Героическим людям,
отдавшим все силы на борьбу
за процветание САМОГО ПРЕКРАСНОГО,
что есть в мире,
сражавшимся до ПОСЛЕДНЕЙ КАПЛИ КРОВИ
с сексуальными меньшинствами,
воспевающим идеалы ЛЮБВИ, радости и счастья –
авторам любовных романов
ПОСВЯЩАЕТСЯ!
Красивые музыкальные пальцы нежно гладили волосы симпатичнейшей из женщин. Она прикрыла глаза и запрокинула голову, иногда покачивая ею в такт его движениям. Нежно касаясь кожи, он провел пальцем по ее лбу, переносице, чуть прижал кончик носа. Она улыбнулась. В детстве так делала мама, прощаясь с ней перед школой.
Его палец миновал верхнюю губу и прошелся по приоткрытому рту, чуть задевая ослепительно белые зубки. Она энергично лизнула палец, отчего он вздрогнул и задержал движение. Она прикусила палец зубками и вытолкнула его языком – продолжай, мол, дальше. Он послушно повел пальцем по контуру рта, мягко очертил подбородок и долго двигался по вытянутой из за запрокинутой головы шее.
Вот он скользнул уже всей ладонью по обнаженным плечам девушки. "И когда она успела скинуть блузку?" – мелькнула мысль, но открывшийся под блузкой вид не дал возможности задуматься. К делу подключилась и вторая рука. Ладони медленно двигались по ее телу, приближаясь к призывно торчащим вершинкам часто вздымающихся полушарий. Когда пальцы коснулись розовых пятнышек, он услышал порывистый вздох и ощутил, что девушка вздрогнула под его руками. Это придало его действиям еще больше нежности.
Чуть сжав ладонями ее грудь, он плавно начал опускать руки вниз, целясь на последнюю преграду, стоящую между ним и ее наготой – ажурные трусики, удерживаемые на бедрах тоненькими ниточками. Коснувшись их, он не решился сразу же потянуть вниз. Ладони лишь скользнули по тончайшей ткани и замедлили темп на середине бедер.
Девушка напряглась, ее спина чуть выгнулась, выдавая желание. Он не преминул этим воспользоваться – подхватил ее под спину и рывком посадил на постели. Ее головка опустилась ему на плечо, рассыпав по его спине и груди роскошные длинные волосы. Но это спокойствие длилось недолго. Девушка сделала молниеносное движение стройными загорелыми ногами и обхватила ими его талию. Несколько движений бедрами - и она прижалась к нему всем телом. Расслабленное бездействие сменилось жаркими поцелуями и крепкими, почти не женскими объятиями. На секунду опешивший от такого натиска мужчина включился в игру, причем уже не нежно лаская кончиками пальцев, а крепко сжимая ладонями ее талию.
Через несколько секунд он решительно подцепил пальцами тесемочки ее трусиков и рванул вниз. Что за чертовщина! Тонюсенькие ниточки вдруг приобрели прочность металла. Он рванул еще раз. Пальцы зажало между тесемочками и ее бедрами, вдруг ставшими холодными и твердыми. Он легонько шлепнул ладонью по ее попке, но вместо нежного звука услышал лишь жестяной звон полупустого ведра. Проведя рукой выше, к ее груди, он вдруг с ужасом ощутил курчавые волосы в ложбинке, отдернул руку и услышал громкий мужской смех, который более уместным было бы назвать грубым ржанием.
- Что, разонравилось мою задницу гладить? – хриплый голос вернул мужчину к действительности.
…Аркадий открыл глаза. Он лежал лицом вниз на заплеванном кафельном полу в окружении полутора десятков мужиков самого разного возраста и вида. Прямо перед ним стояла склизкая параша – обыкновенное оцинкованное ведро с проволочной ручкой. На параше задом к нему сидел мужик и справлял большую нужду. Не веря глазам своим, Аркаша вдруг понял, что одной рукой он продолжает нежно обнимать эту парашу, а другой шарит по заросшей волосами спине расслабляющегося мужика.
Как-то непонятно взвизгнув, Аркадий отпихнул рукой чужую задницу от своего лица и заскользил ногами по кафелю, пытаясь приподняться. Но не успел – мужик над ведром и так находился в неустойчивом положении, а после Аркашиного толчка и вовсе распрощался с равновесием. Покачавшись секунду на пятках, он вместе с ведром обрушился назад, окропив пол, Аркадия и самого себя тем, что еще несколько минут назад пребывало в его желудке. На горе Аркадия, больше всех измазался сам мужик, что привело его в дикую ярость. Аркадий вдруг понял, что его сейчас будут бить и подскочил на ноги. Но литр выпитой вчера водки вместе с притяжением Земли сделали свое черное дело – взвыв от головной боли, Аркадий медленно осел на пол. Правда, долго посидеть ему не дали – мощная рука голозадого мужика подхватила его за ворот и легко подняла к самому потолку. Удивительно, но голова от встряски болеть перестала, зато возмутился Аркашин желудок. Прислушавшись к его мнению, Аркадий убедительно рыгнул и голозадый в один момент оказался покрыт содержимым не только своего, но и Аркашиного желудка.
Увидев его лицо под слоем вчерашнего ужина, Аркадий вдруг как-то сразу забыл прекрасную незнакомку в одних трусиках вместе с ее томным взглядом, и встал перед его внутренним взором большой-большой кулак. А через секунду этот самый кулак предстал и перед его взором наружным – то бишь, перед носом. Но удар прошел мимо – Аркадий умудрился выскользнуть из собственной рубашки. Не поскользнувшись, пробежал несколько шагов по залитому полу, схватил отлетевшее в сторону ведро и с размаху насадил его на голову голозадому. Стукнув для верности по ведру кулаком, что вызвало звероподобный рык голозадого, Аркадий пробился через ряды примолкшей компании и принял единственную известную ему боевую стойку– присел в углу на корточки и закрыл голову руками.
Но на голозадого подобная агрессивность впечатления не произвела – он содрал ведро с головы, отшвырнул его в сторону и, в сопровождении двух дружков, начал надвигаться на сжавшегося в комок Аркадия. Поняв, что покорностью побоев не избежать, Аркадий решил перехватить инициативу. С диким криком "Я-а-а-а-а!" он оттолкнулся от стены и врезался в грудь голозадого, который до сих пор не натянул штаны. Атака была красивой, но безрезультатной – Аркадий словно врезался в бетонную стену. Голозадый даже не покачнулся, а Аркашин организм очередной встряски не выдержал и выплеснул на ноги голозадого вторую порцию вчерашнего ужина с водочкой. Это переполнило спущенные штаны и чашу терпения голозадого. С криком "Бей его!" он кинулся на Аркадия. Вслед за ним с гиканьем кинулась на Аркадия и вся остальная компания. Свет для него померк.
* * *
…Осень вступила в свои права уверенно и безвозвратно. Яркое, но уже холодное солнце освещало пожелтевшие деревья, лиственный ковер на пожухлой траве и свинцовые воды раскинувшегося в песчаной ложбинке озера. Серая гладь воды изредка покрывалась мелкой рябью от налетавших порывов холодного ветерка. Аркадий сидел на высоком берегу, опершись спиной на бампер старенькой "Нивы", которая только и могла заехать по кручам на этот возвышающийся над водой мыс. Настроение соответствовало погоде – легкая грусть по лету, смешанная с восхищением от красоты увядающей природы.
Аркадий был писателем. Из под его пера вышел не один десяток романов про отношения мужчины и женщины. Иными словами, он писал любовные романы. Он часто приезжал сюда осенью, зимой и ранней весной, чтобы насладиться одиночеством, проникнуться величием, незыблемостью природы и настроиться на творческий лад. Почему не летом? Летом все берега усыпаны отдыхающими, везде суета, гомон крик, визг. Никаких условий для творчества. Поэтому в жаркую пору здесь "поймать музу", как говорил сам Аркадий, невозможно. А вот осенью… Осень и Пушкин любил. Поэтому и приезжает сюда Аркадий на час-два едва ли не каждый осенний день.
Вот и сейчас. Окинув взглядом пейзаж, Аркадий оперся затылком об теплый радиатор и прикрыл глаза. В голове начали складываться первые фразы будущего произведения. Произведения о любви. О высокой и чистой любви, которой в природе, по всей видимости, не существует, но о которой все мечтают. И он, Аркадий, умеет, любит и хочет писать про такую любовь. "…Ее горящие глаза… Стройная фигура… Красивые ноги… Высокая грудь… Его могучий торс… Нежный взгляд… Уверенные руки сжимают ее в объятиях… Не то! Какие-то газетные штампы. Нужно что-то особое. Так, а это что еще за гадость?"
Аркадий открыл глаза. С того берега из иномарки с распахнутыми дверями доносилась громкая попсовая музыка. Он поморщился, снова прикрыл глаза, попытался сосредоточиться. Но звонкий девичий голос, вдруг запевший вместе с магнитофоном, снова отвлек его от мук творчества. Мысленно махнув рукой, Аркадий стал следить за приехавшими. Их было трое. Ритмично двигаясь в такт музыке, вся тройка образовала цепочку и подпрыгивая, выписывала круги вокруг кустов. "Так они все девчонки!" – вдруг понял Аркадий, любуясь грациозными движениями. Постепенно разминка превратилась в танец, стал доноситься смех. Девичий выезд на природу все более напоминал дискотеку.
Вдруг Аркадий привстал, вглядываясь в танцующую тройку. Так и есть! Не прекращая двигаться, девушки начали скидывать с себя одежду и кидать ее на капот и крышу машины. Аркадий протер глаза. Нет, танцующие нимфы не исчезли. Исчезла лишь их одежда. На каждой остались лишь трусики. Причем не от купальника, а просто нижнее белье, которое гораздо уместнее смотрится в постели, чем на фоне осенней природы. И танец изменился, стал более фривольным, эротичным.
От напряжения заслезились глаза, Аркадий протер их кулаком и вдруг хлопнул себя по лбу. Он подскочил и полез в машину. Там, в бардачке, у него постоянно хранился полевой двадцатикратный бинокль. Сунул руку – черт, нету. Он глянул на девушек – танец все еще продолжался. Аркадий подбежал к багажнику, открыл замок, поднял крышку. Есть! Подбежав к краю обрыва, приставил бинокль к глазам. Красиво!
Видимо, девчонкам не впервой танцевать - чувствовалась сила и опыт в их движениях. Точеные фигурки резко контрастировали с размазанными осенними красками, что придавало их танцу особое очарование. Аркадий неотрывно следил за ними, выделяя одну – высокую шатенку с короткой стрижкой, чей танец отличался особой чувственностью. На ней были темно-синие трусики, подчеркивающие белизну незагоревшей кожи. Именно она была заводилой в этой компании. Она задавала характер танца – либо спортивный, быстрый, либо сексуальный, томный и нежный. Остальные девушки в той или иной мере лишь повторяли ее движения. Еще Аркадий отметил, что ее обнаженная грудь практически не колышется в такт прыжкам – упругие, налитые полушария сохраняли идеальную форму при всех ее танцевальных па.
Вдруг танец закончился и девушки с визгом бросились к воде. Бр-р-р! Аркадий поежился. Ему было совсем не жарко даже в пуховике, а почти голые девчонки собираются купаться. Впрочем, уже не почти, а совсем голые. Шатенка на ходу, попрыгав сначала на одной, потом на другой ноге, сняла с себя последнюю часть туалета, кинула ее на куст и бросилась в воду, подняв целый фонтан брызг. Две другие оказались не такими смелыми. Невысокая брюнетка, держа трусики над головой, зашла по колено в воду и замерла, не решаясь броситься вслед за подругой. Третья девушка тоже на секунду замешкалась, но затем решительно скинула белые ниточки, положила их на капот машины и бросилась к воде. Но не нырнула, а подбежала к своей нерешительной подруге и толкнула ее на глубину. Обе с визгом рухнули в воду.
- Ой! Трусики! – услышал Аркадий возглас нерешительной. Да, мокрая тряпочка, которую девушка держала в руке, была мало похожа на обольстительную часть женского белья.
Но подруга не дала долго горевать – еще один толчок и снова обе девушки скрываются в воде. А где же душа компании? Ага, вот она. Уверенными взмахами она преодолевала расстояние, отделяющее ее от Аркашиного берега. "Заметит или нет? Уехать или нет?" – задумался Аркадий, но решил остаться. Он лишь лег на песок, высунув над обрывом бинокль. Через оптику девушка казалась совсем рядом. Вот она достигла Аркашиного берега, вышла на песок и потянулась. У Аркадия потемнело в глазах и теплая волна прошла через все тело. Вдруг девушка резко обернулась и глянула, как показалось Аркадию, прямо в глаза. Он отпрянул от края, чуть не уронив бинокль. Но девушка не увидела его. Немного поскакала по берегу, размахивая руками в такт еле слышной музыке, и вновь вошла в воду, возвращаясь к подругам.
Те уже не купались. Вытершись полотенцами, они не спешили одеваться - согревались после ледяной воды энергичной гимнастикой. Вскоре к ним присоединилась и их закаленная предводительница. Еще минут пятнадцать полюбовался Аркадий этим неожиданным эротик-шоу и девушки начали одеваться. Меньше всего повезло той, что вместе с бельем упала в воду. Надев колготки на голое тело, она влезла в туфельки, и принялась гоняться за подругами, стремясь зацепить их мокрыми трусиками. Те с визгом уворачивались.
