгновение; то снова тянулись к чашке; то нетерпеливо и быстро постукивали пальцами; то, словно устав от ожидания, вцеплялись друг в друга до хруста суставов.
Неровной длины ногти были испещрены остатками сиреневого лака. Поверхность указательного и среднего пальцев правой руки, обращенная друг к другу, желтизной кожи говорила о длительном стаже курения их хозяйки.
Женщина не поднимала взгляд от поверхности стола, И мне были отчетливо видны мельчайшие голубые шарики на веках - след скатавшихся дешевых теней. Она почти не ела. А если и клала отщипнутый кусочек в рот, то делала это быстрым судорожным движением, точно боялась - отнимут.
Мой пластиковый стаканчик с чаем стал почти холодным, да и сигарета дошла пеплом почти до самого фильтра. Я ткнула окурок в пепельницу, открыла пачку печенья, откусила кусок и с наслаждением наполнила рот чаем. Наслаждение шло не от вкуса остывшего чая (какой уж вкус - пить из пластика!), а от возможности смыть с нёба горьковатый никотиново-дымный налет.
Этот процесс полностью отвлек меня от наблюдения за сидящими рядом людьми. Тем более, что ничего интересного в них не было...
Сначала мое лицо ощутило неожиданное движение воздуха. Потом резкий и короткий толчок столика выплеснул чай из стаканчика мне на рукав и подол. Затем слух заполнил глухой чавкающий звук.
Мозг тут же определил - это звук пощечины. Я подняла взгляд от мокрого пятна на колене вверх.
Соседка по столику медленно падала вместе со стулом, алея мгновенно припухшей щекой.
Она падала странно - вся, но каждой своей частью как бы по отдельности. Голова тянулась вперед, делая при этом короткие повороты вправо и влево, встряхивая слипшимися кудельками, словно мокрая собака.
Верхняя часть туловища вжималась в спинку стула, и это только ускоряла само падение. Левая рука тянулась кончиками пальцев к краю столика в попытке это падение остановить. А правая медленно, как в гипнотическом сне, несла сложенную лодочкой ладонь к пылающей от удара щеке.
Звуковым фоном картины служил визг металлических ножек стула по грязному кафельному полу...
Я вскочила, не выпуская из руки полупустой стаканчик, и попыталась удержать падающую женщину. Поздно...
Она лежала на боку рядом с упавшим стулом.
В разрезе черной прямой юбки виднелись согнутые в коленях тоненькие слабые ноги в стоптанных набок туфлях.
Правая рука, пытавшаяся минуту назад прикрыть помеченную ударом щеку, лежала под головой. Левая прикрывала голову сверху.
Я наклонилась над женщиной, совершенно забыв о зажатом в моей руке стаканчике с остатками чая. И чай, естественно, вылился на лежавшую. Я резко, от злости на себя, бросила стаканчик и попыталась помочь женщине встать.
"Не надо, - тихо сказала она, не отнимая рук от головы. - Так и должно было случиться... Не надо, мне уже не помочь..."
Я распрямилась.
На столике лежал апельсин с подсохшим боком, а рядом - одно печенье. Всё остальное валялось на полу.
Мужчина исчез...
Ненавижу печенье... И в апельсинах, оказывается, гораздо меньше витамина С, чем в клюкве...
И вообще - завтракать и обедать надо дома...