Азизулла

 
 
         

   Послышались осторожные шаги. Затем все стихло. Опять зашуршали листья – теперь уже ближе, почти рядом. Назир перестал жевать. "Чужие так не ходят. Явно кто-то из местных, но кто? Кто-то из  наших?"

   Подтянул за ремень гранатомет, на всякий случай, направив его на успокоившиеся листья. "Будь, что будет, - подумал он, - если что, последней гранатой и ходу. Да поможет мне Аллах". Листья раздвинулись: показалась обросшая, под копной спутанных волос, физиономия.

- Азизулла, - прошептал Назир, - откуда тебя Аллах принес?.

С этим, не в меру разговорчивым, растолстевшим дехканином, он не был особенно дружен. Ему нравились люди другого, более сдержанного, спокойного нрава.А этот –так, балаболка. Хуже женщины. Ему и доставалось в отряде за это больше всех. Вечно чем-то недовольный, ноющий, он постоянно получал тычки от своих земляков.

   Но, как говорится, общая беда сближает и таких людей.

   Азизулла сразу же запричитал: "Ох, Назир, еле унес ноги. Там так стреляют, так стреляют", - пожаловался он, присаживаясь.

  - А ты сам хоть стрелял? – спросил Назир, откусывая лепешку. Он давно подозревал, что только страх держит  Азизуллу  в отряде. За все время, пока он находился здесь, в отряде, им не было подбито ни одной машины.

 Назир сомневался,убил ли он вообще хоть одного «неверного». А еще называет себя гордо борцом за ислам. Но сейчас, когда Назир остался один, он был рад ему, как старому знакомому.

- Больше никого из наших не видел? – спросил он, пропустив мимо ушей, какое-то лепетанье  на счет того, что «неверные» открыли такой ураганный огонь из пушек и пулеметов, что нельзя было поднять голову из-за дувала.

   "А ты и не пытался ее поднять, свою бестолковую голову" –заключил про себя Назир, выслушав его короткий и сбивчивый рассказ.

 "Когда шел сюда, никого не видел, а там, - он кивнул головой в сторону сада – рядом со мной лежал Савар. Убили его", - уже тише проговорил Азизулла. "Пуля вот сюда попала, - и он показал пальцем на грязный кадык.

   Назир плохо помнил этого новенького. Они пришли вдвоем, принесли два автомата, бронежилеты и какие-то бумаги шурави – было ясно, откуда все это, и их приняли в отряд без лишних разговоров. В тот же вечер, после намаза, по сложившейся уже традиции, поклялись на священной книге Аллаховой – Коране.   Во имя его, Аллаха, они клялись убивать активистов, «неверных», оскверняющих их жилища, одежду.

   Перед первым выходом на операцию мулла Муртаза прочитал семнадцатую суру из Корана. "…И не ходи по земле горделиво ведь ты не просверлишь землю и не достигнешь гор высотой", - закончил он молитву.

-Будем уходить, - подвел черту Назир.

-Нет, нет, что ты. Лучше дождемся темноты, зайдем в кишлак, раздобудем что-нибудь поесть, а потом в ущелье, к своим.

- Здесь опасно, - возразил ему Назир. – Они могут прочесать сад и виноградник, ты ведь сам знаешь, как они это умеют делать, тогда нам конец! Как хочешь, - сказал, надевая на себя сумку, Назир.

-Я иду один.

-Погоди, - заскулил Азизулла, - я поранил ногу.

"Хитрит, шакал, - промелькнуло в голове Назира, но, взглянув на его ступню, он все понял. От большого пальца – дальше не было видно из-за грязи, облепившей ступню, - нога была рассечена. Где тебя так угораздило? – уже несколько мягче спросил Назир.

-Там, - он кивнул головой, - на стекло напоролся, когда бежал.

  Он посмотрел на сникшего приятеля, на его рубаху, такую же грязную, как и ноги,оторвал полоску от своей, наклонился. Не надо, я сам, сам, - дернулся тот.

-Давай сам, как знаешь.