Аркадий хотел привстать, чтобы получше рассмотреть заключительные аккорды представления, но вдруг какая-то тяжесть придавила его к земле, сковала руки и ноги и налила все тело неимоверной болью. "Машина! – вспомнил Аркадий. – Забыл поставить на ручник и она покатилась на меня!"
- Помогите! – закричал он, но его никто не услышал. Девушки на том берегу продолжали не спеша одеваться.
- Спасите! – уже прохрипел он, придавленный неимоверной тяжестью, но девушки уже садились в машину. Хлопнули дверцы, фыркнул мотор и машина начала удаляться.
- Не бросайте меня! – уже прошептал Аркадий, но на месте бывшего представления остался болтаться на ветке брошенный лоскуток мокрой ткани.
- Это конец, - шевельнулись губы.
- Успокойся, родной, все в порядке. Это только в первый день тяжело, потом попустит! – сморщенная старушка протирала мокрой тряпкой потрескавшиеся губы Аркадия и тихонько причитала.
Одними глазами Аркадий обвел помещение – две железные койки, грязно-белые стены, окна в решетках, тусклая лампочка на потолке – тоже забрана железом.
- Где я? – прошептал Аркадий.
- Тихо милый, ты в больнице, - прошамкала старушка, - в камере тебя побили, вот ты и в больнице.
- В какой камере?
- В тюремной. Ты в тюрьме, сердешный. Чтой-то натворил и тебя посадили. А тебя камерные побили. И привезли тебя сюда, в больничку. В тюремную больничку.
- За что?
- За што посадили? А почем я знаю, за што тебя посадили. Прокурор знает, за што.
- Я ничего не делал!
- Прокурору виднее, делал или не делал. А ни за што у нас не сажают.
- Выпустите меня! – с этими словами Аркадий дернулся и вновь потерял сознание.
Бабушка-медсестра не торопясь вышла из палаты, не забыв закрыть за собой дверь на ключ, через пять минут вернулась и сунула Аркадию под нос ватку с нашатырем. Тот дернулся, замычал, замотал головой, пришел в себя и осоловело уставился на старушку.
- Где я? – снова задал он вопрос. – Ах, да, в тюрьме. А за что? Ах, да, вы не знаете. Впрочем, я тоже.
- Очухался, родимый, - констатировала старушка. – Ну лежи, лежи, поправляйся. Начнешь ходить – вернешься в свою камеру, разберешься с обидчиками.
С этими словами бабушка вышла из палаты. В дверях со скрежетом закрылся замок. Аркадий остался один, с каждой минутой все больше ужасаясь своему положению. Непонятно за что, с огромными провалами в памяти очутиться за решеткой – иному писателю-детективщику такая завязка и не снилась. Так, писателю. Ага, вспомнил! Я же писатель! А про что я пишу? Ага, про любовь. Так, любовь… В голове пронеслись смутные видения – осень, холодный водоем и три обнаженные танцовщицы на пляже. Что-то шевельнулось в душе. Уж очень отчетливо запомнилась самая инициативная из них, та, что приплыла на его берег. "Может, они все-таки увидели, что я за ними слежу?" – подумал Аркадий, выискивая причину своего заточения. – "И обратились в милицию?". Но мысль осталась без ответа.
Аркадий приподнял голову. В ней зашумело и что-то снова начало подниматься из желудка. "Где же я мог так напиться?" – подумал Аркадий, вспомнив недавние салюты в камере. – "Может, это спьяну я так набуянил, что меня загребли? Интересно, что можно натворить, чтобы за одну ночь попасть без суда и следствия в камеру полноценной тюрьмы?". Но и этот вопрос остался без ответа.
В двери заскрежетал ключ. Через секунду в палату зашла давешняя бабушка, толкая перед собой массивную тележку на скрипучих колесиках. На тележке стояла мятая железная миска, прикрытая крышкой.
- Обед! – провозгласила старушка, снимая крышку. Один взгляд на содержимое, и один вдох, насыщенный запахом принесенного варева, заставил желудок Аркадия спазматически сжаться, выдавливая содержимое наружу. Бабушка резво отскочила, но тревога была ложной – все, что можно было, Аркадий оставил на голозадом мужике в камере. Издав утробный звук, больной в бессилье повалился на кровать.
- Милый, не хочешь есть – так и скажи, - запричитала бабушка. – Чего-ж так нервничать?
Тележка со скрипом уехала, ключ в двери снова скрежетнул и Аркадий остался один. За окном стемнело. Никто не нарушал его спокойствия. "Почти как там, на берегу," – иронично подумал Аркадий. То, что он смог пошутить, его обрадовало, и он с новыми силами принялся вспоминать. Вспомнил свою квартиру, мебель, письменный стол, свою последнюю книжку на нем. "Может, отмечал выпуск нового романа?" – подумал писатель. Но тут-же отбросил эту идею, ведь роман вышел как минимум три месяца назад.
Напряженная умственная работа не прошла даром – Аркадий уснул. Спал без сновидений, проснулся свежий, как огурчик. Тюремная палата была ярко освещена солнцем, даже решетки на окнах казались не такими страшными, как вчера. "Солнце, - подумал Аркадий. – Когда я в следующий раз увижу солнце?". Он погрустнел. Как-то не задумываясь, он легко слез с кровати и подошел к окошку. Толстенная стена не позволяла видеть лежащий внизу тюремный двор. Впереди взгляд упирался в стену другого тюремного здания, чьи окна были закрыты железными полосами жалюзи. "Интересно, что там происходит?" – подумал Аркадий и вдруг похолодел. Он вдруг явственно вспомнил сюжет своей будущей книги. Главный герой долгое время провел в окружной мексиканской тюрьме, после чего должен был встретиться с очаровательной наследницей английского миллионера.
Аркадий не любил халтуры в творчестве. Он никогда не писал о том, чего не знал. Насквозь выдуманные романы Жюля Верна претили его реалистичному, хоть и не лишенному романтики, уму. А современная фантастика заставляла мышцы его лица спазматически сокращаться, как от съеденного целиком лимона. "Пиши о том, что знаешь!" – таков был девиз всего его творчества. И он неукоснительно следовал ему.
Если его герой теряет любимую девушку в горах – и он, Аркадий, лезет в горы вместе с веселой толстушкой из соседней квартиры. Правда, потерять ее в лавине не удалось. Во-первых, не было ни одной, сколь нибудь серьезной лавины, способной поглотить такую массу. Во-вторых, соседка по уши влюбилась в Аркадия и теряться, даже в лавине, категорически не хотела.
Другой его герой служил в десантных войсках в экспедиционном корпусе в Африке. И Аркадий, который боялся прыгать даже с подножки трамвая, записался в секцию парашютистов и два раза прыгнул. Его не остановила даже необходимость искать памперсы для взрослых, чтобы второй прыжок был не таким результативным, как первый.
Очередной его герой, белый американец шестидесятых годов, воспылал чувством к негритянской девушке. И в этом случае эмоции писателя легли на бумагу только после проверки на собственном опыте. Правда, одна ночь знакомства с представительницей знойной Африки стоила Аркадию всего гонорара за предыдущую книгу и десятка визитов в кожвендиспансер, но искусство требует жертв.
Даже тот роман, в котором на последней странице невеста прямо у алтаря узнает о гомосексуальных наклонностях своего избранника, написан Аркадием по реальным событиям. Платный проктолог, проводивший лечение, тоже был очень доволен.
И лишь в одном творчество Аркадия противоречило его девизу – до сих пор он не знал того главного, о чем писал – он никогда не сталкивался с большой, чистой любовью, поглощающей двух людей без остатка. Но в этом он боялся признаться даже сам себе.
"Неужели я нарочно сел в тюрьму, чтобы написать гениальное произведение?" – задал себе вопрос Аркадий, укладываясь обратно на провисшую койку. - "Видимо, да. После той негритянки можно от себя ожидать чего угодно. Да и бар "Голубая луна" чего стоит. Бр-р-р!".
Неожиданно Аркадий поймал себя на том, что перестал воспринимать события последнего дня с фатальной обреченностью приговоренного к смерти. Само осознание великой цели, которой он достигнет через страдания, наполнило его душу эдакой великомученической гордостью. И он с высоко поднятой головой воспринял мощный удар сапогом под зад, полученный от дюжего молодца в камуфляже, вдруг появившегося в Аркашином тюремном жилище.
- Выходи, паскуда! – услышал дальше писатель, потиравший ушибленное место. – Ишь, симулянтов развелось! А вчера хорош был, с нашатырем не очухался! Даже я поверил!
Охранник выволок Аркадия из палаты, за шиворот протянул по коридору, устланному железными листами, и кинул в небольшую каморку без окон. Заперев железную дверь, он на десять минут исчез, а когда появился, вместе с ним стоял конвоир.
- Руки за голову, лицом к стене! – скомандовал конвоир, обшарил одежду Аркадия и вытолкнул его из каморки. – Руки за спину, голову вниз, пшел!
Через несколько минут блуждания по мрачным коридорам, Аркадий снова очутился в своей камере. Когда за ним захлопнулась дверь, в помещении воцарилась тишина. Каждый замер в той позе, в которой его застало появление Аркадия.
- Немая сцена, - чуть слышно прокомментировал Аркадий. – К нам едет ревизор.
- Чего ты там бормочешь? – небрежно бросил бывший голозадый, приближаясь к Аркадию.
- Осторожно, я плотно позавтракал! – пролепетал Аркаша, пятясь к двери.
Голозадый испуганно отскочил в сторону, через секунду испугался этого проявления своей слабости и растерянно оглянулся. Аркадий решил воспользоваться достигнутым преимуществом. Он подошел к чьей-то койке, склонился над ней и рыгнул. Получилось крайне неубедительно, но действенно. Щуплый мужичок подскочил к койке, собрал свои манатки и вновь прилип к дальней стене. Аркаша спокойно, хотя на самом деле сердце замирало от страха, стряхнул с одеяла пыль и растянулся во весь рост, даже не сняв ботинок. Подложив руки под голову, он впервые присмотрелся к сокамерникам. Голозадый стоял ближе всех к нему. Во всю щеку красовался синяк странной формы. "Интересно, кто его так?" – подумал Аркадий. – "И где я такой отпечаток уже видел?". Пока сохранялось существующее положение, писатель рылся в памяти. "Неужели?" – вдруг что-то вспомнил он. Медленно, словно боясь спугнуть тишину, он потянулся к своим ногам, снял ботинок и глянул на подошву. Так и есть! Фингал у голозадого был точной зеркальной копией рифленой подошвы Аркашиного, ботинка. "И когда же я его так? И что он теперь со мной сделает?" – уныло думал Аркадий, изображая на лице безмятежное спокойствие.
Постепенно обитатели камеры возвращались к своим делам. Рассаживались по койкам, заводили какие-то непонятные для Аркадия разговоры, занимались невиданными им доселе делами. Как назло, Аркадий занял койку рядом с койкой голозадого. Но ничего страшного, как оказалось, в этом не было – тот подошел, молча, не глядя на нового соседа, лег и закрыл глаза. Аркадий с удивлением заметил, что на улице уже темно. Он полежал еще с полчаса, чувствуя, как спадает неимоверное нервное напряжение и, как только прозвучала команда "отбой", заснул.
* * *
…Солнце палило немилосердно. На выгоревшей голубизне неба – ни облачка. В воздухе, как сказали бы моряки, мертвый штиль. От раскаленного асфальта пустынной дороги веяло таким жаром, что было больно вдыхать раскаленный воздух. Ближайшее дерево находилось где-то далеко на пределе видимости. Сквозь двадцатикратный бинокль можно было с трудом различить, что это тополь. Но добраться до него по такому пеклу было выше человеческих сил.
Впрочем, машинных тоже. Старенькая "Нива" Аркадия выбросила из под капота клубы пара, пару раз чихнула и встала как раз на полпути между двумя городами. Воды в запасе не было, ехать на перегретом двигателе нельзя, вот и загорал Аркадий на обочине, пытаясь остановить проносящиеся мимо машины. Но те с удивительным упрямством останавливаться не хотели, чем повергали незадачливого водителя то в ярость, то в грусть. Вскоре Аркадий даже перестал голосовать, просто выставил перед машиной красный треугольник – знак аварийной остановки, и прицепил к нему табличку с корявыми крупными буквами, написанными подтекающим маслом: "ВОДА". По мнению Аркадия, кто не захочет остановиться – не остановится, даже если лечь под колеса. А для того, кто в состоянии помочь, хватит и этой таблички. Но проносящиеся мимо автомобили принадлежали только к первой категории, так что скоро Аркадий разуверился в добрых чувствах человечества в целом, и каждого его гражданина в отдельности.
Чтобы не томиться от безделья, он разобрал термостат – причину сегодняшних бед, выковырял оттуда всю начинку, забил тряпкой патрубок малого круга охлаждения и приладил все это на место. Осталось только залить систему водой и двигаться дальше. Но вот воды и не было. А пить хотелось все немилосердней.
Солнце медленно поднялось в зенит и замерло там, как казалось автострадальцу, навсегда. Аркадий плюхнулся на сиденье, но тут-же с криком выскочил из машины, держась за обожженную спину – внутренности машины раскалились не хуже электродуховки. Постелив на чахлую травку коврик из багажника, Аркадий улегся, подложил под голову кулак и стал ждать.
