Пьяница.
В одном секретном цехе , одного оборонного завода, жил-был начальник смены, некто Гнучий Виталий Юрьевич- трезвости и строгости необыкновенной!
Очень он за эту трезвость действовал, а обезличку на рабочих местах- просто терпеть не мог...
Бывало переоденется электриком Нахнюпой, и давай, под конвейером, за тётками шпионить; кто в чулках, а кто без выяснять. Или вахтёром, дедом Приголовкиным обернётся, и, каждого в наш цех входящего взглядом раздевает: мол не несёшь ли ты чего „крепенького“.
Многим людишкам он так крови подпортил.
Но и на старуху бывает проруха!
Как-то отмечало начальство день Рождения главного военпреда Кокина, а Виталия Юрьича, как самого молодого, послали на магазин лететь.Что делать? Не полетишь- крылья потеряешь...
И он слетал, а на посадке его дед Приголовкин, вахтёр наш, взял да и прошмонал. Мало того, что три бутылки „Зубровки“ отобрал, да он ещё, глупый, и начальнику охраны завода стелефонировал!
В общем, на следующий день, к обеду, об этом все уже знали. Комсомольцы постарались, „крокодила“ на „аллее Славы“ повесили: „Сколько можно“, назывался.
Не знаю, чего они там имели ввиду: сколько можно одному человеку поллитр пронести, или ещё чего. Не знаю, не читал.
Словом, к вечеру, в цехе, собрание устроили, с „крокодильим“ редактором вкупе. Обсудили со всей строгостью проступок товарища Гнучего Виталия Юрьевича, и порицание вынесли, с занесением разумеется. А когда приговор зачитали, то все от смеха и заколдобились: ох, уж не любим мы пьяниц! Страсть как не любим!
А Юрьевич смотрел-смотрел на нас ошалело и, тоже прыснул, то ли над судьбой-злодейкой, то ли над собой дураком!...
И повёл он себя с того дня совсем по-другому, по-человечьи себя повёл!
Пьянство и обезличку побоку пустил, а „Зубровку“ на завод в молочных пакетах носить начал: планиду свою значит, в корне пересмотрел.
И она, планида его, как-то сразу заладилась. Люди с ним потеплее стали, премию получил, да и сам с лица подрумянился!
В общем понял он одну мораль нехитрую: не форси против ветра, соплюшки в тебя же и полетят!
Завод „Голубой экран“. 1981 год.
P.S.
А ветры у нас гуляют, сплошь и рядом, вино-водочные...
Так-то, брат Виталий!