- Ну что, Шурик, завтра пойдешь славить? – Щурился на правнука дед Герасим, сидя на кровати и опершись ладонями на рукоять бадика – самодельной трости.
- Пойду. – Громко кричал ему в ухо Санька, немного страшась его. Тот был похож на бога, изображенного на большой иконе в бабушкиной горнице – с такой же большой и седой бородой. Только бог восседал на троне, в царском одеянии, с короной на голове. А прадед был одет в выцветшую рубашку навыпуск и штаны, заправленные в длинные шерстяные носки.
- Вот и молодец! – Похвалил девяностолетний дед. – Выучил молитву?
- Выучил! – Набрав воздуха, отвечал Санька. – Рождество твое, Христе боже наш. Воссия мирови свет разума… - Хотя он не до конца понимал все эти «мирови», «учахуся» и «волхвыжи», но запомнил все, что говорила нараспев бабушка под согласное кивание деда, слово в слово.
Рождество… Светлый, радостный праздник, продолжение Нового Года. Зимние каникулы, солнце и скрипучий снег, горка, санки, снежки, кинотеатр с фильмами-сказками, много конфет, книги, лыжи, невыносимо медленно сохнущие на печке пальто, валенки и варежки, хоккей до темноты, приезжий кукольный театр в Доме культуры – в этом пестром ковре детских воспоминаний рождество занимало особое место.
Ночь перед рождеством для Саньки всегда казалась волшебной. Его и старшего брата отпускали ночевать к бабушке с дедушкой. Вместе с их дядьками и тетками, которые были старше их всего на 5-10 лет, получалась интересная компания. Племянники обращались к старшим просто по имени и держались на равных. Укладывались спать рано - в сочельник есть все равно не давали. Дядьки пугали младших рассказами о нечистой силе. Санька замирал от ужаса, бегал в темную горницу, освещенную лампадой, креститься на знакомую икону и возвращался под хохот остальных.
Бабушка выговаривала им, они затихали, а через некоторое время все повторялось заново. Санька с широко открытыми глазами и ртом слушал про то, что на подловке живет домовой, в котух к козам шастает ведьма сосать вымя, старик Овилыч хватает маленьких детей, сажает в яму и кормит их камнями, по ночам в небе можно увидеть летучего змея. Дедушка вставал со своей постели и грозно усмирял их: «Эт вы че-ит, вы ет, вы ет тах то, а?!Разбушевались,а?! Лучше молитву повторите!» Сморкался в рукав и уходил. Один прадед не возмущался, он ничего не слышал, а только время от времени горестно вздыхал в своем углу.
Дядья принимались экзаменовать племянников, и вскоре дом опять содрогался от смеха.
- Не волхвыжи, а волхвы же! – Потешались они над Санькой, когда он спрашивал, кто такие «волхвыжи». – Ангелы с пастырьми слово словят, волхвы же со звездою путешествуют. Еще скажи – лыжи.
К полуночи успокаивались и один за одним засыпали. Бабушка не ложилась спать вовсе. Стряпала на кухне, двигала заслонкой, подкладывала дров в печь. При этом напевала что-то церковное. Рождественский пост заканчивался. Жарились котлетки, тушилось мясо, томились драченки в сметане, в растопленном масле пропитывались готовые вареники с творогом, пеклись увачи – печенье из пресного теста, пироги с рыбой и рисом, сухофруктами, пирожки с морковкой и яйцами, капустой, картошкой и жареным луком, в противне запекался лапшевник, стыл на окне холодец.
Первый раз славить Христа Санька ходил в очень раннем детстве, года в 3-4. Старшие взяли его с собой ради интереса. Приказали входить в дом первым, снимать шапку, здороваться, во время пения открывать рот широко, как будто тоже поет. Санька очень старался и получил в подарок пряничного коня, которого тут же съел, но запомнил на всю жизнь.
Его всегда удивляла щедрость, с которой хозяева угощали славильщиков. Угощали, по его мнению, в общем, ни за что. Ну, спели песню, рассказали стишок. И на тебе – конфеты, пряники, деньги. Первым давали больше, поэтому вставали в 6 утра и начинали обход вначале соседских домов, а потом – дальних. Хозяева, ждущие гостей, держали калитки открытыми, собак – на привязи. В такой дом можно было заходить, не зная даже, кто живет в нем.
- Мы пришли Христа прославить, а вас с праздничком поздравить! Здравствуйте, хозяин с хозяюшкой! С Рождеством Христовым! – Кричал обыкновенно Санька, первым заходя в прихожую. Иногда какая-нибудь бабушка грустно приговаривала, что осталась одна, что нет уже хозяина в живых. От таких слов у Саньки выступали слезы, но менять раз и на всю жизнь выученное приветствие он не решался.