…Губы потрескались, распухший язык уже не помещался во рту, Аркадий в одних трусах медленно бродил вокруг машины, с хриплым ревом бросаясь вслед каждому проносящемуся призраку – воспаленный от жары мозг воспринимал несущиеся автомобили как что-то полуреальное, почти не существующее. Во время очередной пробежки Аркадий споткнулся об собственные штаны и упал, даже не почувствовав боли…
…- Лей, Лара, лей! На голову ему лей! Вот, зашевелил губами… Плесни в рот! Эй, очнитесь! Вы слышите меня? Что с вами случилось?
- Пить!
- Лариса, бегом! Достань из холодильника "Пепси", налей в стакан!
- Воды!
К губам прижалось шершавое горлышко пластмассовой канистры и в горло полилась животворная влага. Аркадий явственно чувствовал, как божественный напиток проникает во все уголки его обезвоженного организма, возвращая к жизни измученное тело.
- Вот, Наташа, бери!
- Пока не надо, он попросил воды.
- Это что, он столько выпил?
- Ты же на него вылила…
- Нет, после того?
- Мы же не знаем, сколько он здесь лежит…
Последние капли теплой, отдающей пластмассой, воды стекли в пересохшее горло Аркадия. Сделав несколько холостых глотков, он открыл глаза. Две молодые девушки, блондинка и шатенка, склонились над ним. У одной в руках была белая десятилитровая канистра из полупрозрачной пластмассы, другая держала стакан с пенящейся газировкой. Неверной рукой он взял стакан и залпом проглотил ледяную воду. "Еще," – попросили его глаза. Блондинка протянула двухлитровую бутылку "Пепси-колы". Он схватил ее обеими руками и жадно приник к горлышку. Газ драл горло, и было это хорошо.
- Спасибо, - виновато прохрипел он через пару минут, возвращая пустую бутылку. Девушки рассмеялись, одна из них выбросила опустевшую емкость на обочину.
Аркадий собрался с силами и попробовал подняться. Но ноги еще не держали, и он медленно осел на колени. Девушки придержали его, приподняли и повели к припаркованной рядом иномарке. "БМВ-кабриолет", - автоматически отметил Аркадий, и показалась ему эта машина смутно знакомой. Но поразмышлять на эту тему ему не удалось. Он посмотрел вниз и с ужасом увидел, что на нем остались лишь размашистые семейные трусы в цветочек и туфли на босу ногу.
- Подождите, - сипло попросил он. – Мои штаны!
Девушки довели его до машины, посадили на переднее сиденье и блондинка прошла по обочине, собирая разбросанные тут и там носки, брюки, майку, рубашку, носовой платок – все то, что Аркадий разбросал, уже почти не отдавая себе отчета в собственных действиях. Аккуратно сложив все вещи в стопку, девушка положила их на заднее сиденье. Через борт впрыгнула туда-же сама. Шатенка тем временем закрыла "Ниву", сунула ключи от нее в карман Аркашиных брюк, села за руль своего кабриолета. Мягко зарокотал движок. Машина плавно тронулась, за считанные секунды набрав скорость под сотню.
- Не надо! – попытался протестовать Аркадий, делая неуверенный взмах рукой в сторону своего "проходимца", но девушка продолжала набирать скорость.
Вскоре "Нива" скрылась из виду.
- Моя машина! – простонал Аркадий.
- Не переживайте вы так! Я уже вызвала своих ремонтников, - девушка кивнула на мобильный телефон в специальном держателе. – Через час они будут здесь, а через три вы получите свой драндулет в пригодном к употреблению виде.
- У меня денег нет, - упавшим голосом признался Аркадий. Шатенка за рулем звонко захохотала.
- Мне только не хватало на авторемонте деньги зарабатывать! – выпалила она, чуть отсмеявшись, - У меня для этого другие способы есть!
Тут Аркадий испугался. Он, беспомощный, почти голый, очутился в лапах страшной мафиозички, выбивающей деньги из честных граждан раскаленными утюгами. Его передернуло.
- У нее папа – один из директоров нефтеперегонного завода, - сообщила с заднего сиденья брюнетка. – И сама Наташка – владелец крупной фирмы. Для нее твоя "Нива" – так, пустяк. Поэтому сиди и не дергайся, тебе отдохнуть надо. Кстати, как ты там очутился?
В двух словах Аркадий обрисовал ситуацию.
- А что тебя понесло в такую даль?
Тут Аркадий рассказал, что он писатель, что действие очередного его романа происходит в пещерах, и что он поехал в соседний город, чтобы посмотреть заброшенные каменоломни и проникнуться духом подземелий.
- А-а-а, - уважительно протянули подруги и замолчали, обдумывая услышанное.
Вскоре они въезжали во двор небольшого, красивого особнячка, который оказался Наташиной дачей. Аркадию постелили на веранде с видом на внутренний дворик. Там был бассейн с фонтаном, шезлонги вокруг него, танцплощадка на возвышении и маленькая эстрада перед ней.
Девушки постоянно приносили Аркадию холодное питье, часто меняли на лбу у него мокрую тряпку, даже подтащили поближе к его кровати переносной кондиционер, обдувающий его прохладой.
Стемнело. Шатенка чуть-ли не с ложечки покормила Аркадия куриным бульоном, после чего он впал в легкую полудрему. Сквозь сон он слышал, что Наташа – так звали шатенку – сообщила, что машина отремонтирована и стоит в ее гараже. Сквозь полуприкрытые веки он видел, как включились сотни фонариков на деревьях, растущих вокруг бассейна, как с журчаньем заработал фонтан, разбрызгивая тоненькие подсвеченные струи по поверхности воды.
"Я сплю," – подумал вдруг Аркадий, увидев Лару – блондинку – подходящую к бассейну в распахнутом купальном халатике. Постояв на краю бассейна, она скинула пляжные шлепки, небрежным движением сняла халатик, бросила его на ближайший шезлонг и нырнула вперед руками, не подняв ни единой брызги.
"Я сплю," – снова подумал Аркадий, успев заметить, что на Ларисе больше ничего не было. – "И эти руки, которые ласкают меня, тоже во сне. И эти губы, которые целуют меня". Но это был не сон.
- Ну что, может, искупаемся?
Аркадий разлепил веки. Перед его кроватью на корточках сидела Наташа в купальнике и нежно обнимала его за шею. Легкий сон освежил Аркадия и полностью восстановил его силы. А пережитые ужасы солнцепека и отсутствия воды заставили его с радостью согласиться с Наташиным предложением. Чуть отстранив девушку от себя, он королевским жестом откинул простыню, и сразу вернул ее обратно – на нем ничего не было. Исчезли даже его цветастые трусы.
- Тебя что-то смущает? – игриво спросила Наташа.
- В об-бщем, н-н-нет, - ответил Аркадий, пытаясь нашарить взглядом свою одежду.
- Смущает, - утвердительно произнесла хозяйка и отошла к какому-то столику. – А если так?
Она щелкнула кнопкой, и весь сад залила нежная медленная музыка. Еще один щелчок – и бассейн осветился изнутри, очертив плещущуюся там Ларису. Снова щелчок – и фонтан окрасился в цвета, мягко меняющиеся в такт музыке. Через секунду девушка появилась перед Аркадием. В ее движениях появилась кошачья грация, они стали медленными, томными, зовущими. Девушка танцевала. Танцевала перед ним, Аркадием, человеком, подобранным ею посреди дороги в полумертвом состоянии, и буквально вытащенном с того света.
Аркадий, как человек, не лишенный чувства прекрасного, забыл обо всем на свете. Он всем телом и душой отдался новому приключению. Как-то незаметно девушка осталась без купальника – сначала исчез верх, а потом и низ. Еще несколько па – и Наташины руки заскользили по простыне, прикрывающей Аркадия, медленно стянули ее в сторону. Затем она взяла его за руки и потянула вверх.
- А так не смущает? – девушка вовлекла и Аркадия в свой танец.
- Нет, - уверенно ответил он, ведя партнершу в ритме вальса.
Невероятный это был вальс! Феерическое зрелище! Свежий воздух, насыщенный разноцветной водой, фонтан, перемешанный с музыкой, ночь, наполненная огнями, две прекрасные незнакомки… Одну ощущаешь телом – ту, что обняла тебя, склонив голову на плечо… Другую взглядом - ту, что плещется в светящейся воде, демонстрируя прекрасные линии своего тела. Аркадий трепетал, чувствуя ответный трепет Наташи, их губы встретились.
- А я все вижу! – донеслось звонко из бассейна. – Все-все вижу!
- Лариска, не подглядывай, - порыв прошел, сбитый веселым возгласом. Остались нежность и желание.
- Идем в воду! – Наташа первая пошла к бассейну и потянула за собой Аркадия. На краю бассейна она встала на цыпочки, потянулась губами к его губам и вот так, слившись в поцелуе, они и рухнули в воду, подняв тучи брызг.
- Ура! – закричала Лариса. – Шампанское!
- Фр-р-р! С удовольствием! – ответил Аркадий, появляясь из-под воды.
- Умница Ларка! Тащи! – поддержала его Наташа.
Блондинка легко вылезла из бассейна и скрылась в доме, даже не глянув на халатик. И вдруг Аркадий вспомнил. Ноябрь, Зареченский карьер, иномарка и три закаленные танцовщицы возле свинцово-холодной воды.
- Наташа, а ты в Зареченске была?
- Да, мы с девчонками иногда купаемся там. Особенно осенью и зимой.
- Зимой?
- И зимой тоже. Нужно же фигуру поддерживать? – и Наташа покрутилась перед ним, подняв руки вверх.
- Я вас там видел. В прошлом году, в ноябре…
- Ну, ты не одинок. Когда мы туда каждый день приезжали, все мужики из деревни сбегались поглазеть. Один раз их жены нам чуть глаза не выцарапали, пришлось в воздух пальнуть. С тех пор оставили в покое.
- А я…
- Шампанское! – Лара появилась неожиданно, неся в руках подносик с бутылкой шампанского и тремя бокалами. Подняв поднос над головой, она скользнула в бассейн и подошла к Наташе с Аркадием, опустила поднос. Ее грудь коснулась бокалов. От прикосновения бокалы покачнулись, звякнув друг об друга. Аркадий неотрывно смотрел на поднос.
- Аркаша! – раздался предостерегающий голос Наташи и ее пальчик повернул его голову в направлении своей груди. – Неужели мои хуже?
Наташин вопрос был лишен основания. Именно Наташина фигура еще там, на карьере, произвела на Аркадия неизгладимое впечатление. Именно Наташа переплывала на его берег и глянула, как показалось, прямо в его бинокль. А сейчас Наташа медленно провела кончиками пальцев по своему телу, задержав их на вершинках своей груди. Забыв обо всем на свете, Аркадий взял бутылку шампанского, с горла отхлебнул глоток и тоненькой струйкой вина смочил ее соски.
- А мне! – Лариса пустила все три бокала плавать по поверхности, отправила поднос на дно и, приподняв свою грудь руками, подошла к Аркадию.
Тот плеснул ей на грудь добрые полбутылки игристого напитка.
- Ах так! – игриво возмутилась Наташа. Выхватив у Аркадия бутылку, она погналась за ним по дну бассейна, подгребая рукой. Аркадий с хохотом спрятался за Ларисой, подставляя ее под пенящиеся струи настоящего французского вина, и с чисто мужской радостью ощущая в руках стройное девичье тело.
- Ты кого должен хватать руками? – в шутливом гневе бросилась к нему Наташа. – Чужих женщин или меня?
- Это я-то чужая? – возмутилась Лара, ничуть не смущенная объятиями Аркадия.
- Для него – да! Да! Да! – с каждым "да" Наташа выплескивала на грудь Аркадию новую порцию баснословно дорогого вина.
- Да оно теплое, - вдруг разочаровано пробормотал Аркадий, стряхивая с груди липкую жидкость. Но бутылка, казалось, была нескончаемой. Струя попадала то в глаза, то в нос, текла по губам, а когда Аркадий закрывал лицо рукой, била прямо в грудь, направляемая умелой рукой.
Облизав губы, Аркадий не почувствовал приятной кислинки, присущей хорошему игристому вину. Присутствовал лишь сладковатый специфический вкус, сопровождаемый довольно противным запахом. Аркадий в очередной раз попытался отмахнуться от струи, но не смог и наконец проснулся. Эмоции только что пережитого сна еще владели всем его сознанием. Поэтому он не сразу понял, что находится в камере, лежит на кровати в чем мать родила, а тот хлюпик, которого он согнал с этой кровати, справляет на него малую нужду. Причем целился он в точном соответствии с Аркашиным сном. Судя по тому, что Аркашин матрац был уже насквозь мокрый, хлюпик начал довольно давно. А возможно, и не один раз.
Забыв обо всем на свете, Аркаша схватил хлюпика за предмет преступления и резко дернул. Но вместо нечеловеческого воя, который Аркадий ожидал услышать, раздался лишь сладострастный стон, закончившийся словами: "Еще! Еще!". Аркадий отдернул руку и луснул его ладонью по заднице. Но опять не достиг нужного эффекта. Извиваясь, как под током, хлюпик стянул штаны и подсунул задницу под нос Аркадию.
- Ударь! Сильнее ударь!
Аркадий с размаху приложился так, что на белой коже хлюпика отпечаталась красным пятерня.
