Крутые парни не танцуют.
Э
Складки покрывала. Тонкого, но скрадывающего. Через несколько мгновений, все приходит в движение – пока нам не ясное, но, бесспорно, осмысленное: складки как волны переходят одна в другую, множатся, пропадают, наконец, край покрывала падает на пол с легким шорохом. Падает рядом с босыми женскими (и прехорошенькими!) ступнями. Девушка делает пару шагов. Осторожно ступает между раскиданной одежды. Останавливается. Наклоняется (мы этого не видим, видим только руку), поднимает с пола мужскую рубашку.
Темнота. Очень странный усиливающийся звук. Как будто завывание ветра. (На самом деле – это главному герою дунули в ухо.) Эффект как при проявке фотографии – сначала все блеклое, вырисовываются контуры. На фоне светлой, почти белой, стены движется девушка. Очень пла-а-а-авно.... Некоторое время мы видим только очертания тела, все как будто размыто, но картинка становится резче, появляются детали, они занимают свои места, и тысячи кусочков наконец складываются в единое целое. Она стоит к нам спиной, лицом – к стене, на ней только та самая рубашка, девушка невысокого роста, поэтому рубашка доходит ей почти до колен; с очень красивой фигурой, и она, конечно, знает об этом – это чувствуется по ее движениям. Собственно, то, что она сейчас делает, это даже не танец, это больше похоже на песнь, гимн жизни и красоты. Жесты переплавляются в слова, изгибы – в строчки, а ритм, в такт которому она движется, не биение ли ее сердца? Она никуда не торопится, ей ничего не нужно, и никто не нужен, она прекрасно знает, чего хочет, идет напрямик, и ее не собьешь с верной дороги – что и говорить, она уже давно заметила, что не одна. Она провоцирует. Не прекращая двигаться, она берется руками за края рубашки и начинает приподнимать ее, сантиметр за сантиметром (медленно но верно!!!!), (смена плана) в постели лежит парень, опершись на локоть, чтобы удобнее было смотреть и СМОТРИТ.
Тут что-то происходит. Мы не видим ничего кроме реакции парня (главного героя, собственно), его взгляд соскальзывает куда-то вбок, в пустоту, приподнимается бровь, и теперь становится понятно, чтО не так - тихонько ползет одеяло, как будто что-то (или кто-то?) у него за спиной тянет одеяло на себя, пауза, из-за его спины появляется женская рука. Парень ждет. Рука медленно перекочевывает ему на грудь, кисть, запястье, локоть, плечо, и наконец появляется сама виновница этого небольшого переполоха, точнее ее лицо, чуть-чуть растрепанное, чуть-чуть заспанное, но такое очаровательное, такое открытое, и даже в столь ранний час просто искрящееся весельем. Она заговаривает первая:
- Ты уже проснулся?
- Да. Теперь да. (не отрывая взгляда)
- (она пробирается своей ручкой ТУДА, под одеяло) А ты?
Он бормочет что-то неразборчивое.
Она широко улыбается и говорит намеренно громче:
- ОН уже проснулся!
В этот момент оборачивается танцовщица. Последние слова, определенно, адресовались именно ей. Она смотрит слегка исподлобья, но в глазах искорки, и что самое удивительное – она точь-в-точь копия девушки в постели, может быть чуть иначе посажены глаза, но в остальном, лоб, скулы, форма рта, - сходство просто поразительное! Придерживая рубашку на едва допустимом уровне она подходит - все ближе и ближе - (смена плана) парень смотрит на нее снизу вверх, она все ближе, в это время вторая девушка игриво покусывает его ухо, (смена плана) танцовщица перешагивает через него и усаживается сверху.
- (танцовщица, нарочито глядя в сторону) Он уже проснулся. Что ж... (фокусируется на нем) Но разве тебе не кажется, что это сон?
Улыбается.
Черный экран.
Титры.
Голос за кадром.
«Единственный раз, когда мне казалось, что это сон, был 28 июля 2004 года. В этот день умер мой отец, в четыре утра от сердечного удара. Удружил, ничего не скажешь. Мы не общались несколько лет, и вовсе не от того что оба были сильно заняты, я не любил его, а он меня совсем не знал, по правде говоря, тот еще был засранец! Говорят, о мертвых либо хорошо, либо ничего, что ж, возможно, умри первым я, он бы вспоминал, как нам было хорошо вместе, какой я был замечательный сын, бла, бла, бла... чертов лицемер. Но все получилось наоборот, и в один прекрасный день у меня на руках (аллегорически выражаясь) оказалось тело совершенно чужого мне человека, о котором номинально кроме меня некому было бы позаботиться, и не смотря на отсутствие всякого желания, не смотря на отсутствие денег, не смотря на тысячу и одну причину, по которым мне стоило связываться со своим отцом даже после его смерти, случай был, что называется, без вариантов. Я набираю телефон морга, занято, еще раз, снова занято, еще... еще... это ли не сон?!»