 Азизулла, что-то бормоча себе под нос, сморщив лицо, осторожно стал заматывать ногу.

-Ну, вот и все. Можно идти.

-А ты сможешь? – спросил Назир, с недоверием глядя, как тот раскорячился. Смогу, смогу, - ты только немного помоги мне. Буду молиться Аллаху за твою доброту.

  "Как же, дождешься от тебя молитв", - подставляя ему плечо, подумал Назир. Сделав шаг, он обернулся:-  Автомат ты кому оставил, Азизулла? Имам узнает, шкуру сдерет за то, что бросил оружие, ниспосланное самим Аллахом.

 - Аллахом, Аллахом, - забурчал, наклоняясь за оружием, Азизулла. Аллах в Пакистане, что ли, поселился?

 - Ты поговори мне еще, нечестивец, оскверняющий святое имя. Вот оставлю тебя здесь молиться во славу Аллаха. Сразу присмиреешь.

   Тот, посапывая, молчал, поправляя автомат за спиной.   Уже осталось позади поле, они перевалили за холм, закрывший от них сад, виноградник. Почти час, как затихли выстрелы.

   Они шли: высокий, стройный Назир, в длинной рубашке и расстегнутом жилете, гранатомет за спиной мало напоминал о том, какая грозная мощь притаилась в нем. Азизулла, прихрамывая, повиснув тяжестью грузного своего тела на Надире, шел, понурив голову, время от времени поправляя сползающий автомат на черной от пота рубашке.

  - О, Аллах всемогущий, - наконец вымолвил Назир, вытирая лоб в бисеринках пота и таща на себе этот курдюк с салом, - ты не заснул там, Азизулла?

 - Как же уснешь здесь, тебе бы только позубоскалить, - пробурчал тот.

 - Послушай, Азиз, - вдруг вспомнил он, - а где твои ботинки? Опять выменял на них еду? – Тот промолчал.

   У  Азизуллы это было больное место,– он любил меняться.

   Если у него появлялась мало-мальски ценная вещь, то можно было с уверенностью сказать, даже биться об заклад, что через три-четыре дня он с ней расстанется. То ли это была его страсть, как у других – тяга к оружию, к верблюдам, то ли сама жизнь заставила сделать его такой выбор.

Семья, как знал Назир, у него была большая. Несмотря на его годы, в общем-то, далеко еще не почтенные,  Азизулла  успел обзавестись кучей детей. А было у него их шестеро – и все девочки. Для афганца дочери-красавицы – целое богатство. Девушки подрастали, и Азиз уже подсчитывал, какой калым он получит за двух старшеньких.

   Декрет правительства о равноправии женщин с мужчинами прямо-таки убил его.Где же это было слыхано,чтоб за невесту давали такую низкую цену – триста афгани? Он в свое время гнул спину, собирая не один урожай, чтобы уплатить двадцать тысяч афгани, которые затребовал отец его невесты Гульпачи.

   И это было еще не так дорого! Сосед Разим так и не смог сбить цену в тридцать пять тысяч, и еще долгих два года собирал деньги. Люди его племени – гордый народ, он не стал занимать недостающую сумму в долг.

   «Триста афгани, триста афгани, - сокрушался он, - и невесту почти задаром, как барана. Пусть поищут других дураков». – Азизулла твердо решил стоять на своем и оказался по-своему прав. Действительно, декрет за номером семь, ограничивающий размер калыма, действовал только на бумаге. По-тихому все решалось, как и прежде. Договаривающиеся стороны ударяли по рукам, и сверху суммы, определенной правительством, пухлой пачкой ложились тысячи незаконных, но разрешенных самим Аллахом, афгани.Солнце оседлало перевал, розовя заснеженную вершину.Огненный ореол вокруг черных очертаний склонов напомнил, что Аллах оставил им совсем немного светлого времени, и скоро, очень скоро набросит на эти горы, равнину, дрожащую в мареве горячего воздуха зеленым ковром, черное бархатное покрывало с крупными, словно вышитыми на нем звездами.