- Хорошо! Хорошо! Бей! – стонал хлюпик. И Аркаша, зверел от невозможности прогнать его от себя. Он остервенело лупил его по мягкому месту, рискуя содрать кожу не только с хлюпиковой задницы, но и со своей ладони. Вдруг хлюпик странно задергался, заскрипел зубами, ухватился руками за спинку кровати, изогнулся и замер, покачиваясь лишь под ударами Аркадия. Вдруг как-то враз обмяк, улегся на обмоченный им же матрац и заснул, даже не натянув штаны. Аркадий не сразу понял, что произошло. А когда понял, ногами спихнул хлюпика с кровати, пинками отодвинул его на пару шагов и только тогда занялся постелью.
Он поменял свой матрас на матрас хлюпика, так-же поступил и с простынями, после чего упал на койку и заснул. Он уже не чувствовал, как хлюпик поднялся, погладил его по щеке, аккуратно уложил его руку так, чтобы она свисала с кровати, лег рядом и тоже заснул, держа его руку обеими своими руками.
Проснулся Аркадий от здорового мужского ржанья. Толпа стояла над его кроватью и смеялась. Но это был уже не тот злой смех, под который Аркадий проснулся в первый раз. Это было добродушное похохатывание при виде хлюпика, нежно обнимающего Аркадия. Писатель вскочил, спихнул хлюпика со своей кровати и ощутил чье-то дружеское похлопывание по плечу.
- Добро пожаловать в семью, - услышал он слова голозадого. – Наша Машенька не каждого наделяет своим вниманием. Радуйся, твои сексуальные проблемы решены!
Аркадия передернуло. Воспитанный на собственных литературных опусах, он с трудом принимал секс таким, каким он был в жизни – часто не романтичным, иногда наспех, изредка – совсем грязным. Половую же связь с мужиком ради удовольствия Аркадий просто не представлял. Особенно после собственного эксперимента.
Весь день он старательно избегал хлюпика, но это у него плохо получалось. Тот следовал за ним как тень, постоянно норовя погладить, обнять, даже поцеловать. Ни уговоры, ни пинки не действовали, и Аркадий решил смириться. Тем более, что со стороны сокамерников никаких насмешек не наблюдалось. Лишь к вечеру Аркадий понял причины такой лояльности, когда несколько заключенных, нагнув хлюпика к одной из кроватей, употребили его не совсем по назначению. Причем тому это даже нравилось.
На следующее утро конвойный зашел в камеру.
- Эй ты, не знаю фамилии, к следователю!
Это "эй ты" относилось к Аркадию. Он сначала не понял этого, схлопотал подошвой по голени и прихрамывая, кинулся наружу. Следователь начал свое знакомство с арестованным вопросом:
- За что сидишь?
- Вам лучше знать, - осторожно ответил Аркадий.
- Дерзить вздумал, так-разтак-перетак! Отвечай четко!
- Не знаю! – насмешливо вытянувшись по-военному, ответил Аркадий. Следователь издевки не понял.
- Тут никто не знает, - уже спокойнее ответил он. – По какой статье?
- Не знаю, вашбродь!
- Чего?
- Не знаю, ваше высокопреосвященство!
…Ночью Аркадия лечила народными средствами вся камера. Вспухшее от побоев лицо потеряло все свои очертания, выломанные руки с трудом вправил даже сидящий по мелочи массажист, а отбитые почки вызывали стон при каждом движении.
На следующем допросе Аркадий молчал. Уже другой следователь после трех часов безответных вопросов выкинул пустую папку в урну и ушел, даже не позвав конвоира. Аркадий достал папку. Она была пуста. Никаких справок, актов, протоколов. На обложке единственная надпись от руки в графе имя: Аркадий. Все остальные графы оставляли простор для размышлений.
Аркадий разочарованно кинул папку в урну и вышел из камеры. В коридоре – ни души. Грюкая по железным листам, он прошел в конец коридора, пару раз повернул, миновал какие-то лестницы и вдруг очутился в обжитых местах. Тут были ковры на паркете, дубовые панели на стенах, деревянные двери с позолоченными ручками. Он спустился по лестнице, и огромная дверь вывела его на тюремный двор, с трех сторон окаймленный мрачными зданиями с решетками на окнах. Четвертая стена оказалась высоченным забором с железными воротами на рельсах. Сверху забор был забран длинными прутьями с колючей проволокой.
По верху забора ходили охранники, возле ворот их собралась целая толпа. Вдруг Аркадий испугался – сейчас его увидят, поймут, что он сбежал и посадят теперь уже по вполне реальному обвинению.
- Эй, работяга, закурить дай! – солдат с автоматом наперевес требовательно щелкнул пальцами.
Аркадий похлопал по пустым карманам, развел руками:
- Не курю, бросил…
- Правильно! – хохотнул солдат. – Кто не курит и не пьет – тот здоровеньким умрет. Ну бывай, штафирка!
Солдат развернулся на каблуках и пошел в сторону ворот. Аркадий непроизвольно двинулся за ним. Тот стрельнул сигарету у сослуживца на проходной, прикурил, обернулся и увидел подходящего Аркадия.
- Вот, сержант, учись! – обратился он к часовому, делая лошадиную затяжку. – Рабочий люд, а не курит. Здоровье бережет. И правильно!
- Берегу, - подтвердил Аркадий, берясь за железную калитку в воротах.
- Куда? – ткнул его автоматом в грудь часовой. – Пропуск!
- Туда, - упавшим голосом ответил Аркадий, засовывая руки в карманы.
- Да не будь ты занудой, сержант, - засмеялся солдат, окутывая часового клубами дыма. – Тебе уже в каждом мужике зэки мерещатся! Не пугай новичка! Жми кнопку!
Сержант послушно нажал какую-то кнопку. Что-то грозно загудело, лязгнуло. Солдат со скрипом открыл дверь и первым вышел наружу. Аркадий, как бык на веревочке, последовал за ним.
- Ну бывай, салага, - хлопнул его по плечу солдат, закинул автомат за спину и размашистым шагом пошел вдоль забора.
Аркадий огляделся. Он находился на окраине города, у оживленной автомагистрали. По дороге в четыре ряда проносились вереницы автомобилей, по тротуару на той стороне двигался довольно плотный поток пешеходов. Буквально в ста метрах ярко светились огни продовольственного магазина, за ним переливался вывеской небольшой бар.
Испуганно озирнувшись, Аркадий двинулся к виднеющейся невдалеке трамвайной остановке. Через минуту он беспрепятственно сел в подошедший вагон. За ним не гнались.
- Садись, родимый, - услышал он старушечий голос. – Ишь, как шатаешься! Сядь, отдохни, небось принял многовато… И мой щас, наверное, тоже где-то шатается…
- Спасибо, - ответил Аркадий, - Я уже сидел…
Тем не менее он плюхнулся в пластиковое кресло и только тут заметил, как дрожат колени. Мышцы всего тела, еще не оправившиеся от следовательского допроса, были сведены судорогой от нервного напряжения. Сделав усилие, Аркадий немного расслабился. "Домой нельзя, - думал он, покачиваясь в такт стыкам на рельсах. – Там наверняка засада! И в центре города появляться нельзя – все патрули, наверное, оповещены. На всех досках развешан мой фоторобот. Или даже фотография. Если они были у меня дома, наверняка сняли со стены мой портрет."
Размышляя таким образом, Аркадий внимательно рассматривал пассажиров, пытаясь выявить одетых в гражданское милиционеров. Таковых не наблюдалось. Он выглянул в окно. Трамвай пересек почти весь город и приближался к противоположной окраине.
"Вот и хорошо, - думал беглец. – Здесь меня никто искать не будет…". Миновав какие-то заборы, задние дворы мелких мастерских, трамвай со скрежетом въехал на конечную станцию. Здесь пути закруглялись в кольцо и шли обратно, в город. Аркадий вылез из трамвая, воровато оглянулся, как это делают нехорошие люди в дешевых милицейских фильмах, поднял воротник пиджака, ссутулился, нахмурил брови и пошел прочь от огней станции. Бабушка-кассирша, воспитанная на тех-же фильмах, осуждающе покачала головой, по пояс высунувшись из своей будки, затем нарочито тщательно заперла все задвижки.
Аркадий долго шел в темноту, засунув руки в карманы. Город остался позади, вдоль разбитой дороги тянулись склады, полуразвалившиеся мастерские, дощатые сараи. Засмотревшись на какую-то хижину, Аркадий вдруг не ощутил под ногой земли и свалился в траншею, выкопанную для неизвестных нужд и до сих пор не засыпанную. На дне траншеи было тепло и мягко. "Теплотрасса," – подумал Аркадий, ощущая спиной рыхлую теплоту свеженасыпанной земли. Он поднялся, утопая по щиколотку, сделал несколько шагов в кромешной тьме. Потом, чтобы не сломать ногу, опустился на карачки, постоял несколько минут, с трудом поддерживая потяжелевшую от усталости голову. Наконец он поддался естественному желанию организма – улегся на теплую землю, смежил веки и провалился в сон – первый свой сон на свободе. "Как, оказывается, она хороша – свобода!" – еще успел подумать Аркадий. Больше он не чувствовал ничего.
* * *
…Самолет сделал глубокий вираж и пошел на посадку. Под крылом расстилался безбрежный океан ослепительно бирюзового цвета. Где-то внизу, под самолетом, вдруг мелькнул миниатюрный кусочек суши – остров-курорт, одно из самых фешенебельных мест отдыха во всем мире. Сердце немного екнуло – неужели пилот попадет таким огромным летательным аппаратом на такой маленький пятачок?
Пилот попал. С уменьшением высоты остров вдруг сделался большим и зеленым, с невысокой горой ближе к южному побережью, с пальмами, видными невооруженным глазом, и с полосой золотистых пляжей, окаймляющих остров, как золотая оправа желтовато-белым ореолом подчеркивает прелесть сверкающего изумруда.
Легкий толчок, противный визг колес, вернувшееся ощущение точки опоры – и самолет на земле, медленно подруливает к прозрачному зданию аэровокзала. Несколько таможенных формальностей, и Аркадий недоуменно переминается на раскаленном бетоне взлетной полосы. От жары не спасают даже пробковые сандалии на толстенной подошве. Чуть смущаясь, он осматривает свои широченные цветастые шорты, под которыми ничего нет – жарко, такую-же широченную и цветастую рубаху, застегнутую лишь на одну пуговицу в районе пупа, и огромную шляпу из непонятного материала, защищающую голову от солнцепека.
- Ну что-же ты, пошли! – звонко прозвучало рядом с ним. – Пока не расплавились!
С этими словами почти голая шатенка в такой-же шляпе потянула его за руку к стоянке такси.
- Наташа, - позвал Аркадий. – А ты ничего не забыла надеть?
- Нет, - ответила девушка, оглядев себя с ног до головы. - По-моему, это даже лишнее, - и она потянулась руками к миниатюрному топику, с трудом закрывающему пятнышки сосков.
- Не надо, - попросил Аркадий, оглядываясь по сторонам. – Я не хочу, чтобы тебя украли в первый же день!
Наташа засмеялась, подхватила сумку и бросилась наперерез машине с шашечками.
- Такси!
Аркадий замер с открытым ртом. Ее порыв был настолько стремительным и грациозным, что Аркадию вдруг срочно захотелось самому лишить спутницу этого так называемого топика и не менее "пуританских" шортиков, унести ее в уединенное место и…
- Аркадий! Садись быстрее!
Аркадий спохватился, схватил свою сумку, кинул ее в багажник и плюхнулся рядом с Наташей. Нежно обнял ее, ощутив руками почти обнаженное тело, на мгновение прижал к себе. От солнца, жары, необычности ситуации, от близости желанной девушки захотелось орать, петь песни, бегать вприпрыжку, кувыркаться. Кувыркаться и бегать внутри машины было затруднительно, поэтому Аркадий лихорадочно крутнул рукоятку, опуская стекло, высунулся по пояс из машины и запел благим матом:
- Наверх, вы, товарищи, все по местам! Последний парад наступает!
- Врагу не сдается наш гордый "Варяг!" Пощады никто не желает! – вдруг раздалось со стороны Наташи. Аркадий залез обратно в машину и увидел, что девушка вылезла в другое окно, размахивает шляпой в одной руке и топиком в другой, и поет с не меньшим энтузиазмом. На душе сделалось хорошо-хорошо…
- Все вымпелы вьются и цепи гремят! Наверх якоря поднимают! – вдруг раздалось издалека. Аркадий снова высунулся из окна. По тротуару шла группа обвешанных золотыми цепями бритоголовых отдыхающих, махала руками с зажатыми в них водочными бутылками, и неровно выводила куплеты героической песни. Аркадий лихорадочно замахал в окно своей шляпой, но соотечественники уже были позади.
Путешественники снова уселись на сиденье.
- Хорошо, - промурлыкала Наташа, сладко потягиваясь. От удовольствия она даже зажмурилась. В руках она продолжала держать шляпу и топик, поэтому Аркадий не мог отвести взгляд от своей спутницы.
Ба-бах! Сильный грохот и ощутимый толчок показали, что взгляд от стройного тела не смог отвести даже водитель – молодой мулат в рваных джинсах. Но случившееся его не смутило. Поглазев в свое зеркало еще несколько секунд – пока Наташа надевала топик – он ногой попинал погнутый бампер, сел за руль и двинулся дальше, весело напевая под нос.
Вскоре разместились в гостинице. Аркадий долго осматривал четырехкомнатный номер с двумя ванными комнатами, кондиционерами, и уймой приспособлений, которых он в жизни не видел.
- Прямо пять звездочек! – пробормотал Аркадий услышанную в каком-то фильме фразу.