...
Три человека быстро идут по пустынному и довольно извилистому коридору. Рваная съемка - мы видим только их ноги, пиджаки, где-то до уровня груди. Слышны голоса.
- Сергей. Погоди еще пару минут. Мы только зайдем в канцелярию, поставим печати...
- Хорошо...
- Игорь. Я же говорил, никаких проблем. Для того и существуют дети, чтобы вовремя о них позаботиться!
- Сергей, ты ведь не торопишься? Хотя это и так не займет много времени...
- Хорошо...
- Игорь. Так. Стоп. Девушки!!! Не туда, нам налево!
Девушки?
Чуть впереди. Две. Невысокого роста, хорошо сложенные, одетые так, чтобы наилучшим образом подчеркнуть все достоинства своих фигур... С задачей справились – глаз не отвести. У Сергея невольно возникают мысли о трауре, о черном ажурном белье и еще черт знает о чем... Оборачиваются: одна полностью, другая встает вполоборота, довольно симпатичные мордашки, надо сказать. Правда, какие-то... похожие, что ли? Или это ему с перепоя мерещится?
О черт, как я, наверное, сейчас глупо выгляжу...
- Не туда. Левее.
Оборачиваются. Кивают. Улыбаются – так, никому, просто... Возобновляют движение. В кадре, крупно – попки. Одна, другая... Чертовски жизнеутверждающе! И очень красиво... Сергей глядит не отрываясь. Остальные, кажется, тоже...
- (женский голос) Почему вы все время улыбаетесь?
- Улыбаюсь? Я?!
- Ну да! Не переставая!
– ухмыляющаяся физиономия гл. героя, Сергея. Постепенно на его лице начинает проступать искреннее удивление. Он пожимает плечами. Кажется, действительно, улыбаюсь... С чего бы это? ...черт.
– они стоят у обитой черным дерматином двери. Они, это Сергей, и еще два этих удивительных создания. От них, кажется, сияние исходит... Сергею нечего им сказать и он молчит. Чудно устроился! Болван... Серега непроизвольно кривится от резкого приступа отвращения к себе. Мыслей от этого явно не прибавляется. А ведь казалось бы, чего проще – спросить как дела, завязать беседу... так нет же! Вот черт.
– Одна из девиц замечает это, замечает то, как он на них смотрит, при этом даже не делая попытки завязать разговор, странно... чему это так радуется этот молодчик? Пускай симпатичный.
- Вообще-то, не могу сказать, чтобы сегодня был самый удачный день в моей жизни... ... если даже не наоборот...
Резко распахивается черная огромная дверь, заглушая его последние слова, оттуда выскакивает, отдуваясь, Сергей Юрьевич, за ним неотступно следует Игорь.
- Ну, как вы тут? (оборачиваясь к Игорю) Все. Мои поздравления! Я же говорил! (разворачивается к Сергею) ты, кажется, что-то сказал?
- Я? Да нет... Вот беседовал с девушками...
- А! Я же так вас и не познакомил!
(Крупно) Андрей Юрьевич, жизнерадостный, с жидкими усиками, пухловатый, но крепкий, в пиджаке с короткими рукавами... что-то говорит, глаза блестят, представляет Сергея девушкам, девушек - Сергею...
«Это Андрей Юрьевич, очень хороший знакомый моей мамы. Если даже не сказать больше... по крайней мере, с мамой я общаюсь только через него. Обычная история, лень рассказывать... Как я уже сказал, Андрей Юрьевич очень хороший человек. Не столько потому, что всегда готов помочь, а потому, что, действительно, помогает. Помогает деликатно, по делу и чаще всего - успешно, что только что, в общем, и продемонстрировал. И эти две девочки, которые так мне понравились, племянницы Игоря, и даже зовут их одинаково или около того, что ж, теперь они студентки чертовой Академии исключительно известно кому благодаря. Повезло. Но они об этом даже не задумываются. ... Красивые, им можно.»
(Короткая вставка) Девушки и Игорь спускаются по лестнице. Андрей остается на площадке с Сергеем Юрьевичем. Когда, кажется, они уже вот-вот пропадут из виду, одна из них оборачивается и взмахивает ему рукой на прощание.
Пустая комната. Автоответчик. Звонок, после нескольких трелей включается запись:
«Вы позвонили по телефону 521–44–08. ... Чужой Александр Рустемович умер 28 июня в возрасте 64 лет. Если вы знали его и хотели бы с ним попрощаться, вы можете сделать это завтра, 30 июня в 13 часов в 4 блоке городского крематория ...
