Асель Омар
Камышовый черт
Раннее утро. Маленький пруд сонно дышит в холодных лучах солнца. Песок еще прохладен. Вдоль берега по скользкому илистому дну медленно идет Куаныш, пятнадцатилетний подросток: он сосредоточенно тянет бредень. В такое тихое утро в прозрачной воде полным-полно карасей. Рубаха на груди и Куаныша расстегнута и обнажает белое худое тело, штаны закатаны до колен. У берега на корточках, подперев щеки руками, сидит его младший брат, третьеклассник Серик. Рядом с Сериком – ведро, в котором трепыхаются только что пойманные рыбины. Одна из них подпрыгивает и вываливается на песок.
- Ух ты, какой живучий! – Серик пугается, хватает карася за короткий черный хвост и, брезгливо сморщившись, закидывает обратно.
- Что ты морщишься-то?
- Боюсь я их.
Кожа у Куаныша белая, будто мраморная, глаза большие, зеленые, кудри бурого цвета спадают на лоб, нос крупный и длинный – Куаныш настоящий адаец. Серик же, напротив, смуглый, круглолицый, прямые жесткие волосы жгуче черные.
- А знаешь, Коль, в камышах водится черт.
- Какой еще черт?
- Такой – камышовый.
- Кто это тебе сказал?
- Пацаны. Сидит он себе в камышах, его не видно – не слышно. А как придут рыбаки, он высунет из камышей рыло и начнет хрюкать, визжать и то-оненьким голоском рыбы просить. Тех, кто ему ничего не даст, он утаскивает на дно.
- Врут все твои пацаны.
- Почему это врут? Они сами видали…
- Потому что наш пруд летом можно вброд перейти, здесь только пьяный может утонуть. На, лови… - Куаныш протягивает брату сетку с барахтающимися карасями.
Опорожнив сетку, Серик снова садится на корточки.
- Слушай, Коль, а ты слышал, что с дядей Лешей вчера случилось?.. Нет?.. Дядя Леша как всегда вышел, когда КАМАЗы проходили. Запрыгнул в кузов, а там – мешки, и в них что-то мягкое. Он, довольный, несколько мешков сбросил, думает, шмотки там какие-нибудь. А когда мешки-то вспорол, глядит – там прокурорские погоны, целых три мешка! Представляешь?..
Через село проходит крупная трасса. Дорога по селу вся в ухабах, и дальнобойщики притормаживают в этом месте, а разоренные безработные сельчане грабят проходящие караваны.
- Коль, как ты думаешь, куда девать эти погоны? Дядь Леша и мне десять штук дал – да куда мне их? Разве курам на насест постелить?
- В прокуратуру отнести… - Куаныш хохочет, держась свободной рукой за живот. - Ох, зачем ты меня насмешил? Можешь ты хоть немного помолчать, всю рыбу распугал!..
Куаныш, балансируя, чтобы не упасть, выбирается на берег. Ведерко полно серебряной лупоглазой рыбы.
- Скупнемся? – спрашивает Серик, стягивая с себя майку.
- Валяй…
Раздевшись, они долго плещутся в воде, поднимая фонтаны брызг, ныряя, отфыркиваясь и снова ныряя. Солнце стоит высоко, и Серику уже не страшно черта. Он с удовольствием переворачивается на спину, потом снова гребет саженками к середине пруда.
Выбравшись на берег, они падают на песок.
- Ох, и черный ты, Серик, ты просто какой-то Черномырдин…
- Сам ты Черномырдин.
Обсохнув, они берут ведро и неторопливо идут к дому. Над разогретым лугом поднимается терпкий ковыльный запах – такой нежный и теплый, какой бывает только в степях казахстанского запада. Радостно пестреют тугие цветки васильков, золотятся в лучах солнца желтые венчики полевого колокольчика. Тяжелый шмель гудит низко и ровно.
- Гляди, Коль, какой дым – наверно, пожар в «50 лет Казахстану» или в России.
- В «50 лет Казахстану».
- Не, в России.
- А, может, и в России.
Запах разнотравья – лебеды, полыни, хмеля – размаривает в сонливый полдень. У дороги двумя яркими пятнами жуют свою жвачку бело-карие коровы.
- Коль, смотри, у нашей Февральки пятна на боку – как карта мира!
- Что?.. А, да… Да куда ты, прямо в крапиву! За мной иди…
Вечером мама нажарила карасей. Они вкусные, но костлявые. Мяса в карасе мало, но добывать его из тощей рыбины – особое удовольствие, и жевать одну за другой – как семечки.
Темнеет. Серик собирает на ночь в картонную коробку цыплят из маленького, специального для них огороженного частоколом, загончика, засаженного маргаритками и ромашками.
- И пойти-то вам вечером некуда, - говорит мама. – Раньше хоть кино крутили. Помню, на индийских фильмах в первом ряду сидят секретарь райкома с женой – и плачут, слезами заливаются…
Подняв ведро молока, мама уходит, вздыхая. Куаныш запирает Февральку. Вдали, у пруда, что-то ухнуло в вечерней тишине.
- Ну, слышал? – тянет за рукав Куаныша Серик. – Это камышовый черт недоволен, что ему сегодня рыбы не досталось.
«У-ух!» – прозвучало еще раз.
- Да ну тебя, Серый, это Февралька вздыхает! – машет рукой Куаныш.
А Серик смотрит горящими черными глазами в темноту, и ему снова страшно, но больше не слышно ни звука. Июньская ночь густеет, и под огромными звездами монотонно стрекочут цикады.