- Обижаешь, начальник! – ответила ему уже из душа Наташа. – Пять звездочек – это уже не актуально! Это даже не супер-люкс. В международной классификации еще не придумали названия отелям такого уровня.
- Сколько же это стоит?
- Милый, - Наташа, в чем была, вышла из душа и прижалась к Аркадию. – Мы на отдыхе, о деньгах – ни слова.
С мокрых длинных волос, которые девушка даже не потрудилась промокнуть полотенцем, на пушистый ковер стекали струйки воды, но ее это не беспокоило. Отбросив рукой влажную прядь со лба, Наташа вышла на балкон. Аркадий последовал за ней. Отель стоял на самом берегу, и открывшаяся панорама перебила писателю дыхание. Солнце клонилось к закату, высвечивая на кристально чистой воде ослепительную дорожку. Золотистый песок пляжей граничил с насыщенной зеленью тропических растений, высоченные пальмы добавляли тропического колорита к пейзажу, несколько океанских яхт бороздили прибрежные воды, со всех сторон доносилось комариное стрекотанье гидроциклов, под небесами парили несколько дельтапланов. А еще дальше, на полпути к горизонту, виднелся красавец теплоход – круизный лайнер. Именно этот теплоход надолго приковал к себе взгляд Аркадия, наполнив сердце легкой грустью. "Неужели такое возможно?" – подумал Аркадий, вбирая в себя атмосферу курорта.
Обнявшая его сзади девушка сначала тоже показалась сном. Но ее энергичные ласки быстро вернули Аркадия на грешную землю, чтобы через несколько длиннющих мгновений снова отправить на небеса.
Когда Аркадий вновь обрел способность оценивать не только достоинства своей партнерши, но и окружающую действительность, он вдруг понял, что они лежат, тесно прижавшись, на открытом всем взглядам балконе в чем мать родила. А вспомнив бурю эмоций, бушевавшую еще минуту назад, он смутился окончательно. Натянув штаны, он опасливо оглянулся. Ничего не произошло. Никто не кричал, обвиняя в аморальном поведении, никто не звал милицию. Более того, на соседнем балконе стояла пожилая пара и, как ни в чем не бывало, обсуждала что-то на непонятном языке. Лишь через три балкона от них стоял, облокотившись на поручни, импозантный иностранец в темных очках и показывал ему, Аркадию, большой палец. Аркадий покраснел, но загордился, заулыбался и посмотрел на Наташу. Ее поза после происшедшего было скорее раскованной, чем бесстыдной. Она это понимала, и легко позировала, не вставая с пушистого ковра, покрывающего весь пол балкона. Не открывая глаз, она принимала то одну, то другую позу, словно чувствуя, насколько это приятно Аркадию. Она то вытягивалась во весь рост, то наоборот, сворачиваясь калачиком, и при этом хитро поглядывая на Аркадия сквозь ресницы. То ляжет на спину, подожмет под себя коленки и обхватит их руками, то перевернется на живот, чтобы поболтать в воздухе розовыми пятками. Еще несколько подобных упражнений, и супружеской чете на соседнем балконе снова пришлось проявить тактичность, не замечая происходящего рядом.
Лишь под утро, утомленные и счастливые, они заснули на смятых простынях огромной кровати, которой при помощи моторчиков можно придать любые движения – и плавное покачивание, как на слабых волнах, и броски из стороны в сторону – словно лодка в шторм, и мелкую вибрацию. "Как на бульдозере," – прокомментировал Аркадий. Уже засыпая, он попросил Наташу переключить вибрацию на покачивание и заснул. Уставшая девушка потянулась было к пульту, но не успела – сон одолел и ее.
Утром их разбудила горничная, подавая кофе, апельсины и гренки прямо в постель. Она как должное, восприняла ее наготу – Аркадий успел лихорадочно завернуться в простыню - лишь спросила, когда можно будет сменить белье и навести порядок. Наташа махнула рукой, и та удалилась.
- А теперь – в бассейн! – объявила Наташа после завтрака, натягивая узенькие плавки и перекидывая полотенце через плечо.
- А-а-а… М-м-м… Это? – Аркадий провел ладонью по своей груди, показывая, что Наташа забыла надеть верх купальника.
- Зачем? – искренне удивилась девушка. – Тут как угодно можно, хоть и без этого, - и девушка провела руками по своим бедрам, передразнивая движения Аркадия.
Когда они спустились в бассейн, Аркадий увидел, что здесь действительно можно с чем угодно, и без чего угодно. Он с сомнением посмотрел на свои плавки, но все же решил оставить их. А Наташа уже карабкалась по высоченной лестнице на водяную горку. Забравшись на высоту, она зажала пальцами нос, чтобы туда не попала вода, зажмурилась для храбрости и шагнула в желоб. Водный поток, бурля и извиваясь, нес по желобу отважных купальщиков, выбравших такой способ зайти в воду. Через полминуты дико хохоча, размахивая руками и ногами, Наташа шлепнулась в воду бассейна, подняв кучи брызг. Вслед за ней поток вынес и последнюю часть ее туалета, потерянную в недрах водяной горы в битве со стихией.
- Лови! – крикнула Наташа, но Аркадий не успел среагировать. Звучный шлепок мокрыми трусиками по спине вызвал смех окружающих. Чтобы скрыться от всеобщего внимания, Аркадий полез на горку. С каждой ступенькой подъем становился все труднее и труднее – боязнь высоты давала о себе знать. Но слезть – значит навлечь на себя новую порцию смеха.
И Аркадий лез, цеплялся за перекладины, нащупывал ступени похолодевшими от ужаса ногами. Наконец площадка, посередине – желоб с бурлящей водой, исчезающий далеко внизу. Аркадий посмотрел вниз – маленькая фигурка его пассии плескалась в бассейне, выставив на всеобщее обозрение божественные формы. Вот она помахала ему рукой. Аркадий хотел подойти поближе, чтобы помахать в ответ, но забыл о предательском желобе, делящем площадку пополам. Взмах руками – и он уже несется вниз вперемешку со своими плавками, тапочками и полотенцем, больно бьется об гладкие стенки желоба, захлебывается, пытается отплеваться, но только набирает все больше воды в рот. Резко выдыхает и зажимает рот рукой в надежде на скорое падение. Но желоб кажется нескончаемым, в груди начинает покалывать, жутко хочется вдохнуть. "Еще секунда!" – убеждает себя Аркадий. – "И еще одна!". Но секунды тянутся бесконечно, в глазах темнеет и… Вдох! Но что это?
…Аркадий забарахтался, попробовал открыть глаза и вдохнуть. Жуткая вонючая жижа забила рот, нос, залепила глаза. Напрочь отбила все обонятельные и вкусовые рецепторы.
- Васька, ты гляди, живой! А то – мертвый, мертвый… Вон как плюется твой мертвый!
- А что я?! Что, живой разве может не заметить мостков в метре отсюда? Живой разве свалится в сточную канаву? Я думал крутые кого-то замочили и свалили сюда, чтобы с трупом не возиться. Сам же сказал, чтобы сливать прямо по нему!
Аркадий с трудом сел посреди бурлящего потока, стряхнул слизь с рук, протер глаза, выдавил жижу из носа. При этом он продолжал отплевываться. "Что-же они сливают?" – подумал Аркадий и вспомнился ему старый анекдот, когда раздается телефонный звонок и спрашивают: - Алё! Это справочная? – Нет, это сливочная. – Это там, где сливки делают? – Нет, там, где говно сливают.
Глаза наконец обрели способность видеть. Да, анекдот оказался реальностью. Вчера ему удалось рухнуть в канаву, по которой сейчас две ассенизационные машины выкачивали содержимое своих цистерн в болотце, образованное этим самым содержимым. Аркадий встал, с трудом вышел из потока и направился к мужикам.
- Эй, мужик, не подходи! А то щас морду разобъем! – опасливо начал один из них. – Ты сам виноват, что в яме валялся!
Аркадий молча надвигался на них, пальцем выковыривая из ушей нечистоты.
- Ты чего? – начал пятиться водитель. – Мы это, уже заканчиваем! Щас краны закрываю!
- Пожалуйста! – промычал Аркадий. – Дайте хоть воды умыться!
- А-а-а! Это! Это мы пожалуйста! – успокоился и расслабился водила. – Становись перед машиной – умоем!
Аркадий стал перед машиной, где показал водила, подождал минуту. Ничего не происходило. Вдруг мощная струя ледяной воды сбивает его с ног и бросает обратно в канаву. Сила воды была настолько велика, что Аркадий пронесся по канаве, как давеча по желобу водяной горки, и с уймой брызг ушел на дно болотца. От неожиданности он так наглотался этого болотца, что чуть не потерял сознание. Уже темнело в глазах, уже слабеющие руки были не в состоянии раздвигать подозрительные уплотнения, когда неведомая сила схватила его за пиджак и рывком поставила на берег.
- Извини, мужик, - как ни в чем не бывало сказал водитель, отцепляя багор от Аркашиного пиджака. – Не рассчитал, сильно открыл. Давай, становись, попробуем еще раз.
Аркадий встал на указанное место, с опаской оглядываясь на болотце, зажмурил глаза и затаил дыхание. Струя, ударившая прямо в лицо, была гораздо слабее и распыленнее. Аркадий крутился под этим импровизированным душем, стараясь отмыться от последствий неожиданного купания.
- Так, теперь другим боком повернись, - командовал водитель. – Теперь голову помой! Ишь, все волосы дерьмом залеплены. Извини, шампуня нет, расчески тоже. Обходись пятерней. Ну вот! Почти как из сауны. Еще наждачком поскрести – совсем заблестишь. Ну все, чао!
Водила выключил воду, сел в кабину и уехал, оставив Аркадия обтекать на прохладном ветерке. Тот прежде всего отошел от канавы. Не обращая внимания на второго водителя, разделся, отжал белье, брюки, пиджак. Покряхтывая, начал одеваться. Но первое прикосновение к телу мокрых трусов вызвало такой озноб, что Аркадий так и замер, с ужасом думая о своей дальнейшей судьбе.
- В-в-вы н-не м-могли б-бы дать чт-то нибудь погреться, - обратился Аркадий к водителю, прикрываясь сложенными лодочкой руками.
Водитель, степенный мужик лет пятидесяти, молча полез в какой-то загашник и дал Аркадию сложенный ввосьмеро кусок толстого брезента.
- Теплый, - сообщил он. Аркадий завернулся в него, ощутил, что действительно, брезент был теплым.
- Он над глушителем лежит, - объяснил водитель. – Давай сюда одежду, мне здесь еще часа два торчать, глядишь, высохнет. Завскладом, сволочь, вторую неделю не может сломанный насос заменить, а самотеком сливать – ждать и ждать.
Он взял Аркашину одежду, присвистнул, увидев импортные лейбы, расправил и засунул все это в ящик, где недавно был брезент. Аркадий подошел к поваленному дереву, лежащему возле забора, присел на него и расслабился, начиная согреваться. Но спокойствие нарушил желудок, нахватавший такой гадости, какой обычно не производил и сам. Ему, видишь ли, захотелось опустошиться. И Аркадий рысцой, придерживая свой брезент, поскакал за угол, чтобы не пыхтеть перед водителем. Вернулся он через полчаса. Водитель лишь сочувственно поцокал языком, потрогал одежду, махнул рукой – мол, еще мокрая, и Аркадий снова устроился на дереве. Но ненадолго. Через пять минут он исчез еще на полчаса. Когда вернулся, водитель повторил всю церемонию – поцокал, потрогал, махнул рукой. Через пять минут Аркадий снова исчез. А когда через полчаса появился – ни машины, ни водителя уже не было.
Осмотрев свое одеяние – промасленный брезент – Аркадий захотел завыть. Захотел – завыл. Выл он долго, с чувством, со знаками препинания, вкладывая в этот нечеловеческий вой всю душу, все наболевшее за последние несколько дней. И лишь почувствовав на душе полную пустоту, отсутствие малейших мыслей, прекратил выть и тупо уставился в одну точку.
… - Паразиты, опять появились, - проворчал старый сторож с берданкой, охраняющий соседний склад. – Как чуют, когда человеку жить худо становится. Так и лезут! Последний раз я помню нашествие волков в сорок третьем, когда немцев уже выбили и есть стало нечего… - и дед пустился в пространные воспоминания, обращаясь, в основном, к самому себе…
* * *
- Виталька, давай поедем куда-нибудь! – свежая идея прозвучала в разгар вечеринки, посвященной покупке этим самым Виталькой машины – горбатого "Запорожца" шестьдесят затертого года выпуска.
Виталька, осоловевший от выпитого юнец лет шестнадцати, размашисто кивнул головой, икнул и стукнул рюмкой об стол.
- Тихо! – вдруг гаркнул он, испугав остальную компанию. – Любимая моя Светочка подкинула идею! Слушайте все! Сейчас мы идем, садимся, едем!
- А потом снова садимся, - добавил непьющий участник празднества, уловивший суть и последствия этой затеи.
- Правильно! – возопил Виталька. – А потом садимся и снова пьем!
- Если там наливают, - опять вставил слово непьющий. – Я – пас! И вам не советую.
- Слабонервных просим удалиться! – истерично выкрикнула Светочка, пытаясь выйти из комнаты в прихожую, чтобы начать одеваться.
Вся компания ломанулась за ней. Возникла живописная куча-мала в миниатюрной прихожей. Каждый надевал не то, что нужно было, а то, до чего мог дотянуться. Тем более, что после выпитого это никого не волновало.