Ваши соболезнования и другие сообщения оставляйте после сигнала.»
Сигнал.
Похороны. Светлое пустое помещение с высоким застекленным потоком. Посреди, на возвышении, гроб. Слева, у стены, Сергей и распорядитель. В гробу – отец. Точнее, то, что от него осталось... Пауза. Сергей окидывает взглядом все вокруг, как будто впервые замечая, что он здесь совершенно один, ну почти что... оглядывается на распорядителя, читает на его лице нетерпение. Пауза. Сергей:
- Простите... Могу я сказать речь?
Распорядитель, профессионально справившись с изумлением:
- Конечно.
Сергей поднимается на возвышение у изголовья гроба. Собирается с мыслями. Оценивающе смотрит на тело. Шумно выдыхает.
- Любая смерть, это подведение итогов. Сейчас уже не встретишь похоронную процессию на улице, а жаль, беспечность у нас в крови, если что-то не так, мы злимся, если все в порядке, принимаем как есть. Я больше не злюсь на своего отца. Глупо злиться на кусок омертвелой плоти. Сейчас я понимаю, как глупо было злиться на него живого. Глупо. Глупо, больше чем просто любить. Глупо, больше чем просто находиться рядом... Я не любил своего отца и не люблю его сейчас. Но если подумать - он совсем мне не мешал, а судя по количеству людей, присутствующих здесь, он не мешал почти никому. Возможно, он был одинок, но от этого он не становился менее живым. А сейчас он умер. Что ж... Я отнесся к его смерти точно так же, как хотел бы, чтоб отнеслись к моей. С пониманием. Если окажется, что обряды имеют какое-то значение, мне не трудно было их соблюсти. Я даже купил ему белые тапочки по ноге...
Все.
Сергей кивает распорядителю. Тот уходит за перегородку – нажимает рычаг. Гроб едва заметно вздрагивает и медленно опускается вниз, в служебное помещение, где он будет зафиксирован, запротоколирован и предан огню. Звучит реквием Моцарта, запись шипит и тянет. За пеплом приходите завтра...
Компьютерный стол посреди комнаты. Семнадцати дюймовый монитор. Початая бутылка пива справа от клавиатуры. Несколько пустых (штук шесть) на полу. Сергей с полупустой кружкой в руке, откинувшись на стуле, рассеянно глядит в экран.
На черном фоне – череда сменяющих друг друга фотографий эротического свойства. Девушки. В одежде и без. Чаще – без. Еще чаще – на фоне воды... Афродиты, выходящие из морской пены.... И не только.
Сергей делает очередной глоток и отворачивается от монитора. Грустно... странно, с чего бы это? По крайней мере, отец тут вовсе ни при чем. Хотелось бы верить...
Рядовая кафешка, наподобие «идеальной чашки». Андрей Юрьевич и Сергей. А. Ю. пьет кофе. Сергей крутит в руках стакан с молочным коктейлем.
- Мне жаль, что так получилось с твоим отцом.
- Гм. Не стоит об этом.
- Как скажешь. Мама передавала тебе привет
Андрей кивает: - «Естественно...»
- Мда... А! Кстати, помнишь тех девочек, которые были со мной, тогда, в Академии?
- Эээ... Конечно! Как они поживают? Поступили?
- Кто бы сомневался?! Так вот, они тут спрашивали о тебе.
- Да?!!! Кажется, Оля и ... тоже что ли Оля?
- Оля и Олеся.
- Ну да, да. Они мне понравились. ... Такие милашки.
- Да, хорошие девочки.
- Куда уж лучше... И что именно они спрашивали?
- Ну, мол, а Андрей, как у него дела... я говорю, девчонки, нет проблем, я дам вам его телефон, все сами у него и узнаете...
- А они?
- Засмущались. Да нет, говорят... Мы это так...
- Черт!
- Ха-ха! Смотри осторожней, за неполные восемнадцать дают полные пятнадцать!
- Тоже верно.
Сергей захлопывает входную дверь. Наконец-то дома! Скидывает обувь, вытряхивает все (мелочь, удостоверение, какие-то бумажки...) из карманов джинс, сдирает с себя рубашку тут же, в прихожей; на ходу снимает часы, идет умываться. Со скрипом прикрывается дверь в ванну, слышно, как бежит вода, и в этот момент раздается звонок в дверь. Сергей вразвалку выходит из ванной, приглаживает растрепанные волосы (видно, засунул голову под кран), трет виски, лоб...смотрит в глазок, коротко выдыхает, как будто перед боем, отворяет дверь. На пороге она.
Он отступает на шаг, - Привет.