Перед зимними каникулами учителя напоминали школьникам, что отмечать рождество – пережиток прошлого. Предупреждали, что будут снижать оценку за поведение всем, кого уличат в прославлении Христа. От таких слов становилось стыдно за свою дремучесть и поклонение богу. Но только на 5 минут. Крестик, приколотый к майке английской булавкой, начинал жечь грудь Саньки. Никто не знал о крестике, даже самые близкие друзья. Потом все эти напутствия учителей забывались, когда наступало рождество. Дети и взрослые, старые и малые становились родными друг другу. Всех связывала невидимая, но крепкая нить, берущая начало в прошедших веках и сохранившаяся до настоящего времени, имя которой - Вера.
Когда Санька смотрел фильм «Ночь перед рождеством», то удивлялся тому, как все происходящее на экране похоже и узнаваемо. Но больше всего он поражался сцене в церкви, где хором пели «Рождество твое» - слово в слово, что знал он! И отец его друга то же самое подпевал, когда Санька был у них в гостях и смотрел этот фильм по телевизору. Волшебная музыка завораживала. Вот черт с колдуньей крадут с неба звезды и месяц, вот галушки купаются в миске со сметаной и летят в рот колдуну. Вот помянули новопреставленного раба божьего Вакулу, вот запел церковный хор. И тут подвыпивший дядя Семен затянул: - Тебе кланяемся, солнце правды, и тебя видим с высоты востока. Господи, слава тебе! – Друзья с улыбкой переглянулись. - Он тоже знает, он так же, как и все, верит в бога. – Думал про себя Санька с какой-то непонятной гордостью.
Однажды Саньке и его друзьям довелось славить у учительницы. Напрасно он с гневом и страхом в голосе пытался удержать компанию от необдуманного шага: - Вы что?! Там же училка живет! Вы что?! – Все равно зашли. Санька прятался за чужими спинами, ожидая, что пол разверзнется или ударит молния. Нет, все обошлось. Учительница сама присоединилась к славильщикам да еще позвала своих дочерей-погодков. Они пели божественно красиво, на два голоса, при этом крестились на икону. Чудеса!
Иконы в домах были самые разнообразные по размеру и убранству. Если в прихожей висела икона, то славили прямо при входе. Но чаще всего хозяева приглашали в горницу, пускали туда в валенках, за которыми тянулись мокрые следы. В красном углу висели одна или несколько икон, освещаемые лампадкой. Электрический свет обычно не включался. Язычок пламени освещал лики святых, апостолов, деву Марию с младенцем, Крестителя. Если подходили слишком близко, то при пении пламя дрожало. Иногда икона стояла на столе, подпертая книгами, а рядом горела свеча. Видимо, хозяева держали икону в укромном месте и доставали ее на свет божий в великие праздники.
Угощение обычно состояло из дешевых карамелек и печенья, мелких монеток по 5, 10, 15 или 20 копеек. Печенье, которое дарили старые бабушки, всегда было очень жесткое и пахло ими же. Такое печенье, а также большие круглые шарики-карамельки разгрызались и съедались в самую последнюю очередь. Перепадали и шоколадные конфеты, большая часть которых тут же исчезала во ртах. Близкие родственники дарили по полтиннику. Больше всего Санька любил ходить славить к своей крестной, хоть и жила она далеко, на самой окраине городка. Крестная нахваливала его, целовала в макушку несколько раз, задаривала конфетами и давала юбилейный рубль.
Санька прибежал домой и, не раздеваясь, стал вытаскивать из карманов на стол гостинцы. На шум слетелись младшая сестра с братиком, которому не исполнилось еще и трех лет. Они залезли на табуретки и принялись рассматривать добро. Старший брат щедро разрешил им брать все, что понравится. Затем также на стол вытряхнул из валенка деньги, куда складывал их для надежной сохранности. Набралось три с лишним рубля. У маленького братика давно болело ухо, из него постоянно торчала вата. Санька собрал со стола деньги, сунул их в карман и побежал в универмаг. Стал рассматривать игрушечные машины. Самосвал стоил рубль с лишним, а подъемный кран около двух рублей. Подумав, Санька купил самосвал и через пять минут примчался обратно домой. Сколько было радости маленькому братику! Но подъемный кран с двигающейся стрелой, поднимающимся на прочной нити крюком не выходил у Саньки из ума. Он решительно встал с пола, где они втроем организовали игрушечную стройку, оделся и опять убежал в универмаг.
- Останется еще пятьдесят копеек. На кино хватит. – Думал на бегу Санька. – Сегодня будет «Морозко», завтра - «Старик Хоттабыч», послезавтра - «Марья-искусница»…