- Ленчик, солнышко, - обращался Виталька к одной из девушек по пути к стоянке. – У тебя такая маленькая ножка! Такая изящная! И ты так любишь высокие каблуки!
- Ты это к чему? – грозно вопрошала Светулька, плечом оттирая ни в чем не повинную Леночку подальше от Витальки.
- А к тому, что мне чертовски трудно идти в ее сапожках – змейка пятку натерла!
Не прошло и часа, как веселая компания, вызвав нездоровое онемение бывалого сторожа на стоянке, разместилась в старенькой машине.
- Милая, - слышалось из груды человеческих тел. – Ты никогда не занималась любовью в машине?
- Нет, милый. А что, ты хочешь попробовать? Я согласна!
- И я! И я! – послышалось с разных сторон.
- Любят все! – подвел резюме Виталька, завел двигатель и вырулил со стоянки.
Он долго ехал на первой передаче, настраивая зеркало заднего вида.
- Тебе не видно? – участливо спросила Светочка, склоняясь к нему на плечо.
- Конечно, нет! Толстый своей спиной все загораживает!
- А куда ты смотришь? – и Светочка оглянулась назад. – Ах, ты пошляк!
На заднем сиденье пять человек – три пацана и две девчонки - увлеченно раздевали свою спутницу, согласившуюся заняться любовью в машине. Та разомлела от всеобщего внимания и старательно помогала им в этом сложном процессе. Светочка решительно повернула зеркало в сторону, ладошкой развернула голову Витальки в своем направлении и медленно начала расстегивать блузку. Водитель "Запорожца" от такого зрелища отказаться не смог, и устроился поудобнее, совсем отвернувшись от руля.
На заднем сиденье тем временем не скучали – при помощи всей компании один из ребят пытался занять хоть немного удобную позу, чтобы закончить начатое. Но теснота машины, уйма лишних советов, чужие руки и запасное колесо мешали выполнить задуманное. Повозившись еще немного, разочарованная компания кое-как одела расстроенную девочку и стала глазеть по сторонам.
- Ой! Смотрите! Голый мужик стоит!
Возбужденная только что просмотренным стриптизом молодежь вытаращилась на обочину. Действительно, там был голый мужик. Только он уже не стоял, а с диким воплем кинулся наперерез их "Запорожцу". Девчонки, как завороженные, следили за его действиями. Даже Светочка прекратила снимать юбку и замерла в ожидании развязки. И тут один из парней, сидящих сзади, увидев перекошенное лицо мужика гаркнул:
- Гони!
Виталька непроизвольно нажал на газ, машина рванулась вперед. Бах! Скрежет рвущегося металла, звон разбитого стекла, всеобщий крик, и огромная корма шестисотого "Мерседеса", об которую затормозил "горбатый"…
* * *
…- Итак, Вениамин Федорович, остается одно – ваша подпись. Все формальности уже улажены, адвокаты решили все финансовые и юридические проблемы, возникшие при заключении контракта. Теперь все дело решают лишь две закорючки – ваша и моя. Как вы желаете, торжественно? С презентацией?
Тот, к которому был обращен этот вопрос – небольшого роста пожилой бизнесмен в безумно дорогом костюме-тройке – медленно отвернулся от огромного, во всю стену окна и посмотрел на говорившего. Тот секунд десять выдерживал этот взгляд, потом сник, засуетился, начал перебирать бумажки на своем столе. Достал коробку с кубинскими сигарами, торопливо достал одну, отгрыз кончик, спохватился, бросил сигару в пепельницу, выскочил из-за стола и подскочил к Вениамину Федоровичу.
- Сигару не хотите?
Тот, казалось, был удовлетворен такой реакцией на свой взгляд. Покровительственно улыбнувшись, отчего его собеседник несколько расслабился, он царственным жестом взял сигару, отрубил кончик моментально поднесенной гильотинкой и прикурил от моментально вспыхнувшего огонька зажигалки.
- Презентации, вино, девочки, сауны… - с расстановкой ответил Вениамин Федорович после нескольких затяжек. – Хороша сигара!.. Все эти празднества устраивайте без меня, я уже стар для таких развлечений. – и решительным жестом отметая все возражения, продолжил: - Давайте ваши документы, посмотрим, и здесь-же подпишем.
- Сейчас, - затарахтел молодой. – Я вызову адвокатов…
- А сами вы не в состоянии оценить сделку? – старик пытливо глянул на своего визави.
- Почему-же, - смутился тот, принимая из рук старика его пакет документов и передавая взамен свой.
На полчаса комната погрузилась в тишину – будущие компаньоны в тысячный раз перечитывали текст договора, делающего каждого из них счастливее на многие миллионы. Лишь изредка звенящее молчание нарушалось сухими отрывистыми вопросами и не менее лаконичными ответами, звучащими с обеих сторон. Наконец старик достал из внутреннего кармана золотой "Паркер" и обыденно, даже небрежно, подмахнул сначала свой экземпляр, а потом и экземпляр своего партнера. Тот даже расстроился от простоты процедуры.
- А вы чего ожидали, молодой человек? – от старика, зорко наблюдавшего за собеседником из-под насупленных бровей, не укрылась реакция молодого предпринимателя. – Фанфар? Рукоплесканий? Толпы восторженных сотрудников? Поверьте, это еще будет. А мне пора… Знаете, жинка на печи ждет, не хочу ее расстраивать… Да, кстати, - старик обернулся уже в дверях. – Как маленький подарок в честь начала нашего сотрудничества хочу подарить машинку… Она уже стоит у подъезда… Новая… Не пристало моим партнерам на чем попало ездить… В сумму контракта это не входит – так сказать, от души. – И дверь за стариком закрылась.
Молодой еще немного полюбовался закорючкой на тисненой бумаге, аккуратно положил все документы в сейф и спустился вниз.
- "Мерседес!" – ахнул он. – Шестисотый!
Он подошел к машине, обошел вокруг нее. Парень-парковщик уже открыл водительскую дверь и почтительно придерживал ее, чуть согнувшись в поклоне.
- Болван! – отстранил его новоиспеченный магнат, захлопнул дверь и вызвал по телефону своего шофера из старой машины.
Через минуту огромный лимузин уже мягко вписался в дорожный поток на центральной улице. Развалясь на заднем сиденье, бизнесмен поглядывал по сторонам. Вот он наклонился к водителю и спросил:
- Это действительно голый бегает?
- Да, голый.
- Подъедь поближе и притормози, спроси, чего он страдает. Может, доброе дело для него сделаю – у меня настроение сегодня хорошее.
Водитель послушно прибавил газу, но голый вдруг кинулся назад, мимо машины.
- Тормози! – крикнул пассажир. Водитель резко осадил комфортабельную машину.
Бах! Многотонный лимузин почти не качнулся от удара древнего микроавтомобиля, зато пассажир подскочил как ужаленный.
- Ну, я ему сейчас покажу доброе дело! – сквозь зубы процедил магнат, принимая от водителя предусмотрительно поданный огромный гаечный ключ. – А вы чего стали? – гаркнул он вмиг протрезвевшему экипажу "Запорожца". – Валите быстрее, пока этот нудист не исчез! А то и вас уделаю!
Второй раз повторять не пришлось. Виталька своим дыханьем запустил закашлявший движок, компания за одно мгновение разместилась в смятой машине и исчезла, решив никогда больше не пить и не ездить.
* * *
Солнце жгло немилосердно, почти как тогда, на трассе. Но это уже не беспокоило Аркадия, ведь он находился в метре от самой большой емкости с водой – Атлантического океана. Он стоял в кокпите огромной океанской яхты и легко придерживал штурвал, изредка сверяясь с компасом. Над ним расстилалось бездонное небо без единого облачка, закрытое с одной стороны тугой тканью наполненного ветром паруса.
Чуть накренясь на левый борт, "Афина-Паллада" – так называлась яхта – стремительно несла двух своих пассажиров к берегам Латинской Америки. Они стремились достигнуть побережья как раз в день открытия знаменитого Бразильского фестиваля. Метеосводки, принимаемые Наташей каждый час, обнадеживали – ровный бриз до самого конца путешествия. Это радовало, хотя обещало еще два скучных, с точки зрения яхтсмена, дня. Аркадий мечтал о шторме, жестокой схватке со стихией, порванных парусах, сломанной мачте и спасателях на вертолете. Как вертолет может долететь до середины океана, Аркадий как-то не задумывался.
Но штормов не предвиделось. "Две недели сплошного спокойствия", - чуть разочарованно думал Аркадий. – "Если бы не Наташка, совсем бы разочаровался в яхтах!". Да, Наташка умела поднять настроение. Вот и сейчас, записав очередную сводку, она включила в каюте музыку и медленно поднималась по трапу. На ней было некое подобие набедренной повязки, сделанное из связки мочалок. В руке она держала швабру и размахивала ею в такт музыке. Аркадий глянул на ее лицо и обомлел – черные с красным разводы покрывали щеки, нос, лоб девушки, губы были обведены ядовито зеленым, а веки намазаны густо оранжевым. Не менее живописно были оформлены обнаженная грудь и живот морской воительницы. В хитросплетении узоров Аркадий вдруг увидел стилизованное изображение мужского начала, направленного вниз, и даже покраснел, сообразив, какую роль в рисунке выполняет девичья грудь.
Наташа, наконец, выбралась из тесноты каюты на простор палубы, издала воинственный клич и затрясла талией, исполняя туземный танец. Аркадий с удивлением смотрел на свою команду, не понимая происходящего.
- Чего удивляешься? – на мгновение остановилась девушка, глядя на Аркадия. – Никогда экватор не переходил?
- Нет, - ответил Аркадий. – Я дальше Урюпинска вообще не ездил…
- А тем, кто в первый раз преодолевает экватор, нужно быть выкупанным в бочке с морской водой! – изложила Наташа вольно истолкованный древний обряд.
- Так должен же быть Нептун! – озарило Аркадия.
- Я за него! – весело крикнула девушка, вновь начиная танец и воинственно потряхивая шваброй. – Я его незаконнорожденная дочь! И папа мне доверил произвести экваториальное крещение вновь обращенного матроса Аркадия! Эй! Слуги! Несите бочку с водой!
Аркадий непроизвольно оглянулся. Но яхта была пуста. Лишь на корме он увидел их надувной ботик, доверху наполненный морской водой. Сообразив его назначение, Аркадий хотел что-то спросить, но Наташа его опередила словами из известного мультика:
- Я – Нептун! Морское чудо!
Мне подвластны все суда!
Отвечайте же, откуда
И куда идет "Беда"!
Аркадий вытянулся, дурашливо приложил руку к козырьку несуществующей фуражки и отвечал:
- Следуем в Бразилию, чтобы посмотреть голых девок!
- Это каких еще девок? – грозно уперла руки в боки дочь Нептуна, вдруг ставшая прежней Наташей.
- Бразильских! – гордо ответил Аркадий.
- Я тебе покажу голых девок! – замахнулась на него шваброй Нептунша. – Я тебе сейчас таких девок покажу!
Аркадий бросил штурвал и, с трудом увернувшись от швабры, помчался на нос. Наташа с гиканьем и воплями бросилась в погоню. На носу, прижатый к краю Аркадий сделал несколько ложных финтов, чудом проскочил между грозной шваброй и парусом, скачками понесся на корму. Наташа помчалась по другому борту, и возле ботика с водой они столкнулись. Аркадий получил таки шваброй чуть ниже спины, схватил дочь Нептуна в охапку, но споткнулся об упавшую швабру. Не удержался на ногах, и рухнул в ботик, так и не сумев повалить туда Наташу.
- Получилось! Получилось! – захлопала в ладоши девушка, подпрыгивая от восторга.
Аркадий неуклюже выбрался из надувной лодки, прошел мимо приплясывающей Наташи и взялся за штурвал. Наташа, неслышно ступая босыми ногами, подошла сзади.
- Возьми на два румба левее, нас течением сносит, - тихонько посоветовала она рулевому. Аркадий выполнил коррекцию курса, включил автопилот. Бурный восторг церемонии чуть улегся, Наташа нежно прижалась к Аркашиной спине, обняв его руками. На несколько минут оба замерли.
Парус вдруг хлопнул, обвис, наполнился, но снова хлопнул.
- Ветер меняется, - сообщила Наташа. – Прогноз обещает небольшой шторм ближе к вечеру. Давай сменим парус.
В начале путешествия Аркадий даже не представлял, что сможет вот так, запросто, обращаться с огромными парусами. Ему казалось, что нужно человек десять для управления этими огромными полотнищами. Но парусные суда не зря насчитывают тысячелетия своей истории. За это время механизмы стали настолько совершенными, что даже в одиночку можно смело совершать переходы любой длительности.
Наташа во время своей вахты часто сама без затруднений меняла галсы, приводила яхту круче к ветру, лебедкой подтягивала шкоты, а один раз даже самостоятельно сменила обычный стаксель на штормовой, когда по рации прозвучало штормовое предупреждение. В тот раз тревога оказалась ложной. Сейчас же ветер вдруг начал свежеть, по небу побежали облачка, поверхность моря покрыла мелкая рябь, яхту накренило сильнее.