Она. Высокая, стройная (скорее худощавая), вообще вся такая тоненькая, хрупкая, с огромными испуганными глазами. Картинка, а не девочка. Молчит. Предположительно, едва сдерживая рыдания. «Что на этот раз?» - проносится у него в голове. Но виду не подает - стоит, выжидает.
- Проходи же?
Она не двигается с места.
- Сережа...
- ...?
- Это... ужасно! Ужасно, ужасно, ужасно...
- Э...?
Она срывается с места, бросается к нему, обнимает его – у Сергея растерянное лицо, так она никогда себя не вела, но уже через секунду он все тот же – холодный и отрешенный - ладно, посмотрим, что будет дальше.
- Я хотела позвонить тебе... То есть, позвонила... а там автоответчик... Я знаю, что вы не ладили, но ты не должен винить себя...
Сергей похлопывает ее по спине... Ободряюще приговаривает: «ну, ну, ну...» и параллельно уясняет для себя, в чем, собственно, дело... Черт. Раз уж на то пошло, это его сейчас должны утешать. Другое дело, что ему это нужно как собаке пятая нога... И всегда одно и то же, приходит она и устраивает истерику по поводу вещей, в которых ни черта не смыслит...
Сергей отстраняется и тихонько встряхивает ее за плечи.
- Ну? Хватит. Раздевайся.
Проходит в глубь квартиры. Садится в низкое кресло и искоса за ней наблюдает. Она топчется на месте, потом скидывает туфли, но сама даже, кажется, не заметила этого – так захватили ее собственные переживания. В такие моменты ею нельзя не любоваться. Ей так идет печаль, что иногда он задумывается, а не притворяется ли она, чтобы выглядеть поэффектней? Хотя бы потому, что и сейчас не преминула мимоходом поглядеться в зеркало... Всегда так. Поначалу это было забавно и даже весело, не у всякой девчонки получится состроить такую скорбную мину по поводу всяких пустяков... и каждому пустяку – своя гримаса, своя мина... С такими здорово заниматься сексом, правда, он не знает, так уж ли здорово, но до сих пор не теряет надежды это проверить. Вот только терпение уже на исходе... И все же нельзя не признать, что в этом топике, в этой юбочке, здесь, сейчас и такая, какая есть, она чертовски обворожительна. Красавица...
- Наверное, я не вовремя... Ведь сегодня как раз девять дней... Но я подумала, вдруг тебе понадобится помощь... а здесь никого... странно?
- Понятно.
Она окидывает взглядом комнату. Смотрит в окно. За окном - дождь. Только что начался...
- Иди сюда.
И она идет, Боже, как она движется!!! Как кошка... почти невесомо. Если бы ее походка была музыкой, он бы закрыл глаза от наслаждения, но он смотрит не отрываясь, боится сморгнуть.... Она ступает на ковер... Подходит... Останавливается... Совсем рядом – руку протянуть... От открывшихся перспектив у Сергея начинает стучать в ушах. А она неприступна, как всегда. Но что если попробовать растопить этот лед? Безумная мысль - такая уж безумная? Сергей осторожно касается ее ног, проводит самыми кончиками пальцев. Ни звука. Потом еще раз - настойчивее. Она кладет руки ему на плечи. Ого! Сергеем овладевает убийственное спокойствие и похоть одновременно. Пульс падает до трех ударов в минуту. От этих ударов вздрагивают стены. Сергей не торопясь расстегивает тонкий кожаный ремешок, затем, подумав, совсем вытаскивает его из петелек. Стягивает с нее юбку. На уровне колен выпускает ее из рук – юбка бесшумно падает на пол – (в ту же секунду) – он взглядывает на нее исподлобья: «можно?» – (в ту же секунду) – она прикрывает веки: «да». Он сосредоточенно смотрит перед собой - надо же, оказывается, она носит чулки! Или это дань уважения покойному? – что ж, спасибо. Сергей в трансе – как будто бегущая строка в голове: «Красивое белье. Красивое...», он абсолютно спокоен, она, кажется, недоумевает... он просовывает пальцы под ниточки бикини...
- Что ты делаешь?
Сергей слегка отстраняется, нехотя поднимает глаза, смотрит на нее - она ждет ответа, она пока не понимает, что это и есть ответ. Не прекращая гладить ее, он решительно стягивает с нее последнее... ныряет под полог... Она привстает на цыпочки, чтобы ему было удобней...
- Ааааааах!
Вдруг что-то происходит. Что-то ужасное. Он еще толком не понимает что, но в этот момент она со всей силы толкает его – так, что он бьется головой о стену. Удар получается не сильный, но болезненный. Она. Нагибается к нему, искря от ненависти и шипит, чеканя каждое слово:
- КАК ТЫ МОЖЕШЬ?!!!!