Не сговариваясь, малочисленный экипаж кинулся к лебедкам. Слаженные действия могли бы порадовать глаз стороннего наблюдателя, окажись он недалеко от "Афины", но море было пустынно. Аркадий с Наташей могли рассчитывать только на самих себя. Впрочем, это их не смущало. Продолжая пугать летучих рыб своеобразной раскраской, Наташа весело сворачивала кипы белоснежного дакрона, в то время, как Аркадий доставал штормовой парус и закреплял его на тросе. Закончив каждый свою работу, они вместе взялись за рукоятки огромной лебедки и начали мерно вращать вал, ощущая все большую тяжесть поднимаемого паруса. Мышцы рук вскоре заныли, но дело было сделано – стегнув пару раз по мачте, парус поймал ветер и рванул яхту вперед.
Наташа озабоченно поглядывала на небо.
- Хотел шторма? Да? – ехидно бросила она Аркадию. – Готовься к морской болезни! Сейчас получим по полной программе!
Программа действительно обещала быть интересной. Ветер все круче кренил яхту, небо сплошь заволокло тучами. Наташа пантерой нырнула в кубрик, схватила тангенту рации, что-то забубнила. Через секунду выскочила.
- Обещают короткий шквал, - сообщила она, приняла штурвал у Аркадия и скомандовала: - Грот долой!
- Только поставили! – возмутился Аркадий.
- Грот долой! – уже громче повторила девушка. Аркадий почувствовал тревогу в ее словах и бросился выполнять. Вскоре парус упал, противно взвизгнув по тросу.
- Стаксель долой! – прокричала новую команду Наташа.
Наспех закрепив грот, Аркадий бросился на нос. Чуть замешкался, но вскоре и этот парус был убран и надежно закреплен. А еще через секунду началось несусветное. Яхту затрясло на мелкой волне, верхушки волн свободно перекатывались через верх, заливаясь внутрь, началась энергичная бортовая качка.
- Задраить люки! – перекрикивая ветер, скомандовала хозяйка яхты и первой кинулась к трапу. Аркадий кинулся к люку на носу.
- Надеть спасательные жилеты! Пристегнуться! – продолжала отдавать приказы девушка.
Цепляясь за малейшие выступы, Аркадий схватил два ярко-оранжевых жилета и пополз к Наташе. Поочередно отрывая руки от штурвала, девушка влезла в жилет. Аркадий застегнул его, пристегнул карабин к лееру и после этого влез в свой.
- Запусти движок! – крикнула девушка. – Я не могу бросить штурвал!
Аркадий склонился к приборной панели, откинул защитную крышку, включил зажигание и нажал кнопку стартера. Движок молчал. Еще одна попытка, еще одна.
- Быстрее! Нас разворачивает бортом к волне!
Еще одна бесплодная попытка запустить двигатель – и Аркадий срывается с места и бежит на нос.
- Стаксель! Штормовой! – запоздало кричит Наташа. – Пристегнись! Мать твою!
Аркадий ее не слушает, мчится по скользкой палубе, достигает лебедки, хватает за рукоятку. Яхта уже стала бортом к волне – и вот он результат: мачта в одно мгновение прочертила половину неба и Аркадия бросило в сторону. Он с трудом успел уцепиться за леерное ограждение. Яхту бросило обратно и Аркадий воспользовался этим – щучкой нырнул в набегающую по палубе волну, пронзил ее и уцепился за нужную рукоять. Бешено закрутил ее, вытаскивая уголок паруса из вороха ткани, вытащил его метра на три вверх.
- Хватит! – услышал он сквозь ветер. – Пошла яхта!
Получив движение, яхта медленно поворачивалась носом к волне, управляемая Наташей. Аркадий обессилено привалился к ограждению, чувствуя, как беспорядочная тряска сменяется размеренной качкой.
Шквал прошел так-же неожиданно, как и начался. Аркадий приполз в кокпит к Наташе, та в изнеможении сидела на полу, придерживая рукой штурвал. Яхта скользила по успокаивающемуся океану, медленно теряя скорость.
Аркадий снял жилет с себя, бросил вниз, в кубрик, расстегнул и снял жилет с девушки. Мужское начало на ее животе расплылось, приобретя совсем нереальные очертания. Грудь уже не вписывалась в сюжет, внося дисгармонию белизной, открывшейся под вытертой жилетом краской. Аркадий сел рядом с девушкой, накрыл ее грудь своими ладонями. Та прикрыла глаза. Потом отвела руками руки Аркадия, повалила его на пол тесного кокпита и села сверху, прижав его руки к полу. Несколько секунд смотрела на мужчину сверху вниз, медленно наклонилась и поцеловала глубоким долгим поцелуем, прижавшись к нему всем телом. Когда поцелуй закончился, Аркадий глянул на свой живот. И без того размытый Наташин рисунок, отпечатавшись на теле Аркадия, образовал фантастическое зрелище. Наташа тоже глянула вниз и рассмеялась. Отпустив его руки, девушка медленно легла на него, и нарисованное совместилось с настоящим. Аркадий замер, ощущая на себе совсем не тяжелую тяжесть.
…- Наташка, какая ты тяжелая, - прошептал Аркадий, уже с трудом выдерживая девичье тело. Тяжесть становилась все больше, скапливаясь внизу живота. Вот он почувствовал, как что-то охватывает то самое начало, пытается достать его.
- Наташка, ты – прелесть! – шепчет Аркадий, обнимая партнершу. Но руки на спине почему-то не встречаются, ладони останавливаются где-то на уровне подмышек. Обширная растительность в подмышечных впадинах окончательно сбивает любовника с толку. Еще не полностью избавившись от чар волшебного сна, он опускает руки ниже, к талии своей партнерши. И вместо стройного, тренированного тела Наташи, вдруг ощущает перетекающие под пальцами жировые складки, отдергивает руки. В нос ударяет резкий запах давно немытого тела, а в рот лезут густо посыпанные перхотью крашенные волосы.
Аркадий открывает глаза и мгновенно зажмуривается. То, что он увидел, его шокировало. Толстенная тетка, с покрытым бородавками лицом, пытается поудобнее устроить на нем свою отвисшую грудь невероятного размера. На ней был некогда белый медицинский халат и засаленные панталоны, спущенные в этот момент ниже коленей. Эти панталоны были растянуты до ужасающих размеров. Они свободно позволяли их обладательнице разместить тумбоподобные ноги по обеим сторонам от Аркадия, и без затруднений попытаться его изнасиловать. Волнообразные колебания жировых нагромождений говорили Аркадию, что эта попытка вот-вот увенчается успехом. Его эта перспектива как-то совсем не обрадовала, и он попытался вырваться из цепких объятий престарелой маньячки. Но она лишь крепче прижала его к кушетке, на которой он лежал, лишив его малейшей подвижности. Аркадий с ужасом чувствовал, что процесс вот-вот начнется. Не имея возможности что-либо сделать, он истошно заорал, призывая на помощь. На тетку это не произвело впечатления, и Аркадий заорал снова. Та – ноль внимания. "Где это я?" – пытался сообразить Аркадий между криками.
А тетка не унималась. Отчаявшись попасть вслепую, она решила помочь себе рукой. "Это конец!" – подумал Аркадий. Это действительно был конец. Конец всем надеждам насильницы. К счастью Аркадия, для совершения задуманного требуется не только желание тетки, но и прежде всего, желание самого Аркадия. И одно дело чего-то желать, находясь под впечатлением прекрасного сна, и совсем другое – продолжать желать при попытке такого многотонного секса. Тетка тоже это поняла, злобно выругалась, сплюнула на пол и слезла с кровати, натягивая свои панталоны. Увидев ее целиком, Аркадий сам брезгливо сплюнул и попытался рукой стереть с себя запах ее пота.
И с удивлением обнаружил, что слезая, тетка пристегнула его руки к кровати кожаными ремешками с пряжками. Пошевелив ногами, Аркадий убедился, что ноги постигла та же участь. А еще два ремня намертво прижимали к кровати его талию и грудь. Аркадий осмотрелся. Палата похожа на больничную, только стены обиты стеганым материалом, на окнах решетки, а вся мебель прикручена к полу здоровенными шурупами.
Огромная тетка тем временем закончила одеваться – дотянула панталоны до самых подмышек, засунув резинку под свисающую грудь, и застегнула грязный халат на единственную пуговицу в районе шеи. После этого она подошла к кровати и схватила Аркадия за то, что не оправдало ее надежд. Равнодушно подергала, повернулась и вышла из комнаты. Аркадий услышал приглушенный обивкой скрежет ключа.
"Как в психушке," - подумал он. И с величайшим стыдом вспомнил последние события, оставшиеся в его памяти. Как он, размахивая куском брезента, абсолютно голый, гонялся за машинами с просьбой отвезти его к маме. "Видимо, это действительно психушка. И правильно! Нечего было голым бегать. Как теперь отсюда выбраться?" – вяло текли мысли. Подергавшись на кровати туда-сюда, он определил, что на правой руке застежка сидит не плотно, и через пару часов ему удалось протиснуть руку сквозь кожаную петлю. Со второй рукой было труднее – Аркадию пришлось по миллиметру протискивать кисть руки сквозь петлю, смазывая кожу собственной слюной. Была уже глубокая ночь, когда пылающая, как от ожога, рука выскользнула из кожаного захвата.
Спать не хотелось – азарт овладел всем его существом. Перед ним стояла задача – отпереть грудной и поясной ремни без инструментов. Он был голый, на кровати не было ничего, кроме него самого. Ощупав в кромешной темноте замки, он нашел путь к спасению – кожа ремня в месте крепления к замку была сильно истерта от частого использования. И он принялся обеими руками тереть ремень об выступающий край металлического зажима. Время от времени он напрягал грудь, надеясь разорвать ослабленные путы, но удалось ему это только к утру.
Увидев, что стало светло, Аркадий испугался. Если кто-то войдет, вся его работа пойдет насмарку. Но его не тревожили. Получив возможность приподниматься, он начал действовать иначе – перетирал ремень на поясе замком от грудного ремня. Вскоре и этот барьер был преодолен. Аркадий сел на кровати. Еще несколько часов отупляющей работы и он слез с кровати. Отдохнув на полу, он впервые обошел свою обитель. Кроме кровати в комнате, которую уместнее было бы назвать камерой, была железная тумбочка и два привинченных к полу стула возле нее. Аркадий выглянул в окно, убедился, что его догадка верна – это действительно была городская психиатрическая больница.
Чувствуя себя неловко, расхаживая по палате нагишом, Аркадий попытался найти хоть что-нибудь из одежды. Но тщетно. В палате не было даже простыней.
Прошла еще одна ночь. Аркадия не тревожили, будто забыли. К чувству голода добавился холод. Оббитые тканью стены не грели. "Стены!" – мелькнула мысль. Но ногти лишь беспомощно скользили по прочной синтетической ткани. Свернувшись калачиком на кровати, Аркадий провел и этот день.
Прошла еще одна ночь. От голода начало резать живот, ночью снилась котлета. Проснувшись утром, он выплюнул слюну, скопившуюся от такого сна, и первый раз кинулся на стенку. Это ни к чему не привело – мягкая ткань смягчила удар, отбросив страдальца обратно. Аркадий заскрежетал зубами от бессилья. В гневе он стал кидаться на все стены подряд, пока не наткнулся на тумбочку. Открыв дверцу, он с размаху пнул ее ногой. Железная дверца неожиданно легко отвалилась – столетние петли лопнули, вооружив Аркадия универсальным инструментом. Первым делом он оделся – острым краем двери вырезал из стены огромный кусок ткани и завернулся в него с головы до пят. Потом начал методично, полосу за полосой, освобождать стены от обшивки. Он ни на что не рассчитывал, просто решил себя занять. Два дня ушло на это занятие. Он ослабел настолько, что после нескольких взмахов железякой ложился отдыхать. Желудок уже не резало – он ныл тупой, непрекращающейся болью.
Последней была дверь. Отодрав первую полосу, Аркадий с удивлением увидел, что дверь сделана из дерева. "Дурак!" – проклял он себя. – "Два дня впустую! Надо было с двери начать!". И он приступил к делу. Орудуя железной пластиной, как топором, он начал вырубывать канавку вокруг замка. Старое, рассохшееся дерево поддавалось на удивление легко. Удары гулко разносились по длинному коридору, но Аркадий уже не обращал на это внимания. Впрочем, персонал тоже – и не такое слышали. Очертив канавкой замок, Аркадий с разгону двинул дверь плечом. Хрустнув, она распахнулась, оставив замок висеть в косяке.
Дико заорав, Аркадий перехватил поудобнее железяку, ставшую грозным оружием, и ринулся по коридору, сметая на своем пути всю мебель. Первой попала под его гнев этажерка с журналами – искромсав деревянную конструкцию, Аркадий разметал кипу бумаги по всему коридору. Вслед за этажеркой рассыпался стол дежурной сестры, которой, как обычно, не было. Последним был высокий стеклянный шкаф с хромированными медицинскими инструментами. Через секунду весь коридор был засыпан битым стеклом, металлом и тряпками, лежавшими в шкафу.
Рыча от возбуждения, Аркадий отодрал от каркаса шкафа длинный железный уголок, перехватил его наподобие копья и рванулся через фойе на другую, более обжитую половину больничного корпуса. Там были люди. Первым попался главврач – дюжий мужик в голубом халате с закатанными рукавами. Он был сметен единственным ударом уголка и остался мирно почивать в разбитом им самим шкафу с халатами. Следующими на пути обиженного пациента оказались два бугая-санитара, призванные справляться с буйными пациентами. Ровно через секунду один из них без сознания валялся в углу от молниеносного удара по голове, а второй попытался выпрыгнуть в забранное решеткой окно и рухнул рядом с первым.
Вынырнувший из палаты больной в полосатой пижаме не заинтересовал Аркадия, а вот симпатичная женщина в белом халате – приходящий врач-терапевт – вызвал у него особый прилив злости. Мгновенно сбросив туфли на высоком каблуке, она сменила полную достоинства походку на элементарный бег и успела закрыться в ординаторской. Аркадий все же метнул свою железяку. Копье стукнулось об дверь и с грохотом покатилось по полу. Разбушевавшийся больной схватил его и понесся дальше. И вдруг его нос поймал запах свежеподгоревшей каши, организм моментально среагировал – и Аркадий бросил копье. Забыв об осторожности, он сбежал вниз по лестнице. Туда, где варили кашу.
Это его погубило. Врезавшись с разгону в закрытую дверь столовой, он принялся тарабанить в нее кулаком. Увлекшись, он не заметил щупленького врача, подкрадывающегося к нему со шприцем в руке. Одно движение – и шприц впрыснул порцию гадости в тело Аркадия. Тот повернулся, кулаком отправил подлеца в глубокий нокаут, пару раз пнул его ногой и рухнул сам – подействовало содержимое шприца. Последнее, что он помнил – это как давешняя тетка, тряся жировыми складками, напяливает на него смирительную рубашку.
* * *
Холод, жуткий холод. Ледяное белесое небо давит на плечи сорокаградусным морозом, пронизывающий ветер насквозь проходит сквозь тонкую болоньевую куртку. Холод покрыл его тело такой гусиной кожей, какой позавидовал бы самый отпетый гусь. Но не это самое страшное. Руки! Вот что беспокоило путешественника. Перчаток не было, а идти на лыжах без палок, засунув руки в карманы, было невозможно. Тем более, что за собой, прицепив к плечам самодельные постромки, человек тянул сани-волокуши с нехитрыми съестными припасами.
На руки он уже не смотрел – боялся. Кончики пальцев давно побелели и потеряли чувствительность. Казалось, что и лыжные палки он сжимает только ладонями. Скосив глаза, путешественник увидел новую беду – кончик носа стал таким же белым, как и пальцы. Легкое прикосновение к нему вызвало сильную боль, и он решил оставить нос в покое.
Темнело. В тайге темнота наступает быстро, и вскоре различать тропинку стало практически невозможно. Пройдя еще несколько метров, человек наткнулся лицом на ветку, поцарапал щеку и решил не рисковать. С трудом орудуя обледенелыми руками, он снял брезент, которым были прикрыты сани, достал пачку печенья, кусок замерзшего сала. Зажав сало между коленями, он взял нож обеими руками и попытался отрезать ломтик. Но пальцы не слушались, нож выскользнул из рук и ушел в снег. На поверхности остался продолговатый след с рваными краями. Выругавшись вполголоса, человек начал руками раскапывать снег в поисках потери. Десять минут он голыми руками ковырялся под коркой наста, но так и не нашел. Когда боль в пальцах стала совсем невыносимой, он поднялся, стряхнул снег с рук и впился в сало зубами. Но челюсти лишь скрежетнули об замерзший кусок, и сало полетело вслед за ножом.
Человек даже не пошевелился, чтобы достать его. С ножом было так: отпилить тоненький ломтик замерзшего сала, положить его на язык и ощущать, как он медленно тает, наполняя рот вкусом питательного продукта. Это хоть и не насыщало, зато отменно притупляло чувство голода. Теперь же, когда нож потерян, тоненькие ломтики стали несбыточной мечтой. А отгрызть хоть немного от куска льда путешественник так и не смог.
Зубами разорвал он обертку печенья, подцепил пальцем одно, сдвинул его на подставленную ладонь второй руки. Поднес ко рту, прихватил губами. Губы уже едва шевелились, но есть пока было можно. Медленно двигая челюстями, человек прожевал сладкий коржик, взял второй, затем третий. Съев таким образом ровно половину пачки, он сложил ее в сани. Рука наткнулась на какую-то железяку. Человек ладонью захватил предмет за крючок и вытащил на свет. Это был примус, целиком залитый керосином. Еще одна канистрочка с керосином лежала в санях. Пошарив еще немного, он вытащил и смятый спичечный коробок, попытался открыть.
Два дня назад, переходя по льду небольшую лесную речушку, он провалился в полынью, промок сам, намочил спички. Через пару часов спичечный коробок превратился в маленький брусочек льда. На каждом привале он ножом выковыривал лед, аккуратно очищал каждую спичку, отогревал ее дыханьем, прятал под майку на груди. Но все тщетно – спички категорически не хотели зажигаться об побывавший в воде коробок. Поэтому примус – единственный источник тепла – вот уже третий день оставался без дела.
Очередная попытка зажечь спичку окончилась неудачей. Прочертив на торце коробки белесую полосу, серная головка рассыпалась в пыль, оставив в руках лишь обструганную палочку. Он разжал пальцы – палочка упала на снег. Как только не пытался он раньше добыть огонь – и ударял ножом по металлическому корпусу примуса, стремясь высечь искру, и подносил к керосину фонарик с разбитой лампочкой, чтобы накалившийся волосок воспламенил керосин. Но все было тщетно. Остался и без огня, и без фонарика.
Человек покидал все имущество обратно в сани, залез на них сам и прикрылся брезентом. Он знал, что не заснет. Что будет время от времени проваливаться в тяжелое полузабытье, с криком просыпаться и вновь дремать, чтобы с первыми лучами рассвета впрячься в свою ношу и двигаться дальше, выдерживая направление по компасу.
Но сегодня было совсем по другому. Сон не шел – болели руки, нос. Появился сухой кашель, и человек каждые пять минут сотрясался в его приступах, глотая морозный воздух. Ко всему этому добавилось непонятное чувство тревоги. Сначала он не понял причину беспокойства, и попытался убедить себя, что все в порядке. Но вскоре волчий вой всколыхнул в душе путешественника выработанный многими поколениями страх. Несмотря на то, что было и так холодно, по спине пробежал холодок. Как-то сразу обмороженные пальцы и нос отошли на задний план, появилась новая задача – выжить.
Вой повторился, теперь он был гораздо ближе. Человек вылез из саней, содрал брезент, покопался в вещах. Вот он достал единственный предмет, который можно использовать, как оружие – саперную лопатку. Говорят, во время войны наши пехотинцы столько фрицев этими лопатками положили – автомат позавидует. С этой мыслью он вскарабкался на свои сани и приготовился к обороне. С тоской поглядел на дерево с толстыми ветвями, но залезть на него с обмороженными руками было невозможно.
В следующий раз вой повторился за спиной, причем так явственно, словно серый хищник выл у него прямо над ухом. Человек обернулся и успел заметить в кромешной тьме два мерцающих глаза. Перехватив лопатку левой рукой, он бросил туда лыжную палку. Он не понял, попал или нет, но глаза исчезли. Сбоку раздался хруст, треск веток и шорох прыжка. Человек чудом успел схватить вторую палку. Серая тварь брюхом наткнулась на острие, взвыла, ее тело несколько раз дернулось в конвульсиях и замерло. Что-то коснулось ноги. Путешественник наотмашь рубанул лопаткой. "Не зря точил!" – возликовала душа. Хищник не успел даже дернуться – лопатка перерубила зверю хребет. Еще несколько ударов по сторонам, что-то брызнуло в лицо, раздался предсмертный визг очередного волка и силы осажденного ушли. Лопатка выпала из разжавшихся пальцев, голова склонилась на плечо и человек медленно откинулся на спину, смирившись со своей участью. Снег медленно падал на кисти рук и не таял – тепла в них уже не было.
Несколько бесконечно длинных мгновений, и мощные лапы вожака стаи прижали его плечи к саням. У волка были светящиеся в кромешной тьме глаза и чуть поблескивающая пасть с ниточкой слюны, свисающей до самой груди. Волчье дыхание отдавало смрадом. Шестым чувством человек почувствовал, что волк плешив, что с левого бока уже давно клочьями повылезала шерсть, а ободранная кожа сочилась гноем. Возникла вдруг паническая мысль, что если он укусит, будет заражение крови. Через секунду пришло успокоение – если он укусит, то минут через пять заражаться будет уже нечему. И некому.
- Ну, давай же, - бормотал человек. – Хватай! Грызи!
И волк схватил. Он сделал молниеносное движение головой и желтые, крошащиеся зубы вонзились в незащищенное горло человека, выдирая добрую половину шеи. Сознание ушло. Лишь еще несколько мгновений человек чувствовал далекую-далекую боль, когда голодная стая накинулась на бездыханное тело.
…Аркадий конвульсивно дернулся и очнулся. Тупая боль в горле медленно проходила, нос не болел, ноги двигались. А вот руки… Попытка пошевелить руками привела к такой боли в плечах, что он закричал. Буквально через мгновение рядом застучали каблучки и девушка в белом халате появилась в поле его зрения.
- Опять халаты! – зарычал Аркадий, пытаясь двинуть руками. – Убью! Задушу!
Но поперхнулся, закашлял, ослабел совсем и затих, переводя бессмысленный взгляд с медсестры на обстановку комнаты, в которой он лежал. Знакомые обои, знакомая кровать. Его, Аркашина, кровать. Знакомая книжная полка над кроватью, прикроватная тумбочка, к которой Аркадий уже второй год не может прикрутить отвалившуюся дверцу. И совсем незнакомая девушка, сидящая перед ним на маленьком стульчике. Она ласково говорила что-то. Аркадий снова уставился на нее. Она замолкла, поднялась со стульчика, автоматически поправила халатик на коленях и отвернулась, взяв с тумбочки трубку телефона.
- Да, он очнулся, - заговорила через несколько секунд. – Приезжайте! Он очень нервный! Если бы не онемение рук, разорвал бы меня на части! Нет, не испугалась. На его месте я бы все-таки разорвала. Что? Хорошо, жду.
Девушка положила трубку и снова обернулась к Аркадию с улыбкой.
- Как вы себя чувствуете?
Чувствовал себя Аркадий хреново. Помимо отнявшихся рук, у него жутко болело горло, ныли ноги, грудь, раскалывалась голова. А самое странное – путались мысли, он не мог сосредоточиться на чем-то одном, все время путался в словах. Настроение менялось каждую минуту – то хотелось плакать, то смеяться, то нападала жуткая тоска, а то ноги сами просились в пляс. Это продолжалось около тридцати минут, когда в дверь позвонили. Медсестра открыла дверь и в комнату вошла… Аркадий забыл обо всем на свете. От удивления у него отвисла челюсть, широко раскрылись глаза и вдруг тысячи иголок закололи начинающие отходить руки.
В черных осенних полусапожках на высоком каблуке, в мини-юбке, едва выглядывающей из-под кожаной курточки, и с копной густых каштановых волос, рассыпанных по плечам и груди, в Аркашину комнату вошла Наташа. Та самая, с которой Аркадий летал на Багамы, та самая, с которой он недавно плавал в Бразилию на яхте ее отца. Та самая, которой Аркадий решил сделать предложение, но не делал, боясь быть бедным мужем при богатой жене. Именно по этой причине он решил написать свой самый гениальный роман, чтобы, разбогатев на авторских гонорарах, на равных повести Наташу под венец.
И вдруг Аркадий вспомнил. Он вспомнил все! Он вспомнил свое решение внести в любовную историю детективный сюжет, вспомнил свои беседы со знакомыми милиционерами. Вспомнил, как обратился к своему однокласснику – ныне начальнику тюрьмы - с просьбой показать ему свое заведение. Как наяву он вспомнил обширное угощение, каким приветствовал его одноклассник в своем кабинете, вспомнил огромную бутылку настоящего яванского рома, которую Аркадий занюхивал тонко нарезанными ломтиками красной рыбы. Вспомнил срочный вызов, по которому его друг уехал в столицу, поручив Аркадия заботам своего заместителя.
А самое главное, он вспомнил, как перепившийся заместитель вдруг вызвал конвой, и трое в серой униформе отволокли его, Аркадия, в обычную камеру. Последнее, что Аркадий вспомнил, было падение уже спящего заместителя в тазик с салатом. Произошло это еще в присутствии Аркадия. И как Аркадий не кричал, не звал, заместитель лишь пускал майонезные пузыри носом…
- Привет, - буднично поздоровалась Наташа. – Куда это ты пропал? Я тебя еле нашла.
Аркадий молча смотрел на такое близкое, и такое далекое лицо. Он не мог поверить, что все закончилось, что лежит он в своей комнате, найденный Наташей после двух недель энергичных поисков. Девушка задействовала своего отца, и на ноги были подняты все службы города и области. Если бы поиски затянулись еще на пару дней, на ушах стояла бы вся страна. Еще через день взвыл бы Интерпол. Но все закончилось благополучно. Аркадия едва не задушила в больнице толстая насильница, натягивая на него смирительную рубашку. Руки, передавленные ее рукавами, отходят вот уже три дня. Еще недели две будут проходить последствия передозировки психотропных препаратов, которыми его накачали в психушке.
- А в основном, все в порядке, - подвела итог Наташа, подкармливая его дольками апельсина. – А пока ты там развлекался, я подала заявление в ЗАГС. Папа дает нам на свадьбу свой "Линкольн", и дарит дом в столице…
Аркадий перестал жевать и уставился на девушку. Когда ее слова, дошли до затуманенного сознания писателя, он застонал, заскрежетал зубами и в отчаяньи рухнул на подушку. И тут он опоздал – все решили за него.